– Дом, дом среди пастбищ, – решительно пропела девушка, вынимая из чемодана свои любимые носки в горошек с крошечными оборочками и укладывая их в выдвижной ящик комода, выглядевшего как настоящее антикварное бюро эпохи французского романтизма.

Она вздохнула и перестала петь. Это было бесполезно: ощущения дома все равно не возникало.

Ее охватил соблазн сунуть убранные носки обратно в набитый чемодан, защелкнуть его, положить в машину и уехать отсюда.

Джесси Хуберт не из тех, кто легко бросает начатое, настойчиво убеждала она себя, вытаскивая чемоданы и твердо намереваясь распаковать их.

– Дом, дом среди пастбищ, – пропела она снова вопреки сомнениям, что одолевали ее.

Ее рука нащупала старый и явно часто используемый бинокль. Почувствовав настоящее удовольствие, Джесси улыбнулась, и эта улыбка осветила изумительные черты ее лица, придавая ему волшебное очарование.

Она накинула ремешок бинокля себе на шею, подкрутила колесики настройки и направилась к окну. Подняв занавески, которые перед этим, войдя в комнату, плотно задернула, Джесси оглядела раскинувшийся перед нею ландшафт. Дом на ранчо, если можно было так назвать это чудовище в стиле тюдор, располагался в долине, окруженной низкими пологими холмами, поросшими высохшей травой, которую порывы ветра прибивали к земле. Этот пейзаж показался Джесси совершенно удручающим. С более высокого места по крайней мере можно было увидеть Скалистые горы, эффектно возвышающиеся на западе.

Отсюда же виднелось лишь несколько могучих деревьев, борющихся с опустошающим ветром. Плавательный бассейн, расположенным прямо под ее окнами, был запущен и выглядел столь же неуместно, как и сам дом.

Унылая земля, простиравшаяся вокруг, вы звала чувство одиночества в ее душе – вот почему она раньше задернула занавески.

Но теперь Джесси решительно подняла бинокль к глазам и заставила себя внимательно рассмотреть ландшафт. Ее комната находилась в задней части дома, и поэтому из ее окон был виден ряд пристроек, расположенных вдоль дороги, уходящей вдаль к холмам.

Девушка навела туда свой бинокль, однако увидела совсем не то, что ожидала: облезлый кот крался через пустынный двор конюшни. Она следила за ним, пока он не выскользнул из поля ее зрения, юркнув под изгородь. Джесси еще раз окинула взглядом пейзаж, собираясь положить свои драгоценные «глазки» обратно. Она уже отворачивалась от окна, когда кое-что привлекло ее внимание.

От дальней границы пастбища поднимались маленькие клубы пыли. Она сосредоточила на них свое внимание, направив туда бинокль.

Девушка улыбнулась. То, что она увидела, ей определенно понравилось: по гребню холма во весь опор на лошади скакал ковбой. Она продолжала наблюдать за ним в бинокль. Он устремился в долину, направляясь на ранчо. Поднимая за собой шлейф пыли, всадник направил лошадь вниз, по извилистой тропе, ведущей к пристойкам.

Она смотрела на него как загипнотизированная. Темная ковбойская шляпа низко надвинута на лоб. Одежда мятая и испачканная. Этот ковбой ничем не напоминал современного человека, живущего в настоящем. Он как бы перенесся из того времени, когда жизнь была трудна и опасна, а мужчины – красивы, выносливы и независимы.

Он не имел ни малейшего отношения к той жизни, которой жила Джесси. Этот мужчина являлся частью мира, где она никогда не бывала. Мира такого же естественного, такого же богатого, такого же нетронутого, как сама земля.

Мужчина подъехал к воротам во двор ранчо, наклонился в седле, открыл их и, пустив лошадь легкой рысцой, преодолел последний отрезок пыльной дороги к загонам для скота.

Его лицо заслоняли широкие поля мятой ковбойской шляпы, изрядно пострадавшей от дождя и солнца. Рукава выцветшей рубашки, испачканной потом и пылью, были закатаны выше локтя. Золотисто-загорелые руки с рельефными гладкими мускулами подтверждали первоначальное ощущение силы, исходящей от его широких плеч и мощной груди.

Джесси почувствовала себя счастливой. Этот мужчина был стопроцентным ковбоем, и в ее представлении он гораздо больше соответствовал ранчо, чем этот помпезный абсурдный дом.

