– Если бы ты считал, что мы завтра умрем, сказал бы мне об этом? – спросила Джина, пока они с Максом готовили ужин.
Если, конечно, можно назвать приготовлением ужина вскрытие банок с ее давним любимым лакомством – обезьяньей тушенкой – и выкладыванием каждому по маленькой порции.
Они экономили еду и воду, что казалось немного сумасшествием. Если, конечно, угроза приближающегося танка была просто блефом.
– Не думаю, что мы завтра умрем. Я думаю, что приедет полковник, и собираюсь провести с ним переговоры, и мы уладим это все мирно.
Макс подошел к огромному мешку сухого собачьего корма. Открыл его и переворошил все до дна, без сомнения, в поисках спрятанного внутри радио. Специально для наблюдавшей за ним Джины он понюхал корм и даже откусил кусочек.
Макс улыбнулся ожидаемому выражению ее лица и протянул горсточку корма.
Она покачала головой:
– Нет, спасибо.
– Не так уж и плохо.
– Подожду, пока не придет нужда, – ответила Джина, но двинулась к нему, притянутая задержавшейся улыбкой и теплотой в его глазах.
Неверный свет от мониторов камер слежения, служивший, кроме мерцающей свечи на столе, единственным источником освещения, играл на ее лице.
Макс явно был изнурен и расстроен содержимым каморок Эмилио, все еще разбросанным по кухонному полу. Джина знала, что он сильно подавлен их текущим затруднительным положением. Находиться в осаде – это, по сути, ситуация за пределами контроля, и она достаточно хорошо знала Макса, чтобы понимать, как он досадует.
Девушка была уверена, что даже если бы смогла уговорить его пропустить ужин и найти комнату с дверью и кроватью, его сон был бы короток. Макс бодрствовал бы, чтобы просто сидеть – осторожно, потому что сидение причиняло ему большую боль, чем он показывал – и таращиться на все эти совершенно бесполезные вещи, найденные в каморках и комнатах.
Сидеть и пытаться понять, что он пропустил. Или как можно использовать эти случайные предметы домашнего обихода, чтобы собрать радио.
– Не думай, что я не заметила, как ты уклонился от моего вопроса, – сказала она ему.
– Я ответил на него, – произнес Макс, когда Джина подошла достаточно близко, чтобы заключить ее в объятия, и притянул девушку к себе.
Он смотрел на нее так, как ей всегда хотелось. Словно не боялся дать ей понять, что любит ее. Это было замечательно – или было бы, не окружай их вооруженные люди, желающие им смерти.
Джина обвила руками его шею и поцеловала неспособного сопротивляться искушению мужчину. Его губы были теплыми и сладкими, и нет, она не собиралась позволить ему отвлечь ее таким образом.
– Нет, не ответил. Вопрос в том, сказал бы ты мне честно. Это подразумевает простой ответ: да или нет.
Макс снова поцеловал ее, на этот раз дольше, медленнее. Словно армия снаружи не пугала его до смерти.
Конечно, может, и не пугала. Может, лишь приводила в бешенство. Может, она единственная здесь боится. Может, он никогда прежде не бывал в подобных ситуациях, ведь Макс всегда находился по ту сторону мегафона.
– Мы могли бы забыть про ужин, – задыхаясь, произнесла Джина, – и просто найти комнату с дверью.
Она отстранилась, приготовившись потянуть его в коридор, но он ее не отпустил.
– Да, я сказал бы тебе, – проговорил Макс, как будто знал, что отчасти ее настойчивость происходит от страха, что это их последняя ночь вместе, их последняя ночь на земле. – Я обещаю. И нет, я честно не думаю, что мы умрем.
– Мы – это ты и я? – спросила она. – Или мы все, включая Джоунса-Грейди? Ну знаешь, парня с кучей имен, мужа моей лучшей подруги.
Он опять улыбнулся ей, но на этот раз улыбка очень быстро исчезла.
– Мы здесь из-за Грейди Моранта, – наконец последовал снова не вполне ответ.
– Он хороший человек. Возможно, несколько раз поступил плохо...
– Очень плохо, – согласился Багат.
– Но сперва плохо обошлись с ним, – парировала она. – Его оставили умирать... гнить в тюрьме под пытками настоящих негодяев. Три года, Макс. Да знаешь ли ты...
– Да. Я знаю.
Молли немного рассказывала о мытарствах Джоунса, совсем чуть-чуть. Избиение, пытки – как физические, так и психологические. Кожа Джины покрывалась мурашками от одной лишь мысли об этом.
– Ты думаешь, это оправдывает тот факт, что он стал работать на Чая? – спросил Макс.
Чай вытащил Джоунса оттуда и положил конец пыткам.
– Да, думаю. – Джина не колебалась.
– Интересный этический спор, – кивнул Макс.
– Это не этический спор. – Джина отстранилась от него, переступила через груды газет и вернулась к тарелкам с едой. – Это человеческая жизнь.
– Да. Веришь или нет, но мне он тоже нравится. А это о чем-то говорит, потому что сначала не понравился. Просто я не так, как ты, уверен, что он имел право на эту прежнюю преступную жизнь.
– Пожалуйста, не отдавай его полковнику и этому парню, Нусантаре. – Джина выскребла еду, которую отложили для Молли и Джоунса на две другие тарелки. Более чем очевидно, что эти двое не спустятся, а при такой жаре еда долго не продержится.
