Аннотация: Маршал артиллерии Воронов в редакции. Выставка Дрезденской галереи в Пушкинском, экскурсия по музею его директора Меркурова. Беседа с Ботвинником, Арамом Хачатуряном. Маршал Рыбалко в редакции. Ушаков в редакции. Беседа в радиокомитете с Лапиным. Рассказ Б.Горбатова о беседе Сталина с писателями. Встреча с Ильюшиным, поездка к нему на аэродром, показ нового «Ил-18». Подготовка к поступлению в ВПШ, вступление в Союз Писателй, поступление в ВПШ. История Спарыкина.

Тетрадь № 29–12.11.46–12.12.47 г.

12 ноября.

Вот и прошли октябрьские дни.

Я был на параде, писал отчет о демонстрации. Она прошла очень дружно, но была непродолжительной: 1 час 50 минут.

1 Ноября был в Колонном зале на торжественном открытии Академии Общественных наук и ВПШ при ЦК. Было весьма торжественно. Доклад сделал зав. Управления пропаганды ЦК Александров. В своем докладе он привел высказывания о том, как формируется характер человека, сравнивая это с обтачиванием камней водой горной реки.

Об открытии дал отчет на полполосы. Александрову он понравился, он добавил только о пользы культуры — высказывание Маркса, и мы дали его всем газетам.

Редакция поручила нашему отделу сделать три полосы к Октябрьским дням. Секретариат разослал людей в Узбекистан, Азербайджан, Прибалтику. В Баку поехали Корнблюм и Коротков, в Ташкент — Капырин и Устинов, Прибалтику поручили Граудину — нашему корр. по Латвии. Потом решили еще сделать Грузию и послали туда Кожевникова и Верховцева.

Все полосы сделали. Наибольшая маята была с Грузией. Ребята выслали материал самолетом, а Москва из-за непогоды не принимает. Они сдуру послали копии не телеграфом, а вторым самолетом. И тот не дошел. Вот и сидят оба самолета в Харькове с обоими пакетами. А время — 5-ое ноября, надо давать обязательно. Поспелов нервничает страшно. Пришла хорошая мысль. Вызвали по телефону Харьков — нашего корр. Ляхта, отвечают — нет его, он в районе. Тогда вызвали горком, попросили съездить на аэродром, забрать пакет, вскрыть и передавать нам по телефону. Так и сделали. Работница горкома Верина до хрипоты передавала нашим стенографисткам и спасла дело. А снимки мы мобилизнули в постпредстве Грузии, в Информбюро и т. д. Так и вышли.

Редакция премировала участников полос месячным окладом и объявила благодарность (в т. ч. и мне).

А позавчера Сиволобов сказал мне, что надо будет дать еще две полосы (на этот раз ко Дню Конституции) — о Казахстане и Армении. Я предложил еще сделать полосу о новых районах СССР (Кенигсберг, Курильские острова, Сахалин, Закарпатье) — он принял. Полосу о новых районах сделаем здесь, в Казахстан поедет старый казах Капырин, в Армению надо будет кого-нибудь послать. Сиволобов предложил поехать мне, но что-то не тянет — это надо будет бегать, высунув язык, а я хочу поехать спокойно, чтобы пошляться по стране месяц, а не 5 дней.

Вчера я позвонил Васе Реуту.

— Ты все хотел на охоту поехать. Не раздумал?

— Нет.

— Ну, собирайся.

— Куда?

— В Антарктику.

— ?!

— За китами. На полтора года.

Дело в том, что мы получили по репарациям флотилию китобойных судов (не то 13, не то 19 штук). В главе — «Славо» в 28 тыс. тонн — целый линкор. Вся эта армада пойдет в Антарктику промышлять китов. Как будто совместно с англичанами и американцами. Выход из Ливерпуля в декабре. ЦК предложил нам дать туда редактора многотиражки. Сиволобов предложил Реута, я поддержал, Поспелов согласен. Васька ухватился. Так что, видимо, поедет поохотиться.

