Джерико Бомон вышел из дверей клуба «Аэрдверк», намереваясь позвонить Чеслин из телефона-автомата. При виде автомобиля, въезжавшего на стоянку, он машинально сгорбился, ссутулив плечи: яркий свет фар выхватил его на минуту из тьмы, словно софиты на съемочной площадке.

В трубке звучали долгие гудки, и Джерико старательно расправлял поднятый воротник куртки, надеясь спрятать лицо от компании разбитных юнцов, вывалившихся из машины. Но все было напрасно.

— Постой, это разве не…

— Как пить дать…

Возбужденный шепот прервал чей-то развязный голос:

— Ха, да ведь это Джерико Бомон собственной персоной! Эй, Бомон, где тебя носило? Я все жду, когда тебя снимут в «Корабле любви»! Они разве не предложили тебе роль?

Джерико показалось, что от гнева у него помутился рассудок. Он перестал осознавать происходящее, его больше не тревожили взрывы издевательского хохота, сотрясавшие ночной воздух. Но когда после пятого гудка Лиза, соседка Чеслин по комнате, подняла наконец трубку, Джерико уже полностью овладел собой.

— Лиза, привет. Это Джерико. Чес еще не вернулась с вечеринки?

Трубка ответила молчанием, но вот Лиза нервно хихикнула:

— Хм, Джерико… Чеслин улетела в Лондон пять дней назад. Ей предложили сниматься в рекламе у Линды Маккартни, что-то про экологию. — Голос Лизы сочувственно дрогнул. — Разве она тебе ничего не говорила?

— Ах да, — неловко соврал Джерико, — ну конечно, она предупреждала, а я… забыл.

— Ты даже не знал, что она улетает, правда? — Похоже, Лиза видела его насквозь. — Представь себе, Чес заявила, будто ты и не заметишь, если однажды она вдруг провалится сквозь землю. И тебе понадобилось пять дней, чтобы сообразить, что ее нет, верно?

Как на это ответишь?

— Да.

— Черт побери! — продолжала Лиза. — А я-то убеждала ее, что она поступает как свинья! Ну и дрянь же ты, Бомон!

Она швырнула трубку, даже не подумав попрощаться.

Джерико медленно вышел из телефонной будки. Стало быть, его подружка умотала еще пять дней назад, а он об этом ничего не знал.

От музыки в зале закладывало уши, и Джерико пришлось долго протискиваться сквозь плотную толпу, чтобы пробраться к стойке бара у задней стены, возле которой артисты и съемочная группа фильма «Тугие времена» устроили прощальную пирушку.

Рино и Терри так и не сходили с высоких табуретов; между ними красовалась початая бутылка виски.

— А где Чеслин? — поинтересовалась Мелани, их визажист, когда Джерико проходил мимо ее стола.

— Она не придет, — на ходу бросил он. — Чес уже упорхнула в Лондон на новые съемки.

— Бедненький Джерико — позабыт-позаброшен! Тебе, наверное, грустно?

Он вскарабкался на табурет рядом с Рино, честно стараясь найти в душе хоть каплю сожаления оттого, что Чеслин улетела. Однако не находил ничего, кроме тупого, все подавлявшего отчаяния, с мелкой завистью в придачу. Чес и глазом моргнуть не успела — получила новый контракт, тогда как ему по-прежнему не везет. Это уязвляло его гораздо больше, нежели ее неожиданный отъезд.

Джерико продолжал копаться в себе, уставившись на полный стакан, заботливо пододвинутый Рино, но так и не обнаружил ничего стоящего.

Чеслин наконец-то бросила его, и больше нет нужды все время оглядываться, боясь ее обидеть. Ведь она действительно влюбилась в него. Тогда как он… Его волновал только секс.

Берни О'Хара, так звали персонажа, которого Джерико пришлось играть в «Тугих временах», страстно влюбился в Лулу Джером Чеслин. Оба даже не заметили, как страсти с экрана ворвались в их реальную жизнь. Уже на пятый день съемок, рассчитанных на шесть недель, Джед оказался в постели с Чеслин. Впрочем, ничего экстраординарного не произошло. Оба были взрослыми и знали, чего хотят.

Однако Чеслин все же обманулась: она не желала видеть, что Берни — всего лишь ширма, мираж и что настоящий Джед ее совсем не любит.

Он вообще не способен на подлинные чувства.

