Таня Коростылёва, а ныне Никонова, звонить Афонину не хотела — она его всегда не переваривала и в своё время предостерегала Гошу от сотрудничества с этим человеком, который даже в тюрьме успел отсидеть. Однако Гоша её не слушал, и Таня была уверена, что Гошу убили по ошибке, скорее всего они хотели убить Афонина.

Афонина она не видела уже года четыре и не хотела с ним встречаться. Хорошо, что есть Зоя, с которой ей всегда было легко и приятно иметь дело, несмотря на то, что о Зое отзывались как о крайне тяжелом и грубом человеке. «Побольше бы таких грубых людей, может и жить было бы легче», — подумала Таня и начала размышлять, что надо купить к столу. Она хотела хорошо угостить Зою, но денег было в обрез, и она размышляла, что бы ей купить дешевое, но вкусное. Чета Никоновых была благодарна Зое за шикарную, по их меркам, свадьбу в кафе, которую она им устроила три месяца назад. Все свои сбережения они истратили на кольца и на новый костюм Андрея Дмитриевича, так как в том единственном костюме, в котором он ходил на работу, неудобно было жениться. У Тани было пару приличных платьев, но они тоже не соответствовали моменту. Надо было подобрать что-то такое, чтобы наряд с одной стороны выглядел приличным, а с другой стороны был дешёвым. Тогда Таня в первый раз решила продать свой пай в предприятии Афонина и позвонила Зое. Через день из брачного салона ей доставили новое подвенечное платье. Зоя сама, даже не спрашивая её, заказала от имени фирмы и оплатила его стоимость. Для Тани это была такая неожиданность, что она даже прослезилась, а её дочь Алёна просила не продавать после свадьбы это платье.

— Буду выходить замуж, оно мне придётся очень кстати, — говорила Алёна, примеряя на себя платье.

— Тебе ещё шестнадцати нет, а ты уже о замужестве думаешь, — ужасалась Таня. — Тебе об окончании школы надо думать и о поступлении в институт.

Свадьба, оплаченная фирмой, удалась на славу. Оказалась, что Зоя училась у Андрея Дмитриевича, и хоть он и не смог её вспомнить, но всё равно Тане было приятно, что Зоя уважительно отнеслась к её новому мужу.

Между тем, сейчас проблемы вновь росли снежным комом. Алёна перешла в десятый класс, и, возможно, через год ей надо будет шить выпускное платье. Говорили, что их школа экспериментальная и из неё сделают десятилетку, хотя школьная программа была рассчитана на одиннадцать лет. Но сейчас время такое, что реформируют всё подряд, не думая о результатах. Ещё одна проблема — наряды Алёны уже порядком поизносились, а для девочки, которой через пару месяцев будет шестнадцать лет, очень важно хорошо выглядеть. Кроме того, они ожидали возвращения из армии сына Андрея Дмитриевича, которого в честь его деда назвали Митей. Митя в армии возмужал, и старая одежда стала ему узка и мала. Таня видела Митю только на фотографии. Три месяца назад, сразу после свадьбы, Андрей Дмитриевич отправил их свадебную фотографию сыну в армию. Вскоре Митя прислал хорошее письмо, в котором писал, что фотография ему понравилась, и что он желает им счастья. Тане было очень приятно читать это письмо, но она понимала, что это, безусловно, не более чем долг вежливости, а как сложатся их отношения в жизни, было неизвестно и это её волновало. Признает ли он её, и будет ли относиться к ней, как к члену семьи, или он станет яблоком раздора? Она слышала немало историй, где дети поднимали руку на собственных родителей, не говоря уже о мачехах и отчимах. И она опасалась, что её брак из-за этого может оказаться под угрозой.

С Андреем Дмитриевичем она познакомилась в поликлинике при обстоятельствах, которые они до сих пор не могли вспоминать без смеха. В конце ноября, когда наступили сильные морозы, Андрюша застудил кровь и у него на правой скуле выскочил фурункул. Он ходил на УВЧ, грел нарыв, а потом выходил на улицу и ещё больше его застуживал. Сослуживцы посоветовали ему пойти в поликлинику к хирургу и вскрыть нарыв.

— Учти, это очень опасно. Гной может подняться вверх и проникнуть в мозг. Нарыв надо срочно вскрыть, поэтому не откладывай, а срочно иди в поликлинику к хирургу. Только желательно попасть к опытному хирургу-практику, всё-таки это лицо, чтобы не остался потом шрам, — говорили они ему, и он пошёл записываться к хирургу.

