Роберт уже не спал и задумчиво глядел в каменный потолок, когда дверь камеры отворилась. Он не потрудился посмотреть в сторону новых визитеров, мысли и душу занимала Имоджин. Роберт даже не сразу понял, когда гвардейцы сказали, что его ведут в личные покои короля.

Они сняли цепи с его рук и ног, и один из них коротко приказал встать.

Роберт неловко встал, с трудом выпрямил спину. Гвардеец швырнул в его сторону одежду, и он на лету поймал ее. Медленно одеваясь, Роберт слегка улыбался, несмотря на тревогу. Очень уж нелепая была ситуация.

– Пять гвардейцев? – спросил он, подняв брови. – Вильгельму не стоило беспокоиться. Неужели он думает, что я могу причинить ему какой-то вред, безоружный и полуголодный? – Он надел сапоги, подвигал плечами. – Полагаю, это должно мне льстить, он считает меня достаточно сильным, чтобы представлять серьезную угрозу.

Во всяком случае, ночью, обнимая Имоджин, он нашел в себе запасы сил, хотелось засмеяться, но эти люди могут его не понять, а Роберт по опыту знал, что нет ничего опаснее, чем вооруженные люди, не воспринимающие смех.

Роберт безразлично отнесся к тому, что на него надели наручники и вывели из темницы, и только когда дошли до королевских покоев, он отвлекся от воспоминаний о минувшей ночи и подумал о том, что происходит.

Ситуация была более чем странная. Обычно приговоренным к смерти не дают возможности встретиться с королем. Вильгельм склонен держать свою королевскую особу подальше от кровопролития. Однако Роберт не сомневался, что этот визит означает всего лишь отсрочку, а не отмену приговора.

Он задумчиво прищурился. Роберт никогда особенно не боялся смерти, он был рыцарем по найму, сам нес смерть и знал, что со временем и его она настигнет. Никому не дана вечная жизнь, а жизнь рыцаря зачастую коротка до жестокости. С этим он давно смирился, но сейчас почувствовал, что впервые при мысли о смерти покрылся холодным потом.

Его страх имел имя: Имоджин.

Она придала его жизни ценность, какой не было раньше. Ему было ненавистно оставлять ее без защиты в этом опасном мире, и почти непереносимым стало желание получить еще немного времени, чтобы обнять ее.

Надо было освободиться от нездоровых дум; отдаваясь страху, он ничего не добьется, этот страх может вообще парализовать его, и он ничего не сможет сделать для Имоджин. Он глубоко вздохнул и в окружении королевских гвардейцев вошел в покои Вильгельма.

Роберт не поклонился королю, стоявшему у окна, в то время как гвардейцы энергично исполнили ритуал. Он стоял пассивно, только наручники звякнули, когда он скрестил руки на груди.

Казалось, король не заметил его дерзости. Он вообще едва обратил внимание на то, что кто-то нарушил его уединение. Вильгельм с убитым видом смотрел в окно, и Роберту даже издали были видны покрасневшие глаза и трясущиеся руки.

– Оставьте нас, – не оборачиваясь сказал Вильгельм хриплым от вина голосом. Гвардейцы быстро поклонились и, пятясь, вышли из комнаты.

«Мне бы хоть половину их везения», – подумал Роберт, растирая затекшие руки и морщась от боли.

Через некоторое время Вильгельм отвернулся от окна и сел в ближайшее кресло. Роберт помедлил, но решил, что в его странном положении храбрость решает все, и сел в кресло напротив.

Роберт едва подавил стон наслаждения, когда вытянулся в кресле. Утомленные мышцы начали расслабляться и приходить в нормальное состояние. Когда боль стала утихать, Роберт почувствовал неловкость, – как отреагирует Вильгельм на то, что он сидит в его присутствии? Но тот и глазом не моргнул.

Роберту не нравилось странное поведение короля, и он в душе подбодрил себя.

– Твоя жена – необычная девчонка, – вдруг сказал Вильгельм.

– Можно сказать и так, – ответил Роберт, стараясь сохранять спокойствие. Если король посмеет каким-то образом угрожать Имоджин, он убьет его голыми руками.

– По-моему, я это уже сказал, – выпалил Вильгельм. – Совершенно необычная. Не припомню, чтобы кто-нибудь в лицо назвал меня глупцом.

Роберт моргнул; он лихорадочно придумывал смягчающие обстоятельства для объяснения недипломатичного высказывания Имоджин, обещая себе, что при возможности непременно поговорит с женой о том, как вести себя, затевая игры с королем.

