Я припарковала машину у дома, выключила мотор и взглянула на окно квартиры. Представила, как поднимаюсь по темным ступенькам в пустое жилище, а там не могу сомкнуть глаз всю ночь, прислушиваясь к каждому шороху. Повернула ключ зажигания и снова завела машину. Больше всего мне хотелось поехать в казино, где ярко и шумно, где толпа народа.

Стрелка топливомера опять приближалась к нулю. О чем я думаю? У меня нет денег даже на бензин, не то что на блэк-джек. Я вырубила двигатель и открыла дверцу. В памяти мелькнул образ смятого велосипеда, и я захлопнула дверь.

Достала из кармана смятую бумажку, найденную на полу у Леонарда: «Хэлли, прослушай все внимательно и прости меня. Если это не пригвоздит…»

Кто бы ни нашел кассету, он наверняка прочел записку и знает, что Леонард собирался передать пленку мне. Он захочет узнать, что мне известно. Сколько Леонард успел рассказать.

Я бы просидела в машине дольше, но температура упала градусов на десять, и до меня дошло, что забраться ко мне в салон намного проще, чем в квартиру. Я сделала пару шагов по асфальту к двери. Вход освещала лампочка.

Вдруг мозг переключился в режим видеовоспроизведения и нарисовал силуэт мужчины в коридоре. Громила в куртке выжидающе прижимался к стене. Я представила, как огромная рука хватает меня за шею, металлическое дуло касается темечка. Я затрясла головой, пытаясь избавиться от галлюцинаций. Сзади послышался резкий хруст. Резко повернувшись, я увидела в темноте, как с дерева свисает ветка, подобно сломанной руке.

Из-за поворота появился мужчина. Он бежал мимо кафе «Старбакс» на Элмгроув. На нем была знакомая куртка с капюшоном.

— Мэтт! — выкрикнула я на всю улицу.

Он остановился, оглянулся через плечо в сторону «Старбакса». Я крикнула снова, и Мэтт повернулся ко мне.

Не успев сообразить, что делаю, я перебежала через дорогу, прямо к нему на тротуар. Мэтт тяжело дышал после пробежки, стирал пот со лба тыльной стороной ладони и взирал на меня с любопытством.

— Что случилось?

Я стояла, дрожа от холода и страха. Взглянула на сломанную ветку, не зная, как объяснить.

— Ты в порядке? — спросил Мэтт и подошел ближе.

— Слышал о Леонарде Марианни?

— Несчастный случай на велосипеде?

Я внимательно наблюдала реакцию Мэтта, надеясь, что он поймет все сам, но этого не произошло.

— Да.

— Он был тебе другом? — Вопрос прозвучал искренне, но несколько озадаченно.

— Что-то вроде того, — сказала я. Мэтту не все можно говорить, придется немного приврать. — Мы должны были встретиться сегодня. Я собиралась написать продолжение к статье о митинге, которая вышла вчера. Однако я застряла в пробке, образовавшейся из-за того самого несчастного случая. Пришлось опознать его для полиции. — У меня оборвался голос.

— Хочешь пойти куда-нибудь выпить? — сочувственно предложил Мэтт.

Я кивнула.

— Мне надо переодеться. Давай я зайду за тобой чуть позже.

— Нет!

Он посмотрел на мой дом, быстро оглядел улицу.

— Почему нет?

Я не ответила.

— Тебя преследуют?

Я покачала головой.

— Услышала резкий звук: наверно, ветка сломалась от ветра. Вижу кругом привидения… после трудного дня.

В голове снова возник смятый велосипед, и я закрыла глаза.

— Хорошо, хорошо. — У Мэтта был чудодейственный голос, теплый, как одеяло. — Поднимемся ко мне, подождешь, пока я переоденусь. Или, может, у меня в холодильнике есть пиво.

В его квартире пахло пиццей. Было грязнее, чем в прошлый раз, будто он слишком часто ел за телевизором на вельветовом диване. Стопка папок на столе заметно выросла, теперь там появился еще и ноутбук с принтером, пара проводов уходили к розетке на стене.

Мэтт отвел меня к дивану в зале и убрал с кофейного столика коробку из-под пиццы. Затем принес две бутылки пива и бумажный стаканчик с какой-то коричневой жидкостью. Поставил передо мной и то и другое.

— Чашек у меня нет, но это бренди, подогретый в микроволновке. На твоем месте я бы начал с него.

Он мог бы посмеяться над моей утренней смелостью, однако не стал этого делать. Вместо этого подтащил раскладное кресло к дивану, сел напротив, наклонился вперед, подперев голову руками, и внимательно посмотрел на меня. И тут я поняла, что прежний сарказм был показным.

Бумажный стаканчик был вымыт, и все же я почувствовала аромат кофе, глотая крепкий алкоголь. Обжигающее тепло успокаивало.

— Ладно. Так что именно так тебя напугало? — наконец спросил Мэтт.

Надо было придумать, что говорить, при этом не выкладывая всей правды. Я отхлебнула еще бренди и рассказала ему о серебристом седане, о том, как Леонард позвонил мне в офис и выразил опасение, будто за ним следят.

