_

Рэднор Боуэн после встречи с Брантом был в жутком расстройстве. Он возлагал большие надежды на свою роль осведомителя, полагал, что это относительно безопасное занятие позволит хорошо заработать. Его колено все еще болело после хватки Бранта. И все надежды на приличную оплату пришлось забыть.

Рэднор, у которого хорошо работала интуиция, был уверен: делом об убийце копов стоит заняться. Тут пахнет серьезными деньгами. Он был так расстроен, что едва не раздумал идти на встречу с парнем, который рассказал ему о типе в спортзале, обещавшем «разделаться с полицией». На него парень еще навел Бранта, и Рэднор пошел только потому, что ему нечего было больше делать, к тому же он не хотел оставлять дело на полпути. Где-то здесь должна быть зацепка.

Мужика, владевшего спортзалом на паях с кем-то еще, звали Джимми. У него была лысина, которую он пытался спрятать, начесывая на нее оставшиеся волосы, и пивной живот. Рэднор полагал, что Джимми был скверной рекламой для своего бизнеса. Хотя вслух он этого никогда не говорил. Правило первое в «Инструкции для осведомителя» гласит: будь льстивым. Но Джимми, казалось, прочитал его мысли. Похлопав себя по животу, он сказал:

— Видишь, показатель благосостояния.

Да уж.

Они пошли в паб рядом со стадионом; дело было после ленча, когда почти все клиенты разошлись. В пабе было так тихо, что Рэднор и Джимми услышали донесшийся с улицы голос:

— «Биг Исью», купите «Биг Исью», помогите бездомным.

Джимми улыбнулся, сказал:

— Мне пинту светлого с прицепом.

Рэднор взял ему пиво и закуску, злясь из-за того, какие деньги дерут в баре, и проклиная себя за то, что, как дурак, во все это ввязался. Себе он взял полпинты шенди. Джимми занялся едой, сказал:

— Так ты хочешь знать про этого полоумного, который едва не убил голубого парня?

Рэднор постарался не показывать своей заинтересованности, чтобы, не дай бог, речь не зашла также о деньгах. Джимми, энергично двигавший челюстями, сообщил:

— Я все рассказал легавому, который приходил.

Рэднор знал, кто это был, поэтому просто кивнул, и Джимми продолжил:

— Здоровый такой, зовут Брант. У того урода членство на год, а он еще хочет бесплатно спортивный костюм получить.

— Как звали того мужика, который избил голубого парня?

— Все в свое время, Рэднор. Куда ты так спешишь?

Ему пришлось еще полчаса терпеливо слушать о связанных с управлением спортзалом трудностях, пока Джимми наконец не смиловался, сказав:

— Барри Вайсс. Вот, я тут написал его адрес. С той поры я его не видел. И не очень-то и соскучился — у него явно не все дома. У меня от него мурашки по коже, по правде говоря. Постоянно улыбается, а я точно знаю, что ничего смешного не наблюдается. Наши женщины, члены клуба, постоянно на него жалуются.

Рэднор положил листок с адресом в карман, причем постарался сделать вид, что это нечто несущественное. Джимми слегка толкнул его локтем и спросил:

— Так ты собираешься вступать в наш клуб, или как?

Поскольку никаких дел у него не было, Рэднор решил отправиться по полученному адресу и поболтаться рядом. Ему повезло, он увидел выходивших из дома Бранта и Портера; у того и другого был довольно унылый вид. Немногим позже вышел мужчина — высокий, с очень коротко подстриженными русыми волосами, атлетического телосложения… и улыбающийся. Рэднор пробормотал:

— Привет, мистер Вайсс.

Сердцебиение у него участилось, нахлынуло возбуждение, которое он всегда испытывал, перед тем как проникнуть в дом. Теперь Рэднор был уверен: у этого парня рыло в пуху. За тридцать лет за решеткой он хорошо изучил это выражение лица, видел его сотни раз во дворе — ухмылку человека, который пырнул кого-то ножом в спину. Ухмылка эта прежде всего означала: «Я хочу, чтобы ты знал, что я сделал, и что я получил от этого удовольствие».

Псих высшей категории.

Рэднор решил осторожно проследить за Барри Вайссом. Тот не рисковал, несколько раз менял направление, как будто подозревал, что за ним хвост. Затем вскочил в автобус. Рэднор едва за ним успел. На каждой остановке Рэднору приходилось проверять, по-прежнему ли Вайсс в автобусе, но он получал от этого удовольствие. Если парень так старается, значит, он что-то скрывает. Затем в голову Рэднора пришла новая мысль: а что, если Вайсс наладился убить кого-то сейчас?

У Рэднора не было никаких иллюзий насчет героизма, он не собирался выслеживать такого физически натренированного типа, как этот. Задумавшись, он едва не пропустил момент, когда Вайсс вышел из автобуса у вокзала Ватерлоо. Пришлось поторопиться, кондуктор вскричал:

— Запрещается выходить на ходу!

Рэднор чуть не вывихнул лодыжку, когда выпрыгивал из автобуса. Когда он появился на основной линии вокзала, сердце его упало. Он потерял Барри Вайсса. Черт, черт, черт! Но тут он заметил его около ячеек камеры хранения. Рэднор быстро приблизился, не обращая внимания на боль в колене. Барри открывал ячейку.

Рэднор присмотрелся к номерам: «68», понятно. Теперь Барри вынул из ящика бумажник, покопался в нем, сунул в карман. Закрыл ячейку. Пошел прочь.

Рэднор прошел мимо ячейки номер «68» и убедился, что с замком проблем не будет. Он когда-то забирался в дома, где замки были в сто раз надежнее. Увидел, что Барри болтает с официанткой в кофейне, и подумал: «Надо же, какой приветливый».

Затем он заметил ужас на лице официантки, а Барри уселся за столик с довольной ухмылкой на лице. Это подтвердило предположение Рэднора о серьезной психической ущербности Вайсса. Через десять минут Барри встал и двинулся через толпу к выходу из вокзала. Рэднор зашел в кофейню, заказал двойной эспрессо. Заметно было, что официантка все еще не пришла в себя, и Рэднор как можно более спокойно спросил:

— Вы в порядке, дорогая?

Она огляделась, убедилась, что Барри ушел, и сказала:

— Тот клиент… он показал мне фотографию своей семьи: трое очаровательных детей и жена. Пока я рассматривала фотографию, он сообщил, что они все умерли…

Покачав головой, Рэднор проговорил:

— Да уж, такая новость кого угодно шокирует.

Тут молодая женщина передернула плечами, как будто пыталась физически избавиться от воспоминания о Барри, и продолжила:

— Наверное, это прозвучит ужасно, но я… я ему не поверила — правда ужас? Знаете, мне показалось, что он намеренно пытается меня напугать.

Рэднор с тоской подумал о заказанном и все еще не поданном эспрессо, тем более что аромат молотых зерен вызвал у него потребность в кофеине. Он сказал:

— Тут много всяких странных типов бродит, вам следует быть осторожной.

— Обязательно, вы очень добры. Так что вы хотели, капучино?

— Нет, двойной эспрессо, будьте так добры.

Официантка снова огляделась и заговорщицки произнесла:

— Я возьму с вас как за один, только ничего не говорите.

— Дорогая, — улыбнулся Рэднор, — я нем как рыба.

Потягивая кофе, он чувствовал, что все складывается удачно. Он подумал: «Видишь, Брант, нет, ты видишь, чего можно добиться, имея хорошие манеры и приличное воспитание?»

Ему даже стало казаться, что он из Хэмпстеда.

Когда на следующий день Рэднор вернулся на вокзал Ватерлоо, он обошел кофейню широким кругом. Он вовсе не собирался удочерять тамошнюю официантку. В кармане он нес «Тощего Джима», первосортный инструмент, настоящий шедевр, легкий, гибкий, бесценный. Хотя Рэднор давно отказался от воровского промысла, он сохранил орудия труда, которыми прежде пользовался. Некоторые из них были слишком ценными, чтобы от них отказаться. Подходя к ячейке «68», он постарался придать лицу безучастное выражение. Камеры видеонаблюдения были повсюду, а он не хотел привлекать внимание.

Рэднор вынул инструмент из кармана и правым плечом заслонил ячейку от прохожих. Через три минуты дверца открылась. Он ощутил гордость за свои способности. Понаслаждавшись этим ощущением, он заглянул в ячейку. Пару секунд он не мог осознать, что именно он видел. Потом протяжно выдохнул:

— Бинго.

Зазвонил телефон, и Данфи схватил трубку. Он ничего не слышал от Блица уже несколько дней и очень надеялся, что тот не ушел на покой, как раз когда история достигла кульминации.

— Да?

— Гарольд Данфи?

— Да?

— Тот самый Гарольд Данфи? Криминальный репортер?

Данфи просиял. Именно такого признания он и добивался. Может быть, он и выиграет премию. Сказал:

— Тот самый.

Посчитал, что ответил удачно, уверенно и убедительно, что это ответ человека, заслуживающего премии.

— Не хотели бы вы узнать, кто такой Блиц?

Данфи потянулся за сигаретами, закурил, заметил, как дрожат пальцы, и, понизив голос, ответил:

— Было бы здорово.

— Или, мистер Данфи… как бы вы посмотрели на то, чтобы стать человеком, который прищучит этого мудака?

Данфи, поднаторевший в мате, был удивлен. До этого голос был культурным, ровным, даже напоминал о Хэмпстеде, так что ругательство прозвучало неожиданно. Это подтвердило догадку Данфи, что все реально. Когда джентльмены матерно ругаются, тому всегда есть причина. Он сказал:

— Почту за честь поймать этого мерзавца.

Последовала пауза, и Данфи испугался, что дал неправильный ответ, затем услышал:

— Что же, мистер Данфи, вам стоит подумать, насколько велика эта честь. Конкретнее — сколько бы вы смогли заплатить за такую привилегию.

— Вот как.

— Да будет вам, мистер Данфи, вы же не думаете, что я просто выполняю свой гражданский долг?

— Похоже, что нет.

Клик.

 

_

Фоллз надела тяжелое черное пальто, застегнула его до ворота. На волосы натянула белую шапочку. Когда Фоллз села в машину, Нельсон взглянул на нее с любопытством.

— Что? — произнесла она резко.

— Ничего, это пальто… удачный выбор.

— Кто бы говорил.

Когда они отъехали, он спросил:

— Радио включить?

— Догадайся сам.

Он не стал включать радио. Молчание до конца поездки было тяжелым. Нельсон некоторое время поразмышлял, на какие темы он мог бы говорить, но отказался ото всех. Фоллз смотрела прямо перед собой, зажав в пальцах красную розу. Он хотел надеяться, что ей не захочется бросить цветок в могилу. Единственное, на что ее удалось уговорить, это не присутствовать на траурной церемонии в церкви и присоединиться к похоронной процессии у кладбища. Нельсон остановил машину у ворот, сказал:

— Наверное, дальше нам стоит пойти пешком.

Фоллз молча вышла из машины. Они шли по дорожке, и гравий хрустел под их ногами. Собралась большая толпа, особенно много было членов Британской нацистской партии. Священник читал молитву:

— Человеку отведено на земле немного времени, и проходит оно в страданиях…

Нельсону хотелось сказать: «Веселый парень».

Но выражение лица Фоллз заставило его воздержаться.

Они стояли в стороне от небольшой группы скорбящих: убитая горем пара в убогой одежде — наверное, родители погибшего парня; два члена Британской нацисткой партии — они помогали могильщикам опускать гроб в могилу. Неожиданно Фоллз шагнула вперед, положила розу на гроб и быстро отступила. Когда гроб опустили в могилу, священник сказал еще несколько слов, и толпа начала расходиться. Фоллз подошла к родителям Металла.

— Ваш сын…

Мужчина протянул руку, словно защищая от нее жену, и закончил начатую Фоллз фразу:

— …С такими, как ты, не дружил.

Они повернулись и ушли. Нельсон схватил Фоллз за руку и быстро повел к машине. Услышал:

— Эй!

