ТАМ, В ДНЯХ…

Где? — в детстве, там, где ржавый пруд

Кренил карвеллы в муть Саргассо,

Чтоб всполз на борт надонный спрут,—

Там вновь Персей познал Пегаса!

Там, в дни, где солнце в прорезь лип

Разило вкруг клинком Пизарро,—

Все звенья логик что могли б?

Сны плыли слишком лучезарно!

Потом, в дни, где медяный строй

Звенел и пели перья шлема,—

Не всюду ль ждал Ахей иль Трои,

Пусть буквы в ряд слагались: лемма!

И в дни, где час кричал: «Дели ж

Миг на сто дрожей непрестанно!»

Кто скрыл бы путь меж звезд, — где лишь

Бред, смерть Ромео иль Тристана?

Там, в днях, — как знать? в руде веков,

В кровь влитых, гимном жгущих вены, —

Там — взлет и срыв, чертеж стихов,

Копье ль Афин, зубцы ль Равенны?

22 марта 1922

 

ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЯ О ЛЮБВИ

Тосковать в снег весны, — о, банальные

Песни праотцев, скок чрез огонь:

С тигром крыться под своды бананные,

Догонять с рыжей пумой вигонь!

Март морочит морозная оттепель;

К печкам лепятся тени Мюрже…

Что ж плеснуло? груз тел, — не на отмель ли

К ласкам вешним две пары моржей?

Ночью вскрыть бы (проделки Лесажевы)

Потолки: лоб на лоб, рот ко рту,—

Сколько спаянных в дрожь! Иль рассажены

В них твои паладины, Артур?

Волны бьют с пустыря миоценова,

Чтоб, дрожа, грудь теплела в руке:

Древних дебрей слеза драгоценная —

Вздох табачный ловить в мундштуке.

Верб заветных где пух? — Не равно ли им,

Здесь, где страсть — на прилавок товар,

Лед и гейзеры, ель и магнолии…

А Джон Фич, темя вниз, в Делавар!

22 марта 1922

 

С ГАНГА, С ГОАНГО…

С Ганга, с Гоанго, под гонг, под тимпаны,

Душны дурманы отравленных стран;

Фризским каналам, как риза, — тюльпаны;

Пастбищ альпийских мечта — майоран.

Тяжести ль молота, плуговой стали ль

Марбургство резать и Венер ваять?

С таежных талостей Татлиным стать ли?

Пановой песни свирель не своя.

Вьюга до юга докинет ли иней?

Прянет ли пард с Лабрадорских седин?

Радугой в пагодах клинопись линий,

Готика точит извилины льдин.

В бубны буди острозубые бури —

Взрыхлить возмездье под взвихренный хмель!

Зелья густить, что Локуста в Субурре,

Пламя, слепящее память, — умей!

Гонг к вьолончели! тимпаны к свирелям!

Тигровый рык в дрожь гудящих жуков!

Хор Стесихора над русским апрелем,

В ветре, — приветствии свежих веков!

28 декабря 1921

 

ГОДЫ В БЫЛОМ

Наискось, вдоль, поперечниками

Перечеркнуты годы в былом,—

Ландкарта с мелкими реченьками,

Сарай, где хлам и лом.

Там — утро, в углу, искалеченное;

Там — вечер, убог и хром;

Вот — мечта, чуть цела, приналечь на нее,

Облетит прогорелым костром.

Цели, замыслы, — ржа съедающая

Источила их властный состав,

С дней, растерянных дней, тех, когда еще я

Верил вымыслам, ждать не устав.

И они, и они, в груду скученными,

Ночи клятв, миги ласк, тени губ…

Тлеть в часах беспросветных не скучно ли им,

Как в несметном, метельном снегу?

Конквистадор, зачем я захватываю

Город — миг, клад — часы, год — рубеж?

Над долиною Иосафатовою

Не пропеть пробужденной трубе.

11 февраля 1922

 

ЛИШЬ МИГИ

Не шествия, где в гул гудят знамена,

Не праздник рамп, не храмовой хорал,—

Туда, в провал, из правды современной,

С морского дна излюбленный коралл;

Нет! — милые обличья жизни нежной:

Вдвоем над Гете светом тень спугнуть,

Вдохнуть вдвоем с созвездий иней снежный,

У ног любимых ботик застегнуть;

Лишь миги, те, — сознанья соль живая,—

Что пресный ключ включают в океан,

И жгут из мглы дней и надежд, всплывая,—

Киприды лик, весь пеной осиян;

И там, за гранью памятей и пеней,

Впивая в я не взором кругозор,

Не вопль вражды, не прелесть песнопений,

Победный терн иль лавровый позор,

Но час, где ночь, где за стеклом бесцветным

С промерзлых камней оклики колес,

Где узость плеч под простыней, в заветном

Последнем споре под наитьем слез.

18 ноября 1921

 

В ПРЯТКИ

Ночь уснула, дождем убаюкана,

Спит старуха, младенца крепче,

Теперь не расслышит ни звука она,

Что любовник-месяц ей шепчет.