Звонил мне Аккуратов. Полным ходом готовятся к экспедиции на полюс недоступности. Зовет меня. Что-то не тянет.

Вчера у нас напечатана передовая на три колонки о развертывании кооперативной торговли. Дело в следующем. 9 ноября Совет Министров принял постановление «О развертывании кооперативной торговли продовольственными товарами и об увеличении производства продовольствия и товаров широкого потребления кооперативными предприятиями». В передовой изложены все основные положения этого чрезвычайно решительного постановления. Передовая — Сеньки Гершберга. Постановление развернутое, очень дельное, страниц 20–25. Поздним вечером в воскресенье 10 ноября Сеньку и Поспелова вызвал Косыгин и рассказал основы этого решения. Он сказал, что Хозяин придает этому делу исключительное значение, и предложил широко осветить его в печати, дать специальные передовые. Косыгин предложил Поспелову создать в «Правде» отдел товарооборота и местной промышленности.

Сенька прочит меня на этот отдел. Я заявил, что самая лучшая кандидатура — он сам, а у меня и свои дела есть.

Поспелов сказал мне, что с 15 ноября получим 6 полос два раза в неделю. Проект об улучшении материального положения сильно зарезают: ставки подымать не будут, харч останется прежним. А народ у нас кряхтит: трудно. Да и мне тоже туго. Часто завтракаем, либо ужинаем одним черным хлебом. У Валерки желтуха, его надо лечить строгой диетой, дома кормить нечем, решили положить в больницу.

19 ноября.

Несколько дней назад я был в ВОКСе на приеме польской делегации общества культурного сближения. Было много больше обычного, артистов, писателей. Долго разговаривал с Рубеном Симоновым. Он жалуется, что мало хороших пьес, хотя для них и пишут многие, в том числе — Полевой. В заключение, конечно, попросил быть 29-го на юбилее театра Вахтангова и дать перед этим заметку. Артист Жаров уговаривал меня пить, но сам — нет.

Был там Ботвинник с женой. Говорили. Он просил напечатать его статью о кризисе роста шахмат (дали ее 18 ноября), ругал комитет за невнимание, сказал, Что вряд ли будет участвовать во всесоюзном чемпионате в декабре, дабы: 1) не тратить силы перед розыгрышем мирового первенства, 2) не давать будущим партнерам новых партий и идей.

Долго говорил с Поспеловым. Он сказал, что будет создан отдел товарооборота и просил мое мнение о Гершберге во главу. Я одобрил. Предложил мне включиться в работу кафедры журналистики (ведет Заславский) при ВПШ новое дело, там и специализироваться («нам нужны кадры партийных теоретиков газеты»). Это дело мне улыбается. Я сказал, что хочу писать книжку (о встречах с Хозяином), темы не назвал, но загодя просил аудиенции подробной. Охотно согласился.

Вчера был на сабантуе у летчика Галая. Неожиданно попал в литературную компанию. Были Ираклий Андронников, Дыховичный, Раскин, Саша Кривицкий (из «Кр. Звезды»- ныне из «Нового Мира»), Слободской и др. Из летчиков Аккуратов.

Галлай сказал, что закончил испытания новой двухмоторной машины Микояна. Хвалит. Возникает на этих скоростях ряд новых вопросов аэродинамики, сложных, неясных. Например, у отдельных частей самолета на этой скорости появляется собственная скорость, равная скорости звука. В итоге — опрокидывается старое представление о прочности, нужно создавать какое-то новое соотношение частей и агрегатов. Испытывал машину в полном комплекте. Т. к. на этих скоростях парашют бесполезен, то летал без него. Однажды садился с дымящимися моторами через 3–4 минуты после взлета («быстро бежит, но ничего».)

Горит старым проектом кругосветки, но нужна совсем иная база, чем думали раньше.