Холодильник они отключили, и температура там теперь почти комнатная. – Если он сказал, что его убьют, его определенно убьют.
– Он кажется готовым пойти на эту жертву, – заметил Макс.
Джина передала ему тарелку и вилку.
– Он любит Молли.
– В это я верю. Он готов умереть за нее.
– Умереть за кого-то – это глупее глупого, – сказала ему Джина. – Хочешь быть настоящим героем? Придумай, как спасти обоих: себя и того, кого любишь. А затем всю оставшуюся жизнь рви задницу, чтобы сохранить здоровые отношения. В смысле, умереть легко. Жить – вот настоящая задача.
Макс кивнул, и они оба съели тушенку прямо здесь, стоя. Мясо оказалось холодным и немного жирным.
– Собачий корм лучше, – не сдержался он, и она рассмеялась.
– Да, готова побиться об заклад. – И облизала свою тарелку. – Я собиралась сказать, не нужно умирать за меня, но передумала, я говорю: не нужно умирать вообще.
Макс улыбнулся.
– Я люблю тебя. – В этот раз, признаваясь в любви, он не выглядел таким мучеником.
Словно эта идея его больше не пугала.
Это было несколько нереально.
– Так что произошло? – спросила она, пока он тоже облизывал тарелку.
Джина делала это совершенно без намека, просто такой способ мытья посуды при нехватке еды и воды показался лучшим. Но когда Макс облизывал тарелку, все, о чем можно было думать – найти комнату с дверью. Зеленые бермуды никогда еще не были такими соблазнительными.
Она прокашлялась:
– Я имею в виду, между тем, как я уехала, и тем, как ты решил, что хочешь, ну, жениться на мне. Что изменилось?
– Я соскучился по тебе.
Джина глянула на него, протирая тарелки и вилки тряпкой. Ее мать, королева чистоты, пришла бы в ужас, но опять же, ее мать никогда не бывала в осаде.
– Что, и все? Ни тебе предсмертного откровения, где Авраам Линкольн, Уолт Уитман и Элвис оттолкнули тебя от света и в три голоса велели найти меня? В смысле... как ты меня нашел?
Улыбка Макса стала шире, и если бы девушка притворилась, что не видит, в каком он напряжении, то почти бы поверила, что он счастлив просто стоять здесь вечно и смотреть на нее.
– И почему я считал, что смогу прожить без тебя? – вслух удивился он.
Джина никогда не думала, что услышит эти слова в реальности. Ее сердце пропустило удар, а его улыбка отправила ее в свободное падение. Боже, она просто не могла привыкнуть к тому, как он смотрит на нее.
– Что ж, да, я твердила тебе это годами. – Джина скрестила руки и прислонилась к стойке. Из этого положения открывался чудесный вид на кухонный стол. Это, плюс улыбка Макса, и то, как он облизывал тарелку, и его глаза, его руки, его губы и зеленые шорты, и вообще все делали мысли о чем-то другом кроме секса невозможными. Просто будет слишком неловко, если Молли и Джоунс спустятся и вновь застукают их. – Как ты нашел меня? Джоунс позвонил тебе, или?..
– Вообще-то, нет. – Макс тоже прислонился к стойке, осторожничая с ягодицами и слегка вздрогнув, что он, конечно же, попытался скрыть. – Я был... уже в Гамбурге.
– Та террористическая бомбежка. Я видела в новостях. Когда мы впервые попали сюда, телевизор работал, до того как армия тьмы подстрелила спутниковую антенну. Ты ведь поэтому был в Гамбурге, верно?
– Вроде того. – Он надолго замолчал, а затем сказал: – Твое имя было в списке погибших в том взрыве.
– Что? – испуганно прошептала Джина и подалась вперед.
– Я прилетел в Гамбург, чтобы опознать твое тело, – поведал ей Макс беспристрастным спокойным голосом переговорщика. Но выражение его глаз и лица не было ни беспристрастным, ни спокойным. – Выяснилось, что твой паспорт оказался у другой женщины. Когда ты потеряла его у мошенников, террористы, ответственные за взрыв, подобрали его и...
Джина не могла вдохнуть.
– Я не хотела, чтобы Эмилио узнал, кто из нас Молли, – сказала она, все еще не веря. – Макс, боже мой, ты действительно думал, что я умерла?
Она увидела ответ в его глазах, когда он кивнул.
– Предсмертное откровение было иного рода. Они поместили тебя на тот стол и... я должен был войти в комнату, полагаю, морг, прямо в аэропорту, и... – Его голос дрожал, на самом деле дрожал. – Только это была не ты, так что...
Но он думал, что это она. Ему сказали... Джина шагнула к нему, он притянул ее в объятия и просто крепко сжал.
– Как долго? – прошептала она, и он понял.
– Между тем, как я узнал новости, и тем, как выяснилось, что это не ты, прошло почти двадцать четыре часа. – Он выдавил улыбку. – Это был очень, очень плохой день.
– Прости, – сказала Джина. Но о боже. – А мои родители?
– Они знают, что ты жива, – заверил Макс, касаясь ее лица, словно все еще не мог поверить, что она не мертва.
Она отчасти знала, каково ему пришлось. Ведь она сидела с ним в больнице, когда он едва не умер, днями напролет, касаясь его, согласная просто быть рядом.
– Джулз старался держать их в курсе наших дел, – продолжил Макс, – пока, ну, мы не потеряли телефоны.
Джулз.
