Когда семейство Куппиш «для выяснения обстоятельств» было вызвано в Главное управление полиции, Миху отпустили оттуда последним. Это было его первое в жизни задержание — хотя на самом деле никакого задержания не было. И когда он в тот день от станции метро шел по улице Баумшуленвег в сторону Солнечной аллеи, ему ужасно хотелось повстречаться с Мирьям, но, к сожалению, на сей раз он ее не встретил. Вообще - то, Миха довольно часто возвращался теперь вместе с Мирьям из школы — по Баумшуленвег до Солнечной аллеи. Он всякий раз намеревался идти как можно медленнее, чтобы провести с Мирьям побольше времени, и всякий раз от волнения и окрыленности забывал об этом. А еще ему ужасно хотелось, чтобы, когда они идут вместе с Мирьям, его остановил участковый и проверил у него документы — «в порядке розыска» и в доказательство непростых взаимоотношений Михи с законом. Однако участковый, как назло, именно в присутствии Мирьям никогда Миху не трогал. По счастью, ни разу не было и такого, чтобы в присутствии Михи к Мирьям подкатил шикарный «АВО» и увез бы Мирьям прямо у Михи из-под носа. Когда Мирьям и Миха доходили до перекрестка Баумшуленвег и Солнечной аллеи, они прощались, Миха переходил на четную сторону улицы, а Мирьям шла на нечетной.

Во время этих случайных встреч Михе так до сих пор и не удалось выяснить про любовное письмо, которое все еще торчало в кустах на нейтральной полосе. Он не знал, как спросить, Мирьям его написала или кто-то другой, боялся, что в ответ Мирьям его только засмеет. И конечно же, Миха все еще надеялся на обещанный поцелуй. Он его ждал, как крестьянин дождя в засуху. И когда они однажды вечером по дороге домой встретились, Михе показалось, что час настал. Это был последний школьный день перед летними каникулами, каждому из них предстояло уезжать: Михе на Балтийское море, Мирьям в Высокие Татры. Мирьям по этому поводу даже посмеялась: прошлым летом она ездила на Балтийское море, а Миха в Высокие Татры. Наступала дивная, теплая летняя ночь, в воздухе веяло нежностью, тишь стояла вокруг, и когда они подошли к перекрестку, на котором их дорожки обычно расходились, Мирьям, судя по ее виду, и не думала вспоминать о поцелуе, который она Михе посулила.

— Ты мне обещала кое-что, — укоризненно напомнил Миха.

— Да, — как ни в чем не бывало ответила Мирьям, — но ведь я же сказала «когда-нибудь».

У Михи даже дыхание перехватило от горя и возмущения.

— Что же, мне всю жизнь ждать? — воскликнул он в отчаянии.

— А что такого? — кротко, словно овечка, возразила Мирьям. — Зато у тебя всегда будет в жизни что-то, чему ты будешь радоваться. Ты будешь верить, что когда-нибудь я тебя поцелую, и все невзгоды будут тебе нипочем.

После чего повернулась и ушла. Миха потом все лето думал над этими ее словами и все больше сознавал, что он Мирьям недооценивал. Как и все, кто думал, что, если уж она такая ослепительная красавица, значит, небольшого ума. Ты будешь верить, что когда-нибудь я тебя поцелую, и все невзгоды будут тебе нипочем. Кто говорит такое, тот и сам наверняка знает толк в ожиданиях, стремлениях и надежде, то есть в том, чему мы посвящаем большую часть жизни. Миха понял: чтобы что-то значить в жизни Мирьям, ему надо повзрослеть. Он вспомнил, что никогда не чувствовал себя до такой степени взрослым, до такой степени мужчиной, как на выпускном балу в школе танцев. И ему вдруг показалось страшным ребячеством и желание непременно подвергнуться в присутствии Мирьям проверке документов, и нетерпеливая настырность, с какой он настаивал на обещанном поцелуе. Равно как и его потуги казаться кем-то, кем он на самом деле не является. Миха смутно догадывался: чтобы заслужить поцелуй, который Мирьям ему обещала, необходимо возмужать. Он не знал, в чем конкретно это должно выразиться, но уже знал, что это нелегко и случится не враз и не сегодня-завтра. Но, как сказала Мирьям: зато у него всегда будет в жизни что-то, чему он будет радоваться. И он радовался.