Однако книги самозаписи были заполнены на неделю вперед, так как зимой, как обычно, случается много травм. Никонов уже собрался уходить, когда увидел, что из регистратуры выносят книгу самозаписи и на ней крупным шрифтом так и написано: «Хирург-проктолог Коростылева Татьяна Петровна».

«Никак не научатся писать без ошибок! Это же надо написать слово „практолог“ через ’о’! Но всё равно, это именно то, что мне нужно: и хирург и практик!» — подумал Андрей Дмитриевич и записался на следующий вечер последним, чтобы не уходить с работы днём.

Таня сидела у себя в кабинете и писала отчет, который требовало начальство. Вместо обеспечения поликлиники марлей, ватой, спиртом и инструментом, начальство ударилось в отчетность и придумывало всевозможные формы отчетности. Она работала в поликлинике уже три года, но не могла привыкнуть к здешним беспорядкам. В больнице, где она проработала почти двенадцать лет хирургом в отделении общей хирургии, порядка было значительно больше, хотя сейчас там тоже всё идёт под откос. Основная часть средств, отпускаемых больницам и поликлиникам, уходит сейчас на оплату труда персонала и на покупку оборудования, материалов и продуктов питания, так что на ремонт практически не остается денег. Таня никогда бы не ушла из больницы, но новый заведующий отделением начал её преследовать. Она нашла себе место в поликлинике, тоже в хирургическом отделении, но вскоре ушел на пенсию хирург-проктолог, и её попросили временно заменить его. Это «временно» продолжалось уже три года и порядком ей надоело, но некуда было уходить — здравоохранение было практически развалено, всюду шли сокращения. Долго муссировалась идея приватизации районных поликлиник, но обнищание большей части населения делала приватизацию бессмысленной — платные услуги не окупили бы затрат. Зато быстро реализовалась идея страховой медицины, от которой не выиграли ни врачи, ни больные, зато расцвели страховые компании. Она бы хотела устроиться куда-нибудь в систему медицинского страхования, где бы хорошо и, главное, регулярно платили, но для этого нужны были обширные связи, которых у неё не было.

Таня почти уже закончила отчёт и могла бы уйти домой, но какой-то кретин записался на самое позднее время, и она вынуждена была его ожидать. Кретин пришёл вовремя, и звали его Никонов Андрей Дмитриевич.

— Присаживайтесь, — пригласила она, не поднимая головы и продолжая писать. — Рассказывайте.

— Вот пришёл делать операцию, — сообщил пациент.

Таня удивлённо подняла голову:

— Вас кто-то направил?

— Нет. Но я подумал, что лучше удалить, пока гной не проник в мозг, — загадочно произнес Никонов. Это его заявление, сказанное приятным баритоном, поставило Таню в тупик.

— Куда, вы говорите, гной не должен проникнуть? — спросила Таня, подумав, что она ослышалась.

— В мозг, — повторил Никонов, и Таня посмотрела на его карточку. Там было написано, что он доцент университета.

— Хорошо, раздевайтесь, — сказала Таня и, пожав плечами, продолжила писать. «Неужели среди доцентов университета встречаются такие идиоты?» — подумала она и спохватилась, чуть не сделав в отчете ошибку. Ей уже оставалась немного дописать, и завтра можно будет сдать его прямо с утра.

Пациент тем временем снял пиджак, аккуратно повесив его на спинку стула, и снова сел в ожидании дальнейших указаний.

— Раздевайтесь, раздевайтесь, — сказала Таня, заканчивая отчёт. — Я уже освобождаюсь и сейчас посмотрю.

— Рубашку тоже снимать? — удивленно спросил Никонов. — А, может быть, просто чем-то закрыть рубашку, чтобы на неё не капнула кровь?

— Причём здесь рубашка? — удивилась Таня. — Вы брюки снимайте.

Она закончила отчёт, спрятала его в стол и посмотрела на пациента. Тот изумлённо смотрел на неё.

— А брюки-то зачем снимать?

Его изумление было таким неподдельным, что это не смахивало на плоскую шутку, и она почувствовала лёгкое беспокойство.

— Как же я вас осмотрю, если вы будете в брюках? — спросила Таня и подумала, что, возможно, имеет дело либо с глупым шутником, либо с психом.

— Так мне, может быть, и трусы снять, чтобы было удобно осматривать нарыв? — явно с издевкой спросил пациент, и Таня испугалась. Было около восьми часов вечера, в поликлинике осталось мало посетителей, а в их коридоре она вообще одна работала.

— Извините, я на минуту выйду и сейчас же приду, — сказала Таня и выскочила из кабинета. Она помчалась на этаж выше, где ещё должен был вести приём психотерапевт, и встретила его, когда он спускался по лестнице.