– У нее в последнее время было много переживаний, и…

Вильгельм кивнул и отмахнулся от его оправданий.

– Да-да. – Он сморщился от боли, потому что после каждого движения голова отзывалась пульсацией. Роберт напружинился, ожидая следующего хода, но Вильгельм сосредоточенно смотрел в пол, как будто старался найти там спасительный ответ. Роберте опаской чувствовал, как истончается его терпение.

Нужно было положить этому конец.

– Какого черта, что здесь происходит? – нагло спросил он.

Тень улыбки скользнула по лицу Вильгельма, он посмотрел Роберту в глаза, потом злобно сдвинул брови.

– Поистине блестящий вопрос. – Он вздохнул, трясущейся рукой провел по лицу и устало продолжил: – Насколько я понял, и ты, и я были вовлечены в гадкую семейную ссору. Кажется, мы с тобой не больше чем мелкие актеры в большой драме. – В голосе Вильгельма звучали горечь и раздумье, в глазах появилась трезвая злость. Наконец он в упор спросил: – Ведь ты не убийца?

Роберт криво усмехнулся.

– Можно подумать, вас это огорчает.

Вильгельм резко встал и начал расхаживать по комнате.

– Да, будь я проклят, я бы предпочел, чтобы ты был убийцей. Если бы ты оказался продажной собакой, как мне говорили, тебя бы сегодня казнили, и я бы навсегда от тебя избавился. По крайней мере мой мир стал бы не таким противным. Я всегда мечтал увидеть, как твоя наглая рожа будет болтаться в петле.

– Благодарю вас, – пробормотал Роберт.

Вильгельм не заметил, что его прервали, и продолжил:

– Я тебя никогда не любил. Ты самодовольный, чванливый, никого не уважаешь. Ты оскорблял меня одним фактом своего существования. Ты смел вести себя покровительственно даже в моем присутствии, черт возьми, как будто я не король, а какой-то оруженосец. – Он круто повернулся и пронзил Роберта взглядом: – Но ты не собирался меня убивать?

Роберт сделал вид, что задумался, он впервые осмелился поверить, что для него существует завтра.

– Нет, – ответил он, не скрывая усмешки.

Вильгельм осторожно повернул голову и снова стал смотреть в окно.

– Я свалял дурака, – тихо и презрительно сказал он. – Каким-то образом ухитрился поддаться злобной иллюзии. – Ему не требовалось ответа, он был слишком поглощен печальным открытием, о котором Роберт понятия не имел.

Вдруг он круто повернулся, все видимые признаки горя исчезли.

– Так что ты знаешь о прошлом леди Имоджин?

Роберт был не готов к резкой смене темы разговора.

Он пожал плечами.

– Очень немного. Она скрывала его, как талисман, боясь навлечь новые беды. Однако я знаю, что брат держал ее как в тюрьме, этот ублюдок ее запугивал и мучил.

В то же время он каким-то образом привязал ее к себе, так что я, кажется, не в состоянии распутать узлы – пока. – Роберт посмотрел на свои стиснутые кулаки.

– Короче, я знаю столько, что если вы хоть на несколько минут оставите меня наедине с вашим драгоценным Придворным Ангелом, я отошлю его прямиком к дьяволу.

Вильгельм мрачно улыбнулся:

– Заманчиво.

Роберт вопросительно поднял брови, и Вильгельм приветливо встретил его взгляд.

– Скажем, Роджер стал представлять некое неудобство. Надеюсь, ваша жена будет и дальше хранить в тайне то, что касается ее брата. Чтобы мир не узнал о моей дурацкой роли в этой драме.

Роберт должен был довольствоваться этим, Вильгельм явно не собирался продолжать. Детали и не нужны, раз король сказал, что снимает с них угрозу смерти.

Когда прошел первый момент ликования, Роберт почувствовал смутную тревогу. Он был слишком осторожен, чтобы верить тому, чего не понимал, а инстинкт предупреждал, что все не может быть так просто.

– Итак, куда вы нас отправляете, меня и Имоджин? – Роберт напрягся в ожидании ответа.

Вильгельм пожал плечами.

– Как можно дальше от меня, – кратко ответил он.

Роберт засмеялся.

– Нельзя ли получить приказ в письменном виде? – спросил он, не давая ликованию заслонить детали.

