От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе

Проспер Буассонад От нашествия варваров до эпохи Возрождения. Жизнь и труд в средневековой Европе

Книга I ТРУД В ХРИСТИАНСКОЙ ЕВРОПЕ В ЭПОХУ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ. ПЕРИОД ВТОРЖЕНИЙ, РАЗРУШЕНИЯ ЭКОНОМИКИ И ПОПЫТОК ЕЕ ВОССТАНОВЛЕНИЯ. V-X ВВ

ГЛАВА 1 Римская Европа и варварская Европа в начале Темных (Средних) веков [1] . - Общественный и экономический уклад захватчиков

С V в. начался долгий - длиной в тысячу лет - период, известный под названием Средние века, в течение которого произошли одни из величайших общественных и экономических изменений за всю историю труда. Этот период начался с катастрофы: Римская империя (Западная Римская империя. - Ред. ) погибла в результате вторжения на ее земли и расселения на них варварских народов. Это бедствие, которого никто не мог предвидеть, имело важнейшее значение для истории, потому что едва не привело к полному уничтожению цивилизации. К счастью для нового мира, ростки которого должны были взойти на развалинах старого, порядок, установленный Римом, не исчез полностью, и новые государства раннего Средневековья выросли на его остатках, которые стали для них прочным фундаментом.

Римская империя (с 395 г. - Западная Римская и Восточная Римская империи. - Ред. ) - конгломерат земель, площадь которого была больше 3 миллионов квадратных километров, - в начале этого периода еще занимала примерно четверть Европейского материка, в том числе его самые плодородные области - Грецию, Македонию, Мезию (входившие в начале V в. в префектуру Иллирия), Фракию (земли на востоке Балканского полуострова и Дунае), а также Малую Азию, земли в верховьях Тигра и Евфрата, Сирию, Палестину, Египет и Киренаику, входившие в Восточную префектуру, - земли этих двух префектур с 395 г. стали землями Восточной Римской империи; на западе в Западную Римскую империю входили префектура Италия (Италия, Паннония, Реция и Северная Африка без Западной Мавритании) и префектура Галлия (Галлия, Британия, Испания и Западная Мавритания (Тингитана) в Северной Африке). На севере граница империи проходила по Дунаю и Рейну, а на острове Великобритания между устьями рек Форт и Клайд (вал Антонина). За ее пределами, на остальных трех четвертях Европейского континента продолжало царить варварство (несколько упрощенный взгляд. - Ред. ). В отношении цивилизации Римская империя (с 395 г. - две империи), где народ недавно принял христианство, породившее в нем стремление к более высокой нравственности, сделала такой шаг вперед, подобного которому человечество не делало никогда. В ней впервые была создана система управления, которая поставила желание одного человека ниже законов и обеспечила государственной власти и единому государству победу над анархией древних городов-государств. (Такая система управления была создана все же раньше - во времена Римской республики, а во времена империи часто личность императора оказывалась выше правил и законов. - Ред. ) В Римской державе было создано первое крупное политическое объединение из многих миллионов свободных людей, «братьев и родственников римского народа», которые начиная со II в. имели одинаковые права, подчинялись одним и тем же законам, пользовались одними и теми же гражданскими свободами и были защищены беспристрастным правосудием от любой стоящей над ними власти, кроме власти государства. Жители империи возвысились, под влиянием благородных идей стоицизма и христианства, до понятий о том, что все люди - братья, а человеческое общество - объединение всех цивилизованных народов. Империя несла власть порядка и мира и обеспечивала безопасность тех народов, которыми правила. Таким образом, был проделан изумительный труд - общество и экономика продвинулись по пути прогресса так далеко, что результаты этих усилий не могли исчезнуть полностью в последующие годы.

Повсюду, особенно в городах, пышным цветом цвела общественная жизнь - и продолжала цвести и в IV в. Существовали сотни городов, где жизнь многих людей была легка и приятна; эти города были украшены дворцами, общественными площадями, цирками, театрами, храмами, в них функционировали горячие источники, общественные бани, рынки. Чистая вода подавалась по акведукам - иногда за десятки километров. Все значимые города были защищены крепостными стенами с башнями. Великолепие столичных городов - Константинополя (построенного на месте греческого Византия), Рима, Милана (Медиолана), Равенны, Никеи, Никомедии (в Медиолан, Августу Треверов (Трир), Никею и Никомедию часто переносились резиденции императоров), а также Фессалоники (совр. Салоники), Трира, Арля, Лиона (Лугдуна) и многих других - было беспримерным, в нем соединились роскошь и цивилизация. Сельская местность изобиловала поселками ( vici ) свободных мелких землевладельцев и изящными домами - одновременно и местами для веселого отдыха, и укрепленными замками, где жили хозяева крупных имений, проводившие лето в своих обширных владениях ( villae ). Несмотря на то что население империи медленно сокращалось и это обескровливало ее в последние полтора столетия ее существования, империя только в Европе насчитывала более тридцати миллионов жителей и вызывала зависть у окружавших ее варваров (численность населения всей Римской империи в период расцвета во II в. н. э. - 60 миллионов, затем было падение, но в первой трети IV в. население империи снова достигло 55-60 миллионов. - Ред. ). Хотя по структуре римское общество оставалось аристократическим, верхние слои общества не были закрытыми кастами: любой гражданин мог возвыситься и оказаться в числе знатных благодаря своим воинским заслугам, богатству или деятельности на общественных должностях. Существование по-прежнему многочисленного среднего класса, который состоял из мелких землевладельцев, купцов и ремесленников - таких людей называли mйdiocres (средние. - Пер. ) или honorati (почтенные. - Пер. ) , - способствовало сохранению в обществе того своеобразного равновесия, которое центральная власть с трудом поддерживала за счет знати, крупных землевладельцев и высших чиновников. В городах и в сельской местности свободный труд ремесленников, крестьян-арендаторов и поденных рабочих существовал рядом с полусвободным трудом работников в государственных мастерских и колонов в больших поместьях. Сословие независимых ремесленников и их объединения ( collegia ) были признаны и пользовались уважением; они входили в официальную иерархию граждан наравне с торговым сословием - купцами ( mercatores ), которые были организованы по тому же принципу. Хотя империя страдала из-за существования ленивого и жалкого городского пролетариата (неимущие, лишенные средств производства свободные граждане, не работая многие годы, требовали «хлеба и зрелищ» - бесплатное продовольствие, бани и посещение цирков. Не путать с «пролетариатом» марксистов - наемными рабочими фабрик и заводов. - Ред. ), увеличения числа бедняков и суровости порядков, которые были установлены для бедных и низших, в двух направлениях был достигнут прогресс, имевший первостепенное значение. Под влиянием философии стоиков и христианского учения и еще в большей степени под давлением экономической необходимости рабство - отживавшая свой срок непродуктивная форма трудовых отношений - почти полностью (в значительной степени. - Ред. ) исчезло, уступив место труду свободных ремесленников в городах и колонов в сельских округах. Огромное множество людей получило если не полную, то хотя бы половинчатую свободу. Принадлежность к сословию колонов стала нормой среди сельского населения, и это прокладывало путь средневековому крепостному праву. В IV в. ряды колонов пополнило множество людей из городов, и благодаря этому земледельцы получили права римских граждан, личную свободу, право пользования землей, безопасность и уверенность в завтрашнем дне.

Несмотря на экономический кризис, порожденный вражескими вторжениями в III в. и чрезмерными налогами, римская Европа в начале V в. все же была богаче материальными благами, чем любая другая часть мира. Некоторые ее области, например Греция и расположенная на полуострове часть Италии, тяжело пострадали от убыли населения, войн и перемен в экономике, но многие другие части империи не имели себе равных по плодородию, уюту и благосостоянию жителей. В особенности это было верно для Македонии, Фракии, Далмации, Северной Италии, Испании, Галлии и Британии. Аммиан Марцеллин отметил, что в целых провинциях - например, в Аквитании - почти не было бедняков. За четыре столетия Рим сумел превратить ту часть Европы, которая подчинялась его законам, в подобие пчелиного улья, где каждый был занят производительным трудом. Империя изменила даже внешний вид этих земель: леса были в значительной степени вырублены, болота осушены, земли распаханы. Плуг и лопата победили дикую природу. Разведение скота, выращивание зерновых, возделывание технических растений, плодовых деревьев, винограда и олив достигли высочайшей степени развития, а римская колонизация охватывала все более обширную территорию. Промышленное производство достигло невиданных ранее результатов в области добычи полезных ископаемых и металлургии, а также в ткачестве и в изготовлении изделий из кожи, керамики и стекла. Началось разделение труда. Возникла и достигла процветания мелкая городская промышленность в форме мастерских; наряду с ней существовали старое домашнее производство (которое она затмила собой) и новая, только зарождавшаяся, капиталистическая промышленность. И наконец, торговля, которая активно велась даже накануне вторжений, и этому способствовало возникновение более сложных инструментов коммерческой деятельности, разработка инструментария кредитной деятельности, развитие речного транспорта, строительство великолепной сети дорог общей длиной более 90 тысяч миль (почти 145 тысяч километров) и постройка крупных портов. «С каждым днем мир становится лучше ухоженным и более богатым. Всюду идет торговля, всюду есть города», - писал один враг римского общества.

Чего же в таком случае не хватило империи, чтобы отбить новое нападение варваров? Только правительства, которое не было бы сковано жесткими бюрократическими требованиями, замедлявшими ведение дел; только правящего класса, который бы лучше осознавал свои обязанности и свою роль в обществе; только меньшего числа наемников в войсках, только больше гражданского самосознания, и чтобы это чувство не было так испорчено безразличием к политике и вырождением самих граждан. Другие общества столкнулись с этими же бедами, но уцелели благодаря коренным реформам (а также напряжением всех сил при столкновении с внешним врагом. Когда выбор между жизнью и смертью, свободой или рабством предельно ясен. - Ред. ). Империя (Западная Римская. - Ред. ) не смогла или не захотела таких изменений - и потерпела поражение от варваров. Но цивилизация, которую она создала, оставила глубокий след, который не дал Европе остаться варварской навсегда.

Среди различных народов, населявших варварский мир, наименьшее значение имели урало-алтайские. Одна их часть - северные и восточные угро-финны - состояла из кочевых и оседлых племен, живших в полосе лесов и болот, которая занимает половину современной России, от Северного Ледовитого океана до верхнего течения Волги. Эти племена не участвовали в тех вторжениях, о которых сейчас идет речь. Другая часть состояла из народов Восточной и Центральной Азии. Эти гунны, авары, булгары, хазары, печенеги (патцинаки), мадьяры (венгры) и монголы были в большинстве случаев только разрушителями. Свирепые и жестокие, знавшие только кочевую жизнь и не имевшие ничего, кроме своих стад, они добывали себе средства к существованию в первую очередь войной и грабежом. Они объединялись в орды - союзы племен, из которых каждое могло вывести на поле боя примерно две тысячи воинов, а сами племена состояли из сотен патриархальных семей. Управляла ими знать, состоявшая из вождей или царей (ханов, каганов или судей), которые указывали своему народу, куда идти. У этих народов-хищников была какая-то жажда все разрушать. Их мужчины считали для себя позором не убить врага, а в торжественных случаях пили из черепов тех, кого победили, и вешали на шеи своим коням полосы человеческой кожи в качестве трофеев. Эти народы были, как, по утверждению летописцев, сказал повелитель гуннов Аттила, «бичами Божьими». Куда бы они ни пошли, они оставляли после себя только развалины, и от их вторжений не осталось ничего, кроме воспоминаний о разрушении - диком и глупом.

Влияние славянских народов оказалось гораздо более глубоким и не таким вредным. Эти народы индоевропейского (арийского) происхождения до того времени жили в безвестности на просторной Восточно-Европейской равнине, в основном как оседлые племена, пока не были заброшены великими вторжениями гуннов на поросшие лесом вершины Карпат, как на крепостные башни. (Об этом говорят оставленные в страшной спешке многочисленные поселения славян, например на верхней Висле, а также большое количество кладов этого времени в Повисленье и на Волыни. Славяне уходили не только в Карпаты, но и на север - в Полесье и дальше (вскоре, в VI в., они дошли и до района Москвы (курганы у села Беседы). - Ред. ) Спускаясь оттуда, славяне с V по VII в. расселились на землях, опустевших после ухода германцев и угро-финнов, - на территории современной России (они занимали примерно пятую часть ее, от Двины до Днепра и больших озер), на равнинах возле Вислы, где сейчас находится Польша (район верхней Вислы, Волыни и Приднепровья (район Киева и Переяслава-Хмельницкого) и полоса земель далее на восток (верховья Сейма - совр. Курск и др.) - земли, где славяне были всегда - со времени своего относительного обособления в едином индоевропейском (арийском) массиве около 1500 г. до н. э. - Ред. ), вдоль всего южного побережья Балтийского моря, в Судетах и даже в Северной Германии, которая из Германии стала Славней, в Богемии (Чехии) и Моравии. На юге они заселили земли по Дунаю, Каринтию и Словению, Хорватию до берегов Адриатики и даже переправились через реку Саву, когда целый рой сербских племен заполнил Мезию и Македонию. Славяне оттеснили на территорию между своими землями и восточным побережьем Балтики другие, тоже индоевропейские, племена - пруссов, ливов и литовцев, которые до сих пор оставались в бездействии.

Эти не похожие один на другой народы тогда еще не доросли до понятия о государстве. Они были объединены в общины из нескольких семей (такая группа семей называлась задруга, двориче или вервь ), в каждое из которых входило от тридцати до сорока человек, а эти общины, особенно у южных славян, в некоторых случаях объединялись в более крупные группы. Такое объединение называлось братство и было аналогично римским gentes (родам. - Пер. ) и греческим фратриям. У славян, которые были ближе к патриархальному строю, чем германцы, каждая семья жила под властью вождя или старейшины. Имущество принадлежало всей семейной общине и было неделимым и неотъемлемым. Работали все вместе. Прав на наследство и частную собственность у них не было. Все считалось общим, даже мебель и иные вещи, сделанные кем-то одним. Существовала старинная славянская поговорка: «Куда бы корову ни увели, телится она всегда дома». Все члены семьи имели одинаковое право пользоваться плодами труда каждого из них. Каждая семейная группа заботилась о больных, стариках и хозяйствах, которые возникли в результате отделения от нее. Такой деревенской общины, как у германцев, не было. Были только объединения задруг, племена ( волости, роды, жупы ), бесчисленные маленькие кланы, каждый со своим именем или прозвищем. Во главе каждого племени стояли его религиозные, гражданские и военные вожди, которым помогали советами старейшины и собрание свободных членов племени. Они владели имуществом, лесами и пастбищами, которые через определенные промежутки времени перераспределялись между членами племенной общины. Основная масса населения состояла из свободных людей, которые очень ревниво оберегали свою независимость и все имели равные права. Они не признавали над собой никакого начальства, кроме своих выборных вождей, которые не имели никаких привилегий. И заставляли работать на себя римских колонов, которых обнаруживали на занятой земле, и рабов, которых добывали путем войны, пиратства или торговли.

Хотя они уже достигли в своем развитии стадии оседлости, у них не было городов, а только поселки-убежища (которые назывались словом «город»). Эти поселки были круглыми по форме, их окружали деревянные или земляные ограды, рвы или частоколы с одним входом, а вокруг такой ограды веером располагались крестьянские дома и сады. Обычно славяне жили на расстоянии друг от друга в разбросанных по местности усадьбах (называвшихся словом «деревня»), но иногда селились вместе в больших поселках или деревнях, вытянутых по форме, где дома стояли вдоль дорог или троп. Эти люди знали только натуральное домашнее хозяйство: каждая семья и каждое племя были вынуждены сами производить для себя все необходимое. Значительная часть их территории, особенно на северных, восточных и южных равнинах, была занята болотами или водой. Эти места были обильны рыбой, и славяне, а также латыши добывали ее там в больших количествах. Обширные леса, в основном дубовые, но также буковые, где росли и береза, клен и сосна, значительная часть которых была не тронута человеком, занимали четыре пятых тех обширных земель, где жили славяне. На своих землях эти племена охотились на диких зверей - оленей, ланей, зубров и медведей, а также ловили пушных зверей. Славяне собирали мед диких пчел, а на открытых пространствах, горных пастбищах и травянистых лугах пасли большие стада крупного рогатого скота, овец и табуны лошадей, как и кельты, балты, италики и другие индоевропейцы, держали много свиней (и любили свинину, особенно окорок и сало. - Ред. ). Славяне считались хорошими скотоводами, а как земледельцы были одареннее германцев: те заимствовали у них лемех. (Из группы особенно близких индоевропейских народов (славяне, германцы и балты) германцы дольше всех хранили нравы арийских кочевых пастушеских племен, которые в 3-2-м тысячелетиях до н. э. колонизовали Центральную Западную и Южную Европу, а также, частично, Ближний Восток, придя сюда из степей и лесостепей между Днепром и Южным Уралом. Восточная часть арийских племен (от Южного Урала до Алтая и далее), продвигаясь на юг, заселила Среднюю Азию, Иран и Индию, часть продвинулась в Центральную Азию (которая долго еще была «белой») и в Северный Китай (где позже возникла, при смешении пришлой по генезису культуры яншао с местными монголоидными племенами культуры лун-шань, первая китайская цивилизация Шан (Инь) (ок. 1520-1030 до н. э., легендарные даты 1766-1122 до н. э.). - Ред. ). Хотя славяне были знакомы только с экстенсивными методами земледелия, они уже выращивали зерновые культуры на плодородной земле этих местностей и обычно снимали урожай втрое больше, чем было посеяно. Они были хорошо знакомы с техническими растениями, например со льном и коноплей, но ремесла, за исключением кузнечного дела и ткачества (а также гончарного дела. - Ред. ), были у них в зачаточном состоянии, и нигде продукция ремесла не изготавливалась для продажи на рынке вне семьи и племени.

Товары для торговли славяне доставляли на спинах людей или вьючных животных по примитивным тропам или на лодках вниз по рекам, но торговля шла активно только по соседству с Византийской империей. Заменой денег славянам часто служили шкурки выдр и горностаев; но чаще всего они просто меняли товар на товар. Тем не менее славяне позволяли чужеземцам ( гостям ) (в оригинале славянское слово gost. - Пер. ), приезжавшим для торговли, жить в особом помещении, состоявшем из нескольких построек с двором посередине - гостином дворе (в оригинале эти же слова, только написаны латиницей: gostinny dvor. - Пер. ). А с VII в. у славян появилось много больших рынков - в городе Юлин, иначе Винета, на острове Волин в Померании (польское поморье. - Ред. ); в Новгороде, Смоленске, Ленчице (Поморье) и Киеве. Но славяне не отличали торговлю от грабежа. Для них купец и разбойник было одно и то же, и торговый склад часто бывал разбойничьим логовом ( tovary ). На Балтике они жили пиратством, среди русских - грабительскими набегами или данью, которую вожди силой брали с местного населения и использовали для своей выгоды. Жизнь этих славян была еще примитивной, как у первобытных народов: они жили иногда в пещерах или в землянках (это когда сгорали избы. - Ред. ) и довольствовались самой грубой пищей. Беспечные и расточительные, они постоянно страдали от голода (типичные западноевропейские басни о славянах. - Ред. ). Грубые, драчливые и безжалостные к слабым (такими в гораздо большей степени были германцы. - Ред. ), они были так далеки от того миролюбия, которое приписывают им легенды (свидетельства путешественников и античных географов. - Ред. ), и поэтому постоянно воевали. Этот неугасающий огонь сражений все время поддерживали враждующие между собой семьи и племена - просто из-за любви к войне и необходимости грабить. Русский летописец Нестор и византийские историки свидетельствуют, что эти пастухи, лесные жители и пахари прекрасно умели устраивать засады и разбойничать на море, таиться в лесах и пересекать вплавь большие реки, великолепно стреляли из лука и метали отравленные дротики. Только под влиянием христианства славяне стали цивилизованными.

Германцы, их соседи и родственники, продвинулись по пути цивилизации не дальше, чем они. Эти люди - смесь различных типов, как темноволосых низкорослых брахицефалов, так и рослых долихоцефалов со светлыми волосами - то есть далеко не такой чистый расовый тип, как о них часто пишут (поскольку некоторое смешивание с доарий-ским населением Европы все же происходило. - Ред. ) , - к тому времени уже примерно тысячу лет жили на туманных берегах северных европейских морей. Одна из ветвей этого семейства народов - готы покорили коренное население, жившее там еще в бронзовом веке, в том числе финнов Южной Скандинавии, а потом отправились путем варягов по Днепру и добрались до великих степных равнин Восточной Европы, где и поселились вестготы и остготы. У себя за спиной, на берегах Балтики готы оставили скандинавов, англов и ютов, а также вандалов. К второй ветви германцев, тевтонам, принадлежали многие народы, жившие от Северного моря до Рейна и верховьев Дуная: саксы, фризы, лангобарды, бургунды, баварцы, тюринги, франки и алеманны (аламаны). Во II в. эти варварские племена, населявшие столь обширные земли, все вместе насчитывали всего около 2 или 3 миллионов человек, а в конце IV в. - около 4 миллионов. Самое многочисленное племя, остготы, насчитывало не более 800 тысяч человек, вестготов было 200 тысяч, а франков, бургундов и лангобардов еще меньше. Непрекращающиеся войны, голод, нужда и тяжелый труд, а также обычай подкидывать или убивать нежеланных младенцев и высокая смертность мешали росту численности этих плодовитых по природе народностей. Германцы, как правило, не знали понятий «нация» и «государство» и объединялись только во временные союзы или военные конфедерации. Единственными постоянными сообществами у них были племена, которые насчитывали каждое от 10 до 12 тысяч человек, а сами племена складывались из деревенских общин, семей, а также родственных групп ( genealogiae, propinquitates ), которые, возможно, объединяли родственников-воинов; жили германцы в нескольких тысячах округов ( pagi, gauen ). Помимо иллюзорной власти королей, единственной подлинной силой была власть военных вождей, выборных военачальников и предводителей воинственных банд, вокруг которых собиралась добровольная свита ( comitatus ) из клиентов, которые разделяли судьбу своего покровителя в счастье и в несчастье. Наследственной знати не было, существовала лишь масса свободных людей, которые собирались, чтобы обдумать общие дела и выбрать королей, военных вождей и деревенских старост ( ptincipes ).

Это буйное демократическое общество, в недрах которого формировалась военная аристократия, сохраняло жизнеспособность благодаря патриархальной, основанной на кровном родстве семье. Все члены семьи были солидарны друг с другом, все жили вместе (младшие не отделялись от старших) и совместно владели неотчуждаемым имуществом. В такой семье могло быть от 50 до 500 человек, глава семьи имел над ней абсолютную власть ( mundium ), которая распространялась на женщин, детей и родственников со стороны отца и матери. В этой среде развивалось неравенство, порожденное общественным разделением труда. Особого сословия священнослужителей (как, например, друидов у кельтов) не было, а знатные люди были выше массы свободных людей лишь богатством, которое обеспечивало им почет, или особыми полководческими способностями. Обычными занятиями знати и свободных германцев были охота, участие в делах деревенской общины или племени и, в первую очередь, война. Труд все германцы считали низким занятием и оставляли - так же как домашнее хозяйство - на долю либо подневольным служанкам ( ancillae ), либо малочисленным рабам ( mancipia ), цена которых была равна стоимости одного коня или нескольких быков, либо - когда дело касалось обработки пахотных земель - поручали подневольным земледельцам, Utes или aidions, которых было мало так же, как мало было самой возделанной земли. (Вот автор и раскрыл коренные отличия между славянами и их менее цивилизованными родственниками германцами. - Ред. )

Хотя германцы в своем развитии уже достигли стадии оседлости, большинство из них остались верны примитивным патриархальным формам общественного строя. Преобладающей формой имущественных отношений у них была коллективная собственность племени, округа или деревни, называвшаяся mark или allmend. В число общих земель входили не только пустоши, болота и пастбища, но также луга и пашни. Один немецкий ученый обнаружил следы племенной собственности в 190 округах ( pagi ) Древней Германии, но собственность деревенских общин имела гораздо большее значение. Земля принадлежала сообществу свободных людей. Они все были ее совладельцами и имели одинаковое право пользоваться ею и временно проживать на ней. Только эти совладельцы имели право распоряжаться своей землей, предварительно собравшись все вместе и посоветовавшись друг с другом. Они же совместно выполняли на своей земле роль нынешних администрации и полиции. В лесах, на вересковых пустошах, в болотах и на пастбищах каждый из совладельцев мог рубить дрова, охотиться на диких зверей, собирать мед диких пчел и выгонять свой скот пастись под присмотром общего пастуха. Каждый мог приводить своих коров или кобыл на случку к общему быку или жеребцу, пользоваться общим прудом, колодцем и дорогой. Луга весной огораживали и делили на участки по числу семей, а после сенокоса открывали эту ограду и позволяли там пастись скоту всех членов общины.

Лучшие земли оставляли под пашню и делили на равные по ценности продольные полосы ( gewдnne ). Пахотные земли включали в себя три больших массива полей - под озимые и яровые культуры и земли под паром. Каждый год или раз в несколько лет участки полей перераспределяли между семьями. Один ученый, который глубоко изучил этот вопрос, отмечает, что каждая деревенская община включала в себя от 10 до 40 семейных хозяйств и каждому хозяйству выделяли по жребию примерно 30 акров земли (12 с лишним гектаров). То есть община могла возделывать до тысячи акров (свыше 400 гектаров), и каждый надел включал в себя полосы из всех трех полей. Иногда деревенские общины объединялись в более крупные союзы, которые назывались «сотни», занимали территории от примерно 75 до 800 квадратных миль (от около 200 до более 2 тысяч квадратных километров) и объединяли от 16 до 120 семей для совместного пользования теми общими землями, которые не были распределены между семьями.

Имущество семьи состояло из права на общие земли и из выделенных по жребию участков пашни, на которые каждый член общины имел равные права. Все это вместе составляло семейный надел ( hufe, manse ), размер которого колебался от 30 до 100 акров (от 12 с лишним до 40 с лишним гектаров). Большую часть надела обрабатывали, а оставшуюся землю держали под паром. У франков это называлось салическая земля ( terra aviatica ), а у англосаксов ethel. Скот и плуг также принадлежали этому «семейному кооперативу», члены которого жили общиной и совместно пользовались тем, что производили с помощью своего имущества. Выросшие сыновья не отделялись от родительской семьи, чтобы создать новую; приданое дочерям тоже не давали. Существовали только части единого целого, которые распределялись между сыновьями и хозяйствами. Частной собственностью были оружие, скот, еда, мебель и деревянный дом с маленькой усадьбой при нем.

В области экономических отношений этому общественному строю соответствовало простое натуральное хозяйство. Германцы умели только собирать то, что можно было добыть не трудясь, и возделывать землю самыми примитивными экстенсивными способами. Большинство из них жили простой жизнью рыбаков, охотников и пастухов под сумрачным небом, в постоянной борьбе с сыростью и холодом. На суровых морских берегах, среди болот, на отмелях и поймах, которые затапливались разлившейся рекой или яростным нагоном морских вод, а также приливами, под частыми дождями и в обычном здесь тумане племена ютов, англов, фризов и саксов жили рыболовством и охотой. Надев предохраняющую от брызг одежду из тюленьей кожи, они спускали в прибрежную воду морей лодки из шкур, натянутых на плетенный из ветвей каркас, или длинные, выдолбленные из одного дерева ладьи. Земли германцев, которые лежали в глубине материка, были преимущественно дикими и безлюдными. Это был край вересковых пустошей и бескрайних лесов, на четыре пятых своей площади укрытый зеленым покровом из дубов, сосен и буков. Его, как и девственные леса Северной Америки, пересекали медленные реки, по которым плыло множество упавших деревьев, и населяли дикие звери. По нему ходили охотники и добытчики меда диких пчел, а свинопасы приводили в дубовые леса стада свиней кормиться желудями и лесными орехами. Пастьба скота на пастбищах, лугах и лесных опушках была основным занятием германцев. Они имели табуны лошадей, стада крупного рогатого скота, овец и коз. Из-за лени и невежества германцы получали очень небольшие урожаи пшеницы, ржи, овса, ячменя, бобов, чечевицы и льна со своих полей, которые обрабатывали мотыгами и плугами с деревянными лемехами (это, видимо, скорее соха. - Ред. ). Земля быстро истощалась и начинала давать совсем плохие урожаи, потому что германцы только давали ей отдых, оставляя каждый участок раз в три года под паром, но не удобряли навозом. К тому же регулярное перераспределение участков мешало усовершенствованиям в земледелии. Сады и виноградники были только у тех германцев, которые жили по соседству с империей. Ремесла находились в зачаточном состоянии, их продукция предназначалась лишь для семьи или местного сообщества и удовлетворяла только элементарные жизненные потребности. Такой работой обычно занимались женщины и рабы: это они мололи зерно на ручных мельницах, варили пиво, пряли и ткали шерсть и лен, необходимые для каждого хозяйства. Но у нескольких германских народов были свободные ремесленники, например плотники у бургундов. Только немногие изделия - фризские сукна, тюрингские и саксонские льняные ткани и плащи - производились в количестве достаточном для торговли. Кроме того, в Германии были соляные шахты и рудники, где добывали железную руду. И те и другие разрабатывались примитивными способами, а металлы, полученные обычным методом, были такой редкостью, что люди иногда продолжали пользоваться каменными инструментами и каменным оружием. Гончарные изделия у германцев были только грубые, и лишь в обработке бронзы и изготовлении украшений из золота германские ремесленники делали первые попытки быть художниками.

Эти варвары торговали с соседними народами, в первую очередь с римскими купцами, у которых германцы на берегах Рейна и Дуная покупали вино, воинское снаряжение и оружие в обмен на охотничью добычу и продукты скотоводства. Но германцы почти не знали, что такое кредит и деньги, и просто меняли одну вещь на другую. Торговля была в этих краях опасным делом. Здесь, где пиратство и постоянные воинские набеги считались законным способом добыть то, что слишком мало производишь сам, купец-чужеземец, который вдруг казался германцам врагом или просто подозрительным человеком, мог лишиться жизни или по меньшей мере товаров.

Германцы во многом остались подобными хищным зверям. Они жили среди лесов и болот семейными группами, запершись в своих деревнях, хуторах, крестьянских домах или хижинах, которые были окружены рвами, оградами и частоколами, охранялись злобными псами и были скрыты завесой из деревьев в густых лесах или стояли на высотах - на холмах или островах. Города вызывали у германцев отвращение, и потому они имели не больше ста крепостей, где можно было укрыться в случае опасности. Германцы носили шерстяные или льняные рубахи и штаны, а поверх них плащи из звериных шкур, ходили босыми и разрисовывали себя грубыми узорами. Некоторые из них, например герулы, делали себе татуировку на лице. Питались эти люди молоком, сыром и мясом, иногда запивая пищу пивом. Будет у них еда или нет - зависело от удачи на охоте, от того, много ли пищи дало скотоводство, и от урожая. Голод истреблял эти народы или выгонял их на тропу войны. Несмотря на склонность к хвастовству и чрезмерную гордость, эти люди иногда становились дисциплинированными, верными, храбрыми и привычными к опасности, но нужда, опасности и нестабильность их жизни развили в германцах скупость, буйство, грубость, презрение к слабым и побежденным, кровожадность и жажду причинять страдания другим. Каждый ненавидел каждого, и прощение было невозможно. Германцы были суеверны и невежественны, вспыльчивы и свирепы, как дикие звери, которых мучат страдания и голод. Кроме мощного давления необходимости, их толкала на войну зависть, возникавшая при виде благ имперской цивилизации. Жизнь в империи казалась такой чудесной, легкой и приятной по сравнению с тем полным риска существованием, которое вели их народы в течение многих тысячелетий. И как раз в то время, когда варвары уже теряли способность сдерживать свои желания, римский мир становился все более сонным, вялым и равнодушным ко всему. Вторжения стали ударами, пробудившими его от этой сладкой дремоты.

 

ГЛАВА 2 Вторжения и создание варварских королевств в христианской Европе. - Разрушение римского общественного и экономического строя (V-VII вв.)

До этого Римская империя почти 600 лет противостояла постоянному давлению варварских племен с помощью прекрасной сети крепостей и укрепленных лагерей, в которых несла охрану регулярная армия из 400 тысяч легионеров. В конце концов Рим поверил в свою непобедимость и бессмертие. В III в. империя отбила мощнейшее нападение (готов, скифо-сарматов и др. из Причерноморья на Балканский полуостров и Малую Азию; Сасанидского Ирана на Ближний Восток; франков, маркоманов, алеманнов и саксов на Галлию, Италию и побережье Британии. - Ред. ), подобного которому не было со времен вторжения на ее земли галлов (ок. 387 или 390 до н. э.), тевтонов и кимвров (105-101 до н. э.); и после 50 лет борьбы Аврелий, Клавдий и Диоклетиан сумели восстановить военную мощь империи. Но уже началась та политика, которая считалась находчивостью и ловкостью, а на самом деле была близорукостью. Она позволила зданию римской государственности пропитаться чужеродными элементами, которые лишили его прочности и в итоге погубили. Множество варваров были допущены в провинции как поселенцы, варваров из любого народа принимали и поодиночке, и целыми отрядами на службу в легионы под именем союзников ( laeti, foederati ). Большое число военнопленных в качестве колонов возделывали землю в крупных поместьях. «Варвары работают за нас, сеют за нас и сражаются за нас», - писал Проб. Эта мера была опасна: она поддерживала у жителей ослабшего государства иллюзию того, что оно сильно и им ничто не угрожает, усугубляла нехватку патриотизма, которого и так было недостаточно у большинства, ослабляла дисциплину в обществе, уменьшала бдительность и энергию.

Тысячи варваров, живших теперь в империи, никак не могли быть хорошими защитниками цивилизации, к которой у них, конечно, не было ненависти, но с которой была лишь очень слабая связь. Ведь новые, успешные вторжения варваров в V в. не были вызваны их ненавистью к цивилизации. Захватчики были просто очередной волной тех, кто искал убежища в империи, и вначале они просили всего лишь дать им в ней скромное место. В истории поселения варваров в империи жестокие вторжения были исключением, и если они случались, то их вызывала нужда или столкновения с другими народами за пределами империи. Как правило, будущие наследники империи являлись как вооруженные просители и были счастливы, если получали земли и колонов за то, что будут служить Риму как солдаты. Но беспорядок, порожденный продолжавшимися 200 лет вторжениями - как мирными, так и насильственными, в итоге уничтожил если не всю империю, поскольку ее восточная половина выдержала эти удары, то по меньшей мере ее западную половину с центром в Риме, которая оказалась не способна сопротивляться с такой же силой, как Восток со столицей в Константинополе (построенном в IV в. Константином на месте древнегреческого Византия. - Ред. ).

Великое переселение народов началось в конце IV в. и продолжалось до конца VI в., а в некоторых случаях и позже. Началось с того, что западные гунны, изгнанные с берегов Аральского озера (так у автора. - Пер. ), напали на готскую империю, существовавшую на берегах Черного моря, уничтожили ее и, ведя с собой остатки покоренных ими германских и славянских (а также иранских и угро-финских. - Ред. ) народов, вынудили часть готов (вестготов) искать убежища на землях Восточной империи - в Мезии и Фракии, где их приняли как союзников. Вскоре эти неудобные союзники попытались увеличить свою территорию и основать свои поселки в Италии, но Феодосии отбросил их назад, разбив в битве при Аквилее (394). (Сначала готы, испытывая голод, подняли восстание и в 378 г. под Адрианополем уничтожили римскую армию - погиб император Валент и 40 тысяч римских воинов. - Ред. ) После этого, под властью слабых преемников этого великого императора, обессилевшая и разделенная в 395 г. на две части империя перенесла один за другим два тяжелейших удара - два великих вторжения. Первое из них, когда в империю ворвались 200 тысяч свевов, вандалов и бургундов, Стилихон остановил у Фьезоле в 406 г., а вторым было нападение вестготов, которых он же разгромил у Полленции. (Сначала Стилихон в 402 г. разбил вестготов Алариха I у Полленции, а затем в 406 г. у Фьезоле (близ Флоренции) - остготов, свевов, вандалов, аланов, сарматов и др. Радагайса, который был пленен и убит. Однако в 408 г. защитник империи Стилихон был казнен по наущению придворных императором Гонорием. - Ред. )

Галльские провинции и Испания, оставшиеся без защиты, были затоплены, словно наводнением, полчищами других германских племен. После смерти Алариха I, который с третьей попытки разграбил Рим и Италию в 410 г., Запад получил короткую передышку. Римское правительство, следуя правилам традиционной политики, позволило вестготам поселиться в Аквитании и в районе Нарбона, а позже и в Испании (415-446). Бургунды же получили разрешение поселиться в Палатинате (Пфальце), а позже - в Савойе. Рипуарским франкам были выделены (400-436) земли на левом берегу Рейна рядом с их родственниками, салическими франками, которые уже жили на римской территории на берегах реки Эйссел. В тот момент казалось, что Восток находится в большей опасности, чем Запад, поскольку тогда же возникла великая империя гуннов, простиравшаяся от Каспийского моря до Дуная и Альп. Императорам даже пришлось платить ей дань (434-435). Но победам гуннов пришел конец: в Галлии, в сражении на Сене или на Марне (451) (на Каталаунских полях. - Ред. ) гуннов и их союзников (германцев и др.) совместными усилиями разгромили римляне и их союзники германцы и аланы под командованием Аэция. (И снова спаситель Западной Римской империи, на этот раз последний, был усилиями правящих дегенератов ликвидирован - Аэция в 454 г. отравили по приказу Валентиниана III, выросшего и укрепившегося во власти под опекой этого великого полководца и дипломата. Тем самым выродившаяся правящая верхушка Западной Римской империи сама вырыла себе могилу; в 476 г. все было кончено - один из варварских военачальников, Одоакр, лишил последнего римского императора Ромула (по иронии судьбы носившего то же имя, что и основатель державы) знаков императорского достоинства. - Ред. ) Смерть Аттилы (454) избавила Европу от гуннской угрозы, но не защитила от новых захватчиков - остготов, аланов, лангобардов, славян, булгар и авар (с V по VII в.), которые постепенно опустошили земли по Дунаю, Иллирию, Мезию, Грецию и даже Фракию. Однако мощь и хорошая организация войск Восточной империи позволила ей продержаться (и даже наступать при Юстиниане) до времени правления Ираклия, дружески принимая некоторых захватчиков как союзников, а остальных отбрасывая назад до среднего течения Дуная. Но Западная империя стала добычей варваров. На северо-западе пиратские шайки англов, ютов и саксов покорили романизированных кельтов Британии и основали здесь свою гептархию - семь маленьких королевств. В Восточной Галлии бургунды создали государство в Швейцарии и долинах Соны и Роны (434-531). На юге вестготы заняли все земли вплоть до Луары, а также Прованс и всю Испанию (462-480). На севере франки расселились по Бельгии, а потом с помощью римской церкви основали первую великую варварскую империю Запада (486-521). Италия, которой их влияние не достигало, пережив проникновение на ее землю врагов в 406 и 410 гг., теперь перенесла еще четыре вторжения - нападения вандалов и аланов Гейзериха, в 429-439 гг., захвативших Северную Африку с Карфагеном (455), гуннов Аттилы (452), герулов Одоакра (457-476) и остготов Теодориха (493) - а затем, после короткого периода правления византийских императоров, восстановивших в Италии власть прежней империи, уничтожив государство остготов, стала добычей лангобардов (568-584).

Таким образом, Западная империя перестала существовать де-факто с 476 г., но формально варвары называли себя наследниками власти Рима в Западной Европе, признавая, чаще на словах, главенство императора в Константинополе.

Почти все перечисленные банды захватчиков и союзников вначале хотели только жить в империи, под опекой Рима и под сенью его всеми почитаемого имени. Почти все они объявляли себя союзниками, солдатами и защитниками Рима. Чтобы добиться послушания от римского народа, они появлялись на людях в облике римских должностных лиц - как magistri militum, консулы и патриции, причем знаки своих римских званий надевали поверх своих собственных нарядов варварских вождей. Эти короли и князья правили с помощью старой бюрократической системы и при поддержке старой римской аристократии и церкви.

Но через 100 лет или чуть позже они признали бесполезность притворства, и оно стало им надоедать. Варварские правители были сильны раболепием романизированных народов и уверены в том, что власть у них сохранится, пока они будут сохранять то безраздельное военное господство, которое уступил варварам Рим.

Поэтому они не замедлили показать, каковы они на самом деле, и тогда цивилизованный мир испытал губительные последствия смены власти, от которой был не в силах защититься, и стали по-настоящему ощущаться разрушительные результаты варварских завоеваний.

Первым из этих результатов было искажение понятия «государство». Варварские монархии - странные сочетания римского деспотизма и власти германских князей - три столетия задыхались в объятиях вождей своих воинских банд, ставших предводителями буйной аристократии. Они позволили развалиться римской административной системе, которая была подобна крепким доспехам, а сами оказались не в силах предотвратить ужасающую анархию, которая почти привела к распаду западного общества. Мир выиграл при этом от исчезновения римского абсолютизма и римской налоговой системы, но на много столетий лишился всех благ, приносимых порядком и долгим миром.

К счастью для цивилизации, романизированное население и по численности, и по социальному развитию настолько превосходило захватчиков, что в основной части Европы варварская колонизация оказалась лишь тонкой прослойкой, под которой сохранился мощный слой жизни, оставшийся после господства римлян. Древние народы - латиняне и другие италики, кельты, иберы, фракийцы, иллирийцы и эллины, различия между которыми настолько сгладились за годы империи, что образовалась единая общая культура, быстро ассимилировали, поглотили или изменили своих новых соседей - славянские, германские и даже азиатские народности. Правда, от контакта с этими соседями они потеряли значительную часть своей цивилизованности, но все же остались хранителями римского наследия, прежде всего в области религии. Что касается варваров, то некоторые из них, например ругии, остготы, свевы и вандалы, исчезли, не оставив следа. Германцы, булгары и славяне в Восточной Римской империи почти сразу же эллинизировались. На юго-западе только аристократы, потомки прежних завоевателей, продолжали считать себя лангобардами (в Италии) и вестготами (в Испании), но от германской колонизации остались только еле заметные следы, причем лишь в части областей - на севере Испании, в герцогствах Беневенто и Сполето, Тоскане и Северной Италии. Галлия южнее Луары тоже почти не сохранила следов германского владычества, от которого какое-то время страдала. Остались небольшие следы саксов на полуострове Котантен и в области Мен (к югу от Нормандии) и бургундов в двух Бургундиях и Западной Швейцарии.

Только на севере и северо-востоке Древней Галлии и на римских землях по Дунаю германская колонизация оставила более глубокий отпечаток, но даже здесь его глубина была очень разной в разных случаях. Франки, саксы и фризы заселили Нидерланды, Фландрию, Булонский округ и Артуа, но валлоны, потомки римлян, сохранили за собой долины Самбры и Меза (Мааса). Романо-кельтское население Эльзаса и Палатината, подобно им, сохранило прежние, латинские и галльские, основы своего жизненного уклада, несмотря на вторжение аламаннов (алеманнов), а в Англии то же сделали бритты, несмотря на толпы англов и саксов, которые буквально затопили их землю. Только на правом берегу Рейна, на берегах Майна, на Дунае и в Центральных Альпах германские колонизаторы - аламанны и баварцы - стали хозяевами, и тевтонское варварство восторжествовало, а остатки романизированного населения сохранились лишь в нескольких разделенных большими расстояниями местах.

Но хотя вторжения и на Западе, и на Востоке мало повлияли на этническую основу древней Римской империи, они стали катастрофой для римского общества и римской экономики. На долю человечества редко выпадали такие несчастья, как тогда. Народные массы понесли большие потери при смене хозяев. Верхние и средние слои прежнего римского общества были уничтожены военной грозой или ограблены варварами, а их уцелевшие представители смешались с завоевателями. Собственность - вся или часть ее - переходила в руки новых владельцев. На Дунае и Рейне германцам мало было занятых ими государственных земель и брошенных хозяевами имений, и они конфисковали дома и земли у всех частных владельцев. В Британии случилось то же самое: там англосаксы полностью ограбили бриттов. В Бельгийской Галлии, от Рейна до Северного моря, франки, бывшие «гости» ( hospites ) империи, присвоили себе государственные имения, которыми пользовались только как арендаторы, и поселились на покинутых или незанятых землях, не проводя насильно бесполезные границы между своими владениями и землями галло-римлян. Во всей этой обширной части древней империи римское поместье, villa, уступило место германской деревенской общине, называвшейся tun, weiller или dorf. В других областях империи - в Галлии и Аквитании, Испании и Италии - бургунды, вестготы, герулы, остготы применяли или изменяли в свою пользу те права, которые Римское государство признавало за своими защитниками. В качестве «гостей» они просили, во исполнение… официального закона гостеприимства, не только дома и места для поселения, но также определенную часть всех земельных владений и того, что в них производилось. Вестготы и бургунды таким образом потребовали и захватили по закону две трети крупных имений имперского государства и аристократов империи, оставив лишь одну треть в полной собственности крупных римских землевладельцев. Таким же образом они заставили римлян уступить им две трети садов, виноградников, скота, рабов, колонов и домов. Прежние хозяева и новые владельцы, называвшиеся «гостями» или совладельцами ( consortes ), жили рядом в одних и тех же поместьях и делили доходы с них между собой в пропорции, установленной законом. Лесами и пастбищами они пользовались совместно. Поскольку германцев было не очень много, этот способ взимания военной добычи применялся без труда, оставлял мало следов и причинял страдания лишь малому числу землевладельцев. В Италии такое взимание добычи применялось еще мягче: у римлян требовали лишь третью часть земли и доходов с нее, но герулы своей грубостью вызвали ненависть к этой мере. Однако сменившие герулов Одоакра более умные остготы Теодориха сумели сделать ее приемлемой. Они в качестве «гостей» забирали себе, действуя через чиновников казначейства, треть денежных и натуральных доходов с государственных земель и с крупных частных владений, которые были им выделены. Но с появлением лангобардов все изменилось: этим грубым захватчикам мало было поселиться самим вместе с семьями в имениях крупных римских землевладельцев, которых они убивали во множестве, и в земельных владениях церквей, которые они грабили. Лангобарды, кроме этого, еще заставляли выживших латинян платить новым германским «гостям» треть урожая с земель, которые те арендовали. Так произошло великое перераспределение собственности на Западе. Оно пошло на пользу земельной аристократии, в составе которой преобладали германцы, смешавшиеся с ассимилированными римлянами, но повредило сословию свободных мелких собственников, численность и влияние которых, естественно, стали очень быстро уменьшаться. С тех пор как перестала существовать империя, поглощение крупным, принадлежащим аристократу, поместьем соседних с ним земель все больше становилось нормой. Вторжения дали таким владениям новые силы, позволившие им выжить и расшириться. Одновременно с этим на цивилизованном Западе, где гений римлян добился преобладания индивидуальной собственности, возродились примитивные формы землевладения - коллективная собственность деревни и семьи.

Германцы принесли в империю вовсе не демократические принципы свободы и равенства, а, наоборот, угнетение бедного богатым, а слабого сильным. Они подчинили народ олигархической власти своих вождей, сделав этих вожаков воинских банд хозяевами сразу и людей и земли. Рим переплавил в одно целое все сословия и вошедшие в империю народы и уравнял их перед своими законами. Германцы же, согласно своим обычаям, установили полнейшее неравенство между народами своих варварских государств. В Галлии существовало целых семь разных законодательств для ее жителей в зависимости от их происхождения - отдельные своды законов для галло-римлян, салических франков, рипуарских франков и франков-хамавов, бургундов, вестготов и алеманнов. Различные слои общества также были отделены один от другого словно высокой стеной: к каждому из них применялось свое уголовное право, причем к высшим сословиям проявлялась постыдная мягкость, а к низшим варварская жестокость, людей низкого звания можно было наказывать увечьем и пыткой. Одинокая в своей гордости аристократия постаралась закрыть низшим путь наверх по общественной лестнице: знатный человек, вступивший в брак с человеком иного сословия, лишался своего высокого звания. Варвары не осмеливались на открытые попытки поработить свободных по рождению германцев, которые жили рядом с своими вождями на землях империи. В сильно романизированных округах Южной Галлии, Испании и Италии они даже позволили существовать небольшому количеству свободных мелких собственников римского происхождения. Но новые варварские аристократы начали везде и постоянно различными тайными уловками отнимать у простых свободных земледельцев их землю и личную свободу. А практически полное исчезновение центральной власти, когда господином был тот, кто силен, облегчало им задачу. Во всех областях, где преобладали германские поселения, прежний римский класс землевладельцев исчез: они были либо убиты, либо обращены в рабство. В Британии англосаксы превратили тех бриттов, которым они сохранили жизнь, в колонов или сельских рабов. Во всей Бельгийской Галлии, в бассейнах Рейна и Дуная, те свободные жители галл о-римского происхождения, которые уцелели после резни и не покинули этот край, были вынуждены возделывать землю в поместьях и крестьянских хозяйствах завоевателей-германцев как полурабы ( tributarii ) и пополнили ряды прежних колонов. Так варвары решили проблему рабочих рук в сельском хозяйстве и смогли жить в праздности за счет труда прежних римских владельцев земель и земледельцев. В кельтской Галлии, Испании и Италии такая судьба постигла меньшую часть прежнего свободного населения, но по мере укрепления власти варваров доля порабощенных стала повсюду одинаковой. Например, лангобарды в полуостровной Италии уравняли всех свободных людей, даже священников, с римскими и германскими колонами.

В христианской империи возникновение сословия колонов было при ее законах шагом вперед в общественном развитии, но в годы правления варваров это сословие сделалось отсталым общественным учреждением, которое не уменьшало, а, наоборот, увеличивало зависимость человека. Римские законы обеспечивали колону личную свободу и постоянное проживание на земле, которую он возделывал, а варварские законы и обычаи приравняли колона к крепостному, то есть к несвободному, человеку и к рабу, служащему в городском или усадебном доме, которого можно было оторвать от семьи и переселить из одного имения в другое. С другой стороны, крепостных перестали отличать от рабов, и положение тех и других стало одинаково непрочным. В Римской империи перед ее гибелью рабство уже исчезало, но в течение трех столетий после варварских вторжений оно возродилось и стало очень быстро распространяться. Постоянные войны и набеги, настоящая охота на людей, подобная той, которая и сейчас еще продолжается в Центральной Африке (автор писал это в конце XIX - начале XX в., когда арабские купцы, уже после отмены рабства в Америке, продолжали в большом количестве покупать у африканских вождей и царьков местных чернокожих рабов для мусульманских стран. - Пер. ), поставляли на невольничьи рынки тысячи мужчин и женщин по невероятно дешевой цене. Уголовное законодательство варваров увеличивало число этих несчастных, приговаривая виновных к рабству за самые мелкие проступки. С другой стороны, преобладающее большинство населения жило в такой нищете, что для очень многих отчаявшихся людей рабство было чем-то вроде убежища. В результате всего этого большая часть того римского населения, которое пощадили победители в Британии, на Дунае и Рейне, даже в Галлии и Бельгии, а также в Италии (в период господства лангобардов), была обращена в рабство. Домашних слуг для себя знать добывала таким же образом, а часть работы по возделыванию земли и уходу за стадами была поручена отрядам рабов ( servi rustici, mancipia ). Эти люди, которых снова приравняли к животным и предметам, были прикованы к своему ужасному положению законами: законодательство затруднило и сделало более редким освобождение рабов и запретило браки между свободными людьми и рабами. Закон снова дал господам власть над жизнью и смертью своих рабов, а рабов оставил беззащитными перед бесчеловечной жестокостью и зверской яростью господ. Перечисление жестоких наказаний, которые угрожали рабам, - лишение ушей, носа, глаз, языка, рук, детородных органов - занимает целые разделы в варварских сводах законов и заставляет читателя содрогнуться. В этом случае человечество очень далеко ушло от гуманизма, следы которого оставались в римских законах о рабстве II-IV вв.

Все гарантии сохранения жизни и собственности, которые давала человеку умирающая античная цивилизация, исчезли при анархии, которую создали варвары. Даже в остготах, вестготах и франках, которые долго жили в империи и уже наполовину романизировались, вдруг проснулась свирепость их предков, и эти «гости» превратились в разнузданных убийц. Аларих I и его люди в Беотии, Аттике, Фессалии и Македонии убивали местных жителей, уводили их женщин и скот. Даже Сальвиан, епископ Марселя (р. ок. 390 - ум. ок. 484), который известен своими похвалами варварам, написал: «Для нас нет ни мира, ни безопасности». Другой современник этих событий, Проспер Аквитанский, около 416 г. восклицал: «Уже десять лет, как мы оказались под мечами вандалов и готов; наш народ погиб, они убивают даже детей и юных девушек». В VI в. такие же преступления совершали германцы из Австразии (восточная часть государства франков, которая иногда становилась самостоятельным государством. - Пер. ) в Оверни и Аквитании. Те германцы, которые не соприкасались с римской цивилизацией, были еще свирепее. Англы, юты и саксы были дикими кровожадными зверями, и перед тем, как отплыть от берега, они обычно убивали каждого десятого из своих пленников. В Британии они вели себя так жестоко, что романо-кельтские аристократы бежали в Арморику (Бретань), спасаясь от смерти, а множество бриттов были убиты. Алеманны запомнились жителям Западной Европы своей жестокостью не меньше, чем гунны. Банды воинов, которые ворвались в Италию и Галлию во время великого вторжения 406 г., сеяли далеко вокруг себя ужас своими жестокими делами. Город Августу Треверов они превратили в бойню, псы и хищные птицы пожирали голые тела его жителей - мужчин и женщин. В Аквитании и Испании христиан и христианских священнослужителей избивали, заковывали в цепи и сжигали живыми. Всюду при разграблении городов происходило надругательство над женщинами. Захватив Рим, вестготы Алариха, отдыхая в тени, заставляли пленных сенаторских сыновей и дочерей, попавших к ним в гаремы, подносить им фалернское вино в золотых кубках. После каждого похода захватчики расширяли женские половины своих домов. Один современник тех событий свидетельствует, что в течение всей второй половины V в. «лес мечей косил италийскую знать, как пшеницу». Позже, в VI в., лангобарды перешли в своей дикой жестокости все пределы.

«Убить человека для них - ничто, - утверждал Павел Диакон (р. ок. 720-?; лангобардский историк из знатного лангобардского рода. До завоевания лангобардского королевства Карлом Великим (773-774) служил при дворе короля лангобардов Дезидерия, позже перешел на службу к Карлу Великому. Основной труд: «История лангобардов». - Ред. ) . - Подобно вынутому из ножен мечу, эти свирепые полчища несли гибель, и люди падали, как колосья пшеницы, срезанные серпом». На Востоке повсюду было то же ужасное зрелище: в Македонии, Фессалии, Греции, Иллирии, Эпире и дунайских провинциях вторгавшиеся банды гуннов, сарматов, германцев, славян, а позже тюрок убивали мужчин и уводили женщин и детей. Остготы топорами отрубали руки крестьянам в Паннонии, славяне распинали на крестах вниз головой и земледельцев и ремесленников, которых захватывали в плен, а потом расстреливали их так, что все тело было утыкано стрелами. (Это из описания вторжения русов в 860 и 941 гг. в окрестности Константинополя, здесь бесчинствовали не столько славяне, сколько их предводители варяги - по наущению Хазарского каганата, которому Юго-Восточная Русь подчинялась с 830-х (с перерывом в конце 800-х - начале 900-х гг.) до уничтожения Хазарии в 965 г. Святославом. Славяне, конечно, вторгаясь в империю, тоже грабили, но не зверствовали, как германцы, гунны и тюрки. - Ред. ) На всем полуострове там, где раньше стояли деревни, белели кучи костей: жители были перерезаны или умерли от голода.

Разрушать и грабить варварам было так же приятно, как убивать и насиловать. Оттуда, где они проходили, они уносили все, оставляя позади только пламя пожара и зловещие развалины. По свидетельству святого Иеронима (р. ок. 340; выдающийся деятель христианской церкви, перевел Библию с греческого на латинский язык, за что и канонизирован. Ум. 420. - Пер. ), за 406-416 гг. варвары уничтожили все признаки цивилизации от Альп до Пиренеев и от океана до Рейна. Епископ французского города Ош (на юге Аквитании в Гаскони) написал: «Вся Галлия горела в одном костре». То же говорит в своей поэме Проспер Аквитанский: «Божьи храмы были преданы огню, монастыри были разграблены. Если бы волны океана затопили поля Галлии, они нанесли бы меньший урон». Он описывает и самих вестготов - как они грабят римские виллы, уносят серебро, мебель, уводят скот, делят между собой драгоценности и пьют вино. Когда они во времена поэта Сидония Аполлинария (471-475) проходили через Овернь, их свитой, по его словам, были «огонь, меч и голод». В первой трети V в. святой Иероним, проезжая по италийским провинциям после тогдашних вторжений, не видел почти ни одного целого дома или возделанного поля. Если такое позволяли себе полуцивилизованные люди, легко можно себе представить, как вели себя совершенно дикие вандалы, гунны, алеманны, англосаксы и лангобарды. Алеманны в романизированных округах на Рейне и Дунае наполняли свои повозки доверху мебелью, нарядными одеждами и даже камнями из стен вилл, а то, что не могли увезти, сжигали. Гунны уничтожали все, оставляя за собой пустыню. Вандалы грабили так старательно, что название этого народа стало обозначать свирепых разрушителей, англосаксы заслужили такую же репутацию. Герулы своими набегами довели Италию до нищеты, а лангобардов Павел Диакон (сам лангобард, но уже цивилизованный. - Ред. ) называет «народом воров», всегда с одинаковой легкостью готовым на убийство и разбой. В то же самое время, когда варварам удалось создать постоянные поселения, постоянные войны между королями и народами, племенами и отдельными общинами и семьями продлевали жизнь этих обычаев, которые так губительны для непрерывной и продуктивной общественной и экономической жизни. Во время таких военных действий, как поход войск Австразии на Овернь и Аквитанию в VI в., все, что еще оставалось от прежнего процветания страны, исчезало под грубыми руками варваров, которые сжигали урожай, срубали плодовые деревья, вырывали виноградные лозы, опустошали амбары и погреба, угоняли толпы пленных и стада домашнего скота - то есть сеяли вокруг себя опустошение и смерть. Иногда дошедшее до предела отчаяние заставляло крестьян взяться за оружие: так, в V в. испанские багауды сопротивлялись свевам и вестготам. Но, как правило, сопротивления не было, потому что народ знал: оно бесполезно.

В этом обществе, которое было полностью отдано в жертву произволу грубой силы и ничем не сдержанному варварству, экономическая жизнь увядала, и порой казалось, что она угасла окончательно. Объем сельскохозяйственных работ был мал из-за гибели огромного числа мужчин от рук захватчиков, из-за походов за рабами, голодных лет и эпидемий, которые стали почти регулярными. Безопасность становилась все меньшей, из-за этого люди потеряли охоту заниматься производительным трудом, и повсюду на Западе и на Востоке появились большие пространства пустой земли, необитаемой и невозделанной. Во всех документах упоминаются эти опустевшие земли - eremi, vastinae, solitudines, loca invia. От Испании V в., по словам летописца Идация, осталось «только имя». По всей Нарбонской области крестьянские дома лежали в развалинах, и нельзя было различить даже мест, где раньше были виноградники и оливковые рощи. Арморика и значительная часть Гельвеции снова стали дикими и безлюдными, а Северная Галлия, как свидетельствует Салическая Правда, тоже была полна брошенных земель. Готский хронист Иордан описывает опустевшие дунайские провинции, где «не было видно ни одного пахаря», а Прокопий - такие же безлюдные поля Балканского полуострова, которые, по его словам, были «похожи на Скифскую пустыню». Кент, сегодня одно из самых оживленных мест в мире, похожее на муравейник, после англосаксонских вторжений был узкой полосой обитаемой земли на границе обширных лесов и безлюдных земель. Лес снова воцарился на бывших пашнях и покрывал значительную часть Галлии, Британии, Рейнланда, земель Дуная, Северной Испании и Центральной Италии. Фландрия, которая позже стала «одним большим городом», тогда была болотистым лесным краем. Болота были повсюду: в низинах Нидерландов, в восточных графствах Англии, в океанской и средиземноморской Галлии, в долинах рек По, Арно и Тибр и вообще в большинстве речных долин. Варвары-германцы не умели ни как следует ухаживать за скотом, ни разводить его, и скот постоянно нес большие потери от ящура. Земля, которую плохо обрабатывали новые хозяева, ничего не знавшие о римских научных приемах сельского хозяйства, теперь давала лишь неустойчивые урожаи. Германская система совместной обработки земли с периодическим перераспределением участков, введенная на части бывшей территории империи, только увеличила это зло. Часть земель, которые могли бы давать богатый урожай, например тех, где росли плодовые сады, виноградники и посевы сельскохозяйственных растений, были в тех провинциях, куда эти культуры завезли римляне, заброшены.

Тем не менее те несчастные и нищие люди, которым удалось уцелеть, укрывались в полях и в больших имениях, которые были защищены рвами и частоколами или насыпями из земли и камней или же под защитой старых римских поселков ( vici ), которые могли служить убежищем мелким сельским хозяевам. Натуральное хозяйство снова стало господствующим укладом, и жизнь сосредоточилась в деревенских округах, где предпочитали жить варвары.

Гибель городов, которые были центрами греко-римской цивилизации, нанесла смертельный удар промышленной экономике. Варвары с особой свирепостью уничтожали те города, в которых развились и продолжали существовать самые процветающие отрасли промышленности и братства ремесленников. Повсюду завоеватели разгоняли население городов и уничтожали все, что могло быть напоминанием о цивилизованной жизни, - храмы, церкви, базилики, театры, цирки. Здания и памятники ждала одна и та же гибель в огне, и множество до сих пор процветавших городов Запада и Востока теперь исчезло навсегда. Одни только гунны уничтожили семьдесят городов в западных и иллирийских епархиях. Славяне разорили и опустошили города Иллирии, Дакии и Дардании. В придунайских областях исчезли Маркианополь и Ратиария в Мезии, Сисция, Сирмий и Аквинкум (Буда) (римский город Аквинкум, развалины которого находятся возле нынешнего Будапешта. - Пер. ), Карнунт, Виндобона (Вена) и Эмона в Паннонии, Вирун, Ював (Зальцбург), Лаури в провинции Норик; Курия в Реции (сейчас это город Кур в Швейцарии. - Пер. ), Августа Винделиков (Аугсбург). В рейнских провинциях в течение V в. были уничтожены Аврелия Аквенсис (Ахен), колония Ульпия Трояна (Ксантен), колония Агриппина (Кельн), Новиомаг (Утрехт), Могонтиак (Майнц), Борбетомаг (Вормс), Аргенторат (Страсбург), Августа Треверов (Трир), Августа Рауриков (Базель) и Новиомаг (Шпайер). В Бельгийской Галлии были разрушены города Адуатука (Тонгерен), Торнакум (Турне), Дурокортор (Реймс) и Диводур (Мец). В Британии созданные римлянами процветающие маленькие города Лондиний (Лондон), Эборак (Йорк), Камулодун (Колчестер), Дуроверн (Кентербери), Вента Иценорум (Норидж), Аква Солис (Бат) превратились в груды развалин. В кельтской Галлии от гельветского города Авентикум (совр. Аванш в Швейцарии) не осталось камня на камне, и так же полностью была разрушена Юлиобона, важный город в устье Сены. Австразийцы сожгли Тьер и Бриуд, аланы - Валенцию (Валенсию), вестготы - Бурдигалу (Бордо). В Испании свевы уничтожили Эмериту Августу (Мериду), вандалы - Гиспал (Севилью) и Новый Карфаген (Картахену), вестготы - Астурику Августу (Асторгу), Палланцию (Паленсию) и Бракару (Брагу), в Тарраконе (Таррагоне) уцелела только половина построек. В Италии вандалы обошлись с сицилийскими городами Панормо (Палермо), Сиракузами, Катаной (Катанией) и Тавромением (Таорминой) так, что в конце VI в. те еще не ожили. В Северной Италии следовавшие одно за другим вторжения вестготов, гуннов, герулов, остготов, австразий-цев и лангобардов привели к полному или частичному разрушению Аквилеи, Конкордии, Одерцо, Эсте, Тревизо, Виченцы, Падуи, Мантуи, Кремоны, Популониума, Фермо, Озимо, Сполето, части цизальпинских, лигурийских и тосканских городов, а также многих городов в Кампании и других местах. Горожане в ужасе бежали на острова, в леса и горы. Современник тех событий написал: «Теперь тот, у кого есть хлеб, может называть себя богатым». У тех остатков прежних жителей, которые возвращались обратно и селились среди развалин, соседями были дикие звери. Сам Рим, три раза разграбленный в V в. и пять раз взятый штурмом в VI, был лишь тенью прежней великолепной столицы империи: во времена римского папы Григория I Великого (папа в 590-604 гг.) там было всего 50 тысяч жителей - в двенадцать раз меньше, чем когда-то. За разваливающимися стенами этих городов-призраков и на их наполовину опустевших улицах продолжало кое-как выживать небольшое число жалких ремесленников - все, что осталось от прежних процветавших ремесел. Большая часть тех земель, с которых исчезли дома и жившие в них люди, была занята пашнями и садами. Промышленная деятельность прекратилась, были утеряны даже традиции античной промышленности. Запад вернулся к примитивной экономической жизни первобытных народов.

