Трудно было заставить людей поверить в то, что в магазине у нас имеется автомат для варки кофе-экспрессо, наделенный магической силой. Вдоволь наговорившись и отсмеявшись по этому поводу, мы не очень-то верили в это и сами. Однако, наблюдая за тем, какое воздействие оказывает он на посетителей, нельзя было не заметить, что аромат кофе так и притягивал, заставляя людей собираться возле Торквемады. А уж оказавшись там, они начинали говорить, высказывать самые сокровенные свои мысли и устремления – свободно и раскованно, даже с какой-то радостью, пусть даже прежде за ними ничего подобного не наблюдалось. За короткое время Торквемада умудрился выведать не меньше тайн, чем испанская инквизиция, использовавшая средневековые орудия пытки. В знак благодарности и признания той могучей силы, которой был наделен наш автомат, я время от времени уважительно и усердно натирала его сверкавшие медью и хромом бока – до тех пор, пока Торквемада не начинал буквально излучать притягательное сияние, призывая всех входящих немедленно устремиться к нему и облегчить свои грешные души. И именно так они и поступали, словно им больше нечем было заняться. Словно они были околдованы.

Заметила также, что женщины предпочитают исповедоваться, примерив новый костюм или платье, снятые с вешалки. Впервые попав в наш магазин, они вели себя сдержанно и почти не разговаривали. Но, вынырнув из примерочной в новом наряде, тут же устремлялись к кофейной машине. И сразу начинали выкладывать совершенно поразительные факты и подробности из своей жизни. Они рассказывали о своих мужьях, любовниках, несчастьях, надеждах, мечтах, снах, фантазиях, страхах и разочарованиях. Словно выбранные ими – или нами для них – наряды высвобождали из застенков обыденности, призывали найти утешение в исповеди перед кофейной машиной. Освободившись от старой одежды, они будто сбрасывали вместе с ней и кожу.

Торквемада оказался способен творить настоящие чудеса. Как-то однажды, сонным августовским днем, в магазин зашла дама, которую немного знала Гейл. Дама пребывала в крайне возбужденном состоянии. Примерно в возрасте Кэролайн – лет тридцать пять – сорок, – темные волосы строго зачесаны назад и открывают лицо, еще недавно отмеченное нежной красотой, но теперь какое-то затвердевшее и мрачное. Скорее маска, а не лицо, причем маска, говорившая о том, что скрываться под ней может что угодно, только не счастье. Как только она переступила порог, мне показалось, что в лавке стало холодно и сумеречно.

Гейл подошла к ней. С минуту они тихо беседовали о чем-то, затем вместе обошли ряды вешалок, рассматривая платья. Гейл выбрала темно-синее шелковое от Джин Мюр и протянула даме. Та с некоторым сомнением взирала на него, затем наконец решилась и пошла в примерочную, держа платье осторожно, с таким видом, точно оно могло взорваться.

Других посетителей в магазине не было. Кэролайн находилась в отпуске. Гейл подошла ко мне и, скосив глаза на лестницу, прошептала:

– У меня такое ощущение, дорогая, что сейчас понадобится Торквемада. Давай поспорим, о чем будет разговор? – Она задумчиво возвела взор к потолку. – Так… Муж завел любовницу?.. Это же сразу видно, стоит только взглянуть на ее лицо! Причем, судя по тому же лицу, случается это не впервые. Он завзятый изменщик, вот кто! А стало быть, буквально на следующей неделе к нам в лавку явится какая-нибудь девица, вся в слезах, и, рыдая, начнет жаловаться, что этот ублюдок и мерзавец вернулся к жене. А потом… Нет, погоди, не перебивай… потом явится муж любовницы и непременно в сопровождении какой-нибудь куколки, которую представит нам как свою племянницу. Я же тебе всегда говорила – сплошная чертова карусель! И все так предсказуемо, просто скука! – Гейл снова покосилась на лестницу. – Но вину почему-то всегда испытывает жена. Словно по вине жен эти мужья скачут от одной бабы к другой. Весь вопрос в том, какова кара… – Она рассмеялась. – Два платья от Джин Мюр и одно от Пола Кастелло? В любом случае лучше, чем власяница!

В этот момент в магазин вошла покупательница. Я устремилась к ней, и тут как раз из примерочной поднялась печальная дама. Новая покупательница принадлежала к разряду тех, кто готов перерыть все, так толком и не зная, чего на самом деле хотят. А потому я лишь краем глаза могла наблюдать за тем, как Гейл наливает кофе, восхищается платьем на грустной даме, а затем мрачно и сосредоточенно выслушивает ее.

Наверное, лишь через полчаса она выпроводила даму, и магазин снова опустел.

Гейл устало плюхнулась в кресло.

– О Господи! – простонала она. – Если опять разгорятся дебаты на тему о том, можно ли позволить женщинам служить в католической церкви, обещай, что не позволишь сказать мне «да». Кроме того, я совершенно не умею хранить тайну исповеди, ровно через сутки будет знать весь город. Ты хочешь послушать, что она сказала?

Ну разумеется, я хотела.

– Итак, – заявила Гейл, устраиваясь поудобнее, – я была недалеко от истины. Эта дама по имени Ребекка, она замужем. О'кей… Трое ребятишек, муж какой-то законник, кажется, королевский адвокат , что-то в этом роде. Короче говоря, при деньгах, и эти деньги ударили ему в одно место. Вот уже в течение многих лет брак под угрозой распада. У него бесконечные романы. У нее – ни одного, так она, во всяком случае, уверяет. Она бы не возражала завести интрижку, она уверена, что больше не любит мужа, ни капельки. Единственное, о ком печется, так это о детях. Живет ради них. Ладно… Так бы оно себе и шло дальше, но тут возникает ситуация. Этот ее муженек вдруг знакомится с некой Мерзавкой. Жуткая интриганка и стерва, настоящий вампир. Не замужем. Денег нет. Куча любовников. Эдакая похотливая кошка. И вот она хватает нашего адвоката за яйца и не отпускает. Требует, чтобы тот развелся с женой. Воображает себя будущей леди Такой-то с особняком в Хэмпстеде, загородной виллой и еще усадьбой на берегу Дордони . Детей побоку, он может сдать их в частный пансион. А ей остается лишь вскрыть банку икры и воскликнуть: «Дело в шляпе!»

Гейл прервала свое повествование и занялась очередной клиенткой, затем, предоставив даме самой рыться в корзине с аксессуарами, снова уселась в кресло возле Торквемады.

– Ладно! Так что же делать? Ребекке плевать на мужа, но она вовсе не желает, чтоб какая-то сучка захапала все деньги и изгнала детей из родного дома. Чтобы потом они с Ребеккой остались ни с чем и влачили бы голодное существование. А поскольку он блестящий адвокат, то выжмет ее на суде досуха. А Мерзавка будет держать его за яйца до тех пор, пока не добьется своего. Боже упаси! Ты слышала о чем-либо подобном, а, Анжела?

Она рассмеялась, улыбнулась покупательнице, завернула выбранные ею два шарфика.

– Спасибо, мадам! Обязательно заходите еще.

Вернувшись ко мне, Гейл провела старенькой расческой по непослушным волосам, отчего они вздыбились и растрепались еще больше, и тяжело опустилась в кресло.

