– Убери свою дерьмовую лапу с газа. Гиббонс.

– Смотри на дорогу, ублюдок, пока не сбил кого-нибудь.

Мак-Клири сидел, вдавившись в спинку сиденья, вцепившись в руль, бледный, словно картофелина, с вытаращенными глазами. Справа от него, плечом к плечу, – Гиббонс, руки которого были по-прежнему скованы наручниками. Прикусив верхнюю губу, он изо всех сил жал на акселератор. На спидометре было за семьдесят.

– Убери ногу с акселератора, вонючий козел.

– Заткнись и следуй за тем «мерседесом». И попробуй только упустить его.

– Ты спятил!

– Ты, Мак-Клири, считаешь себя крутым сыщиком? Ну так я покажу тебе, что это такое. Рули!

«Мерседес» с визгом завернул направо, на Бауэри. Гиббонс чертыхнулся и немного сбавил газ.

– Сворачивай, гони за ним!

Мак-Клири не послушался, поэтому Гиббонс обеими руками выхватил у него руль и завалился на него. Машина на большой скорости с визгом свернула за угол, чуть не задев боком такси. Запах горелой резины проник внутрь. Гиббонс выпустил руль, и Мак-Клири ничего не оставалось, как принять управление на себя. Так они и мчались, сломя голову, огибая припаркованные во втором ряду машины и минуя перепуганных пешеходов.

– Боже праведный, Гиббонс, ты кого-нибудь убьешь.

– Не дрейфь, Мак-Клири. Прежде чем кого-то убивать, убедись сначала, что он того заслуживает. А этот человек как раз тот, кого надо убить.

– Ты сошел с ума. Кто, по-твоему, в этом «мерседесе»?

– А почему он убегает? Должно быть, чувствует за собой вину. Похищение ребенка ничего хорошего ему не сулит, он прекрасно это знает.

Мак-Клири обогнул торговца каштанами, толкавшего свою тележку вдоль обочины, едва не задев его. И без того бледный, ирландец побледнел еще больше.

– Боже праведный...

– Оставь Бога в покое и следи за тем идиотом на велосипеде.

Мак-Клири немного отвернул вправо, чтобы не сбить посыльного на велосипеде, ехавшего по середине дороги, но машину занесло, и она боком ударилась о белый «кадиллак», который в это время выруливал с места стоянки. Раздался громкий глухой звук. «Понтиак» чмокнулся с «кадиллаком».

– Иисус Христос, Гиббонс! Я только что расплатился за эту машину.

– Получишь страховку. Он тоже. Рули.

– Черт возьми, ты зашел слишком далеко.

Мак-Клири сунул руку в карман и выхватил револьвер, но Гиббонс быстро перехватил его руку и направил ее вверх. Пуля пробила крышу автомобиля.

– Осторожно! – заорал Гиббонс.

Какой-то идиот выскочил на дорогу прямо перед ними. Выруливая на встречную полосу, Мак-Клири нажал на сигнал рукояткой револьвера, «понтиак» накренился и слегка, по касательной, задел городской автобус, но избежал наезда на идиота. Раздался оглушительный треск. Гиббонс выпрямился, вернул руки Мак-Клири на руль и вырвал у него револьвер.

Гиббонс закусил верхнюю губу. Для Тоцци не будет лучше, если он не ошибся. Если Огастин невиновен... Об этом даже страшно подумать.

Глаза Мак-Клири выскочили из орбит, когда он, оторвав взгляд от дороги, увидел дуло собственного револьвера, направленное на него.

– Ты, наглый лжец! Ты сказал, что у тебя бурсит. Я надел наручники спереди, чтобы не мучить тебя. Но ты наврал мне.

Гиббонс презрительно усмехнулся.

– Ты болван, Мак-Клири. Всегда им был, им и останешься.

– Гореть тебе в аду, Гиббонс.

– Я буду там не один.

Взвизгнув тормозами, «мерседес» опять свернул направо, на Кэнел-стрит, пешеходы едва успели отскочить к тротуару.

– За ним!