Джед поднял стакан и поднес к носу, вдыхая привычный аромат виски. Прикрыл глаза и не спеша представил, как знакомая густая жидкость растекается по языку, приятно обжигает горло и порождает во всем теле тепло, разбегающееся из желудка по жилам, пробуждающее к жизни каждую клетку тела.

— Никак ты и впрямь собрался выпить?

Джед резко повернулся и увидел, как Остин Франц присаживается на свободный табурет рядом с ним. В последние годы Франц превратился в одного из самых влиятельных кинематографистов, оставаясь при этом на редкость обидчивым и мнительным сукиным сыном. Он вообразил себе, что Чеслин к нему неравнодушна и вот-вот окажется у него в койке, однако Бомон якобы подставил ему подножку на самом финише.

Рино и Терри неловко заерзали на своих табуретах, обмениваясь тревожными взглядами.

— Ну так как? — повторил свой вопрос Франц.

Джед не знал, что ответить. Он никогда не мог с уверенностью сказать, что не станет пить, — до той минуты, пока не поднимется с места и не выйдет из бара. До сих пор ему удавалось проделывать это каждый день.

Он предпочел уклониться от ответа. Улыбаясь Францу своей самой лучезарной улыбкой, он дружески пояснил:

— Просто мне нравится его нюхать.

— Ты у нас ходишь трезвым… сколько бишь я забыл? — спросил Франц.

— На прошлой неделе исполнилось пять лет.

— Чтоб я сдох! Так долго?! Да тебе наверняка до смерти хочется выпить!

Джед молча опустил взгляд на свой стакан.

— Шел бы ты, Остин, восвояси! — заметил Рино. Его скрипучий голос прозвучал слишком серьезно по сравнению с откровенным паясничаньем Франца.

— Ну, Джер, и в каком же новом фильме ты собираешься сниматься? — не унимался Остин.

— Джерико не любит кличек, — вступился за приятеля Терри.

Теперь улыбка Джеда напоминала оскал. Все присутствующие отлично знали, что ему до сих пор не предложили ни одной новой роли. Он дважды в день звонил своему агенту, Рону Стейплтону, но все больше убеждался, что ни пять лет трезвой жизни, ни безупречная работа на съемках «Тугих времен» ничего не изменили. Оставалась еще, правда, встреча с молодым независимым продюсером нового фильма. Ради этого ему предлагалось самому слетать в Бостон, заплатив при этом за билеты из собственного кармана. И пока Рон не пришлет ему сценарий, Джед даже не знал, понравится ему фильм или нет. От всех этих мыслей на душе у Джеда стало совсем тяжело. Тем не менее он с небрежностью, достойной золотого «Оскара», ответил:

— Трудно сейчас сказать точно.

— А вот я собираюсь пару месяцев отдохнуть, — поведал ему Франц, — а потом буду снимать со Стэном крутой боевик — гангстерские разборки в тридцатые годы. Стэну очень хотелось взять тебя на главную роль, но я как-никак у него главный продюсер — вот и отговорил.

Остин самозабвенно врал, врал с начала и до конца! Он просто старался вывести Джеда из себя — и преуспел. Бомон улыбнулся еще шире.

— И правильно сделал! Я сам стараюсь не сниматься по два раза у одного и того же режиссера.

— Джерико, пойдем сыграем, — предложил Терри. — Я вызываю тебя на партию слалома на игровых автоматах.

— А я предлагаю тебе другую партию. Ты когда-нибудь играл в четвертаки? — Франц грубо схватил его за локоть, не давая отойти от стойки бара.

Он ухватил Джеда так крепко, что невольно возникало желание стряхнуть эти цепкие пальцы. Именно так обычно начинаются потасовки в барах. Джед знал это по собственному опыту.

— Остин, — начал он, на миг зажмурившись, чтобы не сорваться, — мне жаль, что так вышло с Чеслин. Поверь, я понятия не имел, что ты…

— Путался с Чеслин! — хрипло расхохотался Франц. — Ну, черт возьми, что было, то было, верно? Ты, Джерри, выбрось это из головы. Она того не стоит. Я просто предлагаю тебе дружеское пари.

— Я не люблю азартных игр.

— Одна партия в четвертаки! Только и всего!

В четвертаки обычно играли в изрядном подпитии: старались щелчком о стойку бара подбросить монетку так, чтобы она отлетела прямо в стакан к противнику. При удачном попадании противник должен был выпить содержимое своего стакана. Джеду не раз приходилось играть в четвертаки еще подростком, но тогда в их стаканах плескалось пиво, а не виски.

