— Всем оставаться на местах!

Сол двинулся вперед, держа Стэси вплотную перед собой и упираясь пистолетом ей под челюсть. Глаза девушки были зажмурены, зубы стиснуты то ли от боли, то ли от страха, возможно, от того и от другого. Шла она на цыпочках, Иммордино держал ее почти на весу. Чуть ли не нес на руках.

Тоцци пятился по проходу футах в десяти от них. Озирался по сторонам, надеясь, что никто из мафиози не выхватит сдуру пистолет. Сол был готов на все — это ясно читалось по его лицу. Готов был разрядить в людей всю обойму. Тоцци было плевать, если он прихватит с собой на тот свет кого-нибудь из своих приятелей. Его беспокоила судьба Стэси. Он пробегал взглядом по рядам, но не мог заметить, держит ли кто-то пистолет наготове.

Сол тоже оглядывал церковь, однако глаза его неизменно возвращались к Тоцци:

— Без шуточек, приятель. Сохраняй спокойствие. Всем сохранять спокойствие. Тогда не возникнет никаких осложнений. Я скроюсь, а вы продолжайте заниматься похоронами. Идет?

— Сол, а как с ней?

Тоцци остановился.

— Шагай!

Стэси застонала.

— Шагай-шагай, Тоцци. Слышишь? Я не шучу.

Тоцци с поднятыми руками торопливо попятился, чтобы умиротворить Сола.

— Успокойся, Сол. Я иду. Я...

Он наткнулся на что-то спиной, и сердце его екнуло. Оглянулся через плечо. Гроб Мистретты. Тоцци отодвинул его в сторону, чтобы освободить дорогу. Гроб ударился о скамью. Стук раскатился по церкви, словно взрыв бомбы.

С колотящимся сердцем Тоцци обошел гроб. Что же делать? Солу конец — ему отсюда не выйти. Услышав, что сказал Эмерик, эти люди не оставят его в живых. Будь у Тоцци какая-то поддержка — хотя бы один Гиббонс, возможно, им удалось бы блокировать Сола и предотвратить стрельбу. Но он один, Сол пристально следит за ним, значит, не увидит в толпе того мафиозо, который начнет стрелять. Солу конец, это ясно. Но как быть со Стэси? Как спасти ее? Только Стэси. О том, чтобы арестовать Сола и отдать под суд, можно забыть. Можно забыть о необходимости дать показания, что Иммордино пребывает в здравом уме и пребывал всегда. Можно забыть...

Внезапно у Тоцци мелькнула мысль — здесь все знают, что Солу конец, кроме самого Сола. Сол верит, что у него еще есть шанс. Надеется уйти. У него есть надежда. А раз так, ему можно кое-что предложить.

— Послушай, Сол. Остановись на минутку.

— Кончай, Тоцци. Иди, иди.

— Нет, постой. У меня есть кое-что для тебя. Поверь, никакой хитрости. Под рубашкой у меня спрятана одна штучка. Хочу достать ее и отдать тебе.

— Брось свои фокусы, Тоцци. Я убью ее. Клянусь.

— Только сниму пиджак и положу здесь. Ладно?

Не дожидаясь ответа, он стал раздеваться.

— Тоцци, не дури. Ты будешь жалеть об этом до конца своих дней.

— Я расстегну рубашку. — Распустив галстук, Тоцци лихорадочно расстегивал пуговицы. — Видишь, что у меня?

Морщась от боли, он сорвал пластырь с провода на груди.

— Видишь?

Сняв рубашку, бросил ее на пол и повернулся боком, чтобы Сол увидел «Нагру» на пояснице.

— Видишь, Сол? Это магнитофон. Он включен на запись. Ты сейчас говоришь. Громко, ясно, естественно. Запись доказывает, что ты в своем уме.

— Ах ты, гад. Я...

— Предлагаю тебе сделку, Сол. — Тоцци сорвал с поясницы полоски пластыря и поднял магнитофон над головой. — Стэси за пленку. Это равный обмен. Девушку за магнитофонную пленку.

