В детском доме Юле понравилось, и она была увлечена своей работой: ухаживала за малышами из младшей группы, застилала их постельки, мыла ночные горшки и полы, складывала игрушки. Малыши тянулись к ней, и она твердо решила, что после окончания школы поступит в педучилище, станет воспитательницей в детском садике. Однако существовала проблема со школой. Учёбу она бросила ещё в апреле, когда ушла из дома после того, как два грязных скота её изнасиловали. Возвращаться в старую школу ни за что не хотела, а в новую без документов не примут. Ей вряд ли отдадут документы, а вот Грузнову могут, поэтому Юля решила пойти к нему и поговорить. Он к ней хорошо относится, пристроил в детский дом, может и со школой поможет?
У неё с ним установились хорошие отношения, особенно после того, как она подтвердила, что видела какого—то мужика на даче в ночь убийства подполковника Смирягина. Грузнов однажды зашёл к ней в детский дом и повёз к себе в милицию. Там он снова показал фотографию какого—то неприятного типа, и спросил, видела ли она этого человека перед тем, как тот усыпил её эфиром. Юля никого не видела, потому что спала, но по взгляду Грузнова догадалась, что ему от неё нужно. Она рассказала, что этого дядьку видела в тот момент, когда проснулась от какого—то постороннего звука, но потом почувствовала на своём лица мокрую тряпке и больше ничего не помнит.
— Умничка, — радостно похвалил Грузнов. — Если у тебя будут какие—нибудь проблемы, Юленька, сразу же обращайся ко мне.
Поэтому она надеялась, что он ей поможет и в этот раз. Кроме того, она хотела посоветоваться с ним ещё по одному вопросу. К ней обратилась одиннадцатилетняя девочка, рассказавшая, что её четырёхлетнего братика хотят отдать каким—то заграничным людям на усыновление. Эти люди увезут братика к себе в другую страну, и она его больше никогда не увидит.
Девочка плакала и не знала что делать. Юле стало её очень жаль и, набравшись смелости, она подошла к директору детского дома с вопросом: правда ли, что маленького Серёжу хотят отдать каким—то людям на усыновление. Реакция директора была бурной и совершенно неожиданной, хотя Юля просто хотела обратить внимание директора на волнение Серёжиной сестрички по этому поводу.
— Не строй из себя равную мне, — кричала директор, сверкая налившимся кровью глазами. — Мой полы, горшки и больше ни во что не вмешивайся! Ты вообще здесь стоишь на одной ноге, и я в любую минуту могу тебя отсюда вышвырнуть.
Сама не ведая этого, Юля затронула очень болезненную для директора тему. С некоторых пор та начала сотрудничать с некой фирмой, подыскивающей детей на экспорт. Бездетные иностранцы платили большие деньги за усыновление детей, и директор считала это хорошим бизнесом — дети попадали в благополучные семьи, их приёмные родители обретали детей, а она неплохо на этом зарабатывала. Американская супружеская пара выбрала кудрявого и очень милого мальчика Серёжу, а его сестру брать не захотела — им нужен был только один ребёнок и обязательно мальчик.
Кроме того, имелся ещё один скользкий момент. У директора существовала договоренность с некоторыми девочками из старшей группы об оказании сексуальных услуг за приличную плату её знакомым. Директор брала себе всего лишь сорок процентов от сумм, которые бизнесмены платили за плотские утехи. Остальные деньги она честно отдавала девочкам. С появлением здесь Юли, директор, ничего не зная о её прошлом, начала присматриваться к ней с намерением сделать ей такое же предложение. Как было записано в личном деле, родители девочки умерли, и она осталась одна. Лишенные родителей девочки удобны тем, что при их использовании риск разоблачения невелик. Им некому пожаловаться, им никто не поверит и ими никто не интересуется. Неблагополучные родители могут когда—нибудь протрезветь, и поинтересоваться жизнью ребенка в детском доме. А когда родителей нет, то и поинтересоваться некому.
Но когда Юля пришла к ней с разговорами о Сереже и его сестричке, директор поняла, что та принадлежит к правдоискателям, из—за чего сама по себе представляет значительную опасность. Бунтари и правдоискатели всегда мешают спокойно жить, и если такая завелась у неё в детдоме, то от неё необходимо срочно избавляться. Иначе будет здесь всё выведывать, высматривать, вынюхивать, и ещё узнает, не дай Бог, о договоре со старшими девочками! Она порадовалась, что не полезла к Юле с предложениями о сексуальных услугах и решила создать ей такие условия, чтобы та сама сбежала отсюда, так как для отказа от её услуг нужны серьёзные причины — ведь девчонка работает в рамках благотворительной акции и совершенно бесплатно.