Макс явно тоже подумал о нем – на его лице заиграли желваки, когда он стиснул зубы.
– Джина, – произнес он, отступая и беря ее за руки. – Я знаю, ты говорила, что любишь меня. Всего меня и... Лишь прошлой ночью я говорил Джулзу, что боюсь причинить тебе боль. Что я не хотел, чтобы ты... была в моей жизни, в моем мире, со всей моей... грязной работой и... не могу обещать тебе, что не будет ужасно. Могу лишь пообещать, что я попытаюсь. Однажды ты обвинила меня, что я не пытаюсь и... – Он кивнул. – Ты была права. Но еще ты всегда говорила, что я... не разговариваю с тобой, и...
– Насчет этого я ошибалась, – мягко произнесла она, сплетая свои пальцы с его.
– Я говорил с тобой больше, чем когда-либо с кем-либо, – признался Макс. – Я не, ну понимаешь, не как Джулз. Он действительно мог просто... говорить. Действительно переходить к чрезвычайно личному и очень быстро. Я сидел там прошлой ночью и думал: слава богу, что он гей – иначе вы бы уже давно сбежали вдвоем. Я просто... Есть вещи, о которых мне нелегко говорить. Так что если ты этого хочешь...
Джина рассмеялась.
– Когда я встретила Джулза, – поведала она Максу, – я уже любила тебя. Не имеет значения, гей он, или гетеросексуал, или кто-то еще. Чего я хочу, так это тебя. И, пожалуйста, перестань говорить о Джулзе, словно он мертв. Этого мы не знаем.
Может, и нет, но Макс был почти уверен в этом. Джина видела по глазам.
– Я тоже уже давно люблю тебя, – сознался он. – Вероятно, с тех пор, как ты спросила, уборщик ли я.
Он мягко рассмеялся, покачав головой.
– Что? Когда это я?.. – Она понятия не имела, о чем он говорит.
– Это одна из первых фраз, которую ты сказала мне по радио, когда была на захваченном самолете, – пояснил Макс. – Я спросил, в порядке ли ты, а ты спросила, уборщик ли я в аэропорту, и это правда был дурацкий вопрос. Учитывая обстоятельства.
– Я этого не помню.
– Я помню, – сказал он. – Помню, думал, что ты самая храбрая женщина на планете.
Сделать то, что ты сделала. Пережить то, что ты пережила, и быть в состоянии шутить и... Не бояться жить. – Он помолчал. – Простить мне, что я позволил этому случиться.
– Твоя вина в том, что ты позволил этому случиться, не больше моей, – отозвалась Джина. Боже, не дай ему снова начать ту же тему.
– Знаю. Но не могу не желать все переделать. Кое-что во время захвата я мог сделать по-другому. Не должен был – это рискованный шаг, я знаю. Знал. – Он посмотрел на их переплетенные пальцы. – Я потратил так много времени, проигрывая в голове все эти сценарии «А что, если бы...». Что, если бы я поступил иначе, что, если бы сделал так, вместо...
– Если бы ты сделал что-нибудь по-другому, – заметила Джина, – я могла бы быть убита, вместо...
– Знаю, – снова повторил Макс. – Я знаю. Я знал. Логически, рационально – все было правильно. Но я просто не мог это отпустить. – Он почти плакал. – А потом... – выдавил он. – Потом мне сказали, что ты мертва. Погибла во взрыве, устроенном террористами в Гамбурге. – Он сглотнул. – Я думаю, до этого я просто ждал, что ты вернешься. Думаю, я ожидал, рассчитывал, что ты одумаешься и, и... найдешь способ вернуться в мою жизнь когда-нибудь. И внезапно взорвалась бомба, и когда-нибудь закончилось. Ты ушла.
Навсегда.
– Ох, Макс, – выдохнула она.
– И все перестало иметь значение, – прошептал он. – Все это. Что я должен был сделать четыре года назад, что я мог сделать... Важно было лишь то, чего я не сделал в прошлом году, когда у меня был шанс: не сказал тебе, как сильно люблю, и не признал, что хочу, чтобы ты была в моей жизни – если ты достаточно чокнутая, чтобы вынести меня.
Джина не могла вымолвить ни слова – у нее сжалось горло. Что она могла сделать – и сделала – это поднести его руку к губам и поцеловать. Его пальцы, ладонь. Он погладил ее по щеке, и когда она посмотрела на него, в его глазах было столько любви, что перехватило дыхание.
Любви и страсти. Желания.
Это немного смутило его, или, может, он счел это недопустимым, потому что печально улыбнулся и отвел взгляд.
– Знаешь, я люблю, когда ты так смотришь на меня, – прошептала она.
Он снова посмотрел в ее глаза и... О, да, определенно пора найти комнату. С дверью. И вовсе необязательно с кроватью.
Вот только...
– Ох, черт. Я должна тебе кое-что сказать.
Но шанса не представилось, потому что мониторы камер слежения вспыхнули и затем совсем погасли.
– Генератор, – тихо доложил Джоунс, потому что в соседней комнате все еще спала его жена. – Закончился бензин.
Он видел, Джину успокоили сведения, что это не действия армии снаружи – не какая-то одновременная атака на все камеры наблюдения перед куда более яростным и катастрофическим ночным натиском.
– Не думаю, что они вообще в курсе про наши камеры слежения. – Макс наблюдал в бинокль из окон второго этажа за армией, расположившейся лагерем по периметру.