Среди этого всеобщего распада коммерческая деятельность сузилась до простой торговли продовольствием и предметами первой необходимости. Крупномасштабная внутренняя и внешняя торговля, которая так блестяще развивалась во времена империи, теперь не могла существовать. Средств, которые необходимы, чтобы двигать вперед коммерческое дело и облегчать его ведение, не было. Земля снова стала единственным капиталом, а ее продукция служила средством обмена. Меновая торговля - примитивный вид торговли, который был в ходу у германцев, - возродилась в бывшей Римской империи (в западной ее части), где теперь деньги стали редкостью, а кредитование прекратилось. Прекрасные римские дороги, которые никто не чинил, приходили в негодность, мосты рушились, имперская почта перестала существовать, и почтовых станций больше не было. Быстрое передвижение по дорогам стало невозможным. Всюду было опасно: грабители нападали на путников и купцов в лесах и у переправ через реки и болота. Из-за разбойничьих шаек, которые бродили по всей стране, поездки стали опасными, и люди передвигались по дорогам лишь собравшись в караван и в сопровождении вооруженной охраны. Порты пришли в упадок, моря кишели пиратами, морская торговля стала такой же ненадежной, как и сухопутная. Большинство крупных транспортных компаний распалось, и кораблестроители разорились. Один писатель V в. пишет: «Тот, кто раньше снаряжал шесть больших судов, теперь счастлив, если владеет всего одним маленьким кораблем».

Беда и нужда царили повсюду - и в городах, и в деревнях. Множество нищих жалобно просили милостыню перед дверями церквей, возле замков в больших имениях и у королевских дворцов. Именно из этих несчастных формировались банды преступников, которые действовали в огромном количестве повсюду. В 410 г. в Риме было не меньше 14 тысяч людей, которые жили милостыней. «Несчастные мы, несчастные!» - сокрушенно писали Сальвиан в V в. и Григорий I Великий в VI в. Все акты тогдашних консулов и переписка государственных деятелей того времени звучат как эхо одного долгого горестного крика. «Кажется, мир пришел к концу», - жаловался Григорий I. И действительно, смерть мощными взмахами своей косы уничтожала огромное количество людей, уцелевших после вторжений. Многие из тех, кто спасся от меча и огня, умерли от лишений и голода или стали жертвами природных бедствий, которые теперь обрушились на человечество. В Норике, Галлии, Испании и Италии годы вторжений были и годами голода. Даже в мирное время и Восток и Запад боялись, что еды не хватит. У всех на устах была поговорка: «Все, что угодно, лишь бы не голод» («Cuncta fame leviora mihi»). Но голод возвращался регулярно - после засух и наводнений, после опустошений, устроенных воинственными бандами. Иногда он оказывался таким ужасным, что бывали случаи людоедства. В VI в. голод был особенно частым - по сути дела, постоянным, и всего лишь в один голодный год (536) только в одной провинции Центральная Италия умерло от голода 50 тысяч крестьян. В 556 г. даже Восток испытал ужасы голода - и это в победоносное царствование Юстиниана. (Автор не упомянул так называемую Юстинианову чуму 541-543 гг. - тогда, а также в последующие 50 лет в Средиземноморье и в примыкающих регионах умерло около 100 миллионов человек. - Ред. ) Эпидемии, дизентерия, тиф и азиатская чума довершали губительный труд голода. Все эти болезни процветали в V в. и еще больше во второй половине VI в. и в VII в., особенно в Британии и Италии. В Ирландии, Уэльсе и англосаксонских королевствах погибло от третьей части до половины населения. В Оверни (571) в одно воскресенье 300 человек упали мертвыми только в одной церкви. В Риме Григорий I за один час увидел на улицах восемьдесят человек в предсмертных судорогах. С 552 по 570 г. Восточную империю опустошала бубонная чума; в 746 и 747 гг. она появилась там снова и перекинулась на Сицилию и Калабрию. С этими эпидемиями может сравниться по губительной силе только Черная смерть XIV в. (страшная эпидемия чумы в Европе в 1346-1351 гг., когда умерло только в Европе 24 миллиона - 1/4 населения. - Пер. ). Из-за плохого физического состояния людей среди них стали частыми нервные болезни, проказа и антонов огонь (гангрена, заражение крови. - Пер. ). Истощение лишало людей плодовитости, отчего уменьшилась рождаемость. В результате всех этих несчастий население и Запада и Востока (имперских земель) в те годы сократилось до одной из самых малых величин за всю христианскую эпоху. Дунайские, рейнские, британские и галльские области, где во II в. жило более 30 миллионов человек, лишились, по всей вероятности, половины или даже двух третей населения. Паннония, Норик, Реция, Гельвеция, Бельгия, Британия, Испания, Северная и Центральная Италия пострадали особенно сильно, а Балканский полуостров, возможно, еще больше. Современники этих событий и на Западе, и на Востоке все одинаково описывают опустошенный мир и ощущение одиночества и заброшенности, которое это зрелище оставило в их душах.

Некоторые из них даже думали, что дожили до конца света, предсказанного в Священном Писании.

Бедствие действительно было огромным и в материальном, и в духовном отношении, и казалось, что после него невозможно никакое возрождение. Жизнь, которая была цивилизованной, была отброшена назад к варварству. Не было уважения ни к труду, ни к уму. Господствовала сила, и шайки воинов безжалостно эксплуатировали западное общество. Вожди и их дружинники, составлявшие меньшинство населения, жили войной и грабежом и угнетали несчастных колонов и рабов, населявших их имения, копили награбленную добычу, наполняли свои гаремы девушками, конюшни лошадьми и псарни гончими, а свое свободное время заполняли пирами, охотой, собачьими боями и жестокими упражнениями в воинском деле. Знать и свободные люди держались в стороне от разрушенных городов, а жили на своих виллах, в семейных усадьбах или в хуторах на краю огромных общественных лесов, как и следовало жить праздным и грубым захватчикам. Низшие трудовые слои населения, которые работали на них, терпели все опасности, которые угрожают человеку в неупорядоченном анархическом обществе, где сила - единственный закон. Праздность, глупость, грубое поведение, невежество, легковерие и жестокость варваров заняли место строгого порядка в делах, вежливости, культуры и относительной гуманности римлян. Исчезло уважение к слабым, к крестьянам, к женщинам и детям. У вторгшихся захватчиков не было ни дисциплины, ни морали, которые могли бы сдерживать их, и они просто прибавили пороки цивилизации к варварской развращенности. Они не только не возродили мир, но едва не уничтожили цивилизацию навсегда. Они уничтожили упорядоченные общества Запада, но смогли только заменить их анархией. Они не принесли с собой свободу, а восстановили рабство; не уменьшили классовые различия, а установили новые границы между различными слоями общества; не улучшили положение низших классов, а ухудшили его; не помогли развитию экономики, а полностью разрушили экономическую деятельность, потому что всюду несли с собой беспорядок, грабеж и разрушение. Они не создали ничего, а уничтожили много и на несколько столетий остановили прогресс. Поселения варваров на захваченных землях были одним из самых больших известных в мире шагов назад и в общественном порядке, и в труде. Единственным полезным результатом вторжений было то, что они дали наиболее благородным душам энергию и стремление действовать. В качестве ответной реакции на варварство это породило ряд попыток вернуться к традициям римского правления и разбудило от сна погруженную в мистические размышления церковь, которая спасла остатки потерпевшей крушение цивилизации. На Востоке римское государственное здание устояло против бури и смогло служить образцом для подражания и основой при восстановлении общества и трудовой деятельности. На Западе дух и учреждения Рима приспосабливались к новой среде и позже, в конце Средних веков, вдохновили тех, кто пытался возродить экономику и общество.

 

ГЛАВА 3 Восточная Римская империя и восстановление экономики и общественной жизни в Западной Европе с V по X в. - Заселение новых земель и сельскохозяйственное производство. - Раздел имущества и классовый состав сельского населения в Восточной Европе

В продолжение шести первых столетий этого периода Восточная Римская империя со столицей в Константинополе являлась убежищем для цивилизации и потому смогла создать такую систему организации труда, которая была стабильнее и мощнее любой другой. Эта империя была лучше защищена своим географическим положением и армией, систему организации которой она почти полностью унаследовала от Римского государства и усовершенствовала сама, и потому в течение тысячи лет отражала все нападения варваров, а ее изумительная жизнестойкость позволяла ей залечивать раны после поражений. Когда вражеский меч отсек от империи ее земли в Африке, в Сирии, на Дунае и на Западе, а позже и в Египте, Сирии и Палестине, на Дунае, сосредоточение сил на меньшей территории помогло империи стать крепче. В течение 600 лет она успешно оборонялась от тьмы и разрушения, временами приходила в упадок, но каждый раз возрождалась в блеске нового процветания, и самый замечательный из этих периодов возрождения продолжался более 300 лет, с VIII (когда были разгромлены арабы) по XI в. (когда империя потерпела тяжкое поражение от турок-сельджуков при Манцикерте (Маназкерте). Цивилизация Восточной Римской империи, изысканная и утонченная, дала ей силы в достаточной мере окультурить варварское население Востока, стать учительницей варваров Запада и избежать анархии, с которой постоянно должен был бороться Запад. В ней раньше, чем где-либо еще, был вновь создан народ истинно эллинского типа - не единый по происхождению и языку, как у эллинов, но по меньшей мере объединенный общими политическими и религиозными учреждениями, полный горячей любви к своей стране и жаждавший славы и величия для своего государства. Под заботливой властью сильного и просвещенного правительства, которому служил хорошо организованный корпус администраторов, и под защитой мощной религиозной и военной системы Восточная Римская империя стала поощрять восстановление и развитие всех видов экономической деятельности.

Один из византийских императоров X в. писал: «Для сохранения государства нужны две вещи - сельское хозяйство и военное искусство». По этой причине заселение опустевших сельских местностей и поощрение приезжающих осваивать эти земли крестьян-переселенцев стало одной из первоочередных забот для византийцев, которые так же, как римляне, считали землю основным источником богатства и власти. Восточная империя могла по праву гордиться тем, что решила эту задачу гораздо раньше Запада. Этот успех был достигнут благодаря методам освоения земель, которые она по большей части получила в наследство от Рима и продолжала применять со скрупулезной точностью. В фемах (провинциях) были основаны многочисленные военные поселения, где жили солдаты, которые возделывали выделенную им за несение военной службы землю (позже такая система успешно применялась в России - казачьи войска и военные поселения. - Ред. ) в порядке военной службы. Империю возрождали даже члены христианских еретических сект - манихеи, якобиты, пав-ликиане, которых переселили из Армении и Малой Азии во Фракию и в Грецию. В VII в. 12 тысяч сирийских авантюристов из Ливана - мирдиты - были поселены во Фракии, Пелопоннесе и Эпире. При необходимости освобождали рабов, как сделал один император для заселения пустовавших земель Южной Италии. За 500 лет во всех европейских округах империи были размещены тысячи колонов варварского происхождения. Некоторые из них были германцами, например готы во Фракии и в Иллирии, гепиды, герулы и лангобарды в Паннонии между Дравой и Савой; некоторые семитами - арабы и египтяне, другие - персы, армяне и аланы - были арийской расы. При необходимости обращали в христианство пленников тюркского происхождения, и те тоже становились хлебопашцами. Например, в Мессении возле Наварина (Пилоса) поселили аваров, в Акарнании, в окрестностях Акциума - булгар, в Восточной Македонии - 14 тысяч тюрок и других тюрок - вокруг озера Охрид. Но большинство переселенцев, занятых в сельском хозяйстве, состояло из славян. Только в одном случае Юстиниан II поселил 70 тысяч пленных славянского происхождения в бассейне реки Стримон (Струма) и в Восточной Македонии.

Часть Фракии тоже была заселена варварами-славянами, которые дали Византии великого императора Василия I Македонянина. Они переселялись с севера, из-за Дуная целыми племенами и родами, и за 500 лет славян стало так много, что они ассимилировали армян, персов, тюрок и азиатских греков, которые тоже были переселены в этот край. В VI в. было время, когда Македония называлась Славенией (Словенией). Южная Фессалия, область Пинда, Аттика и в первую очередь Пелопоннес вновь наполнились людьми благодаря этим славянским колониям, и именно по этой причине один из императоров в X в. признал, что вся Морея (Пелопоннес) стала славянским округом. Также было на юге Италии. Византия совершила великий труд - переплавить в единый народ этих колонистов, которые еще не имели национального сознания, и эллинизировать их, обратив в православие. От этого слияния многих различных народов родилась обновленная молодая греческая нация, и в это же время снова забил источник сельскохозяйственного труда. Существует множество свидетельств того, что в X в. Византийская (Восточная Римская) империя снова была одной из самых населенных стран континента.

Так поощрялось возделывание земли и развитие сельскохозяйственного производства. Доля заброшенных земель уменьшилась, и императоры энергично боролись за возделывание владельцами сельских имений (своих земель). В первую очередь они объявили, что землевладельцы, которые оставляют свои земли без обработки, должны отказаться от этих земель. Затем, в VI в., была установлена эпибола - дополнительный налог с землевладельцев на пустующие земли. Владельцы пахотных земель стали ответственны за уплату налогов и с невозделанных земель брали очень большой налог, чтобы хозяева были вынуждены обрабатывать их. Эпибола просуществовала до X в. и даже была снова введена позже. Но возрождение сельского хозяйства на Востоке произошло в основном благодаря труду гражданских и военных поселенцев, а не из-за этих принудительных мер. В мирной теперь империи земледелие очень скоро принесло огромные выгоды, и государство и землевладельцы - крупные и мелкие - с одинаковым усердием начали пожинать плоды своих трудов. После нескольких периодов упадка империя - а внутри ее в первую очередь Фракия, Македония, Фессалия, Греция и Южная Италия - действительно достигла богатства и процветания, особенно с VIII по XI в., христианский Восток возродил традиции греческой и римской сельскохозяйственной науки. В X в., который для имперского Востока был золотым, а для Запада железным, были написаны трактаты о земледелии и скотоводстве. Многие более совершенные виды земледелия, за которые мы обычно воздаем хвалу арабам, - например, ирригация, улучшенные методы лесоводства, выращивание винограда и технических растений - на самом деле имеют сирийско-византийское происхождение. (Дикие арабские кочевники, громя культурнейшие регионы Восточной Римской империи, Сасанидского Ирана и Северо-Западной Индии, постепенно многое усвоили (и присвоили). Затем эти достижения (точнее, остатки от погрома) попали в диковатую еще Западную Европу. - Ред. ) Именно Византия при императорах Исаврийской династии дала миру первый образец земельного кодекса ( Nomoi georgikoi ) и заложила основы мудрого административного управления сельским хозяйством.

Нигде сельскохозяйственное производство не было таким высокоразвитым и таким сбалансированным, как в Восточной Римской империи. Византийские провинции, земля которых тогда сохраняла гораздо большую часть своего растительного покрова, чем теперь, - особенно Динарское нагорье, Балканы (Стара-Планина), Пинд, Лукания и Калабрия - были покрыты отличными лесами. Князья и аристократы имели великолепные парки, в лесах заготавливали дерево для построек. На Черном море и Адриатике, в Эгейском и Ионическом морях процветало рыболовство. Повсюду были хорошо развиты свиноводство и овцеводство, особенно в лесных местностях и на нагорьях. Крупный рогатый скот разводили на равнинах Фракии, Мезии, Македонии, Беотии, Элиды, Мессении и Южной Италии. Императоры и крупнейшие землевладельцы считали для себя делом чести иметь племенных жеребцов и выращивать лошадей беговых и армейских пород; особенно знамениты были кони из Фракии и Пелопоннеса. Греческий мед полностью сохранил свою прежнюю славу. Фракия, Македония, Фессалия, Мессения, Апулия, Сицилия и Кампания оставались богатейшими житницами Европы. Ни одна христианская страна не могла соперничать с Восточной империей в отношении плодовых садов, и из империи активно вывозили на продажу миндаль, лимоны, апельсины, фиги и виноград, выращенные на островах Эгейского моря, в континентальной Греции и в Южной Италии. Ароматные лесбосские, самосские, греческие и сицилийские вина были знамениты на весь мир. Восточная империя была также на первом месте по культивированию красящих растений и лекарственных трав, а также по выращиванию шелковицы и разведению шелковичных червей. Именно сельскохозяйственное производство давало ей большую часть того богатства, которое в Средние века вызывало у всех восхищение и зависть.

Это экономическое возрождение упрочило в Восточной империи римский принцип собственности - частную собственность, на которую ее владелец имеет все без исключения права, а количество общей собственности - государственной и коллективной - постоянно уменьшалось. Земельные владения императора и казны, приобретенные в результате завоеваний, конфискаций, лишений наследства и перехода незанятых земель к государству, были часто очень обширными; но их становилось меньше из-за беспредельной щедрости императоров по отношению к церкви и постоянной раздачи земельных участков военачальникам и солдатам. Вначале городским общинам (города и курии ), а затем и бесчисленным сельским общинам, объединенным вокруг поселков - центров своих округов ( metrocome ) , - эти поселки стали преемниками прежних городов - стало очень тяжело отстаивать свою землю от изобретательного казначейства и (причем в первую очередь) от духовенства и крупных землевладельцев. Тем не менее благодаря энергии и упорству общины сумели сохранить часть тех общих лесов, полей и лугов, которые были очень нужны для беднейших масс сельского населения.

Несмотря ни на что, земля очень быстро сосредоточивалась в немногих руках. Крупные имения увеличивались еще больше, что шло на пользу церкви и аристократии. Восточно-римское духовенство, которое было очень богатым уже в IV в., безмерно увеличило свои земельные богатства в раннем Средневековье благодаря набожности князей, аристократов и иных верующих, а также путем захвата земель у беззащитных общин и индивидуальных владельцев и с помощью умного управления своим имуществом.

Патриархаты, 57 митрополичьих кафедр, 49 архиепископств, 54 епископства, бесчисленные монастыри, часовни, молельни, церкви и даже простые «лавры», то есть жилища отшельников, получили свою часть выгоды от этого огромного расширения церковных владений, собственники которых имели огромные привилегии; притом эти владения освобождались от части государственных налогов и были непереходящими и неотчуждаемыми. Духовенство даже ухитрилось получить для церкви право взимать с крестьян сборы ( каноны ) деньгами и натурой, и были составлены подробные списки этих сборов, называвшиеся бревиарии или полиптиха. Богатство церкви постоянно увеличивалось. Иногда оно употреблялось для полезных дел - религиозной пропаганды, благотворительности или для прогресса наук и искусств, но и для обеспечения праздной и роскошной жизни церковной касте, которая утверждала, что правила церкви запрещают ее служителям заниматься ручным трудом. Богатство только укрепляло фанатизм и жажду власти в этом сословии, которое всегда стремилось создать в государстве свое государство и уклониться от налоговых и военных обязанностей, лежащих на гражданском населении. Лучшие императоры, исаврийские и македонские, так хорошо осознавали эту опасность, что принимали энергичные меры против расширения крупных церковных владений, запрещали частным лицам передавать имущество в руки священнослужителей и монахов, отбирали у духовных лиц имения, которыми те завладели незаконно, запрещали им приобретать недвижимость и пытались обложить церковные имения налогами на общих основаниях, передав часть из них в ведение светских властей и раздав эти земли военным. Византийское государство на словах хранило верность прежнему принципу: церковь - только временная хранительница земель, которыми она владеет, и правительство имеет право брать из этого огромного хранилища для нужд общества сколько захочет и когда захочет. Но в действительности это государство очень заботилось о том, чтобы сохранить хорошие отношения с грозной и могучей церковью, и потому часто закрывало глаза на то, что делало духовенство. В результате церковь смогла забрать в свои цепкие руки большую часть земель империи. Так были созданы огромные имения - например, те, которыми владели 62 византийских монастыря. Монастырь Неамони, где было 500 монахов, владел пятой частью острова Хиос; монастырь Патмос владел всем одноименным островом и еще землями на Крите; три знаменитые монашеские общины на горе Афон обогатились множеством даров, в том числе земель; а прославленное аббатство Монте-Кассино имело поместья по всей Южной Италии, и его настоятель был равен князьям Беневенто, Капуи и Спо-лето. Церковные имения были крупными центрами земледелия и имели большой штат, куда входили администраторы, инспекторы ( sacellarii ), сборщики налогов, казначеи ( logothetai ), управляющие ( oeconomoi ) и дьяконы. Центральные здания таких имений были обнесены крепостными стенами, кроме того, в имениях были больницы, гостиницы, погреба и ремесленные мастерские, вокруг которых жили населявшие эту церковную землю колоны.

Наряду с крупными церковными имениями после того, как закончился кризис V-VI вв., возникли крупные имения аристократов. Это увеличение собственности светских владельцев происходило по мере того, как высшие гражданские и военные должностные лица - экзархи и стратеги, вскоре объединенные под общим названием архонты, - учились извлекать выгоду из своей административной власти и начинали видеть для себя пользу и почет в том же, в чем их видели главы знатнейших местных семей и богатые землевладельцы ( plousioi, potentes, dynatoi ), чье влияние на общественную жизнь их имений было очень велико. Высшие чиновники, обогащенные дарами влиятельных особ, не только забрали в свои руки государственную власть, но и стали наследственными собственниками пожалованных им земель. Они увеличивали размеры своих владений и число зависимых от них людей, заставляя тех, кто находился под их управлением, принимать их покровительство или просить о нем и становиться их клиентами. А влиятельные особы стремились прибавить официальное господство и права, которые оно дает, к фактической власти над жителями своих имений. Постепенно на Востоке так же, как на Западе, образовалась территориальная знать, власть которой была основана на владении крупными имениями, называвшимися massae, которые начиная с царствования Льва VI (IX в.) выделялись в земельном реестре как отдельный разряд земельных владений. Земельные владения аристократов постоянно увеличивались в результате брачных союзов, покупок, захвата государственных и общинных земель или малых владений, а также за счет расширения территорий, находящихся под покровительством, которое легко превращалось в зависимость для мелких землевладельцев, оказавшихся в долгах или вынужденных искать покровительства; в итоге в руках аристократов оказалось почти столько же земли, сколько у церкви. Императоры боялись тех последствий, которые разрастание этих крупных имений знати могло оказать на их собственную власть и на общество в целом, и потому прилагали особенно большие усилия, чтобы замедлить этот процесс; в особенности это относится к императорам Исаврийской и Македонской династий. Исаврийцы в VIII в. в своем Земельном кодексе запретили покровительство и объявили недействительным незаконный захват земли у мелких владельцев. Македонцы запретили отчуждение имений более мелких владельцев с их согласия в пользу крупных землевладельцев, объявили недействительными договоры, заключенные в результате обмана или насилия, и даже отменили в связи с этим действовавшее сорок лет предписание признавать насильственные захваты земли законными. Они снова запретили покровительство и объявили недействительными все приобретения, которые нанесли ущерб государству или военным поселенцам, получившим землю в дар от него. Императоры стойко защищали интересы центральной власти и средних слоев общества, которым угрожали мятежи знатнейших аристократов.

В то время, когда происходила эта борьба, казалось, что аристократия вот-вот будет сломлена. Но аристократы, воспользовавшись политическими кризисами и слабостью власти при некоторых императорах, восстановили свое могущество. Им не удалось, как западным феодалам, стать независимой силой; у них никогда не было ни такой же иерархии, ни характерных для Запада понятий «феодальный договор», «сюзерен», «вассал», «феодальная повинность», и они официально остались зависимыми от центральной власти. Однако к концу раннего Средневековья они добились почти полного суверенитета в своих поместьях. Крупный византийский землевладелец был господином в своих землях и имел право судить живущих на них крестьян. Правительство добивалось выполнения своих указов через него, и он постоянно старался стать из представителя императора кем-то вроде местного князя. Покровительство и благодарность обеспечивали ему клиентов, а благодаря пожалованию земель, которое применялось в империи повсюду, он имел даже вассалов. Он продолжал захватывать земли тех мелких владельцев, которые отказывались стать его клиентами, и даже приводил с собой на службу императору отряд солдат и офицеров, из которых в X в. образовалось новое сословие рыцарей ( kaballarioi ), которым знатнейшие аристократы предоставляли земли в обмен на военную службу.

Таким образом, византийские аристократы, хотя и не имели политической независимости, в полной мере обладали той социальной и экономической властью, которую давало обладание землей и значительным числом подданных или вассалов. Не только в Малой Азии, которая была главным средоточием аристократии, но и в европейских провинциях знатнейшие князья - например, Фоки, Склиры, Ботаниаты, Дуки, Комнины, Палеологи, Враны и Кантакузины - имели огромные земельные владения. Иногда эти земли представляли собой много отдельных имений, иногда - один земельный массив. Уже в V в. знатная госпожа по имени Паула была хозяйкой города Никополя (у совр. города Превеза. - Ред. ) в Эпире. Через 500 лет после нее один знатнейший византийский аристократ имел не меньше 60 имений и в них 600 быков, 100 упряжек для плугов, 880 лошадей и 18 тысяч овец. Знатная женщина по имени Даниэлис только в Пелопоннесе имела восемьдесят massae; у нее были огромные стада скота и целая армия рабов, 3 тысячи которых она могла освободить одним росчерком пера. Когда она отправлялась в путь, то брала с собой 300 носильщиков для своих носилок. У нее были огромные запасы денег, дорогой посуды и драгоценных украшений. Короче говоря, она, видимо, была настоящей царицей Морей. Такие люди, как евнух Василий (очевидно, имеется в виду первый министр нескольких византийских императоров IX в. евнух Василий Лекапен, внебрачный брат императора Василия Болгаробойцы, которого брат-император в конце концов отстранил от власти, как опасного соперника в управлении страной, и сослал в монастырь. - Пер. ) и Симеон Ампелий, в ту эпоху были так же знамениты, как в наши дни американские миллионеры. В этом мире знатнейших можно было обнаружить гордых, честолюбивых, буйных князей, ученых мужей, хороших администраторов, выдающихся полководцев, а порой даже пламенных патриотов, воодушевленных религиозными и монархическими идеалами. Это была истинная элита, которая намного превосходила аристократию Запада по уровню культуры, уму и политическому таланту. Византийские аристократы предпочитали жить, если это позволяли их придворные или военные обязанности, в своих имениях и надзирать за работой своих крестьян среди своих вассалов и солдат, в окружении целой толпы слуг. Их дома с большими комнатами и отдельной женской половиной - гинекеем представляли собой наполовину дворцы, наполовину крепости, были изящно украшены, просторны и очень красивы; в этих домах хозяева охотно соблюдали закон гостеприимства и были щедры к своим гостям. Именно дома они выставляли напоказ всю свою роскошь - вышитые одежды, золотые блюда, драгоценные камни, эмали, ценнейшие шелка, столы, которые гнулись под тяжестью кушаний, конюшенные дворы, полные породистых лошадей и прекрасных повозок. Умственные наслаждения они любили не меньше, чем радости охоты и путешествия, упоение боя или гордость быть правителем. В общем, они были очень одаренным сословием, которому не хватало только открытости, высокой нравственности и прямодушия.

Низшая знать тоже жила в своих имениях, средних или малых по размеру и обеспеченных всем необходимым на хорошем среднем уровне. Эти землевладельцы добивались процветания своих имений собственными стараниями и трудом малого числа слуг, причем работали тяжело и экономили на всем, на чем могли. Таких «деревенских дворян», как Кекавмен (годы рождения и смерти неизвестны, автор (предполагаемый) трактата о военном искусстве XI в. «Стратегикон». - Ред. ), автор очень любопытных «Воспоминаний», в Восточной империи было совсем не мало. Они имели большие семьи, горячо любили землю и получали с нее хорошие доходы. «Выращивайте зерно, виноград и скот, и будете счастливы», - любил говорить мудрый Кекавмен. Этим людям была не по вкусу жизнь при дворе; настоящее удовольствие они получали от семейной жизни, от хозяйских трудов в своих сельских имениях и от прочных добродетелей - почитания Бога и благотворительности. Именно это сословие аристократов, состоявшее из высшей и низшей знати, было вторым после церкви по активности в жизни общества.

Несмотря на усиление земельного могущества церкви и знати, мелкие свободные хозяйства продолжали существовать, и в Восточной Римской империи им удавалось выжить гораздо легче, чем на Западе, - в значительной степени благодаря уравновешенности византийского общества. Наряду с городской буржуазией, которая владела более или менее крупными участками земли в пригородах, в империи существовал и целый средний класс свободных деревенских жителей, владельцев земельных участков, которые по-прежнему имели в собственности значительную часть земель страны. На первом месте среди них были солдаты ( stratiotai ), которым государство пожаловало как феодальное владение или бенефиций участки земли из своих владений или из завоеванных или конфискованных поместий, а за это наложило на них и их потомков-мужчин обязанность нести военную службу. На Пелопоннесе было около 3 тысяч таких феодальных владений, а всего в империи их в X в. насчитывалось 58 тысяч. Эти маленькие поместья оставались собственностью государства, но мелкие военные держатели наделов имели право пользования своей землей и могли либо обрабатывать ее сами, либо управлять ее обработкой. Держатель терял свое поместье, только если переставал выполнять свои воинские обязанности, был приговорен к наказанию за позорное преступление или плохой обработкой уменьшил стоимость своей земли. Этим людям было запрещено отчуждать свои поместья, но они могли передавать их членам своей семьи и, по сути дела, имели права собственности на свои земли.

Следующими после землевладельцев-военных были другие мелкие свободные собственники - те, кто имел в своей полной собственности вещи, сады, поля, виноградники и луга, из которых извлекали выгоду в одиночку, или при помощи колонов, или же в союзе с издольщиками, которые получали треть того, что производилось в поместье. Эти собственники были обязаны платить налоги государству, десятину церкви, а иногда еще и несколько сборов местным знатным людям. Они имели право пользоваться общими лесами и пастбищами и, объединяясь в сельскохозяйственные общины, сами управляли своими делами на общих собраниях и через своих старшин ( primates ) под контролем императорских инспекторов. Государство высоко ценило их как самых послушных налогоплательщиков и лучших солдат и защищало от незаконных захватов имущества и от насилия со стороны чиновников и высшей знати. Если у такого собственника возникали трудности, мешавшие ему спокойно пользоваться своей землей, государство предоставляло ему юридическую помощь и прилагало много сил, чтобы вернуть тому человеку несправедливо отнятое имущество. Оно предоставляло таким владельцам право преимущественной покупки ( protimesis ) при продаже имущества, принадлежавшего людям их же сословия, и даже обеспечивало передачу их земель, если не было прямых наследников, родственникам по боковой линии ( cognates ). В ходе долгой борьбы императорской власти несколько раз удавалось спасать эти два сословия - военных бенефициариев и мелких свободных собственников - от непрекращающихся посягательств духовенства и аристократии. Исаврийские и македонские императоры успешнее остальных восстанавливали и частично освобождали от угнетения свободную собственность, а потому она просуществовала на Востоке на 400 лет дольше, чем на Западе. Лишь гораздо позже, после бесчисленных бедствий, неискоренимое упорство крупнейших светских и церковных землевладельцев взяло верх над сопротивлением мелких независимых собственников земли, и только в XI в. большинство держателей военных бенефициев пожелали стать вассалами крупнейших земельных аристократов. Свободные же крестьяне гнулись под тяжестью государственных налогов, жили под постоянной угрозой со стороны своих могущественных соседей, часто были в долгах, не имели ни капитала, ни кредита. Они были не в состоянии преодолеть кризис производства и повысить доходность своих земель. Поэтому они обнищали, превратились в класс «бедняков» ( penetes ) и один за другим были вынуждены смириться сначала с потерей свободы своей земли, а затем с потерей собственной свободы. От многочисленного среднего класса, который 500 лет был мускулами государства и лучшим орудием сельскохозяйственного труда, уцелел лишь малый остаток.

К концу раннего Средневековья подавляющее большинство сельских жителей Восточной империи были колонами или крепостными. В то время, когда мелкие свободные землевладельцы постепенно слабели и наконец покорились, многочисленные вначале формы свободного труда тоже исчезали одна за другой. Наемные или поденные сельскохозяйственные рабочие ( mistotai ), которые в V и VI вв. еще нанимались на работу в крупные и даже малые поместья за плату ( misthos ), быстро исчезли при новом состоянии общества, когда землевладельцы стали предпочитать услуги более прочно привязанных к месту земледельцев и удерживать работников долгосрочными договорами на своей земле и в зависимости от себя. По этой же причине все реже и реже оказывались нужными фермеры-арендаторы и свободные издольщики, связанные с владельцем земли временным договором аренды, по которому ему выплачивали за аренду половину или треть дохода с земли. Они так же, как поденные рабочие, были вынуждены уйти в города или пополнить ряды колонов и крепостных.

Правда, в это же время стало исчезать и сельское рабство. Хотя время от времени таких рабов приобретали у работорговцев и государственная власть временно терпела это, этот вид рабства был дискредитирован кампанией, которую вели против него во имя христианской церкви и достоинства человеческого рода епископы, монахи, императоры, знатные люди и мыслители - наследники гуманистической или религиозной традиции IV в. К тому же результаты труда рабов были намного хуже, чем других видов труда. Законы империи запрещали свободным людям добровольно идти в рабство и позволяли рабам вступать в брак со свободными людьми, при этом заключение такого брака само по себе становилось освобождением от рабства; кроме того, они освобождали рабов, вступивших в ряды духовенства, и тех, кто поступил в армию, запрещали продажу рабов и признавали за ними право на личную собственность. Законодательство поощряло освобождение рабов и увеличивало количество таких освобождений. Рабами теперь могли быть только домашние слуги. Но и при том, что законы уничтожили все различия между вольноотпущенником ( libertus ) и свободнорожденным человеком ( ingenuus ), очень мало людей, родившихся в рабстве, сумели добиться полной свободы; правда, она не дала бы им никаких средств стать действительно экономически независимыми. А вот толпы колонов и крепостных ( adscriptitii ) очень увеличились за счет бывших рабов.

Нужно сказать, что этот слой колонов и рабов состоял из очень разных элементов. Там были впавшие в нужду мелкие свободные землевладельцы, наемные сельскохозяйственные рабочие, издольщики, фермеры-арендаторы, освобожденные рабы - всех их вынуждали заключить на жестких условиях договор о зависимости от землевладельца, если они желали добывать себе пропитание, обрабатывая землю. Сословие колонов, которое уже сформировалось в последние века существования Римской империи, включило в себя большинство населения в Восточной Римской империи и становилось все многочисленнее, поскольку его пополняли новые люди - несостоятельные должники, бродяги, которых закон прикреплял к имениям, неимущие бедняки, безземельные чужаки ( advenae ), посмевшие поселиться на чужих землях, военнопленные, распределенные между государственными и частными имениями. Колонов записывали в реестры, чтобы государство могло взимать с них положенные налоги. В хозяйстве землевладельца в перечнях инвентаря числятся хозяйственные книги для каждого имения. Колоны, поселенные на земле, обрабатывали ее, не имея на нее никакого права, и платили значительную часть доходов с этой земли ее владельцу как cens, то есть подать, а также сборы деньгами и натурой, которые назывались каноны. Но за это они получали право постоянного пользования землей, которую возделывали; это право они могли передать или оставить в наследство.

Тем не менее внутри сословия колонов выделились две категории земледельцев. Те, кто входил в более любимую властями категорию, в первые столетия Средних веков продолжали называться колонами, обладали большинством прав свободных граждан - например, могли свободно заключать брак независимо от места жительства, имели все права мужа и отца и право составлять завещание. Менее любимые земледельцы-полурабы, известные под названиями adscriptitii и enapographoi (что означает «приписанные». - Пер. ), которые очень скоро были включены в сословие крепостных ( servi rustici или paroikoi ), уже имели помехи или значительные ограничения в отношении брака и передачи другим лицам своих земельных наделов и личной собственности, при этом увеличилось число их обязанностей, они были прикреплены к земле, но не имели никаких гарантий, что господин не переселит их в другое место. Постепенно и колоны, несмотря на запреты, включенные в Сельский кодекс (VIII в.), потеряли право покидать поместье. Они приблизились по положению к «приписанным» adscriptitii, и в течение IX и X вв. эти две категории колонов слились в один класс крепостных. Тогда и появилось классическое крепостное право с его характерными признаками - обязанностью земледельца жить на данном участке земли и возделывать его и обязанностью землевладельца не прогонять такого пользователя с земли и не повышать платежи. В Восточной империи в конце раннего Средневековья еще оставались земледельцы, стоявшие выше крепостных, - колоны, которые назывались mortitai. Их положение было до некоторой степени похоже на положение западных вилланов. Они сохранили часть прав свободного человека: могли уйти со своего земельного надела, у них нельзя было отобрать землю, которой они пользовались в течение 30 лет и больше, и они платили собственнику земли только десятую часть урожая. Но такие земледельцы составляли незначительное меньшинство в сравнении с огромной массой крепостных, называвшихся paroikoi, и почти все жители сельских округов принадлежали именно к этой второй категории. Крепостные должны были выплачивать фиксированные сборы и выполнять строго определенные повинности - и все же ничто не мешало господину незаконно увеличить это лежавшее на них бремя или жестоко обращаться с ними. Более того, они были обязаны работать на барщине, то есть возделывать господские земли, а также выполнять иные повинности, в том числе являться с телегами для перевозки господских грузов.

На Востоке преобразования в сельскохозяйственном труде были такими же, как на Западе, и были вызваны действием тех же самых социальных и экономических сил. Но исчезновение мелких свободных собственников земли здесь было далеко не таким быстрым и полным, и возникновение крепостного права компенсировалось исчезновением рабства. У крепостного права тоже были противовесы - право земледельца на постоянное пользование наделом и стабильность сельской жизни. В остальном мы имеем мало данных о материальных и моральных условиях жизни земледельческого населения Восточной Римской империи. Похоже, что они были очень разными в разные периоды - очень тяжелыми в первые 200 лет раннего Средневековья и более легкими и сносными в его остальные 300 лет. Эти условия также зависели от землевладельца. Как правило, крестьяне-арендаторы в церковных и государственных имениях были лучше защищены и имели привилегии, которые вряд ли существовали на землях аристократов. Византийские крестьяне иногда селились по нескольку семей рядом, создавая деревню ( choria ), иногда жили поодиночке на фермах и хуторах ( aroi, argiridia ), иногда же обитали в укрепленных поселках ( castra ), откуда люди и скот каждое утро выходили на поля. Они довольствовались домами из грубо сложенных камней, глины или тростника. Основой их скудного питания, помимо хлеба, были молоко, сыр, овощи и фрукты; к этому они добавляли рыбу и, когда могли, немного мяса. Их умственный кругозор был узок. Главным в их жизни были религия, суеверия, необходимость добывать себе хлеб насущный и заботы семейной жизни. Крестьяне были довольны такой судьбой, если им не приходилось слишком тяжело страдать от войн и природных бедствий и от алчности казны и землевладельцев. В Византии именно их дисциплинированный труд под руководством государства, осознававшего свою роль опекуна, гарантировал порядок и спокойствие в обществе, а также способствовал освоению земель и росту производства, которые обеспечивали экономическое доминирование Восточной Римской империи.

 

ГЛАВА 4 Промышленная и торговая гегемония Восточной империи в раннем Средневековье

Промышленность и торговля тоже внесли свой вклад в создание экономического господства Византии и ее обогащение: ведь городская экономика, которая в странах Запада была полностью разрушена, в Восточной Римской империи осталась цела и даже продолжила свое развитие.

Промышленность на Востоке была для своего времени гораздо более передовой, чем на Западе, и сосредоточивалась в городах. Правде, в сельских имениях аристократов и церкви были мастерские, где работали подневольные мужчины и женщины. Некоторые из них, например мастерская в имении Даниэлис в Патрасе, даже производили предметы роскоши, пурпурные ткани, тонкие сукна и ковры, а мастерские крупнейших монастырей иногда специализировались, под руководством монахов, на прикладных искусствах - создании мозаик, украшении рукописей миниатюрами и выполнении росписей. Более того, очень многие деревенские семьи, свободные и несвободные, занимались в своих хозяйствах ремеслами, и этого было достаточно для удовлетворения основных потребностей повседневной жизни. Но городская промышленность, которая так низко пала на Западе, на Востоке выжила и процветала. Городская промышленность состояла из маленьких мастерских, принадлежавших предпринимателям или свободным ремесленникам, и крупных государственных мануфактур, на которых трудились рабочие из семей, где сыновья были вынуждены наследовать профессию отцов. Имперские законы, или новеллы, а также составленный в X в. сборник полицейских правил, называвшийся Книга префекта (Константинополя), свидетельствуют о том, как многочисленны и деятельны были в крупных городах империи профессиональные корпорации-цехи ( systemata ), наследницы профессиональных объединений ( collegia, artes, scolae ) римской эпохи. В цехи объединялись и промышленные рабочие, и торговцы; нотариусы упоминаются рядом с банкирами, менялами и ювелирами, торговцы пряностями рядом с мясниками, рубщиками свинины и пекарями. Владельцы гостиниц, торговцы винами, торговцы скотом и торговцы рыбой оказались по соседству с торговцами лошадьми и рыбаками, а парфюмеры и изготовители свечей - с кожевниками и изготовителями мыла. Самые многочисленные из этих корпораций объединяли людей, связанных с текстильной промышленностью, - продавцов шелка-сырца, прядильщиков шелка, красильщиков шелка, шерсти и сукон, торговцев сирийскими тканями и прочими тонкими материями. Другие профессии - например, слесари, мельники, маляры, мастера обработки мрамора и изготовители мозаик - были объединены в союзы низшего разряда, не имевшие привилегий. Корпорации существовали в первую очередь у тех, кто имел отношение или к роскоши, или к предметам первой необходимости. Кроме того, существовали императорские мануфактуры, которые работали лишь для того, чтобы обеспечивать потребности армии и императорского двора.

Привилегированные, то есть официальные цехи и свободные искусства, занимали в крупных городах особые кварталы. В Константинополе это были, например, центральная улица и окрестности форума. Мастерская и лавка были объединены, как на арабском рынке-суке и на левантийских базарах. Эта часть города постоянно была полна движения и шума. Государство часто предоставляло привилегии ремесленникам и купцам. Моряков, изготовителей пергамента и красильщиков, работавших с пурпуром, оно освобождало от военной службы, а большинство ремесленников были освобождены от части налогов. Все цехи имели свои монопольные права, свои собрания, своих глав и должностных лиц и свои братства. Стать мастером мог лишь тот, кто уплатил высокий денежный сбор, прослужил положенное время в качестве ученика и доказал свое профессиональное мастерство. Но за государственные привилегии цехи расплачивались тем, что находились под строжайшим контролем государства. Константинополь был раем, но в этом раю, кроме монополии и привилегий, повсюду были правила, которые полагалось соблюдать. Все официальные корпорации находились под властью префекта города, который управлял приемом новых членов, и должны были подчиняться установленным администрацией правилам, которые в мельчайших подробностях указывали, каким образом члены цеха должны зарабатывать свой хлеб: администрация предоставляла каждому цеху право закупать сырье и регулировала его отношения с иностранными торговцами, то есть ограничивала количество покупок, устанавливала цены, дни и места продажи и разрешенный мастерам размер прибыли. Этим же предписаниям обязана была следовать и мануфактурная промышленность: так обеспечивалось необходимое качество товаров. Государственные инспекторы ходили по мастерским и лавкам и осматривали товары и бухгалтерские книги. Время от времени власти даже пытались установить максимум заработной платы и фиксированные цены на предметы роскоши. Этот губительный эксперимент был впервые проведен при Юстиниане, а потом повторен еще несколько раз. Государство - навязчивый покровитель и недоверчивый следователь - старалось регулировать все стороны жизни корпорации и не оставляло места для экономической свободы. Однако члены цехов были свободными людьми, гражданами, обладателями монополий и привилегий, которые защищали их от конкуренции и обеспечивали им спокойную жизнь и уважение собратьев. Ради этого они покорно подчинялись и послушно исполняли чрезмерные требования императорского казначейства или утомительные капризы администрации.

Несмотря на свои недостатки, этот режим был мощной защитой для городской промышленности и обеспечивал высокий уровень мастерства ее работников. Однако он был почти недоступен для прогресса и был менее жизнеспособным и сильным, чем тот порядок, который возник на Западе в XII в. благодаря росту свободы. (Автор преувеличивает. Византийские ремесленники, как и торговля и государство в целом, превосходили при прочих равных условиях западноевропейские. Но слишком много бед обрушилось на Восточную Римскую империю - начиная с XI в. и до ее героической гибели в 1453 г. - Ред. ) Кроме того, благополучие Востока обеспечивалось развитием, помимо официальных цехов, многочисленных независимых союзов, которые охватывали основную массу мелких ремесленников и торговцев, объединения таких союзов существовали в огромном множестве больших и малых городов. В таких объединениях было больше свободы для индивидуальной инициативы и свободного труда, поскольку они должны были исполнять только основы экономического законодательства. И корпорации, и независимые союзы активностью и профессиональным мастерством обеспечивали промышленности Восточной Римской империи первое место в мире.

За 600 лет профессиональное мастерство и разнообразие форм деятельности сделали Византию первой и не имеющей соперников промышленной страной мира. Ее рабочие трудились и для внешнего, и для внутреннего рынка и обеспечивали товарами не только Восток, но и Запад. Самых блестящих результатов они достигали в производстве предметов роскоши, в котором проявляли выдающуюся изобретательность и чувство изящного. Промышленность империи в то время находилась на том месте, которое сейчас занимает французская, и при этом не испытывала трудностей, создаваемых конкуренцией. Восточная Римская империя была знаменита многочисленностью и высоким уровнем работы мануфактур, выпускавших ценнейшие ткани, главным образом шелка и тонкие сукна. Именно на имперских фабриках изготавливались те великолепные пурпурные, фиолетовые, желтые и зеленые, часто украшенные узорами и вышивкой, иногда затканные золотыми или серебряными нитями материи, из которых шили облачения для религиозных обрядов и парадные одежды для светских церемоний - те ткани, которые жадно стремились получить правители, высшие церковные иерархи и богачи всей Европы. Однотонные шелка, изумительные ткани нежнейших окрасок, поражавшие разнообразием своих изящных и сложных текстур, императорский пурпур, золотые и серебряные сукна, изделия с золотым шитьем, парчовые ткани, тонкие шелка, балдахины, просторные одежды с вырезными рукавами, а также многие другие ткани, полосатые или с примесью металлических нитей или козьей шерсти, и изделия из них наполняли ризницы церквей и изящные комнаты аристократов. Именно в византийские мастерские мужчины приходили за изящной отделкой для одежды, орнаментами и галунами. Рынок этих товаров был огромным, и экспортная торговля ими шла так активно, что центры их производства - Константинополь, Фессалоника, Патрас, Коринф, Афины и Фивы имели славу подобную той, которую сегодня имеют Париж и Лион. Изготавливались также, преимущественно в Патрасе, красивые и высококачественные шерстяные ткани, богато украшенные вышивкой, а в Понте, Македонии и Неаполе было развито производство льняных тканей высокого качества. Византийцы были большими мастерами в изготовлении ковровых тканей. Их драпировки из парчовых или узорчатых материй, орнаменты на которых отличались редким совершенством, их ковры с узором, изображавшим шкуру леопарда, обработанные ими кожи, окрашенные в пурпур ткани - все эти изделия не имели себе равных, и на них был спрос повсюду.

Восточные римляне, несомненно, были мастерами в горном деле и металлургии и разрабатывали месторождения железных, медных и свинцовых руд в Малой Азии и Восточной Европе. Они отправляли в средиземноморские страны мрамор из Проконнеса (остров Мармара в Мраморном море. - Ред. ), Аттики, Фессалии, Лаконии и с островов Эгейского моря, соль из соленых болот Южной Италии и Мезии. У них были оружейные мастерские в Фессалонике, Никополе Эпирском, на остров Эвбея, в Афинах, Фивах и на Пелопоннесе, в которых они изготавливали луки и стрелы, копья и доспехи, иногда с красивой гравировкой и иными украшениями. В Константинополе (в оригинале автор упорно употребляет название Византии. На месте этого древнегреческого города император Константин в 326 г. заложил великий город, названный его именем, куда в 330 г. была перенесена столица Римской империи. - Ред. ) и Фессалонике они имели мастерские, где появлялись на свет прекрасные алтари и раки для мощей, церковные престолы и кресты, священные сосуды, кадила, далматики (узкая верхняя одежда с широкими рукавами. - Пер. ), украшения, сверкающие рубинами и жемчугами, драгоценная посуда и всевозможные изделия из серебра. С VI в. ромеи (так называли себя жители империи) подняли искусство эмали на величайшую высоту, и их украшения с перегородчатой и выемчатой эмалью вскоре широко разошлись по миру. Их граверы и литейщики работали с бронзой, которую инкрустировали серебром. Так были созданы те декоративные пластины, фонтаны и монументальные ворота, восхитительные примеры которых сохранились в храме Святой Софии в Константинополе, в Павии и в Риме. Их мастера-косторезы изготавливали из слоновой кости очаровательные ларцы, диптихи (в данном случае - две соединенные между собой таблички для записей, часто украшались иконами. - Пер. ) и переплеты для Евангелий, все в самом изысканном вкусе. Они достигли беспримерного совершенства во всех прикладных искусствах - работе с цветным стеклом, филиграни и эмали по стеклу, мозаике, изготовлении изделий из фарфора. Из их мастерских в Константинополе, Фессалонике, Равенне и Южной Италии выходили подлинные шедевры. В конце концов эти мастера изящества стали снабжать мир всеми возможными предметами роскоши, благовониями, папирусом, рукописями, псалтырями, украшенными и иллюстрированными Евангелиями. Как сделать или украсить эти предметы, знали только в их мастерских. Это промышленное превосходство не меньше, чем приобретенное сельскохозяйственным трудом богатство, помогло византийцам так долго сохранять господство в торговле.

В раннем Средневековье Восточная Римская империя действительно была монополисткой в международной торговле христианских стран, центром которой оставалось Средиземное море. Константинополь (после захвата в 1453 г. турки назвали его Стамбул) стоял на пересечении всех великих торговых путей Западной Азии и Европы, морских и сухопутных, к тому же в нем были постоянно действующая система морского и сухопутного транспорта и совершенные методы обмена, которых не хватало Западу. Таким образом, империя была в состоянии завозить и экспортировать товары и вести морскую торговлю, так что ее коммерческая деятельность достигала такого масштаба, который был невозможен для тогдашних западных государств. В течение 600 лет продолжалось ее ни с чем не сравнимое процветание; и в XI в. рынок и таможенные сборы только в одном Константинополе приносили в казну империи ежегодно 7 миллионов 300 тысяч золотых безантов (при весе каждой монеты 3,2 грамма это 23,36 тонны золота, стоимость которого в начале 2010 г. - около 850 миллионов долларов. - Ред. ).

Тем не менее большим препятствием для развития торговли была политика государства в области коммерции, подсказанная властям устаревшими традициями или налоговыми причинами. Правительство было монополистом в торговле некоторыми товарами, в первую очередь зерном и шелком. Оно запрещало экспорт многих товаров, например, дорогих текстильных товаров и драгоценных металлов, а также большого числа иностранных изделий. Другие изделия - например, марсельские сорта мыла - были обложены огромными пошлинами на импорт. Существовали также экспортные пошлины. Взимали также налоги с покупок и продаж, совершенных внутри страны. По своей природе эти налоги были скорее фискальными, чем экономическими, но были огромной трудностью для людей из-за их многочисленности, вред от которой еще усиливали своим поведением сборщики. Однако самой большой ошибкой Восточной Римской империи было то, что она, по сути дела, полностью отдала экспортно-импортную торговлю в руки иностранцев, вместо того чтобы поощрять усилия в этом направлении своих подданных, становившихся все менее деятельными. Императоры считали, что таким образом внушат тем иностранцам, которых нужды коммерции приводили на берега Босфора, уважение к величию и богатству своей столицы, а на самом деле неразумно прокладывали путь для коммерческого развития западных варваров, которых они одновременно презирали и боялись. В долгосрочной перспективе имперские власти парализовали коммерцию своей страны, ограничили ее ролью пассивного маклера и одновременно осчастливили молодые коммерческие народы, служившие посредниками ромеям. Византийские политики нуждались в иностранцах, но в то же время не доверяли им. Например, они приветливо встречали их освобождением от налогов и привилегиями, но заставляли их соперничать друг с другом тем, что обращались с ними неодинаково. Византийская власть изобретала все новые инспекционные меры, формальности, конфискации, льготы, сборы и раздражающие иностранцев указы, направленные против них, но не могла истощить их терпение, в основе которого лежала любовь к наживе.

И все же, несмотря на близорукость экономической политики властей и на эти строгие законы, которые проводила в жизнь целая армия таможенных чиновников и судей, коммерция Восточной Римской империи была в некоторых отношениях организована лучше, чем в западных странах, и структура ее торговли была хорошо приспособлена для развития. С начала Средних веков она ввела международные деньги, золотой стандарт: безант (византин, солид), золотая монета Византии, образец хорошей денежной единицы, стоимость которой почти никогда не изменялась, была стандартной монетой на всех рынках мира. Хотя законодательные запреты и запутанность законов создавали помехи кредитным операциям, а дача денег взаймы под проценты считалась (под влиянием церкви) почти ростовщичеством, византийские коммерсанты могли, благодаря обилию движимого имущества, брать ссуды по умеренным ставкам от 8 до 12 процентов, а в X в. - по еще более низким, чего не было в остальной Европе. Закон ограничивал процентную ставку, но не существовало постоянных ограничений на размер ссуды. Количество и значимость менял и банкиров в Константинополе, где их корпорация имела большую силу, являются достаточными показателями того, что рынок денег в этом городе был очень развит. Византийцы раньше итальянцев начали использовать переводные векселя или равнозначные им кредитные записи. Движение на сухопутных дорогах было активным; старые римские дороги на Балканском полуострове и в Южной Италии были отремонтированы или доделаны, было построено или достроено бесчисленное множество мостов на реках; на караванных путях устроены колодцы, резервуары для воды и укрытия для людей. Юстиниан необдуманно упразднил общественную почтовую службу, но это было исключением, обычно же византийцы заботились о транспорте. Они привлекали на большие ярмарки в Константинополе и Фессалонике купцов со всего мира, которые получали ценные льготы и привилегии. Хотя ромеи установили утомительную систему правил на рынках, они все же обеспечили безопасность и постоянство коммерческих сделок. Хотя иностранные купцы были обязаны жить в особых отведенных им кварталах под надзором властей, а некоторым из них, например русским, разрешалось находиться в империи лишь короткое время, большинству купцов было позволено жить в ней постоянно, объединяться в привилегированные компании и иметь своих консулов. Даже болгары получили выгоду от этой благосконности властей. Итальянских коммерсантов, подданных империи, приезжавших из Амальфи, Неаполя, Гаэты, Венеции или Генуи, Византии принимал еще радушнее: им было разрешено иметь свои конторы в портах. С того времени венецианцы имели свой квартал возле Золотого Рога, а генуэзцы в Галатее (на другой стороне залива Золотой Рог. - Ред. ). Важные льготы и привилегии облегчали их деятельность.

Проводя умную и активную политику, власти стремились открыть иностранные рынки если не для византийских торговцев, из которых никто, кроме сирийцев, не имел охоты покидать родину, то по крайней мере для византийской торговли, для чего было заключено много договоров с другими странами. Империя знала, как содержать в порядке и обустраивать свои порты, как организовывать работы по обслуживанию кораблей, погрузку и разгрузку. Она поощряла морскую торговлю, практиковала страховку судов и грузов и выдачу займов под их залог, а ее коммерческое законодательство было благоприятным для объединения судовладельцев в компании, члены которых делили между собой доходы и убытки. Византийский Морской кодекс, составленный Львом III, - это были приспособленные к новым условиям древние законы острова Родос - был первым сводом правил торговли, господствовавших в средневековом христианском мире. Именно вслед за Константинополем и по его примеру в XI в. составили сборники своих законов и правил итальянские республики Трани и Амальфи. Византийский торговый флот, куда охотно шли служить жители островов и побережья Эгейского моря, с давних пор привыкшие плавать по морю, был хозяином Средиземного моря, и в этих водах его флаг был виден повсюду. Бдительная полиция боролась с морским разбоем, охраняя море от далматинских, варяжских и мусульманских пиратов.

Таким образом, Восточная Римская империя была в центре мощнейшего и самого активного в цивилизованном мире движения товаров и денег. Из нее расходились по Востоку и Западу сначала через посредство колоний сирийских купцов, которые стали предками левантийцев, затем через жителей Амальфи, венецианцев, генуэзцев и армян, плоды византийской земли и продукция византийских мануфактур - прекрасные шелка, тонкие сукна, ювелирные изделия, резные изделия из слоновой кости, изящные вещи из стекла, чаши из оникса, вазы, украшенные гравировкой и эмалью, мозаики, фрукты, тонкие вина, другие товары высшего сорта и предметы роскоши. Через посредство византийских коммерсантов, чью торговлю питали товарами караваны со всех концов Азии и Африки, а также через арабских и тюркских купцов, которые с разрешения императоров жили в Константинополе, Европа получала драгоценные товары из Малой Азии, Месопотамии и Ирана, из Индии и с Дальнего Востока, из Египта и из африканских стран - пряности, благовония, драгоценные камни, редкие металлы, сандаловое дерево, мускус и камфару, шелк-сырец и хлопок, шелковые и тонкие шерстяные материи, муслиновые ткани и ковры. Империя рано начала заключать облегчающие эту торговлю соглашения с мусульманскими странами. Из варварских окрестностей Каспийского моря, из Средней Азии, с Волги и с Днепра через греческую республику Херсонес или даже непосредственно от варяжских, булгарских, тюркских и хазарских купцов (автор забыл про славянских - особенно из городов на пути «из варяг в греки». - Ред. ), которых Византия зазывала на берега Босфора, Константинополь получал множество природных продуктов - зерно, соленую рыбу, воск, шкуры скота, меха, мед, икру, звериные шкуры, янтарь, а также рабов. С VIII в. славянские, булгарские и мадьярские торговцы толпами съезжались в Фессалонику и Константинополь по рекам и большим торговым дорогам, чтобы продавать свои лен, мед, соленую рыбу, скот, шкуры, кожи, меха, железо. Из Италии, Германии, Испании и Галлии в порты и на склады империи прибывали необработанные и обработанные металлы, необработанная шерсть, конопляные и льняные ткани, грубые шерстяные товары и грубые ковры. Все эти потоки товаров вливались на обширную территорию империи, как бесчисленное множество притоков в море, и усиливали великое движение коммерции, происходившее внутри ее границ.

Жизнь в портах била ключом. Именно торговля вместе с промышленностью поддерживала эту городскую жизнь, которую сохранила как привилегию только Восточная Римская империя. Империя была полна больших промышленных и торговых городов, улицы которых изумляли своим оживленным движением приезжих с Запада. Самым большим из всех был Константинополь, прекраснейший город тогдашнего мира, «владыка всех остальных городов», как назвал его, восхваляя, Виллардуэн (перед тем, как разграбить вместе с другими горе-крестоносцами в 1204 г. - Ред. ), и «богатейший в мире город, который владеет двумя третями всех богатств мира», по словам Робера де Клари. Константинополь был торговым складом мира; корабли и караваны шли к его стоянкам, а на рынках его главных улиц лежали грудами плоды труда всего мира. Его набережные и доки были переполнены товарами. Целый лес мачт поднимался над этими набережными - столько кораблей стояло вдоль них, и во всех кварталах города было тесно от наполнявшей их массы людей. В этом городе, родине богатства и роскоши, украшенном всеми дарами цивилизации, жил миллион людей - такого большого человеческого скопления не было больше нигде за всю историю Средних веков. И среди них было целых 70 тысяч варваров. Это был космополитический город, левантийский в своей основе (прежде всего - греческий. - Ред. ). Но это не вредило его облику: он оставался изящным и роскошным, и в нем коммерция соседствовала с культом ума и искусства. У империи были и другие города, равных которым не было в остальном христианском мире, - Гера-клея, Селимбрия, Родосто на побережье Фракии; Фессалоника, второй по значению город и порт империи и, по свидетельству крестоносцев, «один из самых сильных и богатых городов христианского мира», где жило 500 тысяч человек; Негропонте, Афины, Патрас, Навплия и Коринф в Греции; Корфу, Дураццо, Авлона, Никополь у входа в Ионическое и Адриатическое моря; не говоря уже о Херсонесской республике в Крыму и о городах Далмации, например Рагузе и Сполето, которые находились под протекторатом Византии. Во внутренних областях Балканского полуострова процветали Адрианополь и Филиппополь. Власть Восточной Римской империи принесла благополучие городам Южной Италии - Бари и Регию (Реджо-ди-Калабрия), Таренту (Таранто) и Салерно, Бриндизи и Неаполю, которые соперничали один с другим в богатстве и процветании, и прежде всего городу Амальфи, который с IX по XI в. господствовал в Западном Средиземноморье. И наконец, именно под благотворной властью Византийской империи Венеция, вначале скромный поселок рыбаков, за 600 лет стала царицей Адриатики и средиземноморской торговли, наследницей великолепия Равенны.

Во всех городах жила, занимая место ниже аристократии, состоявшей из сенаторов, высших должностных лиц и крупных землевладельцев, которые выставляли напоказ всю роскошь изящной и утонченной жизни, активная и умная буржуазия, в которую входили банкиры, промышленники и купцы. Эти буржуа, вместе с умелыми и жаждавшими заработка мастерами-ремесленниками и мелкими торговцами, составляли средний класс, который был одной из главных сил византийского общества и обогащал его своим трудом. Численность этого класса непрерывно увеличивалась. Он занял место curiales римской эпохи, исчезнувших во время бедствий VI в., а в X и XI вв., объединив свои интересы с интересами земельной аристократии, очень охотно селившейся в городах, он добился для себя участия в муниципальном правлении, выбирал своих представителей ( judices, boni homines ) в городскую администрацию и получил экономические и финансовые привилегии. Этот класс имел все недостатки, присущие тем, кто постоянно борется за прибыль, но мог также проявлять такие мощные социальные добродетели, как трудолюбие, бережливость, простоту и размеренность жизни, благотворительность. Низший слой ремесленников, объединенный в цехи и братства, вместе со средним классом был жизненной силой византийских городов. Именно этим людям была обязана своей славой промышленность Восточной Римской империи. Они были умны, усердно работали и знали себе цену. Жители империи видели, как Лев III Исавр (р. ок. 675 - ум. 741; император в 717-741 гг., основатель Исаврийской династии. Представитель малоазиатской военнослужилой знати, выдвинулся как военачальник в борьбе с арабами. В 717-718 гг. отбил нападение арабов, в третий раз осаждавших Константинополь. Позже вытеснил арабов из Малой Азии. Нанеся им тяжелое поражение при Акронионе (740 г.). - Ред. ) надел на себя венец императоров и основал династию. Цеховая жизнь до некоторой степени прививала им любовь к независимости и учила солидарности.

Авторы, которые описывают жизнь этих простых тружеников из мастерских, изображают их бойкими и веселыми людьми, которые часто острят, любят удовольствия, довольны малым, очень ценят свою семейную жизнь, бывают попеременно буйными и послушными, скептичными и насмешливыми, набожными и фанатичными, подвижными и экспансивными и всегда легко позволяют правителям вести себя, куда те хотят, если эти правители могут обращаться с ними без грубости и дают им много дешевой еды и развлечений. Только в Константинополе и Фессалонике этот низший класс - честные в глубине души и усердные труженики, которые иногда проявляли даже что-то вроде утонченности, ума и благородства чувств, - страдал от контакта с тем пролетариатом бездельников и авантюристов, представители которого в огромном количестве наполняли преступный мир этих больших городов. Именно пролетарии, буйные паразиты, которые из трусливых становились мятежными, затем кровожадными и, наконец, свирепыми, создали византийским горожанам ту дурную славу, от которой они страдали очень долго. На самом же деле процветание промышленности и торговли в обществе Восточной Римской империи было настолько же плодом труда свободных городских ремесленников, насколько созданием умной буржуазии и государства, которое защищало труд. Крупные землевладельцы и правители, которые покровительствовали освоению земель, свободные крестьяне и колоны, выбивавшиеся из сил, возделывая землю, купцы, своим трудом развивавшие торговлю, мастера и простые ремесленники, которые гордились добрым именем и большой активностью своих мастерских, - все они помогли Восточной Римской империи сделаться богатейшим государством в мире с доходом, достигавшим 600 миллионов франков, что равно сегодняшним 6 миллиардам, и казначейством, чей резерв мог составлять от 2 до 4 миллиардов, государством, чья слава так долго была ослепительной для народов Запада.