Он повернулся и увидел двух приближавшихся к ним скинхедов. Нельсон встал перед Фоллз и напрягся. На рукавах у них были повязки с буквами БНП. Фоллз с грустью заметила, какими скинхеды были молодыми и симпатичными, хотя ненависть уже исказила их лица, покрытые детским пушком. Фоллз чувствовала, как эта ненависть накатывает на нее, подобно холодной волне. Скинхеды остановились совсем рядом с Нельсоном, один из них протянул руку, бросил ему под ноги смятую розу и сказал:

— Нам ничего не надо от черномазых.

Нельсон дернулся вперед, но Фоллз его удержала.

Второй скинхед сказал:

— Наш товарищ погиб из-за этой черной суки. — И плюнул.

Слюна попала на рукав пальто Фоллз. Один и другой скинхед вскинули правую руку в нацистском приветствии и ушли. Нельсон медленно выдохнул, наклонился и поднял цветок. Фоллз поспешно сказала:

— Брось, они его осквернили.

В машине, когда они уже отъехали от кладбища, она попросила:

— Остановись у паба «Игроки в крикет».

— Хорошо, — кивнул Нельсон.

Он не сразу сумел найти место для парковки. Когда они вышли из машины, он, чувствуя нетерпение Фоллз, спросил:

— Ты не хочешь сначала позавтракать?

Но она уже шла к пабу. Он нагнал ее у стойки бара.

— Два больших виски, — заказала Фоллз.

Нельсон взглянул на бармена, потом на нее и сказал:

— Я, пожалуй, выпью кофе.

— Тогда заказывай. Выпивка для меня.

Когда бармен налил виски, Фоллз слила обе порции в один стакан и пошла к столику. Бармен сочувственно проводил ее взглядом, потом спросил:

— Кофе?

— Да, — ответил Нельсон.

Ему очень хотелось повернуться и уйти. Вздохнув, он направился к столику, за который села Фоллз, но она сказала:

— Не садись.

— Что?

— Ты уже выполнил свои обязанности сопровождающего, теперь можешь уматывать.

— Фоллз, нам надо поговорить.

— Да неужели? И о чем — об итальянских ресторанах или о том, какой ты настоящий мужик? С каким уважением ты относишься к женщине и как бросаешь ее в первый же вечер?

Он поставил кофе, сказал:

— Если хочешь, я уйду. Я могу тебе позвонить?

— Мне уже хватит звонков на один день.

Нельсон направился к выходу, а бармен закатил глаза.

Макдональд с трудом заставил себя пойти на работу. Он чувствовал себя разбитым. Куда только подевалась вся его крутизна, когда тот «ботаник» вывалился из окна? Как Бранту удавалось быть крутым каждый день? Это настоящая тайна. Макдональд пересмотрел свой план выследить Бранта и смешать его с дерьмом. Если Брант совершал нечто подобное и все еще оставался крутым, значит, он сделан изо льда, чтоб он провалился. Макдональд содрогнулся, когда вспомнил, как ездил за Брантом. Господи, да у того совсем крыша поехала. Брант вполне мог вышвырнуть его в окно, а потом грызть чипсы.

Макдональд всю ночь ворочался с боку на бок. Едва ему удавалось заснуть, как он тут же видел окровавленного студента со свернутой шеей. Макдональду казалось, что он больше никогда не сможет заснуть. К тому же, когда найдут тело, начнется расследование. Господи, а что, если его поймают? Его отпечатки повсюду в той квартире… и на очках студента. Макдональд постарался выкинуть из головы все эти мысли.

К тому времени, как появиться в участке, он был окончательно вымотан. Дежурный резко спросил:

— Где ты шлялся?

Макдональда грызло чувство вины. Вдруг они уже знают?

— Ч-ч-то? — проговорил он, заикаясь.

— Посмотри на себя, у тебя черные круги под глазами. Где ты мотался?

— Нет… я…

— Возьми себя в руки, констебль. Гулянки до утра — это не самое умное, что можно придумать, — если, разумеется, ты хочешь чего-либо добиться.

— Конечно, сержант.

— Кстати, сегодня утром на тебя спрос.

— Да?

— Старший инспектор Робертс хотел тебя видеть. Тебе повезло, что ты с ним работаешь. Он сейчас на высоте.

— Повезло? Да, мне повезло.

— Но это везение быстро кончится, если ты не вытащишь голову из задницы. Не стой как последний дурак — шевелись!

Макдональд так и сделал.

Вскоре он постучал в дверь офиса Робертса, при этом подумав: «Не лучше ли бежать из участка?» Просто рвануть куда глаза глядят. Услышал:

— Войдите.

Робертс был воплощенная бурная деятельность: свежий, накрахмаленный, энергичный. Он спросил:

— Так что случилось?

— Случилось, сэр? — с непониманием переспросил Макдональд.

— На этой чертовой почте. Ты ведь там устроил засаду, так?

— Да, сэр. Они мне очень помогли, выделили прилавок, откуда я мог все видеть, не высовываясь.

— И?..

— И… Хм… ничего.

Робертс вскочил на ноги.

— Ничего? — крикнул он. — А как же вышло, что в тот вечер ограбили еще одного пенсионера? В доме, который находится в двух шагах от этой гребаной почты.

 

_

Портер вышел из такси недалеко от магазина «Баркерс». Брант, которому он предлагал его подвезти, сказал:

— Нет, я буду ждать около церкви, покурю.

Он там и оказался.

Но не один. Рядом с ним стояла женщина. Около сорока лет, с всклокоченными светлыми волосами и не раз битой физиономией. Черная мотоциклетная куртка едва скрывала ее огромный бюст. Брант криво улыбнулся. На нем был сшитый на заказ костюм, делавший его похожим на мафиози. Лацкан оттягивала огромная белая роза, продетая в петлицу. Брант сказал:

— Это Ким.

Она протянула руку со словами:

— Уверена, ты очарован.

Портер пожал ей руку, ощутив, какая она грубая на ощупь. Он сказал:

— Нам лучше войти внутрь.

Церемония уже подходила к концу, в церкви было полно народу.

— Черт, они что, куда-то торопятся? — прошептал Портер.

Жених в это время говорил:

— Да, я согласен.

С того места, где стоял Портер, жених выглядел старым, очень старым. Особенно по сравнению с одетой в белое невестой, которой было чуть больше двадцати. Брант ехидно взглянул на Портера и показал ему кончик языка. После церемонии новобрачные встали у входа в церковь, чтобы сфотографироваться. Позднее они, к своему ужасу, обнаружат, что Брант и Ким тоже попали в кадр. Портер вышел вперед, поздравил отца, затем кивнул на Бранта и сказал:

— Папа, это сержант Брант.

Нэш-старший посмотрел на Ким и спросил:

— А это миссис Брант?

Брант, пожиравший глазами невесту, словно не расслышал вопроса, но через секунду повернулся и сказал:

— Нет, это шлюха.

Нэш-старший сглотнул, взял себя в руки, сказал:

— Понятно… — Взглянул на Портера, добавил: — Ну, нам пора. Увидим тебя на приеме… и твоего… гм… коллегу.

Гостиница «Кенсингтон» находилась совсем близко от церкви. Ким поравнялась с Портером, оставив Бранта замыкать тылы, и спросила:

— Этот мужик, который женился… он правда, что ли, твой старик?

— Да, правда, — ответил Портер.

От запаха ее духов у него закружилась голова. Портер сообразил, что не может мыслить здраво. На один ужасный миг ему показалось, что Ким возьмет его под руку. Но она спросила:

— А твоя мама, она как, ну, не возражает?

Он громко рассмеялся, скорее истерично, потому что ему было совсем несмешно. Брант сказал:

— Видишь, Портер, ты пользуешься успехом.

Портер испепелил его взглядом, сказав:

— С тобой я поговорю потом. — Затем повернулся к Ким и ответил: — Моя мать умерла.

— Ох, как кстати ляпнула. — Она хихикнула, закрыла рот рукой и прибавила: — Бог мой, я вовсе не хотела…

— Все нормально. Каким образом вы… — Портер хотел сказать «подцепили», но сдержался. — Как вы познакомились с сержантом Брантом?

Ким снова хихикнула, ответила:

— Он нашел мое имя в телефонной будке.

Портера восхищало полное отсутствие у Ким стыда. Они уже подошли к гостинице, когда она сказала:

— Я обожаю «Бейбишам», но его сейчас мало где продают. Ты помнишь грушевый сидр?

— Да, помню.

Ей пришлось обойтись водкой. Брант вклинился в толпу, и Портер уже начал думать, что ему придется весь день провести с Ким. Она внимательно посмотрела на него и утешила:

— Не беспокойся, я не стану на тебе виснуть.

— Я и не думал…

— Думал, думал. Мужчины ничего скрыть не могут. Если они сердятся, у них все на лице написано… — Она окинула взглядом толпу и сказала: — Поверь мне, я редко надолго остаюсь одна в гостинице.

Обед был обычной мурой: тощая курица и салат, потом вчерашний десерт. Но никто не жаловался. Вероятно, потому что вино лилось рекой. Затем начались длинные речи, это длилось больше часа. В конце концов Нэш-старший поблагодарил гостей, громогласно восхитился своей прелестной женой и ни словом не обмолвился о сыне. Портер взглянул на часы. Самое большее через десять минут он уйдет.

Брант разговаривал с барменом, когда подошел отец Нэша и сказал:

— Давайте я угощу вас выпивкой, сержант.

— Конечно, виски подойдет.

Они получили виски, и Брант произнес:

— Чин-чин, поздравления и все такое.

Нэш всмотрелся в него, сказал:

— Вы мало подходите в друзья… моему сыну.

— С чего вы взяли?

— Простите?

— Может быть, я ошибаюсь, но вы ни хрена не знаете о вашем сыне, — заявил Брант.

Нэш напрягся, принял воинственную позу. Брант улыбнулся, и Нэш, приказав себе расслабиться, сказал:

— Вы удивляете меня, сержант. Я никогда не подумал бы, что вы предпочитаете общество геев.

Брант жестом дал понять бармену, что следует повторить, и сказал:

— Вы ведь надеетесь на эту виагру, верно?

Нэш заставил себя улыбнуться, хотя его распирал гнев. Сказал:

— Дешевый выпад, сержант.

Брант махнул рукой в сторону толпы:

— Несмотря на этот выпендрежный отель, вы ведь дешевка, так?

Нэш знал, что ему следует просто уйти. Ему никогда не выиграть у этого животного, но упрямство заставило его остаться и попробовать другой путь.

— Я много лет занимался бизнесом, и очень неплохо разбираюсь в людях. Если вам когда-нибудь надоест быть полицейским, вам стоит подумать о работе в частном секторе.

Брант допил виски, отступил на шаг от стойки бара, спросил:

— Уж не работу ли вы мне предлагаете?

— Такой человек, как вы, сержант, сможет добиться больших успехов.

Нэшу показалось, что Брант задумался, и он решил козырнуть, сказав:

— Я помогу вам найти жилье на этой стороне реки. Мне самому здесь очень нравится.

— Вот что я скажу. Спросите любого, вам все объяснят. Ладно, пусть я говнюк — но работать на вас?.. Даже я не такой говнистый говнюк.

 

_

Рэднор договорился встретиться с Данфи на вокзале Ватерлоо, причем предупредил:

— Ждите в вокзальном баре, держите в руке экземпляр своей газеты.

— Откуда мне знать, что вы придете? — спросил Данфи.

— Вы главное деньги приносите, а я приду.

Данфи обсудил ситуацию с редактором, и тот сказал: «Делай, что потребуется, — только не просри это дело».

Данфи твердо был намерен не оплошать. При мысли о возможности поймать Блица у него учащалось сердцебиение. Если он все сделает правильно, то наверняка получит предложения от толковых газет, не говоря уже о всевозможных льготах. Он сидел в баре на вокзале Ватерлоо, развернув на столике газету, и то и дело постукивал пальцами по карману, в котором лежал конверт с толстой пачкой денег.

Появился мужчина в пальто кромби и шарфе. Мужчина улыбался. Данфи проговорил:

— Вы ведь?..

— Человек, которого вы ждете, — подтвердил мужчина.

Он сел, и Данфи осведомился:

— Как мне вас называть?

— Вашим пропуском в успех. Деньги принесли?

Данфи похлопал по карману, в свою очередь спросил:

— Что у вас есть для меня?