– Если это цена твоего отъезда, я сделаю это сейчас же. – Он подошел к двери и кликнул секретаря. Бедняга прибежал и быстро нацарапал официальное разрешение короля на выезд Роберта и Имоджин в Шедоусенд.

Роберт медленно поднялся, поморщившись от боли.

– Я позволю себе попросить у вас еще немного гостеприимства. Полдня на отдых. – Он оглядел чужую одежду на себе. – И ванну.

Вильгельм хмыкнул, подогревая в ложке воск для печати.

– Что ж, полагаю, я обязан вернуть леди Имоджин отдохнувшего мужа. Она упадет в обморок, если ты заявишься к ней в таком виде. – Он с отвращением окинул взглядом Роберта.

– Она сделана из более крепкого материала, – загадочно пробормотал Роберт, принимая из рук Вильгельма бумагу.

Роберт поклонился и собрался уходить, но Вильгельм его остановил и взял со стола маленькое колечко.

– Отдай своей жене. – Вильгельм пристально смотрел на простой ободок. – И скажи ей, что правосудие свершится.

Роберт молча взял необычно теплое кольцо и пошел к двери, торопясь принести Имоджин известие о свободе. Когда он открывал дверь, до него донеслось бормотание:

– Все-таки я никогда тебя не любил.

– Не волнуйтесь, ваше величество, я тоже не был от вас в восторге, – через плечо бросил Роберт.

Смех Вильгельма преследовал его всю дорогу через зал, который Роберт покидал свободным человеком.

– Роберт, если ты не перестанешь бубнить, я вылезу из кровати и убью тебя, – сквозь зубы сказал Гарет. – Хотя мысль покинуть кровать кажется мне извращением.

– Ты никогда не был ранней пташкой, верно? – добродушно сказал Роберт, влезая в медную ванну, которую слуги принесли в комнату Мэтью и Гарета. Он был счастлив, оттого что жив. Ему не терпелось увидеться с Имоджин, но он хотел, чтобы на нем не оставалось и следа пребывания в темнице. Начинался новый период их жизни, и на этот раз он все сделает правильно. Он поскорее плюхнулся в ванну, не желая терять времени вдали от Имоджин.

– Какой ты наблюдательный, – ехидно сказал Гарет. – Я действительно не люблю утро, особенно когда от ночи его отделяет несколько минут сна. И у меня пропадает чувство юмора, когда я вижу отвратительно счастливого человека, который спрашивает, нельзя ли ему принять ванну и не одолжу ли я ему одежду, чтобы он мог пойти к своей жене. – Гарет зевнул и натянул одеяло до подбородка. – Надо сказать, я проявил бесподобную терпимость, что не задушил тебя.

Роберт хохотнул и со счастливым стоном стал намыливаться.

– Скажи спасибо, что я не оторвал тебе голову за то, что ты притащил Имоджин в крепость, а потом еще и в темницу, – сказал Роберт, с восторгом взбивая пену. – Я оставил тебя охранять ее.

– Ну извини. Я знал, что ты будешь недоволен, но в то время больше боялся ее, чем тебя. С тех пор как ты уехал, эта женщина превратилась в истинную мегеру. – Он театрально задрожал. – Хорошо еще у них хватило ума приковать тебя к стене. Ее оставили на свободе, чтобы запугивала честной народ, а я человек простой, и, признаюсь, она застращала меня до чертиков.

– Мудрый человек.

– Я тоже так думаю, – скромно ответил Гарет.

– Пощадите меня, – вяло сказал Мэтью, не отрывая глаз от меча Роберта, который он затачивал.

Роберт только засмеялся и нырнул в воду, смывая остатки мыльной пены. Закончив, он встал, привычно обмотал бедра полотенцем и глубоко вздохнул.

– Господи, как хорошо. Я снова почувствовал себя человеком, это совершенно новое ощущение после долгого заточения в звериной клетке.

Гарет открыл один глаз и оценивающе посмотрел на пожелтевшие синяки и исхудавшее тело.

– Мне плевать, как ты себя чувствуешь, ноты похож на голодающего. – Он закрыл глаз и повернулся на спину, – Ты совершил подвиг, когда съел просто неприличную гору еды. А меня заставил смотреть.

– Ну так ты лучше отвернись, потому что я намерен съесть еще больше до исхода дня. Воспользуюсь в полной мере вынужденным гостеприимством короля после куда менее гостеприимной тюрьмы. – Он улыбнулся. – Ты становишься привередливым, старик.

– Старик? – Гарет открыл глаза. – Я моложе тебя.

