– Вы все это придумали? – спросил Тони, пристально глядя на них.

Они только что покончили с содержимым большой корзинки и отдыхали в тени тополя у ручья, неподалеку от Большого Дома.

Коул не успел ответить, как Тони хрипло добавил:

– Вы просто не хотите, чтобы я узнал о настоящем отце, – он повернулся к Эллисон, в его глазах была боль. – Ты всегда боялась мне о нем рассказывать. Это был плохой человек, которого ты стеснялась, и поэтому вы с Коулом решили придумать для меня какую-то историю?

Она обменялась взглядами с Коулом и перевела глаза на Тони.

– Тони, я никогда не стеснялась твоего отца. Твой дедушка сочинил историю о моем печальном замужестве. Не знаю, правильно он сделал или нет, но и после его смерти я это не отрицала. Мне казалось, что так будет лучше для тебя, пока ты не вырастешь. Я не видела причин переиначивать прошлое, потому что решила, что все позади. Я никогда не рассчитывала снова встретиться с Коулом, поэтому мне казалось, что и для тебя не имеет значения, кто твой отец на самом деле. Тони с отчаянием посмотрел на нее.

– Не имеет значения! Как такое может не иметь значения? Все эти годы я думал, что мой отец умер. Что у меня нет никого, кроме тебя. А оказалось… – Он укоризненно посмотрел на Коула. – Если вы на самом деле мой отец, почему вы появились только сейчас?

– Потому что я и не подозревал о твоем существовании, пока не встретил тебя на берегу, Тони. Поверь, знай я, что ты есть, я бы никогда не позволил ни тебе, ни маме исчезнуть из моей жизни.

С таким же укором в глазах Тони посмотрел и на Эллисон.

– А почему он не знал? Почему ты ему не рассказала обо мне? Почему ты скрывала, что я родился?

Она глубоко вздохнула:

– Тони, я думала, что Коулу это известно. И только, когда мы снова встретились, я узнала, что он не получил ни одного моего письма. Он и не догадывался, что я жду ребенка. Ему сказали, что мы с моим дедушкой внезапно уехали. Он даже не представлял себе, где мы и как со мной связаться. Все это было нагромождением печальных нелепостей, которые дорого нам обошлись.

– Ты всегда мне твердила, что каждый должен думать об ответственности в сексуальной жизни и все такое. А теперь говоришь, что сама… – Он замолчал и проглотил слюну. – Я ничему не верю. Все это очень странно. Получается, я случайно натолкнулся на человека на берегу, а ты говоришь, что он… – Тони затряс головой и вскочил на ноги. – Ты всегда мне врала! Говорила, что мой отец умер, а если он был жив, я должен был его знать! Ты врала мне!

Он кинулся вниз по склону холма, к дороге, ведущей к Большому Дому.

Эллисон тоже вскочила:

– Тони, подожди! Мы…

– Оставь его, – сказал Коул тихо. – Дай ему свыкнуться с тем, что он услышал. Для него это было как гром среди ясного неба.

– Он возненавидит меня! – надтреснутым голосом сказала Эллисон.

– За что?

– За то, что я обманула его! Он не забудет, как часто я ему твердила о том, что надо быть честным, не обманывать, даже если это сыграет против тебя. А теперь он видит, что сама я не жила по этим принципам.

Ее голову словно зажали в тиски и сдавливали все сильнее.

– Я не хотела причинять ему боль. Он был слишком мал. Я старалась показать, как я люблю его. И только поэтому пыталась оградить от неприятностей.

Коул встал и обнял ее.

– Эллисон, он тебя любит. Поверь мне. Но он должен пережить все это. Неужели ты не понимаешь? Хватит ограждать его от внешнего мира. Он заслуживает того, чтобы знать правду. И пусть поступит так, как решит сам. Мы же не должны ему мешать. Его душа сейчас рвется на части. Может быть, ему стоит выплакаться, если ему захочется, или проклясть во весь голос целый свет, если это поможет. – Коул окинул взглядом округу. – Здесь, как ты видишь, можно себе это позволить.