– Так что же делать? – спросила она, словно я могла знать ответ. – Господи, Анжела, как бы я хотела, чтоб эта гребаная машина могла выдавать не только кофе, но и добрые советы! Ладно… Суть в том, что в этот уик-энд они вместе с муженьком-стервецом собрались куда-то за город. Якобы там у него какое-то дело. Очень важное для карьеры, так он сказал. Святой Моисей, не засунул бы он эту карьеру себе в задницу! Это я ей сказала. И жена должна его сопровождать. Мало того, – добавила Гейл после паузы, – она заказала мне уйму разных других вещей, костюм для загородных прогулок, дневное платье, бог знает что еще… И собирается зайти в понедельник и купить. Видала что-либо подобное? Спрашивается, зачем ей все это нужно? – Глаза Гейл округлились. – Потому как эта дура вообразила, что если Мерзавка увидит ее снимки в «Дженнифер дайэри», то придет от этого в такое бешенство, что выгонит этого гребаного адвокатишку пинком под зад! Глупая корова, неужто она не понимает, что все мерзавки в мире похожи на бульдогов – уж раз вцепилась, ни за что не оторвать!

Понемногу Гейл успокоилась. В магазин заходили покупатели, и я на время забыла обо всем этом. И перестала думать о сумеречной даме.

Тем более, что вскоре голову мою стали занимать совсем другие мысли. Вернее, одна мысль. Позвонил Джош. С утра шел дождь, в магазине было полно народа, и тут позвонили из Милана. Не слишком подходящее время для Долгих и пустых телефонных разговоров. И мне показалось странным, что человек, звонивший с другого конца Европы, вдруг начал пространно объяснять, чем именно ему так нравятся мои груди. Поскольку Джош еще не успел исследовать другие уголки моего тела, детальным описанием достоинств моего бюста он, собственно, и ограничился. Интересно, какой образец он использовал для сравнения, подумала я.

– Теперь наконец определились дальнейшие планы, – заявил он, закончив урок анатомии. – Возвращаюсь в понедельник… И еще… Я очень по тебе скучаю. Жаль, что ты вдруг пропала из моей жизни.

– Ничего себе! Мне почему-то казалось, это ты пропал! – холодно парировала я.

Но на самом деле испытывала я совсем другие чувства. Сердце так и замерло, стоило услышать голос Джоша. А внутренний голос твердил: «О Господи, возвращайся скорее! Я так хочу тебя!»

Но на улице шел дождь, дел у меня было по горло, и я испытывала досаду и раздражение. Разве возможно вести двойную жизнь, если половинка этой жизни сводится к сидению в магазине и выслушиванию дурацких утренних звонков из Милана – от мужчины, который, по всей вероятности, только что провел ночь, трахая какую-нибудь сговорчивую синьорину? Может, она всего за минуту до этого убралась из его номера, потому как он сказал, что хочет спокойно поговорить с женой.

И я решила, что куда хуже ревновать к женщинам в целом, чем конкретно к одной. Если Джош действительно ездит повсюду с хорошенькой ассистенткой, как уверяла Кэролайн, я по крайней мере могу выцарапать этой девице глаза. Но ослепить всех женщин на свете – нет, эта задача мне не под силу.

И еще Джош спросил:

– Может, увидимся во вторник за ленчем?

Мне следовало бы небрежно и холодно бросить в трубку: «Возможно… Правда, не знаю, буду ли здесь во вторник». Но разумеется, из этого ничего не вышло.

– О да, с радостью! – ответила я. – Я тоже очень соскучилась!

Я повесила трубку и увидела, что Гейл не спускает с меня глаз. Вот она проводила посетительницу до двери, затем вернулась к автомату и снова взглянула на меня.

– Поверь мне, дорогая, – заметила она, приглаживая облако непослушных рыжих волос. – Первая измена всегда самая худшая.

Я улыбнулась. Подобное высказывание все расставляло на свои места. Вовсе не обязательно, сказала я себе, влюбляться в мужчину только по той причине, что он кажется тебе испорченным. Вовсе не обязательно заставлять страдать мужа, признавшись ему в этом. Двойная жизнь вовсе не означает, что одна ее половинка должна враждовать с другой. Ведь есть же на свете такое понятие, как мирное сосуществование, и я должна придерживаться этого курса. И мужчинам тоже далеко не всегда удавалось выйти сухими из воды.

И еще одна мысль не выходила у меня из головы. Дела в магазине шли просто прекрасно. Мы зарабатывали деньги, много денег. И теперь я могла позволить себе массу таких вещей, о которых прежде и мечтать не могла. Управляющий банка, где я держала деньги, вдруг пригласил меня на ленч. Гарниром к мясу по-татарски были различного рода предложения: о ссудах, выдаваемых деловым предприятиям, инвестициях, сложных схемах пенсионных вкладов, а также высокопроцентных счетах, «специально предназначенных для таких вот, как вы, молодых руководителей». Мне куда больше польстило слово «молодой», нежели «руководитель». Когда бутылка «Нюи Сент-Жорж» почти опустела, я призналась ему, что до этого всего лишь раз обедала с управляющим банком, вернее, с помощником управляющего. И было это давным-давно, еще в Ипсуиче. Наверное, я поступила мудро, отказавшись от коньяка, иначе бы он стал потчевать меня на десерт рассуждениями о прямой зависимости размеров носов и членов у мужчин. Я даже могла бы поздравить его с тем, что он оказался первым в моей жизни банковским служащим, который не хватал меня под столом за коленки и не смущал многозначительными высказываниями о неких «скрытых активах». Нет, я решила, что подобное поведение не к лицу молодому руководителю, а потому лишь молчала и мило улыбалась.

Я также поняла, что во многом успех «Прикида» обусловлен всеобщим спадом спроса на товары. Очень трудно заниматься бизнесом в период процветания, как было в 60-е, объяснила мне Гейл. Слишком много денег стекалось в карманы разного рода дельцов, чьи жены и любовницы скупали платья от кутюр буквально дюжинами, и все, разумеется, новые. Но теперь, в 80-е, ситуация изменилась в худшую сторону, особенно на юго-востоке Англии. Мужчины, чей бизнес стал разваливаться буквально на глазах и которые просто из кожи лезли вон, чтобы сохранить хотя бы дома, заложенные и перезаложенные в разных компаниях, держали своих женщин на голодном пайке. И в то же время требовали, чтоб их жены или любовницы выглядели прилично. И вот тут-то слова Гейл, когда она уверяла клиенток, что в нашем магазине можно купить пять-шесть шикарных туалетов по цене одного, попадали на благодатную почву.

– Все же есть нечто утешительное в том факте, что мы зарабатываем деньги на людях, которые потеряли свои состояния, – как-то заметила она за ленчем.

Мы сидели возле Торквемады и жевали сандвичи с семгой. Рик притащил эту семгу утром со словами:

– Вы не представляете, до чего дешево досталась! Затем он удалился, радостно заявив на прощание:

– На следующей неделе, если повезет, раздобуду икры! Гейл, как обычно, ничего не ответила, я ни о чем не стала спрашивать. Лучше уж пусть маленькие тайны и хитрости Рика останутся при нем. И мы старались побыстрее доесть эту семгу, пока не нагрянула полиция.

Мы с Гейл были в магазине одни. Кэролайн все еще отсутствовала. Похоронив идею разгула с Ренато в Тоскане, она скрепя сердце отправилась с Патриком и детьми на Сардинию и, даст Бог, должна была вернуться на следующей неделе.

