И задолго до последнего вскрикаК.Б.
Робкий шепот
Пробивается,
Попросить о последней песне.
~ ~ ~
Если мне и снилось что-то, то плохое. Я проснулся в холодном кокаиновом поту и пробормотал:
— Приехали!
Потом протянул руку к Кики, коснулся башмаков от «Бэлли» и прошептал:
— Och, ochon.
Что в переводе с ирландского означало: «О, как, блин, мило».
Разве не так? В своем старом черно-белом шоу Джеки Глисон всегда начинал эпизод с «Надо же, как мило». Я заполз под душ, сделал его максимально горячим и терпел, пока не полегчало. Проверил свой гардероб и услышал припев, который наркотики шептали Ричарду Прайору «Слегка погрустнел, Рич?»
Я надел белую футболку, во всяком случае, она когда-то была белой, брюки и новые ботинки. Они пришлись по ноге идеально, о чем я пожалел, потому что острее почувствовал вину перед Кики.
Алкаши, как поется в песне, самые странные животные на планете, ходячие противоречия. Крис Кристофферсон написал лучшие строки о пьяном отчаянии. Он сам олицетворял «Осознание» Де Мелло. Если вы повнимательнее прислушаетесь к песне «Наступает воскресное утро», вы поймете, что это гимн алкоголиков. Особенно если до вас откуда-то доносится запах жареного цыпленка. Пожалуй, никогда раньше я так не ощущал одиночества. Лондон, дождливый воскресный день, все пивнушки закрыты, ты борешься с ветром на Лэдброук-гроув, и тут, на секунду, до тебя доносится запах домашней еды. И ты понимаешь, в какой ты глубокой жопе.
Я спустился в кухню и взглянул на часы: восемь сорок пять. Вскипятил чай, нашел сухой тост, умудрился съесть немного. Что-то меня тревожило. Решил, что лучше попытаться. Нашел телефонный справочник и набрал номер:
— Алло!
— Добрый вечер, это гостиница «Империал», чем могу вам помочь?
— У вас… остановилась миссис Тейлор?
— Одну минуту, сэр, я проверю.
Одну ужасную минуту мне казалось, что сейчас к телефону подойдет матушка. Потом услышал:
— Извините, у нас никто под таким именем не зарегистрирован.
Клик. Я полистал справочник. Чай остыл, тост засох окончательно. Я продолжал звонить, пока не услышал:
— Да, сэр, у нас останавливалась миссис Тейлор, но она выписалась.
— Она адреса не оставила?
— Мне кажется, она взяла такси до аэропорта.
Я скучал по ней.
Я запихнул мокрое белье в сушку, вместе с кожаным пальто, и сказал:
— Если растаешь, мне глубоко плевать.
Моим вторым пальто был инвентарный номер 8234, моя шинель. Мне продолжали писать, требуя, чтобы я ее вернул. Никогда они ее не получат.
Я застегнулся поплотнее. К кокаину не прикасался, ничего спиртного не пил, но вкус чувствовал на языке. Последний звонок. Набрал номер и услышал:
— Общество «Саймон», чем могу помочь?
— Я могу поговорить с Рональдом Брайсоном?
Услышал крик, ответный вопль, потом голос сказал:
— Рон выходной до завтрашнего полудня.
— Так завтра я смогу с ним встретиться?
— Он будет здесь.
Клик. На один день детективной работы достаточно, пора развлечься. Я проверил бумажник и двинулся в путь. До «У Нестора» каких-то пять минут, рукой подать. Я решил пойти в обход и заглянуть в церковь Святого Патрика, освежить воспоминания. Остановился у грота. Если и молиться, то за Кики. Услышал:
— Ба, глазам не верю, Джек Тейлор молится.
Святой отец Малачи собственной персоной, с самодовольной улыбкой на лице. Он с остервенением приканчивал очередную сигарету. Я сказал:
— Все курите.
— Я только что был с твоей матерью.
— Надо же, ты меня шокировал.
— Шокировал? Бедняжка в глубоком горе с того момента, как тебя увидела. Придумал же… дать ей зубы.
— Это мои зубы.
Он воздел глаза к небесам, как бы прося: «Господи, дай мне силы!» Здорово насобачился. Их этому в духовной школе учат. Он сказал:
— Она никогда этого не переживет.
— Гм. Полагаю, она оправится.
— Что могло заставить тебя так поступить?
— Спиртное, святой отец, спиртное руководило мною.