 

ГЛАВА 5 Влияние византийской цивилизации на экономику и общество Востока и Запада

Восточная Римская империя перед тем, как начался ее упадок, оказала выдающиеся услуги цивилизации: она возродила разрушенную вторжениями Италию. Романья, Пентаполис (Анкона и Римини), Истрия, Венеция, Сицилия и в первую очередь Великая Греция (это древнее название Южной Италии, где с начала античной эпохи были греческие колонии. - Пер. ) благодаря империи снова стали оазисами богатства на разоренном варварами полуострове. С помощью дипломатии и военного превосходства, а еще больше - деятельности своих миссионеров и престижа своей культуры Византия совершала в варварском мире Востока то же дело распространения цивилизации, которое раньше выполнил Рим в западном мире. Она цивилизовала этих варваров, привела их к христианству и при этом научила пользоваться преимуществами упорядоченного и плодотворного труда. Она сделала греческими и славянскими прежние римские земли - влахов в Эпире (влахи, или валахи, - в Средние века название говорившего на восточно-романских языках народа. Влахи на Дунае стали предками румын. - Пер. ), Южной Албании, Акарнании, Фессалии и в Пинде, хотя так и не смогла отучить многих из новых жителей этих земель от привычки к разбою и не убедила перейти от пастушеской жизни к земледелию. Империя не удержала албанцев от возвращения к дикой и примитивной племенной жизни, но, по крайней мере, сумела поднять до цивилизованного существования народы великой славянской общности народов, для которой стала истинной учительницей. Она распространила свою цивилизацию среди славян Дакии, которые, смешавшись с колонами-латинянами, стали будущими румынами, а также среди славян Моравской державы (Великоморавская держава, Моравское княжество - сильное славянское государство IX-X вв. В 905-906 гг. было разгромлено венграми, полностью истребившими или ассимилировавшими славян на территории современной Венгрии (до того - славянской) и поработившими словаков. На оставшихся независимыми землях Моравского княжества (Силезия, Южная Польша, земли сербо-лужицких славян, Чехия) образовался ряд государств, в частности Пражское княжество - ядро Чешского государства. - Ред. ), которых византийские апостолы Кирилл и Мефодий в IX в. обратили в греческую веру, и среди словенцев в Паннонии и Норике. Позже у моравов и словенцев византийское влияние было вытеснено влиянием Запада, но византийская цивилизация уцелела у славянизированных румын в Трансильвании.

Именно византийская культура с VII по X в. восторжествовала над варварством сербов, поселившихся на берегах Дуная и Савы и в горах Далмации, Черногории, Боснии, в Расе (Нови-Пазар) на границе бассейна реки Вардар; эта культура пришла к славянам Моравского государства. Именно Византийская империя обратила их в православие, и под ее влиянием сербские и хорватские роды, объединенные в племена-союзы (такой союз и назывался словом «племя», у автора - pleme. - Пер. ) и в территориальные общины-волости (у автора тоже volost . - Пер. ) под началом мелких вождей-жупанов ( jupans ), ставшие вассалами басилевса, сумели объединиться в государства. Глава такого государства именовался «великий жупан», и в X в. эти великие жупаны получали от императоров титул князя, дуки (то есть герцога. - Пер. ), консула или царя. Они создавали себе двор по образцу византийского, окружая себя аристократами, которые назывались архонтами или графами и баронами и богатым и уважаемым духовенством. В это же время произошли изменения в семейной общине - задруге, и наряду с примитивными формами земельной собственности, землями племен и семей, появились индивидуальная земельная собственность - земли, пожалованные своему владельцу в дар, как в Риме или Византийской империи. Вначале более или менее однородная масса пришельцев расслоилась при соприкосновении с исконными местными земледельцами, большая часть которых при новых хозяевах перешла из колонов в более низкое сословие крепостных. Оседлая жизнь и соседство империи привели к частичному преобразованию экономического уклада южных славян: некоторые из них вели пастушескую жизнь в горах или разбойничали на морском побережье, но другие стали отличными скотоводами, крестьянами и виноградарями. Теперь, когда государство стало более мирным и стабильным, эти сельские жители, незнакомые с городской жизнью, стали увеличиваться так быстро, что в X в. Сербо-Хорватия имела примерно 2 миллиона жителей.

Византия привела к цивилизованной жизни и другие народы. В Мезии жили болгары, грубые и свирепые юрки, которые в VII в. (659) явились из южнорусских степей и поселились на обоих берегах Дуная, под влиянием Византии приняли православие (864-865) и ославянились очень быстро, причем до такой степени, что перешли на славянский язык. Эти грозные налетчики, преобразованные влиянием Византии, стали такими же, как славяне, - отказались от тюрбанов, штандартов из конских хвостов и власти мелких военных вождей, стали носить византийскую одежду и копировать византийские общественные учреждения. Они создали деспотическую монархию, их верховный правитель ( хаган, коган, хакан ) провозгласил себя царем, и в начале X в. тогдашний болгарский царь основал царство, часть которого была расположена на Балканах, а часть за Дунаем. Он соперничал с тогдашним басилевсом так успешно, что тот после отчаянной борьбы был вынужден уничтожить его.

Столицей Болгарского царства был город Преслав (первой столицей первого Болгарского царства была Плиска (до 893 г.), Преслав был столицей в 893-972 гг. - Ред. ), и там болгарский царь не очень умело подражал роскоши византийского двора. Болгарские аристократы, которые назывались боляды и бояре и были, как в Византии, должностными лицами и крупными землевладельцами, роднились через браки со знатными византийскими семьями и получали греческое образование, а духовенство Болгарии образовало независимую церковь, греческую по обрядности, которая тоже стала владеть значительной частью земель страны. Римские колоны были здесь низведены до звания крепостных. При этом псевдогреческом правлении в стране пышно расцвело сельское хозяйство. Одна летопись, составленная в X в., свидетельствует, что эллинизированная Болгария «изобиловала всеми благами», в особенности зерном, скотом и солью, и отмечает, что ее население увеличилось в огромной степени (multitudo magna et populus multus) (на латыни это значит «большое множество людей и многочисленный народ». - Пер. ), хотя в этой стране и нет городов. Болгары, над чьими деревенскими манерами византийцы смеялись, богатели от торговли с Венгрией и с Греческой (Восточной Римской) империей, откуда получали вина, фрукты и золото, вышитые одежды, жемчуг и диадемы. Византийцы, попадавшие в их укрепленные поселки, например в Охрид, много раз видели, какие огромные богатства накопили эти полуварвары, с таким почтением относившиеся к греческой цивилизации. Даже мадьяры в X в. были близки к тому, чтобы поддаться обаянию Византии, с которой постоянно поддерживали отношения (совершали набеги, пока не были разгромлены. Тот же конец ждал венгров в 955 г. при Аугсбурге в Южной Германии, где были взяты в плен и повешены их король и знать, - это способствовало успокоению буйного народа. - Ред. ); лишь позднее, в XI в., влияние Запада привязало их к латинской цивилизации.

И наконец, за Дунаем, на Великой сарматской равнине, язычники-славяне, покоренные скандинавами и взявшие себе их имя в его славянской форме (варяги, русы), в X в. приняли решение повернуться лицом к Византии, которую они до этого напрасно пытались уничтожить в походах 907 и 945 гг. (походы 860, 907, 941 и 944 гг. - Ред. ). Варяги основали первые русские государства в Новгороде, Смоленске и Киеве (первые государственные образования на Руси появились задолго до варягов. Об этом см. подробно, например, в трудах академика Б.А. Рыбакова, в частности в работе «Рождение Руси» (М.: АиФ-принт, 2003. - Ред. ). Они объединили славянское население под властью своих военных вождей и преобразовали прежнюю патриархальную знать в новую военную аристократию - бояр и comitatus (это слово латинского происхождения, означает «окружение» или «сопровождение». Имеется в виду свита из приближенных вассалов, которые сопровождали короля и давали клятву охранять его. - Пер. ) вождя, называвшихся дружина (в оригинале - записанное латиницей русское слово druzhina. - Пер. ). Однако варяги не могли цивилизовать Россию (в силу более низкого уровня развития. - Ред. ), а только организовали на русских землях систему широкомасштабного ограбления местных жителей, превратив разбой едва ли не в коммерческое предприятие (скандинавы называли Русь Гардарикой - страной городов, существовавших задолго до их прихода. - Ред. ). С местных жителей они брали дань натурой, а приезжих грабили на море. Византийская империя постепенно привела их к цивилизованной жизни. Она брала варягов на службу в качестве наемных воинов и открывала для них свои рынки, предлагая в качестве приманки постоянные торговые связи. Со времени царствования императора Льва VI, который правил в IX в. (в 886-912 гг. - Ред. ), империя стала посылать на Русь миссионеров, и в конце X в. (в 988-989 гг.) они приняли христианство. После этого Россия стала полуцивилизованной страной со странной смесью германских (автор несколько преувеличивает влияние скандинавов - уже во втором-третьем поколениях они полностью ославянились. - Ред. ) и византийских государственных учреждений. Первое государство, в котором русские племена слились в один народ, возникло при Ярославе Великом (р. ок. 978, вел. князь в 1019-1054 гг.), который носил греческие титулы. Его власть еще была наполовину скандинавской, и окружавшая его знать - гриди и бояре - иногда напоминает комитатус немецких королей, а иногда византийскую аристократию. Была создана церковь с теми же литургией и традициями и так же богатая землями, как церковь Греческой империи. Патриархальный уклад слабел, число свободных людей уменьшалось, и простые мужики («ничтожные люди») становились все более зависимыми, подобно византийским колонам. Общество сделалось стабильным; общинная собственность стала индивидуальной, в Русском государстве развивалась культура, оно богатело за счет активной торговли с Византией, с которой заключило несколько соглашений, отменивших старые варварские обычаи. За последующие два столетия византийская цивилизация так глубоко пропитала молодую христианскую Россию, что оставила в этой стране нестираемый след.

Таким образом, Восточная Римская империя в течение раннего Средневековья выполняла задачу первостепенной важности. Получив наследство Рима, она преумножила его. Империя оставила глубокий след во всех отраслях труда. Она сумела колонизировать христианские земли Восточной Европы, цивилизовала варваров и призвала их к мирному плодотворному труду. Она дала мощный импульс всем видам экономической деятельности и подняла на величайшую высоту процесс создания богатства. В области общественных отношений империя добилась лишь частичного успеха в защите свободного труда и свободной собственности от эксплуатации и незаконного захвата аристократией, но все же отменила рабство и всеми силами старалась поддерживать средний класс - и городской, и сельский. Таким образом, она была в авангарде цивилизации и несла дальше ее великие традиции. Именно в Восточной Римской империи Запад прошел часть уроков той школы, в которой он готовился, в свою очередь, выполнять свою задачу в деле распространения цивилизации.

 

ГЛАВА 6 Деятельность церкви и государства по реорганизации труда и восстановлению экономики и общественной жизни Западной Европы в Темные века

В течение тех столетий, которые последовали за вторжением варваров и их расселением в захваченных землях, христианский Запад тяжелым и подчас незаметным трудом восстанавливал свои общество и экономику. Это была долгая работа, на пути которой было множество трудностей, и успех ее был только частичным, но она подготовила великий расцвет западной цивилизации в середине Средневековья.

Попытки восстановления осуществлялись иногда новыми правительствами, но в большинстве случаев церковью и различными слоями западного общества. Идея государства, почти забытая во время вторжений, снова возникла в странах Запада. Германские королевства, после того как их правители необдуманно позволили разрушиться государственной системе Римской империи, сами начали изучать сохраненные церковью и частью аристократии римские традиции, чтобы создать прочный каркас для будущего нового общества, которое можно было бы постепенно создать впоследствии. Неистребимая склонность народов раннего Средневековья к делению на части и предпочтению местных интересов интересам всей страны была, таким образом, уравновешена минимумом власти и единства. Западные государства, как могли, переплавили в одно целое германские учреждения и римские принципы иерархии и администрации, чтобы установить для своих подданных порядок, необходимый для восстановления производительных сил. Эти усилия были непоследовательными, непостоянными и чередовались с периодами анархии, но оказались достаточно действенными и привели к частичной реорганизации христианского Запада с VII до середины IX в. Этот труд, который старались довести до конца самые умные из варварских королей, спас их имена от забвения. Его начали Эврих (Эйрих) Вестготский в Аквитании и Испании и Гундобад в Бургундии в V в.; франкские правители Хлодвиг, Брунгильда и Дагоберт в VI и VII вв. и в первую очередь Теодорих Великий и его остготы в Италии в начале VI в. Недавно принявшие христианство лангобардские короли Аутари (Автарис), Ротари и Лиутпранд с большим успехом продолжили их дело в VII и VIII вв., и вестготские короли Испании пытали сделать то же самое после своего перехода в христианство в конце VI в. Но династия Каролингов, и в первую очередь Карл Великий, распространили результаты этого труда на весь Запад. И наконец, в Англии своей деятельностью в этом направлении заслужили себе добрую славу некоторые преемники первых христианских королей - например, Эгберт и, в первую очередь, Альфред Великий. Из всех христианских стран Запада только Ирландии не хватило сил для шага вперед от политического господства кланов и родовых союзов к идее государства, и эта слабость системы правления позже стала одной из причин угасания блестящей цивилизации этой страны. Во всех остальных странах были образованы наследственные монархии с тенденцией к централизации власти, которые пытались вернуть общество в состояние покоя и упорядоченности, при котором труд только и может приносить хорошие результаты. Необходимость иметь власть в 800 г. привела к восстановлению Западной Римской империи (во всяком случае, название франкский король Карл Великий, захвативший и Италию, восстановил, короновавшись в Риме. - Ред. ), и это пошло на пользу Карлу Великому и Каролингам, главным распространителям идеи государства. В определенном смысле восстановление Западной империи освятило труд, совершенный западными правителями в течение двух веков ради стабильности общества.

Западные правительства были вынуждены дать полную волю влиянию аристократии и пережиткам германских общественных учреждений, но все же, вдохновленные римскими и христианскими принципами, они совершенствовали свое правосудие, добивались единообразия законов и вносили улучшения в законодательство, реорганизовывали свою полицию и пытались заменить семейную или личную кровную месть действиями властей, карающих за преступление. Они старались установить в обществе мир, поощряя слияние различных групп, из которых состояли народы Запада. Они стремились везде возродить интеллектуальную культуру. Варварские короли, наследники Рима и служители идеи римской церкви, оказывали поддержку завоеванию языческих стран, повторному освоению земель Запада переселенцами и восстановлению численности его населения. Они всеми находившимися в их распоряжении силами поощряли труд в своих имениях, пытались спасти свободное землевладение, защищали колонов и крепостных. Некоторые из этих правителей - Каролинги и англосаксонские короли - даже очертили что-то вроде контуров системы помощи неимущим. Их заботливое поощрение распространялось на все стороны производства. Они старались вновь сделать государство богатым, возвращая людей на сельские земли и поддерживая работы по улучшению сельского хозяйства и превращению бесплодных земель в плодородные. Свои имения они превращали в образцовые поместья - такими были, например, виллы Карла Великого. Они принимали предупредительные меры против расточительной вырубки лесов. Развитие промышленного производства они также поощряли и пытались - как делал тот же Карл Великий - добиться, чтобы в их имениях были самые лучшие мастерские. Но самое большое внимание они уделяли восстановлению коммерческой деятельности, так как считали ее самым надежным способом обогащения своих государств. Вот почему Теодорих, Ротари, Лиутпранд, вестготские и англосаксонские короли, Каролинги (и в первую очередь Карл Великий) так заботились о восстановлении и обеспечении безопасности дорог, реорганизации сухопутного и морского транспорта, восстановлении рынков, ярмарок и портов, защите как продавцов, так и потребителей товара, возобновлении чеканки денег, защите коммерсантов своей страны от чрезмерной конкуренции со стороны иноземцев, о развитии как внутренней, так и внешней торговли. Западным государствам не хватило только последовательности и твердости в выполнении решений, чтобы римская традиция одержала новую триумфальную победу в области труда. Но их короли смогли лишь наметить контуры той работы, которую другие люди продолжили через 300 лет после них.

Деятельность западной церкви оставила более глубокий след, поскольку была методичнее и реже прерывалась. Церковь - наследница римской традиции власти и воплощение античной цивилизации в ее преобразованном христианской религией виде - предложила Западу единственную упорядоченную и стабильную государственную систему, в которой власть сочеталась со свободой, единственное объединяющее начало, которое действительно жило в душах людей, - общность верований и христианские принципы общественной жизни. Под непрерывным, методичным и дальновидным - особенно со времени Григория Великого - руководством римских пап, при поддержке государства Меровингов и Каролингов и в сотрудничестве с целой армией монахов и миссионеров - аквитанцев, ирландцев, англосаксов и франков - церковь в течение 400 лет обратила в свою веру, один за другим, множество народов - вестготов и бургундов, которые были христианами арианского толка, кельтов Ирландии и Уэльса, салических франков, англосаксов и германцев-язычников. Так она основала провинции новой, христианской латинской империи и придала Западной Европе тот облик, который она сохраняла до конца Средних веков. Церковь не только расширила границы возрожденной цивилизации до Эльбы и Горной Шотландии, но и оказала решающее влияние на восстановление экономики и общественной жизни Запада. Священники и монахи, которые занимали видное место среди хозяев земельных владений, стали и сами привлекать сельских жителей на свои земли и удерживать их там, давая свободу большому числу рабов и делая более прочным положение крепостных. Церковь, трудясь для поддержания мира в обществе, установила право убежища для святых мест и ограничила право христиан на кровную месть. Она поддерживала усилия королей по уничтожению анархии, разбоя и вражды между семьями. Церковь увеличила количество благотворительных учреждений - больниц, лазаретов и богаделен. Она облагородила семейную жизнь и подняла женщин на более высокое место в обществе, запретив языческое многоженство, выступая против нарушений морали и обеспечивая признание законных прав женщин при дележе наследства. И наконец, она стала приобщать варварское общество Запада к цивилизации, реорганизовав школы и систему образования.

В области экономики действия церкви дали еще больший результат. С первых дней своего существования она не переставала провозглашать, что обязанность трудиться - это закон, данный людям Богом. В уставах монашеских орденов эта обязанность была записана как одно из основных положений, и ее должны были исполнять все члены ордена. Кроме того, жизненные потребности и необходимость вести хозяйство в принадлежавших ей больших имениях заставили церковь взять на себя руководство освоением сельскохозяйственных земель, в котором она сыграла важную роль. И мистические идеалы, и практика жизни привели руководителей церкви к необходимости осваивать пустующие земли, возделывать уже освоенные и проявлять инициативу в применении усовершенствованных способов обработки земли. Ради всеобщих и классовых интересов епископы и монахи поддерживали возрождение промышленных центров, реорганизовывали производство продукции в своих мастерских, стремились оживить торговлю и способствовать ее развитию, даже непосредственно участвовали в ее организации. Пример церкви и правителей государства служил стимулом для светской аристократии и свободных простолюдинов. Никто не оставался на месте, и это всеобщее движение уносило Запад по новым путям и подталкивало к полному восстановлению той экономической деятельности, которую уничтожили вторжения варваров. Под руководством, а иногда и при непосредственном участии тех классов, которые были элитой общества в странах Запада, массы рядовых людей стали скромными орудиями этой восстановительной работы.

 

ГЛАВА 7 Аграрный характер экономики западных христианских стран. - Первая попытка заселения пустующих земель. - Сельскохозяйственное производство и новое заселение земель с VII по X в.

Основная часть восстановительной работы была связана с землей, которая стала почти единственным источником капитала в обществе, где преобладало натуральное хозяйство. Центром всего цикла производства и потребления была земля, поскольку люди той эпохи почти все необходимое для жизни получали от нее. Земля обеспечивала товарами торговлю, которая велась только между маленькими разрозненными группами людей. А от ее развития зависели уже начинавшиеся тогда прогресс экономики и эволюция общества. Освоение земель было великим делом тех столетий, которые последовали за вторжением и расселением варваров. И если бы события экономической жизни занимали в истории положенное им место, это освоение считалось бы одним из важнейших фактов истории последних четырех Темных веков, поскольку оно определило направление эволюции средневекового общества.

В конце VII в. снова возникла необходимость в той цивилизаторской работе, которую когда-то выполняли римляне, и новые государства, вобравшие в себя дух Рима, возобновили ее. Эту политику вели Теодорих Великий в Италии, лангобардские короли VII и VIII вв., короли Уэссекса и Альфред Великий, Каролинги (особенно Карл Великий). Они, как говорил Орозий (ок. 380 - ок. 420; римский историк, священник, автор труда «История против язычников» в 7 книгах, доказывающего, что христианство явилось спасением для человечества. - Ред. ) о короле остготов, стремились «повернуть варваров лицом к плугу» и научить их «ненавидеть меч». Они звали землевладельцев обратно в их поместья и сами подавали пример заботы о земледелии. Они старались удержать народ на селе. Они поощряли освоение пустующих земель тем, что освобождали их от налогов и предоставляли тем, кто осваивал такие земли, право собственности или постоянного пользования на эти земли. Они поселяли на пустующих землях колонов и привозили на новые места целые общины и племена для освоения земель, заброшенных после прежнего опустошения, или целинных земель варварских стран. Так, в IX в. переселенцы-готы из Испании (очевидно, бежавшие от арабов. - Ред. ) заселили Септиманию (Нижний Лангедок), а в X в. колонисты из Галлии заселили Каталонию (отвоеванную Карлом Великим у мусульман). Галло-римские и франкские иммигранты начали осваивать всю Германию, расселившись от Рейна до Эльбы и от Альп до Дуная, тысячи колонистов германского происхождения стали заселять Алеманнию, Западную Нейстрию, Австрию и Штирию, а в Гессене и Тюрингии селились славяне (помогавшие Карлу Великому в его войне с саксами. - Ред. ). Военная колонизация в пограничных районах - марках облегчала развитие гражданской колонизации: войска помогали переселенцам заново осваивать опустевшие земли. И та и другая разновидность колонизации были велением времени, особенно в эпоху Каролингов, и обе внесли большой вклад в преобразование Запада.

Еще больший результат дала колонизация земель церковью, и в первую очередь монашескими орденами. Епископы часто первыми применяли нововведения, улучшающие сельское хозяйство: Герман Парижский сажал виноградные лозы, а Елевферий, епископ города Лизье, жил вместе со своими полевыми работниками. В VII в. духовенство Реймса, желая, чтобы церковные земли были обработаны, позвало на них поселенцев. Западное монашество не следовало созданному в Восточной Римской империи идеалу монаха-созерцателя (автор преувеличивает. Православное монашество в большинстве, помимо молитв и пр., много трудилось. - Ред. ), и большинство людей, из которых оно состояло, не желали жить в городах. Поэтому отшельникам, которые расселились по сельским местностям, была поставлена задача возделывать землю. Это движение одержало решающую победу, когда два великих реформатора монашества, итальянец Бенедикт Нурсийский (VI в.) и ирландец Колумбан (VII-VIII вв.), объединили монахов, своих последователей, в мощные сообщества, собрали их в больших монастырях и предписали им как правило ручной труд в ограниченном или неограниченном размере как обязанность, данную Самим Богом, и как средство для умерщвления плоти. Чтобы изгнать праздность, «врага души», Бенедикт Нурсийский назначал своим монахам шесть или семь часов ручной работы в день, и с тех пор они стали известны всей Европе под названием «монахи-труженики» ( monachi laborantes ). Колумбан требовал, чтобы его монахи работали, пока окончательно не выбьются из сил, и заявлял: «Пусть они уходят отдыхать, раздавленные усталостью, и спят стоя». Кроме того, этот аскетический идеал хорошо соответствовал потребностям экономики. Монахи, поселившиеся в лесу или на пустоши, чтобы жить общиной, по необходимости должны были распахивать там землю. Поэтому бенедиктинцы носили за поясом кривой садовый нож для обрезки деревьев - знак своего обычного занятия. Колумбана, когда он шел куда-нибудь, всегда сопровождал отряд лесорубов. Возле Реймса монах Теодульф 22 года постоянно пахал землю плугом, и после его смерти этот плуг хранился как предмет поклонения в церкви Святого Тьерри. Знаменитый монах-реформатор VIII-IX вв., Бенедикт Аньянский, обрабатывал землю и жал хлеб вместе со своими монахами. Широкие просторы вересковых пустошей, заброшенных земель и лесов, которые знатные и благочестивые дарители жертвовали церкви, эти святые первопроходцы сразу же начинали окультуривать, и в этом им помогали отряды крестьян, знавших, что в тени монастыря они и сами найдут себе более легкую и безопасную жизнь. На лесных полянах, на островках твердой земли среди болот и вокруг родников монахи строили сперва хижины из ветвей, потом деревянные или каменные здания. Они осушали земли, срубали деревья, выкорчевывали пни и создавали на месте леса луга и поля, иногда даже виноградники и плодовые сады. В течение 800 лет монахи упорно и со строгой последовательностью осуществляли первое сельскохозяйственное освоение земель Запада.

Даже с учетом того, что жития святых содержат много преувеличений, бесспорно, что роль монашества была очень важной. В Испании монашеская колонизация была слабо развита из-за того, что этому помешало вторжение арабов, но в остальных христианских странах Запада она дала великолепные результаты. В Италии - где-то на опустевших или заболоченных равнинах, а где-то в горах - возникли аббатства Монте-Кассино, Субиако, Фарфа, Сан-Винченцо в Вольтурно, Полироне, Новалезе, Лено, Помпоза и главное из них - Боббио, каждое из которых стало маленьким центром культуры. Монахи из Ирландии, Острова святых, которые создали последний из этого списка итальянских монастырей, галл о-романская Аквитания и Англия, которая была полна усердных новообращенных христиан, наперегонки одна с другой засевали земли Запада поселениями своих трудолюбивых монахов и этим оказали цивилизации такую услугу, которая никогда не будет забыта. Ирландия, острова Шотландии и берега Уэльса были освоены насельниками крупных монастырей, таких как Бангор и Айона. В англосаксонских королевствах расчистка и обработка земель в больших масштабах была впервые предпринята монастырями в Джарроу, Кроуленде, Рамси, Эвешеме и Гластонбери. В Галлии начиная с VI в. монахи построили 80 монастырей в долинах Соны и Роны, 94 между Пиренеями и Луарой и 54 между Луарой и Вогезами. Количество этих святых учреждений увеличилось за 400 лет с 228 в начале VII в. до 1108 в конце X в. И с каждым из этих монастырей связаны воспоминания о расчищенных землях и основанных деревнях, названия которых до сих пор свидетельствуют об их происхождении. Великое множество центров сельского хозяйства было создано вокруг крупнейших аббатств, таких как Монте-Маджоре и Аньян, Сен-Гилем в Пустыне и Муассак, Солиньяк и Шарру, Сен-Мексан и Анисон, Сен-Бенуа-на-Луаре и Сен-Месмен, Сен-Вандрий и Жюмьеж, Сен-Рикье и Корби, Люксей и Ремиремон. Северная Галлия и Бургундия, Алеманния, Франкония и Швабия были колонизированы под управлением благочестивых миссионеров - Амандуса, Элигия, Колумбана, Галла, Эммерана. Монастыри Сент-Омер, Сен-Бертен, Сен-Пьер-де-Ган, Эльнон, Сен-Трон, Ставело, Мальмеди, Прюм, Эхтернах, Сен-Юбер, Мурбах, Виссенбург, Хагенау, Рейхенау, Сен-Галл, Кемптен, Эберсберг, Эриссен, Святого Петра в Зальцбурге и многие другие были первыми центрами аграрной колонизации в своих округах. В бывшей языческой Германии, которую обратили в христианство Винфрид (святой Бонифаций) и его ученики, роль монахов была еще активнее. Именно там, вокруг Фульды, Фрицлара, Гамельна, Эрфурта, Марбурга, Корвея и других монастырей была всерьез организована работа по освоению и улучшению земель Германии. Монашеская колонизация совместно с официальной гражданской и военной колонизацией раздвинула границы цивилизации до Эльбы, Дуная и Северного моря (у Эльбы и Дуная это сопровождалось истреблением и онемечиванием живших здесь славян - этот процесс «продвижения цивилизации» длился с переменным успехом сотни лет. - Ред. ).

Такая деятельность получала сильную поддержку также от крупных землевладельцев, которые, особенно в эпоху Каролингов, стремились с помощью освоения новых земель повысить стоимость и доходность своих имений. Еще более плодотворным был труд малоизвестных, но очень целеустремленных и решительных участников этой работы - целой армии мелких свободных землевладельцев и крестьян-первопроходцев, роль которых очень долго получала неверное толкование и лишь недавно получила правильное освещение. Под защитой королей, епископов и крупных землевладельцев, а часто даже по собственной инициативе эти скромные труженики отправлялись на поиски никем не занятых и не обрабатываемых земель или участков леса, которые им было разрешено взять себе, чтобы работать на них. Еще чаще они пользовались существовавшим тогда законом, по которому каждый, кто начинал возделывать землю, принадлежащую деревенским общинам и другим коллективным владельцам, становился собственником этой земли ( aprisio bifang ). Они вырубали в лесу топорами просеки ( roden, assarts ) начинали обрабатывать землю на этих вырубках. Чтобы удобрить землю, они собирали пни, стволы деревьев, ветви кустарников в огромные кучи и сжигали их. Плугом и лопатой они уничтожали молодые побеги от оставшихся в земле корней. Они делали насыпи и проводили по ним дороги через болота, осушали болота с помощью канав. Иногда эти люди даже, как было во времена Карла Великого, с помощью государства укрепляли берега рек, например Луары; так были наполовину укрощены буйные водные потоки в Италии, Галлии и Фландрии. Возможно, в отдельности это были сравнительно малые труды, но о том, как интенсивно они велись, свидетельствует огромное количество существующих на Западе географических названий, возникших в то время и сохраняющих память об этих вырубках, осушительных канавах и укрепленных берегах, с помощью которых короли, монахи, крупные и мелкие землевладельцы, свободные, полусвободные и подневольные первопроходцы впервые с начала Средних веков стремились вернуть плодородные земли Европы из бесплодия и одичания в культурное состояние.

Результаты, правда, не всегда соответствовали усилиям, и сельскохозяйственное производство росло далеко не с той же скоростью, что усердие и пыл поселенцев. Вторжения врагов в IX и X вв. (прежде всего венгров и арабов. - Ред. ) были одной из причин, уменьшивших эффект от всех перечисленных здесь работ. Но главной причиной их недостаточной эффективности следует считать само господство в экономике натурального хозяйства. Такая система слабо стимулировала активность тружеников, поскольку при ней было достаточно самых простых способов обработки земли, и не могла создать условий для роста производства из-за малого размера потребительских рынков.

Традиции примитивной аграрной экономики в западном обществе были по-прежнему сильны: люди надеялись по-старому собирать с земли то, что производит природа, использовать леса, вести хозяйство старыми способами пастушеской экономики, ничего в них не меняя. Значительная часть земель Европы - в Ирландии, на побережье Англии, в Нидерландах и Нижней Германии, а также вдоль побережий Пикардии, Нижнего Пуату и Ломбардии, представляла собой болота. Равнины были полны болот, и по-прежнему существовали огромные вересковые пустоши - пустынные равнинные земли, поросшие кустарником дроком и вереском, которые в разных странах назывались по-разному - commons, velds, boschen, houten, loos, hermes, gastinnes, ranсerates, e'pinaies. Эти пустоши занимали значительную часть Ирландии, Уэльса и Шотландии, треть Англии (вместе с болотами), большие участки территории Нидерландов, Северной и Южной Германии, часть Швейцарии, центральную (расположенную на плоскогорье) часть Франции, Арморику, Южную Аквитанию и Центральную Италию. В грамотах того времени постоянно упоминаются эти невозделанные земли, которые составляли значительную часть территории в крупных поместьях.

Все христианские народы Запада добывали важную часть средств к существованию, ловя рыбу в реках или в прибрежных водах морей. Они умели использовать плотины и запруды для ловли рыбы, а во времена Каролингов землевладельцы - монахи и сеньоры - устраивали в своих имениях рыбные пруды и садки. Короли и знатнейшие аристократы могли продавать рыбу со своих вилл. Жители берегов Ла-Манша, Северного моря и Атлантики ловили сельдь, лосося, омаров и бельдюгу и даже отваживались охотиться на тюленей, морских свиней (морское животное подотряда зубатых китов, длина тела 1,8 метра, вес до 80 килограммов. - Пер. ) и китов. Рыбаки Средиземноморья продолжали ловить тунца и других рыб, характерных для их моря. Повсюду рыба была важной составной частью пищи.

Несмотря на вырубку лесов, они покрывали, словно плащ, большую часть земель Запада. Ирландия, Уэльс, Корнуолл и Горная Шотландия, теперь не имеющие этого покрова, в то время были покрыты густыми лесами из дуба, бука, сосны и ели. В этих краях в болотах до сих пор можно найти стволы деревьев. Кельтская поэзия полна очарованием этого изначального древнего леса. Почти вся Арморика (Бретань) была огромной чащей, и память об этом увековечена в освященных временем сказаниях о лесе Броселианд (Броселиан). Треть Англии была покрыта огромными лесами, которые доходили до Суссекса и Дорсета и захватывали даже нижнюю часть долины Темзы, полностью окружая эту реку. Из этих лесов выходили стаи волков, которые еще в IX в. нападали на деревни. Равнины Фландрии и Нидерландов сейчас выглядят совершенно голыми, но до XI в. значительную их часть занимали леса - houtlands, которые доходили до огромных лесных массивов - Арденнского леса и лесов плато Эйфель (знаменитого Леса угольщиков ( forкt Charbonniиre ) из легенды. Вогезы, Хардт и Центральная Германия тоже были покрыты лесами, в которых колонизация расчистила лишь маленькие участки, а великий Герцинский лес простирался даже за границу Богемии (Чехии), и вряд ли в нем вообще велись хоть какие-то вырубки деревьев под поля. В Галлии, судя по всему, две трети территории еще были покрыты лесом во времена Карла Великого, и похоже, что даже в округах с большим количеством возделанных земель леса занимали от трети до половины территории округа. От гряды Аргонн до Альп и Пиренеев и от океана до Юры были одни леса, среди которых лишь изредка встречались возделанные поля. Лес вернул себе отвоеванные у него ранее земли в Северной и Восточной Испании, на значительной части территорий Северной, Центральной и Южной Италии. Охранные законы уже защищали леса от огня и от опустошения пользователями. Карл Великий пытался перейти к рациональному ведению лесного хозяйства: начал регулировать рубку леса и давал указания по поводу обрезки деревьев. Лес поистине играл важнейшую роль в экономике той эпохи. Он давал людям дерево для построек и дрова, смолу, большинство вещей, необходимых для освещения домов, и плоды своих деревьев и подлеска. Под его тенистыми кронами огромные стада свиней рылись на земле, отыскивая желуди. Охота, которая вначале была правом всех свободных людей, но которую знати обычно удавалось присвоить только себе, в изобилии поставляла к столу крупную и мелкую дичь. В лесах было множество медведей, кабанов, оленей и таких животных, которые сегодня исчезли, - например, туров и зубров, а под покровом леса в речках жили бобры. Часть продовольствия для крупных имений в те дни добывалась путем охоты.

Еще одним мощным источником средств к существованию было скотоводство. Большинство кельтов, аглосаксов и других германцев и после того, как стали цивилизованными, остались в первую очередь скотоводами. Типичный англичанин IX в. был пастухом, а не моряком: в одном округе на побережье Девоншира мы насчитываем 1168 свинопасов и только 17 рыбаков. В Ирландии скот ценился выше, чем земля, и богатство человека определялось количеством его коров. В Центральной Германии скот еще в VII в. был единицей расчета, заменявшей деньги. Везде, кроме приморских и альпийских округов, богатых травяными лугами, орошаемые луга с хорошим поливом ( prata ) были редкостью, а господствовали пастбища ( pasqua ) и общинные земли. Поэтому крупного рогатого скота и лошадей было особенно много в тех местностях, где к ним была благосклонна природа, и на специально выделенных для них землях крупных имений. Боевых коней, племенных жеребцов и быков выращивали старательно и бережно. Лошади, которых было меньше, чем ослов, стоили очень дорого - в Галлии цена коня равнялась третьей части или половине цены раба. Мелкого скота было много: он не требовал таких больших затрат, как крупный, и больше подходил для примитивного сельского хозяйства. Свиней разводили для еды, овец ради шерсти, коз ради мяса и шкур, домашнюю птицу как еду для господского дома, пчел ради меда, заменявшего сахар, и ради воска, свечи из которого тогда были самым дорогим и изысканным средством освещения. Одна большая монашеская община - Сен-Жермен-де-Пре - имела 7720 свиней, другая, Боббио, 5 тысяч. В IX в. на одной императорской вилле было 200 ягнят, 120 баранов и овец, 150 молодых овец, 160 поросят и 5 хряков, 17 ульев, 30 гусей, 80 цыплят и 22 павлина, а на другой - стадо из 100 коз. В Англии количество крупного рогатого скота по сравнению с мелким было 8 процентов и только иногда повышалось до 50 процентов. В Испании было сделано несколько усовершенствований в орошении земель. Монахи и королевские управляющие обустраивали луга, увеличивали поголовье скота и даже усовершенствовали отбор животных для скотного двора, а также крупного и мелкого скота, но это были исключения. Запад тогда не имел ни капиталов, ни тучных пастбищ, ни удобного транспорта, ни больших рынков и потому еще не владел более прогрессивными формами эксплуатации земли.

Правда, один способ повышения плодородия почвы - удобрение ее мергелем - был известен уже во времена Карла Великого, однако навоза, который действительно необходим для увеличения плодородия, на фермах было мало, поскольку мало было крупного скота. Как правило, применялась трехпольная система земледелия, при которой земля отдыхала под паром каждый третий год, а не каждый второй. Это был большой шаг вперед, но недостаточный для того, чтобы создать угрозу господству экстенсивного земледелия, из-за которого земля по-прежнему быстро истощалась и приносила только малые урожаи. В кельтских, англосаксонских и германских странах землю часто обрабатывали совместно, используя при пахоте мощную упряжку, которая принадлежала сразу нескольким людям. Но из сельскохозяйственных инструментов, как правило, применялись только мотыга, борона и примитивный деревянный плуг. В сельской местности часто нельзя было провезти груз на двухколесной телеге, и грузы переправляли с места на место на спинах людей, ослов или лошадей. На германском и кельтском Западе продолжала существовать система обязательного общинного земледелия, когда участки через определенный срок перераспределялись между пользователями. Римские научные методы ведения сельского хозяйства были известны только в немногих крупных поместьях и в имениях, принадлежащих монахам. Тем не менее выращивание зерновых культур в кельтских и германских странах наращивалось. Жители Запада выращивали в основном рожь, из которой бедняки пекли свой хлеб, а также полбу (группа видов пшеницы) и пшеницу, менее распространенную, чем два первых злака, а также овес для скота и ячмень для варки пива. Резкие перепады в размерах урожая при недостаточном количестве посевов в сочетании с трудностями перевозки часто приводили к голоду. К тому же возделанные поля, а также сады, в том числе плодовые, и виноградники занимали очень мало места по сравнению с пастбищами, лесами и зарослями кустарников и пустошами.

Тем не менее в последние четыре столетия Средневековья стали заметно распространяться садоводство и цветоводство, выращивание плодовых деревьев и виноградарство - в основном под влиянием монастырей и управляющих крупными поместьями, принадлежавшими правителям. Жители кельтских стран выращивали яблони и груши. В южных германских странах появились сады и посадки плодовых деревьев, где, как в римские времена, выращивали горох и бобы, немного распространенных цветов, немного лекарственных трав и обычные плодовые деревья. Виноградная лоза, которую распространяли короли, знатные люди и монахи, вернула себе часть своих прежних владений и осмелилась проникнуть даже в Ирландию. С VIII в. ее сажали на берегах Мозеля, Рейна и Дуная, а в IX в. вина из Вормса и Майнца имели много потребителей в этих краях. Во франкском государстве потребности местного населения привели к тому, что виноградники стали сажать даже в Нейстрии (Северо-Западная Франция с Парижем. - Ред. ). Бургундия в VII в. была уже известна винами района современного департамента Кот-д'Ор, а области Сентонж и Нарбон и окрестности Бордо, а также Испания и Италия вернули себе прежнюю славу. Возделывание технических культур стало повсеместным, поскольку в каждом поместье их выращивали для своих нужд. На Западе самым распространенным из них был лен, в тех больших поместьях, где были мастерские, часто выращивали растения-сырье для красок - марену (сырье для красной краски, а также, в зависимости от методов окраски, получения других цветов - бордо, оранжевого, фиолетового, коричневого, синего, канареечно-желтого и др. - Ред. ) и, особенно, вайду (для синей краски. - Ред. ). Аквитания и Северная Испания поставляли красильные растения в большом количестве, но все же намного меньше, чем нужно, чтобы считать это их специализацией. Сельскохозяйственное производство на Западе в то время, несмотря на стимулировавшую его колонизацию, всегда осуществлялось в малом масштабе, в соответствии с размером малых местных сообществ, которые были почти единственными, кто им занимался. Но уже перед вторжениями норманнов начался подъем сельского хозяйства, который свидетельствовал, что оно медленно двигалось вперед. Достойные доверия свидетели сообщают, что сельское хозяйство процветало в Ирландии в конце IX в., в Рейнланде, Галлии и Италии при Каролингах и даже в Испании в течение части периода правления вестготов (пока пришедшие сюда в 711-718 гг. новые погромщики, арабы и их спутники, не опустили Испанию снова. - Ред. ).

Еще одним свидетельством этого частичного и кратковременного возрождения было восстановление прежней численности населения в части стран христианского Запада в VII-X вв. Понемногу разные народы сливались в один: кельты и англосаксы, германцы и галл о-римляне, вестготы и иберо-латиняне, лангобарды и италийцы перемешались между собой, соответственно, в Британии, Галлии и Испании. Правда, в большей части Запада, и в первую очередь в Галлии, Испании и Италии, германский элемент был легко ассимилирован. Потоки эмигрантов и переселенцев преобразовали некоторые местности, например Арморику (Бретань), рейнские и саксонские округа. Несмотря на различные бедствия, которые продолжали обрушиваться на людей, хотя и не так часто, несмотря на эпидемии и голодные годы, низкий уровень рождаемости и среднее количество свадеб, население Западной Европы постепенно опять увеличивалось. В Ирландии было столько жителей, что они эмигрировали в Шотландию и Западную Бретань и участвовали в их заселении. В Англии (не считая четырех северных графств) в XI в. было всего 1 миллион 500 тысяч жителей, но в Германии сельские области стали такими многолюдными, что в течение X в. количество деревень между Рейном и Маасом увеличилось в три раза. Галлию во времена Карла Великого населяло от 8 до 9 миллионов человек. В лангобардской Италии в VIII в. мир, по словам Павла Диакона, «привел к тому, что люди умножились, как колосья пшеницы». Именно это сделало возможной ту первую сельскохозяйственную колонизацию Запада, которая была, в некотором смысле, предвестницей подобного же великолепного движения, имевшего место в XII и XIII вв.

 

ГЛАВА 8 Эволюция института собственности на Западе с VII по X в. - Упадок старых форм владения землей. - Прогресс в развитии больших имений. - Гонения на мелкую собственность и на сословие свободных простолюдинов

Колонизация пустых земель и некоторый прогресс сельскохозяйственного производства оказались выгодны в первую очередь верхним слоям западного общества. А существовавшие в некоторых частях христианского Запада вольные общины, члены которых совместно владели землей, постепенно теряли либо все свои владения, либо их часть.

С VII по X в. коллективная собственность выдержала целый ряд тяжелых ударов, от которых племена и деревенские общины пострадали даже больше, чем семейные общины. Собственность племени или рода - примитивная форма коллективизма в сельском хозяйстве уцелела только в кельтских странах - Ирландии, Уэльсе и Шотландии. Земля Ирландии в VII в. еще принадлежала 184 племенам или кланам, каждый из которых владел территорией достаточной, чтобы пасти от 3 тысяч до 9 тысяч коров. Эти земли делились на 552 округа, называвшиеся carrows, каждый из которых имел площадь от 525 до 1050 акров (от 212,5 до 425 гектаров), а каждый такой округ, в свою очередь, делился на четыре четверти, и в каждой четверти было четыре семейных земельных владения. Так же как в Шотландии и Уэльсе, члены ирландского клана владели землей совместно и были едины в дни мира и в дни войны. Внутри клана были свои маленькие цари, свои вожди и их клиенты, но у любого человека в личной собственности были только его домашние вещи, и каждый имел лишь право пользования на свою часть племенных земель. Вересковые пустоши, леса и пастбищные земли находились в общем пользовании, а пахотные земли через определенные промежутки времени распределялись на определенный срок между группами семей. Сохранялись даже пережитки древнего совместного владения скотом в интересах клана, хотя к VII в. стада уже стали частной собственностью. В каждом округе Ирландии его свободное население жило коммунами в огромных деревянных постройках, защищенных земляными укреплениями и разделенных на три прохода. В этих домах люди жили вместе и ели все вместе, сидя на скамьях, и все свободные семьи округа спали там на постелях из тростника. Но даже в этих краях, где удаленность от других стран способствовала сохранению примитивных форм цивилизации, основы племенной собственности вскоре поколебало возникновение крупных имений племенных вождей ( pencenedl ) и знатных людей ( uchelwrs или machtiern ), а также появление обширных земельных владений кельтской церкви и возникновение семейной собственности.

На всем христианизированном германском Западе упадок коллективной собственности шел гораздо быстрее. В Англии, как показал Виноградов, нет никаких следов коллективной собственности англосаксонских племен, в это время уже сформировавших свои государства, или коллективной собственности жителей шира, то есть округа. Самое большее, что можно найти, - несколько признаков общего владения землей у жителей «сотни» - маленькой административной единицы и несколько пережитков племенного строя в тех местностях, где было кельтское влияние. Однако везде уцелела существовавшая у германских народов с давних пор коллективная собственность жителей поселка. Леса, пастбища, вересковые пустоши и болота по-прежнему оставались не разделенными между членами деревенской общины, которые все имели одинаковые права собственности и пользования на них. Луга и пахотные земли делились на участки, и луга часть года были огорожены, а поля не имели оград. Каждый свободный член общины имел право на определенное количество фарлонгов - длинных полос земли площадью примерно в 1 акр (0,40469 гектара); границы между фарлонгами отмечались разделительными полосками торфа, и такая межа называлась balk. Таким образом, каждая семья пользовалась одинаковой долей засеянных земель и земель, лежащих под паром. После того как хлеб был собран и трава для сена скошена, эти поля открывали для скота всех семейных групп, как весь год были открыты для всех общие пастбища. Все члены сельской общины возделывали землю совместно одними и теми же способами; чтобы пахать, в плуг запрягали от восьми до двенадцати быков. Доля коллективной собственности англосаксонской деревни по сравнению с другими формами быстро уменьшалась по мере того, как создавались имения короля и знатных господ, которые требовали себе леса и общие земли, а деревенским общинам оставляли только старые способы кооперативной обработки земли и периодическое перераспределение полей.

Германия еще решительнее порвала с коллективизмом в земледелии: в ней больше не было племенной собственности, и она постепенно отказывалась от коллективной деревенской собственности, называвшейся марка. Эту собственность сокращали, с одной стороны, законное присвоение земель по праву распахивания опустевших территорий, а с другой - добровольное отчуждение с согласия деревенских общин и незаконный захват деревенских земель правителями и крупными землевладельцами, и наконец она совершенно исчезла во всех германских областях от Эльбы до Рейна и Шельды. С тех пор у деревенских общин были только значительные земли, находившиеся в общем пользовании ( allmends ). В тех областях Галлии, Испании и Италии, где система марки когда-то была создана и смогла закрепиться, она не смогла выжить и оставила после себя в качестве следов лишь совместное пользование членами общины ее землями, некоторые права пользования - например, право каждого общинника временно жить в открытом поле и иногда в совместной вспашке земли. Крестьяне романских народов по-прежнему были знакомы только с государственной собственностью, которая перешла в руки королей, и общей собственностью свободных жителей поселков ( vici ), значение которой со временем становилось все меньше.

Семейная собственность в ее примитивных формах не подверглась такому полному разрушению, но ее изменили индивидуалистическое в своей основе римское право и влияние экономической необходимости, которая вела людей к индивидуальной частной собственности. Однако в то же время семейная собственность вернула себе за счет коллективной собственности племени и деревни часть того значения, которое потеряла под давлением индивидуальной собственности, и потому ее позиции пошатнулись не так сильно. Семейная собственность, которая вначале распространялась на домашние вещи, скот, сад и дом, а также на право временного пользования пахотными наделами (у кельтов они назывались tдte, у англосаксов hide, а у германцев hufe ), размером от примерно 40 до 120 акров (от 16,2 до 48,6 гектара), которые перераспределялись через более или менее постоянные промежутки времени, в конце концов была распространена и на эти наделы, и бывшие пользователи теперь стали их постоянными владельцами. Семейная собственность увеличилась также за счет опустевших земель, возрожденных к жизни семейной общиной и ставших теперь частной собственностью. Но в то же время старая семейная собственность (у англосаксов ethel, другие названия terra aviatica, salica ), неотчуждаемая и принадлежащая совместно всем мужчинам данной группы родственников - женщины не входили в число совладельцев - собственность, которую обрабатывали совместно и которой пользовались все сообща, эта старинная собственность, еще в VI в. существовавшая в кельтских и германских странах, перенесла ряд ударов под влиянием индивидуализма римской цивилизации. С VII по IX в. в этих странах отец получил право назначить наследника, делить и дарить семейную землю. Составление завещаний стало общепринятой нормой. Женщины и девушки получили право на долю в наследстве, причем даже на часть наследуемой земли. Было разрешено, в определенных границах, отчуждение семейных земель.

Так принцип частной индивидуальной собственности возникал и распространялся среди новых народов. Частные владения, возникшие в результате деления или наследования земель, увеличивались за счет личного труда своих хозяев, в результате так называемых «приобретений» и особенно за счет заброшенных земель, заново освоенных тружениками-переселенцами. Такая земля получила варварские названия - в Англии bookland, в Германии и Галлии alod, но в своей основе была такой же, как прежнее римское земельное владение - possessio или sors, на которое его индивидуальный владелец имел все права. Теперь старый римский принцип восторжествовал над примитивной точкой зрения, долгое время сохранявшейся у галлов и германцев.

Эта тенденция передавать собственность на единственный источник богатства - землю от коллективных владельцев - племени, «сотни», деревни или семьи - отдельным людям была благоприятна в первую очередь для тех социальных слоев, которые имели тогда политическую и общественную власть. Обладание землей стало уделом тех, кто при разделении труда в обществе завладел функциями управления, имел богатство, реальную силу и духовную власть. В первую очередь новые правители государств, короли и князья различного происхождения, создали для себя огромные имения. В кельтских странах они забирали в свои руки земли, оставшиеся без наследников, третью часть всей военной добычи, в том числе завоеванных территорий, и земли племен. В германских же странах они приобретали значительную часть земель путем завоевания, судебных решений, присвоения части земель деревенских общин и марок, захвата земель, принадлежавших ранее Римскому государству. Подобное происходило на всех бывших территориях Римской империи. Таким образом новые власти часто становились владельцами трети земель страны, а в лангобардской Италии они в течение короткого времени владели даже половиной ее земель. Правда и то, что во всех этих странах правители растратили все эти богатства, но и в IX в. сохранявшиеся у них остатки еще производили впечатление своим великолепием. В это время девятая часть земли Апеннинского полуострова была королевским владением, а государи из династии Каролингов имели 100 поместий в Ломбардии, 205 в Пьемонте и 320 в Алеманнии, Баварии, Тюрингии и Остмарке. Сотни тысяч квадратных миль земли в странах Запада находились в руках королей. В основном это были леса и заброшенные земли, но среди них было и много возделанных земель.

Наряду с крупной земельной собственностью правителей век за веком увеличивалась и крупная земельная собственность церкви. Церковные владения росли постепенно - немного в одном месте, немного в другом - и складывались из щедрых пожертвований королей, знати и даже более низких сословий, а также из освоенных земель. Существуют ясные свидетельства того, что в IX в. треть земель христианского Запада принадлежала церкви, хотя она и пострадала от секуляризации, которую проводили первые Каролинги, и от частых захватов ее земель могущественными представителями светской знати. Английские короли могли одним взмахом пера одарить сорок аббатств, разделив между ними десятую часть своих королевских имений. В христианской Германии аббатства и епископства были просто задарены землями. Прюм имел 2 тысячи крестьянских хозяйств, 119 деревень и 2 обширных леса, Фульда - 15 тысяч карукат земли, Тегернзее - 12 тысяч карукат, Сен-Галл - 160 тысяч арпанов (1 арпан равен 3424 квадратным метрам, то есть 0,34246 гектара) земли. Аббатству Лорш принадлежали 2 тысячи крестьянских хозяйств и 2 больших леса, Гандерсхейму - 11 тысяч карукат земли, Герсфельд имел 1702 поместья. Многие монастыри имели от тысячи до 2 тысяч карукат земли, а у епископств Аугсбергского, Зальцбургского и Фрайзингенского было в собственности от тысячи до 1600 крестьянских хозяйств. По словам одного короля из династии Меровингов, «все богатство было роздано церквям». Карл Великий преподнес церквям Германии 72 дара, Людовик Благочестивый - 600 даров, а два первых Оттона 1541. На бывших землях империи церквям и монастырям повезло ничуть не меньше. Один епископ Лангра владел целым графством. Аббатство Сен-Реми в Реймсе имело 693 поместья, а Сен-Жермен-де-Пре 1727 поместий, общая площадь которых была 150 тысяч гектаров. Монастырь Сен-Вандрий поблизости от Руана в конце VII в. имел 1727 крестьянских хозяйств и 10 тысяч подданных, а в IX в. 4824 имения. Аббатство Святого Мартина Турского управляло более чем 20 тысячами крепостных. В Италии епископство Болонское имело под своей властью 2 тысячи крестьянских хозяйств, а владения папского престола были похожи на обширное государство, земли которого были разбросаны по значительной части Запада.

Земельное богатство светской аристократии было основано на сочетании незаконных захватов общинной собственности, насилия по отношению к мелким землевладельцам, давления на правителей государств и освоения пустых земель. Ее могущество увеличивалось уже при Римской империи, а в Темные века перешло все границы. Земельная аристократия восторжествовала на всем Западе - от кельтских стран, где uchelwers и machtiern создали себе обширные имения из племенных и семейных земель, до романских государств, где старая и новая знать слились вместе и обогатились, отобрав собственность у недальновидных королей и мелких землевладельцев, ряды которых ослабли. В Англии знатные люди - эрлы, таны и олдермены - так успешно создавали себе богатые усадьбы, что в XI в. небольшое число знатнейших семей смогло завладеть двумя третями английской земли. В Германии в VIII в. герцог Баварский имел 276 крестьянских дворов в одном округе и 100 в другом. В ней же глава знатнейшего семейства Вельфов в X в. имел 4 тысячи крестьянских дворов. Было подсчитано, что средний размер крупного римского поместья в Галлии был 900 гектаров, а крупное поместье эпохи Меровингов имело площадь от 1800 до 2600 гектаров. Кроме того, у одного владельца обычно было несколько таких поместий. Во времена Каролингов земли аристократов часто находились в нескольких разных местностях. Таким путем галло-римские, вестготские и лангобардские аристократы первого и второго ранга сумели завершить себе на пользу процесс концентрации земельной собственности, начатый в предыдущем периоде.

Владение землей дало сообществам, семьям и отдельным людям, сумевшим стать ее монопольными собственниками, такую большую власть, что эти процессы привели к формированию новой знати, не похожей ни на германскую, ни на римскую, но соединившую в себе черты, заимствованные у обеих.

Почти на всем Западе, от кельтских до германских и романских стран, уменьшалось число тех, кто был знатен потому, что родился в определенном народе или определенной семье, но земельная аристократия, под разными названиями, увеличилась в числе и начала сливаться со служилой аристократией - слоем знати, состоявшим из людей, которые иногда имели очень низкое происхождение, но находились на службе у короля, и с аристократией крупных чиновников, которым было поручено осуществление функций власти, но которые постепенно превращали свои временные должности, с которых их могли отозвать, в наследственные. Так, ирландские, уэльские и армориканские uchelwrs, pencenedls, cinnidls, machtiern, halves (владельцы коров), англосаксонские таны, эрлы и олдермены, франкские и галло-римские edelings, antrustions, nobiles, proceres, optimates, герцоги и графы, вестготские и испанские nobiliores, gardings, judices, герцоги и графы, лангобардские и итальянские gasindes, gastaldes, герцоги и графы - все они образовали единый класс знатнейших и крупнейших землевладельцев, «великих людей» ( seniores, optimates, proceres, potentes ), который заменил и римское сословие сенаторов, и прежнюю германскую и кельтскую знать. Ниже их и у них на службе были их доверенные люди, приближенные и воины ( familia, maisnie, comitatus, truste ), поднятые их покровительством на такую высоту, что в Германии, Нидерландах, Италии, а в течение короткого времени в Галлии тоже случалось, что простые слуги, ministeriales, часто рабы, бывали приняты в благородное сословие. Иногда добровольно, а иногда поневоле, иногда вопреки желанию королей, а иногда при их содействии аристократия, взяв на себя ту функцию защитника, которую в цивилизованном обществе осуществляет для индивида государство, подчиняла себе средних и мелких землевладельцев, предоставляя им покровительство, распространяя среди них обычай благодарности и беря их на службу как вассалов. Так была создана целая иерархическая система поместий и свободных зависимых людей, которым крупные землевладельцы давали защиту на условиях взаимного обмена услугами и предоставления покровительства, а вассалам поместий ( bйnйficia или precaria ). Первоначально эти поместья давались временно или же покровитель имел право расторгнуть соглашение и забрать землю у вассала, но очень скоро они стали передаваться по наследству. И наконец, в той части Запада, где государство, уступив свои привилегии, лишилось атрибутов власти над обществом (администрации, полиции, судебной системы, права собирать налоги и вести в бой войска), крупный землевладелец стал не только высокопоставленным чиновником, но и чем-то вроде государя в своем поместье. Именно тогда, над режимом господства сеньоров, который сделал людей экономически и социально зависимыми от земельной аристократии, был надстроен феодальный режим, который в IX и особенно в X в. в конце концов дал аристократии верховную политическую власть по меньшей мере во Франции и Северной Испании, но не дал в Германии, Италии и Англии.

Таким образом, аристократы-землевладельцы, которые уже были хозяевами значительной части земель, за 400 лет стали хозяевами людей, живших на этой земле. Огромные земельные поместья были действительно прочной основой их власти. Такое поместье в своей основе оставалось единым целым, несмотря на разделы, которые отрывали от него куски, и в самом своем названии хранило память о главном владельце. Оно называлось villa, massa, curtis, saltus, sala, fundus или manor и было маленьким королевством, почти маленьким миром, которым управлял хозяин - владелец поместья, имевший в его пределах абсолютную власть и державший в своих руках все необходимое для экономического существования. В поместье порядок, основанный на иерархии функций и разделении труда, обеспечивал удовлетворение всех нужд и господ, и их подданных. В центре поместья возвышалось жилище сеньора - наполовину замок, наполовину деревенский дом ( palatium, fronhof, salhof, castellum, hall ), который часто был окружен стеной или частоколом. Эта постройка была довольно грубой в кельтских и германских странах, но уже более изящной и уютной в романских. Для жизни в поместье господина и его домашних было предусмотрено все необходимое: центральный дом окружали сельскохозяйственные постройки, конюшни, кладовые, погреба, амбары, мастерские. Здесь была даже часовня для духовной жизни, о которой помнили так же, как о жизни тела.

Наиболее совершенной организация экономической жизни была в крупных монастырских имениях, а также в крупных поместьях императоров или королей. В первом из этих случаев, когда под властью идеала, подобного коммунистическому, устав ограничивал индивидуализм и все монахи были равны при распределении труда и его продуктов, царила суровая дисциплина, когда каждому были определены задача и вознаграждение в соответствии с принципами общества, где и труд, и потребление осуществляются кооперативно. Управлением каждой хозяйственной службой заведовал келарь, управляющий имением, настоятель или старший священник. У каждого монаха и каждого монастырского подданного было свое дело. Садоводы, земледельцы, рыбаки, лесники, свинопасы, пастухи, пасшие коров и пастухи, пасшие овец, работали под началом старшин, которые назначались отдельно для каждого рода занятий. Ко всему относились очень бережно - к урожаю, орудиям для обработки земли, железным инструментам, даже к старой одежде и старой обуви. В крупных королевских имениях, например в тех аквитанских поместьях, к которым относился знаменитый капитулярий (указ. - Пер. ) Карла Великого De Villis, порядок был такой же, но менее строгий. В этих случаях доверенные лица ( judices, majores ) или управляющие начальствовали каждый над одним или несколькими поместьями и имели в своем подчинении особых начальников для каждой службы и для всех живших на этой территории монастырских подданных. Крупное лангобардское хозяйство с его гастальдом, массарием и доместиком и германский hof с его майером или фогтом представляют собой ту же самую картину. Повсюду на Западе одинаковость потребностей приводила к возникновению одинаковых органов управления крупными поместьями.

Земли крупного имения делились на ряд наделов, где трудились крестьяне-держатели, которым была доверена их обработка ( terra indominicata ), и ту часть, которую владелец возделывал сам. Она называлась господской землей ( dominicum, terra dominicata ). В эту господскую часть входило не только ядро поместья - центральные земли, где стоял господский дом, но и другие участки на других более или менее удаленных от центра территориях. Господские земли обрабатывались трудом крепостных, которые жили вокруг центрального замка, или же силами колонов и крепостных, получивших от господина отдельные наделы. Например, аббатство Сен-Жермен-де-Пре, которое выделило 6471 гектар своей земли как собственную господскую часть и еще 17 112 гектаров раздало своим колонам и крепостным, обрабатывало первую часть силами арендаторов, живших на второй части, требуя с них три дня работы в неделю. Обычно в господскую часть входили пахотные земли, луга и леса. Например, в Верьере господская земля состояла из 300 гектаров пашни, 95 арпанов виноградников и 60 арпанов лугов, не считая большого леса, а в Витри-ан-Оксеруа господская земля была примерно такого же размера. Вот каким образом крупный землевладелец обеспечивал себе подавляющее большинство нужных ему жизненных благ. В Боббио господская часть аббатства в IX в. давала монахам 2100 бочек зерна (одна бочка такой категории могла вмещать в себя от 238,5 до 530 литров жидкости или сыпучего товара. - Пер. ), 2800 фунтов растительного масла, 1600 телег сена и большие количества сыра, соли, каштанов и рыбы. Это аббатство имело много скота, главным образом свиней. Все продовольственные продукты - зерно, мясо, растительное масло, молоко, вино и все необходимое для жизни сырье - шерсть, лен, древесина, а также большая часть необходимых промышленных изделий производились на господской земле или поступали в виде арендной платы от держателей господских наделов. Даже владелец имения и его домашние получали пищу, одежду и все необходимое с господской части своей земли. Сам Карл Великий и его семья жили так.

И наконец, крупные имения были центрами общественной жизни высших слоев общества. Именно в них жили знатнейшие люди страны - иногда в грубых и неукрашенных деревянных домах, как было в Англии и Ирландии, иногда же - как было в романских странах - в каменных домах, где ожили традиции древней роскоши, в какой-то мере измененные германским варварством. Эти знатнейшие заполняли свое существование неистовой плотской жизнью, охотой и обильной едой, чередуя их с более утонченными развлечениями. Такая жизнь была характерна для всех аристократических сословий полуцивилизованных эпох. Во времена Каролингов только элита общества была способна понять, что такое интеллектуальные наслаждения. Для остальных аристократов чисто материальная чувственная жизнь во всех своих обличьях оставалась единственным и самым высоким идеалом, который они могли постичь.