Переживания по поводу неудавшихся каникул всегда проходили у Кэролайн в два этапа. Сначала она бесновалась сама, затем срывала свою злость на других, оказавшихся под рукой при ее возвращении. На следующей неделе мы отправляли Рейчел в летний лагерь и, предвкушая возвращение Джоша, я просто из кожи лезла вон. Готова была делать что угодно – варить, стирать, проверять дочь на вшивость, чистить сортиры. Все что угодно, лишь бы быть подальше от Пимлико-сквер в течение недели после приезда Кэролайн.

– Знаешь, дорогая, мне почему-то нравится эта несчастная старая корова, ничего не могу с собой поделать, – сказала Гейл. – Есть нечто в английской аристократии, что вызывает ненависть, но, может, все дело в зависти? Этот их откровенный эгоизм в сочетании с благородством, он просто сногсшибателен! Как, черт возьми, им удается так держаться? Я бы не смогла. Вот я, к примеру, ничуть не эгоистка, но и ни капли благородства во мне нет. Ни унции, ни грамма!

Гейл изумленно вытаращила глаза.

– Господи помилуй! – воскликнула она. – Да я, никак, становлюсь гребаной интеллектуалкой! – И она расхохоталась. – А если наши дела пойдут так и дальше, то стану еще и богачкой!

Неужто это возможно – разбогатеть по-настоящему? Верилось мне с трудом. Но ничуть не мешало строить самые радужные фантазии на тему того, что будет, если это случится.

Одним из предметов роскоши, который я могла позволить себе уже теперь, была домработница. Прежде мне и в голову не приходило, что я могу сравняться в этом с Кэролайн. Не могла предоставить я несчастному созданию и спальни на выбор, где она могла бы отдыхать и развлекать своих приятелей. Правда, и у Кэролайн домработницы не больно-то развлекались и отдыхали. У нас имелась лишь одна свободная, совсем крохотная комнатушка.

Я всегда подозревала, что появилась она из-за неких просчетов при проектировке дома, в результате которых образовался закуток и архитектор не мог придумать ничего лучшего, как прорубить там оконце.

Девушка, которую я наняла через агентство, оказалась португалкой. Я с некоторым опасением продемонстрировала ей закуток: девица была крупная, и я вовсе не испытывала уверенности, что она там поместится. Однако она улыбнулась и сказала: «Очень карашо», – что не слишком удивило меня, поскольку я знала: то были единственные известные ей английские слова. Звали ее Магдалена, и была она довольно хорошенькая, только очень уж волосатая. Интересно, подумала я, не клюнет ли на нее Ральф – ему всегда нравились женщины с роскошными волосами, при этом вдруг я с некоторым ужасом отметила, что если и да, то меня это мало волнует. Рейчел моментально привязалась к девушке и воспылала желанием обучить ее говорить по-английски не только «очень карашо», но особых успехов не достигла. Она также почему-то решила, что Магдалена должна полюбить Фатву, что тоже кончилось провалом. Фатва вознамерилась укрепить англо-португальское взаимопонимание весьма своеобразным способом – оставляя на куче компоста по утрам полусъеденную крысу. Если б Магдалена хотя бы на секунду переставала вопить как резаная, пока я убирала очередной труп, она вполне могла бы обогатить свой скудный английский лексикон выразительными словами на четыре буквы. Но увы, и этого не случилось. И она стала бояться Фатвы не меньше, чем окрестные собаки, а через некоторое время я начала опасаться, что и ей предстоит та же печальная участь.

Зато у Магдалены было одно неоспоримое достоинство – она умела водить машину. Теперь, когда Ральф был занят на репетициях, она могла возить Рейчел в школу и кормить ее ужином, если мы задерживались. Она могла также – при мысли об этом я виновато съеживалась, потому как подозревала, что именно по этой причине наняла ее, – «держать осаду», пока Ральф мучается со своим «Дядей Ваней», а я неизбежно буду задерживаться по вечерам.

Короче, я возлагала большие надежды на то, что Магдалена станет главным ключом к моей двойной жизни, и старалась обращаться с ней «очень карашо», чтобы она вдруг не уволилась. В результате первыми английскими словами, которым она выучилась после «очень карашо», стали «я люблю тебя», которыми она выражала свою благодарность мне. И которые, как я опасалась, могли навлечь на ее дурную голову неприятности где-нибудь на местной дискотеке.

Ральфа я видела все меньше и меньше. Возвращался он с репетиций поздно, когда я уже спала, и все еще спал, когда я уходила на работу. Что сводило супружеские радости к спартанскому минимуму, а это, в свою очередь, заставило меня еще больше жаждать Джоша. А по уик-эндам я занималась с Рейчел. Правда, у нас с Ральфом иногда выкраивалось время для выпивки или вечерней прогулки по парку, но говорил он при этом только о «Дяде Ване», вернее, о себе в «Дяде Ване».

– Просто поразительный персонаж этот Астров, – как-то заявил он в тот момент, когда мы любовались закатом над рекой. – Знаешь, никогда прежде не доводилось мне играть человека, с личностью которого я мог бы себя полностью отождествить.

Какое-то время меня несколько беспокоил тот факт, что я замужем за человеком, которого совершенно не знаю. Затем вдруг поняла, что в этом есть даже некоторый оттенок романтичности. По крайней мере, когда мы занимались любовью, Ральф воображал себя кем-то другим, и я, надо сказать, тоже.

***

В понимании Кэролайн разрешение на парковку для резидентов позволяло ей оставлять свою машину где только в голову взбредет. В понедельник утром она возвестила о своем возвращении из отпуска, припарковав «мерседес» прямо перед полицейским участком, что находился наискосок через площадь. Объяснила она это тем, что больше не было свободного места. Констебль, вошедший вслед за Кэролайн в магазин, довольно остроумно заметил, что теперь по крайней мере увозить машину далеко не придется, а затем осведомился, не желает ли миссис Аппингем все же убрать свой «мерседес», пока этого не сделала специальная служба. Но сопротивление стражам порядка, находящимся при исполнении, никогда не входило в число понятий, близких разуму или сердцу Кэролайн, особенно после отпуска, когда итальянские стражи порядка вдруг огорошили ее заявлением, что даже на Сардинии она должна иметь при себе паспорт, водительские права, кредитные карты и обратный билет на самолет. Визит в местную церковь в одних купальных трусиках тоже не сошел ей с рук, несмотря на возражения Кэролайн, что день выдался страшно жаркий и что церковь находится почти на пляже. Кроме того, раз Господь является создателем всего сущего на земле, стало быть, Он создал и ее, Кэролайн, груди. А раз так, то их вид не должен Его оскорблять.

Карабинер тщательно осмотрел творение Господне и лишь затем вынужден был признать, что да, Он свое дело знает. Но к сожалению, священник придерживается другой точки зрения и местный магистрат – тоже. По крайней мере хоть в тюремной камере оказалось не так жарко. Однако британский консул распалился не на шутку. И очень настоятельно рекомендовал миссис Аппингем никогда больше не появляться на Сардинии.

Машину увезли.

Загар Кэролайн наводил на мысль, что, находясь в отпуске, она все же не слишком много времени провела в церкви и камере заключения. То же можно было сказать и о Патрике с детьми. Первый нашел площадку для гольфа, а ребятишки – парк с аттракционами. Они посещали его в сопровождении няньки-шведки, где ей пел серенады буквально каждый распаленный похотью самец с Коста-Смеральда, где она бесперебойно получала предложения руки и сердца и еще более бесперебойно – предложения скоротать вечерок, на несколько из которых она откликнулась, предварительно уложив детей спать. Одиночество Кэролайн скрашивал некий гонщик Формулы-1 из Рима. По ее уверениям, у этого поразительного творения природы было три яйца, а не два, хотя, возможно, ей это просто показалось в пылу страсти. «Он своего мотора не жалел, – со смехом говорила она. – Наяривал на совесть, без заправки и ремонта!» И в то же время, по ее словам, то был вполне галантный джентльмен, истинный римлянин – это он проделал долгий путь в Кальяри, чтобы привезти британского консула.

