Слава

~ ~ ~

Эта история попала на первую полосу газеты.

МЕСТНЫЙ ГЕРОЙ

Джек Тейлор, уроженец Голуэя, помог найти человека, подозреваемого в убийстве лебедей. Жители Клэддафа в последние недели были возмущены истреблением этих птиц.

Один местный житель сказал: «Лебеди — часть нашего наследия».

Мистер Тейлор, бывший полицейский, дежурил у воды несколько ночей. Предполагаемый преступник оказался подростком из Солтхилла. В своем коротком заявлении старший инспектор Кленси сказал:

— Полиция очень обеспокоена отсутствием уважения у молодежи к общественным ценностям. Мы не потерпим такого вандализма.

Он призвал родителей внимательнее следить за своими детьми. Мистер Тейлор от комментариев уклонился.

 

~ ~ ~

Я наконец-то успешно завершил дело. Да, во всем разобрался. Почувствовал ли я удовлетворение? Черта с два. Меня одолело чувство опустошения. Терзали ли меня сомнения? Не совсем. Я знал, но это меня не утешало. Меня терзала пустота, я ощущал ее физически.

Я снова вернулся к корням, к книгам. Я читал так, как будто от этого зависела моя жизнь. В 1991-м я напал на Дэвида Гейтса, на его первый роман «Джерниган», книгу, не слишком подходящую для наркоманов. Рассказчик всегда под мухой, воинственный, со съехавшей крышей. Распятый своей собственной иронией, он стремится к извращенному анализу. Роман повествует об американском предместье. Я давал книгу нескольким людям, и все они ее возненавидели. Я спрашивал:

— А как насчет юмора?

— Такой же больной, как и Джерниган.

Существенное замечание. Но автор отыгрался, когда его номинировали на Пулитцеровскую премию.

Я принялся за его короткие рассказы. Сборник назывался «Чудеса невидимого мира». В рассказе «Звездный ребенок» гей оставляет большой город и навсегда возвращается в свой родной городок, где его заставляют играть роль отца для сына его сестры, который лечится от наркомании.

«По большей части он избегал водить Деке по ресторанам, и не из-за проблемы педерастии. Просто они вдвоем выглядели так одиноко в мире».

Я подумал, какое это замечательное слово — «педерастия». Несколько затруднительно вставить в обычный разговор, но кто знает, может, и пригодится.

Следующим шел рассказ «Безумная мысль». Женщина потеряла свою настоящую любовь и раздражается по поводу городской жизни с обиженным мужем.

«Все в порядке с Джоном Ле Карре, — сказал Поль. — Я, черт возьми, скорее стану читать его, чем этого долбаного Джона Апдайка. Если уж речь зашла о Джонах».

Зазвонил дверной звонок.

— Черт, — выругался я.

И встал, чтобы открыть дверь. Сначала я его не узнал.

— Старший инспектор Кленси?

Он был в гражданском, костюм-тройка. Такие распродавались в «У Пенни» три года назад. Он спросил:

— Войти можно?

— Ордер есть?

Его лицо помрачнело, и я сказал:

— Шучу. Заходи.

Привел его в кухню и спросил:

— Налить тебе чего-нибудь?

— Чаю, с удовольствием выпью чаю.

Он с трудом уселся на стул, напомнив мне человека, который недавно повредил себе спину. Оглядел помещение и сказал:

— Удобно.

Я посчитал, что это замечание не нуждается в ответе. Я внимательно всмотрелся в Кленси. Когда я с ним познакомился, он был тощим, как зубочистка. Мы были близкими друзьями. Все это было много лет назад. Теперь его живот вываливался из брюк. Глаза утонули в складках жира, лицо имело кирпичный оттенок, дышал он с трудом. Я поставил перед ним кружку и сказал:

— Печенье кончилось.

Он улыбнулся, прямо-таки волчий оскал, и сказал:

— Тебя можно поздравить.

— По поводу отсутствия печенья?

Он покачал головой:

— С этим лебединым делом. Все в городе только о тебе и говорят.

— Повезло, и только.

— А другое дело, касательно тинкеров, ты им еще занимаешься?

— Нет, я ничего не узнал. Пара ребят меня недавно побили, сказали, что по твоему указанию.

— А, Джек, это новички, они иногда слишком сильно стараются.

— Тогда зачем ты пришел?

— Просто навестить. Мы ведь так давно знаем друг друга.

— И не знаем ничего хорошего.

Он встал, не притронувшись к чаю.

— Еще одно.

— Да?

— Насчет Билла Касселла, местного бандюгана. Тебе лучше держаться от него подальше.

— Это предупреждение?