На сей раз Мак-Клири послушался и сам повел машину. Был час пик, машины шли бампер к бамперу, но «мерседес» не обращал на это внимания – он мчался по разделительной полосе, оттесняя машины с обеих сторон. Очумелые водители выскакивали из своих автомобилей и что-то орали вслед сбесившемуся «мерседесу».

– Вперед! – кричал Гиббонс, налегая на сигнал, когда Мак-Клири нырнул в коридор, проложенный «мерседесом».

Какой-то возмущенный парень в деловом костюме выскочил на дорогу прямо перед ними и отказался отойти. Гиббонс пригрозил ему сквозь стекло револьвером:

– В сторону, засранец! – и выстрелил вверх.

Бизнесмен спрятался за чей-то капот. Гиббонс прибавил газа, и машина дернулась, рванула вперед, прокладывая себе дорогу, подсекая покореженные крылья и дверцы автомобилей, по которым уже прошелся «мерседес».

Сам «мерседес» стал похож на помятую консервную банку. Наперерез движению он свернул на Малберри-стрит. Там тоже было полно машин, но это не остановило разъяренного черного быка. Он, словно гигантский молот, подравнивал машины справа и слева, заколачивая их в ряды припаркованных автомобилей, прокладывая себе дорогу через центр Малой Италии.

– Вперед, вперед! За ним!

Гиббонс ткнул револьвером в шею Мак-Клири, и тот больше не колебался. Гиббонс давил на газ, а Мак-Клири, с шумом и грохотом, вел машину сквозь руины, оставленные «мерседесом».

Тоцци, клянусь Богом, я убью тебя, если это окажется твоей очередной ковбойской выдумкой.

Когда они вновь оказались на Гранд-стрит, движение значительно спало. Поэтому водители легко ухитрялись убраться с дороги сумасшедшего, сидевшего в «мерседесе». По сравнению с Гранд-стрит на Малберри машин стало еще меньше. Единственным двигавшимся транспортным средством в их поле зрения был мусороуборочный грузовик, собиравший мусор в самом конце квартала. Заметив свободный путь, «мерседес» рванул к нему вверх по улице. Гиббонс прикусил верхнюю губу. Если Огастин сейчас уйдет, то он скроется на соседней улице, бросит машину и сядет в подземку, а потом заявит, что его машину угнали. Заявит что угодно. Для всех он – олицетворение честности и справедливости, американского пути развития. Ему поверят, что бы он ни сказал. Ну уж нет. На этот раз у него ничего не выйдет. Гиббонс вдавил акселератор в пол, воткнул дуло глубже в затылок Мак-Клири и прорычал ему в ухо:

– Упустишь его – убью. Клянусь Богом, я сделаю это.

– Будь же благоразумен, Катберт.

– К черту благоразумие. Я сделаю это хотя бы для того, чтобы избавить от тебя мою жену.

Мак-Клири открыл рот, но из него не вырвалось ни звука. Он обогнул последние обломки крушения и успел вовремя выправить руль, чтобы избежать столкновения с пиццерией. По Гранд-стрит они промчались на красный свет. Сердитые гудки раздавались им вслед, когда они неслись за удалявшимся «мерседесом».

– Догони его! – вопил Гиббонс. – Догони!

Из-под передних колес «мерседеса» поднимался клубами дым. Искореженные буфера, очевидно, задевали колеса, снижая скорость. Затем отлетела крышка втулки, и Гиббонс увидел, что одна шина стала спускаться. Теперь он ехал на ободке, делая бешеный крен, но сдаваться не собирался.

Гиббонс тоже не сдавался.

Они уже нагоняли «мерседес», и Гиббонс посмотрел вперед, на мусороуборщик. Как раз в это время рабочий забрасывал высохшее рождественское дерево, обсыпанное блестками, в железную пасть машины. Гиббонс, не снимая ноги с газа, выхватил руль.

– Держись! – завопил он и резко крутанул руль влево.

Теперь они мчались параллельно с «мерседесом». Гиббонс выглянул в боковое окно. Зрелище было впечатляющее. Огастин сидел, прижавшись лицом к рулю, вцепившись в него руками, прищурившись и дергаясь, зубы стиснуты так, что видны десны, белки глаз сверкают – взбесившийся дьявол, убегающий из ада на черном быке.