Ветер улицы яростно вылизал,

Всюду рыщет, косматый и серый,

Веселится в роскошном обилии зал,

Скачет с мокрыми ветками в скверах.

Тучи, побитое войско, разомкнуты,

Вскачь бегут, меж звезд, без оглядки:

Иссекли их, щелкая, громы кнута,

Молний пляс истомил игрой в прятки.

Стены все — упорные странницы,

Ходят грузно по лунной указке:

Свет мигнул, — церковь старая кланяется,

Тень нашла — к дому дом льнет по-братски.

Без присмотра все силы кинуты,

Развинтилась в них каждая гайка.

Эх, доверилась Сумраку-сыну и ты,

Ночь-карга, земная хозяйка!

Он же рад сам трунить над месяцем,

Распустил стихии; при свете

Радостно раскуролеситься им,—

Разошлись тучи, камни и ветер!

18 мая 1921

 

ОТ ВИСКА И ДО ВИСКА

Ветер гонит искры снега

Мимо окон, застя свет;

В свисте вьюги взрывы смеха;

Чутко плачет печь в ответ.

Здесь за дверью — остров малый,

Вихри волн — за рифом там.

Мгла причалы мачт сломала,

Мгла примчала нас к мечтам.

Лапой лампу пальма ль валит?

Зной с каких морских песков?

Ночь причудней. Пью в овале

Грустных губ вино веков.

Рыщут тигры; змеи свиты;

Прямо прянет вниз боа…

Что все страхи! лишь зови ты

Грот, где бред наш, — Самоа.

Мглами слеп, втеснюсь во мглу я,

Где прически прядь низка,

Чтоб вдохнуть сон снов, целуя

От виска и до виска!

27 января 1922

 

КТО? — МЫ? ИЛЬ ТАМ…

Моя рука — к твоей святыне,

На дрожь мою — ладонь твоя;

Сан-Марко два жгута витые

Колени жгут, мечту двоя.

Длить сон предчувствий; первый трепет

Впивать в сухом агате глаз:

Следя добычу, смотрит стрепет,

Ждет искр Франклинов а игла.

Кто? — мы? иль там, в веках воспетых,

Мимнерм, Тибулл, Петрарка, все!

Ur-Mensch, в его слепых аспектах,

Две птицы, слитые в овсе?

Чудовищ, тех, эпохи ранней,

Вздох в океан, громовый всхлип,

Где в ласке клык смертельно ранит,

Где рот рычать от крови слип?

Уже двух рук сближенье жутко,

Дождь тысяч лет гудит в ушах,—

В бред, в хаос, в тьму без промежутка,

Все светы, правд и лжи, глуша!

8 марта 1922

 

ПОД ЗИМНИМ ВЕТРОМ

Додунул ветер, влажный и соленый,

Чуть дотянулись губы к краю щек.

Друг позабытый, друг отдаленный,

Взлетай, играй еще!

Под чернью бело, — лед и небо,—

Не бред ли детский, сказка Гаттераса?

Но спущен узкий, жуткий невод,

Я в лете лет беззвучно затерялся.

Как снег, как лед, бела, бела;

Как небо, миг завешен, мрачен…

Скажи одно: была? была?

Ответь одно: вавек утрачен!

Кто там, на Серегу, во тьму

Поник, — над вечностями призрак?

Века ль стоять ему

В заледенелых ризах?

Достигнут полюс. Что ж змеей коралловой

На детской груди виться в кольцах медленно?

Волкан горит; в земле хорала вой,

В земле растворены порфир и медь в вино.

Додунул ветер с моря, друг отвергнутый,

Сжигает слезы с края щек…

Я — в прошлом, в черном, в мертвом! Давний,

верный, ты

Один со мной! пытай, играй еще!

17 февраля 1922

 

ИСКУШЕНИЕ ГИБЕЛИ

Из викингов кто-то, Фритиоф ли, Гаральд ли,

Что царства бросали — витать на драконе,

Памятный смутно лишь в книге геральдик,

Да в печальном преданьи Мессин и Лаконий;

Иль преступный Тристан, тот примерный рыцарь,

Лонуа завоевавший, Роальду подарок,

Иль еще Александр, где был должен закрыться

Путь через Инд столицей ad aras;

Иль некто (все имена примеривать надо ль?)

Не создали ль образ, мрамор на вечность:

Вместит все в себе, — Лейбницова монада,

The imp of the perverse — Эдгара По человечность?

Искушение гибели — слаще всех искушений

(Что Антония черти на картине Фламандца!) —

С Арионом на дельфине плыть из крушений,

Из огня выходить, цел и смел, — саламандра!

Пусть друзья в перепуге, те, что рукоплескали,

Вопиют: «Дорога здесь!» («Родословная», Пушкин);

Ставя парус в простор, что звать: «Цель близка ли?»

Что гадать, где же лес, выйдя к опушке?

Веселье всегда — нет больше былого!

Покинутым скиптром сны опьянены ли?

И жутко одно, — этого судьба лова,

Исход сражений, что затеяны ныне!

18 апреля 1922