Наверное, нигде в мире нет такого высокого неба, какое было в эту ночь над Долиной Тростников. Бескрайняя равнина, окутанная густым туманом, живет, шумит, как морской прибой. Это извечный голос бродяги-ветра, заблудившегося в море трав. Уже апрель, а на Долину Тростников еще не упало ни капли дождя. Днем стояла жара, а с приходом ночи стало прохладно и ветер загулял среди травы и тростника. Хрупкий камыш — слабая преграда для ветра, и воздушный поток щедро обдувал равнину.

Через два часа наша часть выступает в поход. Мы на привале. Я лежу рядом с молодыми солдатами и помкомвзвода Хыу, которому всего двадцать три года.

Разъяснив мне план предстоящего боя, Хыу говорит:

— Я уверен в успехе. Нас не испугают десантные вертолеты, которые посылают интервенты, чтобы оседлать путь, по которому движется наш взвод. Мы готовы встретить их. У вас будет возможность наблюдать, как мы уничтожаем десантные вертолеты.

— Мне бы очень хотелось собственными глазами увидеть этот бой, — сказал я.

— В подобных случаях мы наносим удар в том месте, где приземляются их вертолеты. Это особенно хорошо получается, когда есть достаточный резерв.

— Какой резерв? — полюбопытствовал я.

— Ну, например, один взвод, который сейчас направляется на позиции.

Хыу помолчал немного и вновь заговорил:

— Но есть еще резерв. Не знаю, как его и назвать, наверное — резерв номер два. Силы его поистине неисчерпаемы…

Я почувствовал, как помкомвзвода улыбается в темноте апрельской ночи. И, как бы догадавшись об этом, Хыу шепчет мне на ухо:

— Женщины зажгут костер, подадут знак. Может быть, это сделает Куе.

— Кто это?

— Жена… А может, любимая или невеста?.. — Хыу вздохнул и сам ответил на свой вопрос: — Нет, не хочу ее так называть…

Я уловил волнение в его голосе и ждал, что он скажет еще что-нибудь. Но он умолк. Наш бивуак молчаливо встречал налетавший ветер. Несмотря на прохладу, бойцы крепко спали. Некоторые громко храпели. Я ждал, что Хыу вновь заговорит. Почему-то я думал, что он хочет рассказать о себе, но Хыу ушел в себя, замкнулся. Я приподнялся на локте и пытался рассмотреть наш полевой лагерь. Далеко-далеко, на горизонте, небо окрасилось слабым розовым светом. Этот сполох, извиваясь, как огромная змея, метался в восточной части неба, отбрасывая бледно-красный отблеск на густо-синее ночное небо.

На этом фоне черным силуэтом вырисовывалась повозка, которую медленно тащил буйвол. Можно было даже разглядеть огромные выгнутые рога. Повозка раскачивалась с боку на бок, а скрип колес и постукивание железных ободьев по потрескавшейся земле весело разносились по долине.

Хыу вдруг повернулся и обнял меня. Я неожиданно для самого себя спросил:

— А сколько лет Куе, о которой ты говорил?

— Девятнадцать.

— Она здешняя?

Хыу поднялся и потянул меня за руку, чтобы и я встал. Потом указал рукой в сторону Долины.

— Вон там, за Долиной Тростников… Днем хорошо видно это селение. Когда-нибудь я обязательно пойду туда… Когда я познакомился с ней, она была еще подростком, можно сказать — совсем ребенком. Всего шестнадцать лет. Смешная такая, маленькая, но очень храбрая. Ее ранило в плечо, кровь ручьем, а она хоть бы слезинку выронила, даже не ойкнула ни разу.

— Пулевое ранение?

— Нет, ее ранили штыком, проткнули плечо… Как сейчас вижу.

Помкомвзвода взъерошил волосы.