Эллисон тоже огляделась по сторонам.

– А что если он потеряется?

– Не потеряется. Мы слишком близко от дома. Ему нужно время подумать. Помнишь, он сказал тогда в машине, что для него важно не откуда он вышел, а куда идет?

Она кивнула. Молча вытерла слезы, а Коул продолжал мягким голосом:

– Сейчас у него есть шанс испытать себя на прочность. Ведь в сущности для него, как личности, ничего не изменилось. Обнаружились новые существенные обстоятельства, и ему нужно приспособиться к ним. Он с этим справится. Я уверен.

Эллисон присела на корточки и стала собирать то, что осталось от пикника, в корзину.

– Он считает, что его предали.

– Тебя тоже предали. И меня. С высоты сегодняшнего дня я вижу, что все могло сложиться совсем иначе. Ты могла бы мне позвонить, раз я не ответил на первые письма. Я бы мог настоять и выяснить, куда вы с отцом переехали. Но совершенно ясно одно – каждый из нас старался делать то, что считал нужным. Сожалеть о прошлом – пустая трата сил. На данном этапе я хочу, чтобы Тони получил все, что я могу ему дать и на что он никак не рассчитывал. Мне было очень тяжело рассказывать нашу печальную историю, а ему, как видишь, было больно ее слушать, как, впрочем, и тебе. Но это следовало сделать. – Он скатал подстилку, взял корзину и отнес вещи в джип. – Дай ему время. Он вернется. По крайней мере, теперь он знает все как есть.

Обратно они ехали молча, и только у самого Большого Дома Эллисон сказала:

– Пока мы с Тони не приехали сюда, я думала, что с прошлым покончено. Но здесь на меня нахлынуло столько воспоминаний…

– Надеюсь, не только плохих?

– Конечно нет. Но тем не менее болезненных. В душе я давно похоронила ту юную девушку, которая родилась и жила здесь, а теперь вдруг оказалось, что она жива и испытывает те же самые чувства. – Она посмотрела на Коула. – Но я не совсем уверена, что хочу, чтобы эти чувства взяли верх. Я была всем довольна. У меня был Тони, работа, душевный покой. Для меня это важно.

– Ничего из этого я и не собираюсь у тебя отнять. Я просто хочу занять в твоей жизни прочное место. Любое, на которое ты согласишься.

Эллисон взглянула вниз и увидела, что ее руки судорожно сцеплены на коленях. Усилием воли она заставила себя их разжать.

– Посмотрим, – наконец прошептала она, понимая, что того, что сегодня случилось, невозможно было избежать. После того, как Тони узнал правду, их жизнь уже никогда не будет прежней.

В тот вечер Коул допоздна работал в кабинете. Он хотел дать Эллисон время спокойно принять ванну и не пропустить момент, когда вернется Тони. Ранчо большое, мальчик мог сбиться с пути, пойти не в ту сторону. Он отпустил ему еще час на блуждания, решив, что если он за это время не появится, то пойдет его искать.

Эллисон встревожилась, когда Тони не появился к обеду.

Коул убедил ее, что мальчик не мог потеряться, поскольку они ехали к ручью по одной из главных дорог на ранчо. Коул понимал, что Тони вернется, когда почувствует в себе силы выйти на люди.

Прошло еще полчаса, и Коул услышал, как входная дверь тихо открылась и закрылась. Он отложил ручку и вздохнул с облегчением: его расчет оказался верным. Коул тихо вышел в коридор 1 увидел, как Тони на цыпочках подходит к лестнице.

– Ты, наверное, проголодался? – тихо спросил Коул. Тони от неожиданности замер. – Я попросил кухарку оставить тебе еду. Почему бы нам ее не разогреть?

Тони медленно повернулся к Коулу и посмотрел на него покрасневшими глазами. Лицо у него было в грязных потеках, но взгляд – прямой и ясный. Очевидно, Тони пережил серьезную внутреннюю борьбу и нашел для себя решение – в его лице появилась недетская серьезность.