— Почему его преследовали?

На лице Мэтта не было маски, глаза смотрели прямо. Если он и ищет ту же самую пленку, то понятия не имеет, что она попала в руки Леонарда. Я не стала проводить параллель.

— Он не сказал, — солгала я.

Вдруг Мэтт изменился в лице, наклонился вперед так, что наши колени соприкоснулись, схватил меня за плечи и пристально посмотрел мне в глаза:

— Что ты от меня скрываешь?

— Ничего. Я ничего не знаю.

— Но ты догадываешься. О чем?

Я отвела взгляд.

— Ты ведь думаешь, его убили, так?

— Я… я не уверена.

Мэтт отпустил меня и прислонился к спинке кресла для полномасштабного вида.

— Ты отправилась к нему в квартиру, чтобы взять интервью, продолжение к вчерашнему митингу? А как же история с фальшивыми билетами? Как же все твои домыслы о смерти Мазурски? Ты обо всем этом забыла?

Проигнорировав его сердитый тон, я кивнула. Мэтт сложил руки на груди и задумчиво уставился на меня. Вдруг его осенило.

— Ты поехала к Леонарду сразу же после того, как я оставил тебя у здания лотереи?

Я могла добавить, что заглянула в редакцию, но в этом не было смысла. Глотнула бренди и ощутила жжение в желудке. Вспомнила, что за весь день так и не пообедала.

— Помчалась за продолжением истории к вчерашнему митингу? — Сарказм в его голосе нарастал, и я молчала. — А потом Леонард Марианни позвонил тебе сказать, что его караулят, но не упомянул, по какой причине. Теперь ты убеждена, что его убили и ты следующая в списке?

— Я такого не говорила.

— Если бы ты рассказала мне, зачем ехала к Леонарду и какое он имеет отношение к преследователям, мы могли бы поймать этих людей и упечь за решетку, пока они не добрались до тебя.

Я устала, проголодалась, мне надоело испытывать страх. Вот бы выложить сейчас все: про пленку, которую так и не нашла, про записку на полу разгромленной квартиры. Однако я не забыла разговор с Дороти. Не забыла многозначительное молчание. Она умышленно не посоветовала мне обратиться со своими подозрениями в полицию. Чтобы выиграть время, я сделала глоток бренди и тут заметила эмблему на бумажном стаканчике — магазин Мазурски. Неожиданно вспомнила Дрю. Он должен был сделать копию перед тем, как отдать кассету Леонарду.

— Просто на улице поднялся такой сильный ветер, — сказала я, поднимаясь. — Ты так часто предупреждал меня об опасности. Я размякла, но сейчас мне уже лучше.

Мэтт тоже встал.

— Ничего тебе не лучше. Ты невероятно упрямая и слепо амбициозная.

Бренди на голодный желудок сделал свое дело. Я почувствовала себя увереннее.

— Извини за беспокойство. Не знаю, что на меня нашло. Пойду-ка я к себе.

Я почти дошла до двери, как Мэтт схватил меня за руку и резко развернул.

— Хэлли, ты играешь со смертью. У тебя должно хватить ума бросить расследование…

Я молчала.

Он покачал головой и отпустил меня. Казалось, Мэтт откроет мне дверь, но он снова передумал. На этот раз сжал плечи обеими руками.

— Послушай, инстинкт самосохранения не дал тебе подняться в собственную квартиру, и ему надо верить. Ты же вся дрожала. Если я сейчас позволю тебе уйти и что-то случится… — Он недоговорил.

— Со мной все будет в порядке.

— С тобой, может, и да, но со мной нет. Я не смогу заснуть. Ты хоть ужинала сегодня? Могу предложить остатки пиццы. Сделай мне одолжение, останься.

Мы встретились взглядом, и проскочила искра. Я чувствовала это в прикосновении рук, их теплоте, в циркуляции крови по собственным венам. Секунду я надеялась, что Мэтт поцелует меня. Я забыла бы о Леонарде, о Барри, о следственной команде. Выпитый бренди будоражил воображение. Однако Мэтт умел себя сдерживать. Вместо поцелуя он развернул меня в направлении ванной.

— Я подогрею пиццу и достану чистую простыню. Ложись в спальне, — холодно произнес он. — Там есть защелка. Я все равно часто засыпаю на диване.

Когда я проснулась на следующее утро, на кровати лежали чистое, сложенное полотенце, зубная щетка и свежий номер «Кроникл». Под газетой была записка: «Апельсиновый сок и булочки в холодильнике. Не уходи. Я вернусь к одиннадцати».

Статья на первой странице о смерти Леонарда вызывала у меня только презрение. Там шли сплошные цитаты полиции о велосипедной аварии с якобы логичными гипотезами: сильный ветер, выбоина на асфальте, белочка выбежала на тропинку.

Мне вдруг стало тревожно. Уже десять тридцать. Нельзя терять время, сидя в квартире Мэтта. Я оставила ему записку, в которой поблагодарила его за ночлег и пообещала перезвонить позже. И прямиком направилась в магазин Мазурски.