Выискивая возможность побега под покровом ночи.
Это был самый жизнеспособный из обсужденных сегодня во время коллективного мозгового штурма многих вариантов как-либо убежать или подать весть друзьям и союзникам.
Молли, которая, несмотря на беспокойство за Джоунса, пыталась бодриться, подала несколько глупых идей.
В доме оказалось много коробок с бумагой. Можно было сделать тысячи самолетиков, написать на них «Помогите» и выпустить из окна.
Они могли попытаться взорвать выход из туннеля. Может, прокопать альтернативный ход. Казалось маловероятным, но все же стоило сходить и взглянуть на конструкцию, что Джоунс и проделал, а вернувшись, отверг и эту идею.
Двое из них могут устроить диверсию, пока двое других возьмут «импалу» и пробьют путь наружу из гаража.
В этом случае «импала» и все, что внутри нее, будет изрешечено пулями.
Так что этот вариант – как и риск все же воспользоваться туннелем, где у выхода солдат гораздо меньше – отправился в файл с плохими идеями.
Молли подумала, что они могли бы петь караоке. У Эмилио был диск лучших песен Уитни Хьюстон для караоке. «Я буду любить тебя всегда» в их исполнении, настаивала она, заставит солдат нарушить строй и разбежаться с криками.
Вот только для караоке требовалось электричество, которое они пытались использовать лишь для компьютера и камер слежения, учитывая, что генератор на тот момент почти исчерпал бензин.
Да, потому-то эта идея и была глупой.
Но, тем не менее, вызвала столь необходимый смех.
Тогда Джина предложила использовать их огневую мощь для привлечения внимания.
Если они примутся стрелять, в воздух или по улице, может, кто-нибудь приедет это расследовать. Или обмолвится кому-нибудь в ближайшем американском посольстве, что на Пулау Миде развернулось сражение. Или еще лучше: они могли бы стрелять в определенном ритме.
У Джины вроде бы был приятель, морской котик, который подрывал взрывчатку в ритме «Собачьего вальса» – бах-бах-бах-бахбах – в надежде, что товарищи услышат его и найдут.
Она предположила, что они могли бы исполнить что-нибудь узнаваемое американское.
Например, «Возьми меня с собой на бейсбол», или «Звездное знамя», или «Шлепни меня, детка, еще один раз». Это было бы вроде как выступить с сильнейшей в мире партией ударных инструментов.
Конечно, SOS азбукой Морзе требовал меньшего таланта, но тоже мог сработать.
Или, может, когда прибудет полковник, Макс должен сказать, что они могут предоставить диск с деталями планирующегося на американское посольство в Джакарте нападения. На диск он поместит сообщение «Мы здесь», если повезет, оно попадет в нужные руки.
Джоунс заметил, что до сих пор им не везло, и стоит начать обдумывать вариант использовать его как козырь в переговорах. Молли при этом взвилась, посчитав, что он имел в виду, что Максу стоит начать думать о том, как сдать Джоунса полковнику. Она хотела, чтобы Багат пообещал, что не будет рассматривать этот вариант.
Конечно, Макс не давал обещаний, которых не мог сдержать, так что Молли театрально вышла из комнаты второй раз за день.
Джоунс последовал за ней.
Злясь на него, Молли отказалась от разговора, но, тем не менее, увлекла его в кровать, где вид повязки, прикрывающей швы после биопсии, еще больше выбил Джоунса из колеи. После чего она расплакалась, чем едва не разбила ему сердце.
Она заснула перед самым закатом, обняв его так крепко, словно намеревалась никогда не отпускать.
Наступила ночь, и самый их жизнеспособный вариант – побег под покровом тьмы – больше не представлялся возможным.
Потому что кто-то там снаружи не растерялся и разогнал тьму. На площадку загнали три джипа, чьи яркие фары осветили весь фасад дома. Противотуманные фары тоже зажгли, что означало: чтобы погасить огни, понадобится не шесть выстрелов, а двенадцать – вопиющее безобразие.
Следивший за мониторами камер Макс сказал Джоунсу, что у выхода из туннеля проделали то же самое, правда, было сложно разглядеть, больше ли там одного джипа. И насколько хватало обзора камер...
Теперь, когда они перестали работать, мужчинам оставалось следить за окружившей их армией по старинке.
– Хочешь посторожить первым или это буду я? – спросил Джоунс.
Макс держал бинокль, но больше не смотрел в него. Он, слегка нахмурившись, уставился в стену. Ладно, возможно, от недостатка сна у него начались галлюцинации, так что Джоунс решил за него.
– Я посторожу первым. Я не так устал. – Он обратился к Джине: – Убедись, что он действительно поспит.
Но Макс не выпустил бинокль.
– Погодите. Ух ты, думаю, я знаю, как нам отсюда выбраться. – Он посмотрел на Джину. – Всем нам.
Макс повернулся к Джоунсу, и стало очевидно, что он не терял связи с реальностью.
Он мог быть усталым, но оставался собранным и совершенно определенно здесь.
– Мне нужно связаться с командиром по рации, – заявил он. – Помоги мне его разбудить.
* * *
– Молли. Мол.
Она проснулась и обнаружила, что Джина мягко трясет ее, а свет от свечи заставляет тени плясать по комнате и по ее мрачному лицу. Молли ухватилась за простыню, осознав со вспышкой страха, что Джоунса в кровати больше нет.
– Что случилось? Где Грейди?