Гиббонс резко повернул руль вправо, и они врезались в Огастина, опрокинув его набок. Послышался оглушительный треск. Гиббонс вцепился в руль. Искры поднялись над капотом и лобовым стеклом. Раздался скрежет металла. Рабочий впереди куда-то исчез. В последнюю секунду Гиббонс повернулся на сиденье, отпустил руль и, схватив подголовники, прикрыл ими себя и Мак-Клири. Столкновение было ужасным – душераздирающий визг металла, звон разбитого стекла, взметнувшиеся над машиной клубы дыма.

Когда Гиббонс снова взглянул наверх, то увидел, что капот «понтиака» раскололся пополам от удара об угол грузовика. Черный бык уткнулся сплющенным носом в зловонное содержимое мусорки. Гиббонс выглянул через боковое окно, ожидая увидеть Огастина лежащим на руле с окровавленной головой. Но взбешенный демон неистовствовал: он стоял на заднем сиденье и пытался вылезти через окно.

И ему это удалось. Огастин вскочил на ноги и, прихрамывая и спотыкаясь, пустился наутек – быстрее, чем можно было бы ожидать от столь прилично одетого человека.

А Гиббонс даже и не пытался открыть свою дверцу – ее заклинило привалившимся к ней «мерседесом». Он ткнул Мак-Клири револьвером в ребра.

– Вылезай, Мак-Клири. Догони его. Ты же хотел ловить жуликов? Поймай хоть одного.

– Твои поганые мозги окончательно расплавились!

Гиббонс взвел курок.

– Мое умственное состояние не имеет отношения к делу. Пошевеливайся. Если Огастин сбежит, я назову тебя его сообщником.

– Ладно, ладно, иду. – Мак-Клири попытался открыть свою дверь, но ее тоже заклинило.

– Вылезай через заднюю дверь, – приказал Гиббонс.

Мак-Клири протиснулся между сиденьями и вышиб плечом заднюю дверь.

Гиббонс перегнулся через сиденье.

– Беги, Мак-Клири. Беги как черт знает кто! Если ты не схватишь его через двадцать секунд, я уложу тебя на месте. Давай!

И молись Богу, чтобы Огастин оказался виновным.

До смерти напуганный Мак-Клири кивнул. Он понимал, что Гиббонс не шутит. Вывалившись из машины, Мак-Клири припустил за Огастином. Гиббонс следил за погоней через разбитое ветровое стекло.

Жми, Мак-Клири. Огастин – слабак. Богатый шибздик. И только. Продемонстрируй ему свое этническое превосходство. Жми! Выиграй это состязание, ты, старое ирландское дерьмо.

Огастин бежал так, словно его ягодицы были приклеены одна к другой. У него был крупный шаг, но он подволакивал ноги – было видно, что он давно не бегал. Гиббонс несколько удивился. Он всегда считал, что Огастин из тех, что увлекаются бегом в кроссовках стоимостью в сотню долларов.

Мак-Клири бежал, как настоящий коп, с откинутой назад головой, выпятив грудь. Он был старше Огастина, но знал, как надо бегать, возможно, потому, что это было у него в крови. Большинство ирландцев способны на такое. Им постоянно приходится бегать в поисках оружия для ИРА. Бег у этих парней в генах. Мак-Клири в два счета решил эту задачу и остановил своего босса меньше чем в ста футах от мусороуборочной машины.

Гиббонс перебрался на заднее сиденье, вылез в окно и пошел проследить, как будет происходить задержание. Он должен быть уверен, что Мак-Клири все сделает правильно.

Когда Гиббонс подошел, оба они фыркали и отдувались уже на земле – Огастин сидел на заднице, Мак-Клири стоял на коленях.

– Задержи подозреваемого, Мак-Клири. Тебе что – нужно все объяснять?

Мак-Клири посмотрел на него снизу вверх умоляющим собачьим взглядом.

Гиббонс навел на него револьвер.

– Я сказал, задержи подозреваемого.

Мак-Клири кивнул и пополз к Огастину, который смотрел на него угрожающим взглядом. Вид у ирландца был самый беспомощный – он боялся своего босса.

