Такого жуткого похмелья у Джулза еще не бывало.

Первое, что он увидел, открыв глаза, – свет. Слишком много света.

Пламя свечей, несомненно, предназначенных для создания романтического настроения, почему-то казалось слишком ярким. Пришлось прикрыть глаза, оставив лишь узкие щелочки, чтобы мозг не раскололся. Можно было бы сказать, что так легче, но в голове пульсировало, живот, чтоб его, разрывался от боли, а внутри все горело.

Джулз находился в незнакомой комнате, в незнакомой постели. Да что, черт возьми, с ним такое? Он же завязал с подобным поведением, едва окончив колледж.

Голоса. Смех. Далекий, словно из другой комнаты. А может… Снаружи? Вечеринка еще в разгаре?

Рядом с ним кто-то пошевелился. Он повернул голову, но, проклятье, стало так больно, что пришлось зажмуриться и подождать, пока мозг встанет на место.

Джулз медленно приоткрыл глаза, едва разомкнув веки…

Черт побери, кто… она?

Он открыл глаза пошире, отчего голова едва не раскололась надвое, но ему нужно было присмотреться получше, потому что рядом с ним лежала без сомнения девушка.

Вероятно, самая красивая из всех, каких ему доводилось видеть. Джулз разглядел длинные темные волосы, тонкие индонезийские черты лица и еще кое-что: мало того, что рядом с ним женщина, так ей к тому же не больше шестнадцати и…

Память со свистом вернулась к нему, окатив волной адской боли.

Он вспомнил эту девушку. Вспомнил, как она склонилась к нему, и на ее прелестном личике отразилось беспокойство. Как говорила с мужчинами, которые его несли, на непонятном для Джулза языке. Как откинула его волосы, чтобы взглянуть на лицо. И как непрерывно болтала, пока его не положили на кровать. Девушка командовала мужчинами, в этом Джулз не сомневался. Но потом она заметила, что глаза его открыты. Ну или по крайней мере более открыты, чем были ранее. И улыбнулась.

– Теперь выкарабкаетесь, – произнесла она на почти идеальном американском английском.

Джулз вспомнил ноги. Лица. Индонезийца с усами и козлиной бородкой.

Аварию. Машину, рухнувшую с крутого холма.

Эмилио, упавшего замертво.

Эмилио, а не Джулза. Боль, которую Джулз чувствовал, доказывала, что он все еще жив. Едва.

В той не-совсем-случайной аварии он сломал ногу и ударился головой. И вдобавок схлопотал пулю из пистолета Эмилио.

Так вот откуда эта боль.

Он вспомнил Макса. Гараж. Макс будет волноваться.

Будет, если ему, Джине и остальным удалось не угодить в ловушку Эмилио. Если они еще живы.

Джулз осознал, что кожаный пиджак исчез, а вместе с ним иcчезли мобильник и оружие. Штаны тоже пропали. И даже нижнее белье было чужим.

Боже, Джулз надеялся, что юная мисс Индонезия не играла с ним, как с гигантским Кеном. Не ради себя. Ради нее. И все-таки, что она делает с ним в постели?

Итак, она спит. Поверх укрывающей его простыни. Рядом, на случай, если он проснется.

К своему облегчению, Джулз осознал, что она просто присматривала за ним.

Он протянул руку, чтобы дотронуться до девушки, заставить проснуться, но движение вызвало жуткую боль. И хотя он не закричал, звук, сорвавшийся с губ, очень походил на крик.

Цель достигнута. Широко раскрыв глаза, девушка села.

– Привет, – прохрипел Джулз пересохшим горлом, еле шевеля потрескавшимися и опухшими губами. Его что, ударили по лицу? – Не одолжишь мне телефон?

Она заговорила, громко и быстро, на непонятном языке.

Вот дерьмо.

Должно быть, воспоминания о ней, говорящей на чистом английском, были галлюцинацией.