— Пойдемте, — ответил Рэднор, — на это можно взглянуть.

Он повел Данфи к камерам хранения. Тот все больше волновался. Рэднор оглянулся, затем открыл ячейку номер «68» и сказал:

— Любуйтесь.

Данфи полюбовался. Сказал:

— Неужели это то, что я думаю?

— Полагаю, это называется трофеями. Ничего не трогайте.

Данфи уже придумывал заголовок:

«СУВЕНИРЫ УБИЙЦЫ-ПСИХОПАТА».

Он спросил:

— И вы знаете, чья это ячейка?

— Разумеется. Видел своими глазами, как он ее открывал.

Тут надо было действовать осторожно. Данфи попытался сохранить спокойствие и спросил:

— Когда вы назовете мне имя?

— А… ну тут придется еще поторговаться.

Барри Вайсс наблюдал за ними с расстояния в сотню метров. Он был ошарашен, мысли его метались.

«Какого черта?.. Это репортер, предатель и сволочь… а тот высокий тип, похожий на бывшего военного… Стоп, я же его знаю… думай, думай… да, это он разговаривал с Брантом в ирландском пабе. Это он. Господи, да он следил за мной, теперь можно не сомневаться».

Он смотрел, как двое мужчин направились в бар — наверняка чтобы отметить успех. В этот момент Барри понял, что должен убить их обоих. Они явно договаривались — за какие деньги его продать и купить. Его охватила дикая ярость. Если бы «Глок» был у него с собой, он пошел бы прямо в бар и положил конец их переговорам.

«Но кого из них замочить первым? Кто опаснее? Осведомитель. Он владеет информацией. Черт, тяжелый денек будет у меня сегодня».

Пока Барри наблюдал, осведомитель встал и удалился в туалет. Барри пришла в голову сумасшедшая идея, и он последовал мгновенному стремлению воплотить ее в жизнь. Вошел в бар, прошел мимо журналиста — он мог бы дотронуться до него рукой и спросить: «Догадайся, кто я?» — и направился в туалет.

Высокий мужчина разглядывал себя в зеркало. Барри нанес резкий короткий удар, осведомитель отключился, и Барри втащил его в кабинку. Глаза Рэднора широко открылись, он узнал Барри Вайсса и прохрипел:

— Я не сказал ему вашего имени.

— Почему?

— Он за это еще не заплатил.

Барри такое объяснение было понятно, он сказал:

— Я не собираюсь тебя убивать, я убиваю только полицейских — не забыл?

В испуганных глазах Рэднора промелькнула надежда, и Барри спросил:

— Как ты на меня вышел?

Рэднор с нотой гордости в голосе ответил:

— Я получил ваш адрес в спортзале в Стритхеме, где вы избили парня. И стал за вами следить.

Барри кивнул:

— Умно и просто.

Затем схватил Рэднора за голову и сказал:

— Теперь ты мне поможешь. Я попал в переделку.

После чего сунул его голову в унитаз. Держал крепко. Про себя проговорил: «Ничего себе способ придумал!»

Держать под водой голову Рэднора было нелегко, тот брыкался как конь. Барри, сидевший у него спине, процедил сквозь зубы:

— Натягивай вожжи, ковбой!

Экзекуция заняла довольно много времени. Наконец Рэднор затих, и Барри вытащил его, прислонил к стене и сказал:

— Ты весь в дерьме.

Проверил его карманы, нашел конверт, заглянул внутрь, произнес:

— О, да.

Затем забрал бумажник Рэднора с его удостоверением личности, проездным билетом и несколькими фунтами. Поднялся и вышел из кабинки. В туалете никого не было, но все равно нужно было торопиться. Журналиста обеспокоит задержка осведомителя. Барри вышел из туалета и уже почти дошел до выхода из бара, когда бармен окликнул его и сказал:

— Туалет только для клиентов.

Не поворачивая головы, Барри заявил:

— Позор, а не туалет, все загажено.

Он продолжал идти, зная, что должен держать рот на замке, — но как же заиграла в жилах кровь, какой сильной оказалась эта гребаная встряска! Он направился к ячейке, понимая, что время играет против него; вынул оттуда все, спрятал в сумку. Затем зашагал прочь из вокзала, на ходу забросил сумку в кузов самосвала и успел сесть на автобус до Кеннингтона, воспользовавшись проездным Рэднора.

 

_

Бар был уже закрыт. В туалете работали эксперты, мертвого Рэднора увезли. Данфи сидел, обхватив голову руками; на столике перед ним стоял стакан с приличной порцией коньяка. Брант стоял, а Портер сидел, разглядывая журналиста. Он сказал:

— Расскажите, что случилось.

— Господи, сколько раз можно? Ладно… Он пошел в сортир. Через… не знаю, минут через пятнадцать я забеспокоился, подумал, может, он провалился…

— Он не провалился, его замочили.

Данфи, вспомнив последнюю свою встречу с Брантом, потер живот. Портер спросил:

— И потом?

— И потом! Черт побери, потом я пошел посмотреть, как там он, — и оказалось, что его кто-то утопил… убил этого бедного ублюдка на вокзале Ватерлоо. Нет, это просто невозможно представить.

Портеру его интуиция внезапно подсказала идею, и он спросил:

— Кстати, мистер Данфи, вы ведь не выбежали оттуда сразу, верно?

— Что?

— Бармен говорит, что вы пробыли в туалете по меньшей мере пять минут. Он даже подумал, не занялись ли вы там какими-то глупостями.

Данфи рассвирепел, взглянул на бармена, который вытирал стаканы, затем признался:

— Я… искал деньги.

— Деньги?

— Да, чертовы деньги. Те, что мы заплатили этому типу за эксклюзив.

— Вы их нашли?

Данфи выпил коньяк, жестом попросил бармена налить еще, но тот сказал:

— Не выйдет, приятель, — не видишь, мы закрываемся?

Раскрасневшийся от коньяка Данфи повернулся к Портеру и сказал:

— Конверт исчез. Я даже бумажника этого бедолаги не нашел. Черт, я ведь даже не знаю, как его зовут.

— Этого бедолагу звали Рэднор Боуэн.

Внезапно Данфи вскричал:

— Ячейка! Черт, пойдите и проверьте — вы не поверите, что там!

Портера охватило дурное предчувствие, и он сказал:

— Почему бы вам нам не рассказать?

Данфи вспомнил лицо Рэднора, блеск в его глазах и повторил его слова:

— На это можно взглянуть.

— Уже нет. Там пусто.

— Что?

— Да, он убил Рэднора, затем спокойно, как будто ничего не случилось, очистил ячейку, в то время как вы, мистер Данфи… чем вы занимались? Сидели здесь и ковыряли в носу.

Данфи, покачав головой, проговорил:

— Черт, этот парень молодец. У него яйца величиной с кокосовый орех.

Портеру ужасно хотелось ударить журналиста так, чтобы тот слетел со стула, но он ограничился тем, что заметил:

— Вам стоит умерить свое восхищение, ведь весьма вероятно, что вы следующий.

Брант повернулся к бармену, сказал:

— Эй, врежь по мне двойной порцией чего-нибудь ирландского.

— Не выйдет, приятель. Я уже сказал этому уроду: мы закрылись.

Брант выбросил руку вперед, выхватил у него стакан и перегнулся через стойку:

— Слушай сюда, я повторять не буду. Я тебе не приятель, и когда я заказываю выпивку, ты спрашиваешь: «Со льдом, сэр?» Теперь начнем с начала: двойную порцию ирландского.

— Со льдом… сэр?

— Не смеши, кому нужен лед?

Бармен осторожно поставил стакан на стойку, сказал:

— С вас пять фунтов, сэр.

— Ты же сказал, что вы закрылись, — с улыбкой проговорил Брант. И прибавил: — Теперь расскажи мне снова про того парня, с которым ты перекинулся парой слов.

— Я был занят. Здесь всегда много народа, но я умею вычислять халявщиков — тех, кто жмется заплатить за туалет на вокзале и думает, что может проскользнуть сюда и поссать бесплатно. Я их всегда ловлю.

— Ты настоящий герой. Теперь насчет того парня.

— Я заметил, что он вошел в туалет и пробыл там минут десять. Столько времени обычно требуется наркоманам. Ты заходишь, а они тебе уже кивают. Этот тип, когда вышел, очень спешил, но я остановил его, сказал все, что о нем думаю.

— Свою речь можешь опустить, лучше скажи, как он выглядел.

— Крупный, похоже, накачанный, плечи широкие.

— Белый?

— Да, белый.

— Ты его узнаешь, если увидишь снова?

— Нет.

— Уверен?

Теперь пришла очередь бармена улыбаться. Он отошел от Бранта, сказал:

— Я видел, что он сделал с этим беднягой в туалете. Я совершенно точно его не узнаю.

Потом они отпустили Данфи. Он перед уходом спросил:

— А полиция обеспечит мне охрану?

Брант сказал:

— Мы с тебя глаз не спустим.

Портер посмотрел журналисту вслед, и Брант заметил:

— Не того парня утопили.

Они направились в администрацию вокзала и разыскали человека по имени Хоукинс, который заведовал видеокамерами на вокзале. Портер сказал:

— Нам нужны пленки за последний месяц.

Плечи Хоукинса опустились.

— Я бы с радостью помог, но…

Портер, с трудом сдерживаясь, сказал:

— Мы ведем расследование убийства, нам…

Хоукинс вскинул руки вверх:

— Нет никаких пленок.

— Что?

— Камеры не заряжаются уже шесть недель.

— Вы, видимо, шутите, черт бы вас побрал! Почему не заряжаются?

— Бюджет урезали.

— Поверить невозможно, — выдохнул Портер.

Хоукинс попытался улыбнуться:

— Народ не в курсе. Так что камеры все еще оказывают психологическое воздействие.

Портер уже почти достиг точки кипения.

— Это настоящий позор. Человека утопили в сортире, убийца разгуливает по вокзалу, кругом камеры, и не единой фотографии. Если это сдерживающий фактор, то избави вас Бог от поощрительных мер.

Когда они повернулись, чтобы уйти, Хоукинс сказал:

— Я-то не виноват.

Брант взорвался:

— Нет, виноват. И знаешь что? Мы тебя запомним.

— Да будет вам, вы то же самое делаете.

— Что то же самое?

— Обманываете общественность. Люди думают, что полиция всегда на месте, как эти камеры, но на самом деле это чушь собачья.

Они не стали возражать и направились к выходу. Около бара толпились телеоператоры. Данфи солировал, окруженный репортерами.

Брант заметил:

— Похоже, он уже оправился от шока.

— Ага, — кивнул Портер.

— Бармен сказал, что человек, вышедший из туалета, был крупным, атлетического телосложения. Никто на ум не приходит?

— Барри Вайсс? Можно попробовать.

— Что еще у нас есть?

— Ничего.

Но Барри и след простыл: он съехал с квартиры, не оставив адреса.

 

_

Вынув деньги из конверта, который он забрал у Рэднора, Барри проговорил:

— Мать твою за ногу.

Затем пересчитал деньги дважды, чтобы убедиться, что ему не показалось, и крикнул:

— Только меня здесь и видели!

Он вернулся в свою квартиру, собрал необходимые вещи и огляделся:

— Прощай, дерьмовая дыра.

В конце улицы он остановил такси и сказал водителю:

— Отвези меня в Бейсуотер.

Водитель взглянул на него, заявил:

— Влетит в приличную сумму.

Барри наклонился вперед:

— Когда я сел, я о чем спросил? Сколько стоит доехать до Бейсуотер?

— Нет… но…

— Или я похож на козла, который считает, что Бейсуотер прямо за углом?

— Нет, я только подумал…

— Ты, приятель, должен вести машину. Если бы ты умел думать, нам не пришлось бы вести этот разговор.

Это заставило водителя проглотить язык. Барри уселся на заднем сиденье; когда машина тронулась с места, он подумал: «Черт, вот это жизнь, у меня получается все, за что я ни возьмусь». Он чувствовал себя богом.

Он остановил такси на Уэстборн-Гроув и, расплачиваясь с водителем, сказал:

— Я собирался дать тебе щедрые чаевые, но теперь думаю, что, лишившись их, ты кое-чему научишься.