Голый до пояса, Тоцци задрожал в холодной, сырой церкви.

Уголком глаза он заметил статую святого Себастьяна в боковом приделе. Голый, в одной лишь набедренной повязке, святой весь был утыкан стрелами. Мученик. У Тоцци перехватило горло.

— Что скажешь, Сол? Я отдаю пленку, ты отпускаешь девушку.

Иммордино не отвечал. Он обдумывал предложение.

— Ну, Сол, так как же? Это единственная улика, доказывающая, что ты не сумасшедший. Единственная запись, где ты говоришь нормально. Без нее мы не сможем тебя посадить. Ты будешь неприкосновенен.

— Это чушь, Тоцци. Тыможешь дать обо мне показания. Думаешь, я дурак?

— Я не станудавать показания. Обещаю. Если ты не причинишь ей вреда.

— Врешь.

— Нет, честно. Отпусти ее, и я буду помалкивать. — Тоцци с усилием глотнул. — Клянусь Богом.

— Не кощунствуй, Тоцци. В церкви нельзя давать таких клятв, если не собираешься их выполнять.

— Выполню. Отпусти девушку, и я не стану давать показаний.

— Почему?

— Потому что я люблю ее. Хочу на ней жениться.

Сердце Тоцци бешено колотилось.

— Врешь.

— Нет. Ну, бери этот чертов магнитофон. Вот.

Он положил «Нагру» на гроб Мистретты и отступил, показывая Солу пустые ладони.

— Бери, Сол. Это твой билет на свободу. Бери магнитофон, отпускай девушку и уходи.

Сол сделал небольшой шаг вперед, подтолкнув Стэси. Лицо его напряглось, глаза горели.

— Если это хитрость, Тоцци, ты горько пожалеешь.

— Пожалуйста.

Голос Стэси звучал жалобно, негромко. Она стояла у другого конца гроба, меньше чем в десяти футах от Тоцци. Но Тоцци не мог разглядеть ее лица. Голова ее была запрокинута к плечу Сола, и ее удерживал ствол пистолета.

— Ну, Сол. Пожалуйста. Я прошу тебя. Бери магнитофон и отпусти ее.

— Угу. Хочешь разжалобить меня, Тоцци. Ты врешь. Ты не любишь ее.

— Люблю, Сол, поверь мне.

— Ну да, как же. Тебе на нее плевать. Ты просто хочешь...

— Сальваторе!

Пронзительный вопль раскатился по церкви. Сол резко обернулся, повернув и Стэси. Глаза Тоцци широко раскрылись. У него все оборвалось внутри, он не сомневался, что теперь Сол убьет девушку. Потом он увидел, кто издал вопль — сестра Сил стояла в проходе, гневно насупясь.

— Сальваторе, встань на колени и проси у Бога прощения за свою ложь.

— Уйди, Сил. Предупреждаю.

Сол, похоже, пришел в неистовство. Тоцци двинулся к нему под прикрытием гроба.

— Назад, Тоцци!

Он вдавил ствол пистолета в шею Стэси. По лицу его струился пот, рука дрожала.

— Посмотри на меня, Сальваторе. Посмотри. Ты лгал мне. Лгал многие годы. Ты клялся, что ни в чем не виновен, что никогда не крал, не убивал, не мошенничал, что люди на тебя наговаривают, обвиняют в собственных грехах, чтобы ты понес за них наказание. Но ведь это неправда. Ты такой, как о тебе пишут в газетах. Даже хуже, потому что ты лгал. Притом родной сестре. Говорил, у тебя нет денег, хотя видел, как нуждаются в них мои девочки и их младенцы. Лгал постоянно после всего, что я сделала для тебя. — Из-под оправы ее очков покатились слезы. — Ты убил мистера Мистретту, разве не так? Убил Фрэнка Бартоло. И Джерри. И мистера Тейта. Разве нет? Обманывал Дональда. И...