– Меня зовут, – приложив руку к груди, медленно произнес он, – Джулз Кэссиди. Мне нужен, – он сложил пальцы в знак, похожий на жест «Я тебя люблю», и переместил руку к уху, – телефон?

Возможно, имейся у нее ручка и бумага, он нарисовал бы один.

Боже, голова просто разрывалась от боли. Последнее, в чем нуждались Джулз и его раскалывающаяся черепушка, так это играть в угадай картинку на грани жизни и смерти.

В комнату вошла женщина постарше и поставила рядом с его неумолкающей постельной подружкой поднос со стаканом, в котором, как надеялся Джулз, была питьевая вода.

Девушка взяла стакан и придерживала его, пока Кэссиди пил. А потом здорово удивила.

Джулза, выдав на чистом английском:

– Мне очень жаль, мистер Кэссиди, но у нас нет наземной линии связи, а сотовые вышки по-прежнему не работают.

* * *

– Друг, ты ведь должен спать, – обратился Джоунс к Максу, когда тот вошел в комнату для дежурств.

Близился рассвет. Всего несколько минут, а может, полчаса, и небо из черного станет свинцовым.

– Ну или хотя бы, – добавил Джоунс, – показать Джине, как ты ее любишь и обожаешь.

– Она спит, – сказал Макс. Он выскользнул из постели, как только дыхание Джины стало ровным и глубоким. А перед этим очень даже неплохо ее пообожал. Не то чтобы он собирался посвящать в это Джоунса, но, как сказала бы Джина, было ого-го. Макс осознал, что ухмыляется в темноте.

– Ты правда любишь ее, да? – со своего места под окном спросил Джоунс и бросил Максу подушку, чтобы тот тоже мог присесть. – Кстати, тебе сообщение от Молли: «Если ты с Джиной просто дурачишься, завязывай с этим немедленно. Обидишь ее – чертовски пожалеешь, что на свет родился».

Сообщение от Молли?

– Немного перефразировал, – прочитал его мысли Джоунс.

– Я люблю ее, – сказал Макс, усаживаясь. Ой.

– Ага, это вроде как очевидно, – заметил Джоунс. – Но я пообещал Молли разыграть этакого крутого парня и пригрозить тебе. Да, кстати, она замечательная. Это я о Джине. А ты чертовски везучий сукин сын.

Макс лишь покачал головой. Должно быть, в вооруженных силах есть учебный курс творческого сквернословия, который ему как штатскому не требовалось проходить.

– Значит, ты все же человек, – сказал Джоунс. – А что касается настоящих подонков, так ты… не один из них. Представь, как я удивлен.

– Ага, – подтвердил Макс. Но разве это не его реплика?

Джина оказалась права. Джоунс, может, парень и не совсем хороший, зато порядочный.

Любопытно наблюдать, как быстро он перевоплотился обратно в высококвалифицированного профессионального военного.

В противотеррористическом мире бытовала поговорка: «Солдат всегда остается солдатом».

Но Макс нисколько не удивился. За годы сотрудничества как с военными, так и со штатскими он выработал свое изречение: «Ожидай ото всех лучшего и будь готов к тому, что они сильно превзойдут твои ожидания».

– Если прибывающий полковник, – перешел Джоунс от болтовни к серьезному разговору, – тот, о ком я думаю…

Макс ждал.

– Важно, – тихо продолжил Джоунс,– чтобы, когда будешь передавать меня ему – Раму Субандрио – я был мертв.

Макс откашлялся:

– Не думаю…

– Что ж, и я не думаю. Я знаю. И прикидываю, как это лучше провернуть. Ну чтобы…

Молли было легче… Вот черт. В любом случае будет нелегко…Знаю только, что мне нужно, чтобы ты это сделал, потому что я гребаный трус и сам не смогу.

О боже.

– Послушай, – произнес Макс. – Грейди. Может…

– Вот что мы должны сделать, – перебил его Джоунс. – Ты поведешь меня туда.