— Я ее очень берег. Тогда, в пятьдесят девятом, мне было двадцать лет, я был руководителем молодежной организации в волости. Мне целыми днями приходилось отсиживаться в подполье — в прямом и переносном смысле — тогда свирепствовали бандиты из отрядов «безопасности» и «охраны сельской местности». Куе тайно носила мне в укрытие воду и рис. У нее с самого детства была трудная жизнь. Жила она с бабушкой. Только они двое и знали, где я прятался. И при всей своей бедности они как-то ухитрялись найти и для меня чашку риса. Бандиты из полицейского управления были осведомлены, что я укрылся где-то неподалеку. Они решили обыскать каждую хижину в волости. Среди ночи подымали людей, в домах переворачивали все вверх дном. И вот однажды Куе сварила рис и собиралась ночью отнести его мне… Хыу прервали на полуслове. Подошедший к нам боец спросил:

— Где помкомвзвода?

— Здесь.

— Командир роты просил передать, что мы можем выступать немного раньше намеченного срока. Он приказал всех будить, через пятнадцать минут уходим.

Я взглянул на часы. Девять тридцать. По всему лагерю поднимались разбуженные бойцы, жалея о прерванном сне. Через несколько мгновений все были готовы. Хыу сказал:

— Проверьте, товарищи, никто ничего не забыл?

Я прошелся лучом карманного фонарика по опустевшему лагерю. Ничего, только истоптанная земля да примятая трава.

Оба взвода, вытянувшись длинной цепочкой, отправились в путь. Люди шли на расстоянии пяти шагов друг от друга. До намеченных нам позиций было недалеко — километров пять по голой ровной местности. Место назначения находилось примерно в четырех километрах от укрепленного поста Хиеп-Тхань, столько же было от него и до главной базы. Из Хиеп-Тханя можно добраться до нее только через эту равнину.

Прибыв на место, бойцы сразу же принялись окапываться. Оба взвода расположились в длинной траншее, напоминающей крылья летящей ласточки. Широкая полоса вынутого дерна протянулась по долине. Закончив работу, бойцы аккуратно уложили куски дерна на бруствер, привели в порядок примятую траву.

Мы с Хыу находились в одной ячейке. Долина была пуста, враг не появлялся, и в укрытие спускались только те, кому хотелось покурить. Посидев некоторое время на краю ячейки, я спрыгнул вниз и спросил Хыу:

— Куришь?

— Курю.

Мы сидели спиной друг к другу на куске дерна, покрытом густой травой. Туман опускался вниз холодной пеленой влаги, но в ячейке было теплее, чем наверху.

Протягивая мне сигарету, Хыу сказал:

— Покурим, пока все спокойно. Когда рассветет, вряд ли удастся нам выкурить хотя бы сигарету. Не до того будет. — Хыу глубоко затянулся и, выпустив струю дыма, продолжил свой рассказ:

— До наступления темноты в моем убежище курить было нельзя. Вечером я вылезал на поверхность, но и тут нельзя было курить — вокруг все время бродили патрули.

Помкомвзвода прислонился спиной к стенке ячейки, докурил свою сигарету и продолжал:

— Странно, вот сижу я в этой ячейке, и мне почему-то все время вспоминается убежище, в котором пришлось отсиживаться несколько лет назад.

— А им так и не удалось выследить Куе?

— Дело было так. Куе пробралась к укрытию и постучала в крышку условным стуком, как мы договаривались. Я обрадовался и открыл люк, а потом попросил Куе спуститься ко мне, чтобы расспросить, как дела там, наверху. Девушка спрыгнула в мое подземелье. Одной рукой я закрывал люк, а другой пытался замаскировать лаз бамбуковыми ветками, которые приготовила Куе. Она сидела на корточках возле меня. Увидев мою порванную рубашку, она приказала ее снять, вытащила из подкладки иглу и стала зашивать прореху. Я развернул принесенный Куе сверток и принялся за еду. И тут в полумраке Куе начала тихонько всхлипывать — ей было жаль меня: ведь мне целыми сутками приходилось сидеть в этом подземелье.

— Куе, родная, не надо! — стал упрашивать я ее.

Вдруг я услышал над головой громкий топот. Я схватил девушку за руку и крепко сжал ее. Наверху молчали, а мы с Куе сидели прижавшись друг к другу.