А Франц уже успел завладеть бутылкой и налил себе до краев.

— Один кон. Если ты выиграешь или получится ничья, я не буду отговаривать Стэна снимать тебя в его гангстерском фильме.

— А если проиграю?

— Ну, так или иначе, ты все равно выиграешь, потому что очень хочешь опустошить свой стакан до дна. А я предоставляю тебе великолепную возможность. — Он подтолкнул к Джеду блестящую монетку.

Джед напряженно вглядывался Францу в глаза, чувствуя… что, собственно, он чувствовал? Этот сукин сын оказался не только злопамятным, но еще и пакостным типом. Вот сейчас он старался укусить Джеда побольнее исключительно ради удовольствия. Однако Джед уловил в душе и долю любопытства. Слабый проблеск надежды.

А ведь действительно можно победить! Когда-то он отлично играл в четвертаки! И Джед решительно взял монетку со стойки.

— Джерико… — Рино в отчаянии схватился за голову.

— Заткнись, Ризински! — Франц уже достал себе второй четвертак и бросил его о стойку бара. Монетка пролетела в стороне от края стакана Джерико.

Джед стиснул свой четвертак. Когда он играл в последний раз, нужно было попасть в пивную кружку, которая намного выше, но зато и гораздо шире. Он глубоко вздохнул. Риск был слишком велик, но если он выиграет…

И Джед бросил четвертак; тот со звоном задел край стакана Франца.

Франц снова метнул и промазал. Джед прицелился получше, но монетка лишь задела край стакана противника.

Они бросили еще по разу, оба промахнулись, и вдруг Джед ощутил, что в следующий раз непременно попадет. Все, что ему требовалось, — еще одна, последняя попытка, и тогда…

Четвертак Франца со смачным плеском угодил точнехонько в середину его стакана. Он не спеша опустился на дно, увеличенный золотистой жидкостью и толстым стеклом.

— У тебя последний шанс меня догнать. — Франц подтолкнул к нему второй четвертак.

— Джерико…

— Я справлюсь, Рино.

Рино молча опустил голову прямо на стойку бара, заслонившись большими мясистыми ладонями, чтобы не видеть того, что происходит.

Джед взял четвертак и провел пальцем по выгравированному на нем портрету Джорджа Вашингтона. Он прекрасно знал, куда следует бросить сейчас монетку и какое усилие при этом приложить. И он бросил.

Четвертак отскочил от стойки бара и исчез на полу.

— Ага! — торжествующе заорал Франц. — Моя взяла!

Джед ошалело уставился на свой стакан с весело блестевшим на дне четвертаком. Боже! Что же он натворил? Ему даже не требовалось поднимать виски к лицу — он и так чувствовал одуряющий запах. Он слишком хорошо знал, какой восхитительный у него вкус и как легко проглотить его единым махом.

А еще Джед знал, что если выпьет одну порцию, то непременно выпьет и вторую. За ней третью и четвертую — пока не загрузится настолько, что позволит себе вышибить дух из Остина Франца.

Кейт устало смотрела на сидевшего перед ней мужчину, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

— По-твоему, я хочу тебя в жены?..

Он был по-своему привлекателен — кудрявый и голубоглазый бело-розовый красавчик.

— Нет, это не то… — продолжал молодой человек, прижмурив кукольные глазки, — это не то, что ты думаешь. — Он изо всех сил старался не забывать о мягком южном акценте. — Я делаю это не для себя. — Тут он открыл глаза и уставился на Кейт. — Я делаю это для тебя!

— Я не понимаю… — После пяти часов прослушиваний ей больше не удавалось вкладывать в свои реплики хоть каплю чувства.

— Я пообещал Саре… — Теперь голубые глаза распахнулись во всю ширь. Ее наградили очередным страстным взглядом, и Кейт пришлось до боли стиснуть зубы, чтобы не расхохотаться во все горло и не обидеть бедного парня. — Что позабочусь о тебе. Если ты выйдешь за меня, то по крайней мере тебе не придется…

— Спасибо, достаточно, — перебил Виктор. — Мистер… — он сверился с записями и закончил: — мистер Франклин.

— Джон Франклин. — Мягкий южный акцент сменился гнусавой скороговоркой Лонг-Айленда. — Это то, что вам нужно? Я могу повторить. Наверное, Ларами здесь должен выглядеть пьянее, и если хотите…

— Спасибо, — отрезал Виктор.