— Павел Антонович, — сказала Таня. — Я вас очень прошу, зайдите ко мне. У меня сидит явно ваш пациент.

— Танечка, я спешу. Пусть завтра утром приходит ко мне, я его приму без записи, — пообещал психотерапевт, но она так умоляюще на него смотрела, что он сдался и пошёл за ней. Когда они вошли в кабинет, Таня представила Павла Антоновича пациенту:

— Вот мой коллега. Расскажите, пожалуйста, что вас беспокоит.

Она прошла на своё место, а Павел Антонович, внимательно посмотрев на пациента, спросил:

— Так что вас беспокоит?

— Мне надо сделать операцию, вскрыть нарыв. Я думаю, что для этого не обязательно снимать брюки, не правда ли? — язвительно сказал пациент, посмотрев на Таню.

— Как же можно вам вскрыть нарыв, если вы не хотите снять брюки? — мягко спросил Павел Антонович, внимательно всматриваясь в лицо пациента. — Согласитесь, сделать это будет крайне затруднительно.

— Для того чтобы вскрыть нарыв на лице, надо снимать брюки? — спросил пациент, яростно натягивая пиджак. — Новые веяния в медицине?

— Нарыв на лице? — удивился Павел Антонович, и они с Таней переглянулись. Только сейчас он заметил у пациента на правой скуле фурункул. Таня привстала с места и, перегнувшись через стол, взглянула на правую щеку пациента, который сидел к ней левым боком.

Павел Антонович рассмеялся и вышел из кабинета.

— Так вы пришли вскрыть нарыв на лице? — изумлённо спросила Таня.

— А я вам о чём всё время толкую?

Пациент начал успокаиваться, а Таня расхохоталась.

— Вы знаете, что такое проктолог?

— Ну, я понимаю так, что это практик? Или я не прав? — неуверенно спросил пациент.

— Знаете что, — сказала Таня. — Пойдемте быстренько со мной, я отведу вас к хирургу, если он ещё не ушёл.

Хирург был уже одет, прием у него закончился, но Таня его уговорила вскрыть нарыв. Вскрыть она бы могла и сама, так как была неплохим хирургом, но делать операцию на лице, работая проктологом, она, по правилам поликлиники, не имела права. Ожидать окончания операции она не стала, а собралась и ушла домой, так как дома было много работы.

На следующий день Никонов ждал её в вестибюле поликлиники с небольшим тортом и тысячей извинений. Он попросил разрешения проводить её домой, и они всю дорогу смеялись, обсуждая вчерашнюю ситуацию. Выяснилось, что она потеряла мужа почти пять лет назад, а его жена погибла в авиакатастрофе несколько лет назад, и они начали встречаться. Андрею Дмитриевичу очень нравилась стройная и привлекательная женщина-врач, которая выглядела гораздо моложе своих лет, так что его сослуживцы даже думали, что ей около тридцати. А Тане нравился этот, пусть уже не молодой, но очень интеллигентный, тактичный, умный и обаятельный человек.

Андрею Дмитриевичу было сорок девять лет, однако, ухаживая за молодой женщиной, он и сам чувствовал себя моложе. В принципе им ничего не мешало соединить свои судьбы, и на 8 Марта Андрей Дмитриевич сделал Тане предложение. Она приняла его, не раздумывая, а Алёна, когда Таня сообщила ей об этом, заявила:

— Конечно, тебе давно пора замуж. Женщина должна иметь мужа. Сколько можно с ним спать тайком?

Таня покраснела.

— А чего ты решила, что мы с ним спим? — растеряно спросила она.

— А вы что, с ним в фантики играете? Зачем же он тебе тогда нужен? — пожала плечами Алёна, и Таню покоробил ее цинизм.

Таня встречала с Андреем Новый Год у него в трехкомнатной квартире, где он жил один. Эта квартира осталась у него от старых советских времен, когда доценты были ещё в почетё и имели право на дополнительную жилплощадь. Шумная компания из преподавателей и преподавательниц университета со своими половинами веселилась почти до утра — расходиться начали только в четыре часа. В начале вечера Таня немного опьянела, потому что пила очень редко, и у неё слегка кружилась голова. На щеках появился румянец, который её очень красил, и все находили её очаровательной, говорили комплименты и поздравляли Андрея Дмитриевича с удачным выбором. Во время вечера они мельком целовались, когда их никто не видел, а несколько раз на кухне, куда они уходили, чтобы отнести грязную посуду или принести очередное блюдо, они целовались взасос. Один раз во время поцелуя его рука скользнула по её спине и поползла ниже, но он сразу же спохватился и больше себе такого не позволял. Ей было приятно чувствовать, что она его так сильно возбуждает, и то, что он старается вести себя с нею сдержано, чтобы, не дай Бог, её не обидеть, ей нравилось. «Так можно вести себя только с женщиной, которую не только любишь, но и уважаешь», — подумала она.