Он автоматически поднял правую руку — перекреститься. За столько лет жест стал машинальным. Я улыбнулся, заметив, как он одернул себя. Я повернулся, чтобы взглянуть на статую, и спросил:
— Если я стану утверждать, что видел, как она шевельнулась, поможет ли это делу?
Он вытянул свои «Мейджорс», достал одну сигарету и с остервенением затянулся, как будто хотел проглотить ярость. Я сказал:
— У меня хорошие новости для мамочки.
— Ты уезжаешь из города?
— Нет, но я женился.
— Что?
— Но она уезжает. По правде, уже уехала.
— Ты женился, и твоя жена уже уехала?
— Вкратце именно так.
Он швырнул окурок в грот и сказал:
— Ты определенно помешанный.
— Зато не скучный, так ведь, Малачи?
— Катись ко всем чертям.
Когда он уходил, я крикнул вслед:
— Где же благословение?
Проходившая мимо местная женщина сказала:
— Молодец. Этот поп слишком много на себя берет.
Я помолился за Кики, правда вкратце.
В пабе «У Нестора» Джефф спросил:
— Ты ее нашел?
— Уехала.
— Уехала?
— Вернулась в Лондон.
— Господи, Джек.
— Где Кэти?
— Она на тебя сердится. Не трогай ее несколько дней.
Он налил мне пинту и сказал:
— За мой счет.
— Спасибо, Джефф.
— Что собираешься делать?
— Встречаюсь с Киганом.
— С кем?
— С детективом сержантом Киганом из лондонской городской полиции.
— В Лондоне?
— Нет, на набережной, в пабе, примерно через час.
— По делу?
— Он сам деловой, дальше некуда.
— Забудь, что я спросил, забудь, что я вообще о чем-то спрашивал.
Часовой был на месте и не сводил с меня глаз. Я спросил:
— В чем дело?
— Мне понравилась твоя женушка.
— О господи!
Я направился вниз по Шоп-стрит. Было морозно, но это не остановило уличных актеров. Они работали молча, не в полном составе, но все равно работали. Возле пивнушки «У Эпсона» стоял жонглер, у булочной музыкант, Чарли Чаплин рядом с пивной «У Фини».
Немецкая пара спросила:
— Где нам найти Крак?
Я показал в том направлении, откуда пришел, и спросил:
— А что вы так называете?
В пивной было не протолкнуться. Сквозь общий гвалт я услышал голос, говоривший с английским акцентом:
— Горячий пунш и пинту этой черной жидкости.
Кто еще это мог быть? Чаз, мой румынский друг, отделился от толпы и подошел ко мне, прежде чем я позвал Кигана, и заявил:
— Помнишь пятерку, которую я тебе вчера дал?
— Нет, Чаз, это я тебе одолжил.
— Уверен?
— Да, но ты, наверное, хотел еще одну?
— Ты лучше всех, Джек.
— Скажи это моей жене.
На Кигане были белый свитер с надписью «Pog mo thoin», ярко-красные брюки для гольфа и сувенирная шляпа, которая умоляла: «Поцелуй меня поскорее».
Он заорал:
— Джек Тейлор — мой лучший кореш. — Сунул мне в руку кружку и сказал: — Там на стойке еще эта горячая бурда и крепкое.
Я подумал: «Осилю ли я? Кто-нибудь вообще может осилить?»
Я спросил:
— А где твои вещи?
— В гостинице.
— Ты снял номер? Но ведь у меня дом.
— Это здорово, дружище, но вдруг я неряха?
Поспорь с ним. Я и не стал, поплыл по течению. Киган — это природная сила, грубая, резкая, мощная, которую невозможно сдержать. На Айр-сквер есть клуб, называется «Куба». Думаю, переводу это не поддается. Два часа ночи, а мы там с Киганом и двумя дамами, которых он уговорил. Такое впечатление, что они от него в восторге. Он обнимает одну за талию и заявляет:
— Джек, я обожаю эту страну.
— Она определенно обожает тебя.
— Святая правда, сынок. Я ведь побочный отпрыск фениев.[4]Фении — члены тайного общества ирландцев, основанного в Нью-Йорке в 1857 г.; фении боролись за освобождение Ирландии от английского владычества и создание независимой республики. От ирл. Fene — название обитателей древней Ирландии. — Примеч. ред.
Чтобы услышать такое, произнесенное с английским акцентом, нужно жить долго. К нам подходил управляющий, и я подумал:
— Ого!