Эта грубая, свирепая и честолюбивая сельская аристократия, которая в своих больших имениях подчинила труд дисциплине и низвела его до крепостничества, упорно и настойчиво уничтожала мелкие свободные земельные владения: их существование мешало аристократам расширять свою власть; к тому же независимость мелких землевладельцев уменьшала авторитет аристократов. Долгое время свободные мелкие землевладельцы на Западе оставались достаточно многочисленными и потому были самостоятельной общественной силой, с которой были вынуждены считаться и короли, и аристократия. Галльские cymrys, ирландские fines, арморикские boni viri, англосаксонские ceorls, германские frilingen, бургундские minofledes, галло-римские ingenui (свободные собственники земли), вестготские allodiales, лангобардские ahrimanns, итальянские primi homines, bozadores - все они имели между собой много общего. Первой общей чертой был малый размер их земель - в Англии и Германии он был не более 120 акров, то есть около 50 гектаров (такое владение называлось hide или hufe ), а галло-римские усадьбы были еще меньше. Однако мелкий землевладелец был на своей земле таким же абсолютным владыкой, как аристократ в своем поместье, называвшемся villa или curtis. Он имел право пользоваться всеми землями, которыми владела германская деревенская община или которые находились в пользовании общины жителей галл о-римского поселка. Его имущество и сам он были неприкосновенны и находились под особой защитой обычаев и законодательства. Он имел право носить оружие, он сидел на судейском месте среди равных себе, его звали на собрания. Он, совместно с соседями, управлял делами своей деревни или поселка как член общего совета, и такие советы существовали даже в романских странах. Но он вызывал досаду и ненависть у крупного землевладельца, чьи земли были расположены вперемешку с его собственными, потому что из-за его владений аристократ не мог округлить свое поместье. В VIII в. всего в одном округе - Зальцбургском - 237 малых имений оказались таким образом зажаты среди 21 церковного поместья, 17 имений вассалов и 12 крупных владений герцога. Когда все остальное покорно склонялось перед великим высокородным владельцем большинства местных земель, свободный по происхождению и независимый по натуре мелкий землевладелец, гордо живший со своей семьей в своей маленькой деревне на своем независимом клочке земли или в римском поселке, осмеливался высоко держать голову и смотреть своему могущественному соседу в глаза. Поэтому на всем Западе мелкие землевладельцы сражались не на жизнь, а на смерть с крупной земельной аристократией. И этот средний класс, который истребляли войны, поскольку он был обязан участвовать в них, разоряло тяжелое бремя государственных налогов, поглощавших почти весь доход, и плохо защищала королевская власть, которая ради собственных интересов была бы должна опираться на него, но не всегда осознавала, что это нужно делать, мужественно защищался. В Италии и Галлии он в V и VI вв. был уже в упадке, но в VIII в. сумел возродиться, а в империи Каролингов стал многочисленным и влиятельным. В последовавший за этим период центральная власть отреклась от него. Слабость преемников Карла Великого вынудила свободных мелких землевладельцев отдаться под покровительство аристократов, что было оформлено Мерсенским капитулярием 847 г. (так назывался указ, сделавший вассальные отношения обязательными. - Пер. ), и удар, который нанесли мелким владельцам последовавшие вторжения врагов, принес крупным землевладельцам той эпохи, предшественникам хозяев капиталистических латифундий, почти полную победу. Но эта победа досталась им нелегко. Мы можем прочесть о том, как мелкие свободные владельцы земель объединялись в союзы (гильдии) для совместной защиты; как они поднимали мятежи во многих местах, восставали против земельной аристократии и за это оказывались вне закона у правителей, которые считали, что защищают общественный порядок. Мелкие свободные земельные владения, захваченные аристократами или отнятые ими по закону, в конце концов стали частью крупных поместий либо были превращены в зависящие от крупного поместья бенефиции или прекарии. Тем не менее маленькие островки свободного землевладения сумели выстоять всюду, где природа и сила традиции замедляли благоприятный для аристократии процесс концентрации земель. В Нижней Саксонии, Фризии, германских марках, приморской Фландрии, в альпийских и пиренейских областях, в Аквитании и Южной Галлии, в северных и восточных графствах Англии, в Испанской марке франкского государства (Пиренеи и район Барселоны. - Ред. ) и в нескольких частях Италии мелкие землевладельцы остались свободным и гордым, но бессильным меньшинством среди многих тысяч людей, которые оставались покорными или которых заставили покориться.

 

ГЛАВА 9 Зависимые сословия сельских жителей на Западе. - Экономический и общественный строй их жизни и основные характеристики их положения (с VII по X в.)

Основная масса населения христианского Запада с VII по X в. жила за счет земли, которую эти люди обрабатывали, но не были ее владельцами, однако были соединены с ней достаточно прочной связью. На вершине этого сословия земледельцев, не владевших землей и зависевших от аристократов, находились люди, которые сохранили личную свободу и могли распоряжаться более или менее значительной частью продуктов своего труда. В некоторых местах, главным образом в Галлии, еще сохранялось небольшое число свободных сельскохозяйственных наемных рабочих - последние остатки ушедшей эпохи. Чаще, но все же в небольшом количестве мы обнаруживаем крестьян-арендаторов или издольщиков, арендовавших землю на более или менее долгий срок на основе добровольного договора с владельцем, или же с переселенцами, заново возделывавшими заброшенные земли ( hфtes ), которые по положению стояли выше основной части деревенского населения. Такими были в кельтских странах владельцы маленьких животноводческих ферм, арендовавшие инвентарь у крупных землевладельцев, - молочные фермеры, как называл их Сибом (Фредерик Сибом (1833-1912), английский историк. Его основной труд - «Английская сельская община» (1883). Отрицал наличие свободной сельской общины в раннем Средневековье, доказывая, что община, якобы всегда находившаяся под властью крупного собственника, переживала лишь развитие от рабства к крепостничеству. - Ред. ), а также те из крестьян, кто арендовал землю на семь лет (арендаторы in saerath ), и менее свободные арендаторы-издольщики ( in daerath ), которые продавали свои услуги как колоны и вносили арендную плату своей продукцией.

К этому же разряду относились в Германии X в. независимые земледельцы ( hцrigen ), которые в определенном смысле были предшественниками вилланов следующего периода и составляли в то время примерно половину сельского населения. Крестьяне этого разряда, в который частично вошли переселенцы-колонисты, а частично прежние колоны, получили право если не владеть землей, то по крайней мере пользоваться участком земли, принадлежащей их господину, платили они за это не слишком большие фиксированные налоги, выполняли ограниченный объем работ и имели гарантии, установленные в их соглашениях и освященные традицией и обычаем. На севере Галлии свободные фермеры-арендаторы почти исчезли, так что в имениях аббатства Сен-Жермен-де-Пре было всего восемь хозяйств свободных земледельцев ( ingenui ) и 2851 хозяйство колонов и полукрепостных ( lides ). Но в других областях Галлии, в Турени, Анжу, Мэне и Провансе, они продержались дольше - до того времени, когда крупные землевладельцы решили, что им выгоднее полагаться лишь на труд колонов и крепостных.

На всем христианском Западе была признана необходимость, чтобы поощрить освоение новых земель, давать особые преимущества тем, кто распахивает заброшенные поля; таких колонистов называли hospites или hфtes (первое слово латинское, второе французское, произошедшее от него.

Оба в данном случае значат «гость». - Пер. ). Такие переселенцы были даже в больших поместьях, где колонизация продвинулась достаточно далеко. В Се-Жермен-де-Пре мы обнаруживаем 71 такого человека, а в Невиль-Сен-Ваасте (на севере Франции. - Пер. ) 37 и только 28 колонов. Земельный надел такого hospes - «гостя», конечно, во многих случаях мог быть легко отобран у него по желанию хозяина, и этот «гость» платил те же сборы, что и колон, но, как правило, имел особые преимущества. В IX и X вв. в Галлии не были редкостью свободные крестьяне ( liberi, ingenui, rustici ), арендовавшие землю по договору, который предусматривал с их стороны лишь очень малую плату ( cens ), размер которой колебался от трети до всего лишь двенадцатой части произведенной продукции. На церковных землях тоже были арендаторы, договор которых ( precarium ) предусматривал что-то вроде постоянной аренды и был выгоден для них. В Англии в X в. существовал похожий разряд зависимых крестьян, которые находились под судебной властью ( soc ) крупного землевладельца, но платили ему лишь небольшие налоги и сохраняли личную свободу, а также право покинуть поместье своего сеньора. Их называли soc-manni liberi, allodiarii или villani; и последнее из этих слов - «вилланы» - стало обозначением этого сословия на всем Западе во всю эпоху феодализма. В Италии, где в начале VII в. в некоторых частях страны еще можно было встретить свободных земледельцев ( conductores ), в конце концов одержала верх форма крестьянской зависимости, аналогичная положению галл о-римских, англосаксонских и германских вилланов. Начиная с лангобардского периода сословие свободных земледельцев и арендаторов, которые назывались massari liberi или livellarii, постоянно увеличивалось - иногда благодаря долгосрочной аренде (она называлась fitto или emphyteusis ), иногда благодаря аренде на 5 лет, называвшейся precaria, или на 20 лет по договору, называвшемуся livello. Такие арендаторы имели (так же, как свободные мелкие землевладельцы, называвшиеся у лангобардов ahrimanns ) право присутствовать на собраниях, могли покинуть поместье после того, как кончался срок аренды. Они платили ежегодно фиксированную арендную плату ( canon ) натурой или деньгами, обычно эквивалентную третьей части произведенного ими продукта, а также отбывали две или три недели барщины в течение года и уплачивали еще несколько небольших сборов. В Боббио насчитывалось целых 300 таких свободных крестьян- manentes, в числе которых были старики-крепостные и вольноотпущенники, не имевшие права покинуть имение. Чем сильнее ощущалась необходимость в освоении новых земель, тем увереннее росла численность этого сословия manentes, то есть вилланов.

Непосредственно ниже их на общественной лестнице какое-то время продолжала существовать масса колонов, из которых более удачливых ожидало повышение до виллана, а менее удачливых - падение в крепостные. Этот разряд земледельцев существовал в кельтских странах, где колон назывался taeog, а также в англосаксонских и германских странах, где он назывался cotter, bordar, tributarius, lidus, aldion. Иногда такой человек имел только хижину и крошечный участок земли - так было у тех, кто назывался cotter или bordar. Иногда же он возделывал участок больший по размеру - так было с большинством арендаторов этого разряда. В принципе он был лично свободен - назывался свободным человеком ( ingenuus ), а наделы, которые обрабатывали такие арендаторы, именовались manses ingenuiles. В IX в. эти lides, tributari или coloni еще составляли значительную часть сельских жителей. В Германии в поместьях Аугсбургского епископства было 1041 manses ingenuiles и 466 рабских крестьянских хозяйств, а в поместьях аббатства Лорш из 38 крестьянских хозяйств было 20 свободных. В Сен-Жермен-де-Пре было 2 тысячи хозяйств колонов и только 851 хозяйство крепостных.

Положение этого сословия ухудшилось. Колон не имел никаких политических прав, а значит, только числился свободным. Как правило - исключением были кельты, - колон теоретически имел право носить оружие и жаловаться в суд даже на своего господина, но на деле то, что он напрямую зависел от землевладельца, превращало эти права в ничто, так что колон не имел никаких гражданских привилегий, способных помочь ему против владельца земли, на которой жил, и тот был для него господином и повелителем. Этому господину колон был обязан платить большие сборы, подушный налог, который мог называться и «подушная подать», и налог на землю (называвшийся agrier, champ art, terrage ), который выплачивался деньгами или натурой и мог составлять от трети до десятой или двенадцатой части дохода с земли. Колон платил положенные по обычаю налоги за право пользования землями, лесами и пастбищами в той части поместья, которую господин не сдавал арендаторам, и возделывал своим трудом эту господскую землю. В Боббио, например, колоны ( massarii ) были обязаны отработать на аббатство 5 тысяч человеко-дней в год. Но у колона, несомненно, были и некоторые преимущества. Он мог создавать семью, заключать законный брак и распоряжаться своим «запасом» личных вещей. Он вел независимую жизнь на своем особом наделе ( colonia, manse ), а не под началом управляющего. Его семья имела полное право наследования ( sors, hereditas ) его надела. Его арендная плата была фиксированной и, что самое главное, выплачивалась натурой, как предпочитают платить крестьяне. Похоже, что иногда эта плата была умеренной, и было доказано, что в Сен-Жермен-де-Пре в IX в. она не превышала 17 франков за гектар. Что касается работ на барщине, их объем был фиксированным, и иногда они занимали всего 12 или 14 дней в году. Но хотя колон и не всегда был угнетен, он был подневольным человеком, постоянно вынужденным подчиняться другим, и не имел защиты от господина на случай, если тот станет обращаться с ним как тиран. Господа и в самом деле стали облагать колонов налогами и посылать на барщину, когда и как хотели, и случаев, когда положение колона становилось неотличимым от положения сельского раба, было больше, чем примеров иного рода.

В IX и X вв. эти два сословия слились в одно сословие крепостных крестьян.

Даже рабство, которое возродилось к новой жизни за два века вторжений, стало изменять форму и исчезать в течение последних четырех столетий Темных веков. Точно так же, как нехватка рабочих рук и потребности сельскохозяйственной колонизации принудили землевладельцев прикрепить колонов к земле, стало необходимо удержать на земле рабов и поощрять их за труд, повышая их положение в обществе. Более того, христианство, которое признает достоинство за каждым человеком и провозглашает равенство всех людей перед Богом, подрывало основы рабства. Правда, войны, нищета, неправедный суд и гражданское законодательство продолжали пополнять ряды рабов по рождению и существовали невольничьи рынки и работорговцы. Несмотря ни на что, людей, приравненных к скоту, было много, так что цена на рабов все время понижалась и упала так низко, что в 725 г. рабыни и дети-рабы стоили от 12 до 15 золотых монет. В Ирландии взрослая рабыня стоила столько же, сколько три молочные коровы. Представители всех слоев общества, имевшие право владеть землей, - короли, аристократы, епископы, прочие духовные лица, монахи, свободные простолюдины - владели рабами. Было даже выгодно быть рабом в королевском поместье ( fascelanus ) или в церковном имении ( servus ecclesiasticus ), поскольку у таких рабов было определенное положение в обществе и некоторые небольшие привилегии. Но все же положение раба вначале было очень тяжелым; на него не распространялись гражданские права, он не имел законной семьи, не был хозяином ни своей жены, ни своих детей, ни своего имущества. Раб был зачислен в одну категорию с домашними животными, и в варварские времена с рабами обращались так, что при виде этого содрогнулся бы любой современный человек. Но под влиянием экономической необходимости, которая делала все дороже жизнь и труд раба, и под воздействием тех евангельских правил благочестия, которые проповедовали религиозные лидеры, рабство стало менее суровым. Продажа рабов была упорядочена или запрещена, их жизнь стали охранять религиозные или гражданские законы, рабы были допущены до священства (к причастию), и это было признанием того, что раб тоже имеет душу и является личностью. В моральном отношении рабы стали более ценными, поскольку было торжественно объявлено, что они и их господин - сыны одного и того же Бога, а значит, наравне с хозяином будут вознесены или наказаны на том свете. Брак раба и некоторые из его семейных прав были признаны. У раба появились зачатки гражданского положения. Его право на движимую собственность также было признано, поскольку ему было разрешено владеть «запасом» личного имущества. Рабу был обеспечен субботний отдых, а его хозяев учили, что они обязаны быть его благодетелями.

В этот период значительное большинство рабов стали земледельцами ( servi rustici, mancipia, ancillae, operarii, massarii ) или сельскохозяйственными рабочими. Некоторые из них, объединенные в отряды, возделывали землю в господской части имения или ухаживали за господским скотом. Они назывались servi non casati. Но в IX и X вв. большинство рабов относились к разряду, который назывался servi casati, curtisani, mansionarii, hobarii, то есть жили на наделах в разных частях большого поместья в хижинах, которые давал им господин, желавший заинтересовать их работой на земле и избавиться от необходимости кормить их. Обеим этим категориям, но в первую очередь второй, освобождение приносило в качестве первой выгоды личную свободу. Христианская церковь - что делает ей честь - употребила все свое могущество, чтобы помочь освобождению рабов, и объявила их освобождение самым богоугодным из добрых дел верующего. Папы, епископы и монахи старались положить конец рабству, а их пример вдохновлял королей и аристократов. Более того, в ходе осуществлявшейся в то время огромной работы по освоению земель даже обладатели больших состояний не замедлили понять, что обещание дать свободу может быть мощным стимулом для труда. Вот почему во всех странах Запада становилось все больше случаев освобождения рабов в разной форме - по официальному акту в присутствии короля, или в церкви, или же простым письмом-вольной. Между теми, кто был отпущен на волю разными путями, не было никаких различий, кроме названия: один назывался libertus или romaanus, другой lides. Освобождение рабов не привело к появлению нового разряда землевладельцев или нового сословия вольноотпущенников, потому что освобожденные оставались под покровительством своего господина, прикрепленные к земле и обязанные оказывать ему в виде оплаты многие услуги, однако для них это все же была половина свободы, и, прежде всего, оно ускорило образование нового общественного класса - крепостного крестьянства, в котором в конце концов слились опустившиеся на ступень ниже колоны, вольноотпущенники и сельские рабы.

Старое слово servi (на латыни означавшее «рабы»), превратившись в средневековое serfs («крепостные» по-английски и по-французски. - Пер. ), стало, по сути дела, обозначать весьма многочисленный новый класс, стоявший на одну ступень выше рабов. Большинство земледельцев и скотоводов попали в это сословие, и это большинство было таким подавляющим, что на всем христианском Западе слова servus и rusticus, то есть «крепостной» и «крестьянин», обычно употреблялись как синонимы. «Двор» колона, вольноотпущенника- лида и раба, которые вначале были разными видами крестьянского хозяйства, в итоге стали одинаковыми: с них взимались одни и те же налоги, арендные платы, услуги и барщинные работы, а их арендаторы должны были исполнять одинаковые обязанности и находились под властью одного и того же господина и повелителя - владельца земли, на которой жили.

Независимо от того, что было написано в законах, только силой обычая и под действием того же чувства собственной выгоды, которое заставляло владельцев имений нарезать свою землю на участки, чтобы лучше эксплуатировать ее руками мелких арендаторов-крестьян, крепостное состояние было распространено на основную часть деревенского населения. Каждый крепостной получил надел, называвшийся в разных странах по-разному - в одних hobа, hufe, hide, в других manse, mas, meix - площадь надела могла быть разной, но в Галлии и Германии составляла от 10 до 30 гектаров: такой размер был необходим, чтобы надел мог прокормить семью. В крупных имениях все больше и больше земли разрезали на крестьянские наделы. В IX в. аббатство Сен-Жермен-де-Пре имело 1646 крестьянских хозяйств, крупное поместье Маренго в Италии - 1300, а Боббио в разное время - от 30 до 3 тысяч. В итальянском имении curtis могло быть от 20 до 6500 крестьян в зависимости от того, в каком округе оно находилось. Крестьянская семья состояла в среднем из четырех или пяти человек. По мере того как увеличивалось число наделов, размер надела уменьшался.

Земледелец жил со своей семьей в своем доме или хижине среди распаханных полей, виноградников и лугов, которые он обрабатывал, и в таком месте, откуда ему были легко доступны леса и пастбища, которыми ему разрешалось пользоваться. Так возникал союз капитала и труда, владельца земли и земледельца, который оказывался выгоден для обоих. Владелец гарантировал земледельцу право пользоваться таким количеством земли, которого хватало, чтобы последний мог прокормить себя и свою семью. Землевладелец предоставлял обитателям своего поместья право пользования принадлежавшими ему лесами и пастбищами. Он молол их зерно на своей мельнице, выжимал сок из их яблок, оливок и винограда на своем прессе, он чинил или изготавливал их инвентарь в своей кузнице и варил им пиво из их ячменя на своей пивоварне. То есть господин предоставлял в распоряжение крестьян дорогие орудия и механизмы, которые они сами не могли бы изготовить или построить для себя. Господин был обязан кормить крестьян во время голода, он оказывал им содействие в делах духовных - строил часовню и нанимал священника для службы в своем сельском приходе. Господин защищал своих подопечных от нападения извне своей военной силой и своим правосудием. Крепостной же, хотя не был хозяином своего участка, имел право бессрочно пользоваться им, то есть его нельзя было прогнать с земли, и после смерти крепостного его семья наследовала его надел, даже если глава семьи был казнен по приговору суда. На этом наделе, который иногда даже назывался так, как раньше называлось малое по размеру свободное владение ( sors, hereditas, alodium ), обеспечивалось надежное и безопасное существование, поскольку не прикрепленный к земле простолюдин в те времена был всего лишь стоящим вне закона бездомным бродягой, уделом которого были рабство или голод. Если господину было выгодно держать у себя крепостную семью, чтобы та обрабатывала надел, который без нее не приносил бы урожая, то и крепостной семье было не менее выгодно оставаться на этой земле, где эти крепостные родились, которую их труд делал плодородной и которая давала им средства к существованию. На этом наделе крепостной создавал себе семейный очаг, благословенный церковью, и его дом был таким же неприкосновенным и священным, как дом свободного человека, поскольку был основан на нерасторжимости христианского брака. Крепостной был равен своему господину перед Богом, а если был отпущен на волю, то имел возможность стать священником или монахом, а тогда мог подняться даже выше господина. Во времена Людовика Благочестивого (778-840; франкский император в 814-840 гг.) сын козопаса был епископом в Реймсе, а это епископство было первым среди епископств Галлии. Жена крепостного крестьянина стала матерью-христианкой, находившейся под защитой в период своего материнства и свободной почти от всех барщинных работ: вместо барщины ей было позволено делать для господина работу на дому или платить деньги. Теперь крепостной мог жить вместе со своими женой и детьми, которые работали рядом с ним и принадлежали сначала ему, а уж потом господину. Если крепостной строго выполнял все приказы, всегда подчинялся тем, кто стоял выше его и вовремя платил, что положено, он мог жить на своем наделе в относительной безопасности. Поднятый на более высокий уровень в моральном и материальном отношении, владелец своего дома и почти владелец земли, которой он пользовался и часть плодов которой оставлял себе, он по-настоящему узнал ценность своего труда. Крепостное право по сравнению с рабством было большим прогрессом в экономике и в общественной жизни. Но это было всего лишь переходное и неустойчивое состояние, несовершенный строй, при котором землевладельцы часто эксплуатировали крестьян по своему произволу.

В действительности широкие массы подневольных людей и теперь были туго скованы прочными цепями, что было очень выгодно землевладельцам. Законы гражданского права на крепостных не распространялись, и крепостной по-прежнему был только предметом, находящимся в собственности, - homo in potestate (на латыни это значит «человек подвластный». - Пер. ), как его называли. У него не было официального статуса, для закона он не существовал. Его можно было, как скотину из господской части имения, продать, обменять, передать другому владельцу вместе с землей и скотом. Члены семьи крепостного, как приплод домашних животных, могли быть отняты у него, и он не имел от этого никаких гарантий. Чтобы жениться, крепостному требовалось согласие господина, и он мог владеть только своим движимым имуществом, несколькими головами скота и тем, что зарабатывал сам, однако мог передать все это своим детям только с разрешения господина. Этот господин был его единственным представителем в суде и имел над крепостным безграничную власть. По сути дела, требования землевладельца к его крестьянам были ограничены только его же собственной выгодой. А ведь он жил именно за счет крестьян. Например, в Прюме аббатству для пропитания были нужны 6 тысяч бушелей зерна, 4 тысячи больших бочек вина, 20 тысяч яиц, лен, который брали с крестьян в качестве налога (600 фунтов в год) и домашняя птица (600 голов), и все это поставляли арендаторы. Только благодаря их труду вырастал урожай в господской части имения. В Прюме они отрабатывали на аббатство 70 тысяч человеко-дней и перевозили для него 4090 телег груза. Правда, было отмечено, что в некоторых имениях, принадлежавших монастырям, крепостной земледелец платил за аренду земли всего лишь от 10 до 23 франков за гектар. Но похоже, крестьяне редко добивались для себя таких условий. На деле же господин имел полную свободу требовать с них все новые и новые арендные платы, барщинные работы, положенные по обычаю сборы за пользование лесами или пастбищами, сборы на оказание гостеприимства, работы, мелкие обязанности, подушные налоги и налоги на наследство. Этот произвол господского правления, к тому же ужесточенный доверенными лицами господ, слишком часто приводил к тому, что крепостное право вырождалось в режим, мало отличавшийся от прежнего рабства.

Существование сельских жителей в этот период Средних веков оставалось очень неустойчивым. Это была грубая и суровая жизнь, почти такая же, как во времена варварства. В кельтских странах крестьяне жили в хижинах, сделанных из ветвей, или в жилищах, которые были настоящими норами, и лишь изредка на хуторах ( trefs ). Земледельцы-англосаксы предпочитали жить группами в поселках ( tuns ), где у каждого был свой деревянный дом ( ham ), отделенный от соседних священными границами - прадедовскими дубами, которые украшены фигурами зверей или шестами, воткнутыми в землю посреди болота. На этом участке крестьянин жил в своей грязной хижине, где вместо мебели было нечто сделанное из палок, а полом была утоптанная земля, полуварварской жизнью бок о бок со своими животными и почти так же, как они. В германских странах континентальной Европы крестьяне иногда жили группами в более или менее крупных деревнях ( dorfen ), в которых дома располагались вдоль дорог и которые были окружены общинными землями, а иногда в хуторах ( weiller, villaria ), разбросанных по огромному имению. В некоторых местностях - во Фризии, в Нидерландах, на землях салических франков, алеманнов и бойев - они предпочитали отдельную ферму ( hof, heim, huis ), защищенную прочными дверями и забором из крепких досок, а по ночам - еще и злыми собаками. Такой «фермерский» дом, как правило, стоял в тени высоких деревьев возле какого-нибудь ручья. Дом строили иногда из дерева, а иногда из бута, он имел квадратную форму и был обставлен грубыми деревянными стульями и скамьями. Хлевы и амбары были смежными с общей комнатой, где жила вокруг очага вся семья. Отверстия в крыше хватало для того, чтобы пропускать внутрь свет и выпускать из жилища дым.

Даже в Галлии поселки ( vici ) и скопления людей в центре большого имения ( villa ) где-то с VIII, а где-то с IX в. уступили место множеству деревень и хуторов даже там, где за два столетия до этого было известно всего лишь от 50 до 65 поселений. Их названия были образованы от имен святых - в память о монахах-основателях - или по имени владевшего ими господина путем прибавления характерного суффикса ( court, ville, inge, ingen, villier, villard ). На значительной части галло-римской территории по-прежнему преобладали отдельные фермы, особенно в горных местностях и в бывших кельтских округах. Повсюду крестьяне жили в лачугах ( pisilia, tuguria ) из веток или глины, иногда из камня, в которых предметов мебели было мало, да и те грубые. В Италии, где свирепствовала малярия и имелась большая береговая линия, удобная для пиратства, старые поселки ( vici ) были покинуты, но возникло бесчисленное множество маленьких деревень на возделанных заново бывших заброшенных землях и много новых поселков. Часто они группировались вокруг крепостей, которые имели сторожевые башни: жители таких поселков поневоле должны были избегать жизни в одиночку.

Повсюду деревенские жители делали свою одежду из ими же обработанных льна или шерсти или из шкур животных, которых крестьяне выращивали или убивали на охоте. Плащи, рубахи и штаны из льняной ткани или грубого сукна и шкуры - этого им было достаточно. Обычно крестьяне коротко стригли волосы или брили голову. Законы требовали этого от них, потому что длинные волосы были отличительным признаком свободного человека. Они носили шерстяные или меховые шапки, часто ходили босиком, а если обувались, то лишь в самые грубые башмаки. Пища у них была простая и скудная. Овсяная мука у кельтов, ячменный хлеб, хлеб из смеси ржи, ячменя и овса или из бобов у англосаксов, ржаной и изредка пшеничный хлеб в романских странах были основой еды крестьян; к этому они добавляли молоко, сыр и сливочное масло, с которым жителей Германии познакомили их романские соседи. Из мяса им были знакомы только свинина или бекон, а говядины и баранины они ели мало. Зато свежая и соленая рыба и особенно овощи на крестьянском столе появлялись часто. В кельтских и даже в галло-римских землях крестьяне пили пиво, а также сидр из диких яблок. В собственно романских странах крестьяне пили воду или легкое вино из остатков собранного винограда. Так жили многие поколения людей, совершенно не заботясь о гигиене, страдая от всех кожных болезней, к которым приводит ее отсутствие, и от различных эпидемий - лихорадок, оспы, тифа, чумы, дизентерии. Повседневная жизнь этих людей постоянно была полна трудностей. В их маленьком замкнутом мире даже самое малое снижение урожая приводило к голоду и ухудшало и без того тяжелые материальные условия их жизни.

Привычки этих низов средневекового общества были еще грубее, чем у его верхов. Драки, убийства, кровная вражда между семьями, нападение на людей и попытки захватить чужое имущество, физическое насилие над женщинами и детьми - все это происходило среди низов так же часто, как и среди знати. Крестьянин той эпохи обычно был грубым, распущенным, мстительным, коварным и склонным к обману. На его натуре продолжало сказываться влияние рабства, да и крепостное право вовсе не учило людей высокой нравственности. Только религия, широко распространившая свое влияние благодаря появлению множества новых сельских приходов, могла бы поднять крестьянина над его инстинктами, если бы она сама слишком часто не сводилась - и у народа, и у аристократии - к суевериям или к внешней обрядности и не смешивалась с массой пережитков язычества. Невежество крестьян было огромным, хотя монахи и епископы пытались их просвещать, а крепостных иногда даже допускали в монастырские и епископские школы. Главным источником надежды на будущее улучшение нравственности сельских жителей было глубокое чувство солидарности внутри деревенской семьи, которая была единой и дисциплинированной группой, школой верности и труда, а также существование кооперативных объединений семей, деревень или поместий ( consorteria, vicinia, condoma ). На всем Западе эти объединения оказывали одно другому помощь при обработке полей, освоении новых земель и при защите крестьянства и интересов деревни. Именно в этих маленьких сплоченных обществах низшие слои населения сельских округов учились ответственности, трудолюбию, а также энергичному и напряженному ведению жизненных дел, готовясь к свободе.

В последние столетия Темных веков преграды на пути к ней казались такими прочными, что, несмотря на происходившие прогрессивные перемены, в глубине сельского мира западных стран не прекращалось волнение. У беспокойной и склонной к насилию части крестьянского населения такая жизнь - прикрепление к земле, полное отсутствие путей к более независимой жизни и постоянное подчинение чужой воле, так часто вырождавшейся в тиранию, - вызывала раздражение и мрачную досаду. Отсюда возникали то пассивное сопротивление и та враждебность ( pravus excessus ), которые крепостные иногда противопоставляли воле своих господ, и отсюда же возникла та эпидемия побегов, которая заставила некоторых из них покинуть наделы. В хартиях нередко упоминаются земли, с которых ушли те, кто их возделывал ( servi absarii ). Эти беглецы выходили на большую дорогу, объединившись в шайки нищих и бродяг, хотя были приняты очень строгие законы о возвращении беглых: их приводили обратно в цепях и сурово наказывали. Отсюда же берут начало и те случаи коварной мести, когда слабый расправлялся со своим угнетателем, - отравления и убийства, которые закон напрасно пытался предотвратить. И наконец, отсюда же возникли те тайные общества, братства, гильдии, stellungen, которые власть запрещала и которые были организационной формой для бунтарских движений и крестьянских восстаний. А эти восстания в VIII и IX вв. вспыхивали через различные промежутки времени повсюду - в Италии, Галлии, Фризии, Фландрии, Саксонии. В этих случаях шайки крепостных крестьян, а также крестьянок, которые были даже более жестокими, чем их мужчины, нападали на поместья сеньоров, грабили, жгли, пытали, убивали всех без различия и без жалости, пока жестокие репрессии не заставляли их на какое-то время снова стать покорными. Глухое недовольство, иногда прорывавшееся во внезапных вспышках ярости, за которыми следовали долгие периоды бессилия и покорности, постоянно бурлило в этом сельском мире, для которого крепостное право было лишь временным состоянием на пути к свободе и большему благополучию - этим вечным желаниям народа, которые так медленно осуществляются.

 

ГЛАВА 10 Промышленное производство на Западе в последние столетия Темных веков. - Частичное возрождение городской экономики

В этом западном обществе преобладало натуральное хозяйство. Основой жизни было сельскохозяйственное производство, а промышленное производство и обмен товаров за пределами поместья занимали лишь небольшое и строго ограниченное место.

Промышленность ограничивалась удовлетворением самых насущных потребностей и не имела своей целью обслуживание внешних или далеко расположенных рынков. Она была лишь придатком к сельскому хозяйству. Для начала вспомним, что в каждой семье каждый член семейного сообщества в зависимости от своего пола, возраста и возможностей старался изготавливать изделия, необходимые для обслуживания простейших жизненных потребностей. Крестьянин строил свой дом, делал себе мебель, чинил свой плуг и упряжь; его жена и дочери пекли хлеб, пряли шерсть или лен и ткали одежду. Вряд ли ему могло что-то понадобиться в мастерских поместья. Сырье для изделий производила та же семья, которая изготавливала их, и каждый член семьи использовал как потребитель часть того, что создавал своим трудом как производитель. При таком экономическом укладе не были нужны ни специализация, ни сложные инструменты, ни капитал.

Следующей по сложности формой промышленного производства было производство в крупном имении. Там уже могли существовать разделение и специализация труда, но продукция изготавливалась лишь для одной группы людей, только более крупной, чем семья, а стремления поставлять произведенное на рынки за пределы имения не было. Экономические потребности имения были так просты, что масштаб промышленной деятельности внутри его был невелик. Кроме того, работники были рабами или крепостными, которых заставлял трудиться старательно только страх наказания и никакая личная выгода к работе не побуждала. Они получали от других рабов сырье, которое выросло в том же имении, так что при этой системе не было ни предпринимателей и капиталистов, которых надо вознаграждать, ни заработной платы, которую надо выплачивать, ни затрат и продажных цен, которые надо учитывать. Иногда работник трудился в одиночку; в этом случае он отдавал своему господину часть своих изделий в качестве налога-оброка ( cens ). Иногда он трудился вместе с другими работниками в господской мастерской. Его ценность для господина и для закона зависела от того, насколько сложным было его ремесло; поэтому ювелир, кузнец, мельник, ткач или вышивальщица относились к высшему разряду крепостных тружеников.

В каждом крупном имении был свой штат таких работников; они перечислены в знаменитом Капитулярии о виллах ( De Villis ) Карла Великого, в монастырских грамотах и распоряжениях. Этих ремесленников размещали в мастерских - мужских ( camerae ) и женских ( gynaecia, sereonae ) и объединяли в группы под началом мастеров, называвшихся ministйriales или magistri - таких же крепостных по рождению, как они сами. На императорской вилле количество ремесленных рабочих могло достигать нескольких сотен, поскольку на ней надо было выполнять все работы, требовавшие организации по промышленному типу - помол муки, выпекание хлеба, варку пива, ловлю рыбы, выращивание птицы, плотничьи работы, столярные работы, ткачество, прядение, изготовление веревок и канатов, изготовление седел и сбруи (работа шорников), стирка белья и изготовление мыла, были даже мастерские ювелиров и художников, рисовавших там, где необходимо, герб господина. Женщины главным образом пряли и ткали лен и шерсть, которые они окрашивали в ярко-синий или ярко-красный цвет, а также изготавливали и вышивали одежду и изделия из тканей. Обычно в имении, каким бы маленьким оно ни было, были свои печники, пекари, мясники, пивовары, ткачи, сукновалы и красильщики, несколько ювелиров и в первую очередь необходимые на селе кузнецы, а также сапожники и швеи. Такая структура достигала наивысшего совершенства в монастырских имениях, где монахи - начальники служб управляли работниками различных специальностей, производившими все необходимое для жизни. Епископские поместья имели такой же штат работников.

Кроме того, в монастырских имениях монахи могли организовать настоящие школы искусства и ремесел для тех, кто обучался трудным профессиям, именно в этих школах обучались художники ( artifices ), которых отличали от ремесленников. В этом отношении пользовалось большой известностью аббатство Солиньяк в провинции Лимузен; как раз там и работал знаменитый золотых дел мастер Элигий (основатель монастыря в Солиньяке. Жил в VII в. Вначале был ювелиром и был хорошо известен при дворе тогдашнего короля франков. Основал также женский монастырь в Париже. В конце жизни был епископом сперва города Тура, а позже города Нуайона. - Пер. ). Более того, некоторые аббатства стали промышленными центрами, где специализация труда была развита еще сильнее. Например, в Корби было только четыре главных мастерских со штатом из двадцати восьми работников, большинство которых были заняты самыми необходимыми ремеслами, а аббатство Сен-Рикье в IX в. уже образовало вокруг себя настоящий промышленный город, где собрались оружейники, шорники, переплетчики, сапожники, мясники и сукновалы, причем мастера каждого ремесла жили на особой улице. Такой же передовой для того времени порядок был в городке Ситье (теперь Сент-Омер), зависевшем от аббатства Сен-Бертен. Ради поощрения крепостных ремесленников для них были установлены фиксированные налоги, как и для их собратьев-крестьян. Иногда их освобождали от уплаты налога на наследство с их небольшого имущества - такой налог назывался mainmorte. При таком уровне организации промышленного производства в имении мастерские уже могли производить столько продукции, что ее небольшой излишек можно было предлагать на продажу.

В условиях конкуренции с семейными промыслами и промышленностью в поместьях городские мастерские, потерявшие к тому же свои рынки, слабели и исчезали; они выжили только в некоторых ремеслах и некоторых местностях, где еще сохранялись остатки римской цивилизации. В эпоху Каролингов этот вид ремесла стали возрождать, но как-то неуверенно, и этот процесс не пошел далеко. Римские ремесленные цехи, называвшиеся collegia opificum, почти везде были распущены, оставшиеся жить в городах ремесленники были обращены в крепостных и теперь платили налоги епископу или аристократу - владельцу земель. Однако очаги свободного ремесленного труда еще существовали в некоторых округах Галлии, Испании и в первую очередь Италии. В Неаполе в начале VII в. еще существовали гильдии ремесленников - например, изготовителей мыла; в Равенне в VIII в. была основана гильдия рыбаков. Ремесленники города Комаккьо (в Италии. - Пер. ) имели полную свободу уйти работать из одного города в другой, а также могли приобретать и продавать землю. В последние два столетия Темных веков появились также ремесленники, которые жили в промышленных городах ( vici ), например в Сен-Рикье или Корби, но выросли в имениях или деревнях ( castra ), расположенных за пределами имений. Эти господские ремесленники - некоторые из них были свободными, а некоторые полусвободными - часто были приезжими, которых позвали работать туда, где было нужно их ремесло, и платили только несколько налогов деньгами или натурой. Таких людей мы можем обнаружить среди тогдашних жителей Суасона, Сент-Омера, Корби, Сен-Рикье, Комаккьо, Нонантолы и Брешии. Приезжие мастера занимались самыми разными ремеслами: среди них были чеканщики денег, портные, сапожники, медники, золотых дел мастера, кузнецы, каменщики, ткачи и оружейники.

Во всех этих многочисленных разновидностях - семейной, поместной, свободной и полусвободной - промышленное производство оставалось пассивным и малоизменчивым. Оно удовлетворяло только простые потребности земледельческого или скотоводческого общества и производило предметы первой необходимости. Только во времена Каролингов под влиянием возрожденной монастырями римской традиции и по примеру восточной (византийской) и арабской (возникшей на основе разгромленных и поглощенных халифатом земель Византийской империи и Сасанидского Ирана, а также вестготской Испании. - Ред. ) цивилизаций промышленность Запада на короткое время очнулась от сна.

Уже доведенные до совершенства греко-римские технологии были, как правило, забыты. В некоторых частях Запада - к примеру, в Англии - мололи только на ручных мельницах. В других - например, у испанских вестготов - водяные мельницы сохранились. Единственным полезным ископаемым, добыча которого велась более или менее активно, была соль - предмет первой необходимости. Ее добывали выпариванием из морской воды на берегах всех морей от Северного до Средиземного, больше всего возле городов Ба и Геран в Нижнем Пуату, а также в болотах вокруг Нарбона в нижнем течении реки По, и еще из вод соленых источников в Центральной Германии, в окрестностях Зальцбурга, в Лотарингии и в Бургундии, а кроме того, из соляных озер возле города Кардона в Каталонии. Но большинство железных, свинцовых и оловянных рудников Запада были заброшены, поскольку сложные технологии добычи руды, применявшиеся в Римскую эпоху, были забыты. Только во времена Каролингов и Оттонов была предпринята слабая попытка снова начать разработку рудников Центральной Европы. Использовались несколько минеральных источников, в основном в Сардинии и в бассейне реки Мез (Маас); в Ахене покровителем источников был Карл Великий. В примитивных маленьких литейных мастерских - других тогда не было - знали очень мало о рудах и обработке металлов, и до XII в. в производстве железа не произошло никакого прогресса. Этот металл был такой редкостью, что в одном из имений Карла Великого можно было отыскать всего два топора, две лопаты, два бурава, один топорик и один рубанок. Один хандредвейт (то есть 100 фунтов, что равно примерно 45 килограммам. - Пер. ) железа тогда стоил в пятьдесят раз дороже, чем в конце XIX в., и кузнец был самым уважаемым из ремесленников. Наряду с ним первым среди ремесленного сословия считался оружейник, и бургундские мастера приобрели некоторую известность в этом деле. Нагрудник стоил шесть быков или двенадцать коров, перевязь для меча - три, шлем - шесть, меч - семь, а удила стоили дороже, чем лошадь.

В мастерских поместий или монастырей и в каждой семье изготавливали для одежды лишь достаточно грубые льняные и шерстяные ткани. В женских мастерских и женских монастырях делали вышивки на одежде, но все изящные и роскошные материи поступали с византийского Востока. Разве что во Фризии во времена Каролингов среди свободных крестьян, которые использовали как сырье шерсть своих овец, возникло промышленное производство сукон, которые в течение 300 лет поступали на коммерческие рынки Запада. К IX в. несколько ремесленников создали такое производство в Майнце. Сохранилось небольшое число городских мастерских по производству льняных тканей, прежде всего в Меце, Трире и Реймсе.

Среди всех видов промышленной деятельности больше остальных преуспевали главным образом ремесла, производившие предметы роскоши. Ремесленники, занимавшиеся этим, работали для клиентов малочисленных, но имевших монополию на богатство - правителей, знатнейших аристократов, первых лиц церкви и монастырей. Именно ради удовлетворения их потребностей были организованы - в первую очередь в аббатствах и иногда в городах - мастерские архитекторов или каменщиков, скульпторов, изготовителей мозаик, живописцев, стекольщиков, золотых дел мастеров, мастеров эмали, которые строили или украшали церкви, дворцы и виллы сеньоров. Роскошь, которая вначале, во времена Меровингов, была грубой и полуварварской, в эпоху Каролингов под влиянием Восточной Римской империи стала изысканной, прежде всего в Галлии и Италии. Архитекторы сооружали здания по византийским образцам, и отсюда возник романский стиль в архитектуре. Итальянские и галл о-романские художники приезжали в Германию и Англию и привозили с собой традицию строительства каменных зданий, отчего строительство из камня в этих странах называлось «итальянская работа» ( opus italicum ). Скульпторы возродили пришедшее в упадок искусство создания орнаментов и украшали ими крестильные купели и саркофаги. Создатели мозаик и художники, писавшие фрески для украшения дворцов и монастырей, появлялись во все большем количестве. Итальянские и галло-римские стекольные мастера несли свое искусство от одного монастыря к другому. В городах еще осталось небольшое число изготовителей фарфора (так у автора. Видимо, имеется в виду изящная керамика типа фаянса. - Ред. ). Самыми процветающими из прикладных искусств Запада были ювелирное и эмалевое, поскольку они снабжали церкви алтарями и раками для мощей, а состоятельных людей золотыми и серебряными украшениями и посудой. Это искусство процветало одновременно в Ирландии, Англии, Галлии, Испании и Италии. Его практиковали в городах, в крупных имениях и особенно в монастырских мастерских, прежде всего в Солиньяке в провинции Лимузен и поблизости от Парижа в монастыре Сен-Дени, основателем которого был знаменитый Элигий (святой Элуа Нуайонский). Там ремесленники работали не только с драгоценностями, но и со стеклом и гранатом, которые они вставляли в золотую оправу ( verroterie cloisonnйe ) и с эмалью, которой они инкрустировали металлы. Граверы по хрупкому камню, мастера обработки бронзы, резчики по слоновой кости и малочисленные чеканщики денег тоже старались воспроизвести на Западе приемы византийского искусства. И наконец, многочисленные художники, собранные в ирландских, английских, французских, немецких и итальянских монастырях, - прежде всего в Айоне, Арме, Джарроу (Ярроу), Линдисфарне, Сен-Мартен-де-Туре, Реймсе, Сен-Дени, Фульде, Сент-Галле (Санкт-Галлене) и Боббио, - переписывали рукописи, украшая их миниатюрами или золотыми буквами на пурпурном фоне, для книжных собраний правителей, епископов или монастырей. Однако все эти разнообразные художественные ремесла были недостаточно мощными для того, чтобы породить настоящую промышленность, которая работает для больших рынков и способна обеспечивать товарами широкомасштабную торговлю.

Коммерция, которой вторжения варваров нанесли тяжелый удар, с VII по IX в. оживилась, но лишь в небольшой степени. Торговля была малоуважаемым занятием, что характерно для всех эпох отступления цивилизации, когда коммерция - это только посредничество, и потому общество не осознает ее истинную ценность. Купца в дни Каролингов не так уж редко считали паразитом или ловким обманщиком. Большинство продукции потреблялось там же, где производилось, так что во многих случаях торговец был не нужен. Торговля часто сводилась к простому обмену природными продуктами, цену которых устанавливал закон, словно они были деньгами. Торговца не отличали от земледельца, и производители сами торговали непосредственно друг с другом. Например, было специально отмечено, что англосаксонские законы не выделяют торговцев в отдельную категорию. На тогдашней стадии развития цивилизации вмешательство торговли было нужно только для приобретения товаров, которые семейное или поместное хозяйство не могло произвести само, - то есть чтобы получить редкие произведения природы или человеческих рук, а это были предметы роскоши, слишком дорогие для бедноты, составлявшей основную массу потребителей в странах Запада. Только во времена лангобардов и Каролингов это положение изменилось благодаря тому, что стало легче поддерживать связь с Византийской Римской и Арабской (халифатом) империями, а также благодаря работе мастерских в крупных поместьях, которые могли выставлять на продажу небольшой излишек своей продукции. Государи и церковные организации до некоторой степени защищали торговлю и пытались совершенствовать и регулировать ее, наказывая скупщиков, повышавших цену, спекулянтов и ростовщиков, ограничивая законами экспорт некоторых товаров, например зерна, и фиксируя цены на другие. Но это нерегулярное и порой неуклюжее вмешательство действовало слабо, а иногда даже вредно влияло на тогдашнее кратковременное непрочное возрождение торговли.

Тем не менее процесс образования класса коммерсантов шел - правда, медленно и неуверенно. Постепенно наряду с «оседлой» торговлей в пределах одной местности или одного большого края развивалась разъездная торговля, которой занимались странствующие купцы и мелкие торговцы-разносчики. Благодаря торговле предметами роскоши возникли зачатки международной торговли: торговцы добирались пешком с Запада в Византийскую империю и к арабам и обратно; огромная прибыль компенсировала им большой риск В эпоху Каролингов существовали даже, кроме простых розничных торговцев и разносчиков, оптовые торговцы ( negotiatores ), такие как упомянутые в вестготском законодательстве торговцы левантийскими товарами или торговцы дорогими предметами роскоши ( mercemanni cariorum rerum mercatores ), о которых говорится в других текстах. Они уже имели свой склад ( domus ) в Париже, а в других местах - например, в Сен-Рикье и Вердене - по целой улице, не считая лавок ( stationes ) и лотков на рынках. Они объединялись в союзы, иногда называвшиеся гильдиями, для совместной защиты против насилия и для того, чтобы страховать друг друга на случай войны, незаконного захвата их имущества грабителями или властью или пожара. Торговцы везли товар на своих кораблях в составе каравана судов или на своих возах в составе обоза и останавливались на ярмарках или в своих складах ( emporia ) в главных портах или в местах главных остановок на сухопутных торговых путях. Они брали с собой доверенных помощников или рабов, даже путешественников и просто прохожих. Служители церкви, которым было запрещено торговать, охотно давали торговцам поручения, а правители, в особенности те, чьи земли находились за Рейном, давали им вооруженную охрану. Более того, купцы имели право вооружаться пикой и мечом. Они нередко получали, чаще всего у вестготов и франков, налоговые или юридические привилегии - разрешение жить и торговать где-либо, гарантии безопасности или льготы при определении суммы таможенных пошлин. Среди этих торговцев было много уроженцев восточных стран, византийцев и сирийцев, которые имели настоящие колонии в Италии, Испании и Галлии, прежде всего в Равенне, Марселе, Нарбоне, Бордо, Туре и Париже. Были среди торговцев и евреи, которые проникали даже в самые дальние области кельтских стран, продавая пряности и покупая рабов; больше всего еврейских торговцев - целые толпы - были в городах Испании, Лангедока и Прованса, а некоторые жили даже в Париже, Клермоне и Орлеане. Уроженцы Запада тоже стали участвовать в крупномасштабной торговле. С VI в. на ярмарках в Сен-Дени появились купцы-лангобарды, а в IX в. венецианцы получили от Карла III Толстого привилегии по известному указу 883 г. Галло-римские купцы тоже начали рисковать, торгуя с Ирландией, Германией и славянскими странами, а жители Фризии стали хозяевами торговли с Рейнландом и Нидерландами.

Эта крупномасштабная торговля принесла с собой и положила начало системе кредитования. Несмотря на церковный запрет, евреи давали деньги под проценты, и их примеру следовали даже служители церкви, пользуясь теми периодами времени, когда к ростовщичеству относились терпимо. В Испании были известны займы под залог судна или судна с грузом - то, что позже стало называться бодмерея. Валюта, которая вначале была большой редкостью и во многих случаях состояла только из запаса прежних римских монет, немного увеличилась в числе, когда короли на всем Западе заново оборудовали монетные мастерские и начали чеканить свои монеты, которые назывались су. Такое су сначала могло быть золотым или серебряным; начиная со времени Каролингов чеканились только серебряные су, которые и стали стандартными деньгами. Его действительная ценность была равна 4,3 франка, а относительная колебалась от 28,3 франка до 43,5 франка. Но поскольку драгоценные металлы были редкостью, металлических денег в обороте было слишком мало, и людям часто приходилось менять товар на товар. Хотя варвары стали пользоваться римскими мерами длины и веса, в западных государствах в этом отношении царил такой беспорядок, что в государстве Каролингов слово muid стало означать меру емкости, равную английскому хогшеду, то есть в два раза больше, чем означало римское слово modius, от которого оно произошло; а 1 фунт весил от 327 до 400 граммов, что создавало большие возможности для обмана.

Римские способы перевозки грузов больше не существовали. Имперская почта в Италии была на короткое время восстановлена Теодорихом, но в Галлии исчезла с VI в. Каролинги пытались с помощью принудительного труда восстановить и поддерживать в хорошем состоянии обветшавшие из-за отсутствия ремонта римские дороги. И они, и вестготские короли официально устанавливали, какой должна быть ширина дорог, и поместили их под охрану закона так же, как судоходные реки. Но эти указы власти долгое время не исполнялись, так что дороги и тропы были предоставлены самим себе. Доставка грузов из одного места в другое была медленной и трудной. Их переправляли на спинах людей или вьючных животных или на тяжелых телегах, запряженных быками или лошадьми. Как в первобытные времена, реку как средство перевозки часто предпочитали дороге. Монахи и купцы с большой охотой пользовались речными путями, и по рекам Галлии и Южной Германии плавали постоянные флотилии судов, имевших свои пристани ( portus ). Но активное движение по всем этим путям было невозможно из-за пришедших в упадок дорог, недостаточно хорошего содержания рек, большого количества таможенных сборов и постоянной угрозы нападения разбойников.

Тем не менее в нескольких областях Запада коммерция ожила, хотя была слаба. По долинам Роны, Рейна, Дуная, Майна, Шельды и Меза (Мааса) прибывали товары с востока и с юга. По этим же путям и через альпийские перевалы сырье из Центральной и Северной Европы - янтарь, шкуры и меха, а также рабы попадали в Верхнюю Италию. Торговцы встречались на ярмарках, которые часто устраивались во время паломничества. Ярмарка в Труа была известна с V в., а ярмарка в Сен-Дени, называвшаяся Ленди, была основана в VII в. (629 г.) и четыре месяца в году собирала огромное множество торговцев. В Нидерландах появились ярмарки в городах Торхаут и Месен. По соседству с аббатствами и крупными городами были организованы еженедельные рынки. Морская торговля оживилась, и, чтобы воспользоваться ее выгодами, торговцы шли на риск, поскольку им постоянно угрожали пираты. Эта торговля разбудила от сна даже Атлантический океан и Ла-Манш и ворвалась в Северное море. Чтобы приобрести у галло-римских торговцев соль, вина, растительное масло, льняные ткани и сукна из Галлии, кельты из Ирландии и Уэльса отважно отправлялись в море на своих обтянутых кожей рыбачьих лодках и в свою очередь привозили в континентальную Европу шкуры и соленое мясо. Но объем этой торговли был ничтожно мал, так же мало торговали и англосаксы, которые стали совершенно сухопутными людьми, повернулись к морю спиной и позволили фризам и галл о-римлянам монополизировать торговлю между их островом и материковой Европой, куда они посылали шкуры и необработанные металлы - свинец, олово и медь. А фризы, наоборот, предвосхитили будущую судьбу Нидерландов - изобрели тип корабля с широкой палубой ( hogge ), который был особенно хорошо приспособлен для северных морей, и сделали свои порты Дорстад и Слейс центрами торговли с оживленной коммерческой деятельностью, и торговали от Балтики до устья Сены. В Ла-Манше и Атлантике галльские порты Булонь (где Карл Великий восстановил маяк), Квентовик в устье реки Канш в графстве Понтье и в первую очередь Руан, Бордо и Нант все активнее поддерживали деловые связи с Нидерландами, Британскими островами и Испанией.

Но подлинным центром крупномасштабной торговли оставалось Средиземноморье. Оно было истинным посредником между полуварварским Западом и Востоком - оплотом цивилизации. Оно было естественным путем для торговли предметами роскоши, которая тогда была гораздо сильнее развита, чем все остальные виды торговли. По Средиземному морю в порты Восточной Испании и Южной Галлии, в особенности Нарбон, Марсель и Арль, а также в порты лангобардской Италии поступали шелковые и хлопчатобумажные ткани и выделанные кожи из Восточной Римской империи и арабских халифатов, сукна и ковры из Лаодикеи (совр. Латакия в Сирии на побережье Средиземного моря. - Ред. ) и Антиохии (совр. Антакья на юге Турции. - Ред. ), лен и папирус из Египта, вина из Сирии и Кипра, благовония из Аравии, пряности, жемчуг и драгоценные камни с Дальнего Востока и из Индии и слоновая кость из Африки. Восстановленные связи с Левантом больше никогда не прерывались, и именно их постоянство через два столетия привело к великому возрождению в области движимого имущества.

Первым результатом этого оживления промышленной и коммерческой деятельности было частичное возрождение городской жизни. На бывших римских землях многие города ( oppida, civitates ) воскресли для новой жизни на своих же развалинах. Большинство из них были лишь бледными тенями по сравнению с собою прежними, но некоторым удачное положение на перекрестках естественных путей помогло вновь обрести часть былого процветания. Кроме того, во многих областях Запада возникли, под покровительством епископской власти, новые города, из-за чего названия епископства и соответствующего города стали синонимами. В укрепленных стенами усадьбах ( castra ), которых становилось все больше и название которых использовали также для обозначения городов, тоже возникло огромное количество маленьких населенных пунктов. По их подобию многие центры имений ( villae ), где под защитой укрепленных оград селилось все больше подданных владельца имения, становились ядрами городской жизни. Именно благодаря им города позже стали называться villes или vills. Но главными силами в этом процессе были промышленность (ремесла) и торговля, которые создавали - в первую очередь в равнинной части Западной Европы, а также возле больших дорог и рек - промышленные поселки, склады, рынки, стоянки ( portus ), которые привлекали к себе население и становились началом более крупных городов. У таких поселений еще не было особого имени, в разных странах их называли urbes, curtes, oppida, castra, burgs, burchs, и такими же неясными были еще их характеристики.

Разница в скорости возрождения городской жизни в точности соответствует глубинным различиям между западными странами в возрождении промышленности и торговли. В кельтских округах, где господствовали пастушеский уклад жизни и примитивная экономика, не было городов, и даже торговля играла там такую малую роль, что в Уэльсе рыночное право появилось только перед англо-нормандским завоеванием. В англосаксонской Англии было лишь большое количество укрепленных поселков ( burghs ) и очень мало мест торговли ( ports ). Самые многолюдные английские города Лондон и Уинчестер (Винчестер) насчитывали не больше 8 тысяч жителей, а общее количество городских жителей в 1060 г. было равно всего 166 тысячам (в том числе от 11 до 25 тысяч свободных горожан) из 1 миллиона 500 тысяч населения. В Северной и Центральной Германии многочисленные крепости ( burgs ) и королевские города ( urbes regiae ), основанные в IX и X вв., были лишь ненамного крупнее обычных укрепленных усадеб, и жили в них крестьяне-солдаты ( milites agrarii ). Поселения, возникшие вокруг монастырей и мест жительства епископов, - такие, как Бремен, Гамбург и Магдебург, - были еще очень малы. Городская жизнь развивалась главным образом там же, где она пустила корни в германскую почву при римлянах, - в землях, через которые протекают Шельда, Маас, Мозель и Рейн. Здесь в IX и X вв. выросли Гент, Камбре, Льеж, Маастрихт, Ахен, Трир, Мец, который был столицей Австразии, Кельн, Майнц, Вормс, Шпайер, Базель и «многолюдный» Страсбург. Этот край был самой богатой и активной частью империи Каролингов. Городское возрождение здесь так же, как на Майне и Дунае, было связано с возрождением коммерции.

На пересечении рек с дорогами, идущими с Альп, с Востока и из Центральной Европы, выросли Вюрцбург, Аугсбург, Пассау и Ратисбона (Регенсбург. - Пер. ); это были «места встречи купцов и производителей товара», если верить писателю, посетившему их в 887 г. В Галлии тоже на главных торговых путях были построены заново города Туль, Верден, Аррас, Суасон, Париж, Реймс, Лион, Вьен, Орлеан, Тур, Пуатье и Тулуза. В вестготской Испании процветали Сарагоса, Картахена, Валенсия, Кадис, Севилья и в первую очередь Толедо, поразивший своим великолепием арабских завоевателей. Но быстрее всего города возрождались на полной жизни и движения родине античных городов - в Италии, где они возникали возле крепостей, рядом с местами ярмарок ( mercata ) или еженедельных рынков ( fora ), в окрестностях ( suburbia ) монастырей и на местах римских городов. Первое место среди этих восстановленных городов занимал Милан, в их число входили Верона, Падуя, Модена, Болонья и Пиза, а рядом с ними вырастали новые центры - например, Феррара и Павия.

Но, несмотря на все это, городская жизнь оставалась слабой, даже в Италии, потому что вся подлинная политическая, общественная и экономическая деятельность в то время была сосредоточена в крупных сельских имениях. Вот почему лишь очень малая часть населения жила в городах, население которых в X в. насчитывало в среднем от тысячи до 1500 человек, и самые многолюдные из которых во Франции и Германии насчитывали всего от 7 до 8 тысяч жителей (в это же время население многих городов на Руси было существенно большим. - Ред. ). Город, который в давние времена был тесно связан с сельской местностью в единый округ ( civitas ), теперь существовал сам по себе. Такая жизнь была прозябанием, город был похож на большую деревню и от этого, если был старинным и римским, выглядел словно карлик в доспехах великана. Город стал и жить по-сельски: между его домами располагались сады, виноградники и пашни. От деревни его отличало лишь то, что у города были крепостные стены с воротами и башнями (в Милане их было 310) и что внутри его стояли дворцы-крепости или старинные римские здания, превращенные в крепости, и многочисленные церкви, а рядом лежали разбросанные по земле развалины античных памятников. Вдоль извилистых улиц, которые были каменистыми, грязными или пыльными, стояли деревянные или глинобитные дома под соломенными крышами - темные и дымные жилища без труб и без окон. В пригородах жили жалкие и несчастные люди - ремесленники и мелкие торговцы. Их жизнь была монотонной и мрачной.

В этих городах не было ни политического, ни законодательного единства. Административную и судебную власть, а также функции контроля над экономикой оспаривали один у другого могущественные соперники - высшие должностные лица, графы, герцоги или судьи, управлявшие городом из крепости ( castrum ), или же епископы - хозяева города, если он был центром религиозной жизни, или даже владельцы замков или иные феодалы, имевшие здесь укрепленные дворцы или башни. Автономные римские органы власти, суды и советы перестали существовать. Лишь в немногих центрах были организованы, под контролем представителей верховной власти, собрания знатных людей, землевладельцев или свободных жителей-мужчин ( vicini, ahrimanns ), которые участвовали в управлении городом. Однако большинство жителей такого города - ремесленники, купцы, садоводы, земледельцы - практически не отличались по своему положению от своих деревенских соседей. Они так же, как сельские жители, были превращены в вилланов или крепостных и должны были выполнять те же повинности. Так аграрная экономика душила экономическую жизнь городов или своими законами не давала ей набраться сил.

Как раз в то время, когда на Западе началось экономическое возрождение, произошел новый кризис, который остановил этот процесс и едва не уничтожил рожденную в таких муках новую цивилизацию. Скандинавские пираты - норманны - возобновили злое дело прежних германцев и продолжали его в течение почти 100 лет (с 830 по 911 г.) - убивали или обращали в рабство местных жителей, сжигали города, грабили и разоряли земли христианской Германии, Нидерландов, Западной Франции, Шотландии, Ирландии и Англии. На востоке мадьяры - родичи гуннов и аваров (мадьяры-венгры другого происхождения, нежели тюрки, авары и гунны (ядро гуннов тюркское, позже конгломерат племен). Ближайшие родичи венгров - ханты и манси, из Зауралья венгры и пришли. - Ред. ) - опустошали земли по Дунаю, Центральную Европу, Северную Италию и восток Франции. На юге сарацины - так называли берберских и арабских пиратов - совершали грабительские набеги на острова и побережье Италии, а также на Прованс и французскую область Дофине. Но в этот раз они столкнулись с организованным сопротивлением. Новое сословие феодальных воинов стало мощной стеной на пути последнего варварского вторжения. В X в. скандинавы были обращены в христианство и основали постоянные поселения во Фризии, на севере Шотландии и в северной части Англии, в Нидерландах и (в 911 г.) во французской провинции Нейстрия, где они стали защитниками христианской цивилизации. Мадьяры (венгры), которых остановил Оттон I (912-973; германский король в 936-973 гг., с 962 г. - император Священной Римской империи; в 955 г. разбил венгров на реке Лех. - Ред. ), образовали христианское королевство в Венгрии. Сарацины были отброшены на острова. К концу 950-х гг. новая опасность была в основном устранена. Почти везде - за исключением Ирландии и Шотландии, которые вернулись к варварству, - новая родившаяся на Западе цивилизация была спасена, и началась эпоха феодализма.

Чтобы возникло это новое общество, потребовалось 600 лет тяжелых усилий. Казалось, что катастрофа, вызванная падением Западной Римской империи, непоправима: гибель империи отбросила человечество (Западную Европу. - Ред. ) назад к худшим временам его истории, уничтожила все виды производства, возродила рабство, заменила порядок анархией, а богатство бедностью и отдала мир на милость грубой силы варваров. Но, к счастью, на Востоке Восточная Римская империя смогла остановить возврат к прошлому и разрушение всего и вся. Она доказала своим примером, что, если бы не вторжения, и на Западе была бы возможна нормальная эволюция, из римских учреждений мог бы возникнуть новый порядок, родившийся в недрах самой античной культуры. Эта империя первая остановила продвижение вторгшихся захватчиков, в течение восьми столетий сохраняла на своей территории сильную государственную власть и под ее охраной уберегла от гибели полученную в наследство блестящую цивилизацию, единственной хранительницей которой оставалась. Она снова освоила заброшенные сельскохозяйственные земли и возродила сельскохозяйственное производство. Она не смогла предотвратить усиление аристократии и увеличение числа крупных земельных владений, но, по крайней мере, оберегала права центральной власти и защищала мелкую собственность. Она сумела сохранить часть среднего класса - мелких землевладельцев и городских свободных ремесленников, а также крупные объединения торговцев и промышленников. Она не смогла помешать возникновению крепостного права, но все же прилагала усилия в деле искоренения рабства. Она развила до высокой степени промышленность и торговлю и превратила свою часть христианской Европы в ни с чем не сравнимый мировой центр богатства и цивилизации.