Выведешь из здания. Молли и Джине скажем, что направляемся в туннель, тогда они не станут смотреть. Когда окажемся на площади, я подниму руки вверх. При тебе будет оружие и…

– Расскажи мне о Субандрио, – попросил Макс.– Если он и прибывающий полковник один и тот же человек, то именно с ним мне предстоит вести переговоры.

– Он чертов маньяк, – начал Джоунс. – Чай отыскал его в той же тюрьме, что и меня.

Только Субандрио там работал. По собственному желанию. Просто пообещай мне…

– Я не стану тебя убивать, – сказал Макс. – Придумаем что-нибудь другое.

Джоунс безмолвствовал.

– Что, например?

– Боже. Ну что-то.

Со своего места Макс смутно видел лицо Джоунса, но заметил, что тот трясет головой.

– А если я скажу тебе, что Субандрио сдерет с меня кожу, чтобы заставить сказать, куда я отвез любовницу Нусантары? – понизив голос, произнес Джоунс. – Если скажу, что он будет поддерживать во мне жизнь неделями? Месяцами. Почти убьет меня, а после даст ранам затянуться. Если скажу, что пока я жив, он будет пытаться добраться до Молли. И до Джины. Он заполучит меня, и все равно танк проделает в доме дыру, чтобы Субандрио мог содрать кожу с них у меня на глазах, и тем самым заставить страдать еще сильнее. А ты, друг, ты ведь тоже от этого не защищен. Он и тебя заставит смотреть, как пытает их. Хочешь увидеть, как он вырежет моего ребенка из тела Молли? Поверь, он это сделает. Он делал это раньше. И вероятно, и теперь ждет этого с нетерпением.

О Господи.

– Не знаю, – продолжал Джоунс с дрожью в голосе, – вполне возможно, что Субандрио все равно будет пытать Молли и Джину. Даже после моей смерти. И милосерднее всего было бы убедиться, что для них все закончится быстро.

– Может, вовсе и не Субандрио сюда едет, – заметил Макс.

– Ага, и может, у Молли нет рака груди, – съязвил Джоунс.

– Может, и нет.

– Точно. – Джоунс засмеялся, но смех вышел неприятный.

– Послушай, Грейди, – тяжело выдохнул Макс. – Я понимаю, ты напуган, но не стану…

– Дурак, все еще верящий в чудеса. Думаешь… Что? Что я не знаю, о чем говорю?

– Нет, – ответил Макс, но Джоунс его не слушал.

– Что я трус и даже хуже, – разорялся он, – потому что позволил себе сломаться? Боже, да ты чертовски самонадеянный сукин сын! Думаешь, ты лучше меня. Думаешь, ты бы не сломался в той тюрьме? Три года пыток. Дерьмо. Ты бы запросто их выдержал, да? Черта с два, Багат. Ты тоже человек, что бы ни думал. И как у всех на этой планете, у тебя есть переломный момент.

– Послушай, Грейди, – снова попытался Макс.

– Хочешь узнать, когда он наступит? Тогда позволь им срезать кожу с твоих ступней.

Позволь им сечь тебя до тех пор, пока не окажешься в одном взмахе руки от смерти. Хотя какие к черту проблемы. Ты же несокрушим. Твоя треклятая самоуверенность тебя спасет.

Но погоди. А что будет, когда приведут Джину? Что ты почувствуешь, чемпион, видя, как ее насилуют, слыша ее крики и будучи неспособным пошевелиться, не говоря о том, чтобы ей помочь? Хочешь через это пройти? А ведь придется.

Повисла тишина.

Макс не знал, что сказать. Только если: «Да я уже через это проходил. Слышал крики Джины и не мог ей помочь».

До настоящего момента Макс и не понимал, что у пережитого и причиняющего столько страданий имелось название.

Пытка.

Всего раз он подвергся чему-то столь же ужасающему, когда поверил, что Джина погибла.

Джоунс встал. Перед самым окном.

– Пригнись, – приказал Макс.