– Всего на двенадцать месяцев, – парировал Роберт и стал искать одежду. – Как вижу, толика хорошей еды и разнеженная жизнь сведут разницу на нет.

– На твоем месте, мальчик, я бы не слишком рассчитывал на изнеженную жизнь. – В угрюмом лице Мэтью Роберту почудилась безысходность.

– Почему? Кажется, хватит с меня тяжелой жизни?

– Может быть, и так, но ты проглядел одну маленькую деталь. – Роберт насторожился. Мэтью смотрел на лезвие меча, сверкавшее под утренним солнцем. – Ты, кажется, забыл, что ее брат все еще околачивается поблизости и не сошел со сцены.

Роберт облегченно засмеялся, взял синюю тунику и натянул на себя.

– Ты ошибся, старик. Я ни на секунду не забываю об этом негодяе. С радостью жду, когда отправлю его в ад с головой под мышкой, но это не относится к трудностям жизни, это будет чистейшее удовольствие.

– Помощь понадобится? – буднично спросил Гарет.

– Нет, это удовольствие я оставляю себе одному. Я доберусь до сукина сына и выпущу из него кишки.

– Красочная картина, – одобрил Гарет.

– Мне нравится, – скромно ответил Роберт.

– Как мальчишки, играющие в войну, – с отвращением сказал Мэтью и поставил меч в угол.

– Тебе не нравится? Я думаю, он этого заслуживает. – Роберт помолчал.

– Вопрос не в том, заслуживает или нет, – проворчал Мэтью, теряя терпение. – Я спрашиваю, почему он до сих пор жив, почему не наступила обещанная мучительная смерть? По-моему, ты недооцениваешь врага, а это роковая ошибка, знаю по опыту. Думаешь, он сидит и ждет, когда ты придешь и разыграешь показательную казнь? Знаю я этих подонков. Пока мы болтаем, он строит планы.

Роберт покачал головой.

– Что бы он ни планировал, я его планы разобью. Он больше не будет играть с запуганными сиротами, а в данный моменту меня на первом месте эта самая сирота. Роджер подождет своей очереди, а когда время придет, его соперником выступит не девочка, а взрослый мужчина.

– Я всего лишь говорю, как это вижу, – со спокойной убежденностью сказал Мэтью, и Роберт на мгновение заколебался.

– Знаешь, временами ты похож на старуху, – сказал Гарет и опять зевнул.

– Лучше быть живой старухой, чем мертвым героем.

– Играйте тихо, ребятишки, – с легкой улыбкой сказал Роберт, наслаждаясь привычной сценой ссоры приятелей. Он признавался, что соскучился по ним.

Роберт сел на кровать и натянул сапоги Гарета, которые нашел возле очага. Потопал ногами, жизнерадостно пропустив ворчание Гарета: «Чувствуй себя как дома».

Роберт встал и раскинул руки.

– Ну, я готов идти к жене и сообщить ей об изгнании. – Он улыбнулся. – У меня даже есть на этот счет бумага с печатью самого короля.

– Катись отсюда, только потише, кое-кому из нас необходимо поспать. – Гарет сердито посмотрел в сияющее лицо Роберта и накрыл голову подушкой.

– А Роджер? – тихо спросил Мэтью.

– Не бойся, я зайду к нему перед отъездом, а пока мне надо к жене. Я должен убедиться, что мы оба живы. – Выходя из комнаты, он обернулся и послал Мэтью счастливую улыбку.

– Дурак, – проворчал Мэтью.

– Не дурак, а влюбленный.

Хорошее настроение Роберта испарилось, когда он увидел, что комната Имоджин пуста. Он мгновенно понял, что случилось что-то ужасное, и холод проник в самую глубину сердца.

Роберт ни секунды не сомневался, что Имоджин грозит смертельная опасность: она была его половинкой, и он чувствовал ее ужас как свой. Рука потянулась к мечу, но он вспомнил, что тот стоит прислоненный к стене, как его поставил Мэтью.

Роберт грозно прищурился и пошел искать Роджера Коулбрука.

Его комнаты тоже оказались пусты. А когда он узнал, что слуг Роджер отпустил с вечера, его сковал непередаваемый страх. Страх заполнил его изнутри так, что было трудно дышать, но Роберт не позволил ему взять над собой верх. Он понимал, как бы ему ни было страшно, Имоджин страшнее.

Она пребывает в смертельной опасности.