На долю христианского Запада выпал более тяжелый и медленный труд, в котором было меньше блестящих успехов. В странах этого региона лишь немногие гениальные правители были в состоянии частично и на короткий срок восстановить власть государства, причем область их деятельности была ограничена. Церковь, чьи замыслы были шире и осуществлялись с меньшими перерывами, действовала успешнее. Папы и монахи возобновили дело Рима и стали трудиться для распространения христианской цивилизации, которая очень много унаследовала от римской. Благодаря им и самым умным представителям аристократии и народа Запад смог подняться из развалин, которые оставили после себя азиатские, германские и славянские варвары. Первая попытка освоения земель позволила снова возделать часть заброшенной земли и возродить сельскохозяйственное производство. Примитивные формы собственности - собственность племени, деревенской общины и большой патриархальной семьи - все больше вытеснялись другими, лучше стимулировавшими экономическую деятельность, - например, частной собственностью, которая могла принадлежать либо одному человеку, либо семье. Но этот процесс на христианском Западе был ослаблен противодействующей силой - расширением крупных имений. Аристократы захватили землю, а мелкие свободные землевладельцы от этого пострадали. Отсутствие сильной центральной власти позволяло могущественным организациям, например церкви и военному сословию, вместе с землей захватить и власть и распространить на всех ту систему отношений покровительства и вассальной зависимости, из которой возник феодальный строй. Так миллионы людей оказались в подчинении у нескольких тысяч. Для бывших свободных землевладельцев и бывших колонов это было падением. Но можно предположить, что для большинства остальных жителей тогдашнего Запада это было улучшением их судьбы. Рабство было почти полностью уничтожено, и множество людей, которые не знали иного способа прокормить себя, кроме обработки земли, перешли в крепостное состояние, которое им было гораздо легче терпеть, чем древнее рабство. А крупные землевладельцы таким путем получили возможность использовать свой капитал - землю, почти монопольными собственниками которой они были. Первый этап был пройден под влиянием сил, имевших почти полностью экономический характер. Крестьяне - огромная масса людей - избавились от унизительного рабства и приобрела два бесценных сокровища - отношение к себе как к личности и постоянный дом. Но условия их существования, которое по-прежнему было тяжелым, ничем не предвещали эпоху освобождения, которая наступила для крестьян через 200 лет.

Несмотря на господство аграрной экономики, характерное для Запада в период раннего Средневековья, сделала первые робкие шаги к возрождению и экономика движимого имущества. Сформировались региональные рынки, и даже было положено начало международной торговле. В поместьях правителей и монастырей и в воскресших городах оживало промышленное производство. Возродившемуся миру христианского Запада был нужен лишь каркас, достаточно прочный, чтобы не дать ему снова скатиться в варварство, и новый рычаг, свобода, чтобы привести в действие скрытые в нем силы. До сих пор в истории труда первой по пути прогресса шла Восточная Римская империя, теперь эта роль перешла к Западу, где возникло полное жизненных сил новое общество. Великим делом Византии было сохранение древней цивилизации, Западу же судьба предназначила создать его собственную цивилизацию, более великую, чем все ее предшественницы.

 

Книга II РЕСТАВРАЦИЯ ЭКОНОМИКИ, ОСВОБОЖДЕНИЕ ТРУДА И НОВЫЕ ДОСТИЖЕНИЯ В ПРОМЫШЛЕННОСТИ С СЕРЕДИНЫ X ДО СЕРЕДИНЫ XIV В

ГЛАВА 1 Феодальный строй на Западе. - Правящие классы и владение землей

Первый период Средних веков оставил Западу в наследство новый политический, общественный и экономический строй, который полностью оформился к X в., а достиг расцвета в следующие 300 лет. Этот строй, который мы называем феодализмом, в течение примерно 400 лет был своего рода каркасом для трудовой деятельности.

Один тогдашний публицист - Адальберт, епископ города Лан, - достаточно ясно сформулировал его основной принцип - разделение социальных функций. Он написал: «Дом Божий, который люди считают единым, состоит из трех частей: некоторые в нем молятся, некоторые сражаются, а некоторые работают». Чтобы два первых сословия - духовенство и воины - могли выполнять свой благородный труд, они должны были быть единственными владельцами единственного существовавшего тогда капитала - земли, которая только и могла обеспечить им господство, которое они обязаны иметь согласно своему естественному предназначению, и обеспечить им экономическую независимость. Остальные сословия должны считать счастьем для себя, что те, кто защищает их духовно и материально, разрешают им хотя бы пользоваться продуктами этого капитала. Их труд - только законная плата за покровительство, которое оказывают им владельцы земли.

Во время распада империи Каролингов и бедствий, вызванных последними вторжениями, такое разделение труда внутри общества действительно казалось в какой-то степе ни разумным. Именно церковь спасла и продолжала хранить цивилизацию. Именно воины, связанные между собой обязанностями вассала, из которых главной была военная служба, - «солдаты» ( milites ), как в Средние века назывались феодалы-рыцари, спасли христианский Запад от полного распада. Они внесли хотя бы частичные порядок и организованность в общий беспорядок. Феодальный договор тогда был полезной и необходимой формой общественного договора, и повсюду на христианском Западе феодальная система, родившаяся из вассальных отношений, поручительства перед покровителем и покровительства, которые были формами солидарности и защиты, заняла место слабого или отсутствующего государства и стала выполнять его задачи по управлению страной, либо получив на это мандат («привилегию») верховной государственной власти, либо присвоив себе этой право силой.

В то же время военное и духовное сословия подвели под свою общественно-политическую власть крепкий экономический фундамент. Они сумели забрать в свои руки землю стран Запада. Их идея самым логичным образом выражена в известной двуединой формуле французского феодального законодательства. Ее первой частью было утверждение: «Нет господина без земли», и из него естественным образом следовала вторая часть: «Нет земли без господина». Таким образом, земли, а также должности и денежные выплаты стали собственностью одних лишь правящих классов. Должностные функции и государственные посты стали приравниваться к поместьям, предоставляемым в пользование пожизненно или на определенное число лет (бенефициям), а потом были уподоблены наследственным званиям. Вместе они образовали новую категорию собственности - феодальное поместье ( фиеф ), иначе феод или лен, которая стала прочной основой состояний представителей этих сословий. Феодальный строй установился на всем Западе - правда, в каждой из западных стран он был немного изменен более ранними местными традициями и особенностями местного общественного строя. Французская разновидность феодализма, самая логичная из всех, завоевала Англию, Северную Испанию, Королевство обеих Сицилии и Левант, а его менее развитая немецкая форма приспособилась к уже существовавшим учреждениям Нидерландов и севера Италии.

Феодальный строй во многих отношениях был несовместим со старыми формами собственности - и с коллективной собственностью деревни, и со свободной индивидуальной собственностью. И та и другая препятствовали его продвижению и ускользали от его монопольной власти. Повсюду общие земли, которые когда-то принадлежали племенам или деревенским общинам и назывались марки в Англии и Германии, allmends в других германских странах, communia в латинских странах, были, как правило, владениями частных лиц или знатных господ. То, что человек имел право собственности на земли, расчищенные им от леса, приводило к постоянному сокращению общинных земель и расширению за счет их владений светских и церковных феодалов или незнатных арендаторов последних, которые осваивали эти земли и отдавали господину в качестве арендной платы часть полученной с них продукции. В большинстве случаев господа просто объявляли общинные земли своей собственностью и разрешали общинам полусвободных и крепостных крестьян пользоваться ими, но уже как арендованными - за плату.

Тем не менее даже во времена наивысшего расцвета феодализма существовало в германских странах, прежде всего в Нидерландах, Швейцарии и некоторых частях Германии, небольшое число деревенских общин, сумевших сохранить часть общих земель - последние следы коллективной собственности деревни и владеть ими до XV в.

Феодальный строй, распространяясь, уничтожал также мелкое и среднее свободное землевладение. На большей части Франции, в Рейнланде, Нидерландах, Англии, Италии и Испании свободные земельные владения, обычно носившие название аллод, поневоле были преобразованы в фиефы, поскольку крупному местному феодалу были не по душе такие земли, с которых он не имел права получить ни арендную плату, ни услуги живущих там людей, на которые не имел ни судебных, ни полицейских прав. Каждая такая свободная земля была неприкосновенным и независимым государством посреди поместий такого сеньора. Феодальные власти старались запугиванием, угрозами, убеждением и силой добиться, чтобы эти независимые владения исчезли, превратившись в феодальные фиефы. В Германии, Испании и Италии феодалы добились лишь частичной победы, но в Англии, Нидерландах и Франции действовали успешнее.

В Германии свободных земельных владений стало меньше в Рейнланде, но их много уцелело в Швейцарии, Тироле, Верхней Баварии, Швабии, Тюрингии, Саксонии, Фризии и Голштинии, где с X по XII в. деревенские общины были сильны, а феодальный порядок сравнительно слаб. Там по-прежнему существовали крестьяне, державшие свою землю независимо от государя ( schдffenbдren, biergelden ), и некоторые из них, называвшиеся Iechnbauern, могли даже приобретать фиефы, а другие были настоящими независимыми государями на своих землях, и эти земли назывались sonnenlehnen - «феоды солнца». Эти свободные мелкие владельцы сельских земель ( freie bauern ) подчинялись только королевскому правосудию и имели суды, состоявшие из равных им по происхождению судей, где председателем был представитель короля, называвшийся amtmann, и имели право носить оружие, как дворяне. В Северной Испании деревенские общины лесников и пастухов, укрывшиеся в долинах диких тогда Пиренеев, были собственниками своих лесов и пастбищ, заключали одна с другой договоры, объединялись в федерации и союзы и действовали на своих территориях как независимая власть. В баскских провинциях Алава, Гипускоа и Бискайя, а также даже в Кастилии существовали большие территории ( behetrias ), населенные свободными крестьянами - собственниками своих земель, которые приняли решение отдаться под покровительство господина, но сохранили право выбирать себе господина из определенной семьи или среди всех, среди кого им было угодно делать выбор, и меняли покровителя когда им было угодно. Даже в других частях Северной Испании можно было обнаружить группы свободных землевладельцев. Как правило, они были вынуждены покориться и принять покровительство местного феодала ( patrocinio ), согласиться оказывать ему почет и выполнять некоторые услуги в качестве платы, однако сохраняли право сменить покровителя. Как и во Франции, большинство этих землевладельцев вошли в число вассалов. В Италии тоже кое-где существовали свободные землевладельцы - они уцелели прежде всего в Ломбардии и Тоскане, где их называли ahrimanns, и в обеих Сицилиях, где норманны (нормандцы) называли их по-французски alleutiers. Вероятно, республика Сан-Марино когда-то была одним из таких аллодиальных земельных владений. Тем не менее во всех этих странах, и даже в Германии, значение феодальной земельной собственности постоянно возрастало, а значение малых и средних земельных владений падало, и они часто были вынуждены, чтобы выжить, принять покровительство сеньора, то есть стать наполовину феодальными.

В других частях Запада, где феодализм был лучше организован или мелким землевладельцам было труднее бороться, борьба обычно кончалась их поражением. Во Франции отдельные аллоды сохранились в Нормандии, где сохранилось воспоминание о них - легенда о королевстве Ивето, а «лен с правами поселка» ( tenure en bourgage ), видимо, был формой свободной собственности, и другой такой формой была собственность подвассалов. То же самое происходило в Ниверне, Бретани, Оверни и особенно в Аквитании - Гюйене (Гиени), Гаскони, Беаре, Бигоре, а также в Дофине и Лангедоке, где владельцы аллодов иногда объединялись в оборонительные союзы. В Нидерландах, Зеландии, Голландии, Фризии, приморской части Фландрии и Восточном Брабанте свободное землевладение продолжало существовать благодаря энергичным усилиям жителей этих мест, моряков и первопоселенцев и их уединенному положению среди болот и зарослей. Но во всех остальных странах победу одержала феодальная собственность - так, как она победила в Англии после ее завоевания нормандцами, хотя это было лишь завершением работы, начатой в англосаксонскую эпоху. В 1086 г. в нормандской описи земель, получившей название Книга Судного дня, было отмечено всего 44 531 свободный землевладелец среди 1 миллиона 500 тысяч жителей англ о- нормандского королевства. Только четверть из этих свободных людей были обязаны отбывать военную службу - повинность, обычно лежавшую на свободной земле. Остальные расплачивались за свои наделы легкими услугами и даже небольшим объемом работ, хотя так же, как дворяне, были обязаны принять землю как пожалование и дать клятву верности. На рубеже XIII в. на всем Западе стало заметно, что абсолютная свобода этих малых владений подходит к концу. Аллодиальное владение по своему положению приближались либо к имению дворянина, либо к крестьянской земле ( terre roturiиre ), на которую уже было похоже тем, что с ним были связаны некоторые повинности, лежавшие и на крестьянах.

Таким образом, концентрация земельной собственности и большей части продуктов труда в руках военного сословия и духовенства является характерной чертой феодального строя. Самую видную роль в обогащении за счет захвата земельной собственности сыграла церковь. Путем незаконного присвоения королевских имений и прав верховной власти и еще больше благодаря дарам благочестивых христиан и приобретению заброшенных земель по праву расчистки она приобрела основную часть земель Западной Европы и прекрасно сумела извлечь из всего этого наибольшую пользу. Епископы и аббаты заняли места в феодальной иерархии, добровольно или вынужденно приняли большинство феодальных обязанностей и осуществляли права государей по отношению к своим подданным. Они терпеливо устраняли ущерб, который наносили их имуществу насилие светских владык и секуляризации, время от времени проводимые правителями. Правда, у церкви были и земли, не похожие на фиефы, - те, которые были подарены с формулировкой «для служения Богу»; такое дарение называлось frankalmoin. Они были в принципе свободны от арендных плат и услуг; считалось, что духовенство держит их только для служения Богу, но на практике они скоро были включены в феодальную иерархию, поскольку крупные феодалы имели на этих землях права судьи и покровителя. Кроме того, у церкви было много имений - настоящих фиефов, не относившихся к категории frankalmoin, и их площадь была значительной. В Англии некоторые епископы имели фиефы, поставлявшие в войска по шестьдесят и более рыцарей, а это было много; помимо этого, значительная часть земель Англии и Ирландии принадлежала англо-нормандской церкви. В Германии добрая половина земли была в собственности у церкви. «Епископы владеют здесь всем», - написал один французский король в XII в. Например, Рейнланд был, согласно знаменитой поговорке, не чем иным, как «улицей священников». В Нидерландах епископства и все двадцать семь бенедиктинских аббатств были в числе крупнейших землевладельцев. Во Франции некоторые аббатства имели более 100 тысяч гектаров земли, и были епископы - к примеру, епископ Лангрский, которые держали в ленном владении целое графство. В Испании, где церковь с течением времени получала все больше даров и короли отдавали ей треть ( tercias reales ) всех завоеванных ими земель, аббатства и епископства владели обширными территориями; и земли архиепископа Сантьяго имели длину границ не меньше чем 24 мили (38,5 км). В Ломбардии церковь владела третьей частью всех земель, епископ Асти держал 100 тысяч арпанов земли; епископ Флоренции имел в собственности 200 замков, а аббатство Фарфа 132; епископ Болоньи имел 2 тысячи крестьянских наделов и поместий. На всем Западе доля земель, перешедших к церкви, составляла, видимо, от трети до половины всей земли.

Даже верховные правители были вынуждены занять определенное место в рамках феодальных отношений, и их собственные поместья, на которых была основана немалая часть их власти над обществом, стали феодальными. Эти государи были далеко не так хитроумны, как духовные лица, и в результате отчуждений и дарений часто теряли часть своего земельного богатства, в котором постоянно происходили изменения. Иногда - например, в англонормандской Англии - их власть была так велика, что они могли создать большой запас резервных земель. В Англии в 1085 г. в него входили примерно 1422 крупных имения, а в XII в. к ним была добавлена большая часть земель Ирландии, не считая лесов, пустошей, земель, оставшихся без наследника и конфискованных земель мятежных вассалов. Таким образом, в 1188 г. английская королевская семья имела с этих владений один из самых больших среди европейских государей годовой доход - 750 тысяч фунтов стерлингов, а французским королям их имения, несмотря на умелое ведение хозяйства в них, давали в год 6 миллионов турнейских фунтов[2] дохода.

А вот как обстояли дела в других странах. В Королевстве обеих Сицилии был период времени, когда короли-норманны (родом из Нормандии) смогли собрать такие земельные ресурсы, которые сделали их вторыми по богатству среди западных государей. Испанским государям было легко создать себе путем завоевания такие же поместья; они получили название realengos. Но владения государей так же, как владения крупных феодалов, очень часто сокращались из-за постоянной отдачи земель в качестве фиефов или из-за того, что дворяне-держатели небрежно управляли ими. Особенно ярким примером этого были такие многочисленные вначале поместья ( kцnigshufen, reichsgьter ) немецких королей. Немецкие правящие династии имели в своем распоряжении такое богатство - и растратили его весьма недальновидно.

Остальные земли Запада были поделены между дворянами. В эту часть земель входили все фиефы, а фиеф был в первую очередь земельным владением, хотя должностные функции или должности, пенсии или постоянные доходы тоже жаловались в качестве фиефов. Земля дворянина в принципе предоставлялась ему на определенных условиях и могла быть у него отобрана, потому что тот, кто пожаловал, сохранял преимущественное право ( dominium ) на нее. Но очень скоро вассалы приобрели право передавать землю другому лицу и даже отчуждать ее при соблюдении определенных условий, гарантировавших выполнение вассалом его денежных и военных обязанностей. Вассал принимал пожалованную ему землю на символической церемонии ввода во владение и становился ее хозяином, а за это платил лишь формальную арендную плату. После XI в. начали составлять акт о передаче земли ( aveu ) и вести реестр пожалованных владений. Во Франции и в тех странах, где господствовал феодальный строй французского образца, - к примеру, в Англии, Королевстве обеих Сицилии и Испанской марке (Каталонии), - считалось, что вся земля страны охвачена системой фиефов (феодов). В других местах - например, в Италии - для признания земли фиефом был нужен подтверждающий документ. Принцип передачи фиефов по наследству тоже утвердился на севере и в центре Италии позже, чем во Франции, когда в Павии была принята императорская конституция. В королевстве Кастилия лишь часть феодальных владений ( honores, terras de seorio ) были поместьями, похожими на французские фиефы, а из остальных земель многие ( tenencias, encomiendas, mandaciones ) были переданы своим хозяевам королями во время Реконкисты в пожизненное пожалование, которое могло быть отменено. В Германии, где правление Каролингов оставило глубокий след, для передачи вассалом в другие руки его фиефа, который здесь назывался лен, по-прежнему было много ограничений. Лен оставался неотчуждаемым и неделимым, и право наследовать его имели только прямые потомки по мужской линии. Он приравнивался к имению аристократа, только если был пожалован воину или должностному лицу, и французское правило «нет земли без господина» не существовало ни в германском, ни в итальянском законодательстве. И наконец, в Германии существовали арендованные или пожалованные земли более низкого разряда, чем лен. Такая земля называлась eigen или dienstgut; она облагалась сборами, от которых лен был свободен и которые в некоторых отношениях были похожи на налоги, взимавшиеся во Франции с земель, арендованных крепостными.

Земельное владение дворянина делилось между множеством совладельцев. Феодальная система была основана на более или менее сложной иерархии сюзеренов и вассалов, объединенных узами почета и верности, принесенной присягой и обязанностями, определенными в договоре. Господину были нужны воины, а получить их он мог, только пожаловав им часть своей земли. За право требовать с вассала, чтобы тот служил в его войске, присутствовал при его дворе, оказывал ему помощь, которая могла понадобиться господину в трудную минуту жизни, предоставлял господину и его свите жилье и содержал их, когда они находились в пути, господин был обязан передать вассалу часть своей земли, достаточную, чтобы тот мог прокормиться и вооружиться сам и содержать свою семью. Единственным мощным источником экономического могущества аристократов были их огромные земельные владения. Но такое владение всегда дробилось на части, потому что сюзерен постоянно должен был укреплять свои войска, а сделать это он мог только одним путем - раздавая воинам лены. Каждый раз, приобретая вассала, он терял часть своей земли. Небольшие суммы денег, которые сюзерен получал от вассала при передаче или продаже этой земли или при других подобных обстоятельствах, на практике далеко не компенсировали доходы с земли, которые сюзерен терял каждый раз, когда создавал новый лен.

Таким образом, в результате расширения территории феодализма постоянно увеличивалось число дворян-землевладельцев. Во Франции помимо примерно сорока крупных фиефов (это были герцогства и графства) существовала масса имений, где сеньорами были владельцы замков, виконты, поверенные и рыцари. В начале XII в. тогдашний герцог Аквитанский повел в Крестовый поход 12 тысяч таких дворян. Только беднейшие дворяне, эсквайры, не имели земли. В Нидерландах крупный феодальный владетель, герцог Брабантский, имел не менее 3 тысяч вассалов. Ниже таких знатнейших аристократов ( potentes ) на общественной лестнице располагалось весьма многочисленное военное сословие ( ordo militaris ), состоявшее из баронов, виконтов, владельцев замков и рыцарей, не говоря уже о целой толпе мелких землевладельцев ( ministeriales ), которые вели жизнь деревенских дворян в своих укрепленных каменных сельских домах. В Германии ниже восьми герцогов и аристократов первого разряда, куда входили графы, ландграфы, маркграфы, бургграфы иландсфогты, на общественной лестнице располагалось процветающее сословие свободных рыцарей ( freie ritter ). В 1180 г. Фридрих Барбаросса смог собрать целых 40 тысяч таких рыцарей и 75 князей на Совет в Майнце. Армия Германской империи в XII в. обычно насчитывала 30 тысяч рыцарей и 100 тысяч дворян, включая безземельных и других. Кроме того, в состав германского дворянства входила еще одна многочисленная группа, которой не было во Франции, - ministerielles, то есть полукрепостные дворяне. Их можно было отчуждать и передавать вместе с их землей, они платили mortuarium, но их служба и должности поднимали их на такой высокий уровень, что они могли приобретать свободные земли и даже крепостных. Только в двух странах - Англии и Королевстве обеих Сицилии - существовало четко определенное сословие дворян-землевладельцев. В Англии было всего 1400 баронов первого разряда, державших свои земли, полученные от короля, и девять из них держали от 100 до 793 усадеб каждый. Затем шли рыцари, число которых уменьшилось с 7871 в 1088 г. до примерно 5 тысяч в конце XII в. Самым низшим разрядом были держатели земли, служившие в войске пешими воинами. В Южной Италии при Нормандской династии был составлен официальный Каталог Баронов, согласно которому там существовало 4233 дворянина, и в основном это были вассалы второго разряда ( milites, barones, minores ). В Центральной и Северной Италии знатнейшие феодальные семейства, например правители Вероны, Монферрата и Эсте, возвышались над толпой вассалов и подвассалов, а ниже этой толпы здесь тоже существовало служилое дворянство - чиновники каролингского типа, известные под названием masnadores, и было время, когда они владели третьей частью земель Тосканы. Что касается испанских королевств, то сами условия, в которых они развивались, а также то, что там постоянно появлялись новые земли, отвоеванные у мусульман, привели к росту численности землевладельцев-дворян, начиная с феодалов первого разряда, которые назывались «богатыми людьми» ( ricos hombres, magnates, optimates ), которые в Арагоне были почти равны по силе королям, и кончая дворянами второго разряда, которые иногда назывались infanzones, подвассалы ( valvassores, vasallos ) или рыцари ( caballeros ), а иногда, как в Италии, masnaderos. Таким образом, несколько сот тысяч воинов и чиновников завладели землей стран Запада или, по меньшей мере, получили более или менее крупные участки этой земли в качестве феодов.

Земельные владения дворян иногда были крупными поместьями, но гораздо чаще, то есть у дворян второго разряда, которых было намного больше, поместья были среднего размера или малые. А вот поместья королей и церкви, наоборот, почти все можно отнести к разряду крупных, хотя они редко находились все в одной местности, а обычно были разбросаны по всей стране. Дворяне первого разряда могли владеть большим числом усадеб или поместий. Так, в Англии поместья одного знатного барона состояли из 793 ферм или земельных наделов, разбросанных по двадцати графствам. В Италии некоторые знатнейшие аристократы имели по 11 тысяч крестьянских хозяйств, а об одном аристократе XI в. известно, что он имел 90 тысяч гектаров земли. Другие держали от 500 до 600 крестьянских хозяйств, и даже римские папы в одном округе имели группу поместий, занимавшую 78 541 гектар. Но лишь меньшинство дворян было так сильно своими обширными землями, а большинству приходилось довольствоваться менее крупными владениями, хотя даже они благодаря тому, что земля была дешевле, чем сейчас, были крупнее сегодняшних средних и мелких имений. В Дофине, например, в фиеф входило от трех до двенадцати крестьянских хозяйств. В Англии существовали фиефы, состоявшие из трех или четырех усадеб, или из земель трех или четырех деревень. В те времена, когда большие поместья постепенно делились на части из-за пожалования их земли в качестве феодов и ее отчуждения различными путями, малые и средние феоды делились на части в результате деления или смены владельца. Средние и малые поместья рассыпались на бесчисленное множество маленьких владений, среди которых в Пуату и Сентонже были «имения», состоявшие всего из пятой части одного крестьянского хозяйства. В Королевстве обеих Сицилии нередко встречались четверть, пятая часть или седьмая часть рыцарского поместья. В Нидерландах далеко не редкостью были деревенские дворяне, которые сами шли за плугом, жили как крестьяне и отличались от них только буйством и свирепостью.

Тем не менее некоторые поместья и теперь имели все характерные признаки крупных имений предыдущей эпохи. Их лучше всего сравнить с плантациями, возникшими в XVIII и XIX вв. на новооткрытых землях или в колониях или с обширными поместьями русских аристократов перед отменой крепостного права. В середине Средних веков держатели этих больших поместий - князья, епископы, монастыри и верхний слой аристократии - делили их на группы, которые в разных странах назывались по-разному. Такими были немецкий fronhof, английский manor, эльзасский cologne, французский praedium или terra fiscalis, в названии которой сохранилась память о временах Каролингов, когда группа усадеб называлась fisc, и итальянский curtis, который соответствовал французскому фиску или massa. Прежняя villa больше не существовала, и это слово обозначало только более или менее обширную территорию. У каждой группы земель был свой центр - одна из резиденций господина, замок. Часто этот замок был всего лишь грубой постройкой из необработанных камней, окруженной земляной оградой, как укрепленный крестьянский дом, но в крупных поместьях знатнейших феодалов замок был внушительной группой зданий, центром которой был донжон, где жили господин со своей семьей и его сторонники - военные и гражданские люди. Замок сменил виллу в роли господского дома. Первоначально его строили из дерева, потом из камня и с течением времени укрепляли с все большим искусством. Он был одновременно крепостью и экономическим центром поместья. В нем находились погреба и амбары с продовольствием и иными припасами на случай несчастья и скот в хлевах. На территории замка иногда находились сады, теснившиеся под стенами или даже внутри стен, технические постройки, например прессы для выжимания винограда и печи, а также хозяйственные службы. Подобным же образом выглядели и крупные аббатства, которые были также укреплены и снабжены башнями, но часто имели внутри стен огромные хранилища для зерна, амбары и хлевы. В них сохранялась прежняя система хозяйственного управления, которое осуществляли специализированные службы ( ministeria ) под контролем землевладельца или аббата. Крупные светские феодалы поручали организацию таких служб высокопоставленным чиновникам - главному управляющему, коменданту, камергеру и дворецкому. Иногда - например, в Нидерландах - такие феодалы даже имели целую армию чиновников-нотариусов, которые передавали их приказы. В каждом крупном земледельческом центре обычно были более низкие по рангу служащие господина или аббата - управляющие имениями, мэры, йcoutкtes (так в некоторых областях Нидерландов назывались судьи. - Пер. ), бейлифы (управляющие делами или имением. - Пер. ) , gastaldes, провосты (полицейские начальники) или судьи, которые руководили работами. Иногда им помогал в этом штат специалистов - лесников, охотников, старших свинопасов, старших конюхов и прочих старшин различных сельских работ. Они руководили обработкой земель имения, собирали произведенную в нем продукцию в центральных зданиях и занимались общей организацией всего хозяйства в поместье.

Земля каждого крупного поместья, не считая феоды, отрезанные от него для вассалов, состояла из двух неравных частей - господской земли и наделов свободных и крепостных крестьян. В первую часть входили все земли, которые господин возделывал сам. В некоторых западных странах это, как правило, была треть обрабатываемой земли. Иногда господская земля достигала размера 130 и даже 140 гектаров, и ее пахали большими упряжками из восьми быков. Господин возделывал ее с помощью барщины - трудовых повинностей, которые его арендаторы - и свободные, и крепостные - были обязаны бесплатно выполнять для него. В эту господскую часть земли поместья могли также входить частные виноградники, луга, рыбные пруды и леса, но, как правило, это были необработанные земли, пастбища, вересковые пустоши и леса, на которые господин имел право собственности. Она оставалась неделимой, и господин на определенных условиях позволял своим подданным пользоваться ею.

Средневековые феодалы были плохими администраторами, и мало кто из них был способен сам вести хозяйство на своей земле. В то же время они были расточительными и недальновидными. Например, чтобы повысить свои доходы и выжать все, что можно, из земли, которая могла из-за этого стать бесплодной, феодалы - что вполне естественно - старались увеличить количество арендаторов, в качестве платы за аренду господин получал с них больше денег и продуктов, чем мог бы иметь, если бы возделывал свою часть земли сам. Поэтому все сильнее проявлялась тенденция к членению крупных имений на маленькие фермы, которые господин отдавал в аренду крестьянам-держателям. Во Франции и на севере Испании такие фермы назывались manses, bordes, condamines, cabanes, quintanes, meix, colonges, casaux, в Германии hufen и colonicae, в Италии massae, massoilzie, casalini или corticelli. В отличие от вассала, получавшего от четырех до восьми таких ферм, держатель обычно получал только одну, но с экономической точки зрения его услуги и вносимые им платы были более важным доходом. Именно поэтому, как правило, две трети земель усадьбы, особенно в Англии и Италии, обрабатывались свободными или крепостными держателями в виде наделов.

Таким образом, каждое большое имение представляло собой отдельный самодостаточный организм, способный обеспечить потребности одного феодала-землевладельца. Феодал вел жизнь воина и главы государства. Его общественная роль «наследственного жандарма », которая позволяла ему вести в значительной степени паразитическое существование, оставалась возможной лишь благодаря тому, что он владел землей и раздавал ее в качестве феодов и наделов. Феоды давали ему военную силу, а наделы экономическую. В конечном счете феодальная система опиралась на порядок, который в обмен на защиту, часто иллюзорную, отдавал трудящиеся слои общества на милость его праздным слоям, а землю не тем, кто ее обрабатывал, а тем, кто сумел ее захватить.

 

ГЛАВА 2 Экономический и общественный порядок в сельских областях Запада в раннефеодальную эпоху

Рядом с меньшинством, которое владело землей, существовали миллионы людей, не имевших никаких прав собственности: именно в таком положении оказалась огромная масса сельского населения Запада. Почти непреодолимая преграда отделяла их от сословия землевладельцев. Все крестьяне в большей или меньшей степени были зависимыми людьми ( hцrigen, как говорили в Германии), все они считались просто орудиями для эксплуатации имения-виллы ( villa ), потому и назывались вилланами, все считались ничего не стоящими с общественной точки зрения, их уважали только за их экономическую ценность.

Однако не все крестьяне относились к одной и той же категории. Среди них были свободные и полусвободные земледельцы, которые отличались от крепостных и последних рабов. По одну сторону были, если пользоваться французскими терминами, свободные вилланы ( villains francs ), а по другую крепостные вилланы ( villains serfs ). Это деление в различных вариантах существовало на всем Западе, кроме Англии, где после нормандского завоевания все вилланы стали одинаково крепостными. Но в Германии свободным вилланам соответствовали свободные земледельцы, называвшиеся freien landsassen, freie hintersassen, и полусвободные крестьяне, вероятно потомки вольноотпущенников -lites предыдущей эпохи ( halb freien, meier ). В Эльзасе такие же крестьяне - держатели наделов, которые получали землю в аренду и назывались censitaires от названия своей арендной платы cens, упоминаются также и под названием coloni ( landsiedeln ). Они по своему положению немного похожи на нидерландских laeten, испанских villanos, pecheros и juniores и итальянских coloni sedentes, meinentes и fictaiuoli. Во Франции они составляли очень многочисленное сословие крестьян-земледельцев и назывались roturiers ( ruptuarii ). Обычно их объединяли с крепостными под общим названием вилланы ( villain rustici, pagesii, nativi ) или подданные ( homines de potestate, hommes de paeste ), но их отличали от крепостных, добавляя слово franc, то есть «свободный». Отличительными признаками свободного виллана были, во-первых, личная свобода и, во вторых, наличие у него договора на аренду предоставленной ему земли. В принципе он был таким же свободным человеком, как дворянин, но на деле его свобода была сильно ограничена. Некоторые вилланы, например кастильские juniores, сохранили право менять место проживания, но большинство не имели права покинуть свой надел без разрешения господина. Вилланы не имели ни одного из тех политических прав, которые отличали дворянство от других сословий и возвышали его над ними. Только в очень редких, исключительных случаях кто-то из вилланов получал во владение феод или был посвящен в рыцари. С точки зрения высших сословий между крестьянином-арендатором, даже если он был свободным человеком, и дворянином-землевладельцем не было ничего общего. К свободным и крепостным крестьянам они относились с одинаковым презрением. На практике свободный виллан был почти так же прочно, как крепостной, прикреплен к тому общественному положению, в которое Судьбе было угодно его поставить.

Но все же земля свободного виллана была на одну ступень выше в общественной иерархии, чем земля виллана-крепостного. У свободного было преимущество - договор, которого никогда не имели крепостные. Надел свободного был отделен четкой границей от феода, но не менее четкая граница отделяла его от надела крепостного виллана. Как и феод, надел свободного виллана был у своего хозяина только в пользовании, а настоящим его собственником оставался господин. Некоторые земли - например, в Германии - предоставлялись в полную собственность и без обязанности нести военную службу. Обычно свободные вилланы возделывали свои наделы согласно подлинным или мнимым договорам, носившим разные названия - baux а cens, prйcaires, mainfermes, champarts и comptants, условия которых могли сильно различаться в разных случаях. Иногда земля предоставлялась на определенное число лет или пожизненно, иногда в наследственную аренду. Иногда виллан по договору становился почти полным собственником своей земли: такой была в Лангедоке постоянная аренда, называвшаяся locatairie perpйtuelle, в Лимузенской марке mйtairie perpйtuelle, в Бюже, Савойе и Дофине albergement, на севере Франции и в Бельгии mainferme, в Ниверне и Оверни bordelage, а в Нормандии - феодальная ферма ( flefferme ). И наконец, существовали арендные договоры, которые связывали владельца и фермера более тесной связью - обеспечивали фермеру не фиксированную арендную плату - cens, а меняющуюся долю ( champarf ) от годовой продукции хозяйства виллана. Когда владелец поместья приглашал на свою землю крестьян, готовых расчистить ее от леса, он заключал с ними нечто вроде договора об аренде, которая в этом случае называлась hostise; как и в случае champart, он устанавливал для себя меняющуюся арендную плату ( cens ) за предоставленную землю или дом. Все разновидности вилланских арендных договоров можно объединить в две большие категории. Некоторые из них - prйcaires, emphythйoses, fieffermes, censives, comptants - гарантировали землевладельцу фиксированную арендную плату и истинное владение землей. Другие - champ arts и hostises - обеспечивали ему определенную часть дохода, как современная испольщина ( mйtayage ).

Свободные крестьяне, которые возделывали эти земли, не были обязаны за это оказывать их владельцу почет или нести для него сторожевую службу, но должны были выплачивать ему часть своего дохода в виде фиксированной или меняющейся арендной платы, которая обычно в первом случае называлась cens (по-немецки zins, по-испански pecho, по-итальянски fitto ), а во втором champart. Они не были землевладельцами в строгом смысле этого слова: в большинстве случаев земля была у них в бессрочном пользовании; если пользоваться средневековой терминологией, они имели собственность на пользование, но не полную или прямую собственность. В некоторых краях - например, в Эльзасе - крестьянин получал прибыль от улучшений в обработке земли ( jus palae, что значит «право лопаты»), если считалось, что их осуществил именно он. Во Франции complanteur совместно с собственником владел землей, на которой разбил свои посадки. Первоначально земля виллана была только пожизненно арендуемым неотчуждаемым наделом, но вскоре договоры и обычаи превратили крестьянской надел в такое же наследственное владение, как дворянский феод. Виллан был настоящим собственником своей земли, несмотря на повинности, которыми был обременен. Большинство свободных вилланов Запада могли передать наделы своим детям как настоящее наследство, заплатив только налог, который во Франции назывался double cens, relief rachat, mortaille, в Испании luctuosa, в Нидерландах и Германии mortuarium, besthaupt или vinicopium. Этот сбор платили наследники, когда вступали во владение наследством. Землю свободного виллана можно было и отчуждать, уплатив за это другие налоги ( lods et ventes ). Виллан имел право делить ее на любое число частей и обрабатывать как желал, если не был обязан платить champart со своего урожая. В большинстве случаев ему был выгоден фиксированный размер налогов, которые можно было собирать только в установленное время; они состояли в основном из продуктов, выращенных на его земле, и расходы по их сбору господин брал на себя. Дополнительные денежные сборы были малыми. Отдав господину арендную плату деньгами ( cens, oublies ) или натурой ( champarts, agriers, terrages ), виллан оставался законным владельцем оставшейся части своего дохода.

Среди вилланов были даже арендаторы с большими привилегиями. Такими были свободные вилланы -censitaires монастырей и церквей, которых называли laeten, cerocensuales, homines ecclesiastici, homes de sainteur в Германии и Франции и abadengos в Испании. Такими же были censitaires правителей, например испанские realengos. Основная масса сельских жителей завидовала им. Их арендная плата была меньше, и оттого, что в нее входил воск для церковных свечей, эти арендаторы получили название cerocensuales (на латыни это значит «облагаемые восковым налогом». - Пер. ) Они выполняли мало полевых работ, при вступлении в брак платили только легкие налоги и были не только свободны от требований светского господина, но и лучше защищены от войны и голода. Но большинство свободных вилланов, хотя и носили звание свободных людей и были свободны от предписаний договора и обычая, не имели ни права носить оружие для самозащиты, ни, как правило, возможности поменять место проживания или сменить господина. Они были отрезаны от политической жизни общества, потому не имели по-настоящему действенных гарантий против угнетения. Господин не обладал «полным правом пользования» такими вилланами - это признал в XIII в. знаменитый юрист Пьер де Фонтен. Но ничто, кроме совести господина, не гарантировало виллану, что тот не будет злоупотреблять своими правами сеньора. В спорах между господином и вилланом единственным судьей был Бог. Если феодал по своему произволу брал дополнительные налоги со свободного крестьянина, это было только моральным проступком - нарушением заповеди «не укради», которое губило душу господина. Но что эта угроза значила по сравнению с требованиями себялюбия или алчности? Против произвола феодалов не было никакого средства. Поэтому случалось, что свободный виллан, несмотря на обычай, часто был обязан выполнять для господина те или иные работы, платить ему налог натурой, монопольные сборы, пошлины - все множество грабительских поборов, которые в то время называли вымогательством, maltotes, дурными обычаями, и вынужден был терпеть огромное число злоупотреблений, которые время в конце концов узаконивало и которые еще больше увеличивали обязанности свободного арендатора.

Свобода виллана была полурабством, но все же она была гораздо лучше крепостной зависимости. Именно крепостные в X, XI и даже XII в. преобладали среди основной массы трудового населения Запада. Правда, в это сословие крепостных были объединены прежние категории - hotes, вольноотпущенники, coloni, colliberti, личные и домашние рабы. Весь человеческий капитал, которым французские феодалы могли распоряжаться при эксплуатации господской земли в своих поместьях, состоял из этих hommes de corps - крепостных мужчин и женщин, с которых сеньор мог когда угодно взимать налог и осуществлять над ними «право мертвой руки» ( mainmorte ) (то есть лишать их права распоряжаться своим имуществом. - Пер. ). Их называли иногда questaux, иногда «люди, чье тело - феод господина» ( hommes liges du corps ), податные люди ( hommes de capitation ), поскольку они платили подушную подать, или местные уроженцы ( nativi ). В англо-нормандской Англии в Книге Судного дня были объединены в одну категорию, подобную французскому и нормандскому крепостному сословию, 109 тысяч вилланов, имевших пару быков и от 13 до 15 акров земли, 90 тысяч коттеров и бордаров - крестьян без пахотной упряжки, имевших только хижину и около 5 акров земли, и 25 тысяч рабов, трудившихся в сельском хозяйстве. Эти англо-нормандские вилланы, низведенные до положения крепостных, с XI по XIII в. составляли более трех четвертей населения Англии. В Германии было много таких же по положению в обществе крестьян, которые назывались leibeigenen, eigenleute, несвободные ( unfreien ), слуги ( knechte, servi, hominess proprii ), поскольку были собственностью других людей. В Нидерландах они получили название hagastalds, что значит «данники», а в Испании были известны под многими названиями - solariegos в Кастилии и Наварре, collazos в Наварре, villanos de parada в Арагоне, pageses de remensa (крестьяне, прикрепленные к земле) в Каталонии. В Италии девять десятых сельского населения составляли земледельцы из этого сословия; здесь они назывались подданными ( vassali homines, homines ) либо как в древности - aldions, coloni или censiles.

Как бы ни назывались крепостные, их сословие везде пополнялось одними и теми же способами: в него попадали дети, родившиеся у крепостных, свободные люди, вступившие в брак с крепостными, те, кто просто жил на земле, предназначенной для крепостных, а также пленные, захваченные во время войн между феодалами, и те, кто был зачислен в крепостные по приговору суда. Случалось даже, что люди дарили крепостных или отдавали своих детей в качестве крепостных церкви или монастырю. Более того, бывало, что человек сам предлагал себя в крепостные, надев на шею веревку и прикрепив ко лбу мелкую монету. Так возник целый разряд крепостных, которые назывались oblates - «принесенные в дар». Насилие, нищета, благочестие - все увеличивало число крепостных, и на рубеже XII в. часто бывало так, что огромные массы людей могли получить дом, клочок земли и хлеб насущный, только согласившись стать крепостными или униженно попросив об этом, даже если не родились в крепостном состоянии.

Однако у крепостной зависимости были разные уровни, и существовала целая иерархия крепостных. В самом низу этой иерархической лестницы находились домашние крепостные ( vernaculi ) или ремесленники ( operarii ), которых в Англии называли просто вилланами. Они мало отличались от прежних рабов - не имели собственного дома, а вырастали и потом жили в доме своего господина и выполнялинаименее почетные работы в доме. Постоянно находясь в господской усадьбе, они все время терпели оскорбления и незаслуженные обиды. Эти домашние слуги, с которыми жестоко обращались и избивали за малейшую провинность, были чем-то вроде пролетариата среди крепостных - эксплуатируемые озлобленные люди, которые, как античные рабы, надеялись только на побег из ненавистной тюрьмы, где их держали в неволе. Но на вершине той же лестницы были привилегированные крепостные крестьяне, например colliberts в восточных провинциях Франции, в Иль-де-Франс и Ниверне. Их семьи нельзя было разлучать, и к ним, вероятно, не применялись formariage [3] и право мертвой руки ( mainmorte ). Самыми счастливыми были королевские и церковные крепостные, которые жили в имениях правителей либо на землях обычного или монашествующего духовенства и имели все юридические права. Их труднее было отдать другому господину, продать или обменять, и они были обеспечены в материальном отношении. Им было гарантировано благополучие, которого не было у обычных крепостных.

Основная масса крестьянства - обычные крепостные - находилась посередине между бесправными людьми внизу и привилегированными наверху. Они несли те же повинности и находились в одинаковом положении.

Единственным отличием такого крепостного от раба было то, что обычай или закон признавал крепостного юридическим лицом. Кроме того, поселившись на выделенном ему наделе, крепостной мог иметь дом, семью и даже движимое имущество, и как раз таким было положение большинства крепостных. Но они ни в коем случае не могли свободно распоряжаться собой. Они считались необходимой частью сельскохозяйственного капитала - его экономическим обеспечением. Утрата семьи крепостных была для господина таким же убытком, как утрата части его скота, - возможно, большим убытком. Поэтому крепостным людям-скотам было запрещено покидать землю, которую они возделывали, под страхом наказания. Куда бы они ни бежали, их могли схватить и вернуть на прежнее место проживания; это право господина называлось suite или parйe. Крепостного можно было завещать, продать или обменять вместе с землей, на которой он жил. Он не имел права являться в суд или давать показания в суде, в особенности по делам, касавшимся свободных людей. Крепостным был закрыт доступ в духовное сословие. В Англии их не допускали в присяжные. Лишь в редких случаях крепостному удавалось получить разрешение покинуть имение при условии, что он по-прежнему будет платить налоги и сборы, взимаемые лично с него, или же уйти со своего надела и взять с собой часть имущества, которое он смог накопить.

Еще одним, не менее суровым, ограничением свободы крепостных был запрет на вступление в брак с кем-либо не из поместья его господина, порожденный опасением, что дети от таких браков не будут принадлежать господину. Для такого брака крепостному крестьянину или крепостной крестьянке нужно было получить разрешение господина и, под страхом наказания и конфискации имущества, уплатить сбор, называвшийся formariage. Существовали определенные правила, по которым господин мужа и господин жены делили между собой крепостную семью. И наконец, ни один крепостной не имел права собственности. Аренда надела крепостным в корне отличалась от аренды надела свободным вилланом. Во втором из этих случаев земля предоставлялась на основе нерасторжимого договора, а в первом - на основании одного лишь желания господина и по соглашению, которое всегда могло быть расторгнуто. Для свободного крестьянина условия аренды и взимаемые с него платежи были фиксированы, для крепостного господин мог их изменять по своему желанию, то есть ухудшать условия и увеличивать платежи, когда хотел. Арендованный надел свободного виллана становился наследуемым и отчуждаемым, как настоящая собственность, но надел крепостного никогда не считался его собственностью даже в смысле пользования. В принципе такой надел не наследовался и не отчуждался, то есть крепостной не мог распорядиться им - обменять, продать или завещать. Ради того, чтобы земля была хорошо возделана, господа все же разрешали крепостному передавать по наследству надел, который он обрабатывал, поскольку такой крестьянин лучше трудился. Но крепостной мог передать надел только своему прямому наследнику, а тот должен был заплатить налог - выкуп за право мертвой руки ( mainmorte ), которым была обременена эта земля. Этот налог был словно нестираемый знак принадлежности человека к крепостному сословию, и потому крепостного называли mainmortable - «подлежащий праву мертвой руки».

И наконец, на крепостном крестьянине лежало еще одно бремя, от которого закон избавлял свободного виллана: крепостной раз в год платил подушную подать ( capitalis census ) - налог, взимавшийся с него лично. Этот налог был мал (во Франции он был равен всего 4 английским пенсам), но он был видимым внешним знаком принадлежности к самому подневольному слою общества, как раньше оброк в России. Крепостной платил еще один знак подчиненности - взимавшийся также с него лично сбор, называвшийся taille. Этот сбор назывался также queste, tolte, налог по требованию, вынужденный заем, и размер его зависел от воли господина, который таким путем мог по своему капризу распоряжаться всем движимым имуществом крепостного - единственной собственностью, которую крепостной мог иметь. Первоначально то, что этот налог уплачен, отмечалось примитивным способом - надрезом на деревянной табличке-бирке, разделенной на две половины. Одну половину брал себе сборщик, другую - плательщик налога. (Вероятно, отсюда и возникло название taille: это слово по-французски может значить и «резание», и «бирка». - Пер. ). И наконец, господин мог в любое время и при любых обстоятельствах вызвать к себе крепостного для работы на себя. Крепостной был обязан во время таких барщинных работ - по-французски они назывались corvйes ( corporis angariae, operae ) , - которые делились на обычные и сверхурочные ( perangariae ), обрабатывать господскую часть земли, перевозить на телеге продукцию господского хозяйства, участвовать во всех полевых и строительных работах, которые проводил его господин. Крепостного могли направить на работы по ремонту замка, заставить конвоировать преступников, чинить дороги и мосты или участвовать в обороне крепости. Теоретически он сам, его труд и плоды его труда целиком принадлежали господину. Таковы были повинности, лежавшие только на крепостном крестьянине.

Но существовали и многие другие повинности, по которым с него требовали больше, чем с других подлежавших этим же повинностям вилланов. Эти платежи, которые иногда выплачивались деньгами, но в большинстве случаев натурой, назывались champ arts, complants или пошлинами, состояли из зерна, вина, скота, домашней птицы, воска, подарков в определенные дни года ( salutes ) и сборов за пользование неразделенными землями господского владения. Крепостной так же, как виллан, должен был признавать баналитеты (то есть монопольные права) господина на печь, мельницу и пресс для выжимания сока из винограда. Часто он был вынужден признавать исключительное право господина охотиться и иметь голубятню, а также исключительное право господина продавать свои виноград и вино раньше всех (оно называлось banvin ). Вилланы и крепостные были обязаны служить своему господину, словно главе независимого государства, военную службу или платить вместо нее налоги. Они должны были вносить дополнительные налоги, называвшиеся «помощь», по случаю посвящения в рыцари или свадьбы детей господина, для его выкупа из плена или для возмещения расходов, которые он понес во время Крестового похода. Точно так же они были должны обеспечивать его жилищем, едой и другими нужными вещами ( prise ) и содержать его и его спутников ( procuration ). Еще крепостные платили господину за право пользоваться дорогами и за право бывать на рынках, на ярмарках и в портах. Если у феодального сеньора были свои полиция и суды, они также находили предлоги для штрафов и конфискаций. Имущие слои общества, за исключением духовенства и правителей, не знали здоровых методов управления экономикой и не понимали, что для них лучший способ повысить доход со своих земель - защитить крестьянина, который создает этот доход. Для них и еще больше для их грубых и алчных служащих - мэров, провостов, бейлифов, амманов, из которых многие получили свои должности по наследству, - масса сельских жителей, которых можно было эксплуатировать как угодно, была только стадом двуногих скотов. На этих скотах, по мнению служащих, можно было пахать, пока они не надорвутся, только ради сиюминутных интересов.

Не делалось никаких попыток усовершенствовать производственные процессы в крестьянском хозяйстве. Феодалы не были знакомы с научным ведением сельского хозяйства и презирали земледельческий труд. Им не приходило на ум поощрять крестьянина за лучший результат или помочь ему получить с земли больший урожай. Вилланы, предоставленные самим себе, без руководства, совета и поддержки, без капитала, имевшие слишком мало скота и несовершенные орудия труда (иногда только лопату, заступ и деревянный плуг), продолжали обрабатывать свои наделы затратными методами экстенсивного земледелия. Они не понимали, что такое севооборот, не знали, что можно восстановить плодородие земли, засеяв ее корнеплодами или травами, слишком экономно расходовали на удобрение навоз. Они слишком усердно следовали обычаю оставлять землю под паром и сжигать сорняки. В первые два столетия этого феодального периода освоение новых сельскохозяйственных земель шло медленно. Большая часть земель Запада по-прежнему была занята вересковыми пустошами, болотами и лесами. Зерновые культуры, виноградники и технические культуры занимали лишь ее малую часть. В хлевах по-прежнему стоял главным образом мелкий скот, и пастбищ по-прежнему было больше, чем лугов (которые выкашивали, заготавливая сено). Вилланы, запертые в тесных границах поместья, где для них не было достаточно сильных побудительных причин, чтобы повышать продуктивность своего хозяйства, производили лишь самое нужное для своего господина и самое необходимое для выживания своей семьи.

Надел виллана был, как правило, достаточно большим, хотя его размер зависел от плодородия почвы. В Эльзасе этот размер в среднем был равен 30 акрам, в Германии составлял от 20 до 180 акров, в Англии от 15 до 30 акров и лишь в исключительных случаях достигал 50 акров - среднего размера наделов во Франции и на остальном Западе. К этому нужно добавить, что крестьянин участвовал в пользовании пустошами, пастбищами и лесами, принадлежавшими деревенской общине или господину. Но в некоторых странах, например в Англии, в Германии и на востоке Франции, пахотные земли были разделены на узкие полосы, которые обрабатывались одинаковыми для всех способами. Это правило, а также сильное дробление ( morcellement ) имений и наделов в других местностях, вызванное новым принципом равных долей, очень затрудняло работу земледельца и препятствовало улучшениям в сельском хозяйстве. К тому же ничто не побуждало виллана увеличивать стоимость его земли, поскольку он не был ее хозяином, и ему было непросто передать или продать ее кому-либо, отдать ее в чужие руки по своему желанию или хотя бы спокойно собирать с нее плоды своих же трудов. Ничто не побуждало его осваивать приемы интенсивного земледелия, поскольку он не имел никакой возможности распорядиться дополнительным урожаем, который получил бы благодаря этому. При феодальном строе землевладелец был вовсе не партнером крестьянина, а паразитом, всегда грубым и капризным, для которого любое улучшение почвы надела было предлогом, чтобы потребовать новый налог. Отбирая у вилланов так много плодов их труда, что половина их стараний пропадала напрасно, феодал лишал их охоты проявлять инициативу и этим еще в зародыше уничтожал в них всякую жажду деятельности. Поистине, главной изначальной ошибкой феодалов было то, что они эксплуатировали крестьян вместо того, чтобы помогать им эксплуатировать землю.

Но и при такой неразумной экономической организации сельское хозяйство в первый период западного феодализма все же обеспечивало крестьянам некоторые из элементарных жизненных потребностей. В обществе, где жизнь человека почти всецело зависела от плодов земли, миллионы людей могли жить лишь благодаря тому, что пользовались участками этой земли, монопольными владельцами которой были сословия феодалов. Виллан, прикрепленный к земле, дававшей ему жизнь, уже не был, как всегда были рабы, существом без дома и корней, которое перебрасывают из одного имения в другое, у него был свой домашний очаг - хижина и семья. Он был свободен от тревог, которые выпадают на долю наемного труженика, - не мучился от безработицы, не искал себе работу. Земли было много, и каждый земледелец мог быть уверен, что получит часть ее в аренду как свободный человек или как крепостной. Виллан не мог быть собственником своего земельного капитала, но по крайней мере был уверен, что за свой труд получит часть доходов с этого капитала. С другой стороны, господину тоже было выгодно предоставить земледельцу право хотя и не собственности, но неограниченного пользования землей: тут интересы господина совпадали с интересами крестьянина. Землевладелец, ревниво оберегавший то, что имел, оставлял себе право собственности на землю и значительную часть доходов, которые она приносила, но виллан - единственный, кто своим трудом обеспечивал непрерывное поступление этих доходов, - получал по формальному договору или по молчаливому соглашению право бессрочного пользования, не менее ценное, чем полная собственность. Он мог передать свой надел наследникам, хотя для этого и было много препятствий. Ему даже удавалось получить разрешение продать или обменять свой надел. Эта разновидность пользования была шагом на пути к произошедшему позже возникновению крестьянской собственности. А пока она не сформировалась, виллан-пользователь был до некоторой степени независимым на своем наделе и мог обрабатывать его как желал. От него требовалось лишь одно - точное исполнение своих обязанностей. И наконец, при экономике, в которой преобладало натуральное хозяйство, земледелец напрямую получал пользу от продуктов своего труда, поскольку сам потреблял или оставлял себе все, что оставалось у него после уплаты всех сборов и платежей.

Хотя положение вилланов не было определено в законодательстве, эти люди, по крайней мере, жили под охраной договора с господином или обычая, который фиксировал или почти фиксировал их обязанности и признавал их права. Это прочное положение было достигнуто не без труда, и существовали ограничения на действие таких законов и обычаев. Но по мере того как необходимость осваивать новые земли становилась все острее, жизнь почти насильно заставила всех феодалов пойти на эти уступки - ради их же собственных интересов, связанных с улучшением принадлежавших им земель. Таким образом, вилланы добивались все более строгой фиксации размера взимаемых с них платежей; в конце концов это заметно улучшило их положение, но к началу XI в. лишь немногие из них смогли добиться таких условий.

Они по- прежнему не имели прямого доступа к земельному капиталу, но уже могли благодаря бережливости и изобретательности приобрести движимый капитал -деньги, скот и остаток урожая с земли. С тех пор как это стало возможно, даже среди крепостных появились слои тружеников, которые жили в относительном достатке. Несмотря на все обычаи и предрассудки, вилланы не были полностью лишены возможности изменить свое положение. Иногда за какой-либо подвиг виллана производили в дворяне. Чаще бывало, что виллан благодаря своему уму становился служителем церкви. Свободный виллан мог улучшить свое положение, сменив господина, и даже крепостного, несмотря на все правила обработки господской земли, трудно было удержать на наделе против его воли. Потребность в рабочих руках была так велика, что с этого времени феодалы начали делать попытки привлечь самых трудолюбивых и энергичных тружеников особыми преимуществами и лучшим обращением. Некоторым вилланам освобождение позволило подняться на одну ступень выше в иерархии низших классов. Самые хитрые и находчивые люди из низов пробрались даже в ряды чиновной знати.

Виллан мог не иметь защиты от произвола своего господина, но обычно был защищен от нападения жестоких и деспотичных соседей. В этом случае власть господина была для крестьянина в некоторой степени защитой. Это не было похоже на ту постоянную безопасность, которую труд обеспечивает людям в современном обществе, но все же и при феодализме минимум безопасности был обеспечен. Феодальный строй, по сути дела, был порожден общественной необходимостью, договором о безопасности, по которому воин защищал крестьянина, а тот за это оказывал ему полезные услуги. Господин в своих владениях брал на себя защиту своих арендаторов от военного нападения, борьбу с преступностью и административные функции. Могло случиться, что он часто оказывался грубым и капризным защитником, но хотя бы ради своей выгоды старался выполнять свои обязанности так, чтобы не уменьшить количество и ценность своего человеческого капитала. Верно то, что феодал не делился с подданными своими политическими правами и старательно следил за тем, чтобы их зависимость от него в этом отношении не уменьшалась. Но возникли и утвердились обычаи, которые по-немецки не зря назывались проявлением мудрости, опыта или традиции ( weisthьmer ); они требовали уважения к крестьянам, и это гарантировало земледельцу минимум привилегий, которые не осмеливался отнять у него даже господин. Например, в Англии крестьянин, терпевший притеснения от своего господина, мог подать на него жалобу в королевский суд. В Германии крестьянину было разрешено уходить с полевых работ, чтобы помочь рожающей жене. Во многих местностях крестьян кормили, когда они работали на господской земле имения, а иногда даже давали им за этот труд небольшую плату. На всем Западе крестьянам было разрешено объединяться в союзы для совместной обработки земли и борьбы с преступниками. Крестьянина звали на собрания жителей его деревни, когда надо было установить правила выпаса скота, использования лесов и вод; наконец, его могли выбрать членом поместного суда, который решал дела равных ему крестьян. Жизнь под властью феодального сеньора не была адом, в котором виллан должен был оставить всякую надежду. Хотя она была тяжела для крестьян, для них было открыто несколько дверей в лучшее будущее.

И все же в первые два столетия своего господства феодальный строй был весьма суровым. Среди феодалов встречались добрые и милосердные господа вроде графа Жерара д'Орильяка, который был канонизирован церковью, и умные правители, например герцоги Нормандские и графы Фландрские и Анжуйские, но большинство феодальных землевладельцев были требовательными и капризными хозяевами, неспособными сдерживать свои буйные страсти. Они любили хвастливо заявлять, что за свои отношения с подданными они обязаны давать отчет только Богу, а совесть феодала была для них слабой защитой; к тому же ими не всегда руководили соображения разумного эгоизма. Феодалы не понимали, что более либеральный общественный порядок, чем тот, который обычно существовал в их имениях, мог быть для них выгоден. Всеми возможными способами феодал сдерживал хозяйственную деятельность своих подданных. Он никогда не понижал взимаемые с них сборы, он обременял земледельцев бесчисленным множеством налогов, что мешало лучшему использованию земли. Крестьяне не могли распоряжаться ни своим временем, ни продукцией, которую они производили на своих наделах, и даже пользоваться общинными землями они могли, только подчинившись жестоким и оскорбительным ограничениям. Господин навязывал крестьянам тяжелые для них монополии в обмен на услуги и не советовался с крестьянами, когда определял размер этого вознаграждения. На каждом шагу крестьянин сталкивался с распоряжениями ( bans ) своего сеньора, которые ограничивали крестьянскую инициативу. Он должен был покорно смотреть на то, как его посевы уничтожали кролики из господских кроличьих садков и голуби из господской голубятни или дикие звери, которых берегли для господской охоты. В любой момент он мог по требованию господина отдать ему свои телеги, свой скот или свое продовольствие согласно «праву взятия» ( droit de prise ) или разориться, обеспечивая жильем и едой господина и его чиновников согласно законам гостеприимства ( gоte ) и обеспечения ( procuration ). Он не мог свободно купить или продать что-либо. Постоянная опека господина лишала крестьянина охоты трудиться.

Именно поэтому существование крестьян и в материальном, и в духовном отношении было до XII в. весьма непрочным, даже несчастным. Были, конечно, местности, где их жизнь была сносной, например Рейнланд, Аквитания, Фландрия, часть Северной Франции и средиземноморский юг, но, как правило, в первые 150 лет эпохи феодализма на Западе она была мрачной. Вилланы, жившие отдельными семьями на своих фермах или же, что бывало чаще, объединенные в тысячи деревень, которые возникли на поделенных на куски землях античных вилл, либо, как часто бывало на юге, собравшиеся в маленьких укрепленных поселках, существовали день за днем в условиях, которые были очень близки к неуюту и нищете. Основная масса земледельцев состояла из бедняков, которые гнулись под бременем поборов и повинностей и не имели никакой возможности улучшить свою повседневную жизнь. Их жилищем были лачуги с соломенными крышами и полом из утоптанной земли, в которых почти не было мебели. И такими крестьянские дома оставались в течение многих столетий. Шерстяная или льняная одежда крестьян была грубой, еда недостаточной. Один моралист, живший в начале XII в., писал, что виллан никогда не пьет вино из своего винограда и не съедает ни кусочка хорошей пищи; ему еще очень везет, если он может оставить себе свой черный хлеб и часть сливочного масла и сыра.

S'il a grasse oie ou la gйline,

Un gastel de blanche farine,

А son seigneur tot le destine [4] .

Крестьянин мог оставить себе лишь самое необходимое. Согласно социальным законам того времени, как говорил епископ Адальберт, крестьянин был обязан прежде всего снабжать имущие слои общества «деньгами, едой и одеждой», а другой благочестивый публицист, Этьен де Фужер, был согласен с ним в том, что дело виллана - пахать землю и растить скот ради пользы его господ.

Car chevalier et clerk, sans faille,

Vivent de ce qui travaille [5] .

Плохие методы обработки земли, грабительские поборы господ, разбой и войны между феодалами, природные бедствия - ящур у скота, наводнения, засухи, неурожай - все беды словно сговорились между собой, чтобы сделать тяжелее жизнь тружеников на Западе. Поскольку крестьяне не умели разумно расходовать свои запасы и поскольку каждый из них был замкнут в границах того поместья, где жил, голод был для Запада едва ли не характерным бедствием. Этот зловещий слуга смерти двигался быстро и опустошал земли, через которые проходил. Во Франции между 970 и 1100 гг. было не меньше шестидесяти голодных лет. В Англии еще сохранились предания об ужасном голоде в 1086 и 1125 гг. Все страны Западной Европы по очереди страдали от этого ужасного бедствия, которое почти поголовно уничтожало население целых округов и возрождало в людях навыки первобытной животной жизни. Кроме того, лишения и отсутствие гигиены увеличивали число эпидемий чумы и проказы. Однако возможность для крестьян жить семьями и благоприятные условия для поселения семей на земле позволяли быстро восполнить урон, и, несмотря на нищету и нужду, население росло, причем так, что его прирост нарушал равновесие между производством и потреблением жизненно необходимой продукции. Но такая плодовитость стала новой бедой для тех стран, где у несчастных жителей не было возможности освоения новых земель и тем самым улучшения своего материального положения.