Мы ждали затаив дыхание. Наверху зашуршали высохшие ветки бамбука. Видно, их расшвыривали. Вдруг я услышал, как что-то хрустнуло. Это штык проткнул крышку и теперь торчал над нашей головой. Я выдернул предохранительную чеку гранаты. В этот момент еще один штык проткнул крышку и вонзился в плечо Куе. В полумраке подземелья я увидел, как девушка закусила губу. Единственным моим желанием было вскочить на ноги, отбросить эту проклятую крышку и швырнуть во врагов гранату. Но только я пошевелился, Куе удержала меня. Она осторожно сняла повязанный на шее клетчатый шарфик и обхватила им кончик штыка, вонзившегося ей в плечо. А когда полицейский, что был наверху, потянул винтовку назад, Куе обтерла своим шарфом жало штыка, чтобы на нем не оставалось следов крови. В течение этих мгновений, показавшихся мне вечностью, Куе даже не пошевелилась. Подняв голову, она следила за штыком… И только когда оба штыка исчезли, я понял, что врагам не удалось раскрыть наше убежище. И в этом большая заслуга Куе.

Больше полицейские не совали штыки к нам в нору. Я поддерживал Куе. Она была бледна как полотно. Я ощупал ее плечо, и пальцы мои сразу же стали мокрыми от крови. На ощупь перевязал ей плечо. Мы долго ждали — наверху не было слышно ни звука.

— Они уже ушли, — прошептала девушка.

Хыу помолчал, тяжело вздохнул и покачал головой.

— Когда наступили сумерки, я помог Куе выбраться из убежища. Она потеряла много крови, ей было очень больно, но она мужественно переносила боль и не плакала. Позже, когда мы с ней стали близкими друзьями и больше не расставались, она однажды сказала: «Вот если бы они попали в тебя, я бы заплакала». Я готов был идти на смерть ради этой девушки… Дней десять я не видел Куе. Она лечилась, а ее бабушка приносила мне каждый вечер еду. И вот как-то Куе вновь пришла ко мне, и я не мог сдержать своих чувств…

— Знаешь, — сказал я, — мне кажется, такие девушки, как Куе, редко встречаются. Женись поскорей!

— Вот уже несколько месяцев я не видел ее…

— Если встретимся, познакомишь меня с ней, ладно? Он кивнул, а потом спросил:

— Который час?

— Два.

— Пора спать.

Я привалился спиной к стенке ячейки, но заснуть сразу не смог. Пытался представить себе лицо Куе. Хотелось думать, что она очень красива.

Сквозь редкие просветы в траве, которая маскировала нашу ячейку, я видел высокое небо и далекие мерцающие звезды. Ночь над Долиной Тростников, этот рассказ о героической девушке, пламя костра, шелест травы — все это настраивало на романтический лад. Но вскоре со стороны укрепленного пункта Хиеп-Тхань донесся гул и рокот.

— Ну вот, первый взвод начал, — произнес Хыу.

Гул и рокот нарастали, раскатисто стучали вражеские пулеметы. Стрельба вдали продолжалась в течение получаса. Потом время от времени раздавались жидкие винтовочные залпы. Выпустил длинную очередь крупнокалиберный пулемет. Это засевшие в укреплении вражеские солдаты палили в воздух для поднятия своего духа. И снова наступила тишина.

Занимался рассвет. Строго-настрого приказав никому не высовываться из ячеек, Хыу привел в боевую готовность свой «гарант».

Край неба зарозовел, заалел, будто цветок лотоса. В окутанной туманом траве загомонили птицы.

Хыу вытер рукавом рубашки ствол «гаранта» и надел на его конец серебристо-белый плоский штык.

Весь взвод прислушивался к разным шумам и шорохам, застыв в томительном ожидании. Мы знали, что «птички небесные», «фениксы», намереваются захватить нас врасплох. Но и на этот раз враг просчитался. Мы раскинули сеть, в которую попадет он сам.

Ждали мы недолго. Не успело засветлеть небо, как раздался гул самолетов. Хыу стремительно поднялся и стал внимательно всматриваться в сторону восходящего солнца:

— Так и есть, пара!

Я тоже поднялся и увидел, как к нам стремительно, словно коршуны, приближались вражеские самолеты. Мы с Хыу юркнули в ячейку и прикрыли ее травой.