Там была масса народу. За кассой стояла незнакомая женщина, и я поспешила в глубь магазина, надеясь найти Дрю за прилавком кондитерского отдела. Сандвичи делал молодой человек лет двадцати. По его словам, Дрю пошел домой, но обещал вернуться через полчаса. Я взяла кофе, выпила и попросила еще один, а затем стала ждать в магазине. Дрю так и не приехал. Когда покупатели рассосались, я подошла к женщине за кассой. Она была крупного телосложения и обильно потела в своем шелковом кимоно без рукавов. Встала на цыпочки, чтобы достать мужчине передо мной пачку «Мальборо».

— Вы, случайно, не знаете, когда придет Дрю?

Она отдышалась и затем вскинула руки вверх, изображая тем самым: «Кто его знает?»

— Но он же должен сегодня быть, верно?

— Если его не продержат весь день. — Я озадаченно на нее посмотрела. — Бедная семья! Когда же это все закончится?

— Что-то случилось с госпожой Мазурски? — спросила я. — Надеюсь, не сердечный приступ?

— Нет. Каково же ей сейчас! Мужа убили средь бела дня, то есть не бела дня, но прямо здесь, в собственном магазине, — поправилась она. — Застрелили. И что делает полиция? Обыскивает дом жертвы. Представляете? На прошлой неделе обыскали дом бедной Надин, сегодня утром она позвонила такая опечаленная. А теперь роются в квартире сына. Вот это наглость.

Я покачала головой.

Это не наглость полиции, а дерзость Мэтта Кавано, который перехитрил меня, оставил спать у себя дома, а сам ищет кассету, которая так мне нужна.

* * *

Я понимала, что у Мэтта такая работа, и все же пришла в ярость. И это после вчерашнего! Нет уж, больше к нему ни ногой, хотя мне нужно в душ.

Я открыла входную дверь своего дома и прислушалась к звукам на лестнице. Яркий свет солнечного ноябрьского дня придавал храбрости. Казалось, если простоять здесь достаточно долго, убедиться, что поблизости никто не шаркает и не переминается с ноги на ногу, не ходит по коридору, то я смогу подняться наверх, запереть за собой дверь и почувствовать себя в безопасности.

За несколько дней почтовый ящик переполнился. Я не могла расплатиться по всем этим счетам — погасить растущий долг, — а потому решила не вынимать их из ящика. Поднявшись в квартиру, я тщательно проверила каждый угол, заперла дверь на три замка и пошла в душ. Под горячей водой я почти забылась, но мысли мои все же вернулись к «Кроникл»: смогу ли я убедить редакторов в существовании аудиокассеты?

Я вышла из душа в теплую лужу, натекшую на пол. Дороти на свой страх и риск позволила мне написать статью о пристрастии Барри к азартным играм, и чем это закончилось? Без пленки никто не поверит, что Леонарда убили.

Я стояла в ванной, уже вытертая, и прислушивалась к звукам снаружи. Приоткрыв дверь, не заметила никаких следов присутствия постороннего. Сделала широкий шаг, чтобы посмотреть на входную дверь. Кроссовки для бега лежали там, где я их и оставила, — на кофейном столике. Прихватив их, я пробежала в спальню и прикрыла за собой дверь, чтобы переодеться.

С рекордной скоростью натянула водолазку и джинсы. Зашнуровав кроссовки, слегка расслабилась. Приготовила на скорую руку томатный суп и проглотила его вместе с сыром. Позвонила мама, я отвечала ей спокойно, собранно, словно в обычный выходной, и терпеливо выслушала об изменении свадебных планов кузины Сьюзен. Было почти три часа, когда позвонил Мэтт. Я не стала брать трубку. После гудка автоответчика он извинился за то, что задержался в офисе и не смог позвонить раньше. «Не уходи на работу, пока мы не поговорим, — сказал Мэтт. — Мне очень нужно тебя видеть».

Чтобы позлорадствовать? Проследить, как бы я не написала в завтрашний номер о его обыске? Я схватила желтую куртку для бега, решив слинять из квартиры, пока Мэтт не нанес мне личный визит.

Проходя по коридору, я снова обратила внимание на набитый почтовый ящик. Он так ломился от писем, что почтальон запросто мог отказаться меня обслуживать.

Я остановилась и с трудом вытащила все конверты, стараясь ничего не порвать. Как и следовало ожидать, это были счета: четыре от компаний по кредитным карточкам, одна с квитанцией за телефон с красной полосой предупреждения и письмо, подписанное вручную, — несомненно, от Хэла, владельца дома.

Если бы я выиграла десять тысяч долларов, все проблемы решились бы влет. Однако самый счастливый билет в моей жизни оказался фальшивкой. Не желая думать об удаче и о финансах, я засунула почту под мышку и направилась к машине.

Бросила стопку на пассажирское сиденье. Несколько конвертов упали на пол, обнажив самый толстый, с надписью, сделанной от руки. Знакомый почерк. И вовсе не Хэла.

Я заперла дверцы «хонды» и вскрыла конверт.

Хэлли!

Пригвозди его. На первой полосе. Позвони и скажи, что ты меня прощаешь. Как можно скорее.

Леонард

Внутри, завернутая в пузырчатую упаковку, лежала микрокассета.