– Не так уж дурно за неделю-то отпуска! – заметила я.

Кэролайн не принадлежала к числу особ, личные тайны которых можно было выведать только с помощью Торквемады. Они были тут же выложены перед нами, точно товар на прилавок, и помогли скоротать вялое начало дня, а также изрядно поразить воображение немногочисленных покупательниц – благодаря тому, что Кэролайн не удосужилась даже понизить голоса.

Но ее возвращение было не единственным событием, занимавшим в тот день мои мысли и воображение. Примерно каждые полчаса я гадала, в какой именно точке необъятного неба находится маленький самолет, несущий ко мне Джоша, и еще благодарила Бога за то, что в августе обычно не наблюдается гроз, а также обледенения закрылков или миграций крупных стай птиц. К тому же и арабские террористы вроде бы в последнее время попритихли. И начало моей двойной жизни находилось теперь целиком в руках «Алиталии».

Чуть раньше, во время одного из тех редких завтраков, когда мы с Ральфом вдруг оказались вместе за кухонным столом, он вышел из своего кокона и процитировал мне отрывок все из того же «Дяди Вани»:

– «Женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: сначала приятель, потом любовница и затем уже друг».

Я призадумалась. Почему именно эти строки Чехова вдруг показались ему столь важными? Возможно, Ральф решил, что в этих словах кроется некая столь важная для нас обоих истина. Что ж, подумала я, любовницей его я уже была и теперь, оглядываясь на годы, прожитые вместе, считала их лучшими в своей жизни. Те годы, конечно, когда я была молода и мила и оба мы радовались жизни. Но что это означает – «приятель»? Я не понимала. И теперь «друг»? Неужто я стала ему другом? И перед глазами вдруг возникла картина: вот мы оба, совсем старенькие, молча сидим у огня.

Но во мне тлели угольки совсем другого огня, и порой я даже пугалась – так сильно хотелось, чтоб они разгорелись ярким пламенем.

В небе пролетел еще один самолет. Я выглянула из окна– посмотреть, не принадлежит ли он компании «Алиталия», но он уже скрылся из виду.

К полудню Кэролайн закончила свою исповедь и решила заняться увезенной машиной. Стала настырно названивать куда-то, и я слышала лишь обрывки разговора. Такие слова и выражения, как «вандалы», «коррумпированная полиция», «украли прямо из-под носа», звучали довольно часто, но имели мало отношения к истинному положению дел.

Не успела она повесить трубку, как телефон тут же зазвонил. Кэролайн подошла, затем, не говоря ни слова, протянула трубку Гейл. Я слышала, как та говорила:

– Извини, дорогая. – А затем: – Посмотрю, что тут можно сделать, Ребекка, дорогая! Я тебе перезвоню.

Я вспомнила. Ребекка – та самая женщина, которая собиралась на уик-энд с мужем-адвокатом, который, в свою очередь, трахал Мерзавку.

Гейл отошла от телефона, голос ее звучал сердито:

– Глупая корова! Не может, видишь ли, приехать забрать барахло. У ее бедной маленькой дочурки, видите ли, насморк! Все они таковы, только и дожидаются, чтоб другие ради них крутились!

– Может, на такси отошлем? – предложила я.

Гейл сверкнула глазами:

– Да ты с ума сошла! Там на восемьсот фунтов разных вещей от дорогих модельеров!

– Ну тогда я отвезу, – сказала я. – Где она живет?

– В Хэмпстеде. Лейнстер-пэрейд.

Гейл проворчала слова благодарности. Тут вдруг встряла Кэролайн:

– Лейнстер-пэрейд? Так там живет Аманда, а мы с ней как раз договаривались пообедать вместе. Попрошу ее завезти шмотки этой дуре.

Итак, проблема вроде бы была разрешена.

Но имя Аманда не давало мне покоя. Неужто это та самая Аманда, которая как-то переспала с Джошем? А может, у Кэролайн сразу несколько Аманд? Нет, спрашивать ее ни за что не буду! Но взглянуть на эту стерву, пожалуй, стоит.

Лучше б я не глядела. Лучше б вообще не приходила сегодня в магазин. Аманда заехала за Кэролайн. Росту в ней было около шести футов, причем большая его часть ушла в Ноги. Каскад белокурых волос, загар, любоваться которым позволяла сведенная к минимуму блузка. Кэролайн не улучшила ситуацию, решив представить меня как друга Джоша Келвина.

– Помнишь, дорогая, такой сексапильный фотограф, ну, который… Ладно, не буду тебя смущать. Анжела к нему неравнодушна, так что ты, Аманда, расскажи ей, что говорила мне…

Я проглотила ком, вставший в горле. Должно же быть хоть какое-то оружие, способное укротить Кэролайн! Весь вопрос в том, где его найти.

По крайней мере Аманде хватило такта не распространяться на эту тему. Но с загаром, подобным этому, подумала я, слова ни к чему. Она не носила даже обручального кольца. И я возненавидела ее.

Вечер выдался очень грустный. Ральф был на репетиции, Рейчел – в лагере. Магдалена где-то шлялась – наверняка говорила всем подряд «я люблю тебя». Типичный для позднего лета теплый вечер, а я была одна. Я налила себе вина и сидела в саду. Летучая мышь носилась в сумраке между платанами, черный дрозд затеял перебранку с Фатвой где-то в соседских кустах. Я хотела, чтоб Джош позвонил и сказал, что не забыл меня. А если вдруг позвонит, что я ему отвечу? Что хочу его? И страшно боюсь? Что свободна и в то же время не свободна? Что брак мой прочен, и я вовсе не желаю разрушать его? Что хочу отдать ему всего лишь половинку себя?..

Интересно, какую именно половинку? Я рассмеялась и налила себе еще вина. Что ж… наверное, ту, что не находит себе покоя, которая тлеет пламенем, которая еще молода и тоскует по тому, чего в моей жизни еще не было. И толком даже не может описать, о чем именно мечтает. Ну разве что о какой-то страстной и тесной близости. Та половинка, которая решила затеять бурный и прекрасный роман с Джошем Келвином.

А что, если Джош тоже отдаст мне только половинку себя и мне придется делить его с какой-то другой женщиной? Женщиной типа Аманды, сплошь состоящей из ног, самоуверенности и загара? Об этом было больно даже подумать. Но, с другой стороны, разве могла я рассчитывать на большее, раз поскупилась сама?.. Ладно, к черту! Должен же быть какой-то ответ!..

Я налила себе еще один бокал, сидела и смотрела на быстро темнеющее небо. Конечно, он был, этот ответ. Между этими двумя ситуациями существует огромная разница. Одно дело, когда ты, устав от мужа, заводишь любовника. И совсем другое, когда делишь любовника с другой женщиной. Яснее ясного.

И как только это стало ясно, вино тут же ударило в голову и одурманило меня, точно хлороформ. Ветви деревьев расплывались на фоне неба. Летучая мышь то раздваивалась, то вновь превращалась в одну – точь-в-точь моя двойная жизнь, с горечью подумала я.