– Действуй, Мак-Клири. Тебе должна быть известна процедура. Пусть он встанет к стене. Обыщи его и скажи ему о его правах. Пристегни его за руку, как положено при конвоировании. Давай кончай с этим.

Лицо Огастина подергивалось.

– Ты ко мне не прикоснешься, – сказал он, подчеркивая каждое слово и растирая при этом лицо.

Гиббонс навел на него револьвер.

– Заткнись, советник. Что бы ты сейчас ни сказал, может и, совершенно определенно, будет использовано против тебя.

– Ты рубишь дерево не по себе, Гиббонс.

– Ты оказываешь сопротивление при аресте, Огастин. Заставляешь меня форсировать события.

– Послушай, Катберт, – вмешался Мак-Клири, – разве хоть сейчас мы не можем вести себя благоразумно?

– Нет.

Поднимаясь на ноги и отряхиваясь, Огастин смотрел на закованные в наручники руки Гиббонса, державшие револьвер.

Прищурившись, он посмотрел Гиббонсу в глаза.

– Я сделаю для тебя, Гиббонс, все, что смогу, хоть это будет и нелегко. – Он с трудом выговаривал слова. – То, как ты управлял машиной, сулит тебе обвинение в создании опасной ситуации на дороге. Это неизбежно. А теперь убери револьвер, а то нам придется добавить к этому еще и попытку незаконного ареста.

Гиббонс изобразил улыбку.

– Пошел к черту, Огастин! Мак-Клири, делай свое дело.

Мак-Клири все еще боялся дотронуться до своего босса.

– Мак-Клири, я ненавижу тебя до сердечных судорог. Но мне не нравится, когда невинные придурки принимают на себя вину своих хозяев. Ты меня тоже ненавидишь, но ты знаешь, что я не вру. Твой босс в кармане у мафии. Он замешан также в похищении ребенка. Он проиграл, можешь не сомневаться. Вопрос только в одном, потянет ли он за собой и тебя.

– Не слушай этот вздор, Джимми. Он все сочинил, потому что сам завяз по уши. Он блефует.

– У тебя еще есть выбор, Мак-Клири. Или ты сейчас арестуешь Огастина, или будешь арестован вместе с ним потом. Решай.

– Он пытается одурачить тебя, Джимми. Это все уловки, чтобы выгородить его приятеля Тоцци. – Неожиданно Огастину удалось унять свою дрожь. В его голосе даже появились нотки высокомерия.

Мак-Клири переводил взгляд с одного на другого, он был смущен, его терзали сомнения. Наконец, судя по его лицу, он принял решение.

– Прошу простить меня, мистер Огастин, – произнес он, шагнув к своему боссу.

– Стой!

Огастин молниеносно сунул руку во внутренний нагрудный карман пальто.

– Стоять!

Гиббонс развернулся и направил револьвер в лицо прокурора, тот вздрогнул и выронил что-то на тротуар.

Гиббонс тут же наступил на это «что-то» ногой и ткнул Огастина стволом револьвера в скулу. Затем взглянул на оружие под своей ногой.

– Обыщи его, Мак-Клири. Спорю, у него есть еще один такой же.

Мак-Клири больше не колебался. Гиббонс еще раз взглянул на пистолет на земле. «Глок-19», пластиковый пистолет. Он так и подумал, услыхав звук удара о тротуар. Что-то не то было в этом звуке.

Мак-Клири вытаращил глаза. Точно такой же «глок» он нашел и в кармане пиджака Огастина. Два «глока».

Гиббонс облегченно вздохнул.

Слава Богу, он виновен.

– Шестизарядная парочка, Мак-Клири. – А его торжествующий взгляд говорил: ну, так кто из нас прав?

Мак-Клири стал мрачнее тучи.

– Насколько мне известно, он не левша.

Огастин побледнел, как устрица на тарелке гурмана.

– Держи его под прицелом, Катберт. – Мак-Клири достал ключи и снял с Гиббонса наручники. – Повернитесь, – велел он прокурору.

– Одну минутку, Джимми.

Но Мак-Клири больше не сомневался. Он развернул Огастина, отвел назад одну его руку, надел наручник на вторую, затем защелкнул наручник – дело сделано. Он крепко ухватился за цепь и потянул так, что Огастин даже прогнулся назад.