В любом другом случае таксист обязательно вышел бы из машины и хорошенько взгрел пассажира, но сейчас он видел глаза Барри Вайсса, и ему хотелось только одного — как можно скорее убраться. Недалеко от дороги Барри нашел маленькую гостиницу, где сдавались номера на длительный срок. Барри заплатил вперед за две недели и сказал хозяину:

— Я собираюсь быть здесь счастливым.

 

_

В пабе звучала песня «Рок-н-ролл круглые сутки». Робертс взглянул на хозяина, и тот сказал:

— Это оказалось на одной из пленок, что я купил. Я не знаю, что на половине из них. Кажется, вчера я слышал «Тени».

Робертс отнес выпивку на столик. Он пригласил Бранта выпить, поговорить. Брант, слушая запись, проговорил:

— Господи, сколько же этому лет?

— И все равно неплохо, — сказал Робертс.

Затем рассказал историю о прибытии Хейли в Англию.

— Песня дерьмовая, — констатировал Брант.

«Таблоид» лежал на столе, виден был заголовок:

ПОЛИЦЕЙСКИЙ ОСВЕДОМИТЕЛЬ

УБИТ СРЕДИ БЕЛА ДНЯ

Робертс взглянул на него, заметил:

— Неприятно.

Брант допил виски, сказал:

— Неприятно?! Ты бы видел Рэднора, бедняга выглядел ужасно.

— Ты уже потерял многих осведомителей.

— Они становятся жадными, поэтому и теряют осторожность. Ты же знаешь, как это бывает: облажался — и тебе крышка.

Робертс задумался. Новая песня подозрительно напоминала шлягер семидесятых «Завяжи желтую ленту». Робертс спросил:

— Что у тебя за сделка с Портером Нэшем?

— Сделка?

— Ну да, я хочу сказать, что вы ведь не просто работаете вместе — вы, как бы это выразиться… близки?

Уголки рта Бранта опустились — плохой признак, — и он сказал:

— Мне Нэш нравится.

— Эй, сержант, я не лезу не в свое дело. Просто это на тебя не похоже — водить хлеб-соль с кем-то, особенно с голубым. Я думал, ты их ненавидишь.

Брант усмехнулся:

— Я всех ненавижу.

Робертс решил не приставать к нему, поняв, что объяснений не дождется. Если он будет дальше залезать в душу Бранта, тому может показаться, что он ревнует или еще что. Поэтому он спросил:

— У вас есть подозреваемый в этих убийствах?

— Ага, описание свидетеля совпадает с тем, как выглядит парень, которого мы уже допрашивали. Ячейка на вокзале Ватерлоо была арендована на имя Б. Лиц. Блиц.

— Вы его ищете?

— Повсюду.

— Еще хочешь выпить?

— И не один раз.

Барри решил, что переезд следует обмыть. Ничего особенного, только чтобы взбодриться. Но он даже не заметил, как потерял счет порциям.

Выйдя из паба, он не мог поверить, что уже стемнело. Решил пройтись, чтобы проветриться. Он, пошатываясь, шел к Гайд-парку, когда ему внезапно захотелось отлить. Какого черта он не сделал этого в пабе? Он быстро огляделся и перелез через ограду, едва не напоровшись на прутья. Он уже опустил молнию, приготовился действовать, и в этот момент услышал:

— Эй ты!

Повернулся и увидел молодого полицейского. Барри не мог поверить своим глазам, спросил:

— Что с вами такое, ребята? Каждый раз, как я соберусь поссать, вы тут как тут. Неужели нет настоящих преступлений, которыми вам следует заняться?

Полицейский не успел ответить. Барри не мог дольше терпеть и выпустил струю, которая залила ботинки полицейского.

— Опс, — произнес Барри.

Полицейский изумленно посмотрел на свои ботинки, затем заявил:

— Ну все, я тебя арестовываю.

Барри отступил на шаг, сказал:

— Увы, ты застал меня без моего молотка.

— Что?

— Мой почерк — молотком я вышибаю мозги у копов.

Молодой полицейский начал соображать, что происходит. Он попытался достать рацию, но Барри тут же на него набросился. Он повалил парня на землю, схватил за горло и сказал:

— Я так рассчитывал на маленькую передышку, но вы постоянно подворачиваетесь под руку.

Затем он сорвал рацию, которая верещала как попугай, и раздавил ее каблуком со словами:

— Заткнись! Не мешай мне думать, черт побери!

Когда он снова перелезал через ограду, на него уставилась группа туристов. Он заорал: — Я Джек Потрошитель!

Они все смотрели ему вслед, когда он, пошатываясь, плелся к Бейсуотер. Он уже начал подумывать, что это новое начало вовсе не случайно.

Из паба Робертс ушел рано — ему позвонил потенциальный покупатель его дома. Брант спросил его перед уходом:

— Переезжаешь?

— Угу, — кивнул Робертс.

— И куда?

— Понятия не имею.

Брант, приняв еще две пинты, позвонил Портеру, который пришел вскоре после ухода Робертса. Брант сказал:

— Решил надраться — не хочешь присоединиться?

— Я одну пинту выпью, но мне нужно вернуться. Мы погрязли в бумагах.

Брант уже разогнался, пинты следовали одна за другой. Он спросил:

— Что, если мы поймаем этого парня и ничего не сможем доказать?

— Ты имеешь в виду Барри Вайсса?

— Да. Предположим, мы знаем, что это он, но не можем его тронуть. Что тогда?

— С чего ты об этом задумался?

Брант некоторое время молчал, наконец сказал:

— Помнишь, ты рассказывал мне про педофила, с которым ты сам разделался, когда оказалось, что его нельзя прищучить обычным способом?

Портер поставил пиво и с удивлением сказал:

— Мне казалось, ты спал, когда я тебе это рассказывал.

Брант улыбнулся:

— Я почти спал — это считается?

— Не думаю, что нам стоит развивать эту тему. Мне не нравится, куда она может завести.

— Насильник из Клэпхема. Он вроде как упал на свой собственный нож, который разрезал его как свинью, каковой он и являлся. Фоллз… и другие… намекнули мне, чтобы я слегка ему помог. Я не страдаю из-за этого бессонницей.

Портер встал:

— Сделаю вид, что этого разговора не было.

Брант, выглядевший расслабленным, почти счастливым, сказал:

— Ты не ответил на мой вопрос. Так ты позволишь Блицу и дальше убивать наших парней?

— Ты слишком много выпил, Брант. Списываю твои слова на это. Увидимся завтра.

— Ты подумаешь об этом, Портер, я знаю.

Потом Брант перешел на виски, пленка в очередной раз смоталась, и снова зазвучал рок-н-ролл. Нахмурив лоб, пьяный Брант заметил:

— Нет, эта песня все-таки говно.

Хозяин, который к этому времени прослушал Билла Хейли уже раз тридцать, подумал: «Наверное, парень прав».

 

_

Макдональд был в буфете. Глэдис, буфетчица, присмотрелась к нему. Он заказал бутерброд с омлетом. Поставив перед ним тарелку с бутербродом, Глэдис сказала:

— Я сделала омлет из двух яиц.

— Большое спасибо, — кивнул Макдональд.

— Ты мог бы стать хорошим другом Портеру Нэшу.

Макдональд несколько секунд смотрел на нее неотрывно, потом с раздражением сказал:

— Ты что этим хочешь сказать, черт возьми?

— Ничего, просто вы оба отличные представители мужчин.

Он отодвинул тарелку со словами:

— Забирай свой чертов омлет!

Взял чай и прошел к столику. Глэдис проводила Макдональда взглядом, подумав: «Какие же эти типы чувствительные».

Вошел Робертс, сказал ему:

— Ты мне нужен.

Макдональд, все еще кипевший гневом, хотел ответить: «Отвали».

Но вместо этого проскулил:

— Дайте хоть чай допить.

— Чай?! — Робертс округлил глаза. — Ты торчишь здесь постоянно. Тебя еще не тошнит от чая? Пойдем, у нас убийство.

Когда они вышли к автомобильной стоянке, свободной оказалась только «вольво», и Робертс сразу сказал:

— Надеюсь, ты водить не разучился?

Когда машина тронулась с места, Робертс сказал, куда ехать, и Макдональда затрясло. Робертс закричал:

— Ради бога, следи за дорогой!

Когда они остановились у дома, Макдональд уже не сомневался, что его выдадут глаза. Робертс сказал:

— Ты должен знать это место.

— Что?

— Ты же караулил на почте, а она чуть дальше по дороге.

— Нет, — покачал головой Макдональд. Ему хотелось сказать: «Я подожду в машине».

Макдональд с тяжелым сердцем последовал за Робертсом к дому. Они не стали подниматься по лестнице, а прошли насквозь и вышли во двор. Эксперты уже кончали свою работу на месте происшествия, а патологоанатом стягивал резиновые перчатки. Макдональд почувствовал резкий, удушающий запах, но не мог заставить себя взглянуть на мертвое тело. Патологоанатом Райн отвел Робертса в сторону и спросил:

— Что такое с твоим констеблем? Впервые?

Робертс повернулся к Макдональду:

— Черт, если собираешься блевать, не смей делать этого здесь — изгадишь место происшествия.

Макдональд пробежал через подъезд, выскочил на улицу, и его стошнило. Проходящая мимо женщина проговорила:

— Милостивый боже! Напился с утра пораньше, а еще полицейский. Я о вас доложу — какой у вас личный номер?

Макдональд, лицо которого заливал пот, выдохнул:

— Отвали.

— Вот так обращение для полицейского. — Женщина покачала головой. — Я совершенно точно на вас пожалуюсь.

Она уже достала ручку и бумагу, записывала номер. Макдональд слишком ослаб, чтобы реагировать: он не мог думать ни о чем, кроме омлета, и чувствовал новые позывы к рвоте. Робертс подошел сзади и негромко проговорил:

— Черт, не пугай прохожих. — Повернулся к женщине и сказал: — Не волнуйтесь, мадам. Я с ним разберусь.

Когда Макдональд выпрямился, Робертс сказал:

— Что с тобой такое? Ты и раньше видел трупы.

— Это… он кажется таким молодым, — выговорил Макдональд.

Робертс внимательно присмотрелся к нему, заметил:

— Я впечатлен. Как ты мог сделать такой вывод, если у него почти не осталось лица?

Макдональд в панике забормотал:

— Одежда, так молодые одеваются.

Робертс, не отрывавший от него глаз, сказал:

— Сомнительный вывод, если учесть, что ты едва взглянул на жертву.

— Сэр, я стараюсь думать, как вы. Ну, знаете, использовать интуицию.

— Ничего себе интуиция. Пойдем рассмотрим все внимательно и поглядим, что подскажет тебе интуиция.

Когда они стояли над телом, Робертс спросил:

— Что ты думаешь?

Макдональд поднял глаза на окно, ответил:

— Я бы сказал, что он выпал из окна и при падении сломал шею.

— Хороший вывод — но он сам выпрыгнул или его столкнули? Подойди сюда, взгляни.

Робертс наклонился, и Макдональд, борясь с отвращением, последовал его примеру. Теперь это лицо будет сниться ему в кошмарах. У Робертса в руках была ручка; используя ее как указку, он сказал:

— Нос сломан, и я убежден, что перед падением. Нам лучше подняться и взглянуть на квартиру.

Макдональд обрадовался возможности отойти от трупа, в этот момент Робертс прибавил:

— Райн сказал, что парень умер не сразу после падения.

— Что?

— Этот бедняга лежал здесь некоторое время живой.

Макдональд, пытаясь взять себя в руки, пробормотал:

— Но ведь вы сказали, что он сломал шею.

— Ну да, но это не сразу его убило. Он мог даже выжить, если бы его сразу увезли в больницу.

Макдональд застонал, и Робертс похлопал его по плечу:

— Не принимай это так близко к сердцу, надо держаться отстраненно… ты меня слышишь?

— Отстраненно? Я постараюсь, сэр.

Когда они подошли к дверям квартиры погибшего, Робертс сказал:

— Хочу сказать еще кое-что.

— Да, сэр? — посмотрев на него, произнес Макдональд.