Самолеты сделали над нами круг. Когда они проносились над нашей ячейкой, я заметил блестящие стрелы ракет, укрепленные под их крыльями. Вскоре мы услышали, как они взорвались где-то на позициях нашего взвода, скрытого в засаде. Долина озарилась пламенем пожара. Горела даже трава, еще мокрая от тумана и росы. Мы с Хыу теснее прижимались к стенке, огонь подбирался к нам все ближе. Треск… Пламя… Едкий дым… И хотя вся маскировка нашей ячейки превратилась в пепел, мы с Хыу нисколько не пострадали, только были в саже с ног до головы.

— Ничего, переживем, — усмехнулся помкомвзвода. Бомбардировка продолжалась всего десять минут, не больше. И сразу же издалека послышался характерный надрывный рев моторов. Хыу крепко сжал мне руку:

— Вертолеты!

Из длинной траншеи донеслось:

— Вертолеты! Вертолеты!

По цепи передали приказ ни в коем случае не стрелять по первой десантной группе, ждать, когда приземлится вторая. Хыу еще раз приказал проверить, как бойцы изготовились к стрельбе из ячеек, есть ли у них достаточный сектор обзора и обстрела.

Я выглянул из ячейки. На фоне светлеющего неба четко вырисовывались силуэты огромных металлических стрекоз. Я насчитал тринадцать вертолетов, приближавшихся к нам с той же стороны, с какой прилетали бомбившие нашу позицию самолеты. Среди них было шесть «гусениц» с двумя винтами, шесть одномоторных «крестов» и один «летающий банан», очевидно командирский, так как он летел немного поодаль и выше других вертолетов. Они шли на нас двумя группами, в каждой по шесть машин.

Вторая группа вертолетов начала медленно снижаться. Ревели моторы, потоки воздуха от винтов взметали к небу тучи пыли и сухих листьев.

— Сели, приземлились! — прокричал мне Хыу. Вертолеты опустились несколько левее нашего окопа.

Моторы машин надрывно выли. Из люков высыпали, тяжело плюхаясь на землю, «командосы» с автоматами наизготовку. Я хорошо разглядел первого американца. Лицо его было наполовину закрыто огромными черными очками, он размахивал какой-то длинной палкой. Расстояние между нами и десантниками было едва ли более ста метров, и мы хорошо разглядели своих врагов. Пепел от сгоревшей травы, высоким валом лежавший вдоль окопа, скрывал нас от противника. Я стоял в ячейке, пряча голову за этим валом. Рядом со мной застыл с автоматом наизготовку помкомвзвода Хыу.

Для начала противник высадил около взвода десантников, и они теперь копошились на равнине под следящими за ними взглядами черных дул автоматов. Но пока ни один автомат, ни одна винтовка не обнаруживали себя.

Минута тишины была тягостной. Глядя на напряженное, суровое лицо Хыу, я вдруг живо представил себе девушку по имени Куе, штык, вонзившийся в девичье плечо, и кровь, текущую по нему…

Бой начался как раз в ту минуту, когда из приземлившихся вертолетов второй группы стали выпрыгивать десантники.

Едва они успевали коснуться земли, как их встречал убийственный огонь наших автоматов. Хыу отстрелял один магазин, быстро вставил другой и выскочил из окопа.

Я услышал два тяжелых вздоха «фум-фум». Два вертолета противника вспыхнули как факелы. Десантники метались из стороны в сторону, громко крича и падая на землю под градом наших пуль. Несколько вертолетов, взревев моторами, быстро взмыли вверх и поспешили скрыться. «Летающий банан» их командира быстро исчез в поднебесье, а за ним и другие машины.

Часть десантников была перебита, а те, кто остались в живых, отступили от ощетинившихся сталью и свинцом наших окопов. Вдали от нас, в камышах, противник начал развертываться в боевой порядок. Однако в этот самый момент показался наш второй взвод, и растерявшиеся десантники противника подняли руки. Бойцы вышли из окопа, окружили американцев, разоружили, разделили на несколько групп и отправили к возвышающейся за кромкой камыша горе.