– Ничего страшного, – заверила ее Джина. – Они с Максом собираются немного пошуметь и пострелять. Я не хотела, чтобы ты проснулась от этих звуков и решила, что нас атакуют.
Недолгое облегчение разорвал звук стрельбы из автоматов вокруг них. Молли подпрыгнула, несмотря на то, что ожидала этого. Стрельба все еще сильно ее нервировала. Что за ужасный шум. Она схватила Джину за руки, и так они и сидели, просто держась друг за друга и пытаясь не дрожать.
Она знала, что Джина тоже ненавидит этот звук.
Но Макс и Грейди посылали SOS – она узнала ритм.
Джина перехватила ее вопросительный взгляд и кивнула.
– Двух зайцев сразу, – крикнула она.
Затем наступила тишина. Лишь на мгновение, а потом Макс и Джоунс повторили последовательность.
Молли могла лишь представить, как громко это звучало бы, будь дверь открыта.
– Что происходит? – спросила она Джину, когда вокруг внезапно снова зазвенела тишина.
– Макс хочет опять провести переговоры с командиром, – сказала ей Джина. – Ты знаешь про информацию о нападении на посольство, которую он нашел на резервных дисках Эмилио?
Американское посольство. В Джакарте. Молли кивнула.
– Макс не собирается отдавать диск с информацией, – поведала ей Джина, – и молиться, чтобы он попал к кому-нибудь, кто сможет расшифровать его просьбу о помощи. Вместо этого он просто скажет командиру, что у нас есть сведения о предстоящей террористической атаке. Если ему нужны подробности, он должен привести представителей американских властей, чтобы помочь в переговорах про нашу маленькую осаду.
Боже правый.
– Как только в дело вмешаются американцы, надеюсь, вся эта охота, стрельба и осада прекратятся, – продолжила Джина. – Грейди, конечно, арестуют, но он будет содержаться под американской стражей. А это лучше, чем умереть.
Молли кивнула. Лучше.
– По сути, Макс дает командиру выбор. Если он передаст Грейди американцам, Нусантара и его загадочный полковник разозлятся, верно? Но если он скроет эту информацию про террористическую атаку и на посольство нападут...
– Могут погибнуть невинные люди, – сказала Молли. Она это ненавидела.
– Да, – согласилась Джина. – И Макс хочет, чтобы командир об этом задумался. А также о том, что информация о его знании и бездействии обнаружится. Переводчик будет свидетелем, и его помощники... Люди узнают об этом и станут обсуждать. Они всегда так делают. И они смогут обсуждать и полковника, и Нусантару. Вот что Макс говорит этому парню прямо сейчас: связаться с Нусантарой и сказать ему это. Поскольку начнутся ликвидационные мероприятия, он должен будет сделать выбор. Что больше повредит политической карьере Нусантары? Обвинения в убийстве от не заслуживающего доверия преступника или то, что личные интересы помешали ему остановить террористическую атаку?
Не заслуживающий доверия преступник.
Джина всегда хорошо читала мысли Молли.
– Ты же понимаешь, что я не считаю Джоунса таким, правда? Я просто пытаюсь показать, как это прозвучит...
Как по заказу, Джоунс просунул голову в дверь.
– Мы опоздали, – ровным тоном произнес он. – Посольство атаковали вчера.
– В «импале» есть бензин, – заметил Джоунс.
– Но кто пойдет за ним в гараж? – взглянула на него Молли.
– Послушай, Мол...
– Не послушаймолкай мне! – сердито перебила она. – Ты сам говорил, что гараж не укреплен. Опасно даже просто открыть ту дверь. Если там окажется кто-нибудь...
– Народ, – мягко произнес Макс, оглядывая окружившую их армию в бинокль.
Солдаты расходились, возвращались ко сну.
– Я просто говорю, – продолжил Джоунс, – что в «импале» есть бензин, а нам нужен бензин для генератора...
Они все сидели на полу в большой комнате на втором этаже, стараясь не мелькать в окнах. Все, кроме Макса, который стоял в стороне у двери.
Во время последних переговоров Джоунс достал зеркало из аптечного шкафчика в ванной. Ему удалось настроить его так, чтобы можно было наблюдать за армией из окна, не попадая при этом под прицел снайперов.
– Если нам удастся запустить компьютер и пошарить в нем, – снова заговорил Дейв, – может, удалось бы найти что-нибудь еще на одном из дисков.
– Может, это мне стоит пойти за бензином, – сказала Молли.
Проклятье. Если бы Макс окружил четырех преступников, он не тратил бы время на сон. Он говорил бы с ними по радиосвязи. Не давал бы им спать и держал в напряжении.
Устроил бы какой-нибудь непрерывный грохот: музыкальную какофонию, или действующие на нервы звуки через громкоговоритель, или повторяющуюся в случайном порядке непрерывную стрельбу.
Это взаимное время на сон было нелепостью.
Разве что, конечно, к ним действительно едет танк.
– Что, ты собираешься слить бензин из машины через сифон?.. – спросил Джоунс.
– Я знаю, как это делается. – Казалось, Молли оскорблена, что он подумал иначе.
Макс посмотрел на джипы со сверкающими фарами. Оценил расстояние, попытался сделать расчеты. Двенадцать огней. Сколько это займет времени после первого выстрела?
Двенадцать выстрелов разделить на двух стрелков...