Аккуратов написал книжку в 12 печ. листов о полетах в высоких широтах, повесть и ряд очерков. Должен 20-го ноября уйти в Якутск и дальше на побережье на 4-х моторном «Кондоре». Будет вывозить экипаж двух кораблей («Революционер» и еще), зазимовавших около Хатанги. Один из них уже дрейфует, другой в припае, но не прочном, видимо — пойдет следом.

Андронников читал свои вещи, в том числе рассказ «Жопа в кустах», о каком-то знакомом И.И. Соляритинского.

17-го у нас напечатан подвал «Заметки о театре» Хоравы — народного артиста СССР, грузина. Между прочим, профессор Михаил Михайлович Морозов, наиболее выдающийся у нас Шекспировед, на вечере в ВОКСе назвал мне его, как самого лучшего Отелло.

Сегодня Иосиф Верховцев, который делал этот подвал в Грузии, рассказал подробности и историю этого подвала. В начале октября отдыхавший на юге Хозяин вызвал к себе грузинских активистов. Поехали Васадзе, Хорава, Бергашвили (так, кажется, фамилия артиста, который играл «Арсена») и др. Вместе с ними поехали секретари ЦК Чарквиани, Шария. Был на даче и Берия.

Хозяин встретил их очень приветливо, усадил за стол, угощал. Хораву он обнял, расцеловал и назвал своим личным актером. Лестно отозвался о Бергашвили. За столом произносил тосты, в том числе за «гениального Хорава» и заставлял пить до дна. Занятная деталь. Естественно, что Хорава только делал, что во все глаза смотрел на Хозяина. Рядом с Хоравой сидел давний знакомый Хозяина, и по его знаку — как только Хорава выпьет — подливал ему. Хозяин встал, подошел к Хораве «Что же такое?! Я предлагаю тост, а ты, грузин, не пьешь до конца?» «Я выпил, И.В.!» «Как же выпил, когда бокал полный». «Не понимаю, откуда он берется». Так второй раз, третий. Только тогда Хорава сообразил, в чем дело.

За столом и зашел большой разговор об искусстве, который изложен в подвале Хоравы. Верховцев заявляет, что места — о том, что артисты убаюкивают себя, о политической образованности (в т. ч. международной) артиста, о знании жизни, об интеллигентиках и урнах («дело не в урнах, мы рабочего в полчаса научим кидать окурки в урны, дойдем и до этого»), характеристика культуры («в основе понятия Культуры лежит чувство свободы и борьба за нее»), язык, подготовка актерских кадров — все это почти дословное изложение мыслей Хозяина.

На следующий день утром Хорава уехал в Москву на Сессию Верховного Совета СССР. Уехал, не простившись. Хозяин утром узнал и очень огорчился:

— Какой же я хозяин, если гости от меня уезжают, а я их не провожал.

Хорава в панике прислал из Москвы извинительное письмо.

Сегодня я говорил с Яковлевым. Жалуется, Что забыли. Говорит, что много работает, немного над пассажирской, много над другими. Просит написать об «Ил-18»- пассажирской четырехмоторной.

— Отличная! Недавно Коккинаки сходил на ней без посадки из Москвы в Киев и обратно за 3 ч. 20 минут.

Кокки говорил мне, что Москва — Ленинград — Москва заняло 2 ч. 30 минут.

30 ноября.

Выходить стали неимоверно поздно. Сегодня, к примеру, кончили в 8 утра. Шли списки избирательных округов по выборам в Верховный Совет РСФСР. Вот опять начинается длительная компания. Наученная горьким опытом выборов в Верх. Совет СССР, когда Сиротин все подмял под себя и сидел своей толстой жопой на всех делах, не давая ходу (за что ЦК и стукнул нас), редакция сейчас сразу хочет создать группу. Вчера меня позвал Слепов (редактор по партотделу) и консультировался — как лучше сделать. Предложил мне вести одну бригаду. Я согласился, но предложил, чтобы было не 2, а 3 бригады. Весь вопрос будет обсуждаться в воскресенье, 31 ноября, на редколлегии.