Я шагал следом за Хыу. Вдоль тропинки лежали трупы десантников. Туши двух вертолетов валялись на поле, распространяя вокруг запах гари и бензина. Огонь уже стих, и теперь черный дым клубился над словами «US Army», написанными на боках вертолетов. Мы вытащили из-под этих обломков двух американцев. Оба они пошатывались. На одном из них были темные очки.

Американцев быстро обыскали, отобрали у них пистолеты. Политрук роты медленно подошел к верзиле-американцу и снял с него очки. Затем четко по-английски сказал:

— Поторапливайтесь, «мистеры»!

Оба американца пристроились в хвост колонны пленных. Командир роты приказал двигаться ускоренным шагом.

…Мы бежали по равнине уже минут десять, как прямо перед нами на равнине взвился к небу столб черного дыма.

Хыу бросил на бегу:

— Я так и знал, что наши женщины подожгут камыш, чтобы замаскировать нас!

Пленные едва плелись.

— Давайте резвее!.. — прикрикнул на них командир роты. — А то придется расстрелять на месте.

Густые клубы дыма окутали Долину. Мне еще ни разу не приходилось видеть такого огромного моря огня и дыма.

Взвод, идущий во главе колонны, вместе с группой пленных скрылся в дыму. Мы бросились за ним и сразу же оказались в непроглядном черном аду. Идущие сзади смутно различали фигуры идущих впереди. Густой дым разъедал глаза, по лицу текли слезы. Мы бежали, придерживаясь направления на кромку камыша и возвышавшуюся за ней гору. Где-то вверху, над облаками дыма, кружили вражеские самолеты. Дым хорошо маскировал нас, однако с самолетов все же сбросили бомбы и открыли стрельбу из пулеметов. Бомбы упали в стороне от нас.

Вдруг в дыму явственно проступили очертания зарослей тростника. Мы с Хыу бросились вперед, а вскоре вся наша колонна скрылась в них, оставляя позади Долину с летающими над ней самолетами, с взрывающимися бомбами и с фонтанчиками вспарываемой пулями земли.

Неожиданно до нас донеслось:

— Хыу, Хыу!

Мы с помкомвзвода поспешили вперед. Внезапно Хыу остановился. Под усыпанной плодами кокосовой пальмой молодые девушки и женщины, передавая друг другу по цепочке, протягивали бойцам гроздья кокосовых орехов. Здесь же лежали обожженные пучки соломы.

Хыу сказал мне:

— Видите, они ходили поджигать камыш и только что вернулись. О, смотрите, вот и Куе!

Я посмотрел в ту сторону, куда повернулся Хыу, и увидел девушку, совсем еще подростка, которая кого-то искала в толпе. Хыу окликнул ее. Девушка бросилась к нему, но не добежав, остановилась и воскликнула:

— Хыу, дорогой!

Лицо ее было в саже, лоб покрылся испариной, капли пота скатывались по вискам. Она стояла перед нами, перебирая перекинутую на грудь волну длинных волос, то наматывая прядки на палец, то разглаживая их.

Я смотрел на Куе, реальную Куе и думал, насколько она лучше той, которую рисовало мое воображение! Глаза ее смеялись, поблескивая из-под длинных вздрагивающих ресниц. Хыу познакомил нас. Куе поклонилась и сказала чуть слышно:

— Сейчас я принесу вам кокосовых орехов. Минуту спустя она вернулась и протянула каждому из нас по большому кокосовому ореху:

— Пейте.

Я заметил, что Куе, подавая нам орехи, одной рукой держала их, а другой только слегка придерживала. «Значит, эта рука у нее до сих пор парализована», — подумалось мне.

Куе, улыбнувшись, спросила:

— Наверное, дым выел вам глаза?

Я засмеялся:

— Вы устроили грандиозный пожар. Мы с трудом дышали, но если бы не этот дым, нам было бы намного хуже.

…Рота уже пошла, и нам с Хыу пришлось ее догонять. Шагая впереди, я слышал, как помкомвзвода говорил Куе:

— Если смогу, то завтра забегу!

— Хыу, возьми мой шарф, пригодится.

Я обернулся и увидел, как полосатый шарф Куе уже обвивал шею Хыу.

Подошли двое пленных американцев. Они с удивлением наблюдали, как заботливы и нежны были девушки с нашими бойцами, и некоторые отводили глаза.