— У нас останутся ваше фото и запись, Джон, — мягко промолвила Кейт, провожая артиста до дверей. — Большое спасибо, что пришли. — Она высунулась в людную комнату и добавила:

— Анни, дайте нам минут пять.

Захлопнув дверь за Франклином, Кейт привалилась к ней спиной.

— Что он вытворяет со своими глазами? — буркнул Виктор. — И откуда только такие берутся?

— Ну, он не так уж плох.

— Я не стал бы снимать его даже в рекламе собачьего корма! — И Виктор приказал оператору, фиксировавшему пробы на видеокамеру:

— Сотри это.

Кейт с трудом выпрямилась у двери; больше всего ей сейчас хотелось грохнуться на пол и закатить истерику. Однако она давно усвоила, что истерики ей не к лицу. Ведь она как-никак главный продюсер этого фильма. А посему должна быть воплощением здравого смысла, невозмутимости и собранности — даже если при этом будет находиться на грани гипертонического криза, как в данный момент.

В ее ушах давно глухо гудела кровь, с трудом проталкиваясь сквозь судорожно сжатые сосуды. Хотя, с другой стороны, если от напряжения у нее действительно лопнет череп, может быть, хоть это заставит Виктора считаться с ее мнением?

Последние пять лет она являлась президентом компании, торговавшей канцелярскими принадлежностями и оборудованием для офисов. Из заброшенного склада, где-то на задворках, ее предприятие выросло в процветающую фирму. За эти годы Кейт успела усвоить, что ее обычная, мягкая и ненавязчивая, манера общения не всегда приводит к желаемым результатам. И ей пришлось приучить себя высоко держать голову и казаться очень-очень решительной леди. Многие мужчины при виде Кейт О'Лафлин начинали думать, что запросто сумеют подмять ее под себя, — и не без оснований. Но стоило ей мысленно облачиться в латы валькирии и нахлобучить на голову рогатый шлем, как самый наглый тип моментально приходил в себя и даже соглашался сотрудничать.

Правда, с Виктором ей до сих пор ни разу не приходилось прибегать к поддержке этого своеобразного второго "я". Однако сейчас Кейт чувствовала, как медленно, но верно немеет напряженно выпрямленная спина — первый признак того, что валькирия вот-вот вырвется наружу.

— Нам давно пора определиться с этой ролью, — процедила она. Кейт выражалась ясно и понятно. Так почему же Виктор просто не сделает то, что от него требуется? — По графику до начала съемок осталось всего полтора месяца, и пока мы не найдем Вирджила Ларами, мы не сможем заключать контракты с остальными артистами. Может, пора остановиться и еще раз просмотреть пробы?

Ну как еще заставить его слушать — стукнуться об стенку лбом?!

На столе у Виктора зазвонил сотовый телефон, и с высокомерной небрежностью, от которой Кейт коробило даже теперь, через семь лет после развода, он отмахнулся от нее, поднося трубку к уху.

Если быть точным, Виктор отказался от услуг всех алчных молодых голливудских дарований, претендовавших на новую роль. Кое-кто из этих ребят действительно мог в скором будущем стать кинозвездой. Кое-кто неплохо зарекомендовал себя на телевидении. И все как один были согласны работать за те небольшие деньги, именуемые средней ставкой, что предлагала им Кейт. Лишь бы получить роль Вирджила Ларами.

Вирджил Ларами был сломленным, опустившимся типом, вернувшимся в Южную Каролину после плачевной попытки добраться до Калифорнии. В пути погибли его жена и ребенок. Ему ничего не оставалось, как вернуться на Восток и, постепенно спиваясь, доживать остаток жизни. Однако в один прекрасный день сестра его жены, которой исполнилось всего четырнадцать лет, огорошила его просьбой помочь переправить на Север фургон с беглыми рабами. Эта девчонка, Джейн, оказывается одной из членов подполья, помогавшего беглым рабам, и ее мужество и бесстрашие вкупе с преданностью и дружбой, питаемыми к чернокожему юноше, мало-помалу заставляют Ларами пересмотреть свое отношение к жизни.

Одним словом, «Обещание» могло стать кассовым фильмом — тут тебе и любовная история, и психологическая драма. А кроме того, выгодный исторический фон. Дело происходит на Юге, в середине девятнадцатого века, когда всю Америку лихорадило в предчувствии Гражданской войны.