Нравственное состояние сельских жителей было, возможно, еще хуже. Большинство из них смотрели на свою жизнь с мрачной покорностью. Виллан, вынужденный опираться только на свои силы, в своем одиночестве находил утешение только в своей семье, в деревенской общине и в обрядах и преданиях христианской веры, с которыми крестьяне знакомились в тысячах приходов, созданных по всему Западу. Но в нем так же, как и в его господах, продолжал жить дух прошлого, который не угас от просвещения и наделял западного крестьянина всеми характерными чертами предков - невежеством, суеверием, грубостью в поступках и манерах, жестокостью и склонностью к насилию. Подавляющее большинство вилланов и крепостных имело склонность к низкому обману. Это было печальное наследие предыдущих веков угнетения, к которому феодальный строй только прибавил свое (такое же) наследство. Никто не старался воспитывать низшие слои общества или внушить им чувство человеческого достоинства. Аристократическое общество, презиравшее вилланов, не было настолько мудрым, чтобы обращаться с ними как с людьми и этим сделать их лучше. Несмотря на то что проповедники в своих проповедях и богословы в своих сочинениях иногда цитировали евангельские изречения о том, что все христиане равны перед Богом, сословия, владевшие землей, полагали, что Бог дал им священное право господства над вилланами и крепостными, а потому считали виллана ниже вьючного скота. В XI в. во Франции крепостной стоил 88 су, а лошадь 100. Даже церковь только советовала господину быть милосердным к крепостным, а крепостному - повиноваться приказам господина и уважать его. Но в душах феодальных сеньоров не было доброты и справедливости, за которые крестьяне могли бы их любить. Господин, живший за счет виллана, отвечал ему на это только грубостью и презрением. По словам одного служителя церкви, жившего в то время, для господина было удовольствием топать ногами на крестьянина, кричать на него, издеваться над ним, и этот господин, незнакомый с чувствами беспристрастия и жалости, правил с помощью насилия и устрашения.

Землевладельческие сословия, эти неумелые организаторы труда, распространяли вокруг себя ненависть. Они породили в крестьянах бунтарский дух, который то скрыто, то явно угрожал мощной социально-экономической системе, на которой был основан феодальный строй. Так же, как во времена Каролингов, и по тем же причинам, которые теперь действовали еще сильнее, сельские жители в X и XI вв. не всегда были согласны покорно терпеть навязанную им тяжелую жизнь. Они пытались изменить свое слишком часто невыносимое существование путем бегства или переселения в другое место, о чем явно свидетельствует суровость законов, в которых идет речь о поимке беглых крестьян. Иногда вилланы уходили от господина, чтобы предложить свой труд в качестве поселенцев на невозделанных землях более добрым или более здравомыслящим господам. Иногда им удавалось, скрыв свое общественное положение, устроиться на жительство в поместье другого феодала, и, если им удавалось прожить на новом месте год и один день, их уже нельзя было вернуть назад. Иногда они присоединялись к группам богомольцев, шедших поклониться какой-нибудь святыне, и под этим предлогом искали лучшей жизни в другом месте. Иногда они пополняли собой шайки бродяг, которыми были переполнены дороги, - людей без дома и господина, стоявших вне закона, которые обитали в лесах или в ущельях гор, оберегая свою свободу, скрываясь после грабежей. Порой виллан тайно обдумывал какую-нибудь коварную месть и часто за много лет жестокого обращения мстил одним жестоким поступком - убийством, нападением из засады или отравлением. В литературе, предназначенной для высших сословий, общим местом стал совет остерегаться крепостных. Считалось, что крепостной способен на что угодно. Иногда положение крестьян становилось таким бедственным, что они решались на открытое восстание, и тогда внезапно вспыхивали бунты, похожие на восстания рабов в античную эпоху. Эти жакерии - буйные мятежи людей, потерявших надежду, - чаще всего возникали, видимо, из-за злоупотребления правом мертвой руки, ограничением права пользования общинными землями и произвольным требованием платежей с вилланов. Летописцы той эпохи редко считали эти мятежи достойными упоминания в своих хрониках и отметили только самые крупные - мятежи в Саксонии, Фризии и Голландии, восстания 1095 г. в Нидерландах и Франции и 1008 г. в Бретани и восстание в Нормандии в начале XI в. Именно его через 100 лет обессмертил в своих стихах Вас, который, используя литературный вымысел, вложил в уста восставших крестьян нечто вроде сельской «Марсельезы» - песню, очень энергичную по тону и содержавшую очень смелые требования равенства. На самом же деле крестьянские восстания сопровождались пожарами и резней, восставшие действовали наугад, не имея никакой программы и не объединившись в союз, и это кончалось всегда одинаково - высшие сословия, придя в себя, сразу же со зверской жестокостью и безжалостно подавляли мятеж. Так, в частности, закончилась нормандская жакерия, подавленная зловещим палачом, аристократом Раулем де Фужером. Но сила не могла остановить эти крестьянские волнения, которые, по свидетельству самых проницательных тогдашних наблюдателей, продолжались и в начале XII в. Они были предвестниками великого социально-экономического переворота, который через 200 лет перевернул всю систему труда.

 

ГЛАВА 3 Роль церкви и государства в преобразовании производственных отношений

Для стимуляции трудовой активности и прогресса в области труда первым необходимым условием было, чтобы в обществе сформировалась сила, которая имела бы власть, стала опекуном трудящихся масс и могла обеспечить им необходимые защиту и порядок.

Уже в течение 200 лет было видно, что феодальная государственная система не имеет сил, чтобы выполнить это условие. Она была создана под влиянием обстоятельств, для отражения ближайших угроз и давала слишком много воли силе и алчности тысяч мелких местных правителей, у которых не было ни веры в Бога, ни почтения к закону. Несомненно, эта феодальная система внедрила в средневековое общество некоторые прогрессивные принципы. Феодальная цивилизация заменила - в первую очередь во Франции, откуда она распространилась на весь Запад, - прежнее греко-римское понятие всемогущего государства, имеющего абсолютную власть над людьми, новым понятием - принципом политического союза, основанного на свободе и взаимных обязательствах друг перед другом людей, добровольно объединившихся согласно договору. Это возрождало в людях чувство человеческого достоинства и пробуждало энергию каждой отдельной личности, учило их преданности и добровольной дисциплине, укрепляло веру и верность сюзеренов и вассалов друг другу. Под влиянием церкви военное понятие «рыцарь» было преобразовано; церковь стала для верхов общества учительницей нравственности и просветительницей, пыталась заставить силу служить праву, гарантировать общественное спокойствие и защитить трудящиеся массы от насилия и анархии. В верхних слоях общества возникли рыцарские добродетели - человечность, галантность, порожденные смягчением нравов. Но это преобразование феодального общества дало лишь незначительный результат. Оно мало повлияло на положение подчиненной части общества, и первые 200 лет существования феодального общества свобода, по сути дела, была только у дворян. Понятия «свободный» ( liber ) и «барон» или «рыцарь» ( miles ) долгое время были синонимами. Чувство равенства, существовавшее в феодальном обществе, все представители которого, вплоть до самых низших, считали друг друга равными, всегда распространялось только на высшие сословия. Низшие сословия, огромная масса тружеников, по-прежнему были презираемы, и даже возникновение понятия «рыцарское благородство» почти ничего не изменило в отношениях между феодалами и их вилланами.

По сути дела, феодальному государству вообще никогда не удавалось эффективно выполнять опекунскую функцию официальной власти, то есть быть постоянным и просвещенным защитником труда. Это государство, порожденное страхом перед вторжениями врагов и необходимостью в защите от анархии, делало для своих подданных чуть больше, чем многолетняя военная диктатура, то есть имело все неудобства, которые бывают у деспотического режима, основанного на грубой силе. Вместо порядка она имела только плохо упорядоченную иерархию, которая создавала лишь путаницу, а свободный характер феодального договора не позволял положить конец этому отсутствию дисциплины. Несколько сот тысяч мелких местных правителей, в равной степени буйных и грубых, которым прислуживали их алчные поверенные, одновременно невежественные и неразборчивые в средствах, угнетали и раздражали низшие классы своей тиранией, которая часто была всего лишь узаконенной разновидностью разбоя. Недостаточно подробное и непоследовательное налоговое законодательство позволяло феодалам превратить произвол и вымогательство в систему. Один живший в ту эпоху служитель церкви заявил: «Господа стараются остричь со своих подданных шерсть, а потом пожрать их самих». Даже суд оказался в руках феодалов и стал не учреждением, гарантирующим общественное спокойствие и беспристрастие, а средством для вымогательства, которое имело целью эксплуатацию человека, находившегося под юрисдикцией феодала, то есть должно было до предела нагрузить подданного сборами и конфискациями. Хуже всего было, что вилланам негде было искать защиты от этих злоупотреблений власти, которые к тому же отягчались отсутствием организованной полиции и множеством войн между феодалами.

Поскольку настоящей, правильной системы государственного управления странами не было, у феодала был только один способ заставить кого-либо уважать его власть или его права - взяться за оружие. Поэтому война шла непрерывно - угасала в одном месте, но сразу же вспыхивала в другом. Она обычно приходила в тысячи феодальных владений этих маленьких государств вместе с весной и летом и приносила с собой все ужасы разорения, пожара и убийства. Хижины превращались в пепел; урожай сжигали, скот убивали или угоняли, виноградники и фруктовые деревья срубали или вырывали с корнем, мельницы разрушали; оскверняли даже церкви. Если крестьяне не могли укрыться в глубине лесов, их хватали, обирали, пытали, калечили, вешали. Иногда им отрубали руки и ноги или подвешивали над огнем. Пленным выкалывали глаза, женщин насиловали, а потом отрезали им груди. После таких «подвигов» пустели целые провинции. Нередко за долгой феодальной войной следовал голод, завершавший ее разрушительный и смертоносный труд. Именно эта неспокойная обстановка - постоянные войны и грабежи - в течение 200 лет была главной причиной застоя в земледелии и бедности народных масс. В сущности, феодал-воин легко становился разбойником и опускался до грабежа. Один трубадур в начале XII в. сказал: «Честь (дворянина) в том, чтобы красть и грабить».

Поэтому, пока феодальный строй сохранял всю свою силу, в западном обществе не было порядка - элементарной потребности любого общества и стимула для прогресса в земледелии. Феодалы, не имевшие никакого представления о настоящем управлении экономикой, отняли у труда всякую возможность совершенствоваться или долгое время быть свободным. Лишь после того, как наряду с возрождавшимися монархиями возникли крупные централизованные феодальные государства, средневековое общество стало двигаться к более счастливому будущему. С XI в. в Нормандии, Аквитании, Анжу и Фландрии, затем в Барселонском графстве, Австрийской и Бранденбургской марках само феодальное общество произвело на свет правителей, которые в согласии с монархиями Франции, Германии, Англии, Наварры, Кастилии, Арагона и Королевства обеих Сицилии возродили традиции верховной власти государства - вершителя правосудия, защитника порядка и интересов общества. Великие политики и администраторы, среди которых были Вильгельм Завоеватель, Генрих II Плантагенет, Филипп II Август, Людовик IX Святой, германские императоры Генрих II и Генрих III, Фридрих Барбаросса, Фридрих II Швабский, Рожер II Сицилийский, испанские короли Альфонс VII и Хайме I, снова построили каркас сильной гражданской и военной администрации и начали работу по ослаблению власти феодалов, чтобы поставить интересы нации выше индивидуальных и местных интересов. Повсюду они в первую очередь стремились восстановить порядок, объявив перемирие, которое в некоторых краях, например в Нормандии, называлось герцогским, в других, например во Фландрии и Каталонии, графским, а еще в некоторых, например во Франции, Германии, Кастилии и Королевстве обеих Сицилии, - королевским. Они много раз принимали меры, чтобы ограничить, а затем запретить феодальные войны и запретить ношение оружия, пытаясь превратить анархическое воинственное общество своего времени в мирное и упорядоченное. Таким образом, они заложили фундамент национальной экономики и, преодолевая много препятствий, начали устанавливать новый государственный строй, область действия которого была шире, чем у прежнего государства, основанного на феодальной экономике, а потому неспособного подняться над местными интересами.

С этого времени государства, которые возглавлял верховный правитель или монарх, имели более или менее определенную экономическую политику, целью которой были защита труда в его многочисленных разновидностях, создание для него благоприятных условий, поощрение производства и товарообмен. Короли и крупные феодалы были в числе самых страстных вдохновителей и организаторов освоения новых сельскохозяйственных земель. Часто эти государи защищали сельское население от злоупотреблений, характерных для власти феодальных сеньоров. Они даже способствовали смягчению или отмене крепостного права - иногда в своих собственных имениях, но чаще за их пределами. Повсюду власти начали издавать законы, которые защищали сельское хозяйство, препятствовали захвату скота и орудий крестьянского труда, поощряли освоение земель для сельского хозяйства и запрещали уничтожение лесов, чтобы это освоение не зашло слишком далеко и не стало злом. Некоторые правители - например, графы Фландрские, герцоги Нормандские и короли обеих Сицилии - создавали образцовые фермы и конные заводы, внедряли в сельское хозяйство своей страны новые культуры или, как делали короли Кастилии, издавали законы о развитии скотоводства и предупредительных мерах против ящура. Они были просвещенными защитниками всех проявлений возрождения промышленности, производства и торговли в городах и корпораций ремесленников, а также поощряли разработку рудников. Иногда, как в Королевстве обеих Сицилии, правители даже предвосхищали экономический строй позднейших монархий, создавая настоящие государственные мануфактуры. Масштаб их политики был шире, чем у феодальных правительств, и они направляли все свои усилия на развитие оборота и обмена товаров. Купцам не только была обеспечена безопасность, им давалось множество льгот и привилегий, были защищены интересы внешней торговли. В своих странах эти правители создавали ярмарки и рынки, имевшие особые привилегии, улучшали пути сообщения на море и на суше, ограничивали количество применявшихся единиц мер и весов, которых было очень много, а иногда, например в Англии и Франции, даже пытались ввести единую систему таких единиц. Они пытались развить кредитование и в то же время карали тех, кто им злоупотреблял. Они давали иностранным банкирам разрешение основать банкирские дома, регулировали размер процентных ставок и курсы валют. Правители ограничивали оборот денег, выпущенных феодалами, и способствовали движению финансовой системы к единообразию, добиваясь преобладания в обороте денег, выпущенных верховной властью, а иногда оставляя право чеканить деньги только за собой. Впервые за много сотен лет Англия, Королевство обеих Сицилии, Фландрия, Геннегау (графство, ныне провинция, на территории нынешней Бельгии, по-французски Эно. - Пер. ), Франция (во времена Людовика IX Святого) имели монеты строго определенного веса, отчеканенные из чистого металла. Но все же было больше случаев, когда правитель не мог отказаться от привычной практики времен владычества феодалов и уничтожал результаты своей более просвещенной экономической политики налоговой политикой, которая изобиловала злоупотреблениями и представляла собой нагромождение мешающих ограничений и непоследовательных указов о таможенных пошлинах. Экономика национального масштаба, интересы которой представляли эти властители, с трудом искала свой путь в хаосе феодализма, из которого еще не полностью выделилась.

В этот период на первом плане была деятельность церкви, которая по непрерывности, мощи и масштабу превосходила то, что делали светские правительства. Имея у себя перед глазами весь христианский Запад в целом, церковь создала на его территории первую международную экономику и попыталась защитить труд системой постановлений, направленных на повышение его эффективности. Папский престол и французские монашеские ордены возглавили эту восстановительную работу. Вдохновленные идеалистическими представлениями о религии, которые проповедовали монахи, великие средневековые папы от Григория VII до Иннокентия III сумели отчасти освободить церковь от надетых на нее феодалами пут, в которых она задыхалась, и отважно направили ее на путь прогресса. В сотрудничестве с монахами клюнийского и цистерцианского орденов они возродили понятие власти и идею общности интересов всех христиан Запада и попытались установить в феодальной Европе порядок и общественное спокойствие. Церковь помогала монархиям снова укрепиться, выступая в этом случае в роли опекуна монархической власти, что было полезно в те времена. Ее ученые возродили традиционное христианское и римское представление о государстве, оберегающем трудовую часть населения и защитнике коллективных интересов. Церковь насаждала на всем Западе одни и те же основы христианской цивилизации, провозглашала труд необходимым и достойным и была единственным обществом, которое было открыто для низших сословий, в ней сын виллана или ремесленника мог возвыситься и быть увенчанным епископской митрой и даже папской тиарой: ведь бывший свинопас Николас Брейкспир стал папой (под именем Адриан IV). В этот период Средних веков церковь, имевшая прочную духовную и земную власть, которую осуществляли люди из верхов общества, занявшие свои должности в результате выборов, обладавшая централизованной системой управления и имевшая на своей службе массу монахов, которых со временем становилось все больше, по праву заслуживала честь называться ведущей силой общественного и экономического прогресса и материальной цивилизации. Здесь она вела всех за собой так же, как в области интеллектуальной и моральной цивилизации.

Папы и советники, монахи и прочие служители церкви пытались отрегулировать феодальную систему - смягчить феодальные нравы и внушить феодалам более высокие идеалы с помощью понятия «рыцарство». Они пытались очистить феодальную систему управления от злоупотреблений и делали попытки прекратить эксплуатацию феодалами подданных. Латеранский собор 1179 г. имел смелость осудить произвольное взимание налогов, а в XIII в. некоторые францисканцы поощряли движение против уплаты налогов, назначенных сеньорами, и поддерживали освобождение крестьян и жителей малых городов. Священники и монахи, сами страдавшие от жестокости феодалов, часто объединялись с народом против них. Для церкви идеалом было хорошо организованное общество, где люди могут трудиться в безопасности, и она желала охранять это общество. Кроме того, с XI в. она начала миссионерское движение, которое имело лишь частичный успех, но которым она все же поистине могла гордиться, - борьбу за ограничение, регулирование и даже запрет военных действий. При поддержке пап и верховных правителей стран французская церковь, пропагандистка стольких великодушных идей, распространила на весь Запад Божий Мир и Божье перемирие. Эти два установления полностью запрещали военные действия феодалов в течение части года - в Рождественский пост, Великий пост и религиозные праздники, а также каждую неделю со среды до утра понедельника. Гражданское население - священнослужители, купцы, крестьяне, а также их имущество теперь находились под охраной религии, и это должно было защитить их от жестокости и алчности солдат. Для надзора за соблюдением этих полезных правил были основаны вооруженные отряды (они назывались paixades, что значит «братства миротворцев» или «братства рясы»), члены которых принимали присягу. Тех, кто нарушал общественный порядок или мешал людям трудиться, ожидало осуждение церкви, лишение Святого причастия или даже отлучение. У церкви не хватило власти для того, чтобы подкрепить эти благородные идеи реальной силой, но она заслуживает похвалы за то, что, по крайней мере, указала путь монархической государственной власти, которая позже выполнила этот великий общественный труд, осуществив замысел духовенства.

Помимо этого, церковь давала народным массам мощную моральную и духовную защиту - доспехи Веры. Она создавала все новые и новые школы и университеты как для народа, так и для малого числа избранных и распространяла в других странах свое учение, на которое имела исключительное право. Именно церковь создала высшее образование. На профессорских кафедрах в умах докторов ее наук родилась политическая экономия. Там обсуждались вопросы, касавшиеся организации труда, происхождения и границ собственности, индивидуального или общинного владения имуществом, заработной платы и справедливой цены, роли торговли и денег. При изучении этих важных проблем была проявлена величайшая научная смелость, и отвлеченная мысль богословов и каноников не признавала никаких границ в рассуждениях. Но практичный ум усмирял дерзость теоретика-разума, в чем убедились в конце XIII в. монахи нищенствующих орденов, когда возымели намерение стать сторонниками коммунизма и уравнительного анархизма.

Своей общественной деятельностью церковь старалась облегчить существование тружеников, бедняков, больных и пленных, создавая с помощью мирян все новые дома призрения, больницы (которые по-французски могли называться maisons Dieu - «дома Бога»), лепрозории и общества для выкупа пленных. Благотворительность - христианская форма общественной солидарности - была объявлена обязанностью христианина и стала поправкой к праву собственности. В области экономики церковь в то время играла важнейшую роль, поскольку в ней способность к организаторской деятельности соединилась с широтой ума и идеализмом содружества самых талантливых людей того времени. Ее поместья привлекали к себе людей отовсюду из-за того, что в них применялись более совершенные, чем где-либо еще, технологии сельского хозяйства и положение крестьян было лучше. «Жить у подножия креста» было хорошо, если только человек подавлял в себе всякое стремление к независимости. Именно в церковной среде появились первые признаки жалости к труженикам: богословы и проповедники, в том числе Ив Шартрский (знаменитый епископ города Бове и позже города Шартра, жил в конце XI - начале XII в., знаток канонического законодательства, объявлен святым. - Пер. ), Жоффрей де Труа, Рауль Ардан (известный ученый, богослов-мирянин этой же эпохи. - Пер. ), Морис де Сюлли (знаменитый епископ Парижа, жил в XII в. По его инициативе построен собор Парижской Богоматери. - Пер. ), заговорили о том, как ценен для общества труд смиренных бедняков, и провозгласили, что крепостной и свободный человек изначально равны перед Богом и Его таинствами, хотя в своих проповедях и учили вилланов послушанию. Они осуждали тех, кто притеснял бедняков, а некоторые даже высказывались против крепостного права.

Духовенство, сословие любителей традиций и охранителей феодального строя, не имело охоты предоставлять крестьянам политическую и социальную свободу, но подало пример к улучшению жизни крестьян в экономическом отношении. Служители церкви с невероятной энергией продвигали вперед освоение сельскохозяйственных земель на Западе, и французские монастыри заслужили вечную благодарность потомков за то, что были впереди всех в этом труде. Церковные поместья были центрами, где развивалась наука о сельском хозяйстве, совершенствовались лесоводство и скотоводство, создавались образцовые фермы, делались попытки выращивания новых культур, возрождалось и получало стимул к дальнейшему развитию сельскохозяйственное производство. Именно на землях церкви и в тех городах, которые находились под властью епископов, возникло профессиональное разделение труда, появились первые достаточно совершенные промышленные технологии, первые школы искусства и ремесел. И здесь же впервые рабочие начали объединяться в организации. В течение трех столетий именно монастыри в первую очередь учили одно поколение за другим разнообразным высшим формам промышленного производства - изготовлению предметов роскоши, ковроткачеству, вышиванию, работе с эмалью, ювелирному делу, изготовлению изделий из фарфора и стекла, архитектуре, скульптуре, живописи. Из школ Муассака, Сен-Савена, Сен-Дени, Фоссановы, Кьяравалле, Сен-Галля (Сент-Галлена) и многих других монастырей вышли ремесленники, которые научили своих современников сложным приемам прикладных искусств. И наконец, церковь рано стала способствовать развитию новой разновидности богатства, основанной на движимом имуществе. Она создавала благоприятные условия для того, чтобы купцы собирались и объединялись вокруг центров ее владений - как городских, так и сельских. Церковь старалась сделать перевозку товаров безопасной и предоставить для них транспортные средства, организуя под своим покровительством первые союзы для починки дорог и мостов и создавая первые службы для перевозки грузов на дальние расстояния по дорогам и рекам. Она поощряла организацию рынков и ярмарок и пыталась карать или уничтожать варварские обычаи, которые мешали развитию морской торговли, - например, пиратство, ограбление разбитых судов и устройство кораблекрушений ради такого грабежа. Хотя церковь имела склонность считать торговую деятельность бесплодной, а торговлю деньгами оценивать как ростовщичество, она первая создала резервный капитал, ввела систему депозитов, кредитования и банковских операций, провозгласила мудрый принцип стабильности монетной системы и стала участвовать в крупных коммерческих предприятиях. Говоря коротко, церковь соединила государства христианского Запада узами подлинной международной солидарности и этим подготовила почву для возрождения и развития денежной экономики, которая должна была дать труду такую широкую область действия и такую свободу, каких у него еще никогда не было.

 

ГЛАВА 4 Возникновение денежной экономики и развитие торговли на Западе с середины X до середины XIV в.

С тех пор как кратковременное экономическое возрождение в эпоху Каролингов закончилось неудачей, натуральная или поместная экономика становилась все прочнее. В первые два столетия феодальной эпохи экономика движимого имущества, или денежная экономика, для которой источником является торговля, имела лишь очень малое значение. Роль денег была очень мала, а богатством были земля и получаемая с нее продукция. В этом чисто сельскохозяйственном обществе, на которое земельная аристократия надела жесткий каркас своей власти, экономическая жизнь переживала застой. Феодальное государство было устроено так, что препятствовало коммерческой деятельности, а не помогало ей. Более того, все слои общества неверно представляли себе роль торговли и для общественного мнения торговец по-прежнему был паразитом, спекулянтом, ростовщиком, а движимое богатство - результатом обмана и грабежа, а не труда. При этом в экономике крупного поместья у торговли было лишь узкое поле деятельности. Каждая группа населения сама производила все необходимое для ее существования, и торговля имела дело лишь с небольшим числом природных продуктов или изделий - излишками производства, торговля которыми происходила там же, где их произвели. Товар обычно продавали за наличные деньги, а часто примитивно меняли на другой товар. Кто-нибудь обменивал лошадь на мешок зерна, отрез сукна на меру соли, фунт перца на пару башмаков. Существовали только местные рынки, которые располагались у ворот замка или монастыря или в окрестностях соседнего города. Отсутствие безопасности, анархия, многочисленные сеньориальные монополии и пошлины, малое количество транспортных средств и трудности перевозки товара, беспорядочное множество разнообразных единиц мер и весов, а также денег, несовершенство кредитных инструментов - все это препятствовало обороту товаров.

Потребление иностранных товаров было таким малым, а способы их приобретения столь неудобными, что на Западе, за исключением нескольких регионов - Италии, Южной и Северной Франции, Фландрии, Рейнланда и нескольких областей на Дунае, - еще не было особого сословия местных купцов ( mercatores ) - посредников между производителем и потребителем. Это сословие состояло почти исключительно из иностранцев и даже не христиан - евреев, которые существовали на периферии феодального общества и торговали в первую очередь предметами роскоши и драгоценными металлами или отдавали деньги в рост, удовлетворяя потребности аристократии. Как правило, они не торговали на одном месте, а ходили и ездили по дорогам, как нынешние разносчики, но на более дальние расстояния, или ездили с караванами из страны в страну на ярмарки, которые феодалы организовывали при хорошей погоде по случаю какого-нибудь религиозного праздника. Но, несмотря на привилегии, предоставленные этим выездным собраниям торговцев, купца, как любого иностранца, считали непрошеным гостем-чужаком, «иноземцем». Его товары и корабли могли быть арестованы или конфискованы, и он сам мог оказаться под арестом согласно законам о праве правителя на выморочное имущество, бесхозное имущество и имущество, уцелевшее при кораблекрушении. Согласно праву репрессалий, торговцу угрожали все виды мести и возмездия, которые феодал, на чьей земле он находился, считал себя вправе применить к феодалу, своему врагу, чьим подданным был купец. Ни на море, ни на суше не было безопасности для людей этого рода занятий, так что торговцы по необходимости были авантюристами, и только жажда прибыли давала им смелость для того, чтобы продолжать столь опасную жизнь.

В конце XI в. сочетание нескольких благоприятных обстоятельств избавило торговлю от враждебного отношения окружающих. Великое движение жителей Запада в чужие страны, организованное церковью для распространения христианской веры среди язычников и защиты христианского мира от мусульман, на два с половиной столетия вырвало западные страны из их первоначальной изоляции. На севере и востоке Европы благодаря действиям римских пап возникли и стали доступны для торговли новые провинции мировой империи христианства - Скандинавия, Венгрия, Богемия (Чехия), Польша и области на побережье Балтики. На юге и юго-востоке, на земле, отвоеванной у мусульман, возникли христианские государства в Испании, Португалии, Сицилии и Сирии (а также в Палестине. - Ред. ), и во время Крестовых походов торговцы шли следом за крестоносцами. Великие святыни Франции, Испании, Италии и Востока привлекали толпы верующих, и торговцы шли вместе с паломниками. Новым полем для торговой деятельности в странах Запада стали не только берега северных морей, но и Средиземное море, которое снова стало великим торговым путем между молодыми государствами Западной Европы и древними богатыми и цивилизованными землями, которые в то время находились под властью либо Арабской, либо Византийской империи (после битвы при Манцикерте (Маназкерте) (1071) и взятия Антиохии (1084) в Малой Азии и в Леванте укрепились турки-сельджуки. - Ред. ). Как молодое растение, полное горячим как огонь юным соком, протягивает во все стороны новые побеги, так молодой феодальный мир посылал своих людей вперед, во все стороны на поиск новых мест для поселений, где все эти люди - дворяне, служители церкви, крестьяне и купцы - надеялись добыть себе богатство и счастье. Теперь торговля получила сильнейший стимул для развития, так как все обстоятельства были благоприятны для нее - защита, которую давали ей феодальные и монархические государства, заинтересованные в увеличении своих ресурсов, возникновение городов-республик, чье процветание было связано с прогрессом торговли, развитие сельскохозяйственного и промышленного производства, которое все больше расширяло область и увеличивало число видов ее деятельности, создание новых рынков и больших ярмарок и даже преобразования в жизни общества, вызывавшие потребность в новых удобствах или предметах роскоши. Коммерция расцвела так пышно, как никогда раньше, такой мощной коммерческой деятельности не было даже в лучшие периоды античной эпохи, когда поле деятельности у торговли было гораздо шире.

Теперь у новой экономики были свои общественные учреждения, подходящие именно для нее. На ее основе возникли четко отделенные одно от другого сословия и различные формы общественной организации. Над уровнем мелких производителей-крестьян и местных ремесленников, по-прежнему продававших свои товары напрямую потребителю, возник более высокий уровень, на котором вел свои дела торговец-профессионал ( negotiator, mercator ) - посредник, чьим главным занятием была покупка и перепродажа товаров. Первоначально в этом торговом сословии были смешаны, с одной стороны, крупные купцы и организаторы перевозок, а с другой - разносчики и мелкие розничные торговцы. Оно было разнородным по составу, и те, кто входил в него, часто не знали покоя, поскольку торговцы жили главным образом в окрестностях городов и на перекрестках дорог или рек, где их защищало особое «право торговца ( jus mercatorum ). Прошло не так уж много времени, и ряды торгового сословия пополнили городские капиталисты и менялы.

Внутри этого сословия, возникшего из неравенства в богатстве или из разделения труда, началось деление на группы. Большинство торговцев перестали странствовать с места на место. Возникла городская мелкая торговля, отличавшаяся и от крупной торговли национального или международного масштаба, которую осуществляла элита сословия, и от разъездной торговли, которой занимались кочевники. Центром этой городской торговли были, кроме городов, пригороды и городские округа, а происходила она на рынке каждый день или раз в неделю. На нем торговец предлагал на продажу - либо под открытым небом на площади, либо в рыночном зале, либо, чаще всего, в своей лавке или на своем лотке - те местные товары, которые были необходимы для удовлетворения основных жизненных потребностей, а иногда также привозные товары, в первую очередь зерно, вино, рыбу, скот и мясо, дрова, шерсть, лен, воск и товары, изготовленные здесь же на месте. Так возникали и быстро развивались различные виды торговли местного уровня, особенно торговля продовольствием и одеждой. Такая торговля развивалась рядом с ремеслами, продукция которых продавалась напрямую потребителю, и конкурировала с торговлей через посредников. Выше этого уровня оседлых розничных торговцев - на еще более высоком уровне - находилось меньшинство из должностных лиц и богатых торговцев ( meliores, divites ), которые монополизировали оптовую торговлю. Эти две группы едва терпели странствующих торговцев, разносчиков и «иноземцев», а также «перекупщиков», то есть розничных торговцев, и подчиняли их строгим ограничениям. Но городская коммерция, при ее ограниченном масштабе, малых ресурсах, не слишком больших запасах и к тому же скованная суровыми правилами, не занималась крупными операциями.

Именно по этой причине крупные торговцы - те, кто торговал пряностями, галантереей, шкурами и мехами, организаторы перевозок, судовладельцы и банкиры - организовали торговлю нового рода, с более широкой областью охвата, то есть в масштабе всей страны и в международном масштабе. Такие купцы специализировались на торговле предметами роскоши, пряностями, тонкими тканями, мехами и сырьем для мануфактур, а также занимались кредитными операциями и организацией таких торговых предприятий, которые требовали использования больших капиталов, но и приносили большие прибыли. Поэтому купцы, бравшиеся за коммерческие дела этого рода, часто объединяли свои ресурсы и делили между собой риски прибыли. Христиане начали вытеснять евреев из этой крупномасштабной коммерции, и ведущее положение в ней скоро заняли итальянцы. Они организовывали коммерческие общества с ограниченной ответственностью, в которых объединялись вместе капиталисты, купцы и их агенты. С середины XII в. они служили посредниками между народами христианского Запада и народами Востока. Предприимчивые, изобретательные, хитрые, порой неразборчивые в средствах, эти уроженцы Ломбардии, Генуи, Лукки, Сиены и Флоренции посылали свои купеческие караваны на ярмарки, создавали одну коммерческую компанию за другой и один склад за другим и были чем-то вроде королей коммерции в Центральной Италии, Франции, Испании, Англии и на юге Германии. В 1292 г. в Париже было шестнадцать итальянских торговых фирм. Процветающие колонии итальянских купцов существовали в Неаполе, Барлетте, Ниме, Монпелье, Лондоне и многих других городах. Итальянские купцы - ломбардцы, как их называли, - 200 лет были истинными хозяевами международной торговли.

Вскоре купцы Каталонии, Прованса и Лангедока тоже объединились для участия в этой торговле, а торговцы из Северной Франции, из области вокруг Парижа, Нормандии и Пикардии, а также из Фландрии и Рейнланда с конца XI в. объединились в гильдии, то есть общества для взаимной защиты, похожие на Сент-Омерскую гильдию (1072-1083). Вскоре они начали создавать мощные союзы федеративного типа, которые назывались ганзы, а в XII и XIII вв. эти купеческие федерации приобрели огромное могущество. Одна такая Ганза, целью которой было облегчить ведение торговых дел на ярмарках Шампани, вначале состояла из семнадцати городов, а в конце своего существования охватывала шестьдесят городов Шампани, Пикардии, Геннегау (Эно), Фландрии, Франции, Нормандии и Брабанта. Существовала также Лондонская ганза, столицей которой был Брюгге. Она включала в себя тоже семнадцать городов, в числе которых были Ипр и Лилль, а ее задачей было регулирование торговли, в первую очередь торговли шерстью, с Британскими островами. По этому же образцу был создан знаменитый немецкий Ганзейский союз, задачей которого было монополизировать торговлю северных стран с Западом. В Англии тогда же возникла Компания торговцев главным товаром (Merchants of the Staple, 1267), объединившая английских торговцев - экспортеров сливочного масла, сыра, соленого мяса, шерсти и металлов на главные оптовые рынки (которые тоже назывались staples ) в Кале, Брюгге, Антверпене и Дордрехте.

Достойны похвалы работы по восстановлению дорог, речных путей и транспортных средств, предпринятые в некоторых случаях по инициативе крупных феодалов, но в основном по инициативе городских правительств, купеческих компаний, церкви и центральных правительств. Во Франции появились первые королевские шоссе, а в Королевстве обеих Сицилии, Германии и Нидерландах были проложены военные или национальные дороги ( heerstraten ). Церковь организовывала религиозные братства мостостроителей, которые назывались Братья-понтифики (по-французски Frиres Pontifs ); самое знаменитое из них было основано французским пастухом из горной области Виваре - святым Бенезе, у которого позже появились подражатели в Италии. Благотворный дух соревнования в течение трех столетий увеличивал число деревянных и каменных мостов, и как раз в этот период были построены мосты Авиньона, Пон-Сент-Эспри, Лиона, Парижа, Тура, Лондона, Стратфорда, Флоренции и испанской Валенсии. Шла война против разбойников, и была сделана попытка расчистить непроходимую чащу пошлин и платежей. Главные дороги континентальной Европы, которые соединяли Италию, Францию и Центральную Европу и шли через Женеву, перевалы Мон-Сени, Сен-Бернар, Сен-Готард, Шплюген и Бреннер, наполнились купеческими караванами, и то же произошло с дорогами в долинах Роны, Рейна, Мааса, Шельды, Сены, Луары и Гаронны, которые вели в западную часть Европы или же через перевал Ронсеваль через Западные Пиренеи либо через котловину Сердань через Восточные Пиренеи - в Испанию. Речной транспорт был развит еще больше, чем сухопутный, из-за его более высокой скорости и большой грузоподъемности: одно речное судно могло перевезти столько груза, сколько 500 вьючных животных. Судоходные реки были улучшены с помощью плотин, наклонных плоскостей и шлюзов-ворот: шлюзы с камерой тогда еще не были изобретены. С помощью очень разных по типу речных судов, в том числе малого размера, многочисленные транспортные компании-ганзы, например Союзы водных торговцев Парижа, нижнего течения Сены и Руана, созданные в 1315 г., перевозили все виды продукции и товаров. Вся речная система Запада, от Гвадалквивира, Эбро и По до рек Северной Германии, стала, особенно с XII в., сетью торговых путей с очень интенсивным движением. «Ярмарочные» города, то есть речные порты, например Кремона, Арль, Ньор, Дуэ, Мехелен (Малин), Дуйсбург, Кельн, Франкфурт, Регенсбург, развивались благодаря этой активной навигации. Стараниями церковных или городских торговых объединений или даже государства были созданы первые более или менее регулярно работавшие транспортные службы, перевозившие пассажиров в каретах, письма с помощью курьеров и товары на возах. Почтовая служба появилась в Италии в XII в., а в Германии - около 1237 г. На горных перевалах выросли гостиницы и убежища - такие, как те, которые основал в Альпах святой Бернар из Ментоны. Путешествия становились все легче и быстрее. Теперь грузовые возы могли перевезти груз из Парижа в Геную за тридцать пять дней. Курьеры банков доезжали от Флоренции до Неаполя за пять или шесть дней, а купеческие обозы с охраной - за десять или двенадцать.

Коммерция нашла неизвестное ей раньше средство освоения новых территорий - увеличение количества денег - и выпускаемых, и находящихся в обороте, а также новое учреждение - кредит. Именно благодаря этому денежная экономика развивалась, вытесняя варварскую экономику бартера и натурального обмена. Она возникла в Италии и Нидерландах и оттуда распространилась на другие страны Запада. Запасы металлов постепенно увеличивались благодаря торговым связям с Востоком и разработке месторождений драгоценных металлов. Некоторые просвещенные правительства, например в купеческих республиках Италии, в Королевстве обоих Сицилии и королевстве Англия, в графстве Фландрия и, на короткое время, в правление Людовика IX Святого во Франции, проводили мудрую политику стабильной денежной системы, которая очень благоприятна для развития торговли и является полной противоположностью губительной привычке менять денежную единицу и иметь много разновидностей одной и той же единицы, которая сохранялась в большинстве государств. Норманнские (происходившие из Нормандии) короли Южной Италии и купеческие республики Флоренция и Венеция, усвоившие опыт Византии, а также графы Фландрии, короли Англии, Франции и Кастилии и Гогенштауфены в Германии, учившиеся у итальянцев, - все они выпускали либо золотые монеты - тары, цехины, дукаты, су, марабутины, мараведи, либо серебряные монеты - денье, динары, турнуа, паризи, имевшие постоянную стоимость и всегда одинаковое соотношение составных частей в сплаве, из которого сделаны. В особенности золотые монеты, в перечень которых надо еще добавить византийский безант (номизма), очень способствовали прогрессу международной торговли, дав Западу почти неизвестный до этого способ платежа.

До XI в. существовали только примитивные виды кредита - единственные, которые подходили для натуральной экономики, в которой не было ни активного производства для рынка, ни широкого распространения торговли. Тогда были известны только займы для использования или потребления, которые люди брали для удовлетворения простейших жизненных потребностей, - то есть займы натурой и займы под залог. Церковь считала, что брать любые проценты за такой кредит - ростовщичество. Но нужды торговли и промышленности привели к появлению займов для производства, когда данный взаймы капитал служил заемщику для расширения его предприятия и увеличения прибылей. С этих пор стало трудно соблюдать старые строгие правила, и было придумано много различных способов, чтобы обойти их. Например, требование процента в договоре скрывали, указав, будто капитал больше, чем в действительности, или делали это с помощью всевозможных компенсационных платежей, начислявшихся главным образом за любую задержку в возвращении займа.

Даже знатоки канонических церковных правил, продолжая запрещать как ростовщичество взимание процентов с займов, предназначенных для потребления или использования (которые, впрочем, становилось трудно отличить от остальных видов займа), вслед за святым Бонавентурой и Иннокентием IV, признали законной плату за капитал, вложенный в коммерческие или промышленные предприятия, если предприятие связано с риском ( damnum emergens ) или заимодавец временно лишался возможности пользоваться своим капиталом ( lucrum cessans ). Нам известно, что в XIII в. папы, преследуя ростовщиков, в то же время брали под свое покровительство итальянских банкиров - предоставляли им защиту в церковных судах и угрозой религиозного осуждения заставляли должников возвращать им займы. Позже светские юристы XIV в. вслед за Бальдусом провозгласили законность договоров, предусматривающих взимание процента, а затем и всех займов под проценты.

Тем временем, чтобы избежать громогласных угроз церкви или процесса в медлительном церковном суде, кредит стали предоставлять на новых условиях, и так возникли формы кредита, лучше приспособленные к потребностям коммерции, - например, продажа с правом выкупа или с гарантией, ссуды под ценные бумаги с правом их выкупа или под пожизненную ренту, займы под залог недвижимости и, в первую очередь, ссуды на условиях товарищества на вере, под обеспечение в виде металлических денег либо золотых или серебряных слитков, а также займы под залог судна или судна вместе с грузом - последний вид ссуды применялся в крупных морских коммерческих предприятиях. С XIII в. процентная ставка в ведущих коммерческих странах, например в Италии и Южной Германии, упала до 10, 12 или 17 процентов для коммерческих предприятий, а в других странах, например в Англии и иногда во Франции, поднялась до 15, 20, 25, 43, 50 и даже 80 процентов.

Бумажные деньги, которые уже были в обращении у византийцев и арабов, появились и на Западе через посредство итальянцев, южнофранцузских торговцев, каталонцев и фламандцев в виде кредитных и платежных писем - предшественников современных чеков, а также в форме переводных векселей и «ярмарочных» векселей, позволявших торговцу не платить наличными. На крупных ярмарках была введена система расчетов путем оплаты или зачета долгов, в которой платежи могли быть отсрочены и существовало комиссионное вознаграждение за них. С помощью этих средств торговлю можно было вести на гораздо более обширной территории.

Обменом денег и банковскими операциями стал заниматься особый слой людей - менялы и банкиры. Первые должны были определять соотношение между бесчисленными монетами того времени, и их роль стала уменьшаться по мере увеличения оборота бумажной валюты. А вот значение вторых все возрастало. Предоставив евреям обслуживать простой народ и играть главную роль в предоставлении займов под обеспечение или залог, что было рискованно и оттого невозможно без получения процентных платежей (сумма которых иногда доходила до 80 процентов), а потому считалось ростовщичеством, навлекало на заимодавцев ненависть народа и обращало против них алчность правителей; христианские заимодатели повсюду объединялись и внедряли новые формы кредитования. Рядовые менялы-евреи становились жертвами высылки, конфискации или резни, а христианские банкиры-аристократы процветали в аббатствах, в тысячах торговых домов рыцарей-храмовников и, главным образом, в бесчисленных конторах ломбардцев и кагорцев.

Орден храмовников (тамплиеры), имевший деловые связи по всему Востоку и по всему Западу, осваивал крупные операции с международным капиталом в то же время, что и итальянские банкиры, но итальянцы вступили в состязание с рыцарями, одолели их и в 1307 г. завладели большей частью коммерции ордена. Торговые города Италии, которые с XII в. стали активно выполнять функцию посредников между левантийской торговлей и торговлей стран Запада, объединились, чтобы поставить все разнообразные формы кредита на службу коммерции. Во всех городах центральной и северной частей полуострова - в Венеции, Кремоне, Болонье, Пьяченце, Парме, Асти, Кьяри, Генуе, Лукке, Сиене, Пистойе, Риме, Пизе, Флоренции - возникали одна за другой компании купцов-банкиров. Первоначально они состояли из членов одной семьи или из граждан одного и того же города и скоро стали объединяться в союзы и картели для борьбы между собой за рынки или для господства на рынках. В их распоряжении была мощь объединенного капитала, которую обеспечивало заключение союза, и сильная гибкая организационная система, и потому они раскинули сеть своих агентств от Сирии и Кипра до Северной Африки и Западной Европы. Почти 300 лет христианский мир был обязан считаться с этими могущественными капиталистами из Ломбардии, Тосканы или Кагора (Каора), поскольку без этих семей - Риккарди, Барди, Перуцци, Скали и других им подобных - стало невозможно вести крупномасштабные торговые операции. С середины XIII в. первое место среди них занимали флорентийцы, затмевавшие своих конкурентов из Сиены и Лукки.

Этих людей было огромное множество и в Леванте, и в странах Запада, а их экономическая деятельность была такой же непрерывной, как разнообразной. Они имели отделения своих компаний в Акре и Фамагусте, в Южной Италии, а также во Франции, где они полностью господствовали на ярмарках Шампани и Парижа, в котором имели шестнадцать торговых домов. Они были хозяевами фламандского рынка в Брюгге и английского рынка в Лондоне, а также проникали в Центральную и Северную Европу. Они занимались и собственной оптовой торговлей, и транспортным делом, и торговали как товарами широкого потребления, так и предметами роскоши. Они покупали и продавали зерно, вино, растительное масло, пряности, сахар, сырье, например дерево, шерсть, шелк, хлопок, лен, коноплю, металлы, краски, а также лекарства, промышленные товары, например шерстяные изделия, льняные и хлопчатобумажные ткани, обработанные металлы и кожу, стеклянные изделия, произведения искусства и картины. Они организовывали перевозку грузов по суше и по морю. Они занимались территориальным и морским страхованием. Они возглавляли или организовывали крупные промышленные и коммерческие предприятия. Они получали деньги по переводным векселям и погашали долги. Они открывали текущие счета и решали торговые дела с помощью трансферта или клиринга. Они выставляли и акцептовали переводные векселя. Они, вместе с рыцарями-храмовниками, первыми создали депозитные и учетные банки и организовали государственный и частный кредит. Они принимали в депозит деньги и ценные предметы с условием возвратить их по требованию вкладчика и выдавали квитанции. Они выдавали заем не только под векселя, но и под закладные на недвижимость и под товары, по ставкам от 4 до 175 процентов. Их клиентурой были все богатые или хотя бы обеспеченные слои общества, а также корпорации. Среди их должников были муниципальные республики, например Флоренция и Генуя, коммуны, например Руан, а также епископы и аббаты. В XIII в. архиепископ Кельнский был должен итальянским банкирам больше 40 тысяч фунтов стерлингов, а каждый французский и английский епископ был должен им много сотен фунтов. Самые могущественные правители того времени - графы Фландрии и Шампани и герцоги Бургундские - занимали у них крупные для того времени суммы денег. Папы, императоры, короли Неаполя, Франции и Англии были у них в долгу. Всего за один год они ссудили королю Франции Карлу IV около 2 миллионов франков. Они дали взаймы 240 тысяч фунтов стерлингов Эдуарду I и более 400 тысяч Эдуарду III, который в 1340 г. был должен им уже около 1 миллиона 400 тысяч фунтов стерлингов, «стоимость целого королевства», и был вынужден объявить себя банкротом, поскольку другого выхода не было.

Эти защищенные властью римских пап банкиры, чье положение было прочным благодаря их христианской вере и мощной организации, получали от правителей привилегии и льготы и даже влияли на политическую жизнь с помощью растущего могущества денег. Они предлагали папам и королям все ресурсы своей организации для формирования налоговой системы, поставляли им администраторов и финансовых агентов. Ловкие, находчивые и совершенно неразборчивые в средствах, они оказывали ценные услуги в дипломатических делах. Богатство обеспечивало им высокое, а по сути дела даже господствующее положение в обществе, особенно в итальянских коммунах и в высших слоях европейского общества. Этому обществу они привили привычку к щедрости и даже роскоши и интерес к наукам и искусству, а по отношению к простому народу вели себя со всем высокомерием, характерным для нуворишей. Они дали среднему классу стран Запада первые уроки коммерции и кредита, дерзко проложили новые пути для торговли и открыли новое широкое поле для экономической деятельности. Народ, с которого они, по французской поговорке, «стригли шерсть и сдирали шкуру», их ненавидел, правители то преследовали, то обирали, то использовали в своих целях, и все же они заняли свое место, став одной из необходимых составных частей нового общества.

Торговля шла не только на ежедневных и еженедельных рынках городских и сельских округов, где происходил обмен местных продуктов на рыночных площадях или в специальных зданиях, хотя таких рынков с каждым годом становилось все больше и всюду для них строили здания. Коммерческая деятельность происходила также на ярмарках, высокая активность которых стала характерной особенностью этого периода Средних веков. К этим ярмаркам много дней шли по дорогам длинные караваны, в которых объединялись купцы всех национальностей. Тяжело нагруженные возы сопровождала вооруженная охрана, вместе с которой ехал и сам хозяин с копьем и щитом. Правители государств так обогащались благодаря ярмаркам, что государственная власть спешила предоставить им особое покровительство, различные виды защиты и привилегии - например, полную свободу торговать и освобождение от самых обременительных налогов. Церковь благословляла ярмарки, брала их под свою защиту и открывала их религиозными церемониями. Существовали особые суды для поддержания порядка на ярмарках и обеспечения справедливости сделок, похожие на те, что были прикреплены к знаменитым ярмаркам Шампани, и дела в этих судах рассматривали канцлеры или хранители ярмарок. В дипломатических соглашениях предусматривались охранные грамоты для купцов, чтобы купцам было легче приходить на заседания такого суда. Находясь в помещении суда, они пользовались таким же правом убежища, как в святом месте, и были ограждены от права государства забирать в казну выморочное имущество и преследовать граждан враждебной страны, а также от всех других видов преследования. Ради купцов власти однажды отменили сборы, которыми облагались продовольственные продукты и жилые помещения. На самых знаменитых из этих ярмарок встречались коммерсанты из всех стран Востока и Запада. Каждая страна старалась организовать свои собственные ярмарки. В Англии ярмарочным городом стал Стаурбридж, в Германии Ахен, Франкфурт и Констанц, в Нидерландах Лилль, Месен, Ипр и Брюгге, в Кастилии Севилья и Медина-дель-Кампо, в Италии Бари, Лукка и Венеция.

Но главным образом они процветали в Франции, на перекрестке дорог, которые вели во все крупные области Запада, особенно в Ниме, Бокере и Бордо, Шалон-сюр-Сон, Кане, Руане, Корби и Амьене. В этом отношении были знамениты по всему миру две французские провинции - Иль-де-Франс и Шампань. Каждый год с 11 по 24 июня (это время называлось Ленди ) толпы торговцев съезжались на равнину Сен-Дени. Еще больше купцов приезжало на крупнейшие ярмарки Шампани, которые проводились раз в год, одна вслед за другой, с января по октябрь, и каждая длилась от шестнадцати до пятидесяти дней. Эти ярмарки происходили в Ланьи, Бар-сюр-Об и, в первую очередь, в Провене и Труа.

Шампанские ярмарки имели огромное значение со второй половины XII в. до середины XIV в. Встречи коммерсантов на этих равнинах верхней Сены и Марны, где пересекались великие европейские пути, соединявшие средиземноморские страны с землями, расположенными вдоль побережий Ла-Манша и Северного моря или на берегах Рейна и Роны, привлекали оптовых торговцев и мелких странствующих продавцов из всех народов Европы - от левантинцев, итальянцев и испанцев до фламандцев, немцев, англичан и шотландцев, не говоря уже о самих французах. На этих ярмарках, обладавших драгоценными привилегиями и находившихся под особой защитой церкви и графов Шампанских, купцам были гарантированы и безопасность передвижения по стране, и безопасность сделок. Караванам предоставляли проводников и охрану, любого, кто попытался бы помешать движению направлявшихся туда путников, ожидало церковное наказание, нечто вроде коммерческого отлучения. Пользование привилегиями и порядок обеспечивала официальная организация под управлением канцлера или стража ярмарок ( garde des foires ), которым помогали шерифы, нотариусы, маклеры, оценщики, зазывалы, носильщики и стражники-сержанты». Ярмарки были священными местами международной торговли, где товары продавались и покупались выгоднее благодаря более низким тарифам и где всем разновидностям коммерции была предоставлена полная свобода. Купцы любой национальности и даже любой веры были здесь недоступны для оскорбительных и жестоких прав на выморочное имущество и на преследование купцов из враждебной страны, на казнь за долги и на физическое принуждение. Здесь они свободно могли заключать сделки любого рода, даже денежные. Печать стража ярмарок гарантировала подлинность заключенных ими контрактов, и тексты этих контрактов составляли нотариусы, подчиненные канцлеру. Правосудие здесь тоже было особое - быстро бравшееся за дело и скоро его решавшее, приспособленное к их нуждам.

По этим причинам в города Шампани приходили многочисленные купеческие караваны. Среди приезжавших купцов преобладали итальянцы и фламандцы, объединявшиеся под властью своих консулов или под властью старшин, которых называли капитанами. Здесь они находили множество огромных многоэтажных погребов (настоящие подземные города!) и галереи, похожие на восточный крытый рынок сук, крыши которых опирались на мощные столбы - так что им было где разместить огромные груды своих товаров. Товары распаковывали в течение восьми дней после открытия ярмарки. Затем начиналась торговля, причем согласно установленному расписанию, которое называлось деления, в первые двенадцать дней продавались и обменивались всевозможные ткани, шерстяные изделия, шелка, муслины, хлопчатобумажные ткани, ковры, сукна с Востока и Запада. Затем сержанты кричали « Наге! Наге! » («Кончай торговлю!»). После этого начиналась ярмарка кож, шкур и мехов. Она продолжалась восемь дней и закрывалась таким же образом. За эти два отрезка времени совершалось бесчисленное множество сделок в торговле лошадьми, скотом, винами, зерном, сельдями, солью, жиром, салом и прочими товарами, продаваемыми на вес ( avoir du poids ), а также сырьем - шерстью, льном, коноплей, шелком-сырцом и прежде всего красящими веществами, лекарствами, пряностями и сахаром. На эти ярмарки приходили закупать нужные товары толпы клиентов - оптовые и розничные торговцы, разносчики и обычные покупатели от феодалов и жителей поселков до крестьян.

Самой необычной и характерной особенностью этих больших собраний было то, что на них можно было не только открыто вести крупную международную торговлю товарами, но и торговать самими деньгами. Кредитные операции здесь можно было осуществлять совершенно свободно. На двенадцатый день даже начиналась ярмарка менял и банкиров. В течение четырех недель они держали на ярмарке свои прилавки или столики, мешочки с деньгами и весы, чтобы взвешивать слитки и монеты, а в течение еще пятнадцати дней они занимались погашением долгов и проверкой счетов, накопившихся с начала ярмарки.

Существовали специальные курьеры ( coureurs de hare ), разносившие адресатам указания банкиров и банковских домов, сообщения об обменных курсах и курсах валют, тратты (чеки) и распоряжения о платежах. В последние две недели появлялись «курьеры по платежам», которые сообщали представителям банков, какая сумма должна быть собрана или выплачена. Выдавалось огромное количество займов, поскольку в эти дни их было разрешено предоставлять, а процентная ставка по ним колебалась от 6 до 30 процентов, и принималось много платежей не только от купцов, но и от дворян-должников, живших по всему Западу. Законы разрешали заимодателю подать жалобу в суд на непослушного должника и взыскание долгов.

Переводные векселя, которые назывались «ярмарочные письма», выдавались и оплачивались и при необходимости скреплялись официальной печатью. Практиковались переуступка долгов, клиринг и отсрочка платежа до другой ярмарки. Именно здесь возникла первая крупная международная биржа и был открыт первый международный рынок продуктов. В продолжение всего времени ярмарок на них толпились люди со всех концов мира. Они толкали друг друга на улицах городов Шампани, останавливались у лотков, проталкивались один мимо другого, чтобы попасть на представления шутов и жонглеров, теснились в кабачках, которые были полны женщин легкого поведения. Следует отметить необычную терпимость: на ярмарках были разрешены азартные игры, и за незаконные удовольствия не полагалось никакого наказания тому, кто не занимался ими профессионально.

Во всех отношениях ярмарки обладали невероятной притягательной силой, и их расцвет был одним из важнейших шагов на пути прогресса западной торговли. Они соединяли разные сословия и народы и способствовали установлению мира в христианской Европе. Они открыли путь для идей коммерческого законодательства, которые были шире, чем концепции гражданского права. Они выводили торговлю на уровень целой страны и международный уровень и этим порождали в людях дух предприимчивости. Они во многом способствовали прекращению экономической изоляции, в которой Запад жил во время раннего Средневековья, на них начался неудержимый процесс формирования денежной экономики.

Морская торговля, которая была очень слабой в первые пять столетий Средневековья, стала развиваться со времени Крестовых походов и переживала прогресс, подобный тому, который происходил в сухопутной торговле благодаря ярмаркам. Плавание по морям стало легче, поскольку Запад стал чем-то вроде единой христианской республики и потому, что западные народы проникли в страны Севера и Леванта. Судоходство стало более активным и менее опасным. Ненавистное торговцам право на разбитые суда, позволявшее отобрать у владельца принадлежащий ему груз, если тот находился на потерпевшем крушение корабле, было отменено в Италии, Каталонии, Франции и Англии. Было ограничено и упорядочено применение патентов, которые разрешали нападать на суда жителей какой-нибудь страны, делая судовладельцев ответственными за провинности их соотечественника или группы соотечественников. Были составлены сборники морских законов - например, кодекс города Трани и Марсельский кодекс, сборники обычаев Тортосы и Барселоны, Олеронские свитки (свод законов, который стал основой морского права многих европейских стран, в том числе Англии и Франции. Составлен в XII в. на французском острове Олерон в Бискайском заливе. - Пер. ) и Законы Висбю (сборник морских законов, составленный в конце XIV в. под влиянием Олеронских свитков в городе Висбю на острове Готланд. Также стал одной из основ европейского морского права. - Пер. ), которые регулировали вооружение кораблей, работу лоцманов, морские риски и портовые сборы. Для защиты торговли и для разрешения возникающих в связи с ней судебных споров были созданы особые суды - морские консульства на кораблях, обычные консульства, морские суды, mercanzie, и адмиралтейские суды в приморских городах. Появились морские страховые полисы, по которым в страховом случае выплачивалась стоимость кораблей и груза, а правительства западных стран объявили войну пиратам, однако эта война шла неравномерно - то сильнее, то слабее, а потому власти не всегда имели успех, хотя временами действовали очень энергично.

В это же время началось строительство маяков и были приняты меры для поддержания в хорошем состоянии портов. Шло строительство верфей, главным образом в Венеции, Генуе, Марселе и Барселоне. Наряду с малотоннажными судами кораблестроители спускали на воду транспортные корабли грузоподъемностью от 500 до 600 тонн ( ussiers ), которые могли перевозить от 1 тысячи до 1500 пассажиров. Для защиты торговли государства Запада создавали свои первые флоты. Самыми сильными флотами обладали Венеция, Пиза, а также Генуя, которая в 1293 г. имела 200 кораблей с 25 тысячами моряков. Каталонцы создавали свой флот в XIII веке, французские короли из династии Капетингов делали это тогда же, и в результате Франция имела сначала 118, а позже 200 кораблей и на них 20 тысяч моряков. Быстро развивалось морское судовождение благодаря использованию компаса. Он был заимствован у арабов (точнее, у моряков с подвластных арабам земель, у сирийских мореплавателей. - Ред. ) и усовершенствован сицилийскими моряками, которые первыми догадались закрепить магнитную стрелку на вращающемся стержне. Итальянцы и каталонцы составили первые карты морей. Хотя навигация продолжалась только шесть месяцев в году, весну и лето, она приобрела огромные размеры, несмотря на высокую цену фрахта, на непоследовательность и постоянные изменения налоговых законов и обычаев.

Интересы коммерции заставляли государства заключать друг с другом первые торговые соглашения и даже вынуждали христиан первыми начинать переговоры о заключении соглашений с мусульманами. Власти приморских стран добивались, чтобы их подданным предоставляли в иностранных городах отдельные кварталы для проживания и склады, а иногда, как в Леванте, и судебные привилегии, за соблюдением которых должны были следить консулы и старшины, а также охранные грамоты и гарантии безопасности. Государства, где была развита коммерция, уже вели между собой жестокую экономическую борьбу, которая часто определяла основное направление их политики. Торговля стала теперь одним из великих источников богатства, и потому в нее шли самые энергичные и сообразительные представители народов Запада. Средиземное море, которое тысячу лет было колыбелью цивилизации, снова стало центром самой активной коммерческой деятельности, оттеснив с первого места путь по Дунаю, который связывал жителей Запада с византийским Востоком в Средние века. Крестовые походы превратили это море в «латинское озеро», где могли без всяких ограничений соперничать между собой итальянские республики и города Прованса, Лангедока и Каталонии. Республики разместили конторы своих торговых домов во всех городах Леванта, в Египте, в Киликии (Малой Армении), на Кипре, в Константинополе, Барселоне, Нарбоне, Монпелье, Арле, Сен-Жиле, Марселе. Больше всех обогатились Генуя, Пиза и Венеция, которые наживались на перевозке по морю крестоносцев и паломников или на торговле восточными товарами. Их жители отправлялись в Александрию, Тир, Фамагусту, Трапезунд и Константинополь за пряностями, сахарными сладостями и сладкими винами, лекарствами и красителями, жемчугом и драгоценными камнями, духами и изделиями из фарфора, шелками и тканями с золотыми и серебряными нитями, муслинами и хлопчатобумажными материями, коврами, стеклянными изделиями, оружием из дамасской стали и ювелирными украшениями, поступавшими с Востока. На Черном и Каспийском морях они скупали зерно, рыбу, шкуры и, несмотря на запреты, даже рабов, которыми тоже торговали. Они привозили в Левант продукцию Запада - зерно, шерстяные изделия, льняные ткани и необработанные металлы.

Венеция своим величием была обязана торговле. Этот город на островах в лагуне возник еще в V в., но возвысился, когда подчинил своей власти Адриатику (1002) и добился в 1082 г. хартии о привилегиях, которая дала его гражданам право в течение 100 лет беспошлинно торговать в землях, подвластных Восточной Римской империи. В 1204 г. (когда горе-крестоносцы 4-го Крестового похода захватили по наущению Венеции Константинополь. - Ред. ) Венеция создала обширную колониальную империю на островах Эгейского моря, овладела ключами от Дарданелл и Босфора и попыталась забрать в свои руки не только торговлю с Левантом, но и торговлю на Черном и Азовском морях, где она основала контору своих купцов в городе Тана (в устье реки Дон близ совр. города Азов), и попыталась начать плодотворную торговлю с Дальним Востоком, послав туда для разведки торговых путей своих путешественников, из которых самым знаменитым стал Марко Поло.

Генуя также основала фактории от Корсики до города Кафы (совр. Феодосия (Феодосией была и с VI в. до н. э. (основание) до XIII в.), где генуэзцы и евреи, а с 1475 г. турки занимались работорговлей - скупали оптом захваченных татарами на русских землях пленников, а затем перепродавали в страны Средиземноморья и Ближнего и Среднего Востока. Всего в период с середины XIII в. до 1770 - начала 1780-х гг. (ликвидация последнего осколка Золотой Орды - Крымского ханства) через Крым, в основном через Кафу, было вывезено на продажу от 4 до 7 миллионов рабов (в основном русских, в том числе украинцев). Именно прекращение притока рабов отсюда после утверждения господства на Черном море Османской империи (1453-1475) привело западноевропейцев к необходимости поиска рабов в Африке, что сильно стимулировало Великие географические открытия. - Ред. ) на краю Великой Русской равнины, обосновалась на Хиосе, а в 1261 г. стала господствовать в торговле с Византией, где ее союзники, семья Палеолог, сумели восстановить Византийскую империю (изгнав крестоносцев из Константинополя). Она спорила с Венецией за рынки Леванта, а за рынки Северной Африки и Испании с жителями Пизы и в конце концов победила пизанцев. Генуя построила себе флот на Каспийском море, пыталась монополизировать торговлю с Россией и выжать в свой карман доходы от значительной части торговли со Средней Азией. Венецианцы и генуэзцы приобрели на этой торговле огромные богатства, но во второй половине XII в. были вынуждены очень неуклюже отказаться от своей доли в этой торговле и уступить ее купцам из Прованса, Лангедока и Каталонии.