Но тот не послушался. Прошел прямо и вышел за дверь.

– Додежуришь вместо меня, – бросил Джоунс. – Дай знать, когда у тебя иссякнут идеи.

А я проведу остаток жизни с женой.

* * *

Джулз переводил взгляд с доктора Дьюи Эрналии на ее трех великолепных братьев и обратно, молясь, чтобы ему поверили.

Черт. Уж если кому и полагалось быть скептиком, так это ему самому. У этой тощей девчушки предположительно имелся диплом врача Университета Тафтса. А раз уж она вправила ему ногу и наложила швы, пожалуй, лучше поверить, что так оно и было. Хотя другая версия – что она не по годам развитой подросток, зарабатывающий значок герлскаута за оказание первой медицинской помощи – внушала еще меньше доверия.

Когда все три брата собрались в изножье кровати, доктор Эрналия поведала Джулзу, что она единственный врач на этой стороне острова и что их маленький домик без электричества – ближайшее строение к находящейся в нескольких милях отсюда больнице.

Доктор беспокоилась, поскольку первый брат доложил, что неподалеку в доме на холме прячутся террористы. А второй брат сообщил о слухах, будто вооруженные силы направили туда танк, чтобы взорвать этих террористов.

По опыту Дока это означало, что возможны большие потери.

Да уж, без шуток.

И самой большой потерей станут Макс, Джина, Джоунс и Молли. Ведь они не террористы, прячущиеся в том доме, а друзья Джулза.

И, конечно же, доктор не преминула заметить, что возможные большие потери были бы еще больше, если бы к делу подключились американцы.

Но американцы, очевидно, держались в стороне, ведь эти террористы считались частью ячейки, атаковавшей посольство в Джакарте, где был убит всеми любимый политик с Пулау-Миды. Если американцы все же вмешаются, вместо того, чтобы тут же вынести приговор и привести его в исполнение, они возьмут террористов под арест.

– Я агент американского федерального бюро расследований, – начал Джулз, желая при этом быть одетым во что-то более достойное, нежели одолженное нижнее белье в виде пары боксеров с логотипом «Бостон Ред Сокс», непрочно скрепленных с одной стороны, чтобы можно было наложить шину на колено. – Я прибыл на Пулау-Миду, чтобы расследовать похищение двух американок. – Он подождал, пока док переведет братьям.

А потом ждал еще дольше, поскольку в комнату вошел мужчина. Судя по внешности, очередной младший брат доктора. Даже если бы очень постарались, эти пятеро не смогли бы стать более похожими – все отличались экзотической красотой.

Разговор между ними затянулся, они много жестикулировали и все чаще украдкой поглядывали на Джулза.

Наконец доктор Эрналия их утихомирила и повернулась к Кэссиди.

– Братья хотят знать, – обратилась она к нему, – не ты ли убил Эмилио Тесту.

Джулз посмотрел на лица людей, стоящих в изножье его кровати, но ничего не смог на них прочесть. Совсем.

Лишь ожидание и не более. Из этой семейки можно было бы собрать успешную команду игроков в техасский холдем.

Вот так так. Джулз очень надеялся, что Эмилио Теста не входит в число хороших друзей семьи.

* * *

Молли проснулась и обнаружила, что одна в постели, но не в комнате.

Она заметила темный силуэт у двери. Джоунс. Он сидел на корточках и смотрел на нее.

– Привет, – спросонья пробормотала она, откидывая волосы с лица. – В чем дело? Ты свое отдежурил? Теперь мой черед?

– Нет… нет, – отозвался он. – Прости, что разбудил.

– Ты и не будил. – На прикроватном столике она нащупала свечу и коробок спичек.

Однако пламя не осветило стену, и Молли по-прежнему не видела лица Джоунса.– Что ты там делаешь? – Она приподнялась на локте.

– Ты такая красивая, – прошептал Джоунс.

– Если это прелюдия к извинению, – сказала она, – то оно принимается. Ты прощен.