– Мы можем вам помочь. – Молли упрашивала и Джоунса, и Макса. – Джина и я. Мы ведь не... не... мешки с картошкой, которые ожидают, пока мужчины их спасут. Мы тоже кое-что умеем. Сливать бензин через сифон меня научила в стране третьего мира одна монахиня, которая сильно злилась из-за отмены финансирования. Она могла бы, наверное, даже вам преподать уловку другую, как смухлевать на черном рынке.
Но если бы у них было три стрелка...
– Как у тебя со стрельбой по мишеням? – перебил ее Макс.
– В смысле, из пистолета? – заморгала Молли.
– Из винтовки.
– Использование смертоносных палок не моя сильная сторона, – покачала она головой.
– Вот протыкать дротиками шарики с водой я действительно хорошо умею. И раздражать моего мужа. В этом я отменно хороша.
– Джина? – спросил Макс, думая, что уже знает ответ.
– Прости, – сказала Джина.
– Ты меня не раздражаешь, – обратился Джоунс к Молли. – Ты меня пугаешь. Давай, тебе нужно вернуться в постель. Ты практически падаешь. Как ты можешь шутить, когда...
Джоунс и Молли, споря, вышли из комнаты, и Джина придвинулась поближе к двери.
Она сидела на полу под окнами, прислонившись к стене спиной.
Девушка ногой подтянула подушку, на которой раньше сидел Макс, и устроила ее рядом с собой – безмолвное приглашение подойти и присесть.
– О чем думаешь?
Макс покачал головой.
– О том, что мы могли бы расстрелять фары, но это не сработает. Их слишком много. Я хорош, но я не Алисса Локке. – Он взглянул на Джину. – Она снайпер. Ты знала об этом?
Конечно, знала. Алисса помогала разбираться с угнанным самолетом. Она была среди снайперов, которые сняли террористов в кабине пилота, где держали Джину.
Джина весьма знакома со смертельной точностью винтовки Алиссы.
– Ты упомянул свою бывшую подругу, потому что?.. – подняла она брови.
Макс пожал плечами и снова посмотрел в бинокль.
– Мы могли бы использовать снайпера. Я неплох, но... Хотя даже Алиссе понадобилось бы много времени – двенадцать выстрелов. Даже сделай она это относительно быстро, как только свет погаснет, после всего этого шума... Одно дело проскользнуть мимо военных, когда они спят. Но когда бодрствуют... Это было бы сложно. Может, мы могли бы переодеться в одежду Эмилио, попытаться сделать ее похожей на униформу, попытаться смешаться с... – Он покачал головой и передал ей бинокль. Пришлось наклониться почти до пола, и его нога начала деревенеть. – Отсюда должен быть выход, но это не он.
Макс осторожно опустился рядом с Джиной на подушку.
– Мне жаль, что я не могу стрелять, как Алисса Локке, – сказала Джина. Прозвучало скорее раздраженно, чем с сожалением.
Рассердилась на него за упоминание о коллеге.
Даже приревновала.
Хорошо. Пусть лучше ревнует, чем до смерти боится того, что грядет.
Макс потянулся и коснулся ее подбородка, разворачивая ее лицом к себе. У нее такая красивая кожа, такая мягкая. Он придвинулся ближе. Поцеловал ее.
Она воспротивилась – на какую-то десятую долю секунды. А через несколько секунд настал его черед отстраниться.
Сторожить первым подразумевало сторожить, что означало: его глазам нужно быть открытыми. Он посмотрел в окно при помощи зеркала. Все оставалось таким же: ни движения, ни изменений.
– Боже, я ненавижу, что ты можешь вот так, – подала голос Джина, переведя дыхание. –
Ты до того хорошо целуешься. Это должно быть незаконно. Ты выбешиваешь меня разговорами о своей бывшей подружке, а потом просто целуешь, и я такая «Нет! Нет... да, да, да!»
– Она не была по-настоящему моей подружкой, – сказал Макс. – Алисса. Я любил ее, да, но не по-настоящему. Не так, как я люблю тебя. Я увлекся ею, но это не было... Я держался подальше, потому что она на меня работала. Знаешь, спать с подчиненными плохая политика. В любом случае, я знал, что должен сохранять дистанцию, и так и делал.
Мне было совсем не сложно. Но когда я попытался держаться подальше от тебя... – Он рассмеялся. – Я мог уйти от любой женщины в мире, но не от тебя.
– Ну да, – отозвалась Джина, и раздражение из ее голоса явно пропало. – Потому что я тебя преследовала.
– Нет, – сказал Макс, – тут нечто большее. Помнишь семейного консультанта, к которому мы ходили? – Он взглянул на нее.
– Рита, – кивнула Джина.
Макс тоже кивнул.
– После того, как ты вышла из комнаты, она спросила, чего я так боюсь. – Он снова взглянул на девушку. Она определенно больше не сердилась. Более того, выглядела прямо-таки ошеломленной тем, о чем он говорил.
– У меня было много времени над этим поразмыслить, и... – тихо произнес он. – Я не пытаюсь найти оправдания, но... в моем мире не стоит любить кого-то или что-то так сильно. Это слишком... рискованно. Ты любишь – и теряешь. Поэтому ты испугала меня до смерти. Быть с тобой казалось неправильным по многим причинам, а я в своей голове создал из этих причин настоящую проблему и притворился, что не страх был настоящей и наибольшей трудностью. А потом появилась Алисса – красивая и умная. Достаточно сильная, чтобы выдержать всю мою фигню. И самое лучшее: я любил ее, но не слишком сильно. Я знал, что смогу прожить без нее.
