— Кто ты? Что ты?

Тиш Голденхок пересекла главный континент Лаверне вместе с мужчиной, которого она звала Анжело, — придуманное ею имя подходило ему куда лучше, чем слово «мужчина».

Она уже давно странствовала вместе с ним, но только сегодня впервые увидела, как он убивает. Хотя подозревала, что убийства ему не в диковину. Проводив жертву в последний путь ритуалом с хлебом и перьями, она пошла к Анжело.

Тиш была больна, выжата физически и психически, как героиновый наркоман.

Анжело улыбался и пожимал плечами:

— Я не знаю, как не знал и в тот раз, когда ты задала эти вопросы впервые. Знаю лишь, что ты прекрасна. Что смерть прекрасна. Что я впитываю красоту. Я нашел самое подходящее для меня название: губка.

Смерть. До этого дня Тиш не видела насильственной смерти. Оставалось лишь надеяться, что юный Фердинанд благополучно приобщился к Согласию.

Они шли. Впереди Тиш и Анжело, а за ними толпа оборванных последователей, числом двадцать четыре. Последователи выполняли свою задачу. Следовали.

Анжело собирал паству. Такова была его сущность. Ему встречались люди с развитой интуицией, способные заметить его особость, его святость, его причастность к Согласию.

И они хотели быть с ним.

Хотели разделять с ним.

Хотели отдавать ему.

А он, как ребенок, привыкший к игрушкам из живой плоти и напрочь лишенный чувства ответственности, брал.

Когда Тиш в первый раз увидела его с другой, она рвала и метала. А он растерянно, недоумевающе улыбался. Анжело совершенно не представлял себе, что она чувствует. Впрочем, она и сама была не из тех, кто первым бросит камень в изменника.

Не замечая бревна в собственном глазу, Тиш с легкостью находила изъяны в других. В Мэгги и Ли, которые примкнули совсем недавно, но верили столь горячо. Никогда она еще не видела, чтобы человеком завладевала такая могучая зависимость, превращавшая веру в нечто осязаемое, в живую материю. Обе эти женщины заболели раком, и этим раком был Анжело.

Фердинанд увязался одним из первых. Тиш, Анжело и трое или четверо последователей заночевали на большом ранчо в нескольких днях пути к северо-западу от Дагера. Их приняли очень радушно, Анжело почти везде встречали хорошо, и семнадцатилетний красавчик, сын владельца ранчо, уверовал мгновенно.

Фердинанд ушел из дому, сказав родителям, что лишь проводит богомольцев до переправы через реку, но так и остался с ними. Им тогда пришлось сесть на попутный фургон, чтобы побыстрее унести ноги. И уж конечно, Тиш понимала: в следующий раз на этом ранчо не будет теплого приема.

С появлением Фердинанда Тиш перестала быть фавориткой Анжело, если она вообще когда-нибудь играла эту роль. Но такая перемена ее не очень-то расстроила, она уже чувствовала растворение своей психики и догадывалась, что дальше будет только хуже.

На ее глазах за какие-то двадцать дней из свежего, румяного новобранца Фердинанд превратился в шаркающий скелет.

Подобное происходило со всеми, постоянно, только медленнее, и теперь Тиш удивлялась, как могла она столько времени этого не замечать. На планетах Диаспоры давно изжиты страдания, даже слово такое резанет слух тому, кто его услышит, — как будто оно из только что придуманного языка.

Но Анжело предпочел именно на этом языке говорить со своей паствой, обучая ее грамматике страданий от и до.

— Что я есть? Не знаю. Одно лишь могу тебе ответить: это как полет. Хочется летать и летать, но когда я в воздухе, лишь он да горсть перьев не дают мне упасть камнем. Нить бытия так тонка!.. А ты, Тиш, сильная. Куда сильнее других. Не даешь мне упасть. Ты — мой воздух, мои перья. И не будь тебя… даже не знаю, кто бы меня поддерживал, сохранял бы в целости.

Она теряла силы.

Но не так быстро, как Фердинанд.

Тиш подошла к ним рано утром, когда из-за гор еще только успело вылезти тяжелое солнце, окрасив скалы в золотое и розовое.

Анжело обнимал юношу, руки легко сомкнулись вокруг тощего торса.

Ей захотелось отвернуться — слишком уж часто в последнее время приходилось наблюдать подобное. Тиш закрыла глаза, вспоминая те несколько волшебных ночей, когда они были вдвоем, спали на голой земле, прикрытые только его крыльями.

В ту пору она была сильной.

Размежив веки, Тиш пришла в ужас: она могла смотреть сквозь человека! Видеть камни, терновник, куцую траву, левую руку Анжело, прежде заслоненную хилым телом последователя.

Фердинанд расплывался. Он растворялся, таял, утекал прочь из мира живых.

Он исчез.

Анжело повернулся к Тиш, на лице недоумение, как будто он не понимал, не ожидал только что случившегося. Но за растерянностью пряталось удовлетворение, даже удовольствие — его выдавала еле заметная кривозубая улыбка.