Незнакомец спешился. Его джинсы, вытертые почти до белизны и разорванные на одном колене, плотно облегали узкие бедра и длинные стройные ноги.

Он расстегнул подпругу – от этого, казалось бы, незначительного движения стал виден каждый мускул его рук, – снял седло с лошади и переложил себе на плечо. Затем вошел в конюшню и появился оттуда минутой позже. Разнуздав лошадь, ковбой аккуратно обтер животное, слегка похлопывая его, и снова его мускулы напряглись и расслабились в зачаровывающем танце. У Джесси вырвался легкий вздох, когда с последним хлопком он впустил лошадь в загон.

Наконец незнакомец снял шляпу – у Джесси перехватило дыхание. Его густые, слегка вьющиеся волосы были черны как смоль. Такими же черными оказались и резко очерченные брови над темно-зелеными плазами, в глубине которых сверкал неукротимый огонь. У него были правильные черты лица: высокие скулы, прямой нос, слегка раздвоенный подбородок. С удивительной быстротой мужчина расстегнул грязную рубашку и сдернул ее.

Настроение Джесси тут же улучшилось. Она без смущения разглядывала в бинокль его гладкий, крепкий торс. Внезапно девушка ощутила благоговейный трепет. Однажды на Рождество ей подарили календарь, изображавший обнаженного по пояс мужчину, о котором любая женщина могла только мечтать, но она никогда не представляла себе, что такое совершенство существует на самом деле.

Высокий ковбой окунул голову в корыто, наполненное водой. Всю целиком. Затем откинулся назад и потряс головой так, что вокруг него рассыпались тысячи мелких брызг. При этом он сверкнул белозубой улыбкой от наслаждения, доставленного холодной водой. Легкая волна его темных волос превратилась в крупные завитки. Он стряхнул воду с рук и неожиданно замер.

Мужчина выпрямился и взглянул прямо на дом, точнее, на ее окно.

В его пристальном взгляде было что-то опасное, и это заставило девушку поспешно опустить бинокль. Солнце светило ему в спину, и он, безусловно, заметил предательский блеск в окне.

Подождав несколько секунд, она осторожно подняла бинокль к глазам. Этот до невозможности привлекательный ковбой исчез, как будто бы его никогда здесь не было, как мираж, созданный огромной, загадочной землей, расстилавшейся перед ней.

Вздохнув, она отвернулась от окна и вздрогнула от кричащей роскоши своей комнаты, испытав нечто, похожее на шок, после непринужденной житейской сценки, свидетелем которой она только что стала.

Джесси понимала, что комната ее прекрасна: роскошная кровать, великолепная обстановка, чудесные бледно-розовые обои с растительным зеленым орнаментом.

– Я ее ненавижу! – заявила она и плюхнулась на кровать.

Закрыв глаза, Джесси мысленно перенеслась домой, в Британскую Колумбию. В Анпетью Лодж, в свою уютную маленькую комнату с бревенчатыми, грубо оштукатуренными стенами. Из окна открывался чудесный вид – глубокая синева озера Оканаган, мерцающая сквозь густую листву деревьев. От одиночества девушка почувствовала комок в горле. Что же она натворила?

– Я совершила ошибку! – осуждающе сказала Джесси и, сделав над собой усилие открыла глаза. Ей хотелось жалеть саму себя: это было не в ее характере. Кроме того, ошибки могло и не быть. Пожалуй, еще рано о чем-либо судить.

Место, где ей теперь предстояло жить, разительно отличалось от Анпетью Лодж. Последние четыре лета она занималась там организацией званых вечеров. Вообще-то Джесси работала воспитательницей в детском саду, однако для нее не существовало большой разницы в том, кого развлекать – взрослых людей или малышей. Что же все-таки заставило ее перебраться на новое место, если она была так довольна и даже счастлива на старом?

– Мужчина, – напомнила она себе, печально поправляя непослушные локоны с красноватым отливом.

Она снова предалась воспоминаниям. На этот раз Джесси вспоминала свадьбу своей кузины Анджелы Хуберт с Бертом. Это сказочное событие произошло в Анпетью осенью. Не было ничего прекраснее, чем Анпетью осенью, а особенно Анпетью осенью в свадебную пору. Анджела блистала в своем длинном шелковом платье цвета слоновой кости, а Берт был более чем сногсшибателен в коротком черном фраке.