Я попросил ее выйти за меня, потому что думал, это поможет держаться от тебя подальше, – признался Макс. – Потому что я боялся того, как сильно люблю тебя. – Он откашлялся. Боже, не так давно он бы сделал что угодно, лишь бы Джина не узнала правды. А сейчас просто сидел здесь и все это выбалтывал. – Я просто хотел, чтобы ты это знала.
Они немного посидели молча.
– Не стесняйся поцеловать меня, – сказала Джина, – как только почувствуешь такую необходимость.
– Да, что ж, предполагается, что я сторожу, – рассмеялся Макс.
– Сторожишь что? Они не собираются двигаться, пока не приедет танк.
– И все же.
– Ты пытался когда-нибудь заниматься любовью и все время не закрывать глаз? – спросила Джина.
Он взглянул на нее.
– Что? Я просто поддерживаю беседу.
– Верно. – Макс снова глянул на нее, и она улыбнулась ему той особенной улыбкой.
Той исполненной обещаний легкой улыбкой «Следующая остановка рай». И он знал, что она знала, что он на самом деле подумал о...
– Ой, – сказал Макс, понимая, что только так можно было притормозить. – Моя нога действительно болит.
– Хорошо, – отозвалась Джина. – Ты победил. В смысле, я могла бы сказать, что поцелую ее, и она перестанет болеть, но не стану.
– Хороший план, – согласно кивнул Макс. – Не надо. Ну, знаешь, говорить это.
Ему хотелось смеяться. Это чувство полной удовлетворенности обескураживало.
Они здесь попали в серьезные неприятности. Если танк не был блефом – а чутье подсказывало, что это не так, – Грейди Моранта придется отдать волкам на съедение.
Если он это сделает, Джина никогда ему не простит.
На этот раз тишина продлилась почти двенадцать секунд.
– Могу я рассказать тебе кое-что забавное? – спросила Джина. Она не дождалась его согласия или отказа. – Это про, ну... понимаешь, возрастной вопрос.
– Возрастной вопрос, – повторил Макс. – Ты уверена, что это забавно?
– Это все еще беспокоит тебя? – спросила она. – Что ты немного старше меня? И история более странно-забавная, чем забавно-смешная.
– Двадцать лет это не совсем немного, – сказал он.
– Скажи это палеонтологам, – возразила она.
Хорошо, с этим он мог согласиться.
– Просто расскажи свою историю.
– Давным-давно, когда Джоунс впервые приехал в Кению, – начал Джина, – я не знала, кто он. Молли мне не сказала, а он пришел в нашу палатку на чай, и... Может, это даже не странно-забавная история. Может это скорее история про мой идиотизм, потому что я немедленно сделала вывод, что он крутится рядом, потому что запал на меня. Мне и в голову не пришло – эта мысль даже не посетила мой ограниченный маленький мозг – что он может быть увлечен Молли. И что она, может, всего лет на десять его старше. Помню, я сидела там, после того, как все открылось, и думала «Черт. Люди строят гипотезы, опираясь на возраст. Макс был не таким уж и сумасшедшим». – Она улыбнулась ему. – По крайней мере, сумасшедшим не больше обычного. Я считаю... Я просто хочу извиниться за то, что все время тебя поддразнивала.
– Все нормально, – сказал Макс. – Я просто напоминаю себе, что любовь не всегда останавливается, чтобы заняться подсчетами. – Он посмотрел на девушку. – Пытаюсь убедить себя в этом. Ну, как прозвучало? Впечатляюще?
– Это было очень хорошо. – Они снова помолчали, а потом Джина заговорила: – Может, мне стоит обзавестись футболкой с надписью «Я не его дочь, я его жена».
– Ты все еще меня поддразниваешь, – кивнул Макс со смехом.
– Да. Потому что мне действительно плевать, что думают окружающие, и, полагаю, тебе тоже не стоит об этом беспокоиться.
Он рассматривал ночь в отражении зеркала.
– Этой ремаркой про жену ты намекнула, что выйдешь за меня замуж?
– Погоди. – Джина взяла бинокль и отползла к двери. Поднялась и выглянула в окно, подкрутив линзы. – Просто хочу убедиться, что нас не прервут снова, – пояснила она.
– Ты собиралась здесь сказать что-то важное, – напомнил Макс.
– Да, и это немного странно и сложно, – откликнулась она.
– Ты беременна?
– Как ты?.. – удивилась Джина. – И это отчасти тоже, но я на самом деле не знаю...
Она вползла обратно в комнату и опять села рядом с ним. – Я точно не уверена, но да, думаю, могу быть.
Макс кивнул. Не ревнуй, не ревнуй.
– Не злись, но когда я пытался найти тебя, то разыскал твой отель и... Там был бланк из клиники, где ты проходила тест на беременность.
Теперь она смотрела на него с лукавой усмешкой.
– В смысле, я могла забеременеть, потому что когда мы, ну, там, на кухне... Жаркий секс, не предохранялись...
– Но... Ты прошла тест на беременность. В Германии.
– Я проходила тест не потому, что считала себя беременной, – сказала ему Джина. – Я знала, что не беременна.
Ладно, он очень устал, но в этом определенно не было смысла. Макс знал, что должен был испытать облегчение, но слишком растерялся.
– Так зачем ты сделала тест? – поинтересовался он.