— Его оставила там умирать хладнокровная скотина. Мы эту сволочь разыщем — я правильно говорю?

— Правильно, сэр.

 

_

Фоллз снова приступила к работе. Поскольку большая часть личного состава занималась Блицем, ее направили в Брикстон. Прошло уже несколько лет с той поры, когда она патрулировала здесь улицы. Некоторое время политика «высокой видимости» — полицейских как можно чаще должны были видеть на улицах — была очень эффективной. Затем от нее отказались из-за недостатка ресурсов. Суперинтендент, разозленный тем, что Фоллз все же пошла на похороны, заявил:

— Она хочет неприятностей? Она их получит, черт побери, — я снова пошлю ее в джунгли!

Большинство людей в этом районе ее игнорировали. Если им требовалась помощь, они искали ее не у полиции. Первые пару дней она все время была на взводе, нервничала, злилась. Сурово карала за неправильную парковку, гоняла уличных торговцев — занималась мелочами. На третий день она поймала торговца наркотиками. Задержала его в дальнем конце рынка. Когда он вывернул карманы, она поразилась: у него был кокаин, причем изрядное количество. Она рассчитывала найти опий, может быть, травку. Торговец наркотиками сказал:

— Ты не можешь у меня это отнять, это дерьмо не мое.

— Но оно было у тебя, — возразила Фоллз.

— Это первосортный кокаин, — сказал он. — Если я его потеряю, мне хана. — И пустился наутек.

Фоллз слишком устала, чтобы гнаться за ним, да и, скорее всего, она не догнала бы его. Она решила сдать кокаин позже и продолжила патрулирование. Позднее один воришка ударил ее по лодыжке, выкрикивая оскорбления. Фоллз изо всех сил старалась не вспоминать Металла, как выглядело его мертвое лицо. Чтобы немного отдохнуть, она зашла в магазин, воспользовалась находящимся там туалетом. Запершись в кабинке, она устало вздохнула. Нащупала пакет в кармане, достала его, развернула бумагу. Приняв устойчивое положение, она достала пилочку для ногтей, сделала три кокаиновые «дорожки», свернула мелкую купюру трубочкой и вдохнула одну порцию наркотика. Подождала, затем вдохнула оставшиеся две «дорожки».

Нирвана.

Кокаин дошел до мозгов, осветил весь мир, Фоллз почувствовала блаженство. Ей хотелось в восторге ударить по двери кулаком. Она вышла из кабинки на подъеме. Продавец спросил:

— Все в порядке?

Она широко ему улыбнулась и ответила:

— Все прекрасно.

Мужчина, проработавший в магазине долгие годы, очень редко видел улыбающегося копа — и уж точно не видел, чтобы коп улыбался в Брикстоне. «Интересно, — подумал он, — на что она подсела?»

Любители кокаина утверждают, что никакие последующие дозы не действуют так, как первая. Поэтому все они хотят снова испытать тот самый, несравненный восторг. Фоллз может это подтвердить. Остаток недели она регулярно нюхала кокаин, и хотя наркотик оказывал на нее свое действие, ничего сравнимого с первым разом она не испытывала. Фоллз сказала себе: «Вот донюхаю этот кокаин, и все — буду считать это просто опытом и двинусь дальше».

Но не смогла.

Ей удалось накрыть торговца наркотиками на Колдхарбор-лейн; она конфисковала у него зелье и сказала:

— Я отпущу тебя, но предупреждаю: больше мне не попадайся.

Торговец, хорошо знавший своих клиентов, присмотрелся к ее раздутым ноздрям и резким движениям, сказал:

— Помаленьку подсели, девушка?

Она ударила его по голове. Потом ужаснулась: «Я его ударила! Что со мной происходит?»

И вскоре увеличила дозу.

Недалеко от Рейлтон-роуд есть ночной клуб, носящий название «Риф». Владельцы не рекламируют свое заведение, да в этом и нет необходимости. Они занимаются обычным бизнесом, а «Риф» — это нейтральная зона, посещаемая людьми, находящимися по разные стороны закона. Полицейским клуб нравился тем, что там были невысокие цены и можно было сидеть до рассвета. Преступники облюбовали его в основном по тем же причинам, кроме того, в «Рифе» они могли оценить полицейских. Пили там ром или ром с кока-колой. Никто не возражал. К трем утра начинало попахивать травкой, атмосфера становилась более умиротворенной. Нельсон в последнее время туда зачастил. Он никак не мог выбросить Фоллз из головы. Поэтому, вместо того чтобы ехать домой, он поехал в клуб. Там велись разговоры, которые его отвлекали. К тому же он выяснил, что начинает любить ром.

Растафарианец Манго часто усаживался рядом с ним, и они говорили о футболе. Однажды Манго предложил ему марихуану со словами:

— Здорово бодрит, приятель.

— Я и так бодр, — сказал Нельсон.

Они легко болтали, и Манго не переступал границ в отношениях. Но в этот вечер он был особенно взбудоражен. Нельсон сказал:

— Может, тебе стоит выкурить эту твою странную сигарету?

— Понимаешь, у меня проблема, приятель.

— Хочешь рассказать?

Манго занервничал еще больше, огляделся и сказал:

— Этот вот клуб, он ведь работает, верно?

— Похоже на то, — кивнул Нельсон.

— Ну да, у нас тут клиенты с обеих сторон улицы. Никто друг друга не обзывает, мы вроде как находимся в демилитаризованной зоне.

Нельсон улыбнулся точности эпитета и подумал, что по крайней мере половина клиентов вооружены. Причем не только ножами и битами, но и пушками. У него самого дубинка во внутреннем кармане. Если решил ночью выпивать в Брикстоне, одного лишь соответствующего выражения на лице недостаточно. Манго неправильно понял его улыбку и поспешил сказать:

— Приятель, это хорошая травка, без балды.

Нельсон со вздохом произнес:

— Слушай, давай ближе к делу.

— Я только не хочу, чтобы ты думал, что я слишком много на себя беру, лезу не в свое дело — ты меня понимаешь?

Нельсон понятия не имел, куда может привести подобный разговор. Да и в голове у него уже гудело от выпитого рома, который особенно легко шел с колой. Сидишь себе, сидишь, потягиваешь помаленьку, и тебя незаметно забирает. Ром действует на человека очень приятным способом. Нельсон вовсе не хотел, чтобы Манго испортил ему настроение, потому сказал:

— Слушай, давай забудем. Как насчет добавить?

— Парень, я не хочу тебя огорчать, но тут серьезные дела творятся.

Нельсон потер глаза, сказал:

— Я слушаю.

— Полицейский обворовывает торговцев дурью.

— Что?

— Ну да, отбирает товар. Люди начинают беспокоиться. Некоторые из этих торговцев, сам знаешь, шуток не любят. Они лезут в бутылку, даже если их обчищает женщина в форме.

— Bay, притормози. Правильно ли я тебя понял? Ты говоришь, что женщина-полицейский обирает торговцев наркотиками?

— Именно так, брат.

Нельсону понадобилось совсем немного времени, чтобы сложить все в уме, услышать тревожный звон и спросить:

— И имя знаешь?

— Фоллз.

 

_

Брант и Портер перевернули все вверх дном в квартире Барри Вайсса. Портер сказал:

— Парень не глуп. Никаких улик.

Брант помахал пачкой фотографий, сказал:

— Но себя любит. Здесь шесть снимков с его рожей.

— Возьми их.

Когда они вернулись в участок, там уже все знали о молодом полицейском в Гайд-парке. Брант сказал:

— Давайте обратимся к общественности насчет Барри.

— Ты думаешь?

— Мы хотя бы разыщем этого урода.

В шестичасовых новостях показали фото Барри Вайсса и обратились ко всем, кто его видел, с просьбой немедленно связаться с полицией. Барри, который был пьян до беспамятства, передачу пропустил. Водитель такси, сидя в пабе, сказал:

— Я его знаю.

И позвонил в полицию. К девяти часам целая армия полицейских уже прочесывала все гостиницы Бейсуотера и Паддингтона, и к половине одиннадцатого местонахождение Барри стало известно. Портеру позвонили, предлагая принять участие в захвате. Когда он и Брант приехали, улица уже была оцеплена. В вестибюле гостиницы толпились вооруженные полицейские, которыми командовал офицер по фамилии Томас. По совместной службе в Кенсингтоне он знал Портера.

— Как они к тебе там относятся? — спросил у него Томас.

Тот ответил:

— Как к члену королевской семьи, прибывшему с визитом.

Томас взглянул на Бранта, сказал:

— Да уж, не сомневаюсь. Ваш парень в номере двадцать восемь. Менеджер говорит, он вернулся в конце дня и после этого не пошевелился. Видимо, здорово набрался. У нас есть запасной ключ, и мы готовы приступить.

Он передал ключ Портеру, который повернулся и направился к номеру «28». Брант, который шел справа от него, посоветовал:

— Немедленно сбивай его с ног и не давай встать.

Портер кивнул, прислушиваясь, постоял у двери, затем всунул ключ в замочную скважину, повернул и медленно открыл дверь. Темнота. Сделал шаг в комнату, нащупал выключатель, щелкнул им и отступил в сторону. В номер с топотом ворвалось целое войско. Барри, валявшегося в отключке на кровати среди смятых простыней, быстро заковали в наручники и сбросили на пол. Брант заглянул в ванную комнату, покачал головой. Барри открыл глаза и с возмущением произнес:

— Какого хрена?

Получил удар в лицо и пинок в пах. Портер сказал:

— Уберите его отсюда, а номер тщательно обыщите.

Барри исхитрился прохрипеть:

— Какую-нибудь одежду, ребята? Пожалуйста.

Его завернули в одеяло и быстро вытащили. У Портера опустились плечи, когда он увидел, как Брант разглядывает пачку денег на комоде.

Портер сказал:

— Если мы сможем доказать, что это часть денег, заплаченных Данфи, у нас что-то будет.

Томас вышел из комнаты, Портер последовал за ним, на ходу сказал:

— Спасибо.

— Ты думаешь, это тот парень? — спросил Томас.

— Не знаю. Господи, я надеюсь.

— Мы отвезем его в Кенсингтон, ты сможешь сделать первую попытку его расколоть.

На улице собралась целая толпа, люди кричали и аплодировали. Барри сказал:

— Обожаю шоу-бизнес.

Фоллз была в ванной комнате. Посмотреть в зеркало она боялась. Она не могла поверить, насколько быстро она оказалась полностью зависимой от наркотика. Верно, она страдала, потеряв Роузи, переживала из-за того, что Нельсон ее оттолкнул, затем это убийство Металла — кто бы смог все это спокойно перенести? Кокаин всего лишь помогал взбодриться, пережить эти первые дни в Брикстоне. Она уже начала с нетерпением ждать нового дня, стремилась поскорее попасть на улицу, добыть дозу.

По спине Фоллз пробежали мурашки. Мысли ее занимали только белый порошок и боязнь того, что он закончится. Разумеется, она срезала кое-какие углы, чтобы добыть наркотик, но думать об этом ей сейчас не хотелось.

Стук в дверь. Она проигнорировала его — понадеялась, что тот, кто пришел, постучит еще и уйдет. Стук усилился, ей стало казаться, что дверь слетит с петель. Фоллз заставила себя дойти до двери и открыла. На пороге стоял Нельсон; он выглядел так, будто его вот-вот хватит удар. Она сказала:

— Уходи. — И попыталась закрыть дверь.

Он толкнул ее, и она упала на спину, а он решительно вошел в квартиру. С трудом поднявшись на ноги, Фоллз проговорила:

— Какого черта ты здесь делаешь?

Прежде чем он успел ответить, из спальни раздался ГОЛОС:

— Кто там так шумит?

Нельсон и Фоллз одновременно повернулись, и Нельсон увидел тощего белого парня лет двадцати с небольшим, в обтягивающих трусах. Нельсон прошел в спальню и собрал в охапку его одежду. Парень, видя это, проговорил:

— Кажется, сгущаются тучи.

Нельсон схватил его, подтащил к двери и вытолкнул из квартиры. Вслед полетела одежда. Парень вскричал:

— Мне срочно требуется кофеин, приятель!