– На лице Гиббонса появилась крокодилья улыбочка. До чего же здорово видеть этого принца закованным в наручники.

– Вы совершаете большую ошибку, – угрожал Огастин, вертя головой и корча устрашающие гримасы.

Но никто его не слушал.

– Прекрасно сработано, Мак-Клири.

– Спасибо, Катберт.

– А не посмотреть ли нам, что там делает Тоцци?

– Обязательно посмотрим. Я изложу мистеру Огастину его права по дороге. А теперь. Том, пошли.

Он дернул за цепь и вынудил Огастина сдвинуться с места.

Гиббонс подобрал с земли «глок» и последовал за ними. Ему показалось, что теперь Мак-Клири по-настоящему счастлив. К нему вернулся его ирландский акцент. Там, в машине, он на какое-то время утратил его.

Когда они добрались, наконец, до Гранд-стрит, Гиббонс мог поклясться, что все нью-йоркское управление полиции собралось в Малой Италии. Повсюду сновали полицейские машины, копы составляли донесения о несчастных случаях, опрашивая автомобилистов по всей Малберри-стрит. Те орали, визжали и рвали на себе волосы. Еще одна группа полицейских толкалась около белого фургона, напротив ресторана «Прекрасный остров». О том, что творилось на Кэнел, можно было только догадываться. Похоже, страховым агентам сегодня предстояла веселенькая ночка.

Протиснувшись сквозь толпу зевак, они направились к фургону. Тоцци как раз давал показания какому-то чину в форме. Карлик, уже в наручниках, лежал на крыле полицейской машины, охая, стеная и слюнявя капот. Ковер был на том самом месте, куда его бросил Тоцци.

– Эй, Тоцци, я привез тебе подарок. – И Гиббонс протянул своему напарнику «глок». Кивнув в сторону Огастина в оковах, он добавил: – Можешь и его тоже забрать.

Когда полицейские увидели, кто арестован, они чуть в штаны не наложили.

– Мистер Огастин! – Сержант был так поражен, будто увидел перед собой Папу Римского.

– Это ошибка. Большая ошибка. – Лицо у Огастина было помято, глаза лихорадочно бегали. Он, как попугай, твердил о совершенной ошибке.

Тоцци подошел к Огастину и посмотрел на него сверху вниз.

– Как дела. Том? – И он быстро залез в карман Огастина.

– Что ты себе позволяешь? – Огастин все еще был на коне.

– Я кое-что ищу. Том.

– Прекратите, – распорядился сержант. – Вы отстранены от исполнения служебных обязанностей.

– Зато я при исполнении. – Гиббонс предъявил удостоверение и, посмотрев на своего напарника, сказал: – Продолжай обыск.

Сержант сделал недовольную гримасу, но спорить не стал.

– Я его уже погладил, – отозвался Мак-Клири. – Его пистолеты у нас.

– Я ищу другое.

Тоцци продолжал свои поиски, приподнимая Огастина за лацканы пальто, обшаривая все его карманы.

Огастин, казалось, был на грани помешательства: он делал жуткие гримасы, производил странные звуки, блуждающий взгляд его не мог ни на чем сосредоточиться. Сразу видно – не привык, чтобы к нему прикасались.

– Это незаконно. Офицер, я требую...

– А, вот он.

То, что Тоцци искал, лежало в боковом кармане "пиджака Огастина – клочок ковра с восточным орнаментом. Неровный кусочек размером четыре на четыре.

– Прошу прощения, – сказал Тоцци собравшимся вокруг копам и, пробравшись к фургону, принялся разворачивать ковер. – Помоги мне. Гиб.

Вдвоем они развернули на тротуаре весь ковер. Толпа шумела. Все увидели, что в одном из углов ковра вырезан маленький квадрат. В отверстие виднелась серая пластиковая прослойка. На пластике был маленький кусочек клейкой ленты. Тоцци опустился на колени и приставил вырезанный квадрат к ковру как последний фрагмент картинки-загадки.

– Ну, сукин сын, – произнес он, глядя на Огастина, – что ты на это скажешь? Подходит в точности.