— Замолчи, Сил!— Иммордино направил пистолет в лицо сестре. — Замолчи! Замолчи!

У Тоцци появилась надежда. Пистолет наведен не на Стэси! Сол в восьми футах от него по другую сторону гроба. Медлить нельзя!

Но едва он сделал бросок к вытянутой руке Сола, крышка гроба внезапно слетела, сильно испугав его. Магнитофон просвистел мимо люстры и упал в толпу.

— Замри, Иммордино. ФБР.

В гробу сидел Гиббонс на ложе из атласа цвета слоновой кости, держа обеими руками свой надежный экскалибур, нацеленный на голову Сола.

Монахиня пронзительно вскрикнула и, зажав рукой рот, попятилась. На крики и вопли отозвались органные трубы. Сол мелко дрожал. Казалось, он увидел привидение. Тоцци держался за грудь. Он понимал, что испытывает Иммордино. Черт бы побрал этого Гиббонса.

Гиббонс не сводил взгляда с Сола.

— Тоцци, отбери у него пистолет. Иммордино, без фокусов. Одно движение, и я уложу тебя на месте.

Казалось, даже тишина боится Гиббонса.

Тоцци осторожно подошел к Солу и взялся за пистолет, но Сол не выпускал оружия. Он смотрел на Гиббонса, неподвижный, онемевший, но яростный, грудь его тяжело вздымалась.

Тоцци негромко заговорил:

— Отдай, Сол. Ну-ну, отдай.

Он стал выворачивать пистолет, и Сол наконец разжал пальцы. Тоцци быстро осмотрел оружие, потом приставил дуло к шее Сола:

— Теперь отпусти ее.

Сол не отреагировал. Он по-прежнему держал руку Стэси заломленной за спину.

Тоцци сунул ствол ему в ухо. Сол скривился.

— Отпусти, я сказал.

Сол отпустил, и Стэси, пошатываясь, рухнула на скамью.

Тоцци взглянул на нее: голова опущена к самым коленям. С ней будет морока.

Гиббонс вылез из гроба и достал наручники. Сол, не сопротивляясь, дал надеть их на себя. Снова стал прикидываться сумасшедшим. Сукин сын.

— Ну, Иммордино, двинулись.

И Гиббонс повел Сола к выходу.

Тогда только Тоцци увидел по другую сторону гроба Мадлен Каммингс. Она держала его пиджак и рубашку. Стэси на скамье всхлипывала, уткнувшись лицом в ладони. Он подумал о том, что будет дальше.

— Возьмите, — сказала Каммингс, протягивая ему одежду. — И займитесь Эмериком. Я побуду со Стэси.

Но когда Тоцци стал надевать рубашку, церковь огласил громкий стук и испуганный крик. Он быстро обернулся и вскинул обеими руками пистолет.

На пороге вестибюля лежало тело, преграждая путь Солу и Гиббонсу. Тоцци узнал безжизненное лицо мертвого коренастого человека в черном костюме. Мистретта. В восковых пальцах у него были четки.

Сол уставился на труп. Бледное лицо его покрылось холодным потом.

Сестра Сил, стоявшая спиной к скамье, пошатнулась и упала навзничь, со стуком ударяясь о деревянное сиденье.

Гиббонс повернулся и злобно сверкнул глазами на Тоцци:

— Я велел этому сукину сыну стоять там, где поставил его. Вы, чертовы макаронники, совершенно неспособны никого слушать.

Тоцци уставился на него:

— Господи, Гиб. Это же церковь. Здесь похороны. И он — покойник.

Гиббонс пожал плечами:

— Надо же было его куда-то деть.

Мафиози двинулись к выходу посмотреть, что происходит. Сол что-то негромко сказал Гиббонсу и переступил через труп Мистретты.

Гиббонс оглянулся на Тоцци. Улыбнулся, оскалив зубы:

— До встречи, Тоц. Солу не терпится уйти.