— Джек, ты становишься параноиком. Я только даю тебе дружеский совет.

Как только он вышел из двери, подъехала машина, вылез полицейский и открыл заднюю дверь. Я заметил:

— Впечатляет.

— Звание дает свои привилегии.

Я взглянул на него и сказал:

— Оно и видно: ты теперь человек с большим весом.

 

~ ~ ~

Я снова перечитывал Дерека Раймонда и отметил такой абзац:

Мне думается, что неважно, женаты вы или нет, устроены в жизни и живете вы с пташкой или нет, некоторые из них просто имеют ваш номер, как бомбы во время войны; и даже если они вам не слишком нравятся, вы все равно не можете ничего поделать — разве что вы согласны провести всю жизнь, споря с судьбой, и, возможно, одержать верх, если будете настойчивы, но я человек не того типа.

Несколько следующих дней я не высовывался. Случилась удивительная вещь. Я стал меньше пить. Необузданная тяга к наркотикам ослабела. Теперь я ощущал лишь смутную потребность, с которой мог бороться. Боялся: если выйду, нервы сдадут. Почитал Мертона в тщетной надежде на духовное насыщение. Ничего не получил.

По правде, он чертовски меня раздражал. Обычно это предшествовало резкому срыву. Когда позвонила Лаура, я сказал:

— Лапочка, у меня грипп.

— Я приду и полечу тебя.

— Нет-нет, я тут напичкан лекарствами.

— Я хочу тебя видеть, Джек.

— Но не такого больного.

— Мне без разницы.

— Господи, сколько раз надо повторять, не надо тебе видеть меня больным.

— Мне все равно.

— А мне нет. Самое большее три дня, и я буду в порядке.

И она раздражала меня. Мне трудно было бы назвать что-то или кого-то, кто бы меня не раздражал. На второй день затворничества раздался звонок в дверь. Открыл и увидел одного из тинкеров. Я как-то видел его вместе с Трубочистом. Я рявкнул:

— Что надо?

— Трубочист велел проверить, все ли с вами в порядке.

— Проверил — и иди.

Я попытался закрыть дверь. Он протянул руку и сказал:

— Меня зовут Мики, могу я на минуту зайти?

— Минуту, не больше. Часы тикают.

Он вошел и огляделся. Я спросил:

— Что ты ищешь?

— Ничего. Здесь у вас мило.

Он говорил размеренно, как будто пробовал каждое слово на вкус. Спросил:

— Стакан воды не дадите?

Я дал ему воды, он выпил и сказал:

— У меня постоянная жажда. Наверное, это из-за ломтиков, которые я ел на завтрак.

— Мики, почему у меня ощущение, что ты что-то затеваешь?

— Я когда-то здесь жил.

— Трубочист говорил, здесь жила семья.

— Нет, только я.

— Почему ты уехал?

— Трубочист выставил меня из-за вас.

Я зажег сигарету, выдохнул дым ему в лицо и сказал:

— А, ты, выходит, обижен.

Он сжал стакан и заметил:

— Я бы не возражал, если бы вы это заслужили.

— Я нашел наиболее вероятного подозреваемого.

— И где же он?

С меня хватило. Я так и сказал:

— Хватит с меня. Что-нибудь еще?

— Нет. Я не могу одолжить у вас какую-нибудь книгу?

— Ты читаешь?

— Вы считаете, что тинкеры не читают?

— Помилосердствуй. Я не в настроении для такой беседы.

Он не шевельнулся и сказал:

— Так как насчет книги?

Я пошел к двери:

— Запишись в библиотеку.

Стоя на ступеньке, он сказал:

— Вы не разрешите мне взять книгу?

— Купи себе сам.

И я захлопнул дверь перед его лицом.

Снова зазвенел звонок. Я распахнул дверь, готовясь к драке. Но это оказался сосед. Я сказал:

— О…

Он выглядел неопрятным даже в свои лучшие дни. Сейчас у него был такой вид, будто его вывернули наизнанку и вытерли об него ноги. В руке он держал бутылку. Сказал:

— Poitin.

— Гм… спасибо… право, не знаю.

— Я купил карточку лотереи и выиграл.

— Много?

— Вот уже неделю пью.

— Так много?

— Вчера я был в человечном пабе.

— Что?

— Ты открываешь дверь, и все поют «Я всего лишь человек».

Я посмотрел бутылку на свет. Жидкость чистая как слеза.

— Настоящее зелье.

Он содрогнулся и сказал:

— Могу поручиться.

— Я думал, полиция запрещает это продавать.

— Я у полицейского и купил.

— Само по себе гарантия.

— Лучше не бывает.