Среди гостей оказалось много иностранцев – результат работы Берта в гостиничном бизнесе.

Одним из гостей был Чарльз Уэксфорд, являвший собой потрясающий образчик мужественности. Джесси со своей обычной непосредственностью назвала его лорд Уэкс, и это стало хорошим началом той незабываемо-веселой недели, в течение которой он обрушил на нее поток своего мужского внимания и потратил массу денег.

Чарльз, как она стала называть его впоследствии, был высок ростом и хорошо сложен, с блестящими каштановыми волосами и голубыми глазами, искрящимися озорным юмором.

Ему пришлось вернуться в Англию, однако в последующие несколько месяцев он часто звонил ей, присылал цветы, записки и маленькие подарки, что приводило Джесси в замешательство.

Однажды ранней весной Чарльз позвонил и сообщил ей, что у него есть небольшое ранчо в Альберте. Он собирался превратить «Браун Биар» в гостевое ранчо и предлагал Джесси поразмыслить над тем, не хочет ли она взять на себя организацию тамошних приемов, вместо того чтобы, как обычно, вернуться летом в Анпетью.

Джесси мрачно кивнула головой. Она согласилась, не подумав, и теперь осознавала, что скоропалительное «да» было одним из ее многочисленных промахов.

Итак, она здесь, посреди земли столь пустынной, что хотелось плакать, в чудовищном доме, который мог бы выглядеть прекрасно где-нибудь в английской провинции, но в таком месте, как это, смотрелся нелепо.

И Чарльз ни слова не сказал о том, приедет ли на ранчо этим летом. Если у него и были намерения, то ей он о них не сообщил.

Джесси заставила себя подняться с кровати и поймала свое отражение в позолоченном зеркале на туалетном столике.

Ее локоны цвета меди пребывали в обычном для них беспорядке. Долгая изматывающая езда на автомобиле слишком утомила Джесси, поэтому она выглядела бледнее, чем обычно. Веснушки выделялись так, как будто капризный ребенок взял фломастер и наугад наставил точки по всему лицу. На обычно гладком лбу появились морщинки, а большие зеленые глаза глядели определенно испуганно.

– Вздор, – сказала она себе. – Какие-то там несколько сотен миль с порывами ветра – пустяк, который не может отпугнуть мисс Хуберт. – Джесси выпучила глаза и показала себе язык – наградой была легкая улыбка, тронувшая уголки ее рта, открывая ровные, сверкающие белизной зубы.

Она решительно повернулась к своему чемодану и стала швырять вещи в ящик комода.

– Босс, помните, я говорил вам, что считаю Флайму О'Хара самой красивой женщиной в мире?

Сидни Эджертон хмыкнул. Что-то парень много болтает, но ведь он всего лишь мальчишка: только шестнадцать лет.

– Нет! Я ошибался. Вот прекраснейшая женщина в мире!

Сидни прищурился. По дороге шла женщина.

А парень прав. Она поразительно похожа на певицу Флайму О'Хара, невероятно популярную в их округе да и на всем Западе, только еще красивее.

Сидни посмотрел на нее прищуренными глазами, ожидая ее реакции на большой плакат, прибитый к столбу ограды, который гласил: «Посторонним вход воспрещен». Когда Сидни делал этот плакат, он с трудом удержался от соблазна добавить: «Нарушителей ждет смерть».

Женщина взглянула на плакат, подняв голову так, что ее растрепанные медного цвета локоны заблестели под лучами заходящего солнца. На какое-то мгновение показалось, будто она увенчана огнем. Сидни заметил, как мальчишка разинул рот от удивления и восхищения, не замечая убийственного взгляда босса.

Кто же мог осудить его? Незнакомка была невысокого роста. Синие джинсы плотно обтягивали удивительно чувственные изгибы ее тела. Через расстегнутый ворот облегающей белой рубашки виднелась соблазнительно белая кожа, осыпанная веснушками. А в ее зеленых глазах была какая-то чертовщинка.

Вряд ли плакат сможет удержать эту особу.

– Привет, – сказала она, подходя к ним. Сверкнув ослепительной улыбкой в сторону мальчика, который чуть не растаял на месте, девушка обратила взгляд своих огромных, похожих на драгоценные камни зеленых глаз на Сидни.

Она протянула ему свою маленькую руку.

– Меня зовут Джесси Хуберт.