Между тем, не понимая, почему так резко изменилось к ней отношение, Юля очень переживала и плакала по вечерам, оставшись одна. Было жалко не только себя, но и Серёжину сестричку, и она решила пойти к Грузнову посоветоваться, что делать. Отпросившись утром у воспитательницы группы, она пришла в управление гормилиции, но в бюро пропусков потребовали предъявить документы. Она их не имела, и её не пропустили, поэтому Юля пошла в компанию "Сибкомпроминвест", надеясь разыскать там девушку, которая устраивала её в детский дом.
Но и здесь на проходной стояли охранники, а Юля не могла назвать ни имени девушки, к которой хочет пройти, ни номер кабинета, где та сидит, и её тоже не пропустили. Она уже собралась уходить, как увидела, что по лестнице спускается мужчина, к которому они с Грузновым приходили. Она его хорошо запомнила, и решила, что он тоже должен был её запомнить, поэтому рванулась к нему, но её схватили крепкие руки охранника. Шум привлёк внимание Самохина, который узнал девочку и отвёл к Вале Пановой.
Та сидела в приёмной за своим столом и рисовала на листе бумаги чёртиков. Она закончила почти все организационные мероприятия, связанные со свадьбой Зои и Мельникова. Из—за своей занятости Зоя не могла этим заниматься, и сбросила на Валю все заботы по подготовке свадьбы, вплоть до составления меню и планирования размещения гостей за столиками. Составить меню для ста двадцати человек, да ещё и рассадить их — непросто, и Валя несколько раз переделывала план размещения гостей. Зоя хотела видеть её своей свидетельницей, но та отказалась и вообще раздумывала, стоит ли ей идти на свадьбу к подруге, с которой ещё совсем недавно строили планы совместной свадьбы двух пар: Зои с Мельниковым и её с Матюшиным.
Валя часто ходила на его могилу, приносила цветы и плакала. Однажды на кладбище она встретила мать Славы Миронова, могила которого находилась рядом с Лёшиной. Славина мать принесла водки и немного закуски — в этот день Славику, будь он жив, исполнилось бы двадцать шесть лет. Они вместе выпили за него, потом за Лёшу, и Вале стало немного легче. С тех пор Валя приходила на могилу к Лёше со стограммовой бутылочкой водки, и ей становилось немного легче, когда она выпивала половину, а иногда и целую. Но однажды Зоя услышала запах спиртного и страшно ругала её. Но могла ли Зоя с высоты своего счастья понять её трагедию?
Валя выплакала весь запас имевшихся у неё слёз и теперь приходила к своему Лёше с сухими глазами, но с такой же бутылочкой. Отношения между Зоей и Валей стали напряженными, но Валя не обращала на это внимания — счастливые люди не могут понять горе других людей.
Валя чертила чёртиков и думала: покупать ли сегодня бутылочку или идти к Лёше без неё, когда зашедший в приёмную Самохин привёл с собой девочку. Валя вспомнила, что недавно её приходил Грузнов, парень из уголовного розыска, чем—то напомнивший ей Лёшу Матюшина. Может взглядом, может ещё чем—то — ведь Лёха перед поступлением на работу в их компанию служил в ОМОН'е, и ушёл оттуда из—за малой зарплаты.
При первой встрече Валю очень тронула трагедия этой девочки, и она устроила её в детский дом. Не раз хотела узнать, как там ей живётся, но всё как—то недосуг. Сейчас она внимательно выслушала Юлю и задумалась. Проблему со школой, по мнению Вали, решить будет несложно, ведь ещё действует закон о всеобщем среднем образовании. Но не лучше ли устроить девочку в педагогический техникум, если ей нравится возиться с малышами? А вот как быть с маленьким мальчиком и его сестрёнкой, Валя не знала и пошла за консультацией к юристу компании Юрию Константиновичу. Тому было уже лет за семьдесят, но Зоя держала его потому, что он каким—то шестым чувством чувствовал крючки в договорах и, в свою очередь, сам мог так сформулировать пункты договора, что потом в арбитраже только руками разводили.