Но ошибся. Он предложил шампанского за счет заведения. Киган сказал:
— Тащите, сударь мой. На завтрак мы будем есть черный пудинг.
Я позволил себе удалиться в сумеречную зону. Весь следующий час я рассказывал Кигану про события нескольких последних недель. Он сказал:
— Ты псих ненормальный, но я тебя люблю.
Как бы его ни называли другие, он никогда никого не судил. Он сунул девушкам несколько банкнот и спросил:
— Инстинкт подсказывает мне, что вам хочется эти липкие коктейли с зонтиками. Угадал?
Он угадал, и они были в восторге. Он снова повернулся ко мне:
— Та брюнеточка… Я бы на ней попрыгал. Не возражаешь?
— Да нет.
— Ты возьми ту, что потише, ладно?
— Спасибо, я подумаю.
Он внезапно стал серьезным. Все дуракаваляние, вульгарность, прибаутки исчезли за одну секунду. Он сказал:
— Джек, я хороший полицейский, я больше ничего не умею, но эти подонки пытаются от меня избавиться. Рано или поздно они в этом преуспеют.
— Я все испытал на собственной шкуре.
— Итак, я скажу только одно, приятель.
— Валяй.
— Занимайся делом. Остальное значения на имеет.
— Обязательно.
Он снова превратился в Джона Белуши и обратился к девушкам:
— Ну, кто желает первой полизать мне физиономию?
На следующее утро, проснувшись, я не поверил своим глазам. Рядом лежала девушка. Я быстренько попытался вспомнить вчерашний вечер. Удалось вспомнить все до «Кубы». На вид ей было лет шестнадцать. Я сдернул простыню, и, черт возьми, она оказалась голой. Она зашевелилась, повернулась, улыбнулась и сказала:
— Привет.
Бывало и хуже. Я ответил:
— И тебе привет.
Она прижалась ко мне и сказала:
— Как мило.
Затем отодвинулась:
— Спасибо, что воспользовался возможностью.
— Гм…
— Ты настоящий джентльмен.
Вот и думай, что хочешь. Исходящее от нее тепло будоражило меня, и я предложил:
— Давай я приготовлю чай и тосты.
— А мы можем позавтракать в постели?
— Разумеется.
— Джек, ты лучше всех.
Я вылез из постели и обнаружил, что гол. В моем возрасте, да еще после стольких переделок, голым бегать не стоит. Я схватил рубашку и белье, но она сказала:
— Ты совсем не в плохой форме, можешь мне поверить.
— Спасибо.
Куда подевалось похмелье? Я заслуживал похмелья по полной программе. Но пока ничего не ощущал. Внизу я обнаружил ее сумку, порылся в ней. Салфетки, помада, зажигалка, ключи, презервативы. Господи, современные девушки всегда во всеоружии. В бумажнике нашлось удостоверение личности, из которого я узнал, что зовут ее Лаура Нилон, что ей двадцать восемь лет и что она работает продавщицей телефонов. Нашел я также целую пачку «Бенсон и Хеджес», вскрыл ее и закурил. Приготовил все к завтраку. Нашел поднос с изображением свадьбы Дианы и Чарлза. Даже салфетки нашел. Отнес все наверх. Она воскликнула:
— Ой, Джек, настоящий пикник.
Она похлопала ладонью по постели рядом с собой. Я предпочел сесть с краю. Если ее и терзало похмелье, она этого не показывала. С удовольствием жевала тост. Спросила:
— Мне можно в душ?
— Конечно.
— Присоединиться не хочешь?
— Да нет, спасибо.
— Ты милый, Джек. Ты мне нравишься.
Мне трудно было сразу вдруг справиться с этой положительной энергией. Я уже привык к горестям. Это привычно и значительно удобнее. Она вернулась, обмотавшись полотенцем. Я спросил:
— Куда делась твоя подруга?
— Уехала с мистером Киганом. Она от него без ума. Нам так повезло, что мы вас подцепили.
Я должен был знать, потому спросил:
— Ты это серьезно?
— Конечно. Ты не поверишь, какие здесь все свиньи. Я не собираюсь с тобой расставаться, Джек.
Потом она оказалась у моих коленей и занялась делом.
Потом она сказала:
— Понравилось?
— Чудесно.
— Тебе со мной будет хорошо, вот увидишь, Джек.
Я услышал шум у входной двери и подумал: «Черт, Кики вернулась».