Коул направился в кухню, молясь, чтобы Тони пошел за ним. Он вынул из холодильника тарелку с мясом и поставил ее в микроволновую печь. Не оглядываясь, спросил как можно будничное:

– Что будешь пить?

И с облегчением услышал ответ:

– Если есть, молоко.

Налив молока, вынув разогретую еду, Коул пошарил в буфете и нашел кекс. Он разрезал его пополам и разложил на две тарелки. Когда он подошел к столу, Тони был поглощен едой. Коул налил и себе молока, взял вилку и сел напротив.

Он не спеша ел кекс и ждал. Тони быстро опустошил тарелку, жадно проглотил кекс, но при этом не обнаруживал признаков сытости. Коул тайком улыбнулся, вспомнив, какой у него был аппетит в этом возрасте.

– Я, наверное, должен извиниться за то, что убежал, – мрачно сказал Тони.

– Твоя мама очень волновалась, когда ты не пришел к обеду. Она сказала, что ты никогда не упускаешь случая поесть.

Тони ухмыльнулся и, наконец, посмотрел Коулу прямо в глаза.

– Она права.

– Неудивительно. Ты быстро растешь и вообще уже почти взрослый.

– Еще бы. У вас, наверное, был шок, когда вы узнали, что я ваш сын. Да?

Значит, мальчик думал и о чувствах других, а не только о собственных. Хороший признак.

– Да, я пережил настоящий шок.

– Я помню, как мы встретились в тот день на берегу. А как вы меня узнали?

Коул улыбнулся, вспомнив, как он тогда был ошарашен.

– Ты очень похож на Коди, когда ему было четырнадцать. Мне показалось, что я вижу его.

Тони кивнул, глядя в тарелку.

– Мама обычно говорила мне, что я очень похож на отца. А мне кажется, на вас я не очень похож.

– Неужели? Тогда в тебе больше семейных черт.

– Вы пригласили нас сюда потому, что я ваш сын?

– Частично да, – согласился Коул. – Мне хотелось поближе познакомиться с тобой. И побыть рядом с твоей мамой.

Тони кивнул и отвел глаза.

– Да, я об этом догадался.

– Твоей маме, не по своей вине, пришлось многое пережить.

– Я знаю.

– Ты, наверное, не удивишься, если я скажу, что очень люблю твою маму. И всегда ее любил. Потерять ее было для меня страшным ударом. Тем более это случилось, когда я и так был почти раздавлен целой цепью несчастий. Наверное, поэтому я тогда ничего не предпринял, чтобы найти ее. Я думал, она сама решила порвать со мной и уехать. Ведь я не получил от нее ни единого письма. Мне ничего не оставалось, как смириться с ее потерей. – Коул отхлебнул молока. – Теперь же, когда я знаю правду, я хочу все исправить. Если она позволит, я бы хотел облегчить ей жизнь.

Тони кивнул, понимая, что Коул имеет в виду, но добавил:

– Но моя мама очень независимая. Коул обратил внимание на то, что они говорят, как мужчина с мужчиной. Ему это понравилось.

– Да, я знаю.

– Мне кажется, она считает, что сама должна со всем справляться.

– Я об этом догадываюсь. Тони расправил плечи.

– Дело в том, что я всегда чувствовал себя виноватым от того, что она ради меня много работает.

– Ну и напрасно. Мама тебя очень любит. Как раз сегодня она говорила мне, что не представляет своей жизни без тебя. Без тебя она была бы совершенно одинока.

Тони немного помолчал и улыбнулся:

– Я был для нее другом.

– Ты был для нее семьей. А семья для Эллисон – все. Так же, как и для меня.

Тони долго изучающе смотрел на него и, наконец, решился спросить:

– А вы не собираетесь на ней жениться?

– Этого я хочу больше всего на свете.

– Вы ей говорили об этом?

– И не раз, но она пока не готова дать ответ.

– А если вы поженитесь, мы будем жить здесь, на ранчо?

– Видимо, мы будем делить время между ранчо и Остином, где находится мой офис.