– Прости меня. Мне следовало держаться от тебя подальше. Не надо было приезжать в Кению.

Хоть Молли этот разговор и не радовал, она его ожидала. Призраки прошлого спикировали на Джоунса, когда тот понял, что Макс не сможет использовать имеющуюся у них информацию о планируемом террористами нападении на посольство в Джакарте в качестве козыря при переговорах, поскольку посольство уже атаковали.

Возможно, будущее тогда представлялось Джоунсу довольно мрачным, но идея Макса подарила ему надежду. Надежду, которая вскоре была разбита.

– Что ж, может, если бы ты не поехал в Кению, ни один из нас не находился бы сейчас здесь…

– Чертовски верно подмечено.

– …но ты должен знать, что я ни на что не променяла бы последние четыре месяца, – свирепо заявила Молли.

– Ты лучше умрешь, – уныло произнес Джулз. – Из-за четырех вшивых месяцев, прожитых во лжи?

– Нет, – опровергла она. – Спасибо, конечно, но я лучше не умру. И что было ложью?

Твое имя? Твой фальшивый акцент? Подумаешь. Хватит винить себя за то, что делаешь меня самой счастливой в мире женщиной. Ну, не считая Джины на кухонном столе…

Джоунс не засмеялся. Он даже не улыбнулся, а лишь опустил голову на скрещенные руки.

– Да ладно, – начала Молли. – К чему эта пораженческая поза?

Затем откинула простыню, взяла со столика свечу и пересекла комнату. Обнаженная.

Выставив напоказ не самое упругое сорока-с-чем-то-летнее тело, мягкий, может-она- просто-съела-слишком-много-шоколадного-пирога, круглый животик, еще не похожий на живот беременной женщины, и набухающую с каждой минутой грудь. Молли всегда была фигуристой, а беременность превратила ее в пышную звезду бурлеска. По крайней мере, так она себя ощущала.

Но когда Джоунс смотрел на нее, Молли чувствовала себя красивой. А иногда даже стройной. И всегда невероятно сексуальной.

И это несмотря на повязку, закрывающую грубые, как у Франкенштейна, швы от биопсии.

Беда в том, что сейчас Джоунс не хотел на нее смотреть. Он был напуган и зол, и в душе у него не осталось места ни для чего кроме страдания и ненависти к самому себе.

– Я должен был умереть много лет назад, – сказал Джоунс присевшей рядом с ним Молли. – Пожалуй, мне даже полагалось умереть, но я был слишком эгоистичен, чтобы это понять.

– Если тебе полагалось умереть, – заметила Молли, – ты бы умер. При условии, что в жизни вообще есть место такому понятию как полагалось. Скажем, есть. Так когда тебе полагалось умереть?

– Когда подхватил инфекцию, – ответил Джоунс. – Я почти умер.

Молли кивнула, вспомнив. Впервые она увидела напоминание о случившемся – новый шрам в его обширной коллекции – в их брачную ночь. Неровная и все еще красная линия резко выделялась на спине, хотя ранили его уже давно.

Собственно, пырнули ножом.

Он рассказал, что заработал этот шрам по пути в Африку. Годами ранее. Сразу после того как Молли уехала из Индонезии, если быть точным. После того как ее подстрелили, а его избили до полусмерти. После того как они оба исковеркали свои жизни и отношения взаимным недоверием.

Джоунс сел на корабль, направлявшийся на восток, намереваясь сделать все от него зависящее, чтобы отыскать ее, а затем броситься ниц и вымолить прощение.

Но люди Чая выследили его. Разыскали Джоунса и едва не убили, всадив нож ему в спину, пока он яростно сопротивлялся.

Истекающий кровью Джоунс сполз с того грузового судна в Шри-Ланке, и едва вновь не умер от ножевой раны, когда в нее угодила инфекция. Именно тогда он понял, что Чай не успокоится, пока не покончит с ним.

