Зеркало теней

Брюсов Валерий

ЖИЗНИ МГНОВЕНИЯ

 

 

ВЕЧЕРОВАЯ ПЕСНЯ

Я тебе посвятил умиленные песни,

Вечерний час!

Эта тихая радость воскресни, воскресни

Еще хоть раз!

Разливается сумрак, — голубоватый,—

Меж стен домов.

Дали синие неба миром объяты,

Без звезд, без слов…

Электричество вспыхнуло, — полны и пены

Луны дрожат.

Трамваев огни, там зеленый, здесь красный,

Потянулись в ряд.

Предвесеннею свежестью дышится вольно,

Стерлись года,

И кажется сердцу, невольно, безбольно:

Всё — как тогда!

Я снова в толпе, молодой, одинокий…

И, как во сне,

Идет меж прохожих мой призрак далекий

Навстречу мне…

<1911>

 

НОЧНОЕ ОДИНОЧЕСТВО

Возвысила ночь свою черную голову,

Созвездьями смотрит на море и сушу,

И, в волны пролитому, яркому олову

Вверяю ночную, бездомную душу.

Мечта моя! челн в беспредельности кинутый!

Качают тебя огне-синие дали,

Заброшены весла, уключины вынуты,

Со скрипом ненужные реи упали.

Не надо руля и косматого паруса!

Прочь, прежние гавани, берег знакомый!

А волны вздымают за ярусом ярусы,

И водные шире и шире объемы.

Мечта моя! челн в роковой беспредельности!

Ты дышишь соленым дыханием влаги,

Ты счастлив бродячим восторгом бесцельности,

В часы, когда дремлют у пристаней флаги.

Душа моя вверена зыбкому олову,—

До утра той связи святой не нарушу!

А ночь подняла свою черную голову,

Созвездьями смотрит на море и сушу.

1911

 

НА БЕРЕГУ

Закрыв измученные веки,

Миг отошедший берегу.

О если б так стоять вовеки

На этом тихом берегу!

Мгновенья двигались и стали,

Лишь ты царишь, свой свет струя.

Меж тем в реке — из сизой стали

Влачится за струёй струя.

Проходишь ты аллеей парка

И помнишь краткий поцелуй…

Рви нить мою, седая Парка!

Смерть, прямо в губы поцелуй!

Глаза открою. Снова дали

Разверзнут огненную пасть.

О если б Судьбы тут же дали

Мне мертвым и счастливым пасть!

1911

 

СЛУЧАЙНАЯ СТРЕЛА

Стоял я в этот час, незрящий

Пред будущей судьбой Эдип,

И видел лишь ее дрожащей

Руки пленительный изгиб.

Но знал, что спорить бесполезно

С порывом, вдруг увлекшим нас,

И чувствовал: тесьмой железной

Объединил нас поздний час.

Она беспомощно клонилась

К подушке алой, в глубь и в тень…

И мне казалось, что вонзилась

Стрела случайная в мишень.

И, жестом медленным, безвинный

Убийца, я припал к устам…

И миг продлился, длинный, длинный,

Врата к мучительным часам.

1911

 

УТРОМ

Стонет старая шарманка

Вальс знакомый под окном.

Ты глядишь, как иностранка

Где-то в городе чужом.

Не пойму твоих улыбок,

Страха мне не превозмочь.

Иль что было — ряд ошибок,

Это счастье, эта ночь?

Ты смеешься, отошла ты,

У окна стоишь в тени…

Иль, скажи, не нами смяты

На постели простыни?

Изменив своей привычке,

Ты, как римлянка рабу,

Пятачок бросаешь птичке,

Предвещающей судьбу.

Знаю, что за предсказанье

Птичка вытащит тебе:

«Исполнение желанья,

Изменение в судьбе».

Нет! былое не ошибка!

Ты смеешься не над ним!

Счастлив тот, чье сердце зыбко,

Кто способен стать иным!

Счастлив тот, кто утром встанет,

Позабыв про ночь и тень.

Счастлив цвет, что быстро вянет,

Что цветет единый день.

Будь же в мире — иностранка,

Каждый день в краю другом!

Стонет старая шарманка

Вальс знакомый под окном.

<1910>

 

В НАЕМНОЙ КОМНАТЕ

В наемной комнате все ранит сердце:

И рама зеркала, и стульев стиль,

Зачем-то со стены глядящий Герцен,

И не сметенная с комода пыль.

Нежней прильни ко мне; глаза закроем;

И будем слушать шаг печальных дум,

Как будто мы сошли на дно морское,

Где бледен солнца свет и смутен шум.

Твое дыхание мне рядом слышно,

Замедленный твой пульс слежу рукой…

Подводные цветы надменно пышны,

И разноцветных рыб мелькает рой.

Ах, только об одном могу жалеть я,

Что в той же комнате — очнуться мне!

Акула проплыла, другая, третья…

Закатный рдяный луч скользит на дне.

Как эти миги дум со счастьем схожи,

Как к этой нежности близка любовь!

Но я открыл глаза, и Герцен тот же

Пытливый взор в меня вперяет вновь.

В наемной комнате все сердце ранит.

В ней миг мечты — обман, в ней счастье — ложь,

Нет, не клонись ко мне! Боюсь желаний!

Не надо губ твоих: они язвят, как нож.

<1912>

 

В РЕСТОРАНЕ

Вспоминаю под жалобы скрипки,

В полусне ресторанных огней,

Ускользающий трепет улыбки —

Полудетской, желанной, твоей.

С тихим вальсом, знакомо печальным,

В темный парк ускользают мечты.

Липы дремлют в наряде венчальном,

И во мгле улыбаешься — ты.

Этот вальс, этот зов, эти звуки —

Возвращает и годы и дни.

Я целую дрожащие руки,

Мы — во сне, мы — в тени, мы — одни.

Вижу вызовы дерзкого взгляда,

Вижу алые губы, как кровь…

Ах, не надо, не надо, не надо,

Душу снова качает любовь.

Неподвижны у стойки лакеи,

Искры брызжет вино и хрусталь…

Мы идем по вечерней аллее

В непостижно-прозрачную даль.

Все безжалостней жалобы скрипки,

Все безумней взлетают смычки…

Ивы темные нежны и гибки

Над лукой потемневшей реки.

1911

 

ПОСЛЕ НОЧИ…

После ночи свиданья любовного,

Тихой улицей, тающей тьмой,

В упоеньи восторга греховного,

Возвращаться неспешно домой.

Проходя тротуарами темными,

Помнить, в ясном сиянии грез,

Как ласкал ты руками нескромными

Горностай ее нежных волос.

Чуя в теле истому палящую,

Слыша шаг свой в глухой тишине,

Представлять ее, дремную, спящую,

Говорящую «милый» во сне.

И, встречая ночную прелестницу,

Улыбаясь в лучах фонаря,

Наблюдать, как небесную лестницу

В алый шелк убирает заря,

1904