– А что это за пластиковая прослойка внутри? – заинтересовался сержант. Голос у него был мрачный и грубый – по-видимому, еще один представитель клана Мак-Клири.

– Можете узнать, – ответил Тоцци.

Он отодрал клейкую ленту.

– У кого-нибудь есть нож?

Перочинный ножичек обнаружился у Мак-Клири на цепочке с ключами. Тоцци обнажил лезвие и ввел его в уже сделанный в пластике разрез. Когда он его вынул, лезвие было покрыто белой пудрой. Ветер неожиданно подхватил ее и сдул на ковер.

– Что это? – сурово спросил сержант.

– Спорю, не сахарная пудра, – ответил Тоцци.

– Мне подсунули этот клочок, – с возмущением произнес Огастин. – Этот человек пытается меня оклеветать.

Мак-Клири звякнул цепью и заставил его снова выгнуться.

– Может, не будем усугублять ситуацию, а?

– Офицер, я требую, чтобы меня освободили. Это клевета. У вас есть полномочия. Сделайте что-нибудь.

Сержант поджал губы и, обдумывая ситуацию, уставился на странную позу Огастина. Гиббонс, поймав взгляд сержанта, пожал плечами:

– Сорок килограммов. Героин. Даю слово. Если тебе не нужен орден, то мы не откажемся.

Сержант больше не колебался.

– Сверните ковер, – скомандовал он своим людям. – Заберите подозреваемого в центральное отделение. Там все выясним.

Двое полицейских подхватили Огастина под руки и повели. Сумасшедший лорд Фаунтлерой пытался бороться, но куда ему было до парней в синем.

– Успокойся, Том, я с тобой, – проговорил Мак-Клири ему на ухо. – Я не позволю, чтобы они забрали все лавры себе. – Затем он повернулся к Гиббонсу и Тоцци: – Вы идете?

Гиббонс покачал головой.

– Забирай его, он твой.

Тоцци пожал плечами.

– Официально я все еще отстранен от исполнения обязанностей. Мне хотелось бы помочь тебе, но...

– Ну, тогда пусть его голова украшает мою стену.

Огастин продолжал шуметь:

– Вы находите, что это очень смешно, Мак-Клири? Увидите, какое веселье я вам устрою. Вам всем. Вы даже не представляете, на что я способен. Вы не...

Он неожиданно остановился, его лицо побагровело. Огастин смотрел поверх толпы. Гиббонс проследил за его взглядом. В дверях многоквартирного дома стояли маленький старый человек и толстый, в прошлом веселый итальянец Зучетти и Саламандра.

– Все это ваша вина! – завопил Огастин поверх толпы, его лицо опять задергалось. – Вы не желали меня слушать. Тупой, неповоротливый крестьянский ум – вот ваша проблема. Вы сами все разрушили. Все было так хорошо задумано, но вы все сорвали. Вы просто грязные крестьяне. Вы не достойны меня.

Огастин все еще кричал, когда копы подтащили его к полицейскому фургону и запихнули в него головой вперед. Гиббонс задумался, для чего он открыто признал свою связь с сицилийцами? Нервы не выдержали или он уже начал строить свою защиту как душевнобольного? Об Огастине ничего нельзя сказать заранее. Этот ублюдок чертовски умен.

Молодой полицейский пробрался сквозь толпу, неся над головой моток клейкой ленты. Он передал его другому полицейскому. Тот встал на колени и заклеил прорезь в сером пластике, чтобы не потерять вещественное доказательство. Вдвоем они свернули ковер, взвалили его на плечи и унесли. От всего этого шума и неразберихи Гранд-стрит на время стала похожа на турецкий базар.

Гиббонс посмотрел на здание, откуда Зучетти с Саламандрой мрачно взирали на то, как уплывали их восемьдесят миллионов. Толстяк склонился к боссу и прошептал ему что-то на ухо. Старик выпятил нижнюю губу, пожал плечами и покачал головой. Затем они оба скрылись в доме. Гиббонс посмотрел наверх: кто-то опускал штору в одном из окон на третьем этаже. На телефонном столбе как раз напротив этого окна мерцала и, как сумасшедшая, раскачивалась на ветру огромная серебряная гирлянда из больших конфет.