Юрий Константинович остро реагировал на погоду — то она сырая и дождливая, то она снежная и холодная, то она жаркая и сухая, и часто не приходил на работу, поэтому Валя возила материалы ему домой. В особых случаях, когда было необходимо его присутствие, Зоя посылала за ним машину, но сегодня он удостоил фирму своим посещением, потому что не имел претензий к погоде.
Однако ничего определенного ответить по проблеме, с которой пришла к нему Валя, Юрий Константинович не мог и пояснил, что специализируется в совершенно другой области юриспруденции.
— Понимаете, Валюша, я не знаком с законодательными актами об усыновлении детей. Есть жилищное законодательство, есть трудовое, есть уголовное, гражданское процессуальное и т.д., — пояснил он. — Когда у вас болит зуб, и вы приходите к окулисту, он может вам чем—то помочь?
Она ушла от него озадаченная и решила связаться с парнем из уголовного розыска, который впервые привёл Юлю. Номер телефона узнала у Самохина и позвонила Грузнову. Тот находился на рабочем месте и работал над материалами по очередному преступлению. Вчера вечером собаки, которых выгуливали в лесу хозяева, раскопали труп человека. Патологоанатомы установили, что у него вырезаны обе почки и забрано много крови. Именно забрано, а не потеряно, и почки вырезаны аккуратно — чувствовалось, оперировал опытный хирург. Всё указывало на то, что речь идёт о торговцах человеческими органами и поставках донорской крови.
Глухарей или висяков, как на милицейском сленге называются нераскрытые дела, становилось всё больше и больше, а людей для их раскрытия не хватало. Хотя Грузнову добавили ещё одну звёздочку, и он стал капитаном, заняв место покойного Чернова, но подчиненных у него в отделении больше не стало — два практиканта и трое оперов. С раскрытием тяжких преступлений дела обстоят плохо, показатели ни к чёрту, эффективность работы низкая. Да и что могла сделать их группа с таким объемом работы?
Встречались, конечно, и простые дела, которые раскрывались мгновенно. За минувшие сутки зарегистрировано три бытовых убийства и одно самоубийство. Армейский офицер, отвозивший документы в Москву, неожиданно вернулся из командировки на день раньше и поехал сразу же не в комендатуру, а домой, где застал жену, развлекающуюся с двумя неизвестными ему мужчинами. Жена, мелькнув голым задом, с визгом скрылась в спальне и нырнула под одеяло, а оба голых мужика, прикрывая половые органы руками, оторопело стояли посреди комнаты.
Не владея собой, офицер выхватил табельное оружие, и в квартире стало четыре трупа — после убийства присутствующих, он пустил себе пулю в лоб. Горестно завывала его жена, когда, вернувшись с работы, увидела эту картину. В истерике рвала на себе волосы и проклинала себя за то, что дала ключ своей подруге. А Грузнов провёл воспитательную работу со своими подчинёнными: прежде чем стрелять в женщину, убедись, что она твоя жена.
В этот же день после обеда одна женщина убила своего любовника, который в постели признался ей, что переспал с её подругой, и та оказалась лучше, чем она. Женщина в ярости помчалась на кухню, схватила кухонный нож и вонзила любовнику в промежность.
Вечером произошла ещё одна трагедия: муж, обидевшись на жену, крепко выпил и по привычке вышел в открытое окно. Раньше они жили на низком первом этаже, поэтому муж в пьяном виде практиковал выход на улицу через окно. Но уже полгода, как семья поменяла квартиру и жила на седьмом этаже, а старая привычка осталась. Жена стояла на балконе и разговаривала с соседкой, когда муж шагнул на улицу. Её алиби было абсолютное, поэтому версия о том, что она выбросили мужа, из окна даже не рассматривалась.
А ночью тринадцатилетняя девочка убила вора, который забрался в квартиру. Родители уехали на дачу, оставив девочку одну дома, и та, проснувшись от постороннего звука, увидела в комнате какого—то дядьку. Девочка побежала на кухню, схватила туристский топорик, и когда вор вошёл следом за ней на кухню, ударила дядю топориком по голове. Ударила плашмя, но тот скончался от разрыва сердца — оказался очень нервным. Домушник с расстроенной нервной системой и больным сердцем — это, конечно, нонсенс, но чего только не случается в жизни!