Дверь захлопнулась. Нельсон повернулся к Фоллз, сказал:

— Ты похожа на уличную наркоманку, да еще этот… — Он показал на дверь и добавил: — Этот мусор из трейлеров. Как ты думаешь, с чем ты играешь?

Ей срочно требовалось что-нибудь употребить. Она сказала:

— Мне нужно в ванную комнату.

Зашла туда, попыталась прийти в себя, размышляя: «Ладно, не торопись, вдохни две „дорожки“, затем вернись и избавься от этого хулигана — да, вот так будет лучше всего».

Присела, приготовила две «дорожки» на крышке унитаза, склонилась, собираясь их вдохнуть. В этот момент дверь с грохотом распахнулась, и Нельсон прошипел:

— А… черт, уже на коленях, чтобы втянуть это дерьмо.

Он смахнул порошок, схватил ее за руку, втащил в гостиную и швырнул в кресло. Она попыталась возмутиться:

— Ты не смеешь так себя вести! Кто ты такой, что ты себе вообразил?

Он придвинул лицо к ней так близко, что она почувствовала запах зубной пасты и чего-то еще… кажется, рома. Нельсон заговорил сквозь стиснутые зубы:

— Кто я такой? Я полицейский, который может арестовать тебя за хранение наркотиков, намерение их распространять, за вымогательство… Хочешь, чтобы я продолжал? Речь идет о восьми годах за решеткой, это как минимум. Теперь ты знаешь, кто я такой?

Она попыталась собраться с мыслями. Откуда он все это узнал? Не могла встретиться с ним глазами. Нельсон отошел и опустился в кресло напротив. Она пыталась разглядеть в его лице хоть каплю сочувствия, но он смотрел так, будто ее ненавидел. Она спросила:

— Что ты собираешься делать?

— У тебя есть выбор. Ты можешь сесть в тюрьму или начать лечиться.

— Лечиться?

— Да, прямо сейчас, они тебя уже ждут. — Он взглянул на часы и продолжил: — По правде говоря, ты уже опаздываешь, а они там очень насчет этого суровы, так что начинаешь ты плохо. Я не ожидал, что ты развлекаешь гостей.

Сейчас она убила бы за одну «дорожку». Все тело Фоллз начало дрожать, она спросила:

— Как долго я там буду находиться?

— Сколько понадобится.

— Я не могу, Нельсон. Я из тех, кого они там калечат. Я для этого не подхожу.

— Ладно.

Он встал и направился к двери. Фоллз торопливо сказала:

— Подожди, куда ты пошел?

— Сдать тебя. Ордер наверняка выпишут быстро, поскольку ты полицейский и все такое. Давай прикинем. Думаю, они придут за тобой сегодня вечером, так что у тебя часов десять, чтобы нанюхаться… или ты можешь сбежать.

На глаза Фоллз навернулись слезы, но она взяла себя в руки, сказала:

— Я поеду.

— Слушай, ты вовсе не делаешь мне одолжение. Мне плевать, как ты решишь. Ты скурвившийся полицейский, ниже уже некуда опускаться.

— Чего ты хочешь, крови? Я поеду.

— Немедленно, Фоллз! Собери какие-нибудь вещи, через пять минут мы уезжаем.

Он стоял над ней, когда она собирала саквояж. Никаких надежд на «дорожку». В машине она спросила:

— Где это?

— Кройдон, место называется «Папоротниковый дом». Не стану тебе врать, тебе придется нелегко, нужно будет пройти несколько этапов.

— Ты это место знаешь… откуда?

— Я однажды сделал одолжение женщине, которая там всем заведует.

Нельсон ехал быстро, обгонял, всюду успевал проскочить на зеленый сигнал светофора. Фоллз, которая надеялась на продолжительную медленную поездку, наконец взмолилась:

— Мы не можем остановиться, чтобы выпить? Я уже разваливаюсь на части.

Нельсон быстро взглянул на нее, ответил:

— Нет.

Через десять минут они въехали на тихую улочку и остановились перед большим красивым зданием. Фоллз окинула его взглядом и спросила:

— Это здесь?

— Угу, — кивнул Нельсон.

Он взялся за ручку, намереваясь открыть дверь и выйти из машины, и в этот момент Фоллз коснулась его руки и сказала:

— Хочу, чтобы ты мне пообещал.

— Смотря что.

— Пообещай, что ты никогда мне не скажешь, почему они называют это заведение «Гребаный папоротник».

 

_

Портер, Брант, Робертс и суперинтендент сидели вокруг стола в конференц-зале. Портер сообщил:

— Мы отвели его в кабинет дознания.

После чего кивнул Бранту, который сказал:

— Я привел того парня, продавца «Биг Исью», который говорил, что видел, как он застрелил вольнонаемную женщину-полицейского у Овала. Его показаний нам было бы вполне достаточно, но он сказал, что не может точно вспомнить убийцу, так что позитивной идентификации нам от него не получить. Мы также не в состоянии доказать, что деньги, найденные в комнате Вайсса, те самые, которые принес Данфи. Впрочем, это могло бы помочь, только если бы у нас были более сильные улики.

Супер явно расстроился, сказал:

— Что у нас еще есть?

Портер полистал файлы, ответил:

— Один глазастый патологоанатом заметил, что пули, убившие вольнонаемную, идентичны тем, от которых погиб регулировщик несколькими неделями раньше.

— Черт побери, какое отношение этот регулировщик имеет к нашему делу?

Портер помолчал, потом высказался:

— Это значит, что Вайсс тренировался.

— Что?

— Готовился к убийству полицейского.

Супер решил, что пора взять бразды правления в свои руки и показать, как нужно добиваться весомых результатов. Он заявил:

— Мы применим к мистеру Вайссу старый метод.

Портеру не понравилась эта идея. Но Супер с воодушевлением продолжил:

— Старые трюки порой куда лучше новых. Здесь не требуется никаких ваших новомодных приемов из Западного Лондона, мы просто подсадим к нему в камеру звонаря.

Сердце Портера упало.

— Звонаря? — переспросил он.

— Полицейского. И Вайсс все ему расскажет.

Прежде чем Портер начал возражать, вмешался Брант:

— И у вас уже есть кандидатура на роль этого… звонаря?

Супер, ощущая всю полноту собственной власти, ответил:

— Констебль Макдональд, новое лицо, многообещающий полицейский. Ко всему прочему он парень умный.

Портер взглянул на Бранта в поисках поддержки, но тот сидел с невозмутимым видом. Суперинтендент добавил:

— Итак, Портер, ты можешь начать допрашивать подозреваемого, а я организую арест Макдональда. — И удивился, что никто не рассмеялся его шутке.

Барри Вайсс сидел в кабинете дознания. Несмотря на похмелье, он спланировал свое поведение, сказал себе: «Ни в чем не признавайся, и они ничего не докажут».

Дверь открылась, вошли Портер и Брант. Они уселись, и Портер сказал:

— Мы все запишем, не возражаете?

Барри сделал вид, что думает, затем сказал:

— Я хочу знать, кто победил в шоу «Старший брат».

Первый допрос длился около двух часов и не дал никаких результатов. Барри потребовал адвоката и диетическую кока-колу.

— Мне приходится считать калории, — сказал он.

Во время второго допроса Барри пил чай и ел бутерброды. Закончив с едой, он пожаловался:

— Хлеб черствый.

Появился адвокат и велел Барри ничего не говорить. Барри уставился на него и спросил:

— Вы умный?

Они могли держать его у себя сорок восемь часов, а потом должны были предъявить обвинения либо отпустить. Когда Портер наконец велел отвести его в камеру, он сказал:

— Это ваше последнее слово?

Он очень удивился, что в камере уже кто-то находился, и спросил:

— Разве мне не полагается одиночка?

Его без ответа втолкнули в камеру.

Супер дал Макдональду строгие инструкции.

— Это твой большой шанс, парень, — сказал он. — Мы все на тебя смотрим. Мне не надо рассказывать тебе, насколько это серьезное дело. Разговори его, и твоя карьера обеспечена.

— Да, сэр, — кивнул Макдональд.

Он был рад убраться подальше от Робертса. Напряжение от расследования убийства «ботаника» было огромным. Если он сейчас хорошо себя проявит, ему, возможно, больше никогда не придется снова работать вместе с Робертсом. Супер тем временем вещал:

— Тебе надо добиться, чтобы он признался. Не слишком усердствуй, иначе он может догадаться. Пусть он сам придет к тебе. Сам помаленьку признавайся в разных преступлениях. Ты не должен показывать своего интереса, тогда он попытается произвести на тебя впечатление. Он ведь псих, ему захочется похвастаться, показать, насколько он превзошел тебя. Есть вопросы?

— Я уловил главное, сэр.

Суперу, наверное, не хотелось останавливаться; он прибавил:

— Они были против.

— Сэр?

— Портер Нэш, Брант, Робертс — они утверждали, что ты не годишься для этого задания. Может, выбрав тебя, Макдональд, я ошибся? Совершил громадную ошибку, доверив это дело тебе?

У Макдональда было ощущение, что ему дают инструкции из разряда «миссия невыполнима». Он сделал строгое лицо и сказал:

— Я вас не подведу, сэр.

— Уж позаботься об этом.

На нем были старые джинсы, рваная толстовка и потрепанные кроссовки. В камере было двое нар, и он устроился на одних, сделав вид, что спит. Через некоторое время услышал шум. Это привели Барри. Макдональд слышал, как он возмущался по поводу соседа в камере, затем Барри втолкнули внутрь. Дверь с клацаньем захлопнулась, и наступила тишина, которую нарушало только дыхание Барри. Спустя несколько секунд он произнес:

— Эй ты! — И лягнул нары Макдональда.

Тот немного выждал, повернулся, потер глаза, словно только проснулся, и спросил:

— Какого хрена тебе надо?

Барри оглядел его, оценивая телосложение. Сказал:

— Давай я представлюсь. — Макдональд уставился на него, а Барри продолжил: — Ты что, не сечешь?

— Ты меня разбудил.

— Извини. У меня сегодня трудный день.

Макдональд кивнул, сказал:

— Я Пит.

— Ну привет, Пит. За что повязали?

— Да… тяжкие телесные.

Глаза Барри загорелись, он спросил:

— И кого же ты уделал?

— Одного идиота в пабе.

— И только?

Макдональд скромно улыбнулся, ответил:

— Ну, может, еще пара случаев.

— Например?

— Ну там грабеж и кое-что еще.

Барри с удовольствием развлекался. В детективах, которые он читал, такой сценарий часто встречался. Подсаживают копа к подозреваемому в камеру и надеются, что тот признается. Но этот парень так плохо справлялся со своей ролью, что Барри хотелось громко расхохотаться. Он сел на нары и сказал:

— Спокойной ночи.

Макдональд, начавший беспокоиться, спросил:

— А ты?

— Я?

— Ну да — что они пытаются на тебя повесить?

— Ничего особенного.

— Должно же что-то быть.

Пауза, затем:

— Да я забыл заплатить за телевизор, теперь обязательно буду платить вперед.

Макдональд почти заснул, когда услышал:

— Пит?

Он не сразу сообразил, где находится.

— Пит, ты не спишь, приятель?

Макдональд вспомнил, что он Пит, и ответил:

— Нет, не сплю.

— Есть вопрос… ты слышишь?

— Слышу.

— Представь ситуацию, как у нас с тобой. Значит так, настоящий псих, убийца полицейских, делит камеру с… копом. А копы — это его специальность. Понимаешь? Он их убивает. Так вот я спрашиваю: насколько спокойно будет этот коп спать?

Макдональд постарался не показать своего интереса, даже с показным раздражением произнес:

— Ты хочешь мне что-то рассказать, Барри?

— Ты задаешь мне неправильный вопрос.

— Да?

— Ты должен спросить: меня подставили?

— Что?

— Твоему начальству нужен результат. Вот они и сунули никчемушного копа в одну камеру с потенциальным убийцей. Они решили, что тот не может себя контролировать. И если останется на всю ночь наедине с полицейским, то у него точно крыша съедет — он же не сможет с собой справиться. В детективах это называют «непреодолимым импульсом». Им кровь из носу нужен результат, пресса их уже достала, а тут явный шанс выиграть.