Роберт стиснул зубы, представив себе, что за кошмар переживает Имоджин – если жива. Он должен успеть, иначе Роджер ее уничтожит. Роберт заставил себя успокоиться и принялся за поиски жены. Один из часовых на воротах сказал, что, кажется, видел, как двое уезжали на одной лошади, и у него сложилось впечатление, что они поехали на север.

В Шедоусенд.

Логично. Но если он ошибается, будет потеряно драгоценное время, время, которое Имоджин проведет в худшем из своих кошмаров. Роберт пришел к решению, что надо перестать думать. Как только он начинал думать, его охватывал паралич, а этого нельзя допускать, он должен действовать.

Роберт попытался получить аудиенцию у короля. Он целую вечность прождал у его двери, расхаживая и отправляя послания одно за другим. Ответа не было.

Вильгельм уверился в молчании Имоджин и настоял на отъезде Роберта и теперь хотел только одного – чтобы они убрались из замка и из его мыслей. Через три часа ожидания Роберт понял, что королевской помощи не будет. Придется действовать одному.

Как ни странно, его это устраивало. Роберт мрачно хмурился, возвращаясь к Гарету и Мэтью и мысленно готовясь к самой важной охоте в своей жизни.

Войдя в комнату, он нашел свой меч и застегнул его на бедрах, приветствуя знакомую холодную тяжесть.

Гарет сидел на кровати и лениво бросал кости; он удивленно посмотрел, как Роберт вставляет меч в ножны и поправляет ремень.

– Воссоединение семьи пошло не по плану?

– Не было воссоединения, – без выражения сказал Роберт, взял кинжал и сунул за обруч на рукаве. – Роджер увез ее из крепости. Кажется, он держит путь в Шедоусенд.

Не было нужды добавлять, что Роберт собирается последовать за ним.

– Что… Как?! – завопил Гарет и вскочил, не заметив, что опрокинул стул.

– Должно быть, он поджидал ее в комнате, когда она утром вернулась. Часовой на воротах сказал, что видел их за час до рассвета. – Роберт скрипнул зубами. – По его наблюдению, леди выглядела слегка расстроенной. Слегка расстроенной! И он дал им уехать?

– Сколько после этого у него осталось зубов?

– Я оставил ему его зубы. Я разбил ему нос. Когда он в следующий раз увидит расстроенную леди, гарантирую, он начнет задавать вопросы.

Гарета посетила ужасная мысль, и он шумно сглотнул.

– Может быть, ночью Имоджин сказала тебе что-то важное? – напрямик спросил он.

– Не вижу, какое это имеет отношение к делу, – прорычал Роберт, стараясь не вспоминать о счастье, которое он нашел этой ночью. Сейчас не время.

– Черт! Значит, не сказала. Если бы сказала, ты бы понял, о чем я говорю. – Гарет перевел дыхание. – Роберт, Имоджин беременна.

Потрясенный, Роберт замер.

– Как… – начал он, стараясь привести мысли в порядок.

– Думаю, обычным способом, – развеселился Гарет. Роберт вдруг сгорбился и осел на кровать. Голова отказывалась рассуждать здраво.

– Я тебе не говорил, чтобы не сделать хуже. – Гарет положил руку Роберту на плечо. – Но раз ты за ними гонишься, ты должен быть готов ко всему. – Гарет убрал руку и уставился в пространство; по голосу было понятно, что он обвиняет себя. – Путь до крепости ее очень утомил, хотя она старалась этого не показывать, и… ну, ты знаешь, боролась. Не знаю, сколько страданий может выдержать тело женщины. А теперь еще это… – Гарет беспомощно пожал плечами. – Я просто не знаю.

Роберт спрятал лицо в ладонях, потом поднял голову, встал и с бесстрастным лицом закончил одевание.

– Хочешь, я поеду с тобой? – тихо спросил Гарет.

– Нет! – Роберт неловко покашлял. – Нет, это личное. Я настигну его сам. Я хочу от вас с Мэтью, чтобы вы как можно скорее погнали своих кляч в Шедоусенд. Там соберите людей и готовьтесь к войне.

– К войне?

– Если я за две недели не найду Имоджин, я сам приеду в Шедоусенд, возьму людей и разнесу этот остров в клочья, переверну каждый камень, пока не найду ее, – хмуро сказал Роберт.

– Вильгельму это не понравится.

– Для меня больше не имеет значения, что ему нравится, а что нет.

Гарет кивнул:

– Ну, друг, тогда счастливой тебе охоты.