На востоке и в центре христианской Европы Испания, Западная Франция, Нидерланды и Германия упорно расчищали себе места в ряду коммерческих государств, и каждое из этих мест становилось все больше. Во всех этих краях и сухопутная, и морская торговля приобрела невиданный прежде размах. Купцы непрерывным потоком двигались по двум великим международным торговым путям. Один из этих путей - по реке По, затем через Альпы и по Дунаю - связывал Геную и Венецию с Веной, Аугсбургом, Нюрнбергом и Констанцем, другой - по Роне и Соне - соединял средиземноморскую и левантийскую (то есть государства крестоносцев в Леванте. - Ред. ) Европу с Западной Европой через коммерческие центры Шампани, Иль-де-Франс и Фландрии, а по рекам Маас и Мозель даже с рейнскими землями. Морские пути Атлантики, на которых в раннем Средневековье было так мало народу, теперь оживились и наполнили радостной жизнью порты Галисии и Бискайи, через которые в страны Запада отправляли соль, вино, растительное масло, свинец, олово и железо. Но главным было то, что стали активно работать французские порты. В XII в. ожил Бордо, одновременно с ним развивалась Байонна и была основана Ла-Рошель. Нант, Руан, Онфлер и Дьеп тоже обогатились благодаря торговле с Британскими островами и Нидерландами. Соль, зерно, вино, мед, фрукты, шерсть, конопля, воск и французские льняные ткани активно обменивались на шерсть, шкуры, необработанные кожи, жир, соленое мясо, медь, свинец и олово из Англии и изделия фландрских мануфактур. Вскоре преимущества такой торговли привлекли внимание итальянцев, и те в начале XIV в. тоже установили торговые связи с Нидерландами с помощью венецианских галер, которые раз в год отправлялись в Слейс, порт города Брюгге.

Англия, которой было достаточно богатства, имевшегося у нее как у привилегированной сельскохозяйственной страны, еще не предчувствовала свою будущую судьбу торгового государства. А вот Германия пыталась стать сильной на море. Торговые города севера страны, из которых самым активным был Любек, объединились в великий союз, известный под названием Ганза, в XIII в. (1241 г.). Они желали стать монополистами на двух морях, которые христианские народы Запада лишь недавно открыли для себя, - Северном и Балтийском. По этим морям купцы доставляли в страны Запада рыбу и, что было важнее всего, сырье - лес, жир, деготь, шкуры, кожу и меха, приобретенные в обмен на продукцию, произведенную в Леванте, и на товары из Южной и Западной Европы.

За 250 лет торговля вышла далеко за те пределы, которых достигла в античную эпоху, преобразовала христианскую Европу и произвела настоящий переворот в истории труда.

Создав множество новых рынков, она способствовала развитию промышленного и сельскохозяйственного производства. Прежняя экономика, где хозяйственная жизнь была ограничена пределами поместья, была вынуждена изменяться и становиться открытой для прогресса. Рост потребления, возникновение связей с другими странами, рост объемов и усложнение структуры движимого имущества - все это заставляло владельцев земельного капитала приспосабливаться к новым условиям экономической жизни, распахивать новые поля и стараться увеличить доход со своих земельных владений путем освоения остававшихся нетронутыми земель, чтобы спастись от разорения, которое постоянно угрожало беспечным или недостаточно предприимчивым землевладельцам. Промышленные мастерские стали действовать активнее: теперь они работали не только на местный рынок, но также на рынки регионального и национального уровня, а иногда даже для международного рынка. Торговля толкала промышленность вперед, снабжая ее капиталом, сырьем, заказами и путями сбыта продукции, и этим развивала одновременно предприимчивость и разделение труда.

Возникла и становилась все мощнее новая сила - движимый капитал. Она изменила природу торговли и оборота товаров, заменила натуральную экономику денежной, придала экономическим отношениям величайшую гибкость, огромное разнообразие и необычайную широту и, путем накопления коммерческих прибылей, способствовала возникновению, возрождению и постоянному росту мобильных и высокодоходных разновидностей богатства. Эта сила открыла путь формам экономической деятельности, которые были намного выше всех форм феодальной экономики, и в то же время усиливала торговые и промышленные слои общества, которые становились соперниками феодалов, а иногда и равными феодалам. Именно благодаря этому плодотворному движению рабочие и крестьяне, которые теперь были необходимыми орудиями экономического прогресса, смогли осознать, как велика их сила, и добиться для себя свободы. Это преобразование экономики и общества христианского Запада в значительной мере было результатом коммерческой революции, которая началась в конце XI в. потом шла все быстрее.

 

ГЛАВА 5 Возрождение промышленности на христианском Западе в период расцвета Средневековья

В период раннего феодализма (X и XI в.) промышленная деятельность находилась еще в зачаточном состоянии. При господствовавшем в то время натуральном поместном укладе экономики редко проводилось различие между трудом ремесленника и трудом крестьянина, и промышленный труд был ограничен пределами семьи или поместья. Существовали только две разновидности промышленного производства - домашнее (семейное) и поместное (в крупных имениях).

В первом случае каждая семейная группа старалась изготовить необходимые вещи для себя и не закупать ничего на стороне. Вторым способом правящие слои общества - землевладельцы и духовенство - получали для себя товары, изготовленные многочисленными группами крепостных работников разных профессий, для которых их занятие было наследственным в семье, - это были мельники, пекари, пивовары, ткачи, портные, кожевники, сапожники, каменщики, плотники, кузнецы, гончары, оружейники и даже золотых дел мастера. Например, пекари из имений, принадлежавших капитулу (то есть братии. - Пер. ) собора Святого Павла в Лондоне, должны были поставлять для его каноников (то есть соборных священников. - Пер. ) 40 тысяч буханок хлеба в год, а пивовары этих же имений поставляли соборному священству 67 800 галлонов пива. Как крепостной земледелец должен был платить господину за аренду земли натурой и услугами, так и крепостной ремесленник был обязан выполнять для господина работу по своему ремеслу или платить ему налог готовыми изделиями. При таком порядке промышленное производство было вынуждено выпускать мало продукции и оставалось чуждым прогрессу, поскольку не существовало индивидуальной выгоды, способной его стимулировать. Существовали также, отдельно от господствующего промышленного производства в мастерских поместий, остатки сословия городских ремесленников, особенно в Италии и Франции. Они работали в пригородах или в черте города. Но здесь так же, как и в сельской местности, ремесленник был подневольным человеком и находился под властью феодала; у него было мало клиентов и узкое поле деятельности.

С XI в. началось, под влиянием многих факторов, коренное прогрессивное преобразование структуры промышленного производства. Самое сильное влияние оказал подъем денежной экономики и торговли: он дал и посредникам, и ремесленникам то, чего у них раньше не было, - капитал, достаточное количество сырья и широкие рынки. Поэтому вначале купцов и ремесленников часто объединяли в одну категорию «торговцев» ( mercatores ). Именно в тех областях Запада, где снова возникла торговля, промышленность также получила первый импульс к возрождению, и города, ставшие колыбелью для коммерции, также стали питательной средой и для промышленного производства, которое вырвалось из сонных феодальных имений. В течение многих веков промышленность развивалась в форме городского производства, которое с этих пор затмевало собой и домашнее, и поместное производство, привлекало в свои мастерские сельских тружеников и привело к огромному увеличению числа ремесленников.

В это же время расширялся круг потребителей товаров и поле деятельности для обмена, а это стимулировало рост производства в мастерских. И в мирное, и в военное время Запад через коммерцию, через путешествия, через Крестовые походы знакомился с методами промышленного производства и с более совершенными византийскими и мусульманскими формами организации промышленности. Он прошел эту школу и вскоре сравнялся со своими учителями, а в некоторых случаях превзошел их. Италия и Франция, в свою очередь, стали великими инициаторами и движителями прогресса и промышленной революции. Этой революции способствовали также умные действия монахов (в особенности из французских орденов), правителей и городских правительств.

Изменились даже орудия производства. Все шире использовалась сила ветра и воды, и в некоторых отраслях промышленности наряду с ручным трудом стала применяться механизация. Ручной труд достиг высокого уровня мастерства в текстильном производстве и в художественных ремеслах, которые часто достигали ни с чем не сравнимого совершенства благодаря старательному обучению работников и высокому уровню исполнения.

Самыми активными отраслями промышленного производства в этой городской среде были те, которые можно объединить под названием мелкое ремесленное производство. Стал формироваться особый класс людей, не зависевших от какого-либо имения, отличавшийся от класса земледельцев. Эти люди обладали техническими знаниями и жили за счет своего ремесла, которое в Средние века называли их искусством. При таком экономическом укладе ремесленник (который на английском и французском языках назывался artisan от слова art - искусство) иногда работал один, а иногда вместе с несколькими помощниками в своей мастерской. Он был главой своего предприятия и выбирал себе профессию свободно, в зависимости от своих способностей. Но главным было то, что он работал на рынок - для жителей всего города или всего края, а не только господина и господского поместья. Выплачивая определенные денежные сборы своим бывшим господам, такие ремесленники покупали этим право распоряжаться трудом своих рук. Ремесленник был собственником своих инструментов и изготовленной им продукции.

Они занимались своим ремеслом в разных условиях. Иногда ремесленник работал дома один или вместе с членами своей семьи над заказами, выполнение которых не требовало узкой специализации. Эта приспособленная к условиям города разновидность домашней промышленности справлялась с удовлетворением потребностей узкого круга потребителей. Но рядом с домашней промышленностью развивался наемный труд, и феодалы позволяли увеличиваться числу наемных работников, чтобы получать с них налоги. Этот труд был организован более независимо. Ремесленник работал по заказу сдельно или поденно в своем помещении или в чужом доме, материалы ему присылали заказчики, но инструменты были его собственные. Ему не были нужны ни капиталы, ни посредники: заказчик сам платил ему деньгами или натурой. У него не всегда была работа, но, по крайней мере, он был совершенно свободен и брал всю плату за работу себе. Однако ни домашние, ни наемные рабочие не занимались тем активным производством товаров для рынка, а эволюция средневековой экономики шла так, что именно такое производство становилось необходимым. Поэтому значение и домашнего, и наемного труда уменьшилось: они отступили перед новой разновидностью производства, где работники трудились в мастерских. Название этой новой индустрии - craft - позже стало обозначать в английском языке любую мелкую городскую промышленность и теперь переводится как «ремесло».

В этой индустрии мастерских ремесленник становился мелким предпринимателем. Центром его деятельности была принадлежавшая ему мастерская, в которой он работал вместе с помощниками - членами своей семьи или небольшим числом учеников или спутников ( compagnons ). Он владел всеми средствами производства: во-первых, у него был капитал - сырье и инструменты, которые он получал или приобретал у других, а во-вторых, был труд, который он предоставлял себе сам при поддержке небольшого числа помощников. Из-за своего скромного размера такое предприятие обходилось без заемного капитала, и поэтому ремесленник мог сам пользоваться всей продукцией, которую создавал его труд. Иногда ремесленник работал по договорной цене для клиентов, которые давали ему заказы, иногда работал на местный или региональный рынок, а изготовленный товар либо выставлял на прилавке перед мастерской, либо сам нес на рыночную площадь, либо продавал напрямую купцу. Он никогда не производил больше, чем обычно мог продать, и потому его прибыль была невелика. Но зато она была стабильной, и он не делил ее ни с кем. По этой причине именно такая разновидность ремесла оказалась наиболее привлекательной для основной массы ремесленников, когда они освободились от феодалов. Благодаря ей ремесленники, как говорит красочная немецкая поговорка, «создали себе золотое поле» и смогли дать выход энергии, которую породили в их душах личная выгода и свобода.

В форме свободного ремесла труд в Средние века стал производительным и разнообразным. Он легко расширялся, когда этого требовало развитие специализации или нужды рынка. Он мог разделиться на столько отдельных профессий, сколько требовали технология производства и спрос. Например, в XIII в. только в шерстяной промышленности было двадцать пять профессий. Но разделение и специализация труда вовсе не вели, как в наше время, к концентрации производства. В Средние века оно лишь увеличивало число мелких городских мастерских, не изменяя их природу и не представляя угрозы для структуры маленьких мастерских. Таким образом, прогресс промышленности осуществляло множество индивидуальных предприятий, которые возникали повсюду и непрерывно увеличивали производство. Они обеспечивали потребителей хорошо изготовленными товарами по ценам, по-прежнему высоким, но все же доступным для них. Мелкой промышленности и сословию городских ремесленников в тот период Средних веков выпала честь осуществить великолепное промышленное развитие и проложить путь крупной промышленности нового времени.

Однако с XIII в. стала возникать и сама крупная промышленность - в малом числе специализированных отраслей промышленного производства, в местах, где была развита крупная международная торговля, - в Нидерландах, Италии и Северной Франции. Именно там появились первые предприятия - работавшие на международный рынок суконные мануфактуры в Генте, Ипре, Лилле, Дуэ, Амьене и Флоренции, шелкоткацкие мастерские в Венеции и мастерские по изготовлению медных изделий в Динане (город в Бельгии на реке Маас. - Пер. ). Богатые предприниматели и даже могущественные корпорации стали действовать в том же направлении. Так, например, поступила в Тоскане гильдия Arte di Calimala, которая в XII и XIII вв. была монополистами в приобретении английской шерсти и поступавших из Фландрии и Северной Франции сукон-полуфабрикатов. Члены этой гильдии доделывали, окрашивали и подготавливали эти ткани, а затем отправляли их на все рынки Средиземного моря. Так же делал и флорентийский союз купцов и производителей, известный под названием Arte dйlia Lana (Гильдия шерсти. - Пер. ), который соперничал с Калималой и организовал на берегах реки Арно все разнообразные виды производства шерстяных изделий.

В других странах крупнейшие купцы - во Фландрии и Брабанте они назывались poorters или coomannen - обеспечивали условия для работы мастерских ремесленникам-одиночкам. В Ипре 140 торговцев тканями обеспечивали работой целый промышленный округ. Иногда - как это было в Амьене и в рейнских городах - в торговле тканями существовали, наряду с крупными коммерсантами, более мелкие посредники ( gewandschneiders ). Во Флоренции шерстяное дело приобрело такую сложную структуру, что кроме торговцев тканями, которые вели коммерческие дела с мануфактурами, существовали особые продавцы шерсти ( lanivendoli ), которые покупали шерсть оптом, промывали ее и продавали в розницу, и продавцы камвольной пряжи ( stamauiolп ), продававшие шерсть, которую они перед этим пряли, били и чесали.

Зарождавшаяся таким образом крупная промышленность, была ли она сложной или простой по структуре, во всех случаях отличалась от мелкой промышленности несколькими характерными признаками. Ее предприятия еще не были фабриками и заводами. Купцам-предпринимателям для ведения дел было достаточно иметь контору в своем доме, где было несколько счетоводов, слуг и посыльных, и один склад для сырья и готовых товаров. Однако в этой простейшей форме крупной промышленности капитал уже отделился от труда. Купец-предприниматель был единственным владельцем материалов, иногда предоставлял инструменты и всегда распоряжался заказами. Только он покупал и продавал изготовленный товар. Рабочие - прядильщицы и прядильщики, чесальщики, ворсильщики, ткачихи и ткачи, красильщики - были всего лишь орудиями производства в руках этого капиталиста, который платил им, руководил ими и по своей воле ускорял, замедлял или останавливал работу. С этого времени рождавшаяся на свет крупная индустрия оказывала на общество далеко не самое полезное влияние, однако она обеспечила сильный и быстрый рост тех видов производства, в которых возникла.

Происходивший в эти три столетия подъем в промышленности, которая шла по следам поднимавшейся торговли, распространился на все отрасли производства от добычи и переработки полезных ископаемых к мануфактурам и от предметов первой необходимости к предметам роскоши. Чтобы иметь в обращении достаточно денег для новой денежной экономики, люди опять начали разрабатывать золотые и серебряные рудники, возрождая старые методы добычи или опытным путем открывая новые. Золотоискатели добывали отполированные водой крупицы золота из речного песка в Альпах, Севеннах (невысокие горы на юге Франции. - Пер. ) и Пиренеях.

Особенно много золотого песка они добывали в Роне, Рейне и По. Они брались за разработку шахт с серебряными, свинцовыми и содержащими серебро медными рудами в Верхней Италии, Тоскане, Сардинии, Калабрии, Верхнем Арагоне, Дофине, Савойе, Оверни, Вивере, Эльзасе, Дербишире, но наибольшее значение имели шахты в горах Фихтельгебирге, Эрцгебирге (Рудные горы) и Гарце. Наступили счастливые дни для немецких рудничных городов - Фрайберга, Аннаберга и Гослара, жители которых в совершенстве знали горное дело. Горняки искали и разрабатывали пласты пород, содержавшие металлические руды. Железорудные рудники работали в немецких Гарце, Вестфалии и Штирии, в английском Суссексе, нидерландском Намюре, французских Нормандии, Верхней Шампани, Дофине, Берри, Верхнем Пуату и Перигоре, испанской Бискайе, в итальянских Бергамо и Калабрии, на острове Сицилия и в первую очередь на острове Эльба, где возникли первые горнодобывающие компании.

Свинец поступал на Запад из Дербишира, а Корнуолл был почти монопольным поставщиком олова, хотя примерно с 1240 г. с ним соперничала Чехия. Англия и Германия выгодно использовали свои медные рудники, Испания - шахты с ртутными рудами возле города Альмаден, заново открытые в XIII в., а Италия - слои серы и квасцов возле городов Вольтерра и Поццуоли и на острове Искья. Гранильщики и шлифовальщики посылали людей за редкими прекрасными камнями в Пиренеи, Овернь и Астурию. В Италии, в Пиренеях, в Турне, Геннегау, Брабанте, Верхней Бургундии, Иль-де-Франс, окрестностях города Кан и в Вестфалии были каменоломни, из которых архитекторы получали камень для сооружавшихся везде огромных зданий. Жители Запада начали осознавать, какую ценность представляют для них каменноугольные шахты, хотя еще продолжали использовать растительное топливо. В Ньюкасле и Дареме, в Геннегау, но в первую очередь в Льежском бассейне, Нижнем Лангедоке и Сентонже добыча каменного угля оказалась рентабельной. Эксплуатация мелких соляных озер, соляных источников и солончаков достигла невероятно высокого уровня. За 600 лет в окрестностях Зальцбурга было добыто 10 миллионов тонн соли. Продукция соляных озер в Лимбурге, Швабии, Лотарингии и Франш-Конте удовлетворяла значительную часть потребности Европы в соли. Но в первую очередь соль для европейских потребителей добывали из солончаков в окрестностях Нанта, Нижнем Пуату и Сентонже, и с конца XIII в. все больше торговых флотов из Северной и Западной Европы стало приходить в эти края. На юге Португалия, Испания, область нижнего течения реки По и Королевство обеих Сицилии снабжали солью средиземноморский рынок.

Хотя металлургия мало продвинулась вперед в использовании руд и выплавке и обработке металлов, поскольку имела в своем распоряжении только растительное топливо (древесный уголь), примитивную плавильную печь, молот и руки кузнеца, под действием необходимости металлургическое производство шло вперед огромными шагами. Маленьких кузниц становилось все больше, и они возникали во всех местностях, где были условия, необходимые для их работы, - лес, руда и быстрая река. Иногда эти мастерские даже работали на экспорт. Изготовители шлемов, доспехов, щитов, мечей и другого оружия процветали в Италии - в Милане, Павии, Венеции, Лукке, Флоренции и Неаполе; в Испании - в Толедо, Валенсии и Сарагосе; во Франции - в Гиени (Гюйене), Перигоре, Пуату, Дофине, Лангедоке и в Лионе и его окрестностях; в Германии - во Франконии, Саксонии, Штирии и Каринтии. Много металлургических заводов было в Барселоне, Вике (город в испанской провинции Каталония. - Пер. ), Лериде, Жероне (город в Каталонии. - Пер. ), но прежде всего в Бискайе. Также обстояли дела в альпийских областях Италии, Франции и Германии, в восточных и центральных французских провинциях, на землях возле Мааса и в Центральной Германии. Все больше приобретали известность литейные мастерские Лотарингии. Испанская Валенсия была известна умелыми мастерами-медниками, а мастера из Динана и Юи (город в Бельгии на реке Маас недалеко от Льежа. - Пер. ) выпускали в своих мастерских прекрасные изделия из желтой меди, которые расходились по всей Европе и в честь Динана получили название динандри. Область вокруг города Шатору, Овернь, Бре и Верхняя Шампань начали производить ножи, Париж - изделия из железа и меди. В Германии, Франции и Италии изготавливали кованые изделия из железа, скобяные и слесарные изделия. В XIII в. великий французский художник Виллар де Оннекур (это был знаменитый архитектор, который стал известен потомству своим альбомом рисунков. - Пер. ) изобрел часы с гирями и спуском и этим подготовил будущий прогресс часового дела.

Огромный шаг в своем развитии сделали пищевые отрасли промышленности и большинство обрабатывающих отраслей, а также отрасли, производившие предметы роскоши и произведения прикладных искусств. Это показывает, каким мощным было движение богатства на тогдашнем Западе и какой сильной была там коммерческая активность. Городские изготовители продовольственных изделий - их предприятия относились к разряду мелких мастерских - стали многочисленными и довели разделение труда до высочайшей степени. В сельских местностях было изобилие мельниц, поскольку всюду умели использовать силу воды, а с XII в. появились и ветряки. В 1086 г. Книга Судного дня отметила 5 тысяч водяных мельниц только в одной Англии, а в XIII в. в одном лишь пригороде Ипра существовало 120 ветряных мельниц. В более крупных городах корпорации мясников, пекарей, изготовителей выпечки, владельцев харчевен и множества им подобных стали многочисленными и сильными союзами. Итальянцы уже производили на экспорт сухари для моряков и пироги. Каталония, Галисия, Англия и Нидерланды экспортировали соленую еду, а Фландрия и Англия пиво. Были основаны первые мануфактуры по изготовлению сахара, варенья и сиропов в подражание таким же производствам у арабов, в Провансе, в Андалусии и Восточной Испании.

В изготовлении тканей, мебели, украшений и произведений искусства Запад стал соперником, а вскоре и удачливым покорителем Востока. Завоевание огромного рынка промышленных товаров начали суконные мануфактуры. В этой области ведущее положение заняла Италия, которая отняла у Византийской империи монополию на производство тонких тканей. Существуют данные, что с XII в. в Милане было 60 тысяч рабочих этой отрасли; там действовала знаменитая гильдия Umiliati («Смиренные». - Пер. ), и эта деятельность распространилась на Венецию, Болонью, Мо-дену и Верону. В Вероне к 1300 г. производилось 30 тысяч штук сукна в год, не считая чулок и шапок. Лукка, Сиена, Пиза, Палермо и Неаполь, в свою очередь, тоже организовали мастерские, но их вскоре превзошли мануфактуры Флоренции, где в XII в. Arte di Calimala начала обработку сукон, импортированных с Запада, и где в XIII в. могущественная Шерстяная гильдия ( Arte dйlia Lana ) организовала крупнейшую мануфактуру по производству тонких сукон и стала экспортировать ее продукцию во все страны христианского мира. К 1306 г. город на реке Арно производил в год в своих 300 мастерских больше 100 тысяч штук шерстяного сукна общей стоимостью миллион золотых флоринов. В 1336 году треть населения Флоренции (30 тысяч работников) жила за счет этой промышленности, ежегодный доход от которой оценивали в 1 миллион 200 тысяч золотых флоринов.

С XII в. с Италией начали соперничать Нидерланды. Фландрия и Брабант стали крупными промышленными центрами, где ткали шерстяные сукна, и слово «фламандец» приобрело значение «ткач». Сент-Омер, Дуэ, Лилль, Брюгге, Камбре, Валансьен, Лувен (Левен), Сен-Трон (Синт-Трейден), Юи, Маастрихт, Ипр и Гент отправляли на крупнейшие рынки Востока и Запада свои тонкие ткани, саржи, «брюнетки», полосатые, однотонные или смешанные ткани, окрашенные в яркие тона - зеленые, красные, синие и фиолетовые, которые всюду пользовались огромным спросом. В Ипре в 1313 г. мануфактуры увеличили объем своего производства до 92 500 штук ткани. В Генте за станками для изготовления сукон работали 2300 ткачей. В этой промышленности видное место занимала также Франция, и производство сукон стало самым важным видом ее промышленной деятельности. Оно процветало в Пикардии в Амьене и Сен-Кантене, в Иль-де-Франс - в Бове, Шартре, Санлисе, Сен-Дени и Париже; в Шампани - в Провене (где в XIII в. работало 3200 ткацких станков), Реймсе, Шалоне и Труа; в Нормандии - в Руане, Эльбефе, Павийи, Монтивилье, Дарнетале, Берне, Онфлере, Верноне, Омале, Лез-Андели и Кане; в Центральной Франции - в Бурже, в Лангедоке - в Тулузе, Каркасоне, Нарбоне, Безье и Монпелье, которые начинали экспортировать свои изделия в Левант. Ткани из Руссильона и Каталонии, Нижнего Арагона и Валенсии стали соперничать с такими же изделиями Южной Франции. В германских странах прославились шерстяные мануфактуры Базеля, Страсбурга, Кельна, Аугсбурга и Магдебурга, а также алые сукна из Регенсбурга и Пассау. Фламандцы и французские цистерцианцы принесли это искусство в Северную Германию. Оно стало распространяться даже в Англии, которая в XIII в. экспортировала саржи из Стамфорда.

На основе маленьких семейных мастерских стали возникать мануфактуры, работавшие со льном и коноплей. Они работали очень активно, поскольку все шире распространялось ношение льняного белья, и торговле было нужно все больше льняного полотна. Жители Южной Италии и Каталонии научились у арабов (здесь: собирательное название подданных мусульманских стран, образовавшихся после распада халифата. - Ред .) и византийцев изготавливать тонкие льняные ткани. Эта отрасль процветала во Франции - в Шампани, Нормандии, Мэне, Иль-де-Франс и Бургундии, и льняные ткани из этих земель экспортировались во все страны христианского мира.

В Нидерландах мануфактурное производство стало переселяться из сельских округов в города Фландрии. В Германии Кельн, Сент-Галлен, Швабия, Франкония и Тюрингия соперничали с французскими городами и провинциями. Наварра, Гипускоа и, в первую очередь, Бретань производили отличную парусину. Появились даже первые хлопчатобумажные ткани, которые назывались муслины или фустианы. Это были подражания изделиям византийцев и арабов, а изготавливали их в Италии, в испанской Валенсии, в лангедокском Каркасоне и в провансальском Арле. Народы Запада похитили у жителей Востока и тайны изготовления шелковых тканей. Уже в XI в. их стали производить в Лукке, в XII, благодаря Рожеру II, - в Палермо. Примеру этих городов в XIII в. последовали Лучера, Реджо, Неаполь, Венеция и Флоренция, а в начале XIV Цюрих. Христианская Испания унаследовала арабские шелковые мануфактуры в Альмерии, Валенсии, Картахене, Хаэне (город в Андалусии. - Пер .) и Севилье. Западные красильщики - итальянцы, французы и фламандцы - стали успешно соперничать с восточными. Изготовление ковров перестало быть монополией арабов и византийцев. Испанские города Куэнка и Чинчилья стали продолжателями сарацинских традиций этого ремесла. Во Флоренции началось изготовление многоцветных ковров и ковриков. Ковры с низкой основой впервые были сотканы в мастерских Пуатье и Лиможа, а потом сделали богатыми мастерские Парижа, Реймса, Амьена, Арраса и Лилля. Наряду с ковриками местного типа появились «турецкие» ковры с бархатным ворсом, а позже - в начале XIV в. - ковры с высокой основой. Вышивание стало по-настояшему художественным ремеслом. Византия, законодательница мод, в XIII в. была свергнута с этого престола (после разгрома крестоносцами 4-го Крестового похода в 1204 г. - Ред .). Ее место заняли Италия и Франция, но главным законодателем в моде стал Париж.

Изготовлением изделий из мехов, шкур и кожи занимались во многих местностях, где процветали дубление и выделка кож, особенно в Италии, Франции и Германии, Развитие этого ремесла привело к открытию бесчисленного множества мастерских. Самые прославленные изготовители меховых изделий на продажу работали в Париже, седел, сбруи и обуви - в Париже, Флоренции, Неаполе, Валенсии, Кордове, Сарагосе и Барселоне, а изделий из позолоченной кожи - в Кордове и Венеции, а также в Королевстве обеих Сицилии и во Франции.

На Западе постепенно возникало промышленное кораблестроение. Французские, итальянские и фламандские столяры унаследовали от византийцев искусство изготовления мебели, и точно так же в XIII в. итальянские и испанские мастера мозаичных и керамических работ сменили греческих (византийских) в Палермо, Пезаро, Лучере, Валенсии, Толедо, Севилье, Калатаюде (город в Испании к юго-западу от Сарагосы. - Пер .) и на острове Мальорка. Во Франции возникли стекольные мастерские, где изготавливали обычное стекло; жители Венеции уже в XI в. похитили у византийцев секрет изготовления зеркал и художественного стекла, а в 1292 г. основали знаменитые мастерские в Мурано. В этот же период парижские и итальянские резчики по слоновой кости превзошли своих византийских предшественников.

И наконец, в художественных ремеслах Запад тоже обогнал Восток и стал лидером как по оригинальности замыслов, так и по объему производства. В этой области, по общему признанию, всех превзошла Франция. Она наполнила христианский мир восхитительными зданиями в романском и готическом стилях, скульптурами, настенными росписями и изделиями из цветного стекла. Ее мастера ремесел, обученные в сотнях мастерских не только в аббатствах и городах, но и в сельских округах, приезжали во все страны, а за ними следовали тысячи обычных ремесленников, и своей работой они доказывали превосходство французской индустрии ( opus francigenum ). Именно Франция дала христианскому миру шедевры ювелирного искусства, изделия с выемчатой ( champlevйes ) и перегородчатой ( cloisonnйes ) эмалью (непревзойденными мастерами изделий с перегородчатой эмалью и других были ювелиры Руси - до разгрома страны монголо-татарами Батыя в 1237-1241 гг. - Ред .) и богато украшенные миниатюрами рукописи. Эта страна была госпожой не только искусств, но и наук. В ней было бесчисленное множество мастерских, где изготавливали пергамент и переписывали рукописи, пока эти дорогостоящие средства передачи мысли от одного человека к другому не были вытеснены новым дешевым веществом, облегчившим распространение трудов человеческого разума, - то есть были созданы мануфактуры, производившие бумагу. Они возникли, вместе с мануфактурами по производству тканей из хлопка, как подражание арабам в XIII в. в Палермо, Хативе (город в Испании к югу от Валенсии. - Пер .) и Валенсии, а позже в различных французских провинциях.

Деятельность преобразовала западный мир. Многочисленные художники и ремесленники создавали, возрождали или развивали разнообразные виды промышленных работ, отняли первенство в промышленной области у пришедших в упадок стран - Византии и мусульманских государств Востока и дали Западу новые источники богатства. Так торговые и промышленные слои западного общества вышли на арену истории. Теперь они были готовы завоевать себе место в обществе, соответствующее их новой, все более важной роли в нем.

 

ГЛАВА 6 Освобождение торговых и промышленных сословий. - Их роль в возрождении городов на Западе с XI по XIV в.

Первым последствием того, что торговля и промышленность воскресли и стали развиваться, было возрождение городской жизни. С середины X до XIV в. это движение распространилось очень широко, и именно в этот период были созданы или родились заново почти все города христианской Европы. Множество старых римских городов поднялось из развалин, так как они обычно стояли на крупных торговых путях. Под защитой монастырей и мощно укрепленных замков почти каждый день возникали новые поселки; так появились на свет примерно 420 из 500 французских городов. Многие из них были просто центрами имений ( villae ), удостоенными звания «город», когда вокруг них были построены стены. Другие возникли при освоении новых земель как поселки колонистов и назывались villes neuves (новые города), villes franches (свободные города), bourgs neufs (новые поселки. - Пер .), sauvetйs (безопасные места. - Пер .) или bastides (укрепленные городки. - Пер .). Этот процесс возрождения был таким мощным, что не только те страны, где все время продолжала существовать городская жизнь, - например, Италия и Южная Франции, но и весь Запад покрылся городами. В Германии их было целых 3 тысячи - правда, большинство оставались всего лишь укрепленными деревнями - burgs . В Англии было 275 городов. Возрождение и распространение на новые территории городской жизни, которая получила такой тяжелый удар в годы раннего Средневековья, было тесно связано с формированием и прогрессом промышленных и коммерческих классов общества.

Первоначально купцы и ремесленники жили на положении зависимых людей в маленьких городках феодальной эпохи, где часто едва можно было насчитать тысячу жителей; причем обычно этому городку приходилось склоняться перед властью нескольких соперничающих хозяев - епископа, аббата, графа, наместника или местного феодала. Эти горожане были объединены в службы ( familiae ), обязанные выполнять работу для феодала-владельца этих мест и для его служащих. Они жили рядом с церковью или около дворца своего графа или местного феодала, рядом с мелкими служащими, домашними крепостными слугами; даже земледельцы и садовники могли быть их соседями. Но торговцы были более легки на подъем, поскольку этого требовало их занятие, более склонны к риску по своему характеру, а иногда даже были иностранцами или имели подозрительное происхождение. Поэтому они предпочитали жить в пригороде, который располагался вдоль дороги или реки. У обочины или на берегу они ставили свои лавки и дома и окружали их частоколом или забором, который примыкал к ограде замка. Именно эти купцы были тем прогрессивным слоем общества, который добыл городам свободу. Уже в XI в. они иногда обогащали города своей активной торговлей - так было, например, в Верхней Италии, на Дунае, Рейне, Маасе, Шельде и на берегах Средиземного моря. Так выросли Венеция, Милан, Пиза, Амальфи, Генуя, Нарбон, Монпелье, Арль, Амьен, Сен-Кантен, Валансьен, Камбре, Гент, Брюгге, Кельн, Вормс, Шпайер, Страсбург, Аугсбург и Регенсбург. Эти купцы часто организовывали водные перевозки, отчего и получили в Нидерландах название poorters, и занимались, наряду с торговлей, банковскими операциями. Богатейшие из них образовали торговую аристократию и назывались «именитые граждане» ( meliores ). Иногда этот высший слой купечества был многочисленным - например, в Кельне было 600 именитых граждан. Некоторые из них выдавали дочерей за рыцарей. В Италии они настолько приблизились по своему положению к дворянскому сословию, что иногда их принимали в ряды дворянства. В Венеции из крупнейших торговцев было образовано сословие патрициев, и в их числе был сам дож. Повсюду торговцы старались завоевать себе то положение в обществе, на которое им позволяло надеяться их богатство. Как во время всех подобных кризисов в истории труда, коммерческая и промышленная деятельность по мере того, как создавала богатство, порождала и необходимость в свободе.

Более того, требования экономики, которые побуждали купца или ремесленника расширять его дело, вскоре стали несовместимы с его крепостным состоянием. Феодальная система, не позволявшая торговцу и производителю ни иметь собственность, ни обладать гражданскими свободами и свободой торговли, так туго связывала труд своими ограничениями, что он не мог проявить свою жизненную силу. Своими налоговыми законами, тиранией и анархией феодальный строй препятствовал развитию торговли и деятельности мастерских. Он даже не обеспечивал порядок и безопасность, необходимые для прогресса экономики. Именно по этой причине купцы, которых в период между 1004 и 1080 гг. стали называть буржуа ( burgenses ), поскольку обычно они жили в пригородах и новых кварталах укрепленных городов ( burgs ), стали добровольно объединяться в союзы, чтобы обеспечить себе защиту, которой не могла им дать феодальная власть. Эти союзы носили разные названия - гильдии, ганзы, братства, благотворительные общества, общества для устроения праздников, но всегда имели своего главу, секретарей и чиновников, собрания, взносы и казну. Они не были политическими организациями. В них объединялись, давая при вступлении торжественную клятву, крупные и мелкие торговцы, чтобы пользоваться выгодами взаимопомощи в делах религии и благотворительности и при защите общих экономических интересов. У такого союза был общинный дом, иначе называвшийся ратуша, в котором собирались его члены. Союз вел дела, касавшиеся рынков, доков, портов и кораблей, организовывал караваны и вооруженное сопровождение для них, гарантировал возмещение ущерба в случае кражи, повреждения или утраты, иногда даже заключал коммерческие соглашения с феодальным правительством. Купцы-члены гильдий были в то время гораздо смелее, чем ремесленники, чьи братства тогда имели еще только религиозные задачи, и намного смелее, чем зарождавшиеся профессиональные союзы, которые робко создавались в небольшом числе профессий с разрешения местного феодала и под контролем его чиновников. Ремесленники и рабочие еще не имели ни богатства, ни сплоченности, ни широты кругозора, которые были у купцов. Именно купцы разработали замысел общей для них программы освобождения и с успехом осуществили ее, добившись триумфа благодаря слаженности, обдуманности и энергичности своих действий. Именно купеческие гильдии начали бой, руководили им и одержали победу.

Это движение началось в XI в. в тех западных странах, где возрождение коммерции дало торговому сословию возможность применить власть, которая у него была, и силу духа, чтобы разбить оковы. Купцы-патриции и поддерживавшая их масса мелких торговцев и ремесленников, опираясь то на папу и духовенство, то на мелкое дворянство, пользовались разногласиями, которые существовали внутри сословия феодалов, и сталкивали разные группы этого сословия одну с другой. В Венеции купцы в 976 г. свергли монархическую власть дожа, в Милане (в результате четырех восстаний с 987 по 1067 г.) - власть архиепископа, в Пьяченце (1090), в Лоди (1095), в Кремоне (1095), Виченце, Болонье, Павии, Лукке, Генуе - власть феодальной аристократии. В Провансе и Лангедоке рыцари и купцы совместно вели наступление на власть сеньоров. В Марселе купеческое братство Святого Духа подняло мятеж в квартале моряков и провозгласило в своем городе консульскую власть и муниципальную автономию. Во Франции в городах Ле-Мане (1069), Нуане (1027), Корби, Амьене (1030) произошли восстания горожан, добивавшихся права свободно торговать. В Бове (1074-1099) войну против епископа вели красильщики. В Камбре (1057-1076) и Кельне богатые купцы вели отчаянную борьбу против архиепископа. На этом начальном этапе большинство таких синдикалистских революций (так мы можем их назвать) потерпели поражение, но было и несколько случаев успеха. Иногла - например, в Сен-Кантене, Дуэ, Аррасе и Сент-Омере - гильдии удавалось завоевать свои первые свободы мирным путем. С XI в. в Италии, Южной Франции и Беарне купеческое сословие некоторых городов добилось права участвовать в политической жизни через выборы местного дожа, консула или епископа или принимать участие, с правом совещательного голоса, в работе городских властей и управлении финансовыми делами города. В большинстве западных стран купцы по-прежнему не имели гражданских и политических прав, но добились освобождения от налогов, экономических привилегий и, прежде всего, особого законодательства ( jus merc a forum ) (на латыни это значит «купеческое право». - Пер .) для решения дел, связанных с торговлей, что избавляло купцов от капризов местного правосудия и особого перемирия - «городского мира», который все торжественно клялись соблюдать и который обеспечивал безопасность самим купцам и их имуществу.

Но этих уступок было недостаточно. Поэтому в XII и XIII вв. купцы и рабочие объединились в большие союзы федеративного типа, среди которых были и действовавшие открыто, и тайные. Эти союзы назывались paix, communes, communia, conjurationes . Напрасно церковь устами своих знатоков канонического права и святых Ива Шартрского и Бернара из Клерво пыталась преградить путь этим союзам рабочих, имевшим, по словам историка Гвиберта (Губерта) Ножанского, «отвратительное новое название». Напрасно феодалы-бароны, а иногда даже монархи пытались остановить эту революцию суровыми, а часто даже жесточайшими репрессиями. Движение за свободу повсюду одержало более или менее полную победу - иногда мирными, иногда насильственными средствами. Торговые и промышленные слои общества, используя разногласия между своими противниками, в одном городе объединялись с мелкопоместными феодалами против крупных феодалов, в другом выступали вместе с церковью или королевскими властями против феодальных порядков, в третьем шли вместе со сторонниками феодальных порядков против церкви. Пользуясь характерной для феодальных властей жаждой денег, купцы покупали у власти хартии свободы. Иногда наиболее умные люди из тех, кто стоял у власти, даже уступали своим подданным часть своих прав в надежде, что освобождение увеличит производительность их труда.

Но во многих городах насилие сыграло роль повивальной бабки при рождении свободы и нового общества, объединенного в коммуны. В Ломбардии и Тоскане буржуазия и народ под предводительством отважных миланских купцов завоевали себе независимость лишь в результате кровопролитной борьбы против аристократов и императорской власти. Трудовое население Лангедока и Прованса, а также городов Арля, Марселя, Нима, Каркасона, Авиньона, Безье, Монпелье и Тулузы сумело сбросить феодальное иго только в результате нескольких восстаний. По инициативе французских и итальянских купцов в некоторых местностях Испании, в частности в городах Сантьяго-де-Компостеле, Луго, Саагуне; в итальянском Орвието народ восстал против церковных властей. В XII в. ветер революции пронесся почти по всем городам Запада. В 1134 г. город Пуатье, где тогда были развиты и торговля, и промышленность, попытался объединиться с другими городами провинции Пуату в федерацию итальянского образца. Многие города пытались защитить свое экономическое будущее, восставая против произвола своего господина - феодала или монарха. Так случилось в Камбре в 1127 г., Компьене в 1128 г., Амьене в 1113 и 1177 гг., в Орлеане и Мант-ла-Жоли в 1137 г., в Везле и Сансе в 1146 г., в Реймсе в 1144 г., а на севере и востоке во фламандских и рейнских городах - Генте, Турне, Льеже, Шпейере, Вормсе, Кельне, Майнце, Трире. Даже Лондон попытался объявить себя коммуной в 1141 г. Иногда эта революция принимала форму беспощадной и трагической классовой войны. В Лане буржуа и крестьяне убили своего кровожадного и развратного епископа. В Везле и Сансе богатые бургундские купцы избавились от алчных угнетателей-аббатов путем убийства. Упорство и энергия этих торговцев и ремесленников в борьбе за свободу не имели себе равных. В Лане эти люди брались за оружие три раза, в Везле пять, а в Туре двенадцать. Победа коммун, завоевавших себе свободу, показала, насколько сильными могут теперь быть союзы горожан, если они объединяются, как в этих случаях, твердо решив доказать свое право на работу и независимую жизнь.

Движение за свободу городов было вызвано такими настоятельными потребностями общества и экономики, что одержало победу на всем Западе. Но это вовсе не значит, что оно принимало везде одну и ту же форму и что оно сделало всех жителей городов в одинаковой степени независимыми. В тех странах, где монархические и феодальные правительства сохранили или приобрели достаточно большую власть, коммерческим и промышленным сословиям пришлось довольствоваться гражданскими и экономическими свободами и малым количеством административных свобод. Такие права предоставляли, например, Лоррисская, Бретейльская и Бомонская хартии, по которым жили 380 городов Франции, Англии и Нидерландов. Относительно больше свободы было предоставлено поселкам с большим буржуазным населением. Они получили хартии типа руанской Йtablissements , но не получили политической автономии. В Германии при Гогенштауфенах, во Франции при Капетингах, в Англии при Плантагенетах и в Королевстве обеих Сицилии под властью англо-нормандских монархов городское население смогло отвоевать себе лишь минимум свободы. В Италии, Южной и Северной Франции и Нидерландах лишь немногие города - те, где коммерческая деятельность достигла наибольшего развития, - добились полной независимости и образовали настоящие государства, равные старым феодальным государствам, - буржуазные республики. Но все же основные результаты этой борьбы коммун за независимость, которую, быть может, можно назвать первой синдикалистской революцией, все же принесли большую пользу той массе горожан, которая зарабатывала себе на жизнь своим трудом, торговлей или промышленным предпринимательством. Впервые в истории тысячи людей - возможно, десятая часть всего населения Запада - завоевали себе равноправие и гражданскую свободу - преимущества, которыми в античную эпоху и в Темные века пользовалось лишь ничтожное меньшинство. Впервые массы городских тружеников, от крупнейшего коммерсанта до наемного рабочего, стали членами свободного объединения - союза горожан, имевшего записанные в законе права и четко определенные привилегии.

В этот период города из бледных теней стали полнокровными живыми организмами. Молодые и сильные, они жадно стремились напитаться новыми силами, причем в первую очередь такими, которые бы работали на экономику. Городское сообщество, то есть община жителей-буржуа, горячо желавших добыть себе человеческий капитал, то есть рабочие руки, предоставляла свои права и привилегии крепостным и вилланам, ремесленникам и торговцам, которые укрывались за стенами города. Она могла иметь на это законное право, которое называлось «право приема» ( droit d'accueil ). Чтобы получить все без исключения привилегии, которыми пользовались жители города, человеку было достаточно прожить в этом городе год и один день, вступить в брак в этом городе или же иметь там имущество, способное служить гарантией в суде. Гарантией мог быть свободный, то есть только ему принадлежащий, а не арендованный у феодала, участок земли, который мог стоить дешево, или взимаемая с кого-то арендная плата. Сообщество не отвергало даже тех приезжих, которые не имели денег и привозили с собой только свои сильные руки. В южных странах оно принимало в свои ряды также рыцарей, которые не презирали буржуазию так, как это делали высшие слои воинского сословия. По сути дела, городское сообщество относилось с подозрением, причем обоснованным, лишь к малому числу людей - к представителям тех сословий, чьи интересы были противоположны его собственным, то есть феодалам и представителям духовенства, которых оно официально лишало прав горожанина. Это был союз, созданный для самозащиты. Поэтому городское сообщество требовало от тех, кто в него входил, абсолютной верности, которая подтверждалась торжественной клятвой - в обмен на драгоценные права, которые оно им предоставляло прежде всего в области практических интересов, и на независимость, которую оно давало их труду.

Согласно самому первому закону каждого города, все его граждане в принципе были равноправны. Из этого плодородного семени в большей степени, чем из равноправия феодалов, которое они провозглашали внутри своего сословия, развилась средневековая демократия, мать всех современных демократий. В союзе горожан никому не разрешалось иметь особые привилегии. Более того, городской ремесленник или торговец был лично свободным человеком. «Городской воздух делает человека свободным», - говорилось в немецкой пословице. В городах еще оставались крепостные или вилланы - так было, например, в Шартре, но они жили не на собственно городской земле, где обитали члены сообщества, а в той части города, которая оставалась под властью сеньора. Но город настолько был территорией свободы, что и эта его часть называлась franchise (это значило «привилегированное или свободное место». - Пер .), а потому ее житель был, по сути дела, свободным человеком. Следовательно, он обладал всеми правами, которые дает гражданская свобода. Он мог жениться сам и женить или выдавать замуж своих детей по своему желанию, мог свободно ходить и ездить по миру, уходить и возвращаться, когда пожелает, распоряжаться своим имуществом и самим собой, приобретать движимое и недвижимое имущество, владеть им, отчуждать его, обменивать, продавать, завещать и оставлять в наследство без всякого контроля со стороны сеньора. Его земли можно было передать другому владельцу, отдать в аренду или заложить - одним словом, их легко было реализовать, что облегчало коммерческие операции. Вот почему имущество горожан часто ценилось выше, чем имущество феодалов, на которое было наложено множество ограничений, усложнявших любой договор, где речь шла об отчуждении или закладе. Горожане имели право свободно торговать и стали хозяевами на городских рынках. Здесь им уже не мешали монополии, сборы, право на продажу вина ( banvin ), право гостеприимства и содержания, пошлины, службы, барщины и привилегия сеньора покупать товары в кредит - все помехи, которые раньше так сильно задерживали развитие торговли и производства. Сила денег помогала горожанину опрокинуть преграды, которые феодальная власть поставила на пути свободной торговли. Он добивался привилегий, которые позволяли ему быстро получать деньги с должников, и гарантии, которые положили конец самоуправству феодальных судов, которые прежде принимали решения и назначали наказания как им было угодно. Иногда горожанин покупал себе свободу от этого суда и переходил под юрисдикцию суда городской коммуны. Почти повсюду горожане добились от властей освобождения от части налогов и уменьшения другой их части. Кроме того, они заставили власти реформировать и упростить порядок слушания дел в суде, а также гражданское и уголовное законодательство. Они добились принятия простых и логичных законов о долгах, залогах, закладных и коммерческих операциях, а также создания средств для быстрого выполнения судебных решений по таким делам, что было необходимо для их коммерческих предприятий. И наконец, горожане внушили всем, и особенно феодалам, в случае необходимости применяя для этого силу, уважение к городскому миру, необходимому для безопасности экономических отношений. Они объявили, что в пределах города запрещены сражения между феодальными семействами, ввели строгие правила, охранявшие покой на рынках, ярмарках и больших дорогах. Они добились торжества крайне необходимых для купеческих и промышленных обществ принципов равенства, свободы и порядка и защитили эти принципы священным символом - каменным крестом, который стоял в каждой деревне и был видимым знаком новых прав буржуазии.

Городские сообщества на Западе имели разную степень политической свободы. Большинство из городов - те, в которых было много жителей-буржуа, и те, которые были центрами освоения земедь, главным образом во Франции, Южной Италии, Англии, Испании и Германии, были обязаны признавать верховную власть сюзерена, который предоставлял им привилегии, оформленные хартиями, которые и были законным основанием для существования городского сообщества. По такому правилу жили Париж, Лондон, Руан, Бордо, Палермо, Мессина и тысячи маленьких городов. Находясь под контролем чиновников, назначенных властью, которая предоставила городу свободы, - эти чиновники носили разные названия: бейлифы, провосты, судьи, шерифы, ecutetes, corregidors - городская община во главе со своими представителями, которые назывались pairs, jurats или олдермены, что значит «старшины», все же имела много независимости в делах управления городом, в выборе должностных лиц, в финансовых делах и, прежде всего, в экономических вопросах, что удовлетворяло ее основные потребности.

В других краях - в Северной и Центральной Италии, на юге и севере Франции, в Нидерландах уже в XII в., а в рейнских и дунайских землях Германии с XIII в. - появились города-республики, почти суверенные государства, которые назывались коммуны, villes de consulat или вольные города, которые приобрели большую силу. Эти городские сообщества управляли собой сами через генеральные ассамблеи, собрания представителей, сенаты, большие и малые советы или суды старшин и с помощью выборных должностных лиц, которые назывались мэры jurats , консулы или старшины. Коллективные органы власти этих городов были так же независимы, а их члены так же горды, как феодальные государи, и так же ревниво оберегали свою свободу, как они.

Но как в укрепленных поселках и центрах освоения земель, так и в консульских городах и коммунах коммерческие и промышленные сословия сумели добиться своей основной цели - признания своих прав на объединение в добровольный союз равноправных людей. Такой союз объединял всех купцов, ремесленников и домохозяев, как богатых, так и бедных, и имел коллективно полный или частичный суверенитет, который предоставила ему феодальная власть. Все жители города поручали осуществление этой власти своим представителям и в случае, если олигархия пыталась править от их имени, и в случае, если они непосредственно участвовали во всех делах города. Управление городом осуществлялось от имени всего сообщества - universitas - горожан. Все сообщество купцов и торговцев вносило, в качестве прямых и косвенных налогов, свою долю в городскую казну и удовлетворяло требования администрации и должностных лиц и потребности обороны. К нему же принадлежали руководство и рядовой состав городской милиции. Торговцы и купцы были основой политического могущества города, а их экономическая деятельность была гарантией завоеванных ими свобод.

Таким образом, под романтической позолотой, которой покрыта история средневековых коммун, сквозь шум жизни, бурлившей внутри городских стен, на площадях, вокруг колоколен и ратуш, и среди всей яростной борьбы партий, оспаривавших одна у другой власть, становится ясно видна единая, непрерывная и реалистичная политика городских государств. Эту политику почти всегда понимали неверно, поскольку структура этих государств была недостаточно изучена. Кто бы ни управлял сообществом горожан - буржуа-патриции, демократическая власть или собрания, в которые входили представители разных слоев городского населения, все эти сообщества имели одни и те же цели, ради которых и вели борьбу за свободу. Горожане с неутомимой энергией и жесткой логикой оберегали и расширяли свои экономические привилегии, обогащали свое сообщество с помощью организованного труда, чтобы обеспечить силу и величие своего муниципального государства. Именно для достижения этих практических целей они и боролись против официальных властей того времени - королей и крупных светских и духовных феодалов. Чтобы лучше оберегать эти завоевания, горожане даже отказывались от своей исключительности и объединялись в братства и лиги с другими городами. Так поступили города Ломбардии и Тосканы, 62 города в Рейнланде, 67 фламандских городов, 32 города в Леоне и Галисии и приморские Кантабрии. Своими действиями они оберегали свободы и экономическое процветание обширных областей. Как правило, эти правительства были ревностными патриотами своего города и отличались эгоистичным партикуляризмом. Такая страсть к максимальной автономии была порождена неизменной верностью коммерческим и промышленным интересам своего городского сообщества, на соблюдении которых было основано могущество муниципального государства. Они были выразителями идей и тенденций производящих классов общества, которые были теперь суверенными или по меньшей мере имели частичный суверенитет.

Однако наибольшей властью эти городские сообщества, поселки, центры освоения земель и коммуны обладали в экономических делах. И размер этой власти поражает историка. Было сделано все, чтобы торговая и промышленная буржуазия получили набор привилегий, монополий и законов, который увеличил бы мощь труда, расширил территорию торговли и способствовал росту богатства. Причем это касалось всех слоев буржуазии, от беднейших до богатейших. Буржуазное государство заботилось о том, чтобы привлечь иммигрантов, которые помогали ему своим трудом, своими изобретениями и своим драгоценным капиталом, и стимулировало сельскохозяйственное освоение новых земель вокруг городов, чтобы те обеспечивали города продовольствием. Оно работало только ради выгоды составлявших его людей и совершенно не считалось с правами соседних или враждебных ему сообществ. По этой причине оно само безжалостно уничтожало власть сеньора, чтобы заменить ее собственной властью. Оно подчиняло себе крестьян соседних с городом округов, препятствовало занятию торговлей и ремеслами вне стен города и устанавливало жесткие ограничения для конкуренции со стороны иностранцев («иноземцев»), подозревая, что те хитростью отнимают у горожан часть вознаграждения за их труд. Этим иностранцам было запрещено торговать в розницу. Они находились под строгим надзором, были обязаны находить себе поручителей. Для них действовали многочисленные регулирующие постановления, запреты и дифференциальные платежи. Каждый город создавал себе нечто вроде сферы влияния на суше и на море и не допускал в ее пределы никаких соперников. При необходимости дорогу конкуренту преграждали с помощью военной силы. Так поступали венецианцы, пизанцы, генуэзцы, флорентийцы и фламандцы. Если муниципальное государство пропускало кого-то через свои ограничения или вообще снимало их, оно получало за это договоры или соглашения о дружбе и сотрудничестве на таких условиях, при которых не отчуждалось ни одно из его основных прав.

Развитие торговли и производства было постоянной целью городской политики. Для этого коммуна прилагала большие усилия, чтобы привлечь предпринимателей и тружеников привилегиями, а после этого самым ревнивым образом хранить секреты их дела. Она присвоила себе «право на основной продукт», то есть считала себя вправе задерживать продовольствие и сырье, которые провозили через ее территорию, или покупать их на выгодных для себя условиях. Она добивалась для себя монополий в области транспорта, закупок и торговли. Правительство города получало право покупать и продавать от имени членов городского сообщества и предоставляло служащим и ремесленникам как привилегию право заниматься ремеслами и объединяться в корпорации. Для торговцев и промышленников оно создавало порты, торговые ряды, рынки, дороги, иногда каналы, а также службы пассажирских и транспортных перевозок. Оно поощряло организацию банков и стабилизировало выпуск денег. Оно защищало членов городского сообщества, их интересы и товары за пределами своей территории.

Городские власти считали, что коммерческая и промышленная деятельность должна осуществляться только для блага всего сообщества горожан. Поэтому правительство с помощью свода особых правил фиксировало размеры заработных плат и цен, порядок приобретения сырья, определяло, какие технологии должны быть стандартами для мануфактурного производства, и устанавливало порядок продажи товаров на открытом рынке. Так оно старалось помешать созданию монополий и вредной для общества спекуляции, мошенничеству, боролось с анархией в производстве и торговле. Этими мерами оно поддерживало в городе своего рода экономическое равенство и увеличивало эффективность своих действий, направленных на благо городского общества. Эти власти не забывали и об интересах потребителей. Правительство, регулировавшее рынок, могло дать кому-либо из них преимущественное право на покупку какого-либо товара; кроме того, оно старалось гарантировать, что все сделки заключаются честно и открыто, и старалось бесперебойно обеспечивать городские массы дешевой едой.

Эти меры были главнейшей частью политики городских властей, у которых экономические интересы всегда были на первом месте, и давали великолепные результаты. Именно забота правительств об экономической политике делала средневековые города полными жизни центрами прогрессивной деловой активности. Большинству из них она принесла богатство благодаря росту производительности труда, который теперь получил свободу, почет и защиту. Она привлекала народ в города, увеличивая их население. Города, обогащенные коммерцией и промышленностью, вновь наполнились жизнью и движением, как в прошедшие времена, - так, например, произошло в Королевстве обеих Сицилии, в Центральной и Северной Италии, в Восточной Испании, на юге и севере Франции, в Рейнланде и в Нидерландах. Снова появились города с большим населением. В XII в. в Палермо насчитывалось около полумиллиона жителей, в XIII во Флоренции их было 100 тысяч, в Венеции и Милане более 100 тысяч, в Асти 60-80 тысяч. Париж насчитывал 100 тысяч жителей в конце XII в., а в конце XIII их было примерно 240 тысяч. В Дуэ, Лилле, Ипре, Генте, Брюгге жило примерно по 80 тысяч человек, в Лондоне 40-45 тысяч. С этих пор примерно десятая часть жителей Запада обитала в городах, где ярко расцвела новая жизнь. Промышленные и коммерческие слои населения, создавшие эту жизнь, были великими мастерами в искусстве управления и как правители оказались гораздо талантливее, чем феодальное сословие. Именно здесь проходил школу жизни тот слой администраторов, который давал монархическим правительствам самых полезных чиновников. В первую очередь они ясно осознавали те экономические интересы, на которых основаны богатство и счастье государств. Но эти купцы и ремесленники также признавали величие своей маленькой муниципальной родины, где они сумели добыть себе свободу и могущество, и заботились о том, чтобы она оставалась великой. Благодаря им появилась на свет новая городская цивилизация, которая ярко проявила себя во всех областях - общественной, интеллектуальной и художественной. На ее почве вырос богатый урожай - многочисленные благотворительные учреждения и центры учености и даже литература, вдохновленная, по сути дела, буржуазным взглядом на мир. В городах распространялся благородный дух соревнования, которому мы обязаны очень многими полезными для общества достижениями и произведениями искусства. Благодаря ему возникли рыночные площади и торговые ряды, порты, мосты, набережные, фонтаны, ратуши, колокольни, соборы и церкви, которыми каждый город старался украсить себя и на которых был склонен ставить свою метку.

Освобождение миллионов представителей коммерческих и промышленных сословий - творцов этого чудесного подъема городской жизни - было одним из важнейших событий истории человечества. Городские коммуны, созданные купцами и ремесленниками, заняли место в общественной и политической иерархии рядом с феодальными владениями. С этих пор коммуна была для Запада и для всего человечества одним из самых активных орудий прогресса и свободы. А для коммерческих и промышленных слоев населения она стала структурой, в которую они могли объединиться, чтобы создать свою сильную организацию. Кроме того, благодаря коммуне они могли улучшить условия своей жизни и впервые добиться признания своей ценности и ценности своего труда.

 

ГЛАВА 7 Структура и условия жизни коммерческого и промышленного сословия на Западе с XI по XIV в.

Коммерческие и промышленные слои населения объединились, чтобы завоевать себе свободу. После победы они начали уточнять очертания нового порядка и создавать каждый свои организационные структуры. Теперь их союзы стали законными, но те, кто туда входил, разделились на резко отличавшиеся одна от другой группы согласно своим естественным склонностям. Богатейшие члены союза образовывали патрициат, то есть самую настоящую аристократию, а городские массы одновременно с ними создавали широкую демократию из ремесленных союзов и корпораций, где для вступления требовалась торжественная клятва.

Примерно полтора столетия, а в некоторых случаях и дольше патрициат занимал главное место. Он был разным по составу в разных странах. В Италии и на юге Франции представители низшей знати, то есть рыцари ( milites ), взяли на себя руководство работой по освобождению городов и, пользуясь этим, захватили контроль над муниципальными правительствами в большинстве из них. Эти рыцари имели и сельские поместья, и дворцы крепости на территории города. Такой дворец строился из огромных каменных блоков и был увенчан высокими квадратными башнями. Его украшали площадки и стены с бойницами, пройти через которые можно было только через узкие двери (ворота), запертые железными засовами и цепями. Во Флоренции, Болонье, Милане, Авиньоне и многих других южных городах их гордые башни поднимались до самого неба, символизируя господство патрициев. Таких аристократов было 1500 во Флоренции, 800 в Милане, а Пиза, по преданию, могла гордиться тем, что в ней их было не менее 10 тысяч. Эти знатнейшие горожане, объединенные в военные союзы ( sociйtй d'armi ), интересовались только своими интересами землевладельцев и своей враждой с другими такими же семьями. Они нарушали жизнь коммуны уличными боями, а для трудовых слоев населения были жестокими тиранами. Но в некоторых коммерческих городах, например в Венеции и Генуе, патриции, составившие себе состояние на торговле, правили мудро и проявляли при этом умеренность.

В других городах, по большей части в Кастилии, мелкопоместное дворянство вступало в союз с буржуазией и делило с ней общественное и политическое влияние. В Германии патриции из дворян слились в одно сословие с верхами буржуазии. В Северной Франции и Нидерландах сословие городских патрициев было поглощено другими сословиями или, что случалось чаще, уничтожено, иногда путем межсословных браков, иногда посредством суровых мер против феодалов. Но на большей части Запада понятие «сословие патрициев» означало то же, что «крупная буржуазия», то есть союз крупных предпринимателей, организаторов перевозок, крупнейших промышленных капиталистов, судовладельцев, менял и банкиров, а также богатых городских землевладельцев и рантье. Этот союз, в котором господствовала купеческая и промышленная аристократия, существовал официально, на законных основаниях. Обычно он назывался гильдия или ганза , иногда братство . Уже в начале своего существования такие союзы стали олигархическими. В некоторых английских городах союз знатных горожан едва насчитывал 200 членов, а в Генте в XIII в. объединял глав всего 39 семей. Члены сословия буржуазных патрициев или гильдии знатнейших горожан называли себя большими людьми города ( majores, principes, optimates, proceres ) или достойными людьми ( bons hommes, prud'hommes, honorйs ). С течением времени они образовали настоящие династии, которые назывались lignaiges в Северной Франции и Нидерландах, paraiges в Меце, geschlechter в Германии, honrats в Каталонии. Новичок мог попасть в их число только по праву рождения или если обладал большим состоянием, при условии что не занимался ручным трудом; кроме того, он должен был заплатить несколько крупных вступительных взносов. Гильдии, ганзы и братства не допускали в свои ряды мелких торговцев и никого из ремесленников. Сообщество патрициев было закрытой корпорацией, члены которой были объединены торжественной присягой и общностью интересов. Они строго соблюдали дисциплину под властью выборных администраторов союза, которые назывались «консулами», «купеческими капитанами», провостами, смотрителями или эшевенами . Эти начальники - например, провост продавцов воды в Париже, граф ганзы в Брюгге или shildrag и Ипре - имели помощников - совет старшин, или prud’hommes , которых было двадцать четыре в Париже и от двадцати до двадцати четырех в английских гильдиях. У гильдии был свой штат секретарей и казначеев, писцов, стражников и служащих; свое здание для собраний - ратуша или зал собраний горожан, финансовые ресурсы, состоявшие из пожертвований их членов или из других налогов, казна, бюджет, который позволял ей вносить платежи, гарантируя их общими доходами, собрания, на которых обсуждались ее дела и составлялись ее правила, празднества и банкеты, которые помогали укрепить солидарность ее членов. Она обеспечивала признание своих льгот и экономических и юридических привилегий. Она имела свои суды, а иногда свой герб. Так сообщество патрициев сделало гильдию орудием своей власти.