Натянул штаны и поплелся вниз. На кухне сидел Трубочист. Я спросил:
— Вы что, так и собираетесь уходить-приходить, когда заблагорассудится?
— Я звонил в дверь.
— А… я, наверное, был в ванной.
Он уставился на что-то за моей спиной. Я повернулся. Там стояла Лаура в одной из моих рубашек и спрашивала:
— Простите, здесь нет моих сигарет?
Трубочист спросил:
— Это Кики?
— Нет… хмм, это Лаура.
— Привет.
— Привет.
Я протянул ей сигареты. Она сказала:
— Буду собираться, а то опоздаю на работу.
Когда она снова поднялась наверх, Трубочист спросил:
— Так это не ваша жена?
— Нет.
— Понятно.
На самом деле ничего ему не было понятно, равно как и мне. Я сообщил:
— Я получил наводку.
— Расскажите.
Я рассказал. Он спросил:
— Вы собираетесь встретиться с этим Брайсоном? Я пойду с вами.
— Нет.
Мы поспорили. Наконец он уступил и предложил подвезти Лауру до работы, я же направился в центр города. Зашел в «Винсент де Поль» и купил себе костюм, свитер, рубашки, джинсы и блейзер. Заплатил огромные деньги — 35 фунтов.
Продавщица спросила:
— Вы знаете, что каждая вещь побывала в чистке?
— Нет, я не знал.
— Нам оказывают такую услугу бесплатно.
— Здорово.
— Да, очень.
Я взял такси, чтобы доехать до Хидден Вэлли с покупками. Таксист заметил:
— Хорошее шмотье.
— К тому же из сухой чистки.
— Тем лучше.
Теперь я стал человеком с новой подружкой и новым гардеробом, надо и самому принять соответствующий вид. Надел блейзер, крахмальную белую рубашку и серые брюки. Я аж хрустел от свежести. Когда вышел из дому, сосед заметил:
— Вы как новенький пенни.
От такого комплемента можно потерять голову.
«Саймон» находится в дальнем конце Фэер-Грин. К западу — железнодорожный вокзал, к югу — локомотивное депо. Возможно, им нравится рев машин. «Саймон» спасло бесчисленное количество людей с улиц Голуэя. Там чисто, прибрано, хорошее обслуживание и всегда открыто. В городе, где практически все население ругает все подряд, только «Саймон» одобряется поголовно. Я вошел, и дама за конторкой сказала:
— Привет.
— Здравствуйте, я надеюсь увидеть Рональда Брайсона.
— Секундочку.
Там не было гнетущей атмосферы. В местах, видевших столько горя, вы невольно готовитесь почувствовать атмосферу депрессии. Здесь же не ощущалось ничего подобного. Вошел длинный, худой парень, ростом примерно в шесть футов пару дюймов, в джинсах, футболке и шелковом жилете. Сзади хвостик, черты лица резкие, заостренные.
Скрытая энергия, как у идущего по следу индейца. Никакой спешки, он точно знает, где найдет вас.
— Я Рон, — сообщил он.
Я встал, протянул руку и представился:
— Джек Тейлор. Спасибо, что согласились со мной встретиться.
Он махнул ладонью, проигнорировав мою протянутую руку, и сказал:
— Не стоит благодарности, Джек. Давайте поищем, где можно спокойно поговорить.
Англичанин. Эта типично лондонская манера прохладного равнодушия. Я это чувствовал, но пока не мог определить, откуда он.
— Кофе? — спросил он.
— Нет, спасибо.
Мы вошли в маленький офис. Он зашел за письменный стол, удобно устроился в кресле и закинул ноги на стол. Старые потрепанные мокасины, наверняка приобретенные в Непале. Я сел на жесткий стул. Он начал скручивать сигарету, достав табак из кожаного кисета. Поднял брови, предлагая последовать его примеру. Я отрицательно покачал головой, достал свою сигарету и дал ему прикурить. Он заметил:
— Славная зажигалка.
— Да.
— Прежде чем мы начнем, Джек, позвольте вам рассказать, какое я занимаю здесь положение. Я профессиональный социальный работник, очень квалифицированный.
Он помолчал, давая мне время оценить сказанное. Я послушно улыбнулся… слегка… вроде как онемел от восторга. Он продолжил:
— И хотя они пользуются моими услугами, я не являюсь частью организации.
Он остановился, и я заметил:
— Вроде консультанта.
Он с горечью рассмеялся:
— Вряд ли. Скорее советник
— Теперь я понял.