Утром темно-синий «мерседес» Кэролайн стоял на своем обычном месте, у входа в лавку, занимая сразу два парковочных квадрата и еще часть тротуара. Какими путями удалось вызволить его из полиции, я решила не спрашивать. Однако заметила, что весь он вымыт и отполирован, что вмятина на переднем крыле исчезла, а бампер выпрямлен. На ветровое стекло был наклеен пропуск Палаты лордов, на заднем красовалась карточка с надписью «Член благотворительной комиссии». Тут наконец до меня дошло! Кэролайн нарочно делает так, чтоб машину забрали, когда ей нужно помыть и отремонтировать ее. Да, связи в высоких сферах, которыми она хвасталась, были действительно большими.

. Впрочем, она не упомянула об этом ни словом. Лишь зорко оглядела меня с головы до пят и спросила:

– Господи, Анжела, кого это ты собираешься соблазнить?

Наверное, я покраснела. Наверное, мне стоило заставить себя сказать: «Послушай, Кэролайн, я хочу завести роман с Джошем. У меня никогда еще не было романов. И я страшно боюсь. И в то же время страшно этого хочу. Мне наскучил брак, мне нужно как-то освежить жизнь. Пожалуйста, постарайся меня понять! И не смущай всякий раз, как только откроешь рот. Так получилось, что сегодня он пригласил меня на ленч. Я вся дрожу, как замерзший котенок. А утром целый час решала, что же надеть». Но вместо всего этого я сказала:

– О, просто собралась на ленч с приятельницей. И разумеется, Кэролайн мне не поверила.

– Хм! – скептически и многозначительно хмыкнула она. Примерно на шестой попытке я остановила выбор на кремовом льняном костюме от Армани с короткой юбкой – доказать, что не у одной Аманды на свете красивые ноги. Под пиджак я надела белую хлопковую маечку – плотно облегающую и без бюстгальтера. Совершенно бесстыдную, решила я, потому что темные соски отчетливо выделялись под тонкой тканью, а пиджак был застегнут всего на одну пуговицу и такого покроя, что, казалось, готов соскользнуть с плеч в любую секунду. Джошу будет на чем остановить глаз. К тому же это сведет светскую болтовню к минимуму. Так я, во всяком случае, надеялась.

Кэролайн подозрительно наблюдала за мной все утро. Гейл оценила мои старания, но была настроена более благодушно.

– Дорогая, – шепнула она, когда Кэролайн занялась какой-то покупательницей. – Может, это и не успокоит тебя, но должна признать, выглядишь ты просто сногсшибательно. Будь у меня такая фигура, Рику бы ни хрена не обломилось, это уж точно! А что за духи?

– «Диориссимо».

Она засмеялась:

– Ну как же, ландыш! Намек на возможность загородной прогулки… Господи, ну и вульгарная же я старая корова! А ты, красавица, небось, вся в сладких мечтах!

Вот чего не было, того не было.

И тут вдруг распахнулась дверь, и в магазин вошла величественная Аманда. Сердце у меня так и упало. Но затем я увидела, что выглядит она из рук вон скверно – под глазами мешки, на щеках красные пятна. Она недоуменно озиралась – с таким видом, точно забыла, зачем пришла. Но Гейл, не заметив ничего неладного, тут же подлетела к ней.

– Вы отвезли одежду Ребекке, да?

Аманда молча кивнула. И после паузы выдавила:

– Отвезла… Только не уверена, что Ребекке все это понадобится.

Как раз в это время Кэролайн выпроводила свою покупательницу и, сверкнув глазами, уставилась на Аманду, а потом подошла к ней:

– Что, черт возьми, с тобой случилось, а?

Мы все трое обступили Аманду и стали ждать ответа. И тут на лице женщины возникла растерянная улыбка.

– Наверное, я должна чувствовать себя виноватой… – с нервным смешком заметила она. – Но я не чувствую, ничуть! Я страшно счастлива, что все так получилось!

И она поведала нам историю. Аманда действительно отвезла одежду. Ребекка жила в нескольких домах от нее, но прежде они никогда не встречались. Женщины тут же нашли общий язык и принялись разбирать вещи, присланные Гейл. Занимаясь примеркой, Ребекка время от времени подбегала к бару, и обе они пили «Кровавую Мэри» в гостиной, заваленной вечерними платьями, блузками, юбками, жакетами, поясами, шарфами и еще бог знает чем. После второй «Кровавой Мэри» Ребекка начала жаловаться, какой отвратительный уик-энд ей предстоит и какого черта согласилась она ехать только потому, что Энгус, ее муж, эта свинья, решил, что для карьеры лучше, если его будет сопровождать жена, а не любовница. Ну почему, почему Энгус не нашел себе более приличную любовницу, а связался с этой Мерзавкой?.. Тогда бы не было проблем, тогда бы она и его новая избранница могли бы собраться и спокойно решить денежные вопросы, а также кому достанется дом, картины, мебель и прочее, в какой очередности они будут забирать детей погостить. Вот тогда бы Энгус получил полное благословение от Ребекки. И они даже могли бы подружиться с новой его дамой, но только при том условии, что никогда, никогда не будут говорить об этом ужасном Энгусе.

А что касается этого отвратительного уик-энда, то лучше бы она никогда не соглашалась! Да и вообще, ей совершенно все равно, пусть едет туда с кем угодно, только не с Мерзавкой! Ей даже не очень нравятся все эти платья. Вот на Аманде они будут смотреться куда как шикарнее, с ее-то загаром и длинными ногами! Может, она примерит, раз уж оказалась здесь? Почему бы не выпить еще по бокалу «Кровавой Мэри»? Дома никого, ребятишки отсутствуют. И Энгус возвращается из палаты поздно, если, конечно, торчит в палате, а не проводит cing a sept со стройной Мерзавкой.

– И я осталась! – сказала Аманда. – И, выпив два с половиной бокала «Кровавой Мэри», была готова на все!

И вот она начала надевать один наряд за другим между глотками «Кровавой Мэри» и оживленной болтовней. Аманда как бы играла роль Ребекки на предстоящем уик-энде. Вот она оделась к завтраку. А вот переоделась для прогулки. А потом опять переоделась – к чаю. Затем, допив коктейль, решила, что пришло время переодеваться к обеду. Вечернее платье было из розового шелка, плотно облегающее и с глубоким до талии, вырезом на спине. А потому Аманда сняла с себя все, кроме трусиков, и стала натягивать платье через голову. Просунула в рукав одну руку, потом попробовала просунуть другую и… застряла.

Она барахталась и извивалась, проклиная «Кровавую Мэри» и модельера. Платье прикрывало ей голову и лицо, Аманда ничего не видела. Ребекка пыталась помочь, а потом вдруг на нее напал смех. Смех оказался заразительным. И вот обе они стояли и хохотали как безумные. Ребекка так и согнулась пополам, Аманда, воздев над головой руки, размахивала ими, точно семафор. И радовалась тому обстоятельству, что дома никого нет и никто ее не увидит. И тут вдруг Аманда ощутила, как обнаженное ее тело словно обдало легким ветерком. Она решила, что, должно быть, Ребекка открыла окно. И уже собиралась было крикнуть: «Закрой ради Бога!», как вдруг услышала, что Ребекка ахнула, а потом воскликнула: «Скорее! Это Энгус!»

Аманда изо всех сил рванула за край юбки. Раздался треск, и ей удалось высвободить голову и натянуть платье почти до талии как раз вовремя. Но застрявшую руку высвободить так и не удалось. Она открыла глаза и увидела в дверях потрясающе красивого мужчину. На губах его играла улыбка восхищения, что, впрочем, неудивительно. И только тут Аманда поняла, что надевала платье задом наперед. И вырез, предназначенный для спины, оказался спереди. И двигаться она не может…

– О, как мне нравится! Просто замечательно! – воскликнула Кэролайн. – Ну а дальше? Продолжай!