На Андрея Дмитриевича Таня действовала возбуждающе, как сексуальный наркотик. Комплименты, расточаемые Тане гостями, подхлёстывали его чувства к ней и желание обладать ею. После трагической утраты жены он никого не искал, и даже мыслей об этом у него не было. Конечно, природа требовала своего, однако заводить с кем-то интрижку ему не хотелось. Да и никто из женщин его круга знакомств особых чувств у него не возбуждал. Элеонора, доцент кафедры философии, допытывалась, как ему удаётся обходиться без женщины.

— Так же, как и тебе без мужа, — парировал он.

Она в свои сорок два года побывала уже дважды замужем и утверждала, что в третий раз её никто в эти сети не затянет.

— Конечно, — рассуждала она, — я не могу гарантировать, что, дожив до 90 лет и впав в маразм, я по глупой случайности не выскочу снова замуж. Но до тех пор, пока я в своём уме и памяти, никто меня не сможет затащить в свои сети.

— А в свою постель? — спросил он.

— Я предпочитаю в своей постели. Но для тебя могу сделать исключение. Ты ведь у нас такой хороший и даже немного обаятельный.

Периодически Элеонора делала для него исключение, но в этом не было каких-то глубоких чувств. Просто два одиноких человека удовлетворяли инстинкты друг друга, ничего не требуя взамен. С Таней было всё по-другому, и он чувствовал, что он для неё тоже что-то значит. Когда они в очередной раз меняли посуду на кухне, он обнял её, поцеловал и прижал к себе. Он искренне не понял, как его рука оказалась на её бедре и заскользила дальше вниз. Спохватился он только тогда, когда в её глазах мелькнуло удивление, и сразу же убрал руку, а она слегка покраснела и отстранилась от него. Он испугался, что она сейчас оденется и уйдёт, но она, не поднимая глаз, тихо сказала:

— В комнате ещё осталась грязная посуда, пойди принеси, а я сейчас помою вилки.

Он понял, что никуда она не уйдет и что она, такая красивая и молодая, готова отдаться ему, именно ему, и радостное чувство, нахлынув, заполнило его полностью, без остатка. После ухода гостей они не стали ни убирать, ни мыть посуду. Он крепко её обнял и хотел что-то сказать серьёзное и значимое, но почувствовал, что всё это будет лишнее. Он целовал её гибкую шею, нежные губки и маленькое красивое ушко, а она, закрыв глаза, отдавалась его поцелуям. Не сопротивлялась она и тогда, когда он начал расстегивать ей кофточку, и покорно ждала, когда он никак не мог найти змейку на её юбке. Она не помогала ему, но уже решила про себя, что отдастся ему, и он взял её прямо на ковре в гостиной. Это было давно забытое чувство — все пять лет вдовства у неё не было мужчины. Остроту впечатлений, вероятно, добавляло ещё и беззаботное настроение, созданное веселой и хорошей компанией, с которой они провели новогоднюю ночь, а также радостным чувством ожидания чего-то нового и светлого в наступившем несколько часов назад новом году. Потом они вместе принимали душ и всё утро и половину дня провели в постели, ненадолго засыпая, с тем, чтобы, проснувшись, с удвоенной энергией наслаждаться друг другом.

Они встречались у него дома, однако Таня ни разу не осталась на ночь, несмотря на то, что он её очень уговаривал. Она не хотела, чтобы Алёна догадалась, что она состоит с Андреем Дмитриевичем в интимных отношениях, поэтому старалась быть дома не позже десяти часов вечера. И вот, пожалуйста, дочь с таким цинизмом говорит об их связи, как о чём-то само собой разумеющемся. Таня даже не рассердилась на дочь. Как показало обследование, проведенное в ноябре их поликлиникой в школе, где занималась Алёна, почти 50 процентов девятиклассниц уже не были девственницами. Это был неплохой показатель, так как в других школах этот процент был выше. С замиранием сердца Таня знакомилась с материалами обследования и с радостью обнаружила, что Алёна ещё девочка. Она решила поговорить с дочерью и объяснить вред от ранних половых связей, но разговора не получилось. Алёна прервала мать и сообщила, что в её планы не входит лишать себя удовольствия потерять девственность в первую брачную ночь. Таню удивила такая «практичность» дочери, и больше она к этому вопросу не возвращалась.