Но были и существенные минусы — во всем фильме не прогремит ни одного взрыва, а актеры в старинных платьях будут подолгу разговаривать. Кейт считала, что шансы у фильма неплохие. Если позаботиться о хорошей, толковой рекламе и заполучить на главную роль известного актера — такого, как Мэттью Макконеги, или Мэтт Дэймон, или Ральф Файнс.

Кейт пригубила из своей чашки и подождала, пока начнет действовать кофеин. Неплохо бы зазвать на роль Вирджила Ларами Ральфа Файнса! Да еще на среднюю ставку. Всякий раз, размышляя над темной личностью Ларами, Кейт невольно представляла себе лицо Ральфа. В последнее время она вообще слишком часто думала об этом Ларами.

Кейт сама создала этот образ. Ларами — чрезвычайно сложный персонаж: омут беспросветного мрака и отчаяния, изредка освещаемый проблесками доброго начала. Он согнулся под жестокими ударами судьбы, но все же нашел в себе силы подняться, выдержав груз своей и чужой боли.

И Кейт, написав сценарий, похоже, успела не на шутку в него влюбиться.

Теперь автору сценария было жизненно важно, чтобы на роль Ларами подобрали достойного актера. Но здравый смысл подсказывал, что им с Виктором рано или поздно придется пойти на уступки, если они вообще собираются снимать этот фильм. У них просто больше нет времени на поиски. Они и так безбожно затянули пробы, а ведь инвесторы ждать не станут.

Кроме того, Кейт, чтобы хоть как-то сократить расходы, взяла на себя поиски натуры для съемок. И ей давным-давно полагалось заниматься этим в Южной Каролине.

Наконец Виктор положил трубку и обратился к ней:

— Прости, детка. Так о чем мы с тобой говорили?

Кейт чуть не завизжала от ярости, но вместо этого осторожно поставила на место кружку, взяла жакет и портфель.

— Если я тебе понадоблюсь, свяжись со мной в Южной Каролине.

— Кейти…

— Найди мне артиста, Виктор, — рыкнула она на своего бывшего мужа. А потом расправила плечи и добавила:

— Иначе я найду другого режиссера, который сможет с этим справиться!

Она чуть все не испортила, увидев ошарашенную физиономию Виктора, но постаралась с достоинством покинуть кабинет.

Джед решительно вошел в приемную для артистов, желавших участвовать в пробах, и встал в очередь к столу, чтобы записаться в общий список.

В этой людной комнате витал резкий запах натянутых нервов. А кроме того, поражала напряженная тишина, тем более удивительная, что на креслах вдоль стен расположилось не меньше трех десятков взрослых мужчин. Посередине комнаты стоял низкий столик с кипой журналов, но никто и не думал их читать. Одни ждали своей очереди, делая вид, что дремлют, другие втихомолку рассматривали потенциальных соперников, торопливо отводя глаза, случайно встретившись взглядом.

Кто-то закашлялся, и до Джеда донесся звук, очень похожий на скрип зубов. Да, напряжение в этой комнате становилось все ощутимее. В противоположность прочим он в ту же секунду успокоился.

Джед не спеша заполнил отведенную ему строку в общем списке, с особой тщательностью выведя каждую букву своего кинематографического псевдонима. Для перечисления номинаций на «Оскара» места не осталось.

Он посмотрел на часы и уселся в свободное кресло, быстро произведя про себя нехитрые подсчеты. Тридцать три человека. Если на каждого уйдет по две минуты, ему придется ждать чуть больше часа. Если же отвести на всех по пять минут, придется проторчать здесь вдвое дольше.

Откинувшись на спинку неудобного кресла, Джед старался подавить в себе волну раздражения и желания немедленно закурить. О желании выпить вообще вспоминать не стоило.

Единственной приятной неожиданностью являлось то, что его до сих пор никто не узнал.

— Мистер… Бомон?.. — Серая личность с мышиной мордашкой неожиданно возникла ниоткуда и обвела глазами комнату, сверяясь со списком на столе.

— Это я, — выпрямился Джед.

— Вы захватили с собой фотографию?

Он ошалело уставился на девицу. Фотография?.. Интересно, когда ему в последний раз приходилось самому заботиться о своем фото? И когда он в последний раз торчал на пробном просмотре на общих основаниях? Наверное, не меньше десяти лет назад.