Аманда смущенно улыбнулась.

– Так вот… двигаться я не могла, – пробормотала она. – Зато он мог… И подошел. И я поняла, что он не только потрясающе красивый, но еще и очень опытный мужчина. С совершенно убийственной улыбкой протянул он руку, тут же нашел сбоку молнию и спокойненько ее расстегнул. Я даже и не заметила, что там была молния. «Вот так будет легче, – сказал он. – Хотя лично я предпочел бы видеть вас именно в таком виде, как сейчас».

С этого, объяснила Аманда, все и началось. Она хотела сказать что-то Ребекке, обернулась, но той и след простыл. Она никогда особенно не верила в судьбу, но то была рука судьбы, это несомненно. И еще ощущение, что на тебя проливают свет лазерные лучи. Самые настоящие лазерные лучи, иначе не скажешь.

И тут вдруг ей вспомнились слова Ребекки о том, как бы она желала, чтоб Энгус нашел себе приличную любовницу.

– А ведь я вполне могла бы ею стать… – сказала Аманда. – И складывается все как нельзя удачнее. Ребекка ушла, оставив меня на игровом поле… Что ж, тогда начнем игру. – Она рассмеялась. – И мы начали. Провели ночь вместе, у меня. И он был просто замечателен! Просто изумительный любовник! – Она снова весело рассмеялась. – Мне всегда хотелось найти мужчину, который бы разбирался в молниях.

– Ну а что же Мерзавка? – спросила я.

Тут вдруг Аманда застенчиво потупилась.

– О, с ней все улажено, – сказала она. – Утром Энгус позвонил ей прямо от меня и сказал, чтоб катилась к дьяволу. Ну а как только он ушел, я позвонила Ребекке. Я боялась, что, услышав эту новость, она изменит обо мне мнение. Но она не изменила. О, она так обрадовалась, была просто в восторге! Сказала, что нарочно ускользнула тогда из комнаты, чтобы оставить нас наедине. Кстати, сегодня днем она собирается позвонить вам и вернуть одежду. Извиняется и все такое, но говорит, что теперь эти платья ей ни к чему. Что они и без того сослужили добрую службу.

Кэролайн промолчала, но, судя по выражению ее лица, была довольна рассказом подруги. Я приготовила Аманде чашку кофе, а заодно ласково шлепнула автомат по сияющему боку и шепнула: «Отличная работа, Торквемада!»

Аманда пила кофе и любовалась своим загаром в зеркале.

– И еще мне предстоят радости старомодного уик-энда за городом, – хихикнула она. – Может, хоть там удастся правильно надеть вчерашний туалет, вы как думаете?

Джош ждал наверху, на лестничной площадке. На секунду он показался мне совершенно незнакомым человеком. Затем, напротив, возникло ощущение, будто я знала его всю свою жизнь. Словно облившие тело рубашка и джинсы. Копна темных волос, длинный шрам над ключицей. Обветренное лицо. Дразнящая улыбка. Увидев его там, я вздрогнула и остановилась А он стоял и смотрел и точно раздевал меня глазами. О Боже, подумала я, до чего мы дошли!

Молчание – вот тот язык, на котором мы говорили в те секунды. Все слова казались ненужными и непонятными. Я шагнула к нему, а он протянул навстречу руки, и пиджак мой легко и бесшумно соскользнул на пол, пока его глаза и руки обследовали и изучали каждый изгиб и впадинку моего тела. Сама я закрыла глаза и гладила его по волосам и спине. Одежда мешала нам, и мы приникли друг к другу и не произносили ни слова. И как же я этого хотела! Как хотела!..

– Когда ты сможешь остаться? – хрипло пробормотал он чуть погодя.

– Завтра, – ответила я.

– А потом?

– Послезавтра.

Мне было безразлично, что свидетелем этих объятий и ласк стал пустой коридор, однако, открыв глаза, я через секунду-другую поняла, что коридор не совсем пуст. Что там стоит женщина.

Я вздрогнула. Она была холодна, собранна, хороша собой и убийственно красиво одета. Я же, напротив, разгорячена, взволнованна и полуодета. Хуже того, она наградила меня снисходительной улыбкой, словно прекрасно знала, как следует вести себя в подобных ситуациях.

Я, торопливо приводя себя в порядок, потянулась к пиджаку, валявшемуся на полу у ног женщины. Но она, опередив меня, спокойно нагнулась, подняла и протянула его мне – все с той же убийственной улыбкой.

Нет, нельзя позволить ей взять верх. Я выдавила смешок, стараясь, чтобы он прозвучал как можно презрительнее, и отвернулась.

– Вот такие дела! – заметил Джош и, раздраженно кривя губы, покосился на женщину: – А ты, Стелла, могла бы выбрать более удобный момент.

– Ага, особенно если ты оставляешь дверь нараспашку, – огрызнулась она и прошла в комнату. – Я кое-что забыла.

Именно эта ее самоуверенность окончательно достала меня.

– Что именно? Соломенную шляпку? – ехидно заметила я и тоже направилась к двери.

Джош схватил меня за руку.

– Анжела, погоди! Это мой агент, Стелла Нил, – сказал он. – Мой старый друг. Прости. Ее не должно было быть здесь. Просто так получилось.

– Конечно, не должно, – сказала я. – Просто надо более аккуратно составлять расписание, Джош. Тогда не будет накладок. Даже со старыми друзьями.

Стелла проигнорировала мое замечание и хладнокровно взяла со столика какую-то папку. По дороге к двери на секунду остановилась возле меня.

– Все в порядке, честное слово! – В голосе ее звучала неподдельная доброжелательность. И вдруг она опустила мне руку на плечо. – Я лишь веду дела Джоша, ничего больше между нами нет.

И, усмехнувшись, она вышла из комнаты. Не выпуская пиджака из рук, я опустилась в кресло. Джош взял у меня пиджак, затем опустился рядом на колени.

– А ты умеешь держать и наносить удар, – заметил он.

Я смотрела на него сверху вниз. Я все еще злилась. О Боже, я вела себя прямо как Фатва! Даже не предполагала, что способна на такое. И сейчас спокойствие мое напускное. Во мне кипела целая буря чувств. Что делаю я здесь, замужняя женщина, мать? Играю с огнем! И уже обожглась, как какая-нибудь девчонка. Все это было глупостью с самого начала! И дальше будет то же самое. И тут вдруг мне отчаянно захотелось обычной, будничной жизни. Не нужна мне такая жизнь для драчливых кошек! Надо убираться отсюда, и побыстрее. Поеду к Рейчел в лагерь, побуду с ней… Тут вдруг неожиданно для самой себя я рассмеялась. Джош, сжимавший мои руки в своих, поднял на меня глаза.

Я ждала от него слов, объяснений. Но вместо этого он поднес мои руки к губам и поцеловал.

– О чем думаешь? – спросил он.

– О том, что лучше торчать в Фринтоне, в лагере, с моей дочуркой, чем пройти через все это еще раз.

Тут уже он рассмеялся.

– Ну а ты о чем думаешь? – спросила я. Джош поднялся и начал наливать вино в бокалы:

– Ты и правда хочешь знать?

– Да!

Он протянул мне бокал.

– Знаешь, я лучше завтра тебе скажу… – Присев на подлокотник кресла, он начал перебирать пальцами мои волосы.