Подобные убийства на бытовой почве расследовались легко, а когда преступления совершаются профессионалами — раскрывать их крайне сложно. И ещё постоянно действующим раздражающим фактор была следователь Настя, окончившая в этом году юридический институт и заменившая недавно ушедшую на пенсию Надежду Михайловну. Тихая и добрая женщина, больше похожая на библиотекаря, Надежда Михайловна спокойно выполняла свою бумажную канцелярскую работу: собирала доказательства, облекала их в процессуальную форму и готовила уголовные дела для направления в суд. Работа тяжелая и неблагодарная, отнимающая много времени, но она, за небольшую зарплату, честно пахала с усердием трактора и относилась к оперативникам, как к своим детям.
Раскрывать преступление "следственным путем" с помощью, например, экспертизы по отпечаткам пальцев или путем допросов свидетелей, могли только несколько замечательных сыщиков—любителей, да и то только в детективных романах. А такие суперсыщики, как Шерлок Холмс и Эркюль Пуаро вообще использовали лишь свою природную наблюдательность и дедукцию. А больше им ничего и не требовалось для раскрытия какого—нибудь загадочного преступления, так как до суда они дела не доводили и с адвокатами подсудимых в контакт не вступали.
Но в российских прокуратурах и судах сидят, к сожалению, не докторы Ватсоны, и им логические умозаключения ни к чему, потому что, несмотря на свои глубокие познания в дедукции и индукции, они требуют оперировать только доказанными фактами. К тому же адвокаты преступников натасканы, как сторожевые псы — скопом рвут на части легко и весело любую доказанную версию событий. А если действия адвокатов усилены ещё и денежными знаками, то уличить преступника практически невозможно, несмотря на все собранные доказательства.
Да и сыщики—любители в каждый момент времени были заняты расследованием только одного преступления, а не десятков, как нынешние следователи. И не нависало над ними начальство, требуя повысить процент раскрываемости. В связи с тем, что современные профессиональные следователи к сонму выдающихся сыщиков—любителей не принадлежат, раскрытие преступлений возлагается на уголовный розыск, и Надежда Михайловна понимала, что дела, которые она ведёт, могут быть раскрыты только благодаря информации, получаемой не следственным, а оперативным, в том числе и негласным, путем. И повлиять на уголовный розыск с целью ускорить работу оперативников никак не могла, поэтому и не давила на них, а просто просила "раскрывать" в первую очередь те дела, которое ведет она. И опера — люди, как правило, бесшабашные и не очень отзывчивые, отвечали ей взаимностью и прилагали к раскрытию её дел все усилия.
Новый следователь Настя рвалась в бой, била копытом, как необъезженный мустанг и пыталась контролировать ход расследования. Из—за этого неоднократно скандалила с оперативниками, которые осаживали её в резкой форме и объясняли, что методика и документирование оперативно—розыскных мероприятий являются секретными и следователь о них знать не должен.
Однако Настя, воспитанная на детективной литературе и замороченная профессорами юридической академии, далекими от реалий милицейских будней, считала по—другому. Она осмотрела место, где был найден труп с изъятыми органами, назначила всевозможные экспертизы, но допросить свидетелей, как положено, не смогла, так как в лесу в этот момент никого, кроме работников милиции, не было. Поэтому уехала в Управление весьма расстроенная и потребовала бросить все силы на срочное расследование этого дела. Саша Титаренко вспылил и ответил ей в грубых выражениях, от чего та, чуть ли не плача, убежала жаловаться заместителю начальника городского уголовного розыска майору Ляпишеву. Тот, для порядка, дал Грузнову нагоняй:
— Ты пойми Дима и своим архаровцам объясни: девочка дура, поэтому может наделать массу неприятностей. Тем более по такому нешуточному делу, как убийство человека и изъятие у него органов. И самое неприятное, что дело могут взять на контроль политики и журналисты. Сам знаешь, эта публика слетается на жаренные факты, как мухи на дерьмо. А потом, как прилипшую к брюкам жевательную резинку, отодрать их бесследно практически невозможно. Будут чавкать и жевать нас до бесконечности. Поэтому дай Насте какие—нибудь материалы по этому делу, чтобы засрать её две извилины, которыми она располагает.
Ляпишев, как всегда, был прав. Но, с другой стороны, дашь ей какие—то материалы и она решит, что так положено и будет требовать дальше. Новые мозги Насте не вставишь, а со своими двумя извилинами она никогда ничего не поймет в оперативной работе. Она, вообще, из другого ведомства и должна сидеть тихо и не булькать. Но девочка упорно не понимает, что оперативники факты не делают, а добывают их напряженным трудом.