— Хм, — крякнул он. — Нет, не захватил. Извините, у меня…

Мышиная личность слегка нахмурилась:

— Разве ваш агент не предупреждал, что это серьезный просмотр? Там, в кабинете, сидит режиссер этого фильма, и он…

Джед молча потянулся за выпуском «Телегида» недельной давности, валявшегося среди прочих журналов на столике. Кажется, на прошлой неделе по какому-то каналу показывали «Мертвую зону» — то ли в четверг, то ли в среду… Он пролистал страницы и нашел ту, что целиком посвящалась этому фильму. На развороте сверкал его портрет в полный рост: блестящие мышцы переливаются под кожей, как на агитационном плакате «Тебя ждут во флоте!», в руках небрежно сжат гранатомет. Джед старательно расправил снимок и сунул мышке под нос:

— Может, этот сойдет?

Он понимал, что ведет себя по-свински, но сил терпеть больше не было. После того как его агент прислал наконец-то сценарий «Обещания», Джед прочел его, придя в полный восторг, и понял, что Вирджил Ларами — лучшая роль в его жизни. Однако Мери Кейт О'Лафлин — главный продюсер фильма — взяла и отменила их встречу.

Рон пытался настаивать, и тогда Кейт открыто заявила, что не собирается тратить попусту время — ни свое, ни Джерико. Она сказала, что не станет рисковать и связываться с Бомоном. Им с Виком Штраусом нужно найти молодого многообещающего актера, а не опустившуюся личность, сошедшую с круга пять лет назад. Они и так рискуют, затевая съемки как независимые авторы, и их инвесторы не согласятся ни на кого ниже списка класса "А". Тогда как мистер Бомон едва ли может претендовать сейчас даже на список "С". Если он вообще еще остался в каких-нибудь списках.

Было чертовски обидно, тем более что Джед знал: лучше его никто в мире не сумеет сыграть Вирджила Ларами. Эту роль он словно сочинил для себя сам. Этот персонаж как будто зародился в глубинах его души.

Рон продолжал звонить снова и снова, но О'Лафлин оставалась непреклонной. Нет, она не собиралась давать Джерико ни малейшего шанса.

К исходу трех последних месяцев Джед дошел до крайней степени отчаяния. Мало того, что ему едва удалось выкарабкаться после жесточайшей простуды, — все более неоспоримым становился тот факт, что Рон попусту висит на телефоне, пытаясь найти ему работу. Джед дошел до того, что стал регулярно таскаться на вечеринки, чтобы лишний раз помаячить среди киношной братии — вдруг кто-то заметит его и предложит сниматься!

Однако дни проходили за днями, складываясь в недели, недели — в месяцы, а единственным поступившим к Рону предложением была роль в бездарном комедийном телесериале. Судя по всему, Джед не заслужил себе места даже в «Корабле любви».

Словом, терять ему было нечего, когда он явился на этот просмотр в Нью-Йорке. Он слишком хотел получить роль Вирджила Ларами — настолько сильно, что готов был поступиться остатками былой гордости и участвовать в общих пробах.

Мышка удивленно захлопала глазками, сопоставив лицо на снимке с именем в ее списке, и сглотнула так громко, что услышал даже Джед.

— Ох, — вырвалось у нее.

Джед одарил ее своей знаменитой улыбкой ценой в два миллиарда долларов — ослепительное сияние кинозвезды.

— Как вас зовут?

— Анни.

— Анни, сделайте мне одолжение и не сообщайте Мери Кейт и Вику, что я сижу в этой комнате. Я хочу преподнести им сюрприз.

Анни совсем растерялась, не в силах вымолвить ни слова.

— Договорились? — спросил он. Анни встряхнулась и затараторила:

— Кейт уехала всего час назад. Сегодня вас сможет принять только Виктор Штраус.

— Неужели? — Улыбка Джеда засияла еще ярче. — Ну, в таком случае вы можете спокойно сказать Вику, что я здесь.

Динь-дилинь, ведьме конец… по крайней мере она благополучно улетела на своем помеле! Вот теперь ему действительно может повезти!

Джед вздохнул полной грудью, из осторожности все еще не позволяя себе на что-то надеяться. Чем пышнее расцветет его надежда, тем больнее будет горечь поражения, если ничего не выйдет. Лучше уж вообще ничего не чувствовать. Правда, вряд ли тогда сумеешь воспарить от восторга — но зато и не разобьешься, скинутый с небес на землю.

Итак, он еще раз глубоко вздохнул, увидев Анни в дверях кабинета.

— Мистер Штраус примет вас немедленно, мистер Бомон.