– Мерзавец! – воскликнула я и, схватив его руку, притянула ее к груди. – Полный и законченный негодяй!

Он ухмыльнулся:

– Знаю.

Я еще крепче прижала его ладонь к груди.

– И завтра хочешь видеть меня только потому, что надеешься, я сготовлю тебе обед.

– Вот это правильно!

– А не успеешь проснуться утром, забудешь, как меня звали!

– Конечно, забуду!

– А после этого поспешишь на самолет в Рим, потому что неделю назад пообещал какой-нибудь Джине, или Марселе, или Софии вернуться.

– Всем трем сразу!

– А по пути домой заскочишь еще в Милан, поскольку Паола по тебе тоже очень соскучилась!

– Именно!

– И еще, конечно, за городом тебя ожидают милая маленькая женушка и детишки.

– Да!

– Не говоря уже о той хорошенькой ассистентке, которая просто без ума от тебя.

– Боюсь, что так.

– И еще не следует забывать о красавице Стелле, которая является старым добрым другом, верно?

– Конечно, не следует!

Джош поднялся принести еще вина.

– Кстати, у нас со Стеллой действительно был роман, – заметил он, повернувшись ко мне спиной.

Я так и вскинулась:

– Что?!

– Точнее, два романа.

Я быстренько допила оставшееся в бокале вино.

– Одновременно?

Джош усмехнулся и наполнил мой бокал.

– Это было очень давно, – сказал он.

– Ну а между этими двумя романами что происходило? – осторожно осведомилась я.

– Она вышла замуж.

Я глядела на него, склонив голову набок.

– Ну, разумеется! – воскликнула я. – Такое с людьми случается. А что потом?

– Потом она развелась, и мы стали друзьями, очень хорошими друзьями… А из этого можно сделать вывод, что дружба – куда более прочная штука, чем брак.

– Ну а романы? Они тоже… более прочная штука?

– Он рассмеялся:

– О, разумеется!

– Джош, – начала я, пытаясь привести мысли в порядок, – что я здесь делаю, а? Ведь ты просто ужасен!

Он лукаво покосился на меня:

– А сама-то! Ведь это ты замужем, если не ошибаюсь? И что, позвольте спросить, ты делаешь здесь, если я столь ужасен?

На сей раз ему удалось загнать меня в угол.

– Знаю, – ответила я после паузы. – Наверное, я здесь только потому, что очень глупа. И не кажется ли тебе, что нам стоит все это прекратить?

Не успев выговорить эти слова, я тут же страшно перепугалась. А что, если он скажет «да»? Что тогда делать? Но тут, к моему облегчению, он подошел, наклонился и взял мое лицо в ладони.– Нет.

Я поцеловала его и улыбнулась:

– Что ж, со мной у тебя двух романов не будет. Поскольку, как тебе известно, я уже замужем.

Он снова рассмеялся:

– Тогда объединим эти два романа в один.

– И как долго они продлятся?

Джош поднялся и отставил пустой бокал.

– О, неделю или Две. До тех пор, пока не придет время вернуться в Рим к Джине и в Милан к Паоле. Ну и, разумеется, есть еще маленькая женушка.

Я попыталась врезать ему по подбородку. Он ловко увернулся, потом шагнул ко мне, подхватил на руки и понес к двери, умудрившись захлопнуть ее за собой ногой.

– Знаю, что поступаю против правил, – заметил он. – Даму следует вносить в дом, а не выносить. Но я страшно проголодался, да и ты, наверное, тоже. А дома у меня шаром покати. Одна надежда на ассистентку, может, успеет по дороге заскочить в магазин.

И он понес меня вниз по лестнице, а потом – по улице, время от времени наклоняясь и целуя в грудь. Я решила не сопротивляться – это привлекло бы к нам еще больше внимания. И лишь молилась про себя о том, чтобы нас в этот момент не увидела Кэролайн… или виноторговец, или антиквар, или Ренато, или банковский управляющий, назвавший меня молодым руководителем. Только Гейл поняла бы и порадовалась за меня.

На землю он меня опустил только на другой стороне улицы и, просунув руку под мою майку, повел к бару, где, по уверениям Джоша, подавали совершенно замечательную тортилью .

Мы уселись за столик, и Джош заказал два бокала белого испанского вина «Риоха». Барменша оглядела нас и понимающе улыбнулась. Очевидно, все было написано на наших лицах. Я глядела на Джоша поверх бокала и ощущала прилив почти эйфорического счастья, которое обычно отмеряно в жизни человека лишь крохотными секундами, и ты прекрасно понимаешь, что если бы не такие моменты, то и счастья тебе не дано познать. Часы между настоящим и завтрашней ночью казались теплым морем, по которому можно плыть и плыть, отдавшись на волю течения и зная, что оно само вынесет тебя куда надо.

Появилась тортилья, а вместе с ней неизвестно откуда – девушка. Лет шестнадцати, не больше, волосы рассыпаны по плечам, лицо сияет свежестью. Подвижная фигурка едва прикрыта какими-то тряпицами, словно она оказалась на необитаемом острове и соорудила себе одеяние из водорослей. Джош, похоже, удивился и обрадовался. Она повисла у него на шее, он обнял ее.

– Джош, Джош! – бормотала она. – Вот уж не ожидала! Не знала, что ты вернулся! Ну, как там было? Судя по открытке, что ты прислал, там такая красотища! Могу я приехать на уик-энд и побыть с тобой?

Я была готова запустить ему в физиономию бокал с вином. Но сдержалась и чуть позже похвалила себя за сдержанность.

– Анжела, – сказал Джош, высвободившись из объятий девушки, – знакомься, это моя дочь, Джессика.

Я засмеялась и тоже обняла его. Похоже, впервые за все время Джош немного смутился. Но я заметила, что Джессика окинула меня одобрительным взглядом и с еще большим одобрением покосилась на мое обручальное кольцо.

– Ладно, мне пора. – Она состроила лукавую гримаску и чмокнула Джоша в щеку. – Нет, правда, я очень хочу побыть с тобой! Я позвоню, ладно?

И с этими словами она упорхнула к бару, где присоединилась к какому-то юному неандертальцу в джинсах, искромсанных ножницами.

– И много у тебя… еще таких детей? – спросила я.

Джош покачал головой:

– Нет. Джессика единственная. Все еще ходит в школу, когда бывает настроение.

– Так она с тобой не живет?

– Нет.

Сейчас я задам ему главный вопрос:

– С твоей женой?

Пауза.

– Моя жена умерла, – ответил Джош, не поднимая глаз. – От рака. Джессике тогда было два. Она живет с моей сестрой.

Порой лучше промолчать, чем сказать какую-нибудь банальность. Я предпочла первое. Просто взяла его за руку. Он сжал ее в своей.

– Все нормально, – тихо сказал он. – Прошло уже тринадцать лет. – Потом улыбнулся: – Да и кроме того, жизнь состоит не только из плохого. Работа у меня замечательная, если не считать шальных пуль. Ну и, конечно, всегда найдется какая-нибудь Джина в Риме или Паола в Милане. А заодно – еще несколько, о которых ты не знаешь, но как-нибудь познакомишься. Устрою вечеринку, соберу весь гарем. Как тебе идея? Моя хорошенькая маленькая ассистентка может все организовать, пока я буду в Лос-Анджелесе с одной из девушек, о которой ты и понятия не имеешь.

– Прошу тебя, хватит! – взмолилась я.

Не сводя глаз с майки, Джош снова сжал мою руку.