Для начала следует идентифицировать личность убитого, то есть, поднять списки пропавших в последнее время людей. А их пропадало и пропадает очень много, причём в большинстве своём мужчины. Одновременно необходимо составить список городских хирургов, которые могут профессионально вырезать почки для их пересадки, и проверить все алиби. И ещё надо проконтролировать станцию переливания крови, а также больницы, получившие недавно донорскую кровь. Но это только для разгона, а основная работа начнется потом, когда будет идентифицирована личность убитого: отработка его окружения и связей, где и когда он проходил медицинское обследование — ведь вырезают только здоровые почки и забирают только хорошую кровь. Кто и когда интересовался результатами обследования и т.д. Работы предстояло очень много, но от начальства помощь людьми ожидать не приходится.
Звонок Вали застал замотанного работой Грузнова за обсуждением с сотрудниками своего отделения плана работ по новому делу, но звонившую девушку он вспомнил сразу. Впервые он увидел её в связи с делом об убийстве Афонина, а потом, когда привёл Юлю к Самохину. Тогда его заинтересовало грустное выражения её больших серых глаз, и про себя он прозвал её "девушкой с грустными глазами". Потом вспомнил, что при покушении на Галину Афонину убили её парня, и понял причину грустных глаз.
Они договорились о встрече, и через двадцать минут Юля и Валя подъехали к главному входу управления. Грузнов обстоятельно записал рассказ девочки и пообещал разобраться с усыновлением Серёжи. А урегулирование Юлиных отношений с директором детдома, а также решение проблемы со школой, взяла на себя Валя.
Сразу же всплыл вопрос о Юлиной квартире. Если мать спилась, то могла продать квартиру и девочка вообще имеет шанс остаться на улице. Кроме того, необходимо съездить на квартиру и забрать все Юлины документы, поэтому они договорились сделать это прямо завтра, не откладывая в долгий ящик.
Валя подумала, что решить проблему с придирками директора к Юле будет самым простым делом, и, после разговора с Грузновым, поехала в детский дом. Но разговор с директором не получился — та сказала, как отрезала: несовершеннолетние девочки не могут работать нянечками. Валя не понимала, почему мыть полы и ночные детские горшки могут только совершеннолетние, и чувствовала, что дело здесь в чём—то другом. Но в чём? Чем Юля так могла насолить директору? Оставлять Юлю в детском доме Валя не захотела и повезла в офис, заехав по дороге в кафе, чтобы покормить её. Неожиданно свалившаяся на Валю забота о Юле служила ей отдушиной и отвлекала от мыслей о своём несчастье.
Юля сидела в приёмной без дела, и Валя придумала ей работу — сканировать документы для занесения их в компьютер. В приёмной поставили ещё один стол с компьютером для девочки, и Валя учила её работать на компьютере и сканировать документы. Из кабинета неоднократно выходила Зоя по своим делам и удивлялась, что за девочка появилась у неё в приёмной. Но, видя, что Валя ею занята, решила, что пусть занимается этим, чем постоянно ездит на кладбище и пьет там водку.
На эту ночь Валя забрала Юлю к себе домой, чем удивила мать, недавно вернувшуюся из отпуска. Но, видя, что забота о девочке благотворно влияет на настроение дочери, не возражала против того, чтобы Юля у них переночевала.
На следующий день Юля снова сидела в приёмной и занималась новым для неё делом.
— А кто эта девочка в приёмной? — спросила Зоя, когда Валя принесла ей входящую почту.
— Это Юля. Помнишь, я тебе рассказывала о девочке, которую привели из уголовного розыска?
Зоя вспомнила, что дней десять тому назад или больше Валя что—то пыталась ей рассказать о юной проститутке, которой нужно помочь. Но Зоя не имела ни желания, ни времени выслушивать жалостливые истории — напряженная борьба за завод "Импульс" отнимала у неё все силы и выжимала все соки. Этот завод ни ей, ни компании не нужен и более перспективным, в её понятии, был станкостроительный завод. Но Гриня Шарый постоянно звонил из Москвы и интересовался, как идут дела. С такими бандитами спорить опасно, поэтому она старалась ему не перечить.
Однако с некоторых пор и Мельников вдруг заинтересовался "Импульсом", утверждая, что об этом просят его друзья. Так как Гриня явно не входил в число друзей Мельникова, то Зоя боялась, что столкновение этих интересов закончится стрельбой, но старалась об этом не думать. Поэтому история малолетней проститутки в тот момент её совершенно не интересовала, и она отдала всё на откуп своей подруге.