Макдональд не мог четко видеть, что делает Барри — лежит… или приготовился к прыжку? Что же?! Он изо всех сил старался сдержаться, чтобы не закричать и не вскочить с нар, посмотреть, где находится Барри. Он спросил:

— Ты думаешь, что я полицейский?

Ответа не последовало. А немного позже Макдональд услышал тихий смех, скорее сдавленное хихиканье. Остатки сонливости вмиг улетучились. Разумеется, Барри выдрючивался, издевался над ним, но ведь он убил… Сколько? Шесть человек. Зная это, разве заснешь?

 

_

Брант и Портер вытрясали душу из Макдональда. Брант заметил:

— Господи, ты выглядишь ужасно. Это что, такой метод?

Макдональд с ненавистью взглянул на него, и Портер спросил:

— Ты чего-нибудь добился?

— Это он всех убил, можно не сомневаться.

— Он признался?

Макдональд суетливо задвигался, сказал:

— Нет, но это он, он дал мне понять.

Брант подошел вплотную к Макдональду, проговорил:

— Он раскусил тебя, так? Что ты такого сделал? Показал ему свой жетон?

Макдональд отвернулся, помолчал и признался:

— Да, он раскусил меня.

Портер в сердцах ударил ладонью по столу:

— А… черт бы все побрал!

Макдональд попытался объяснить, как ему было страшно, что значит быть запертым рядом с таким животным, как Барри Вайсс, но Портер и Брант были не теми людьми, которым можно поплакаться в жилетку, так что он в конце концов просто опустил голову.

Портер сказал:

— Нам придется его выпустить.

Макдональд вскричал:

— Вы не можете, этот тип — настоящий псих, он всем этим наслаждается!

Брант холодно произнес:

— Тебя твой начальник ждет.

— Супер?

Брант с улыбкой прибавил:

— Не думаю, что он будет доволен, тем более что ты его любимчик.

Макдональд, который все не мог успокоиться, сказал:

— Но вы должны что-то сделать, его нельзя просто так выпустить.

Портер отмахнулся от него. Когда Макдональд ушел, Брант сказал:

— Сколько у нас еще времени?

Портер взглянул на часы, ответил:

— Девять часов. Его адвокат уже считает. Как думаешь, стоит его еще допрашивать?

— А что нам еще остается?

Когда Макдональд приблизился к суперинтенденту, он разглядел надежду в лице начальника. Он непроизвольно тряхнул головой, и Супер тут же сказал:

— Что это значит? Эта тряска головой пусть лучше не означает то, что я думаю. Я жду от тебя хороших новостей.

— Извините, сэр…

— Извините? За что ты извиняешься? Как ты мог все изгадить? У тебя был великолепный шанс, и ты не сумел им воспользоваться. Кроме того, на тебя поступила жалоба.

— Жалоба, сэр?

— От одной дамы. Она говорит, что, находясь при исполнении, ты был не только пьян, но и выражался. Я не обратил бы на это внимания, спустил на тормозах, прикрыл бы тебя, так как я забочусь о своих людях, но ты… Из-за тебя падает тень на меня. Ты отстраняешься, пока не будет проведено расследование, без оплаты. Тебе повезет, если ты сохранишь место в полиции.

— Но, сэр…

— Убирайся с глаз моих!

Через пару минут Макдональд уже покинул участок. Констебль дико устал и не знал, что делать дальше. Его заметил Портер, подошел и сказал:

— Не принимай все это слишком близко к сердцу.

Макдональд посмотрел на него остекленевшими глазами, проговорил:

— Кто-то должен с ним разделаться.

— С Супером?

— С этим животным в камере, Барри Вайссом. Если его выпустят, кто-нибудь должен его прикончить.

Портер огляделся, подошел ближе, сказал:

— Эй, не заводись. Ты же не хочешь, чтобы люди тебя слышали.

Макдональд визгливо рассмеялся и спросил:

— И что они сделают, отстранят меня?

Он отправился домой, в свою крохотную квартирку в Льюишеме. Он думал, что она вполне функциональна, удобна и всего лишь ступенька наверх. Теперь он смотрел на нее как на ступеньку вниз. Он сорвал с себя одежду, бормоча ругательства и вспоминая недавние события. Спросил себя: «Когда я в последний раз ел? Я голоден? Я в полном дерьме». И забрался в постель.

Отстранен без оплаты. Эта несправедливость заставляла его поворачиваться с боку на бок, пока наконец он не провалился в сон. Во сне он видел Барри Вайсса в одежде «ботаника», говорившего голосом Супера. Разбудил его телефонный звонок. Макдональд, весь в поту, выдохнул:

— Какого?..

Телефон верещал так пронзительно, как будто предупреждал: «Не бери трубку, будешь жалеть, если возьмешь!»

Он взял, услышал:

— Макдональд?

— Да.

— Это Робертс. Где ты есть, черт побери?

— Я в постели. — Не успев подумать, он сказал правду, что всегда плохо, особенно для полицейского.

— Черт, вставай немедленно, у меня хорошие новости.

— Да, сэр?

— Я знаю, кто убил нашего студента.

Макдональд вздрогнул, пробормотал:

— Сэр, я отстранен, без оплаты. Супер…

— Ерунда. Я разберусь, двигай сюда.

Клик.

 

_

Фоллз была перепугана. Первые несколько дней ушли на детоксикацию. Они все слились, казались ей мутным пятном: она рыдала, просила «дорожку» или таблетку, все что угодно, только заглушить боль. Врач пояснил:

— Медицинские препараты мы используем только в самых трудных случаях. У вас склонность к наркотикам эмоциональная, ваше тело еще не зависит от наркотиков физически. Мы захватили процесс вовремя. Еще бы неделя, и кто знает… Что бы вы ни думали, в конечном итоге лучше обойтись без транквилизаторов.

Фоллз с ненавистью посмотрела на него, сказала:

— Легко вам говорить. Если вы не против, я бы рискнула.

Он терпеливо улыбнулся — отчасти с презрением, отчасти с жалостью — и сказал:

— Лучше всего побольше пить, есть и принимать витамины.

Он держал в руках ее карту. Спросил:

— Вы работаете в полиции?

— Да.

— Хм…

В грубой интерпретации это означало: «несчастная сучка». Фоллз спросила:

— Что?

— Ну, я подумал, что быть наркоманкой при вашей работе — это, наверное, создает определенные неудобства?

Фоллз подумала: «Вряд ли в тюрьме хуже».

И ответила:

— Определенные неудобства — это вы верно заметили.

На четвертый день миссис Фокс, та самая женщина, которая всем руководила в заведении, сказала:

— Элизабет, сегодня вы выходите в люди.

Фоллз не могла вспомнить, когда сказала ей свое имя; помолчав, она спросила:

— В люди?

— Да, вы будете жить в комнате вместе с Эмили, займете свое место в доме.

— Повезло мне…

У миссис Фокс было доброе лицо. Этому обучают в психотерапевтических школах. Выражение ее лица означало: «Я уже все слышала, шокировать меня нельзя. Кроме всего прочего, я тебя люблю, бесполезный ты кусок дерьма».

И голос у нее был соответствующий. Тихий, ровный, воплощающий сочувствие. Теперь, однако, в нем слышался холодок.

— Никому не по душе сарказм, Элизабет. Он не поможет вам вылечиться.

— Да, конечно, — кивнула Фоллз.

Ей показали светлую комнату с двумя кроватями. Миссис Фокс сказала:

— Эмили на групповом занятии. Следующие четыре дня у вас испытательный срок.

— И что это значит?

— Вы не смотрите телевизор, не читаете газеты, не звоните никому и не принимаете телефонных звонков.

Фоллз села на кровать и сказала:

— Вы ведь в самом деле от этого тащитесь, правда?

Улыбка миссис Фокс стала еще шире.

— Возмущение — обычное дело на этом этапе, Элизабет.

— Прекратите меня так называть!

Улыбка на мгновение исчезла, затем снова вернулась на место, и миссис Фокс прибавила:

— Привилегии нужно заслужить.

Фоллз решила тоже улыбнуться, спросила:

— И чью задницу нужно целовать, чтобы их заслужить? Кроме вашей, разумеется?

— Мы настаиваем только на взаимодействии и честности плюс искреннее желание воспринять дух этого дома.

— Стать частью команды?

— Можно и так сказать.

Поскольку Фоллз больше вопросов не задавала, миссис Фокс повернулась, чтобы уйти, но на секунду задержалась, сообщила:

— В вашем случае мы сделали одно исключение.

— Не терпится услышать, — с иронией проговорила Фоллз.

— Детектив-инспектор Нельсон, особый друг нашего дома, попросил разрешения навестить вас сегодня вечером. Мы слегка нарушили наши правила, и он будет здесь в семь.

После ее ухода Фоллз с удивлением почувствовала, что с нетерпением ждет этого визита. Хотя что еще у нее есть? Ничего.

Открылась дверь, и вошла женщина. У нее были тощая фигура, редкие рыжие волосы и бледное лицо. Женщина протянула руку и сказала:

— Я Эмили.

Фоллз пожала ей руку, которая оказалась липкой и вялой. Если бы она как следует ее сжала, сломались бы все косточки. Сказала:

— Привет, Эмили.

Женщина закрыла дверь, произнесла:

— Ш-ш… ш-ш… ш-ш…

— Ладно, — кивнула Фоллз.

Затем Эмили подошла к окну, выглянула наружу, снова вернулась к Фоллз и прошептала:

— У меня есть для нас сюрприз.

— В самом деле?

Она достала шоколадку и сказала:

— Я с тобой поделюсь.

— Спасибо.

Эмили сосредоточилась, разломила шоколадку на две равные части и протянула одну половинку Фоллз. Сказала:

— Почти так же хорошо, как оргазм.

Фоллз не знала, что на это сказать, — да и кто знает? Эмили некоторое время рассматривала ее, наконец сказала:

— Я никого черного не знаю.

Фоллз перебрала несколько резких ответов, но девушка с ней поделилась, так что…

— Ну, мы, черные, тоже очень любим шоколад, так что теперь ты уже кое-что о нас знаешь.

Эмили улыбнулась, обнажив измазанные шоколадом зубы, и сказала:

— Ты здесь будешь единственной цветной. У нас есть азиатка, но я не думаю, что это одно и то же. Почему ты здесь?

— Дурь.

— Я тоже, еще в магазинах воровала, я это очень люблю.

Фоллз подумала: «Не рассказать ли ей, чем я занимаюсь?», но, решив подождать, спросила:

— Ну и как здесь?

Эмили закатила глаза, затем ответила:

— Им нравится тебя ломать, чтобы ты призналась, что ты никудышная, потом они переделывают тебя с помощью разного позитивного дерьма. Остерегаться надо мужика, которого зовут Элан: он специализируется на ссорах, пытается тебя сломать, заставить плакать, просить прощения. Я его ненавижу. В нем росту пять футов с кепкой, и вид у него такой, будто он солнца в жизни не видел.

Фоллз доела шоколад, почувствовала небольшой прилив бодрости от сахара и заявила:

— Ты еще увидишь, позволю ли я какому-то карлику взять меня за яйца.

Эмили пришла в восторг, хлопнула в ладоши, спросила:

— Ты когда-нибудь пробовала «вайк»?

— «Вайк»?

— Викодин, сильный болеутолитель, он переносит тебя на облако наслаждения. Кажется, что тебе больше никогда не будет больно.

Фоллз почувствовала жалость к этой нелепой женщине с мучнистым лицом и спросила:

— Так ты хочешь избавиться от боли?

Глаза Эмили расширились, она ответила:

— А разве не все этого хотят?

— Но не с помощью викодина, да и те, кто там, снаружи, чаще хотят причинить боль.

Эмили несколько раз кивнула так энергично, будто никогда ничего подобного не слышала. Сказала:

— Ты умная, да?

— Если бы я была умная, не очутилась бы тут и не пыталась получить оргазм от шоколада.

 

_

Когда Барри Вайсса выпустили, весь участок охватило отчаяние. Полицейские выстроились рядами и молча смотрели, как он уходит. Адвокат Барри оглядел их, сказал ему с испугом:

— Чем скорее мы отсюда уйдем, тем лучше.

Барри, совершенно расслабленный, спросил:

— А пресса собралась?