– У тебя потрясающая фигура,– заметил он. – Впрочем, можно было и не говорить, ты и сама знаешь. Ты что, ухаживаешь за своим телом каким-то особенным образом?

– Надеюсь, что да, – ответила я.

Он рассмеялся.

Я взглянула на часы. Половина третьего.

– Джош, мне пора.

– Ладно. Так и быть, отпускаю тебя, но с одним условием. Не смей никому продавать эту майку! Обещаешь? А если наденешь ее и завтра, боюсь, никакой обед тебе не светит. А я хотел приготовить нечто особенное…

– Обещаю.

Я не сказала ему, что собираюсь надеть завтра куда более откровенный туалет. В конце концов пообедать можно и в интервале.

У двери я остановилась. Мне хотелось сказать ему что-то еще. Вернее, много чего сказать, но одну вещь – особенно:

– Джош… ты скоро опять уедешь?

Секунду он молча смотрел на меня, затем нежно обнял за талию.

– Разве я могу… теперь уехать?..

Эти слова прозвучали словно дар небес.

День прошел бы незаметно – слишком уж я была поглощена мечтами и мыслями о предстоящей встрече с Джошем, – если бы не целая цепочка событий. Народу в магазине было мало, сказывалась истома позднего лета, разлитая в воздухе. Заскочил Рик. Он весь так и кипел от возмущения – получил штрафную квитанцию. Гейл жаловалась на усталость, ей тоже не мешало бы отдохнуть. Кэролайн жаловалась на то, что отдых не удался. Всё трое они время от времени испытующе поглядывали на меня. Очевидно, в глазах моих до сих пор отражался Джош, и этого нельзя было не заметить.

Внезапно дверь распахнулась, и в магазин ворвалась Ребекка. Задыхаясь, пробормотала, что привезла назад одежду и что нельзя ли одолжить у нас денег, расплатиться за такси. Я едва узнала в ней ту понурую даму, которая жаловалась, что ей придется ехать на уик-энд со свиньей-мужем. В ней словно огонь какой-то горел, и она казалась почти красавицей. Да, загорелая Аманда на славу поработала над свиньей! А Мерзавка осталась лишь неприятным воспоминанием.

– Я свободна! Свободна! – воскликнула Ребекка, расплатившись с таксистом и свалив ненужные теперь платья на стул. Потом захлопала в ладоши и сделала несколько танцевальных па.

А потом остановилась и оглядела всех нас. Сперва меня, потом Рика, Гейл и наконец Кэролайн.

– Ну? Какие будут идеи? – спросила она и кокетливо завертелась перед зеркалом. Она помолодела лет на десять, не меньше.

Кэролайн все еще смотрела мрачно, уголки губ скорбно опущены.

– Какие там еще идеи? – проворчала она.

– О, ну не знаю! Хочется кого-нибудь богатого. Свободного. Привлекательного, – сказала Ребекка. – Кого-то, с кем весело и интересно.

Я не знала, всерьез она хочет этого или нет. Возможно, в ней говорила радость, вызванная избавлением сразу от мужа и от Мерзавки. Но Кэролайн не принадлежала к числу тех, кто отказывается принять вызов. Мрачное выражение улетучилось, глаза ее засверкали.

– Ладно! Посмотрим! – сказала она.

И принялась сосредоточенно оглядывать Ребекку. Затем подошла к прилавку и сняла телефонную трубку. Молча набрала номер и взглянула на часы.

– В это время как раз должен быть там… – пробормотала она, словно разговаривая сама с собой.

Настала пауза. Кэролайн развернулась к нам спиной. Затем я услышала:

– Клуб «Херлингем»?.. Нельзя ли поискать Лайонела?.. – Фамилию я не разобрала. – Скажите, что это Кэролайн Аппингем и что это срочно. – Снова долгая пауза. Ребекка заволновалась. Затем Кэролайн бросила в трубку: – Лайонел?.. Мне плевать, что игра в разгаре! Слушай! – Кэролайн снова повернулась к нам спиной, и остальную часть беседы мы не слышали. Потом, уже собираясь повесить трубку, она обернулась к нам и громко сказала: – Ладно, Лайонел! Так, значит, в семь в «Коннот»?.. Да хватит тебе, я знаю, у тебя там столик!.. Да, конечно, скажу ей, не строй из себя идиота!

Я так и не поняла, кто такой этот Лайонел, почему он торчит днем в клубе «Херлингем», в какие игры там играют и зачем он держит в «Коннот» свой столик. Важно другое. Я поняла, что это один из бывших любовников Кэролайн, что он богат и ничем не занят и что до сих пор находится у Кэролайн под каблуком. Я достаточно хорошо знала ее, чтобы понять, что деньги и время, потраченные на Кэролайн, превращают всех ее мужчин в рабов. Все они обожали ее, все были готовы плясать под ее дудку. И если Кэролайн Аппингем решила, что Ребекка – самая подходящая для Лайонела женщина, значит, так и есть, и Лайонелу не отвертеться.

Ребекка ушла, и Рик первым нарушил молчание.

– Черт побери! – воскликнул он. – Бабы готовы выкладывать сотню в сезон какой-то долбаной службе знакомств! Плюс еще по двадцать пять фунтов за каждого урода с гнилыми зубами, который будет сопровождать их на танцульки, а ты только что устроила судьбу этой женщины за просто так, за бесплатно!.. Известно ли вам, дамочки, что здесь у нас настоящая золотая жила? – Он указал на Торквемаду. – С этой вашей говорящей машиной или как ее там, при виде которой все бабье распускает языки, да еще с Кэролайн, которая знает всех и каждого, это ж золотое дно! Брачные брокеры! Консультанты по разводам! Да на этом состояние можно сколотить, а заодно и повеселиться!

Прежде я не слышала, чтобы Рик произносил больше шести слов кряду.

– Ой, не смеши, Рик, – пробормотала Гейл. Смотрела она по-прежнему кисло. – Торгуем себе и торгуем.

Сказать, чтоб Кэролайн смотрела кисло, было мало. На лице ее возникло хорошо знакомое мне выражение. В точности такое же выражение, должно быть, появлялось у нее, когда нянька говорила, что шпинат полезен для здоровья; когда мама извлекала какой-нибудь старинный предмет туалета и говорила, что его можно порезать на кукольные платья; или когда учитель в Итоне упрекал Кэролайн в том, что она опять привезла сына с опозданием.

Выражение это предвещало бурю.

– Ерунда! Блестящая идея! – заявила она и раскинула руки, словно пыталась удержать в них воображаемый девиз. – Знаю! «Прикид. Модельная одежда. Классные партнеры. Мы снабдим вас и тем, и другим!» – И она расхохоталась.

Гейл не сводила с нее глаз. Затем просияла и тряхнула огненной гривой.

– Видит Бог, ты права! – сказала она. – Права, черт побери! Лично я всегда мечтала стать сводницей. – Она тяжело опустилась на край стола и снова уставилась на Кэролайн. – Весь фокус лишь в здравом смысле, не так ли, дорогая? – добавила она. – Ведь если хочешь заиметь новый дом, сперва надо продать прежний, верно? Чистая логика. Как это раньше в голову не пришло? – Она с улыбкой обернулась ко мне: – Анжела, милая, постарайся на минуту выбросить постельные радости из головы и придумать для нашего предприятия подходящее название.

Мне даже и думать не пришлось. Название само слетело с языка.

– «Предприятие „Прикид“»! – выпалила я.

Разве сама я не собиралась пуститься в самое рискованное предприятие своей жизни?..