– Ты правда думал, что я беременна? – спросила она, начиная осознавать. – Ты думал...
Боже, Макс, кого же ты считал отцом?
– Не знаю, – покачал он головой. – Это не важно. Я хочу сказать, если бы ты все еще любила его, но казалось, будто нет, так что...
– Боже, – снова повторила она, повернулась и посмотрела на него. – Сколько женщин у тебя было с тех пор, как я уехала в Кению?
Она это серьезно?
– А кухонный стол считается?
– Ноль? – спросила Джина. – Так как я провела больше года вообще без секса, моя беременность была бы очень особенной. И для протокола, кухонный стол отжег по полной. Надеюсь, нам не придется провести без секса еще один год, прежде чем мы повторим.
Макс рассмеялся. Она совершенно его рассмешила.
– Все закончилось довольно быстро, – заметил он.
– Мне нравится быстро, – отозвалась Джина. – И давай уже, не одной же мне тут унижаться. У тебя тоже в последний год не было секса?
– Да, – признался он. – Я люблю тебя, а тебя рядом не было – что мне оставалось?
– Ты действительно смущен? – задала она вопрос. – Потому что ты вроде не из распутников, и...
– Нет, – ответил Макс. – Я смущен тем, что мне понадобился целый гребаный год и еще шесть месяцев, и худший кошмар в моей жизни, чтобы понять, что я без тебя не могу жить.
Глаза Джины сияли – она выглядела удивительно счастливой, учитывая, что их окружила армия людей, жаждущих их смерти.
– Вообще-то, – сказала она, – тебе понадобился весь не гребаный год и шесть месяцев.
Ладно, вот что с тестом на беременность. Когда Молли обнаружила, что беременна и что у нее может быть рак груди, я провела кое-какие исследования, потому что знала – Грейди растеряется. Он на самом деле хотел, чтобы она прошла весь курс лечения – с химией и облучением – как можно скорее, но она не сделает этого, пока носит ребенка. Разве только если прервет беременность.
Я прочитала кое-что о суррогатном материнстве – это когда третий человек, например я, выносит для родителей ребенка до срока. Это отличается от традиционного суррогатства, потому что ребенок будет от Грейди и Молли – и яйцеклетка, и сперма. Я предоставлю лишь матку и, ну, девять месяцев своей жизни. Сначала я думала, что они смогут взять ребенка у Молли и, понимаешь, просто переместить его, но это невозможно.
Может, когда-нибудь разработают технологию...
Опять же, Молли бесилась от мысли про химию и облучение еще и потому, что после могла быть не в состоянии иметь детей, – продолжила Джина. – Полная процедура могла привести к ранней менопаузе или бог знает чему еще. В любом случае, я хотела предоставить ей больше возможностей, поэтому предложила себя в суррогатные матери, если когда-нибудь она захочет или будет в этом нуждаться. Я просто подумала, это облегчит ее ношу, хотя бы чуть-чуть, если она будет знать, что я буду там, чтобы помочь, если... Господь отвернется, понимаешь?
Для суррогатных матерей обязателен тест на беременность, равно как и чистая медицинская справка. Имеет смысл, верно? Поэтому я пошла в клинику вместе с Молли, проверилась, запустила процесс. Хотя, пока я была там, доктор сказал мне, что еще слишком рано. Они рекомендуют раковым больным подождать несколько лет, чтобы полностью очиститься, прежде чем заводить детей. – Джина глубоко вздохнула. – Поэтому я дала Молли обещание. Это означает, есть шанс, что через пару лет нам придется добавить строчку «И я беременна ребенком своей лучшей подруги Молли» на той забавной футболке, которую я собираюсь носить.
Макс не знал, плакать или смеяться, и предпочел воздержаться от обоих вариантов.
– На это я согласен, – сказал он. – И, кстати, думаю, что теперь люблю тебя даже больше.
Она опустила голову ему на плечо, и теперь настала ее очередь сдерживать слезы.
– Могу я спросить у тебя еще об одном?
– Конечно, – ответил он. Зная Джину, это будет тот еще вопросец.
– Ты позвал меня замуж лишь потому, что считал, будто я беременна? От кого-то другого?
Вот черт.
Макс знал, что придется сказать правду.
– Нет. Я позвал тебя замуж, потому что люблю тебя. – Он сделал паузу. – И потому что думал, что ты можешь быть беременна от кого-то, и я не хотел, чтобы тебе пришлось иметь с этим дело в одиночку. И потому что на самом деле неважно, кто этот кто-то, но я надеялся, что это кто-нибудь, кого ты любила хотя бы немного, а не тот, кого ты не любила вовсе. И еще я надеялся, что в любом случае ты узнаешь, что единственная вещь, имеющая для меня значение, это то, что ты жива и здорова, и рядом со мной.
Она долго молчала, прежде чем заговорить.
– Хороший ответ. Если мы завтра умрем...
– Завтра мы не умрем.
– Да, но если умрем, – произнесла она, и он знал, что Джина действительно верит в такую возможность, – по крайней мере, у нас есть эта ночь.
Она закрыла дверь ногой, и та захлопнулась со щелчком. Передала ему бинокль со своей фирменной улыбочкой.
– Джина, – произнес Макс.
– Ш-ш, я должна проверить твою повязку, – сказала она, расстегивая его брюки. – Я буду нежной, обещаю.
И Макс обнаружил, что держать глаза открытыми действительно сложная задача.