Каким-то образом парнишка втиснулся между ней и Сидни и схватил ее маленькую белую ладонь.

– А я Стив Брайен.

Похоже, мальчик не собирался отпускать ее руку, поэтому Сидни не слишком ласково похлопал его по плечу.

– Сходи за водой, сынок. Сейчас же. Бедный парень выглядел так, словно рухнул с неба на землю.

– Да, сэр.

– Надеюсь, еще увидимся, Стив, – крикнула Джесси ему вслед.

Сидни почувствовал недовольство, оттого что она проигнорировала его самого. Во-первых, он ничуть не удивится, если окажется, что именно эта соблазнительная девчонка наблюдала за ним в бинокль, пока он умывался в корыте после тяжелого жаркого дня.

Во-вторых, она не обратила внимания на его плакат и, в-третьих, вообще делала, что хотела, как женщина, знающая себе цену, поскольку ее красота могла превратить мужчину в ком мягкой глины в ее руках.

В изящных руках, подметил Сидни, наверное, таких же мягких, как цветочные лепестки.

Однако он не шестнадцатилетний мальчишка. Сидни скрестил руки на груди.

– Чем могу быть полезен, мэм?

Даже если она заметила, что его голос был холоднее январской стужи, то ее это ничуть не обеспокоило.

Джесси улыбнулась, показав ему ровные белые зубы и кончик маленького розового языка.

– Ну, во-первых, не могли бы вы снять этот ужасный плакат?

Он так и знал, что следовало добавить строчку о том, что нарушителей ждет смерть.

– Снять плакат? – переспросил Сидни, чувствуя, что температура его голоса опустилась еще на несколько градусов.

Девушка энергично кивнула, словно не почувствовав этого холода, и ее кудри заметались в довольно прелестном беспорядке, чего он постарался не заметить.

– Да. Это заставляет людей чувствовать себя незваными.

– Проклятье, – процедил он. Это выразительное замечание должно было заморозить ее до такой степени, чтобы ей захотелось перебраться в местечко потеплее. Однако женщина не замерзала.

В ней действительно было что-то пламенное, и не только волосы. Может быть, сочность маленьких губ, когда они изгибались в шаловливой улыбке.

– Вы не поняли. Люди, которые приедут погостить на ранчо, захотят почувствовать себя частью его. Им захочется увидеть лошадей и с ограды понаблюдать, как ковбои объезжают их.

– Скорее всего им придется смотреть в бинокли из окон своих комнат, – саркастически заметил Сидни.

Джесси наконец почувствовала, что здесь стало немного прохладно. Легкий румянец покрыл нежный изгиб ее шеи и проступил сквозь утонченную белизну ее лица. Однако она с очаровательной дерзостью наморщила маленький носик, пытаясь смягчить этого «ледяного» мужчину.

Он же отказывался смягчаться под давлением ее очарования. Сидни привык к диким просторам, на которых лежала печать одиночества. Он был отшельником, в то время как она принадлежала к тому типу женщин, которым наплевать на плакаты «Не нарушать границу!»

– Я вам не предмет для изучения, – тихо сказал Сидни. – Не люблю, когда меня разглядывают.

Румянец Джесси стал немного ярче. Горячий темперамент, решил он, уловив признаки гнева. Итак, неужели она рискнет начать битву между пламенем и льдом?

Большой угрозы он не почувствовал. Вряд ли его могла запугать эта девчонка, чье лицо выглядело так, как будто кто-то взял кисть и вымазал его бледно-оранжевой краской.

– Ну будьте таким эгоистичным, – посоветовала Джесси. – Случилось так, что я глядела на пейзаж. Вы попали в кадр.

– Эгоистичным! Да я, можно сказать, принимал ванну. Уж извините, но мне в этот момент не нужны зрители.

– Ванну, – фыркнула она. – Вы были всего лишь без рубашки. Неужели вы так старомодны?

Эгоистичен и старомоден, подумал Сидни, разглядывая ее. Его взгляд вновь остановился на ее губах. Рот девушки был крошечным, красные губы выглядели как свежая сладкая клубника. Весьма нестаромодно, подумал он, проклиная себя за это. Ему было неприятно сознавать, что этот огонь мог бы растопить его лед, дай только время.

Он быстро отвернулся от нее, наклонился и стал осматривать одну из ног Бренди в надежде, что эта девица поймет намек, но она не поняла…

– Что касается этого оскорбительного плаката…

Сидни выпустил из рук копыто и выпрямился.