— Прекрасно. Так какая у вас проблема, Джек?
Я достал список с именами убитых тинкеров, положил на стол и сказал:
— Моя проблема в том, что кто-то убивает бродяг, вот этих самых.
Он сбросил ноги со стола. Принял деловой вид и просмотрел список.
— Я знаю… знал этих ребят. Не понимаю только, почему это ваша проблема, Джек Вы не полицейский, и я уверен, что не родственник.
Широкая ухмылка, чтобы подчеркнуть свое остроумие. И что, несмотря на свою высочайшую квалификацию, он уделяет время простым людям, таким, как я. Я сказал:
— Меня попросили проверить.
В его голосе слышалось недоверие, когда он сказал:
— В роли частного детектива, двадцатка в день и расходы? Обожаю, такое возможно только в Ирландии. Тогда зачем вы пришли ко мне, приятель?
— Вы их знали.
— Вот именно! Черт, да вам придется переговорить с целой толпой. Они были танкерами. Слушайте, да их полстраны знало.
— Если есть что-то…
— Не спешите, напарник, не тратьте зря чужие деньги. Я хочу понять, правильно ли я вас понял.
— Чего тут понимать, Рон? Можете вы мне помочь… или нет?
— Как типично для сыщика! Обожаю. Да нет, я все пытаюсь сообразить — у вас есть какой-нибудь легальный статус?
— Нет.
— Значит, если я вышвырну вас отсюда, как негодный чек, вы полетите дальше, чем видите?
Рон получал удовольствие по полной программе.
— Все так, Рон. Но я взываю к вашим лучшим чувствам.
Что-то мелькнуло в его лице. Не тень, слишком это быстро произошло, слишком незаметно, но определенно где-то рядом, из того же мрака. Он процедил сквозь зубы:
— Не делай ошибки, Джек Я не разбираю жалобы. И тебе не удастся до меня достучаться.
— Извини, Рон. Боюсь, меня занесло. Я забыл, что ты социальный работник.
Снова этот промельк. Я не имел понятия, на какую больную мозоль наступаю, но я явно что-то бередил. Разумеется, я знал, зачем я это делаю. Чтобы разозлить этого напыщенного гада. Все еще на взводе, он сказал:
— Ты не умеешь вести себя с начальством, Джек. Давай вспомним, ведь у тебя никогда не было настоящей работы, так?
Уже проще. С этим я мог справиться.
— Я был полицейским.
Это его смутило, но он быстро оправился:
— По тебе не скажешь. Не слишком высоко забрался по лестнице успеха, так?
— Ты очень прозорлив, Рон.
Он довольно сказал:
— Я занимаюсь этим уже довольно давно, Джек.
— Оно и видно. Моя беда заключалась в том, что от нас ждали, что мы тоже будем социальными работниками. Я же старался быть человечным.
Это его ничуть не задело. Какая-то секунда, и Рон снова в седле. Широко улыбнувшись, он сказал:
— Наверное, я плохо в тебе разобрался, Джек. Если честно, я принял тебя за недоумка. Я видел достаточно алкашей, очень немногие могут говорить внятно.
— Но сочувствия я у тебя не добился.
Все, игра окончена. Он начал завершающий этап: поддел список ногтем:
— Эти молодые люди все алкоголики. Этот образ жизни не берет слишком много заложников. Я удивляюсь, что ты так долго протянул.
Он встал и добавил:
— Не теряй зря время, Джек. Они жертвы странной войны. Такое происходит ежедневно.
Он протянул мне руку, но я ее проигнорировал. Он сказал:
— Оставь номер своего телефона. Если мне что-нибудь придет в голову, я звякну.
— Спасибо, Рон. Все было очень поучительно.
— Но не для меня, Джек. По правде, я совершенно напрасно потерял свое драгоценное время.
Выходя, я сказал администраторше:
— Большое спасибо. Рон просто великолепен.
— Все так говорят.
На улице я глубоко вздохнул и попытался стряхнуть неприятное ощущение, озноб, пробегающий по спине. Я оглянулся. Брайсон стоял, прижавшись к стеклу. Оно искажало его черты, делая улыбку зловещей и страшной. Руку он держал у паха, двигая ею вверх и вниз, имитируя мастурбацию. Мне оставалось надеяться, что это действительно имитация. Что мне было делать? Я поступил, как истинный ирландец. Показал ему палец. И убрался оттуда к чертям собачьим.