На заявление Алёны о том, что пора перестать спать тайком с Андреем, Таня не знала, что ответить. Ей не хотелось врать дочери, а признаваться тоже не хотелось, поэтому Таня сообщила ей о том, что она, возможно, сегодня останется у Андрея Дмитриевича.

— Правильно. Вы только презервативами не пользуйтесь, — совершенно уже нагло заявила Алёна. — Ты ещё в репродуктивном возрасте, когда женщина может рожать. Если у вас будет ребенок, я буду тебе помогать. Буду стирать пеленки, гулять с ним.

У Тани горели щёки, она не знала, как быть и что ответить, но Алёна, обняв мать, поцеловала её и сказала:

— А почему ты краснеешь? Как сказал Чехов: всё что естественно — не безобразно. Будь проще, будь современнее.

— Алёна, тебе не стыдно такое говорить маме?

— А чего здесь стыдиться? Как же человечество будет размножаться, если все будут стыдиться?

— Это вас так в школе учат?

— Мама, ты как будто бы с другой планеты! Газет не читаешь, телевизор не смотришь и как будто не знаешь, что вся страна озабочена сейчас двумя проблемами: приватизацией и сексуальным воспитанием детей, которое не предусмотрено устаревшей школьной программой.

— Я в твои годы даже слова «секс» не слышала.

— А слова «приватизация», «ваучеры» ты слышала? Тоже ведь нет. Но популярный нынче перестроечный термин «трахаться» ты ведь точно слышала?

Щёки у Тани пылали, она даже и подумать не могла, что её дочь может быть настолько циничной. Этот разговор её тяготил.

— Хорошо, как ты и советуешь, пользоваться презервативами не будем, — сказала Таня, чтобы закончить разговор, который её тяготил. — Тем более, у меня их нет.

И осторожно спросила:

— А у тебя?

— Что у меня? — не поняла Алёна.

— Ну, эти… Презервативы.

— Так они разве для нас нужны? Это же для мужчин нужно, пусть они и заботятся об этом.

— Но ты же ничего не…

— Мама, я же тебе уже сказала — я не такая. Разве я похожа на мечтательных дурочек?

Алёна взяла Танино лицо в свои ладони, поцеловала её в немного курносый носик и сказала:

— Мамочка, ты сейчас такая красивая! С пылающими щёчками ты у меня просто неотразимая.

Таня подумала, что Алёнка незаметно для неё стала уже взрослой и с нею можно говорить откровенно и даже советоваться. Она обняла дочку, прижала к себе и сказала:

— Мы с Андреем сейчас думаем, где вы, ты и его сын Митя, будете жить. Митя скоро должен вернуться из армии, и мы думаем поселить его здесь, в моей квартире, а ты будешь жить с нами там.

— Я не думаю, что это будет мне удобно.

— Почему?

— Во-первых, это далеко от моей школы. Во-вторых, надо будет всё время следить, как я сижу, как хожу, где мне лучше переодеться. Ведь я же уже не маленькая девочка, а в доме постоянно будет находиться посторонний мужчина. Для тебя он близкий человек, а ведь для меня он совершенно чужой.

— Ты знаешь, Алёнка, я об этом даже не подумала. Какая ты у меня всё-таки разумная!

Таня ещё теснее прижала Алёну к себе и поцеловала. С тех пор у них с Алёной установились очень близкие и откровенные отношения. Андрей Дмитриевич согласился с доводами Алёны, и они с Таней решили, что после возвращения Мити, он будет жить с ними, а Алёна — в Таниной квартире. При этом Таня время от времени будет приезжать к Алёне и учить её готовить, чтобы та могла сама себя обслуживать. За три месяца, прошедших после свадьбы, Алёна ближе познакомилась с Андреем Дмитриевичем, и Таня радовалась тёплым и дружеским отношениям, сложившимся в их новой семье. Но вот стало известно, что Митя должен приехать уже через две недели, и им срочно понадобились деньги, много денег, а взять их было негде. Надо было покупать не только одежду, но и сделать ремонт, и поменять часть мебели, которая уже разламывалась, расклеивалась, рассыпалась. Поэтому они с Андреем решили продать Танин пай в компании Афонину и за счёт этого решить свои проблемы. Таня опять позвонила Зое, боясь услышать в ответ отказ, и очень обрадовалась, когда Зоя по-доброму сказала, что заедет к ним и они всё обсудят. Они с Андреем Дмитриевичем были люди совсем не практичные, и Таня отлично это понимала. «Какое счастье, что есть Зоя, которая всё понимает и всё может решить», — подумала Таня, и теплое чувство к Зое заполнило её. Жаль, что они не могут отплатить ей тем же, потому что Зоя ни в чём не нуждается.