– Этот оскорбительный плакат останется, – твердо сказал он.

– Нет, не останется, – так же твердо ответила Джесси.

Сидни остолбенел. Это было почище сильного порыва доброго старого ветра Южной Альберты.

– Кто вы, черт возьми? – спросил он, не вполне уверенный, сердится он или забавляется.

– Джесси Хуберт, – ответила она, вздернув свой маленький подбородок. – А вы кто, – она поколебалась, – черт возьми?

Чувство юмора победило. Сидни почти смеялся. Она напоминала сейчас маленького котенка – большие зеленые глаза и взъерошенная шерстка. Но ему почему-то не захотелось смеяться над этой женщиной. Он представил себе, как она устраивает экскурсии, показывая туристам усталых ковбоев, окунающих свои потные, пыльные головы в лошадиные корыта.

– Я Сидни Эджертон.

– О нет, – прошептала Джесси, уставившись на него. Он мог бы поклясться, что ее плечи на мгновение опустились, прежде чем она взяла себя в руки. – Я буду организовывать прием гостей на ранчо. Лорд Уэксфорд сказал, что вы поможете во всем, что мне нужно.

– Он так сказал?

– Да. И для начала мне нужно, чтобы вы убрали этот плакат.

«Для начала». Это слегка обеспокоило Сидни, но он не подал виду.

– Для начала нам нужно усвоить несколько основных правил. Итак, правило первое: никаких гостей. Включая вас.

Она положила руки на пояс, похожая на борющегося дракона, хотя ему до сих пор не доводилось с ними встречаться. Неужели ей невдомек, что домашнему котенку неразумно тягаться с медведем гризли?

– У меня нет времени, – продолжил он, прежде чем слова возмущения успели сорваться с ее губ, – чтобы нянчить компанию городских бездельников, желающих испробовать жизнь на ранчо. Они не понимают, что если окажутся в неподходящем месте в неподходящее время, то вся эта затея может закончиться кровью и выбитыми зубами. Здесь не место для туристов.

Сидни старался казаться равнодушным, тогда как Джесси теряла самообладание. В ее изумрудных глазах блеснули слезы.

– Ну, хорошо. Что же вы хотите? – наконец раздраженно спросил он, сдаваясь.

Она небрежно смахнула слезы.

– Родео.

– Что?

– И ночную прогулку на свежем воздухе. А еще перегон скота. – Он почувствовал, что у него отвисает челюсть. – И уроки бросания лассо. Как вы думаете, мы могли бы обучать людей объезжать диких лошадей?

– Мисс… миссис Хуберт?

– Также каждую ночь лагерный костер, завтрак в фургонах и танцы на конюшенном дворе. – Ее глаза засияли.

Сидни был реалистом и прекрасно понимал, что представляют собой все эти идеи переделки ранчо в гостевое. Он уже получил письмо босса с указаниями. Однако у него не было ни сил, ни желания объяснять ей все это. Сразу видно, что она не из тех, кто ищет, где полегче.

– Послушайте, запишите мне ваши идеи и попытайтесь быть реалистичной, если сможете, – утомленно предложил он. Его слова погасили свет надежды, появившийся в ее зеленых глазах.

– Реалистичной? – спросила Джесси. – Чепуха! – Девушка усмехнулась в ответ на его свирепый взгляд. – У меня к вам предложение, мистер Эджертон. Могу я называть вас Сидни? Мне кажется, на гостевом ранчо нам не следует придерживаться строгих формальностей, чтобы это было больше похоже на настоящий вестерн. – Она развернулась и зашагала прочь.

– Знает ли эта девчонка хоть что-нибудь о настоящем ранчо? – пробормотал Сидни. – Зеленоглазое чудовище.

– Вы можете звать меня Джесси, – услышал он.

Зеленоглазое чудовище звалось Джесси.

Она неспешно удалялась, а Сидни, раздумывая о «настоящем вестерне», перевел взгляд на ее синие джинсы, обтягивающие округлую маленькую попку. И тут кое-что привлекло его внимание. Он прищурил глаза и покачал головой. Настоящий вестерн. На ней были самые нелепые носки из всех, что он когда-либо видел: в черный горошек и с оборочками.

Он снова покачал головой, как бы пытаясь отогнать ужасное видение. Ничего, он выжил раньше, переживет и это лето.