Тони оглядел кухню, в которой, наряду с современной техникой, сохранилось много старинной утвари.

– Эти места уже давно принадлежат семье, правда?

– Да, правда.

– Я бы хотел побольше узнать о ранчо.

– Твой дядя Кэмерон может рассказать все, что может тебе быть интересно.

– А вашим братьям обо мне известно?

– Да.

– И они нормально к этому относятся? Коул улыбнулся:

– Они в восторге. Тони улыбнулся в ответ.

– Знаете, я впервые почувствовал себя частью большой семьи. Ведь у нас с мамой никого не было.

В горле Коула застрял комок, и ему пришлось прокашляться.

– Я рад, сынок. Поверь, очень рад.

Эллисон, стоя у окна своей комнаты, наблюдала за тем, что происходит возле конюшни. Солнце взошло совсем недавно, а Коул и Тони уже готовы были выехать.

За две недели их жизни на ранчо Тони и Коул были неразлучны. Тони неосознанно копировал движения Коула, его походку, даже манеру держаться в седле.

У нее защемило сердце. Ее сын на глазах превращается в настоящего Коллоуэя и больше в ней не нуждается. Неужели все эти годы он тайно жаждал, чтобы рядом был мужчина?

Если так, он умело скрывал это от нее, смирившись с тем, что есть.

Коул сдержал слово и больше ни разу не заходил к ней в комнату и не появлялся в ванной, если она была там. При встречах он был дружелюбен и ровен, но это случалось так редко, поскольку большую часть времени они с Тони проводили за пределами Большого Дома. Каждый вечер Эллисон слушала восторженные рассказы Тони о том, как они провели день. Почти каждая его фраза начиналась словами: «Коул говорит, Коул считает, Коул думает…» Эллисон стискивала зубы, чтобы не высказаться по этому поводу.

В конце концов, что она могла поделать?

Она знала, что Коул хочет сблизиться со своим сыном, и она же сказала Коулу, чтобы он оставил ее в покое.

Что ж, теперь у нее есть представление, как сложится ее жизнь, если она примет предложение о замужестве. Он получит сына, а она окажется где-то на задворках их жизни.

Эллисон отвернулась от окна. Этого она не могла допустить. Теперь уже нет. Если бы она вышла замуж за Коула пятнадцать лет назад, сразу после школы, возможно, ей и самой хотелось бы больше быть дома.

Но прошедшие годы превратили ее в самостоятельную женщину, которая привыкла полагаться во всем только на себя. Став одной из женщин семьи Коллоуэев, она утратит свою индивидуальность и свободу. Она – Эллисон Альварес, хозяйка галереи в Мейсоне, и она готова вернуться домой к прежней жизни.

Эллисон была в гостиной, когда Тони и Коул вошли в дом с черного хода. Взглянув на часы, она поняла, что они решили поесть дома. Отложив в сторону журнал, который она листала, Эллисон вышла в коридор.

– Привет, – сказала она и прислонилась к косяку.

– О, привет, мам! Ты обязательно должна пойти с нами. Мы нашли детенышей армадилов.

Коул подошел к ней:

– Я заглянул утром в твою комнату пригласить тебя вместе с нами, но ты так крепко спала, что я не решился тебя будить.

Когда он подходил так близко, ее мысли путались. В голову лезли сцены – вот они с Коулом голые в ванной, Коул склоняется над ней, Коул…

Она выпрямилась и, отойдя немного в сторону, сказала Тони:

– Сегодня утром я позвонила Сьюзан и сказала, что вечером мы будем дома.

– Но, мам…

– Эллисон, я думал…

Оба – и Коул и Тони – замолчали, переглянулись и посмотрели на нее. Коул опомнился первым.

– Извини, я забыл о твоем магазине. Ты, наверное, скучаешь по работе, не так ли?

– Да.

– Но, мам, Коул обещал…

– Тони, я помню о своем обещании. Но я, видимо, потерял счет дням. И если твоей маме надо вернуться на работу, значит, придется изменить наши планы.

Эллисон посмотрела ему прямо в глаза.