— Полным-полно. Ты хочешь выйти через черный ход?

Барри посмотрел на него изумленно, сказал:

— Ты рехнулся?

Он улыбнулся полицейскому, который вернул ему его вещи, включая деньги, спросил:

— Надеюсь, все на месте? — Не дождавшись ответа, сказал адвокату: — Пересчитай.

— Что?

— Ты меня слышал.

— Господи, нельзя с этим подождать?

— Пересчитай.

Адвокат, нервничая, начал пересчитывать деньги, сбился со счета, вынужден был начать все сначала. Барри сказал:

— Ты слишком напряжен, тебе надо взбодриться.

Наконец деньги были пересчитаны, и адвокат сказал:

— Давай убираться отсюда к чертям собачьим.

— Не так быстро.

— В смысле?

— Я хочу сказать несколько слов личному составу.

— Господи, ты хочешь, чтобы тебя линчевали? Пошли отсюда.

Барри повернулся к шеренге полицейских и сказал:

— Ребята, мне вас будет не хватать. Несмотря на обстоятельства, связанные с моим пребыванием здесь — и я отдаю себе отчет, что и вам пришлось нелегко, — я хочу сказать, что зла я не затаил. Я не из тех, кто долго помнит обиду… — Здесь он позволил себе слегка хихикнуть, и шеренга копов зашевелилась. — Так что когда я подам в суд на ваши жалкие задницы, я хочу, чтобы вы знали — в этом не будет ничего личного. Я не один из тех…

Адвокат схватил его за руку и резко дернул. Барри сказал:

— Эй, я еще не закончил.

— Нет, закончил, — сказал адвокат. И потащил Барри к выходу.

Через стеклянные двери им была видна толпа собравшихся репортеров.

На пороге стояли Брант и Портер. Барри сказал:

— Еще увидимся, чуваки.

Брант посмотрел на него и улыбнулся. Барри сказал:

— Чему ты улыбаешься, мудозвон? Ты все просрал.

Брант подмигнул, и адвокат вывел Барри на улицу. Толпа двинулась вперед, протягивая к ним микрофоны и засыпая их вопросами. Один мужчина прорвался вперед и крикнул:

— Барри, я Гарольд Данфи из «Таблоида». Мы хотим заключить с вами договор на эксклюзивную статью, поселить вас в гостинице, хорошо вас вознаградить.

Барри улыбнулся и взглянул на своего адвоката, который пожал плечами. Данфи, воспользовавшись моментом, продолжил:

— Мы приготовили для вас машину, она ждет. Зачем отдавать все даром этим…

Барри перебил его:

— Договорились.

Данфи махнул рукой, вперед выступили два здоровяка и расчистили путь к машине. Представители прессы возмутились, закричали:

— Одно заявление, Барри.

— Ты убил этих полицейских?

Барри остановился у машины, повернулся к ним лицом, усмехнулся, сказал:

— Без комментариев.

 

_

Фоллз готовилась к сеансу терапии. Эмили выглядела возбужденной, она сказала:

— Элан собирается разделаться с тобой.

— Спасибо, что предупредила.

— Он сделает это во время занятий в твоей первой группе. Он хочет, чтобы ты знала с самого начала, что прогнулась. Он заставляет людей плакать, унижает любым способом. Он называет это приведением к одному уровню.

— Эмили, не беспокойся, все будет в порядке.

Но Эмили явно сомневалась, и было похоже, что она вот-вот расплачется.

— Я не хочу, чтобы он унижал тебя, — проговорила она, — я знаю, это плохо.

— Плохо?

— Потому что ты хорошенькая. Надеюсь, ты не сердишься, что я так говорю, но это правда. А он прямо буйствует, если женщина приятной внешности, — он таких вроде как за это наказывает. В мой первый раз он не очень старался, только поунижал немного. Это оттого, что я несимпатичная… Не надо, ничего не говори, я привыкла.

Фоллз протянула к ней руку, сказала:

— У тебя красивые глаза.

Они засмеялись и отправились на терапию.

Группа уже собралась, кресла поставили в круг. Два места не были заняты. Эмили прошла к одному. Фоллз осталась стоять, пока группа ее разглядывала. Она сразу же заметила Элана. Его кресло стояло немного дальше, чем другие. Кресло рядом с ним было свободно. Он просматривал бумаги, головы не поднял, распорядился:

— Садись.

Тон был резкий и подразумевал: «Не вздумай выпендриваться».

Фоллз села рядом, и ее тут же окатил запах его лосьона после бритья. Запах был такой приторный, что ее едва не стошнило.

Элан все еще не смотрел на нее. На нем была форма расслабленного терапевта: камуфляжные штаны, толстовка и кеды; в мочке левого уха блестела сережка на винте. В комнате стояла абсолютная тишина. Группа была ровно поделена по половому признаку, возраст — от двадцати до после шестидесяти. Общим у них всех был только подавленный вид. Элан откашлялся, спросил:

— Все в ажуре, люди?

— Все в ажуре, Элан, — хором ответили люди.

Их единодушие удивило Фоллз. Элан выдержал паузу, затем спросил:

— Есть нарушения?

Поднялась рука, он кивнул, и мужчина среднего возраста сказал:

— Я Том, я алкоголик, наркоман и развратник Я хочу доложить о нарушении, допущенном Эмили.

Эмили резко подняла голову, щеки ее покраснели. Том продолжил:

— Она подкупила повариху, чтобы та принесла ей шоколадку.

Глаза Элана просияли, он сказал:

— Спасибо, Том. Эмили, что ты можешь сказать в свое оправдание? — Эмили не ответила, и он крикнул: — Признавайся, кусок дерьма!

Эмили начала плакать, а он принялся хлопать в ладоши. Сказал:

— Вместе, люди.

Группа начала хлопать. Затем Элан остановился, сказал:

— Эмили, ты поделилась этим… с кем-нибудь?

Она отрицательно покачала головой, и он сказал:

— У тебя что, кошка язык проглотила? Пусть он у кошки и остается. Всем запрещается разговаривать с ней три дня. Понятно?

— Да, Элан. — Все вместе.

Получив ответ, он повернулся к Фоллз, сказал:

— И что у нас здесь? Мисс Фоллз, как я понимаю?

Фоллз не сводила с него глаз и теперь заметила, как у него на губах появляется улыбка. Элан снова повернулся к группе и сказал:

— Люди, вы видите перед собой наркоманку, воровку и шлюху…

Фоллз ударила его по голове сбоку — специальный удар Бранта. Сжатый кулак поверх уха с максимальной силой. Затем она встала, правой рукой схватила его за волосы и сказала:

— Никто, я подчеркиваю, мать твою, никто не смеет называть меня шлюхой.

Левой открытой ладонью она ударила его четыре раза по щекам, оставив на них следы своих пальцев. Сказала:

— За это нарушение я требую, чтобы ты извинился перед Эмили и передо мной, иначе я оторву твою гребаную башку. — Она повернулась к группе, спросила: — Все в ажуре, люди?

Они дружно ответили:

— Все в ажуре, Фоллз.

 

_

Фоллз и Нельсон сидели в машине напротив «Папоротникового дома». Саквояж Фоллз стоял на заднем сиденье. Нельсон, пытаясь подавить усмешку, спросил:

— Значит, ты его основательно отделала?

— Ему крепко досталось. По голове.

Нельсон помолчал, сказал:

— Самое подходящее место. Всегда.

Она ждала, что он возмутится, поэтому его реакция оказалась для нее настоящим сюрпризом. Она спросила:

— Они меня вышвыривают?

— И без промедления.

— И что теперь, тюрьма?

Нельсон опустил руку за сидение, достал пакет, протянул ей со словами:

— Это тебе.

— Подарок?

— Ну, наверное.

Развернув пакет, она увидела тяжелую деревянную рамку, темное дерево блестело. В рамке было объявление:

Коронное блюдо вторника:

«Гад-в-дыре».

Нельсон улыбнулся, сказал:

— Скажу честно, хозяин кафе «У Ромеро» не хотел с этим расставаться. Говорил, что рамка стояла в витрине с первого дня открытия заведения.

Фоллз глубоко вздохнула, спросила:

— Что теперь?

— Ну я, пожалуй, подвезу тебя домой, и, может быть, ты пригласишь меня выпить стаканчик.

— Идет.

Он включил передачу и сказал:

— Я тут подумал, что мы можем… попробовать… начать все с начала.

Она долго молчала, наконец сказала:

— Я мало чего знаю про второй шанс. И в первый-то раз было достаточно тяжело.

Он постарался скрыть свое разочарование, заметил:

— Ну я только решил спросить, вот и все.

Она ущипнула его за плечо, сказала:

— Черт, что же ты так легко сдаешься, где твой бойцовый характер?

Позднее той ночью, лежа в постели, Нельсон проговорил:

— Это было божественно.

— Все дело в больнице — взбадривает, — сказала Фоллз.

Встала с кровати, пошла в кухню и взяла две банки пива. Мысль о «дорожке» промелькнула в ее голове, но она подавила ее и вернулась в спальню. Нельсон приподнялся на локте, сказал:

— Мне придется рассказать тебе, что произошло с Блицем.

— Его поймали?

— Не совсем.

Он подробно поведал ей обо всех недавних событиях, она ни разу его не перебила. В конце он сказал:

— Вайсс живет в какой-то роскошной гостинице в Лондоне, которую оплачивает «Таблоид». Со дня на день ждем появления его эксклюзивной истории.

Фоллз поставила банку с пивом на тумбочку, сказала:

— Похоже, ты уверен, что убийца он.

— Не только я. Брант, Портер Нэш, парни из Кенсингтона — они все клянутся, что это он.

Они немного помолчали, потом он сказал:

— Много ходит разговоров о том, что, возможно, надо закончить эту работу самим, пристрелить эту мразь.

Она покачала головой:

— Нет, нет.

Он пожал плечами, сказал:

— Наверное, ты права. Далеко не идеальное решение для полицейских — самим вершить правосудие.

Она прижала ладони к его щекам, посмотрела прямо в глаза:

— Ты меня неправильно понял. Я не против, я только не согласна, что его нужно пристрелить… это должен быть молоток.

 

_

Макдональд ждал Робертса. Констебль беспрестанно думал о словах инспектора, который сказал: «Я знаю, кто убил нашего студента».

Макдональд прокручивал в голове эту фразу десятки раз. Если бы Робертс подозревал, что виноват он, Макдональд, то он уже сидел бы в камере. Значит, кто-то другой, в силу обстоятельств, попал под раздачу. Робертс обвинил в убийстве другого человека. Макдональд спросил себя: «Позволю ли я какому-то бедняге отдуваться за меня?»

Он уже боялся ответа. Прежде чем он окончательно себя издергал, явился Робертс и сказал:

— В мой офис.

Когда они вошли, Робертс указал на дверь, приказал:

— Закрой.

Стол его был завален бумагами. Он отодвинул их в сторону и сказал:

— Плохие новости.

Макдональд решил, что это имеет отношение к его отстранению. Он даже обрадовался, что с него не сняли наказания. Робертс продолжил:

— Это убийство… я был уверен, что в нем разобрался. Друг погибшего был главным подозреваемым: он был должен ему деньги, люди видели, как они ссорились. Но у него оказалось алиби. Я все проверил — алиби надежное. Для нас было бы очень полезно разобраться в этом деле. Мне очень жаль.

— Жаль?

— Да, я внушил тебе надежду, а я знал, что для тебя это дело чести. Мы не будем закрывать дело, но мне думается, что это одна из тех задач, которые так трудно решить.

— Да, сэр.

Макдональд коротко кивнул, хотя ему хотелось запрыгать от радости.

— Но у нас, тем не менее, полно дел. Не хочешь сходить в буфет и принести сюда чай для нас с тобой?

По пути Макдональд встретил дежурного, который заметил:

— У тебя на удивление веселый вид.

— Я просто стараюсь изо всех сил, сержант.

Тот всмотрелся в него и сказал:

— Разве тебя не отстранили?

— Конечно, — ответил Макдональд.

И пошел дальше, постаравшись прогнать с лица улыбку. Сержант посмотрел, ему вслед, пробормотал:

— Новая порода уродов.