Он не мог прятаться, мог только бежать. Джоунс сказал, что понимал: если бы продолжил путь в Африку, то привел бы мерзавца прямиком к Молли и подверг ее ужасной опасности.

И в тот момент Джоунс поклялся, что больше не совершит подобной ошибки.

Молли знала, что сейчас он припомнил ту клятву.

– Тебе не полагалось умереть, – сказала она ему. – Хватит упрекать себя. Ты ни в чем не виноват.

– Ага, как же. Тебе меня не переубедить. Проклятье, Мол. У меня такое чувство, что я тебя убил. Так или иначе. Если пройдешь это испытание, что ж, дерьмо!.. Тогда настанет время бороться с раком. Вот только если я выживу, то где окажусь? Из тюрьмы нелегко будет тебя поддерживать. – Его голос дрогнул. – Не приедь я в Кению, ты бы не забеременела и волновалась бы о своем здоровье, а не о благополучии этого гребаного сатанинского отродья внутри тебя!

– Ничего себе, – ахнула Молли. – Довольно грубо.

– Боже, прости, – прошептал Джоунс. – Думаешь, он меня слышал? Черт, пожалуй, лучше мне… Из меня вышел бы паршивый отец.

– Нет, – опровергла она, сознательно пропустив мимо ушей капитулирующее время глагола, и сосредоточившись на том, что Джоунс впервые признал жизнь – их ребенка, – которую она вынашивала, как человека.– Вряд ли у него уже есть уши. А если и есть, над его английским еще стоит поработать. Я имела в виду, что это было грубо по отношению к тебе. Ведь если я вынашиваю «гребаное сатанинское отродье», то кто тогда ты?

Джоунс повернулся и посмотрел на нее.

– Ты голая, – констатировал он, словно только это заметил.

– Так оно и наступает, – подчеркнуто вздохнула Молли. – Начало конца. На первых порах: «Ого, да ты голая». – В ее голосе прозвучало непомерное волнение. – А после нескольких месяцев брака оборачиваешься и слышишь: «Ты что, голая? Опять?»

Джоунс наконец улыбнулся:

– Я не то имел в виду. Просто… Мол, я до смерти напуган.

– Но это не значит, что мы должны взять и просто сдаться, – мягко сказала Молли.

И тогда это случилось. Снова. Ребенок. Шевеление.

Молли взяла руку мужа и прижала к своему животу.

– Чувствуешь?

– Не знаю, – выдохнул Джоунс. Он испытующе посмотрел на нее, словно зрительный контакт мог помочь ему ощутить то, что чувствовала она.

– Это… трепетание. Словно что-то едва… порхает внутри меня. Будто мой обед исполняет коротенький танец счастья.

– Это? – спросил Джоунс.

– Да, – улыбнулась Молли. – Разве не удивительно?

– Боже, – со слезами на глазах выдавил Джоунс. – Святой боже. Это…

– Наш малыш, – закончила Молли.

– Боже, это невероятно.

– Внутри меня есть кое-кто живой, Грейди. Кое-кто, кого не было бы, если бы ты не любил меня, а я не любила тебя. Это удивительно. Потрясающе. Мы его создали. Не ты, не я – мы. Подумай об этом. Если уж мы смогли сотворить нечто подобное, то сможем справиться с бытовыми неприятностями, с которыми столкнулись.

Джоунс засмеялся.

– Бытовые неприятности? Пережить танковую атаку? Победить рак? Боже, я люблю тебя.

– Хорошо. Запомни эту мысль. И давай-ка найдем Макса, – предложила Молли. –

Посмотрим, придумал ли он что-нибудь, чтобы вытащить нас отсюда живыми.

– Может… присядем на минутку? – попросил Джоунс. – Я только хочу…

Он вновь хотел почувствовать чудо: их ребенка, шевелящегося внутри Молли.

И тогда Молли поняла, что, если у них родится девочка, она назовет ее Надеждой.

Конечно же, с согласия отца малышки.