Сделали мы еще три полосы: Казахстан, Армения и новые районы СССР. Пока лежат.

Хозяин вернулся из длительного отпуска. Еще в отпуске он дал телеграммы о плохой отгрузке угля (в частности, о такой телеграмме нам сообщил Кривенок из Ростова.) По приезде, несколько дней назад, он повторил телеграмму. Отзвук — наша передовая в № от 29 ноября.

День артиллерии в этом году проводился не 19, а в воскресенье 24 ноября. Мне надо было писать передовую. По обякновению, я начал констультироваться. Уже несколько дней до этого я вел переговоры с главным маршалом артиллерии Николаем Николаевичем Вороновым о его статье. Он сначала ссылался на занятость, потом обещал, потом сказал, что ему не нравится и переделывает. Попутно я сказал о передовой — хочу, мол, посоветоваться.

— А я буду у вас в пятницу, вот и поговорим.

И верно, в пятницу 22 ноября, он пришел к нам на собрание, посвященное Дню Артиллерии. Встретили его очень тепло. Да и сам он хорош: высокий, представительный, полный, крупное открытое волевое лицо, с крупными чертами, умные с улыбкой глаза. Голос тихий, очень спокойный (и весь он спокойный, уверенный), говорит очень просто, без военной терминологии (что меня поразило и в разговоре с Ватутиным). Очень много планок: я, не ручаясь за точность, насчитал 22- всяких — и наших, и заморских. Народу было битком.

Он извинился, сказал, что у него нет систематизированного доклада, и поэтому он просто поговорит о развитии артиллерии и ее роли в Сталинградской операции и Дне Артиллерии.

Я довольно подробно записывал и даю его рассказ (частично он приводится в выходящем завтра — послезавтра номере «Правдиста» в записи Виктора Вавилова).

Н.Н. Воронов рассказывает:

— В 1937 году в Кремле был устроен банкет летчикам, слетавшим из Москвы в Америку. Выступали летчики, говорили о том, что положено в таких случаях. В середине выступил с речью т. Сталин. Он отметил роль и значение нашей авиации, определил ее место в будущей войне. Заканчивая речь, он сказал: я очень люблю авиацию, уважаю авиацию и борюсь за развитие авиации. Но сегодня я должен сказать об артиллерии. (Дальше Воронов своими словами изложил мысли Сталина, которые он привел в своей статье ко Дню Артиллерии «Грозное оружие Красной Армии», напечатанной 19 ноября 1944 года в «Красной Звезде».

Подробно он рассказывал о Сталинградской битве.

— Сначала приехали, выяснили все, уехали. И вот мы приехали второй раз, с решением. И тому, кто просил одну дивизию, чтобы не отступать, говорили: вот тебе еще 10 дивизий, будешь наступать. Мы наблюдали сцены растерянности и недоумения. И это — опять же — сверху и снизу. Многие просили времени подумать. Как вы знаете, было решено ударить не по немцам, а во фланги из армий, где были румыны и итальянцы. Это было совершенно правильным выбором и дало отличные результаты. После того, как замкнулось первое кольцо в Калаче, надо было создать второе кольцо ударами на Ростов и Богучар — с тем, чтобы изолировать окруженных и создать для них безнадежное положение. Мне выпало вести операцию на Богучар. На той стороне Дона у нас был маленький плацдарм с воротами шириной в 1400 м. В них надо было скрытно протащить 1100 танков, пушки, всю иную технику, силы. И тут для удара мы выбрали фланг между немцами и итальянцами. Во фланг всегда выгодно бить, а тем паче — в разнонациональный. Так и вышло. Итальянцы дрогнули — и ходу. Помню 16 декабря 1942 года мы перехватили радиограмму командира итальянской дивизии: «Продолжаем отходить на запад. Сзади русские, слева русские, справа русские. Укажите, что делать». Ответ командира 8-ой итальянской армии гласил: «Мужайтесь». Этот ответ звучал особенно пикантно в свете выступления Муссолини, состоявшегося 14-го декабря, в котором он восхвалял успехи 8-ой армии. И вот в это время раздался звонок:

— Как дела?