– Я уверена, у тебя тоже есть масса неотложных дел. Коул кивнул.

– Это так. Хотя многое я могу решать и по телефону.

Тони понурился.

– Я, наверное, эгоист. Думал, отец будет заниматься только мной одним.

Голос у Тони был такой несчастный, что сердце Эллисон не выдержало. Она вдруг поняла, как ей надо поступить.

– Если Коул не против, я не вижу причин, почему бы тебе не провести с ним на ранчо все лето. Вам обоим здесь есть чем заняться.

Две пары глаз недоверчиво вперились в нее. Темные глаза Тони сверкали от счастья.

– Неужели правда?

– Если Коул не возражает. Зелено-голубые глаза Коула тоже сияли.

– Если ты так хочешь, – сказал он.

– Мои желания здесь ни при чем. Я просто вижу, что Тони еще не хочется возвращаться домой, а мне пора. Так что предлагаю вариант.

– Мне бы очень хотелось остаться, если ты, отец, разрешишь, – повернулся он к Коулу Коул пристально смотрел на Эллисон.

– Дай мне подумать, Тони. Я хочу обсудить этот вопрос с твоей мамой.

Тони понял, что между взрослыми что-то происходит – Да, конечно. Без проблем, – сказал он нарочито равнодушно и убежал по лестнице к себе.

– В чем дело? – спросил Коул, как только они остались одни. Он потянулся, чтобы погладить ее по лицу, но отдернул руку.

– Ни в чем. Не могу же я заставить Сьюзан работать вместо себя и переложить на нее всю ответственность.

– Ты уверена, что хочешь оставить Тони со мной?

Она вскинула голову – Это твой сын. Он – Коллоуэй. И должен прочувствовать, что это значит – Ты на меня сердишься?

– За что я должна сердиться?

– Ну, я слишком много времени провожу с ним в эти две недели.

– А разве не это была цель нашего приезда?

– Мне хотелось побыть и с тобой. Но сколько я тебя ни приглашал с нами, ты всегда под каким-нибудь предлогом отказывалась. Вот я и подумал, что тебе с нами не интересно.

– Я считала, что вам лучше общаться без меня.

– Эллисон От его нежного голоса у нее по спине побежали мурашки. Она поняла, что стоит ему хоть немного приблизиться, она себя выдаст.

– Если тебе не трудно, ты не мог бы отвезти меня домой? – сказала она, направляясь к лестнице. – Я была бы тебе за это очень признательна.

– Эллисон, нам надо поговорить.

Она обернулась – О чем?

– О нас с тобой.

– «Нас» не существует, Коул. То, что было нами, кончилось пятнадцать лет назад. Мы теперь два разных человека, и у каждого – своя жизнь. Но я рада, что Тони проведет с тобой лето. Я понимаю, как это важно для вас обоих.

– Я надеялся, что ты и я сможем. Она не дала ему закончить.

– Нет, я не могу снова стать твоей девушкой, Коул. А кроме того, моя нынешняя жизнь меня вполне устраивает – Но тебе же известно, что я не собираюсь заставлять тебя бросить работу Я много времени провожу в Остине. Мы могли бы там купить тебе галерею, а заодно подыскать жилье побольше, чем мое. Чтобы у тебя и дома была своя студия. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Эллисон.

– Тогда отвези меня домой.

Что он мог на это ответить?

Коул заставил себя кивнуть и отвернулся, когда она пошла вверх по лестнице Он до боли любил ее. Уединившись в кабинете, Коул невидящим взглядом смотрел на пустой стол Он отказывался верить в то, что Эллисон не хочет выйти за него замуж Закрыв глаза, он откинулся на спинку кресла. Умом он понимал, что она бежит, потому что боится. Боится потерять свою самостоятельность, боится снова ошибиться. Но от этого ему было не легче. Неужели она думает, что ему чужды ее переживания? Разве кто-нибудь способен ее понять лучше, чем он? Хотя бы по той простой причине, что он чувствует то же, что и она?

Ему придется отпустить ее Но самое трудное – сделать это.