Зоя помнила, что подписывала какую—то бумагу по этому вопросу в бухгалтерию и только сейчас узнала, что в подписанном ею документе речь шла не о единоразовой выплате денежной помощи девочке, а о ежемесячных перечислениях детскому дому. Но ругать за это Валю не стала: во—первых, она сама не удосужилась внимательно ознакомиться с тем, что подписывает, а, во—вторых, видела, что забота о девочке действует на Валю в буквальном смысле отрезвляюще.
— Валюшка, сама подумай, ну как я могу воздействовать на детский дом? Давай оформим её к нам на работу кем—нибудь, и пусть сидит с тобой в приёмной, — ответила Зоя на просьбу Вали вмешаться и оказать давление на директора детского дома.
Ближе к вечеру Валя попросила у Мельникова машину, и её, вместе с Юлей, отвезли в гормилицию. Оттуда они с Грузновым поехали на квартиру к Юле и узнали в ЖЭК, что её мать уже подписала документы на продажу квартиры. Как выяснил на следующий день Грузнов, взамен мать получала одну комнату в доме барачного типа на окраине города в районе старой одноэтажной застройки. По закону Юлина мать не имела права продавать квартиру, так как в ней прописана не только она, но и Юля, однако в справке, выданной паспортисткой ЖЭК'а, девочка не значилась.
Дело принимало нехороший поворот, и Грузнов разрывался между своей непосредственной работой и проблемами Юли. Он предполагал, что риэлтерская фирма, купившая практически за бесценок квартиру, упрётся и без боя не сдастся. Однако там мгновенно аннулировали договор, узнав, что ими интересуется уголовный розыск по делу, связанному с убийством, находящимся на контроле в Москве. История, которую выдумал и поведал им Грузнов, леденила кровь, и фирмачи умоляли не ввязывать их в эту историю, иначе имиджу фирмы будет нанесён непоправимый ущерб. Паспортистка клялась и божилась, что выдала справку по недоразумению и впредь, если по этой квартире потребуется какая—либо справка, сразу же сообщит лично Грузнову, и тот уже будет решать — выдавать справку или нет.
Грузнов несколько удивился той лёгкости, с которой решил проблему с квартирой, и предвкушал, как будет радоваться Валя. Эта девушка с каждой их встречей нравилась ему всё больше и больше, и он бы хотел, чтобы их встречи носили не только деловой характер.
Закончив вопрос о квартире, он поехал в детский дом к директору, чтобы ознакомиться с документами на усыновления Сережи. Чрезвычайно бурная реакция директора настораживала: ей вдруг стало плохо с сердцем, и прибежавшая медсестра зафиксировала высокое давление и пульс 103 удара в минуту. Такая неадекватная реакция подсказывала Грузнову, что с усыновлением ребёнка не всё чисто.
Вернувшись в управление, он поручил разобраться с этим делом практиканту, и буквально на следующий день выяснилось, что под документами об усыновлении ничего нет: ни переписки с органами опеки, ни совещаний, ни протоколов, ни комиссий, то есть вообще ничего. Действующая процедура усыновления настолько тяжела, что люди годами добиваются этого, обращаются в различные инстанции, требуют, жалуются, судятся, а здесь вообще не было никакой переписки. Было ясно, что речь идёт о продаже детей за границу.
Начальник областной милиции генерал Прохоров удивился результативной работе Грузнова, недавно досрочно получившего очередное звание капитана. Только что блестяще расследовал дело, связанное с убийством подполковника Смирягина — оборотня в милицейских погонах, а сейчас начал раскручивать историю с продажей детей. Эта история могла стать громким делом с освещением его по центральному телевидению, а также с раздачей интервью известным журналистам.
В последнее время начала поступать информация о том, что многие из российских детей, усыновленных иностранными гражданами, впоследствии используются в качестве доноров для трансплантации органов, кожи и тканей. Чаще всего у маленьких доноров изымают какой—то один орган: сердце, почку, печень, селезенку или костный мозг. После операции от ребенка, как правило, избавляются, не оставляя следов его пребывания в стране. Причём за одного новорожденного заказчики платят от 50 до 100 тысяч долларов.
Раскрутка такого перспективного дела могла способствовать повышению имиджа милиции и его собственного, поэтому Прохоров взял это дело под свой личный контроль и распорядился усилить группу Грузнова, придав ему дополнительно ещё двух оперов.