Я коротко доложил.

— Очень хорошо. Вам надо будет поехать под Сталинград. Раз окружили надо уничтожать.

Я не помню, что я ответил, но, конечно, об отказе и речи не могло быть. Но, видимо, было что-то в тоне моего голоса, потому, что собеседник спросил:

— Вы не хотите ехать от успехов? А все-таки надо. Подумайте и позвоните.

На следующий день мы улетели под Сталинград. Обстановка там сложилась таким образом. После окружения сразу попробовали их смять. Не вышло. Наступила пауза. Ознакомившись с обстановкой, мы начали проводить разведку боем, нащупывая наиболее слабые места. Не выходит. Ирония судьбы: один из наших командармов раньше был начальником укреп-района Сталинграда, а сейчас ему надо брать те укрепления, которые он строил. Но они м.б. перепланированы? И какие там силы? Добывали языков, вели бесконечные допросы. Не ясно. И вдруг помог случай. Сбили самолет, улетавший из кольца на запад. На нем — 1200 писем от офицеров своим близким. В их числе — письмо командира 376 пехотной дивизии генерала Данияса своей жене в Берлин. Генерал писал о том, о сем, и, кроме того, сообщал, что он обороняет такую-то высоту, что за нее надо драться изо всех сил, т. к. в противном случае придется отступать под самый город.

Все ясно! Прекратить всякие разведки. Стали готовиться. И вот, 10 января 1943 года начали. И так — до 2 февраля. 22 бессонных суток.

Многое открылось нового. Вначале мы считали (кто-то пустил этот слух и он перерос в убеждение), что Паулюс и высшие офицеры смотались в Германию, а в окружении командуют средние офицеры. Это, конечно, меняло обстановку и план: одно дело драться с фельдмаршалом, другое — с солдатами и унтерами. И вот, допрашиваю я как-то одного офицера и спрашиваю: «Когда улетел Паулюс?». Он глаза вытаращил. «Не пытайтесь нас обмануть», — говорю я ему. «Нет, Паулюс на месте» — отвечает он. — «Я был у него с докладом три дня назад». «А когда вы в последний раз знали, что он на месте?» «Я вчера докладывал ему по телефону».

Мы считали, что в окружении около 100 тысяч человек. Оказалось, их было 330 тысяч. Все они остались на месте — убитыми и пленными, за исключением 25 тысяч больных и раненых, вывезенных на самолетах. Ошиблись мы и в отношении пленных, считали и опубликовали, что взяли 95 тысяч, а фактически их оказалось — 135 тысяч. Офицеров было опубликовано 2500, а когда я уезжал было уже 5500.

Разговоры о голоде — чепуха. У них оставалось еще очень много лошадей, да и вообще — я подсчитал — рацион питания окруженных даже в конце операции был в 2 раза лучше, чем у нас в 1919 году. Было достаточно патронов, мин, вот в снарядах ощущался под конец некоторый недостаток.

Мы очень опасались, как бы в последние дни не улетели в Германию Паулюс и генералы. Там было два аэродрома, оба держались под непрерывным артиллерийским огнем (с того часа, как мы узнали об их существовании). В связи с этим, я хочу рассказать, как какая-нибудь мысль бессознательно командует нами. Как-то вечером — дело шло к концу — я уснул на несколько часов. И вдруг проснулся в испуге: ведь немцы могут посадить самолет у своего берега на лед Волги! Через полчаса вся Волга была поднята на воздух.

Дважды мне пришлось допрашивать Паулюса. Первый раз — 1 февраля. Мы заняли южную часть, а северная группа продолжала драться. Нам было жалко наших людей. Мы вызвали Паулюса и предложили ему дать приказ о сдаче. Он категорически отказался, мотивировав двумя причинами: во-первых, я не главнокомандующий, а военнопленный, во-вторых, они меня не послушают, т. к. имеют приказ Гитлера драться до конца.

Сталинградская битва многому нас научила. В январе 1943 г. вышла директива Сталина об артиллерийском наступлении. Бои под Сталинградом показали, что эта тактика является совершенно правильной, и она с успехом применялась и в дальнейшем.

Наша артиллерия по праву может называться сталинской. т. Сталин всем родам войск уделяет очень большое внимание, но артиллерии — больше всех. Всегда особенная, отеческая забота, внимание, очень глубокие знания и в области нашей техники и ее применения. По каждой операции — в выводах — как действовала артиллерия. В планах — особое место артиллерии.

После войны мы занялись укреплением каюров. По инициативе Сталина организована Академия артиллерийских наук. Ее задачи: а) глубокая теоретическая разработка вопросов техники и ее применения. б) помощь развитию техники с) создание мощных коллективов ученых, работающих в области артиллерии.

День артиллерии был установлен в 1944 году. Когда указ был подписан, нам сказали, что надо подготовить приказ Сталина. Мы сидели несколько дней. Представили. Потом нас позвали. От нашего приказа остался только заголовок и подпись. Весь приказ был написан собственноручно т. Сталиным. Он прочел его нам и спросил: «Ну, как?». Важнейшая оценка в нем — артиллерия: главная ударная сила Красной Армии.

По окончании доклада мы пошли в кабинет Поспелова. Воронов, редактор военного отдела генерал-майор Галактионов, редактор пропаганды генерал-майор Шепилов, полковник Яхлаков, секретарь партбюро Григорий Креславский и я. Военные держались очень стесненно, и поэтому разговор в основном выпал на мою долю.

Я сказал, что хотя мы много писали и много читали о Сталинградской операции, Воронов сообщил нам много нового.

— Ну? — с удовольствием удивился он. — Что именно?

— Пауза после окружения, история с письмом, рекогносцировка ваша перед принятием окончательного решения, история с числом пленных. Очень интересно сообщение об их запасах. Ведь мы тогда писали, что у них форменный голод.

— Чепуха! Они могли еще долго держаться на своих запасах.

— Почему Паулюс не удрал заблаговременно?

— Ему не разрешили. Гитлер решил им пожертвовать.

— Как он держался на допросе?

— С достоинством. Но не это интересно. Любопытны чисто житейские детали. В первые дни он находился в одном помещении — тесно было — со своим начальником штаба генералом Шмидтом. Там были и наши люди, знающие немецкий язык. Шмидт что-то сказал Паулюсу, тот вскочил и отрезал: «Не забывайте, что вы офицер германской армии! Держитесь с подобающим достоинством!» Шмидт молча и устало махнул рукой. Паулюс посмотрел на него и опустил голову. Вызвали мы Паулюсу на допрос. Он вернулся, молчит. Шмидт не вытерпел и спросил: «Ну как?» Паулюс зло ответил: «Никак!» После долгого молчания, Шмидт опять спросил: «А кто допрашивал?» — «Маршал Воронов и генерал Рокоссовский». «А как выглядит маршал Воронов?» Паулюс сердито: «Маршал, как маршал. Чего вы привязались!»

— Удалось ли осуществить воздушную блокаду окруженных?

— Нет. Днем еще туда-сюда, но ночью летали очень много.

— Как вы расцениваете поход Манштейна от Котельникова на выручку окруженных?

— Я считаю это авантюрой. Во-первых, это облегчило наши задачи на севере, т. к. немцы стянули свои силы к югу, во-вторых, если бы он и пробился — это просто увеличило бы число окруженных и — следовательно пленных.

— Значит, нам было бы выгодно, если бы он пробился?

Воронов рассмеялся:

— Нет. Затянулась бы борьба. Но поход был обречен на неудачу с самого начала.

Я спросил о пожеланиях к передовой. Он достал свою статью, передал ее нам, попросил внимательно прочесть и, в частности, не выкидывать примера о том, что снарядами и минами, выпущенными нашей артиллерией за войну, можно было бы, выложив их в ряд лентой, семь раз опоясать Землю по экватору.

— Этот пример очень наглядно показывает работу нашего тыла, — сказал он. — Вы даже не представляете себе, сколько предприятий работало на нас. Ну, возьмем, скажем, мастерские министерства кинематографии. Ну, что общего? А работали, ибо пленка — применяется для изготовления взрывчатки. Большаков не раз звонил мне: «Ну, дай передохнуть, у меня картины не выходят». «Ничего, подождешь, потом выпустим!»

И, вернувшись к моему вопросу, сказал:

— Я бы хотел, чтобы в передовой были оттенены задачи. Они у меня подробно изложены в статье.

— А создание Академии?

— Да, да, конечно.

В тот же день вечером я говорил по телефону с маршалом артиллерии Н.Д. Яковлевым по поводу передовой.

— Я бы просил вас провести такую мысль: надо, чтобы не понизилось внимание технического мира к артиллерии. Это относится ко всем предприятиям, ибо орудия — это комплекс всех отраслей промышленности. Надо сохранить и умножить производственные навыки, технологию. Чтобы не растеряли. Если растерям — будем пузом брать. Учесть опыт, обобщить, положить в запас. Техника не стоит. Иностранцы идут вперед, нам надо быть на уровне, предвидеть. Надо мыслить очень активно, иначе пропадем. Союзники обрели вкус к артиллерии и идут вперед, начав с того уровня, который был к концу войны. У них нет застоя, они стоят на новой базе. Сейчас «Катюшей» уже никого не удивишь. Совершенно другие горизонты, артиллерия подружилась с радиолокацией, реактивной техникой. Все это надо знать, учитывать и обгонять.

7 декабря.

Проснулся сегодня ни свет, ни заря: в 12 часов дня. Вчера был выходной вместо 5 декабря. Рано лег и выспался. На дворе солнце и морозно, хотя все последние дни стояла теплынь, все развезло, были лужи, грязь.

Прочел два том де-Гара «Семья Тибо». Сколько психологии и наблюдательности, сплошная игра на чувствах. Это проходит где-то выше меня, я этому по пояс, не выше.

Создали выборную группу. Постановлением редколлегии от 1 декабря руководство компанией возложено на Слепова. Его заместителями на время выборов утверждены я и Корнблюм, руководителем московской группы назначен Володя Верховский, бригады по Сталинскому округу — Капырин. Таким образом, у меня в отделе на эти два месяца остаются только двое: Марты и Иткин. Но вчера я прослышал, что Мартын опять харкает кровью. Надо опять принимать срочные меры.

Мне поручено сделать в декабре 7 полос: переделать три «конституционных» в «выборные» и дать еще четыре: УССР, БССР, Киргизию и Таджикистан. Заказал. Все делаются собкорами, только в Сталинабад решил послать Толкунова.

13 декабря.

Сегодня утром разбудила мама: пошла на рынок, и у нее стащили разом: пенсионную книжку, пропуск в Кремлевку, хлебную карточку, станд. справку, паспорт, деньги, записную книжку и т. д. Она убита.

Все дико жалуются на безденежье. Цены на рынке резко полезли вверх. Мясо — 100 рублей кг. Хлеба не продают почти совсем. Парикмахеры нашей мастерской жалуются на отсутствие клиентов.

Холодно. Уже несколько дней 20–25 мороза. Два дня назад выпустили Валерку из больницы. Пробыл он там по поводу желтухи с 15 ноября по 10 декабря. Поправился, выглядит отлично. В доме сразу стало веселее.

Говорил с Заславским. Он назначен нач. кафедры журналистики ВПШ. Поспелов как-то сказал, что хорошо бы мне специализироваться при этой кафедре. Заславский — «за». Он считает, что можно мне: а) читать лекции по журналистике для слушателей газетного отделения ВПШ, б) вести семинар, с)написать учебник по информации, д) в дальнейшем — защитить диссертацию.