Буржуа, образовавшие патрициат, так сильно выделявшийся из общей массы горожан, воспользовались своей властью, тесной сплоченностью, природной одаренностью, которую уже проявили, руководя движением за свободу городов, и приобретенным богатством, чтобы присвоить себе исключительное право на управление городской коммуной и экономическое господство в ней. Во многих городах они лишили генеральную ассамблею или парламент, орган власти коммуны, всякой возможности активно действовать и часто устраняли оттуда мелких буржуа и ремесленников. Они захватили контроль над советами, магистратами и судами и всегда имели склонность превращать муниципальные должности в наследственные посты, словно это были феодальные владения. Патриции гордо называли себя «властителями города» и желали превратить эту власть над городским государством в свою собственность, во владение только своей касты. Иногда, как было в Венеции, им удавалось связать судьбу остальных классов с судьбой патрициев. В большинстве городов они плохо приспосабливались к изменяющейся обстановке, но по крайней мере они почти всюду обладали истинным чувством величия и общих интересов муниципального государства. Они энергично отстаивали независимость городов от правителей, феодалов и церкви. Их воодушевлял горячий патриотизм, и они завоевали коммунам высокое место в феодальном мире. Во внешней политике ими руководила твердая решимость обеспечить городу, который они представляли, экономическое превосходство. Часто именно они закладывали основы могущества своего города. Эти патриции обладали глубоким пониманием бесчисленного множества сторон и явлений жизни. Они освободили города от феодальных оков и организовали замечательную систему административных, налоговых и военных учреждений и выборных должностей.

Они умели управлять. Деспотическими мерами они увеличивали количество коммунальных хозяйственных служб, коммерческих и промышленных предприятий, дорог, каналов, доков, торговых рядов, портов, объем работ по обороне и украшению города, число школ, больниц и сиротских приютов. Повсюду они способствовали развитию наук и искусств в городах. Они помогали городским коммунам обогатиться и подготавливали победу светского мировоззрения над церковным. Эти патриции-буржуа были выше феодалов в искусстве управления, но равны им в высокомерии и тирании. Они чувствовали себя замкнутой кастой и так же верили в свою исключительность, были так же горды, так же ревниво оберегали свои ряды от чужаков, как дворянство. Они угнетали трудовые слои населения и втягивали города в рискованные военные предприятия. Слишком часто их политика требовала разорительной роскоши, и тогда они расточали запасы коммуны, давили народ тяжелыми налогами, доводили города до банкротства и своим деспотизмом вызывали революции.

В экономике и в общественной жизни их тирания была еще более невыносимой. За услуги, которые патриции оказывали городу, развивая производство и обмен товаров, они требовали дорогую плату в виде монополий и привилегий, которые они себе присваивали. Гильдии и ганзы захватили контроль над внешней торговлей и над самыми прибыльными видами коммерции и допускали туда только своих членов или тех, кому желали разрешить ведение такого дела. В Англии гильдии даже захватили розничную торговлю некоторыми товарами - например, сукнами и шкурами. Во Флоренции только гильдия Калимала имела право ввозить и продавать иностранные сукна. Каждая ганза имела монополию на какие-либо средства транспорта или на какой-либо вид торговли. В одном случае это был речной транспорт, в другом торговля шерстью или сукнами. Часто гильдия владела мерами веса и длины и сдавала их в аренду, проводила аукционы, взимала пошлины и брокерское вознаграждение, предоставляла судам лоцманов и рекламировала товары. Она строила конторы, набережные и доки и взимала денежные сборы для своих надобностей. Патриции редко бывали настолько благоразумны, чтобы предоставить народным массам долю в прибылях своих предприятий. Напротив, они сознательно жертвовали интересами мелких торговцев и ремесленников ради собственной выгоды.

Они не только старались отстранить этих простых горожан от участия в общественной жизни города, но и пользовались своей захваченной властью для того, чтобы привести трудовые слои населения к покорности. Они запрещали цеховые братства ремесленников и отказывали им в праве на объединение в союз и на забастовку, угрожая нарушителям запретов изгнанием или смертью. Они провозгласили, что труд обязателен для всех. Известны случаи, когда патрицианские олигархии заключали соглашения о взаимной выдаче неблагонадежных ремесленников. Будучи хозяевами городских советов и магистратур, могли по своей воле устанавливать длину рабочего дня, уровень заработной платы, цены на продовольствие, подчинять суровой дисциплине торговлю и ремесла и обнародовать или пересматривать уставы корпораций.

В некоторых городах, в первую очередь в тех, где появилась крупная промышленность, богатейшие купцы и предприниматели, пользуясь своей властью, регулировали условия труда и административное управление производством так произвольно, что, по сути дела, превратили рабочих в рабов.

Олигархи- патриции высокомерием и выставлением напоказ своего богатства в конце концов и вывели из терпения народные массы. В северных городах богатейшие буржуа охотно называли себя эсквайрами и damoiseaux (так на французском языке назывался молодой дворянин, еще не посвященный в рыцари. - Пер .); повсюду они присваивали себе почетные звания, а иногда превосходили в роскоши старинную аристократию. «Сейчас именно торговля приносит богатство», - сказал богатейший коммерсант-кожевник из Базеля своему гостю, императору Рудольфу Габсбургу. При торжественных въездах правителей стран в города они обращали на себя внимание роскошными нарядами, что было отмечено в 1236 г. в Кельне, когда 1800 виднейших представителей буржуазного сословия города приветствовали невесту Фридриха II. Буржуа давали своим дочерям большее приданое, чем обычно давали дворяне, и строили себе большие каменные дома, иногда с башнями и бойницами наверху. Брунетто Латини (итальянский и французский писатель, видный общественный деятель Флорентийской республики. Жил в XIII в., был другом Данте. - Пер .) восхищается домами французской буржуазии: «Их прекрасные покои, в которых они радуются и наслаждаются, велики, просторны и украшены росписями», а вокруг покоев раскинулись сады из плодовых деревьев. Один сатирик из Шампани написал: «Они живут по-дворянски. Они носят одежды достойные королей и держат ястребов-тетеревятников и перепелятников и соколов». Их жены в своих великолепных нарядах были похожи на королев, как не без досады сказала королева Франции Жанна Наваррская, супруга короля Филиппа IV Красивого, увидев 600 именитых гражданок города Брюгге из торгового сословия. За их столами огромное количество пищи запивалось самыми дорогими винами, причем на стол выставлялась напоказ во всем своем великолепии серебряная посуда. Они подражали дворянам и охотно выставляли себя напоказ на турнирах так же, как делали это во время праздников и процессий. Зрелище этой роскошной жизни дразнило и выводило из себя народ, которому приходилось тяжело от деспотической власти патрициев; их наглое презрение к народу и их нападки на честь и достоинство простых людей еще больше ухудшали это положение. Так патриции навлекали на себя ненависть мощных объединений, а именно свободных ремесленных союзов и корпораций, образованию и развитию которых они не могли помешать.

Мелкие торговцы, мелкие мастера и ремесленники уже образовали, с разрешения церкви, объединения для богоугодных дел и взаимопомощи, которые назывались братства или благотворительные общества. Наряду с ними существовали, прежде всего в тех отраслях, которые производили товары первой необходимости, объединения работников по профессии, созданные с согласия властей феодального сеньора. Так происходило в Париже, Шартре, Этампе, Понтуазе, Дуэ, Сен-Троне (Синт-Трейдене), Базеле, Страсбурге и Кобленце с XI и первой половины XII в. Были и редкие случаи, когда в городах уцелели старые римские или византийские корпорации; такими были scholae в Риме и Равенне. Но эти примитивные союзы, находившиеся под непрерывным наблюдением и имевшие очень мало привилегий и монополий, были не слишком сильны. В коммунальной революции они играли лишь роль дополнительной гири на чаше весов.

Общее освобождение, благодаря которому народные массы в городах получили гражданскую и экономическую свободу, способствовало распространению среди трудовых слоев городского населения движения за объединение в союзы. Это движение развивалось так быстро, что вскоре союз работников стал нормальной формой их организации для выполнения работы. Существовали две разновидности таких объединений - свободный союз и клятвенная корпорация. Первая преобладала в большинстве городов Запада: их старые и новые власти смирились с существованием этих организаций, которые представляли меньшую опасность для их господства, чем корпорации. Свободный союз пользовался монополией на продажу и производство и гарантировал выполнение профессиональных обязанностей в той мере, в которой они были совместимы с общими интересами. В такие союзы объединялась основная масса мелких торговцев и ремесленников. Эта организация развивала у своих членов любовь к честному и независимому труду и обеспечивала им личную свободу и достоинство, но не была привилегированной ассоциацией и потому не могла играть роль оппозиции по отношению к правящим сословиям. Эти сословия сохраняли права на охрану порядка и на правосудие и имели полную политическую власть над свободными рабочими союзами.

Понемногу, несмотря на подозрительность и сопротивление государственной власти (короля, церкви, феодала или буржуазного патрициата), народные массы начали организовывать другие объединения - клятвенные корпорации, в которые вступали самые сильные или активные меньшинства. Политически, экономически и социально эти корпорации были гораздо активнее свободных союзов. Их число увеличивалось по мере того, как труд народных масс становился основой процветания городов. Иногда на основе решения, принятого в интересах города или правящей верхушки его населения, иногда в результате настойчивых требований группы рабочих, свободные и даже зависимые рабочие союзы стали преобразовываться в клятвенные объединения. Такие корпорации носили разные названия - fraternitйs, confrйiries, frairies, mйtiers jurйs, scuole, paratica, arti, mestieri, gremios, zunfte, ремесленные гильдии. Некоторые из них состояли из одного объединения, другие ( arti, zunfte ) были федерациями союзов - такой, например, была гильдия Arte dйlia Lana di Calimala . С середины XII до середины XIV в. их становилось все больше. В начале XIV в. в Венеции было 58 таких корпораций, в Мантуе - 21, в Генуе - 33, в Болонье - 20, в Бергамо - 18, в Парме - 24, в Падуе - 36, в Павии - 25, во Флоренции - 21. В Париже, где около 1180 г. их было всего 12, во времена Людовика IX Святого их было уже 100. В начале XIV в. в Амьене их было 26, в Пуатье - 18, в Кельне - 26, в Трире - 20, в Магдебурге - 12, во Франкфурте-на-Майне - 14, в Страсбурге - 15. В большинстве немецких городов среднее количество корпораций было от 12 до 15. Там, где господствовали патриции, например в Нидерландах, клятвенные корпорации возникли сравнительно поздно. Профессиональные союзы легче всего добились положения привилегированных организаций в пищевой, строительной и текстильной промышленности, то есть в производстве товаров первой необходимости.

Часто и представители аристократических профессий, где умственный труд преобладал над ручным, например нотариусы, врачи, аптекари и золотых дел мастера, объединялись в корпорации, причем делали это рано, и их корпорации даже входили в число самых уважаемых. Такими были arti maggiori во Флоренции. В других случаях такими привилегированными союзами становились те профессиональные объединения, члены которых сумели внушить обществу уважение к себе тем, что быстро богатели, и теперь использовали свой плутократический престиж, - например, гильдии банкиров, менял и владельцев крупных мануфактур. И наконец, когда некоторые профессии, например выпекание хлеба, переставали быть семейными или домашними, объединениям их представителей тоже удавалось вступить в ряды корпораций.

Свободные ремесленные союзы и клятвенные корпорации, союзы на общих законодательных основаниях и привилегированные союзы, в которые объединялись коммерческие и промышленные слои населения, в значительной степени способствовали организации трудящихся масс. В них городские труженики учились солидарности и дисциплине под руководством свободно избранных начальников и под властью уставов и законов, которые составили они сами, а все городское население дополнило поправками. Эти объединения выстраивали их в мощную иерархическую структуру, основанную на профессиональном мастерстве, и обеспечивали им независимость и достоинство труда. Именно союзы и корпорации давали работнику возможность пользоваться плодами его труда тем, что добивались отмены или ограничения старинных прав феодальных сеньоров и гарантировали своим членам экономическое равенство. И в свободном ремесленном союзе, и в корпорации доступ к званию мастера и праву заниматься торговлей был открыт для любого, кто мог дать гарантии соблюдения норм нравственности и технического мастерства. В эту золотую пору Средних веков для того, чтобы стать мастером, было достаточно отслужить положенное время в качестве ученика, пройти испытание (на соответствие), которое в те дни было простым и практичным, или даже просто предъявить свидетельство о том, что, по общему мнению, ты считаешься умельцем в своем деле, затем внести несколько не очень больших вступительных взносов и устроить за свой счет не очень дорого стоивший обед или праздник; часто соискатель даже не должен был платить взносы и не нес никаких расходов.

Между рядовым ремесленником, которого называли «странствующий подмастерье», и мастером была лишь та разница, которую создает небольшое и часто временное различие в имущественном или общественном положении. И тот и другой проходили одно и то же профессиональное обучение. Подмастерье мог стать мастером в день, когда женился на дочери одного из мастеров, или в любое время, когда ему удавалось накопить небольшую сумму, необходимую для того, чтобы начать собственное дело. Странствующий подмастерье был волен работать как хотел; он был связан лишь соглашением, заключенным на определенный срок, содержавшим определенные гарантии и устанавливавшим взаимные обязательства. Мастер и подмастерье в повседневной жизни были товарищами. У подмастерья было свое место в его ремесле, он участвовал в выборе должностных лиц и мог воспользоваться моральной и материальной помощью ремесленного братства. Свободное или клятвенное объединение, в которое он входил, признавало и защищало его индивидуальность. Там подмастерье находил поддержку, а не помехи, и благодаря членству в объединении его личность становилась более свободной и уважаемой. Ремесленный союз оказывал будущему мастеру и будущему подмастерью одинаковые благодеяния - давал и тому и другому профессиональное образование, то есть место ученика. Срок ученичества мог быть разным (от двух до восьми лет) в зависимости от того, насколько трудной была профессия, но обучение всегда было серьезным и эффективным. Ученик находил в мастере сурового и строгого наставника, который обучал его тщательно и по-мужски. Качество этого обучения было таким, что трудовое население городов никогда, ни в какую эпоху не было лучше подготовлено технически для выполнения своей работы.

Каждая из этих трех групп - мастера, подмастерья и ученики - была автономна, свободно управляла своими делами и по собственной воле подчинялась требованиям экономической и общественной дисциплины, необходимой для ее мощи и престижа. Практика самоуправления выработала у них привычку к свободе, чувство ответственности и гражданские добродетели. Клятвенные корпорации, а иногда даже свободные союзы ремесленников имели ассамблеи, парламенты или палаты, в заседаниях которых участвовали мастера, а иногда и подмастерья, права которых, однако, были в большей или меньшей степени ограничены. Они составляли законы, касавшиеся их общих дел, выбирали администраторов и контролировали их деятельность. Эти администраторы, которые в разных местах назывались по-разному - jurйs, prud'hommes, baillis , смотрители, rewards, gardes, esgardeurs, veedores, majorats , консулы, ректоры, podestats, викарии, дожи, иногда имели главу, который мог носить разные титулы - приор, проконсул, магистр, mayeur de banni'ere, capmeister . Они принимали полицейские меры и управляли финансами и судом своего союза при помощи советников, синдиков, казначеев, счетоводов, агентов, писцов или секретарей, судебных приставов или эсквайров, сержантов и посыльных. Они посещали мастерские и рынки, назначали наказания и штрафы, приводили мастеров к присяге и председательствовали на церемониях и празднествах. Их выбирали раз в год, и они осуществляли свою власть в интересах всего сообщества, от которого получили полномочия.

Союз был юридическим лицом, то есть мог подать иск в суд, владеть движимым и недвижимым имуществом, рентами, местами собраний (которые назывались ратушами, особняками, steuben, scuole, parloirs ), а иногда даже иметь лавки и промышленные предприятия. Он имел законное и всеми признанное место в городской коммуне. Что касалось религии, он строил собственную часовню и с любовью украшал ее. На витражах этой часовни могла быть изображена эмблема ремесла ее прихожан; так сделали в Шартре и Бурже. У союза были документы, подтверждавшие его права и хранившиеся в его архивах, была печать, были эмблема и герб с ее изображением - точно так же, как у господина-феодала и у коммуны. Когда союз поднимал свой штандарт или знамя, на полотнище можно было увидеть изображение святого - покровителя союза и атрибутов ремесла, которым занимались. У плотников это был топор, у сапожников шило, у золотых дел мастеров золотая чаша, крест или корона, а у изготовителей сукна - агнец Божий, окруженный красно-желтым сиянием, на синем фоне. Так труженики, используя как средство свою солидарность, провозгласили и завоевали себе право на благородство.

Городские рабочие так же, как другие классы общества, завоевали себе привилегии. Как купец был государем в своей гильдии, а феодал в своем феоде, так же мастер и ремесленник были правителями в своем ремесле. Они имели монополию на него. В эпоху, когда свободный труд только создавал свою организационную структуру, было полезно, чтобы область деятельности представителей каждой профессии была точно определена: это предотвращало напрасную трату производительных сил и обеспечивало спокойное существование производителям. К тому же такие монополии были совсем не строгими. Они гарантировали мелким торговцам и ремесленникам привилегии на местном рынке, но в нее вносило изменения совместное существование свободных и клятвенных цеховых союзов, существование домашней промышленности, которая все же выжила, разрешение иностранцам конкурировать в определенные дни и, наконец, признание за верховной властью - королем, сеньором или правителями города - права провозглашать свободу труда. Этой властью время от времени без колебаний пользовались короли, например Филипп IV Красивый, и коммуны, в том числе французские и итальянские.

Монополия порождала бесконечные судебные процессы по искам одной корпорации к другой: было трудно определить границы области деятельности для каждой из них. Сапожники спорили с башмачниками, изготовители сбруи с изготовителями седел, кузнецы-мастера ковки лезвий с изготовителями рукоятей, торговцы текстильными товарами с торговцами, продававшими дорогие ткани, и еще многие со многими другими. Более того, монополия в этот период не останавливала соревнование, поскольку корпорации еще не приобрели ту косность взглядов и консервативность, которые были характерны для них позже. Соперничество между городами заставляло ремесленные союзы в каждом из них совершенствовать свою работу и внимательно следить за тем, как она выполняется. По техническому мастерству и совершенству отделки работа средневековых ремесленников во многих отношениях выигрывает при сравнении с изделиями их современных собратьев по профессии.

Каждый союз ремесленников в пределах, установленных властью сеньора или города, занимался примирением интересов производителей и потребителей. Правила корпорации были подсказаны их создателям не только эгоистическими интересами ее членов, но и большой заботой о чести своей профессии, а также о равенстве и солидарности в обществе. Правила или уставы ремесленных корпораций безжалостно карали всех виновных в плохой работе, мошенничестве, небрежности или нечестности в работе. С помощью сложной системы проверок, контроля и товарных знаков они гарантировали публичность производства и продажи товара и честность сторон при заключении сделок. Они, правда, не искоренили мошенничество и не полностью уничтожили злоупотребления, но все же уменьшили их. Корпорации также старались оберегать нравственность своих членов, не допуская в свои ряды сомнительных личностей и нежелательные элементы и требуя от городских тружеников соблюдения правил нравственности, религии и человечности. Они ставили себе задачу поддерживать среди мастеров нечто вроде равенства и для этого запрещали им заниматься более чем одним ремеслом, переманивать друг у друга подмастерьев или заказчиков или путем различных уловок, которых существовало много, добиваться для себя монополии или заниматься спекуляцией. Каждый должен был получать за свой труд справедливое и выгодное вознаграждение. Такие правила замедляли образование крупных состояний, зато делали возможным честное распределение прибылей. Даже права подмастерьев были признаны: мастер были обязан давать своему подмастерью работу, причем оказывать ему в этом предпочтение перед иноземцами или другими мастерами города, и не допускать, чтобы ему приходилось конкурировать с дешевым женским трудом. Впервые профессиональные союзы своими действиями создали добровольную дисциплину, установили справедливую иерархию, определили права и обязанности трудовых слоев общества и, дав им свободу, научили их также достоинству и чувству ответственности. Новая общественная сила, несравнимая по мощи ни с одной другой, обогатила своим появлением мир.

Все такие объединения - свободные и клятвенные, союзы и корпорации - с течением времени становились все более грозными крепостями, из которых народные массы выступали в поход, чтобы завоевать политическую власть. Городские демократии достаточно быстро поняли, что их гражданские свободы и экономические привилегии полностью зависят от милости эгоистичных и капризных верховных правителей города - короля, феодального сеньора или патрициата. Широкие привилегии, которые когда-то были даны этим правителям, позволяли им отменить или ограничить автономию ремесленных союзов и действовать во вред их материальным интересам. А городские труженики страдали еще и от угнетательских, рискованных и необдуманных действий группы привилегированных лиц, управлявших городом. Именно народные массы несли на себе основное бремя общих обязанностей, из их среды набирали людей в полицию, стражу и дозор, а также в те отряды, которые тогда соответствовали нынешним пожарным бригадам. Это массы платили самые большие налоги и служили в военном ополчении. Своим трудом, своими деньгами и своей кровью массы укрепляли могущество и жизнеспособность городских государств, а имели право лишь на очень малое участие в управлении ими.

Поэтому с XIII в. в ремесленных союзах началось и стало усиливаться движение за демократию, которое часто принимало форму революционной борьбы. Целью этого движения было лишить сословие патрициев - выходцев из дворянства или из гильдий - монополии на политическую власть, а программа была завоевать часть власти или монопольно всю власть над городом. Средствами этой борьбы были забастовки ( takehans ), союзы работников и, в конце концов, вооруженные восстания. Это движение распространилось по всем странам Запада. Во Франции со второй половины XIII в. забастовки, подготовленные корпорациями или братствами, вспыхивали повсюду, особенно в промышленных округах. В Бове в 1233 г. мэр этого города и местные менялы подверглись оскорблениям и жестокому обращению, и король должен был отправить в тюрьмы 1500 мятежников. В Провене и Руане (1280-1281) ремесленники подняли восстание против торговцев текстильными товарами, и мэр столицы Нормандии был при этом убит. В Париже в 1295 и 1307 гг. союзы рабочих вели себя так угрожающе, что король Филипп IV Красивый был вынужден их распустить. В Кастилии, Арагоне и Каталонии, прежде всего в Кордове и Убеде (1312-1332), городские патриции-дворяне ( caballeros ) должны были выслушивать шумные требования народа. Во Франции, так же как в Испании и Англии, королевская власть оказалась достаточно сильной для того, чтобы положить конец злоупотреблениям олигархов, удовлетворить часть демократических требований народа и восстановить порядок под своим управлением. Она дала народу гарантии, льстила честолюбию городских тружеников, развивая клятвенные корпорации, и (как было в Амьене) открыла простым горожанам доступ в советы и муниципальные магистратуры.

В тех странах, где у центральной власти не было возможности для таких действий, демократическая революция была гораздо мощнее. В рейнских и дунайских областях Германии, в Ульме, Франкфурте, Нюрнберге, Майнце, Кельне, Страсбурге и Базеле произошла яростная борьба, в результате которой патриции были в конце концов вынуждены уступить управление городами корпорациям. В Нидерландах это движение было особенно сильным. Сторонники демократии из ремесленных союзов, бедняки ремесленники - их называли povre peuple или klauwaerts - применили все возможные способы борьбы - коалиции, забастовки, называвшиеся takehans, восстания, союзы с крупной феодальной знатью, графом Фландрским и графом Геннегау, чтобы свергнуть деспотическую власть гильдий, которые назывались Leliaerts и опирались на поддержку короля Франции. В Льеже (1253) союзы ремесленников восстали против власти провостов и епископа. В Динане (1255) медники, а в Юи (1299) ткачи выступили против гильдий купцов-предпринимателей. В Турне (1281) и повсюду в Геннегау (1292) ткачи и другие ремесленники боролись против патрициев. С 1275 г. во Фландрии открыто шла революция. В Генте, Брюгге и Дуэ граф помогал ремесленникам подорвать авторитет патрициата. Повсюду эта борьба сопровождалась беспощадным насилием с обеих сторон. И представители крупной буржуазии (majores), которые любили называть себя «достойными людьми» ( goden ), и ремесленники, которых они называли «жалким сбродом» ( minores, gwaden ), казнили и изгоняли своих противников. В течение примерно 30 лет, с 1297 по 1328 год, по Фландрии прокатилась волна страшных революций. Фламандские союзы ремесленников, воодушевленные стремлением к демократии и городским патриотизмом, подняли восстания в Ипре, Дуэ, Генте, Лилле, Брюгге и Ауденарде. Они устроили резню французов, получившую название Брюггская заутреня, в мае 1302 г., и одержали блестящую победу над французским рыцарским вйоском в битве при Куртре 11 июля 1302 г. Ткач Конинк (П. Конинк - предводитель только что упомянутого восстания-«заутрени» в Брюгге. - Пер .) бросил вызов самому могущественному государю христианской Европы - Филиппу IV Красивому, и этот король, несмотря на свой реванш при Мон-ан-Певеле (18 августа 1304 г.), был вынужден вступить в переговоры с демократической властью Фландрии (1305). Эта революция была успешной, и народ завоевал то, чего законно требовал. В Нидерландах монополия патрициата была отменена, и союзы ремесленников добились допуска своих делегатов и руководителей в советы и магистратуры. Эти союзы отменили ставшие злоупотреблениями чрезмерные привилегии гильдий, провозгласили свободу торговли и добились всей полноты власти в управлении экономикой. Они добились права судить своих членов, и наемный труд стал свободным. Они заменили штрафами крайне суровые наказания - смертную казнь, изгнание и другие, которыми патриции раньше карали ремесленников за профессиональные ошибки. Они дали ремесленникам право свободно покупать сырье и продавать изготовленную продукцию напрямую покупателям. Для рабочих крупных промышленных предприятий Фландрии завоевание политической свободы стало средством экономического освобождения.

Кроме Нидерландов, эта революция больше нигде не добилась таких больших результатов. На юге Франции и в Италии это движение даже имело больше успеха в разрушении анархической тирании патрициев-дворян, чем в установлении демократической власти трудящихся.

В этих странах простой народ ( minutus populus, mйdiocres, minores ) заключал союз с богатыми буржуа из ведущих корпораций, а иногда, как было в Провансе, даже с духовенством против власти высокомерных и заносчивых феодальных сеньоров, владевших городами. Союзы ( arti ) и братства ремесленников испробовали все возможные средства для борьбы - тайные соглашения, забастовки в отдельных ремеслах и даже общую забастовку (например, в Болонье), заговоры, уличные бои - чтобы захватить политическую власть. Повсюду popolani создавали свои ополчения во главе с «народными капитанами» и объединялись под руководством вождей - приоров и старшин ремесленных союзов ( arti ), чтобы прогнать дворян из правительства, советов и магистратур. Главными аренами этой драматичной борьбы были Милан и Брешиа (1200-1286), Реджо (Реджонель-Эмилия. - Ред .), Пистойя, Пиза (1254), Генуя (1257-1270), Сиена и Ареццо (1283) и, главным образом, Болонья (1257-1271) и Флоренция (1250-1293). Сословие патрициев-дворян вышло из нее побежденным, значительно поредевшим после репрессий и погромов и разоренным конфискациями. Победившая коалиция буржуазии и демократии закрыла им доступ в советы и на государственные должности и сделала занятие ремеслом обязательным условием для получения политических прав. Она вручила широкие властные полномочия «народным капитанам» или гонфалоньерам - начальникам народного ополчения, а советы отдала приорам и ректорам ремесленных союзов. Правительство и ассамблеи оказались под влиянием народных масс, но, как правило, уступленные политические права получали только arti minori . Простые люди, работавшие по найму, остались вне гражданского общества.

На юге Франции революция была такой же по характеру и принесла столько же пользы низшим слоям демократического общества. В Марселе (1213), Авиньоне (1225), Арле (1225), Ниме (1272), Каркасоне (1226) и Монпелье (1246) союзы ремесленников сумели, в некоторых случаях путем восстания, пробиться в советы и парламенты, а иногда даже в магистратуры. Нигде, кроме Нидерландов, простой народ, который в то время был совершенно не способен исполнять общественные обязанности, не получил пользы от захвата или раздела муниципальной власти энергичными демократическими слоями городского населения. Но для основной массы трудящихся эта победа была естественным и законным дополнением к усилиям, которые они приложили для своей организации, и к роли, которую они играли в обеспечении процветания экономики городов.

Освобождение торговых и промышленных сословий и увеличение их роли в жизни общества привели к значительному улучшению их положения. Став хозяином себя самого и своего труда, городской труженик - мастер или подмастерье - мог направить по любому пути свою готовность к новым начинаниям и свои силы. Под опекой и защитой свободного союза ремесленников или клятвенной корпорации и под охраной муниципальных законов он и его труд были одновременно свободными и надежными. Только меньшинство трудящихся, состоявшее из наемных рабочих зарождавшейся крупной промышленности, было лишено преимуществ такой организации. Во Фландрии, в Тоскане, на севере Франции и повсюду, где крупные предприниматели брали в свои руки распределение работы и управление процессом труда, они суровыми мерами превратили находившихся у них на службе подмастерьев и мелких мастеров в наемных рабов. Они раздавали заказы и сырье кому и как хотели, они были единственными покупателями и продавцами произведенной продукции и навязывали одинаково мастерам и подмастерьям произвольные условия и тиранические правила. С помощью умело разработанной системы авансов они превращали этих рабочих в своих должников, чтобы держать их в зависимости, платили им лишь столько, чтобы рабочие не умерли от голода, а иногда даже выдавали зарплату натурой согласно произвольно установленным ценам, что позже стали называть «зарплата товарами».

К счастью, этот пролетариат на тогдашнем Западе был не слишком многочисленным. Основная масса трудящихся горожан работала в «мелкой» промышленности, входила в союзы ремесленников, и эти организации были для них опорой их независимости и гарантией материального благополучия. Добровольное объединение в подчиненный дисциплине союз делало их настолько сильными, что они были недосягаемы для капризов и деспотизма старых феодальных властей. Союз охранял их от излишней конкуренции, безработицы и перепроизводства, от паразитирующих на чужом труде посредников, от махинаций спекулянтов и эксплуататоров. Мастера и подмастерья могли трудиться, не тревожась о завтрашнем дне. Они были уверены, что найдут в своей маленькой мастерской применение для своего хорошо налаженного труда, а на городском рынке покупателей для своей продукции. Уставы ремесленных союзов позволяли любому претендовать на звание мастера и устанавливали удачное равновесие между правами и обязанностями каждого человека. Они до определенной степени поддерживали равенство в производстве и распределении благ, не позволяли мастерам накапливать большие состояния и обеспечивали стандартный для того времени уровень жизненных благ широким слоям населения. Подмастерье, который шел на рыночную площадь наниматься, был уверен, что найдет себе работу либо на день, либо на неделю, либо на более долгий срок. Ему не надо было бояться, что конкуренты - чужеземцы и женщины, которые занимаются тем же ремеслом, - переполнят рынок своими услугами. Правда, работа была тяжелой, и рабочий день - например, в Париже - продолжался в некоторых ремеслах от 8,5 до 16 часов, а в других от 11 до 14 часов. Но если вычесть из этого срока время, отведенное на еду, работа обычно продолжалась от 8 до 13 часов. Работа по ночам была, как правило, запрещена, а если разрешалась, то оплачивалась в большем размере. Многочисленные праздники, занимавшие минимум четверть года, обеспечивали ремесленнику отдых.

Размеры зарплат нельзя было изменять внезапно, и они очень точно соответствовали расходам на жизнь. У подмастерьев заработки были ненамного меньше, чем у их мастеров. Например, в Лондоне в XIV в. мастер по укладке черепицы, в зависимости от времени года, зарабатывал в день от 4,5 до 5,5 денье, а его подмастерье от 3 до 3,5. Во Франции в конце XIII в. мастер-каменщик и мастер-кровельщик получали за один день работы столько же, сколько наследники их ремесла в начале XIV в., то есть 2 франка, а помощник мастера в этих ремеслах - 50 солей. В Страсбурге мастер-плотник летом зарабатывал 2 франка 60 солей без питания. Зарплата учеников и женщин была, как правило, на две трети меньше, чем у мастеров. Этих денег хватало на покупку товаров первой необходимости. Было подсчитано, что в городах Северной Франции на реальную годовую зарплату наемного ремесленника можно было купить от 19 до 30 гектолитров зерна, а на его дневную зарплату 1,9 килограмма говядины, 1,7 килограмма бекона или от 2,8 до 6 литров вина. В XIII в. ремесленник мог купить 1 гектолитр гороха по цене от 4,5 до 11,42 франка, овцу по цене от 3 до 4,5 франка, свинью по цене от 6 до 12 франков, цыпленка по цене от 32 до 50 солей, дюжину яиц по цене от 11 до 12 солей, килограмм масла по цене от 43 до 65 солей, а гектолитр вина по цене от 5 до 15 франков. К тому же неженатые подмастерья и ученики обычно жили в доме мастера и питались за его столом.

Похоже, что трудящиеся слои населения в этот период Средних веков жили в достатке. Их жизнь была простой и обычно не давала им возможности соблазняться роскошью. Как правило, они довольствовались простой едой - овощами, бобами, выпечкой из теста, хлебом, супом и разумным количеством мяса. Большие кутежи с изобилием вина и пива они устраивали только в дни праздников и собраний. В отношении жилья они не были привередливы. Во Франции они теснились в деревянных или глинобитных домах с росписью на фронтонах и покрытым изразцами фасадом, верхние этажи которых выступали над нижними так далеко, что нависали над улицей и почти смыкались с такими же этажами противоположных домов. На первом этаже у мастеров была мастерская, которая одновременно была и рабочим помещением, и лавкой. Обычно все мастера одного и того же ремесла жили рядом в одном и том же квартале и каждая улица называлась в честь живущей на ней ремесленной корпорации. В те часы, когда в мастерских шла работа и продавалась продукция, покупатели шли по темным узким улицам среди прилавков, укрытых навесами, над которыми висели скрипучие вывески. Пешеходы, лошади и кареты толкали и давили домашних животных, особенно свиней, которые бегали здесь же среди куч грязи. Кричали со всем жаром, на который были способны, ремесленники и торговцы всех родов - от хозяина кабачка и повара, продававшего соусы, до плетельщика, чинившего корзины, и старьевщика, скупавшего изношенную одежду.

Семьи, обитавшие в таком квартале, часто жили в примитивной простоте: их комнаты, которых было мало, были очень скудно обставлены - несколько сундуков и столов и различная утварь. Одежда подмастерьев и мелких мастеров была сделана из прочных шерстяных или льняных тканей и стоила дешево. Однако по мере того, как жизнь становилась легче, у народа развивалась любовь к удобствам и уюту. Описи и реестры, относящиеся к XIII и первой половине XIV в., и сохранившиеся до наших дней налоговые документы той эпохи свидетельствуют о том, что некоторые горожане этого разряда накопили небольшие состояния и что городские труженики прилагали некоторое старание, чтобы купить более сытную еду и более изящные предметы обстановки, в том числе оловянную посуду, льняные скатерти и одежду из менее грубых тканей, причем и выбор тканей стал разнообразнее. Все стали носить нижнее белье. Гигиена сделала большой шаг вперед, о чем можно судить по большому количеству общественных парных бань и по наличию ванн в частных домах.

Нравственность трудовых слоев населения тоже значительно улучшилась. Конечно, городские труженики были грубыми и внешне, и в душе, и их поступками руководили животные чувственные желания. Эти люди любили кабаки, азартные игры и пьяные застолья. Их упрекали в склонности на все ворчать, а иногда в наглости, лени или нечестности. Часто они были развратными, и в отношениях между полами нравственность была низкой. Но в целом нравственность трудовых сословий сделала огромный шаг вперед. Мастера и подмастерья приобрели добродетели, которые дает свобода. Они горячо любили независимость, в их душах жило чувство равенства и справедливости. Общее для них всех членство в ремесленных союзах сближало этих людей не меньше, чем общая простота условий жизни. Короче говоря, среди них не было ни капиталистов, ни пролетариев. В те дни в мире труда царила гармония, и единственными врагами этого мира были феодальные власти и патрициат. Ремесленник чувствовал себя индивидуальностью и знал, насколько велика его ценность как работника. У ремесленников развилось новое чувство - понимание достоинства труда. Ни в одну эпоху не было такого количества умных и высокотехничных мастеров, среди которых многие даже были настоящими художниками. Целая армия мастеров-ремесленников, ваятелей, как тогда называли скульпторов, живописцев, художников-мнииатюристов, резчиков по слоновой кости, гончаров, вышивальщиков, резчиков по дереву, мастеров по эмали, золотых дел мастеров и оружейников подняла ремесла на уровень искусства. Уставы корпораций внесли свой вклад в создание и поддержание традиций честности и верности.

У этих невежественных народных масс возникло желание больше знать о мире. Ремесленники охотно посылали своих детей в школы и университеты, и уже зазвучали вечные жалобы верхов общества о том, что опасно давать народу образование и позволять людям покинуть сословие, в котором они родились. Чтобы удовлетворить эти интеллектуальные потребности горожан, было создано целое литературное направление - эпические и романтические сказания, которые декламировали на улицах сказители, называвшиеся по-французски жонглерами, и просто уличные певцы; религиозные представления и веселые комедии, называвшиеся soties сатирические куплеты, которые по-французски назывались фаблио ( fabliaux ), баллады и лирические или насмешливые песни. Горожане любили праздники, торжественные выходы знатных особ, процессии, маскарады и еще один вид великолепных зрелищ - состязания рыцарей и турниры. Союзы и корпорации ремесленников участвовали в пышных государственных церемониях; перед их рядами несли знамена союзов и знаки их ремесла; высшие должностные лица этих союзов при этом были одеты в блестящие форменные одежды. У городских тружеников были очень развиты братские чувства друг к другу и благотворительность. Воплощением этого были их братства, которые по-французски могли называться amitie's (содружества. - Пер .), больницы и организация помощи больным, вдовам и сиротам. Такую же солидарность они проявляли, когда объединялись, чтобы защищать свои интересы и требовать свои права. Их вера в Бога, наивная и иногда мистическая, учила их считать церковь домом народа. Поэтому они украшали их часовнями, красивыми окнами, живописью и скульптурами. В этих церквях у них были святые-покровители, в них они отмечали свои праздники, а иногда в них же представляли свои пьесы. Бывало религиозное чувство так воодушевляло горожан, что рождало у них дерзкие еретические мечты. Тогда возникали секты - вальденсы (секта внутри католической церкви, существовала в конце XII-XVI вв. на юге Франции и севере Италии, а также в Германии, Чехии и Швейцарии, названа в честь своего основателя Пьера Вальде, богатого купца из Лиона. - Пер .), fraticelli (тоже секта внутри католицизма, существовала в XIII-XV вв., отделилась от францисканцев. - Пер .) и лолларды (подобное этим двум религиозное движение в Англии в конце XIV - начале XV в. - Пер .), которые, под видом религиозной реформы, стояли за коренное преобразование всего общественного строя.

Немногих столетий свободы и процветания оказалось достаточно, чтобы в городах Запада родился новый мир. Впервые труд занял ведущее место в обществе и добился признания своей власти. Реабилитированные торговцы и ремесленники вырвались из крепостной неволи и стали свободными людьми. И более того, они стали равны землевладельцам, рыцарям и духовным лицам. Гордая богатая буржуазия и независимый народ, объединенный в союзы, были новой силой, соперничавшей с феодальным сословием и церковью. Их мощь была основана на высокой общественной и экономической ценности тружеников - тех, кого раньше по большей части презирали и в античном аристократическом обществе, и в военном и аграрном обществе Темных веков и начального периода феодализма. Трудящиеся массы не только сумели завоевать себе гражданские и политические свободы, но и смогли, добровольно подчинив дисциплине себя и свои союзы, сделать честность и достоинство труда своей традицией. Эти массы дали не имеющий себе равных импульс развитию всех производительных сил и завоевали для большинства своих представителей стабильность, безопасность, независимость и комфорт. Их действия превратили прежде угнетаемого и презираемого крепостного в свободного, пользующегося почетом и уважением ремесленника нового мира.

 

ГЛАВА 8 Прогресс в освоении новых земель и в сельскохозяйственном производстве и прогрессивное развитие сельского населения Запада с XI по XIV в.

С XI в. до середины XIV в. земледельческое население Запада выполнило поистине величественный труд, который доказал, что освобождение земледельцев было оправданно. Великое дело освоения новых земель, попытки которого были сделаны в эпоху Каролингов, через полтора столетия было начато снова и завершено этими тружениками. Производство развилось в огромной степени, и Запад снова был заселен. Ни в один период истории не было примера, чтобы такое великое предприятие было задумано и осуществлено с такой полнотой и таким успехом, - разве что в наши дни, когда европейская цивилизация начала завоевывать новые миры. (Это было во времена, когда жил и писал автор, умерший в 1935 г.) В настоящее время «новые миры», бывшие колонии, осуществляют демографическую экспансию в старую Европу, которая на глазах одного поколения меняет свое лицо (а что последует за этим, можно видеть на примерах волнений в Париже, того, что произошло в Косове, и др. - Ред. ). Это было одно из важнейших событий истории, хотя историки умолчали о нем.

В конце Темных веков из-за недавних вторжений, постоянного безвластия и войн, недостаточного количества труда и его инертности и из-за преобладания примитивных форм экономики большая часть земель Запада была занята лесами, пустошами и болотами. В Италии, за исключением Королевства обеих Сицилии, и в христианской Испании была возделана только очень малая часть земель. Половина или больше территории Франции, две трети Нидерландов и Германии и четыре пятых Англии были невозделанными землями. Чтобы разбудить дремлющий сельский мир Запада, был нужен социально-экономический переворот, вызванный подъемом торговли и промышленности. Нужды потребления и торговли стали толчком, побудившим к освоению новых земель и все землевладельческие сословия, которые желали сохранить свои доходы, и земледельцев, которых побуждала к этому надежда улучшить свою жизнь трудом. Вся элита тогдашнего общества возглавила это движение. В частности, церковь объявила освоение новых земель богоугодным делом, чем увеличила и свое влияние, и свое богатство. Она благословляла эти работы, запрещала мешать их осуществлению и часто сама становилась их инициатором. Французские монашеские ордены заслужили благодарность цивилизованного человечества за тот успех, с которым они вели этот мирный крестовый поход. В те дни 2 тысячи клюнийских монастырей, 3200 цистерцианских аббатств и бесчисленные монастыри картезианцев, премонстрантов (норбертинов) и траппистов стали местами сбора для тысяч первопроходцев, которые расчищали, распахивали и осушали землю Запада. Правители феодальных и монархических государств - например, короли Англии, Кастилии, Арагона и Королевства обеих Сицилии, германские императоры Швабской династии, французские короли из династии Капетингов, графы Фландрии и немецкие маркграфы - часто поощряли эти работы по освоению земель. Городские коммуны также создавали благоприятные условия для этой работы, а иногда даже делали ее обязательной, а богатые буржуа, особенно нидерландские, вкладывали в нее свои капиталы. И деревенские массы - тысячи первопроходцев ( hфtes, advenae, sartores ), без которых было бы невозможным это дело, давшее богатство и счастье средневековой Европе, - наконец завершили этот необходимый труд.

Так без лишней шумихи осуществлялась огромная программа по защите земли от набегов свирепой воды, освоению побережий, приречных земель и болот и расчистке земли от пустошей и лесов. В Англии началось осушение болот на берегах Северного моря. В Нидерландах море похитило у людей пятую или шестую часть земли. С XI по XIII в. оно не менее тридцати пяти раз вело наступление на сушу, создавая заливы Зейдер-Зе, Долларт и Хонт (Западная Шельда). За одно вторжение оно затопило 3 тысяч квадратных километров суши и за 100 лет погубило более 100 тысяч людей. Теперь аббатства, правители, буржуа и крестьяне объединились в союзы для постройки плотин и осушения земли ( wateringues ) под руководством плотинных старшин ( djik и moergrafen ). Истратив сумму равную семи с половиной миллиардам франков, за пять столетий они построили из прочных каменных глыб, привезенных из Скандинавии и Центральной Германии, мощную «золотую стену», которая выдерживала яростный натиск моря на расстоянии от приморской Фландрии до Фризии, и под ее защитой были снова возделаны плодородные польдеры. Только к северу от реки Маас так было отвоевано у воды 19 тысяч гектаров суши. Инженеры ( zandgrafen ) остановили продвижение дюн с помощью посадок ивняка. Дренажные каналы и насосы, находившиеся под присмотром wateringues , изгнали воды моря и рек из целых округов, и на месте этих вод стали процветать богатые фермы ( shorren ), где одинаково хороши были пастбища и урожаи, крупный рогатый скот и овцы. Рядом с ними существовала и масса засеянных зерном земель (granges), разделенных на прямоугольные поля, границы которых были отмечены крестами. Половина Нидерландов и треть Бельгии поднялись таким образом из глубины вод и болот.

В Нижней Германии фризы вместе с фламандцами и саксонцами построили похожее укрепление из плотин против разливов Северного моря, которое словно резцом выкроило бухту Ядебузен и затопило более 6 тысяч квадратных километров побережья между островом Тексель (Турсхеллинг) и полуостровом Ютландия. Они превратили в плодородные сельскохозяйственные земли ( koge, marschen ) так называемые тоогеп - заболоченные и затопляемые земли Шлезвига, Голштинии и окрестностей Бремена. Между Эльбой и Одером они преобразовали далекие от моря болотистые земли в большие поместья ( kфnigshufen ), расположенные в виде параллельных полос вдоль границ Бранденбургской марки. В XIII в. с помощью немецких поселенцев (осуществляя здесь, как и между Эльбой и Одером, геноцид и онемечивание славянского населения, а в Восточной Пруссии местных пруссов ликвидировали поголовно. - Ред .) они создали на затопляемых паводками землях нижнего течения Вислы и Пруссии те великолепные аллювиальные пашни, которые теперь являются гордостью этих мест, werder Мариенбурга, Эльбинга и Данцига. Во Франции похожую работу выполняли монашеские ордены, в том числе тамплиеры и цистерцианцы, а также союзы крестьян. Так были осушены и завоеваны низинные и болотистые земли Сент-Омера и окрестностях Кале, moliиres (влажные земли) в Башане и в Макентерре в Пикардии, болотные топи района Ко, устья рек Сены, Див (река в Нормандии. - Пер .), Нижнего Котантена, района Доль, части побережья Бретани и низовьев Луары, Нижнего Пуату, Нижнего Лангедока и Нижнего Прованса, а во внутренних областях страны такие же земли в Нижней Оверни, Лимани, «мокрой» Шампани и в Аргонне. В низовьях Роны союзы levadiers построили дамбы, а в болотах провинции Пуату были построены длинные ряды дамб, называвшихся bots, и при них устроена сеть шлюзов и каналов. В Нижнем Руссильоне в XIII в. была осушена значительная часть болотных топей.

В Верхней Италии коммуны, правители, цистерцианские аббатства и крестьяне объединились для строительства плотин и регулировки течения По, Ламбро, Минчо и Бренты, для осушения болот вокруг Мантуи, Феррары, Кремоны, Лоди, Милана, Касале-Монферрато, Болоньи, а также земель в окрестностях Равенны. Народы Испании и полуостровной Италии, снова взяв на вооружение римские методы научной гидравлики и подражая арабским технологиям, получили просто сказочные результаты в Сердани, Руссильоне (области Сердань и Руссильон сейчас являются частью Франции, но по своей истории и культуре имеют больше общего с испанской провинцией Каталония, потому упомянуты в этом перечне. - Пер .), Каталонии, Арагоне, Кастилии, на Балеарских островах, в окрестностях Валенсии, в королевстве Мурсии и Андалусии, а также на Ломбардской равнине, в Тоскане и на Сицилии. Самыми выдающимися из этих работ были дамбы и водохранилища в Восточной Испании и знаменитый Навильо-Гранде (по-итальянски это значит «Большой канал». - Пер .) в Ломбардии, построенный между 1179 и 1257 гг. Этот канал, орошавший водами озера Лаго-Маджоре территорию площадью более 35 тысяч гектаров, сделал плодородными земли по берегам рек Ольо, Адды и По.

Еще большими оказались результаты величественного и целеустремленного труда по расчистке земли от кустарника и леса, которая шла на всем Западе в продолжение трех с половиной столетий. Ни в одну эпоху освоение земель для нужд сельского хозяйства не происходило так дисциплинированно и не велось с таким воодушевлением. Тысячи первопроходцев, которых манили обещания дать им свободу и собственность, собирались по призыву монахов, прелатов, правителей, феодалов и коммун, чтобы проложить путь плугу и мотыге. Они сжигали кустарники, подлесок, лесные заросли, прорубали в лесах просеки топорами, выкорчевывали пни. Вся эта процедура в целом называлась assarting . В результате изменился облик всего Запада, и особенно Германии. В ее бескрайних лесах, среди которых были такие, где миссионер в XI в. мог ехать верхом пять дней подряд, ни встретив ни одного человека, первопроходцы вырубали поляны ( roden ) и просеки ( schwenden ), создавали крупные крестьянские хозяйства вдоль всех дорог или, как в Австрии, Силезии и Моравии, фермы на опушках лесов ( waldhufen ); а на северных равнинах и южных плато основывали города и поселки. От берегов Балтийского и Северного морей до Центральных Альп, от Вислы до Рейна и Вогезов они прошли через леса и пустоши Северной, Центральной и Западной Германии, Австрии, Швейцарии и Эльзаса, создав огромное множество новых сельскохозяйственных имений. Географические названия, в которых есть компоненты reut, rode, wald, heim, loh, holz, hagen, brand, schwend , красноречиво свидетельствуют о том, как велико было их значение и на какой обширной территории они возникли. По сути дела, сельское хозяйство в Германии начинается с этой прекрасной эпохи.

То же можно сказать и об Англии, где с XII по XIV в. освоение новых земель монастырями, правителями и крестьянами дало такой результат, который можно было бы назвать шедевром. Наступление на леса было таким мощным, особенно на юге, юго-востоке и в центре страны, что от древнего леса, когда-то покрывавшего всю Британию, осталось лишь несколько разрозненных клочков. Великобритания, прежде одна из наиболее густо покрытых лесами стран Запада, стала так же, как Нидерланды, одной из самых безлесных в результате труда первопроходцев. Весьма многочисленные названия городов и деревень, кончающиеся суффиксами den, holt, word, fait, hurst , свидетельствуют о том, каким мощным было это движение. Наиболее эффективным этот труд был в Нидерландах. Пустоши, называвшиеся wastines , заросли, называвшиеся velden , огромные леса, еще покрывавшие более трех четвертей этого края, исчезли в Голландии, Брабанте, Геннегау и, прежде всего, во Фландрии. Их место заняли пашни и луга, окруженные дренажными рвами, живыми изгородями и рядами деревьев. 95 процентов фламандских деревень возникло в это время. Суффиксы sart, rode, kerche в их названиях везде напоминают о проделанной в давние времена работе, благодаря которой равнина, покрытая заболоченными лесами и зарослями кустарника, стала самой красивой сельскохозяйственной страной Запада.

Во Франции цистерцианцы, премонстраты, картезианцы и тамплиеры вместе с самыми мудрыми из феодалов и при поддержке огромного множества крестьян превратили покрытые до этого огромными лесами провинции - Артуа, Пикардию, Понтье, Иль-де-Франс, Нормандию, «мокрую» Шампань, Морван, Верхнюю Бургундию, области возле Мааса и Вогезы, Бретань, Пуату, земли вдоль Луары, Аквитанию и юго-восток - в поля, луга и пашни. Огромная работа по расчистке земель продолжалась в течение трех веков и создала нынешний облик сельской Франции. В христианской Испании, которая была очень отсталой по сравнению с Испанией мусульманской, интенсивное освоение новых земель, которое вели монахи и правители при помощи целой толпы иммигрантов французского происхождения и людей, избавленных от мусульманского ига (их называли мозарабы ), привело к исчезновению значительной части лесов и кустарников, пустошей ( hermes, yermos ) и заброшенных земель ( despoblados ) в Руссильоне, Сердани, Каталонии, Нижнем Арагоне, Галисии, Старой и Новой Кастилии, Наварре и Бискайе, она же Васконгадес. Особенно отличались упорством в борьбе с неплодородной почвой каталонские крестьяне, которые, как говорилось в пословице, «делали хлеб из камней». И наконец в Италии не только в обеих Сицилиях, но также и в северных и центральных землях лес рухнул под ударами топора первопроходцев. Невозделанные земли были распаханы или орошены, и в конце XIII в. никто не смог бы узнать в этой стране ферм, виноградников и посаженных деревьев наполовину необитаемый лесной край конца X в.

Страны Запада обязаны своим экономическим господством, а также великолепным развитием и высокой эффективностью своего сельскохозяйственного производства именно этой великолепной работе - освоению новых земель. Оно прославило христианский Запад, и ведущую роль в нем играла Франция - ее монашеские ордены, правящие династии и эмигранты. Запад возобновил и продолжил труд Римской империи.

Гигантский по силе трудовой порыв имел место, по сути дела, во всех отраслях сельскохозяйственного производства. Жители Запада стремились извлечь всю возможную пользу из всех источников природного богатства, чтобы удовлетворить все более возраставшие нужды потребления.

Наряду с примитивными рыбными промыслами на морских побережьях и берегах рек монахи и крупные феодалы разводили рыбу в далеких от воды местностях, используя для этого водохранилища и пруды-садки. Возникли и стали быстро развиваться глубоководные морские рыбные промыслы, очень выгодные для нидерландских моряков, фламандцев и англичан. На Балтике и в северных морях они ловили тресковых рыб, макрель и, что было важнее всего, сельдь - основную пищу низов общества. В Ла-Манше и Атлантике нормандские, бретонские, баскские и галисийские рыбаки добывали кита, лосося, сардину, миногу и дельфина. На побережьях Пикардии, Нижнего Пуату и Ониса (область близ Ла-Рошели ( ист .). - Ред .) было организовано разведение устриц на отмелях и выращивание мидий. Жители западной части Средиземноморья ловили тунца и добывали кораллы и губки.

Несмотря на все вырубки, в большинстве стран Запада сохранилось столько лесов, что дичь, добытая на охоте, которая была привилегией верхов общества, по-прежнему составляла значительную долю пищи. Были приняты постановления, заботливо оберегавшие эту дичь от истребления, законы об уходе за лесами и рощами, о посадке деревьев и их вырубке через большие промежутки, а также постановления, которые ограничивали злоупотребления правом на выпас скота в лесах и на пастбищах. Диким зверям была объявлена беспощадная война, и в некоторых странах, в том числе в Англии, были полностью уничтожены волки. Среди областей и стран Запада лучше всего сохранили свое лесное богатство Германия, Франция, восточные области Нидерландов и Южная Италия. На севере леса использовали как источник золы, поташа, воска, меда диких пчел, звериных шкур и мехов; и повсюду в лесах добывали топливо для домашних очагов, кузниц и стекольных мастерских, а также дерево для построек. Бревна стали сплавлять по рекам, особенно в Нидерландах и Франции. Их связывали в плоты и отправляли вниз по рекам на деревенские лесопилки и городские лесные склады, необходимые для постройки судов лесоматериалы поступали на верфи тоже по рекам или по морю. На юге выращивали пробковый дуб.

Большой импульс получило скотоводство. Один англо-нормандский автор сочинений по сельскому хозяйству, живший в XIII в., писал: «Если на вашей земле пасется достаточное количество скота, она принесет вам доход в три раза больше, чем если вы будете возделывать ее». Фермеров уже не удовлетворяли обычные пастбища из-за существовавших ограничений на право пасти там скот; поэтому они стали улучшать луга путем орошения, и многие из этих лугов стали давать второй укос сена, что раньше было редкостью. В Нидерландах появились первые посевы кормовых трав. На основе приобретенных опытным путем знаний возникла ветеринария, однако она была бессильна остановить ящур, и эта болезнь скота в те времена распространилась так, что наводила ужас. В эту же эпоху были проведены первые опыты по скрещиванию и акклиматизации пород. Были организованы образцовые фермы. Монашеские ордены и богатые буржуа начали вкладывать капиталы в скотоводство, заключать договоры на откорм скота и на превращение земель в луга. Однако в силу традиции и из-за нехватки денег у подавляющего большинства населения мелкий скот по-прежнему был на первом месте в сельском хозяйстве. В некоторых нормандских поместьях в 1307 г. было от 900 до 1500 овец и от 180 до 200 свиней, но лишь от 100 до 140 голов крупного рогатого скота и меньше 100 лошадей.

Свиней разводили все, а многие держали и коз. Обычной домашней птицы было очень много, а в XIII в. к ней добавились акклиматизированные цесарки, которых называли гвинейскими или индийскими курами. Часто можно было увидеть также павлинов и фазанов, причем фазанов называли «лиможскими петухами». Везде разводили пчел, и пчеловодство оказывало людям огромные услуги: мед был заменой сахара, а воск использовали для освещения.

Из всех пород мелкого скота самыми ценными считались овцы. На западе Франции уже была широко известна порода овец с особенно нежным мясом, которая называлась пресале ( prйsalй ) (от французских слов prй salй - «соленый луг». - Пер .) (оттого, что эти овцы паслись на соленых болотах). Овцеводческие фермы были построены во всех областях Нидерландов, в Германии и Франции были миллионы овец, шерсть которых пользовалась большим спросом как сырье для обычных или менее тонких сортов сукна, а мясо было любимой пищей народа. Жители Испании и Южной Италии имели огромные стада овец, которых пастухи перегоняли с горных пастбищ на равнинные, и эти овцы тоже высоко ценились за шерсть и мясо. Англия тогда была, как сейчас Австралия, огромной овцефермой, которая производила лучшую в мире тонкую шерсть. Не меньше половины тех доходов, которые эта страна имела со своей земли, она получала благодаря овечьи стадам, а пошлины на шерсть составляли пятую часть ее национального дохода. В Артуа были сделаны попытки акклиматизировать кашмирских тонкорунных овец, в Испании - магрибских (из Северной Африки) мериносов, в Южной Италии - овцематок и баранов из Берберии (Северной Арфики).

Крупный скот играл более важную роль, чем раньше, особенно в больших имениях. Для нужд торговли и войны были созданы конные заводы, где скрещивали местные породы лошадей с иностранными. В Германии, Нидерландах, в районе Булони, в Нормандии и Ломбардии разводили боевых коней ( destriers ), а в Англии, Гаскони, Испании и Южной Италии - верховых лошадей под седло. Пуату, Прованс и Испания специализировались на разведении мулов. Ослов можно было увидеть повсюду, это было главное вьючное животное народа. Жители альпийских областей повысили качество своего прекрасного местного скота. Нижняя Германия, Нидерланды и Фландрия обогатились, улучшив качества своих фризских и фламандских коров. Англия и Ирландия, как сейчас Аргентина и Соединенные Штаты, получали большой доход от экспорта бекона, ветчины, сала и жира, на которые они перерабатывали часть своих многочисленных стад; так же поступали жители Руссильона и Северной Испании. Франция и Верхняя Италия имели прекрасные породы тяглового и мясного скота; их сорта сыра и масла уже пользовались большим спросом.

Все шире применялись более сложные формы земледелия, особенно в области выращивания зерновых, поскольку эта отрасль должна была удовлетворить потребности растущего населения, и зерновые выращивали везде, чтобы справиться с угрозой голода, который всегда мог случиться в масштабах одной местности из-за трудности передвижения по дорогам и из-за малого размера урожаев, которые в Средние века были где в четыре раза, а где и в семь раз меньше нынешних. Элита земледельческого сообщества - это в основном были члены монашеских орденов и итальянские, фламандские и англо-нормандские специалисты по сельскому хозяйству - старалась возродить методы древнеримской сельскохозяйственной науки. На ней и на собственном опыте они основали новую сельскохозяйственную науку, которая уже умела достигать заметных результатов. К растительным удобрениям они с течением времени добавляли все больше навоза, особенно в Нидерландах. В Англии придумали способ удобрять землю, строя на ней загон и держа в нем овец в течение двух недель. Были, главным образом во Франции, попытки улучшить почву дополняющими удобрениями - мелом, мергелем, золой, торфом и известковым песком. Правда, на большей части Запада по-прежнему применялся экстенсивный метод земледелия с принудительным чередованием культур (трехлетняя ротация и пары). Но в некоторых местностях - в Нидерландах, на севере Франции и на юге Италии - возникло интенсивное земледелие, при котором не было ни года под паром, ни насильственного чередования, а происходило чередование культур, то есть земля использовалась непрерывно, а ее плодородие поддерживалось с помощью удобрений или бобовых культур, которые культивировались каждый третий год. Наряду с мотыгой и лопатой применялся плуг с железным лемехом, который позволял глубоко вспахивать землю и делать это иногда семь или восемь раз подряд. Такой плуг тянула мощная упряжка лошадей или быков. Так крестьяне Запада, которых направляли просвещенные специалисты сельского хозяйства, начинали свою упорную и плодотворную борьбу за обогащение почвы.

Главной областью их деятельности было выращивание зерновых культур, которые растили все и везде. Ко ржи, ячменю, овсу и просу добавилась «сарацинская пшеница», то есть гречиха. Пшеницу выращивали на экспорт на богатых глинистых почвах Рейнланда, Нидерландов и Западной Франции, а также на полях (сатроз) Кастилии, Ломбардии, Кампании, Апулии и Сицилии. Центральные и юго-восточные графства Англии в 1314 г. произвели два с половиной миллиона четвертей зерна. В XII и XIII вв. в Нижнем Арагоне, Нижней Ломбардии и Сицилии научились выращивать рис. Под влиянием французских монашеских орденов, итальянцев и испанцев большой шаг вперед сделало рыночное садоводство и плодоводство. Помимо обычных овощей выращивали завезенные с Востока - шалот, артишок, шпинат, эстрагон и баклажаны. Страны Средиземноморья, где плодородие садов поддерживалось с помощью орошения, снабжали и обучали остальной Запад. Италия, Восточная Испания и юг Франции, полные пышно цветущих плодовых садов, обеспечивали остальной христианский мир апельсинами, абрикосами, фигами (инжиром), гранатами, лимонами и миндалем. Выращивание оливковых деревьев получило широкое распространение на Сицилии и в Тоскане, Кастилии, Нижнем Арагоне и Нижней Каталонии, а также на всем востоке Испании; из этих местностей оливковое масло отправляли на экспорт по всему миру.

Повсюду продавались орехи и каштаны, растительные масла, миндаль и сливы из Южной Италии и с низменностей Апеннинского полуострова, Прованса и Нижнего Лангедока, Оверни, Ангумуа, Ажена, Турена и Дофине, а Нормандия и Пикардия экспортировали яблоки, которые в то время еще не использовались в таком количестве для изготовления сидра. Восточная Испания и Лангедок торговали изюмом, который успешно соперничал с греческим. Виноградники стали, наряду с зерном и скотом, одним из крупных источников богатства для Запада. Монашеские ордены выращивали виноград, крестьяне и землевладельцы также объединялись для его посадки. Виноградники появились даже в таких местностях, где природные условия совершенно не были благоприятными для них, например в Нидерландах, Англии, Германии, на севере Франции, где с них можно было получать лишь непостоянный и неполноценный урожай. Они были созданы или успешно восстановлены в областях по Рейну и Мозелю и на склонах низких гор во Французской Швейцарии и в графстве Бургундия. Во Франции они росли прекрасно и стали для нее одним из двух главных источников дохода в земледелии, а вторым было зерно. Виноградники Верхней Бургундии, района Суасона, в Лимани, долине Луары, в Онисе, Лангедоке, у Авиньона и на холмах вдоль берегов Роны стали известны во всей Европе. В 1330 г. только из одного порта Бордо были вывезены произведенные в Гюйене (Гиени) вина на сумму 50 тысяч фунтов стерлингов, а Ла-Рошель экспортировала от 30 до 35 тысяч больших бочек вина. В виноделии с Францией могли соперничать только Испания, Португалия и Италия. В этих странах расширение виноградников шло в огромных масштабах с XII в., и вскоре их вина вытеснили из употребления самые знаменитые греческие и кипрские сорта.

И наконец, возрождение промышленности привело к значительному развитию промышленного растениеводства. На Сицилии, в Испании и в Провансе делались попытки выращивать сахарный тростник, в Арагоне, Каталонии и в районе Альби (на юге Франции. - Пер .) небезуспешно выращивали анис и тмин. Начали приобретать свою славу плантации хмеля в Рейнланде и Баварии. В Нормандии, Нидерландах и Северной Франции началось выращивание маеличных растений для освещения и употребления в пищу. Повсюду на Западе на самых лучших почвах стали выращивать лен и коноплю; этим занимались в Германии и Англии, в Нидерландах, Франции, Испании, а также в Верхней и Нижней Италии. На Сицилии, в Калабрии и в Базиликате (область на юге Италии. - Пер .) делались попытки акклиматизировать хлопчатник из Леванта и индиго. Южная Италия и Восточная Испания в трудной борьбе отняли у Востока монополию на выращивание шелковиц (тутовых деревьев) и разведение шелковичных червей. В Бургундии, Нормандии и Испании выращивали ворсянку (трава, шишки которой применялись для наведения ворса при окончательной отделке шерстяных тканей. - Ред .), а в Верхней Италии, Южной и Северной Франции, Нидерландах и Германии возделывали красильные растения - вайду, марену и шафран, обогативший в первую очередь аквитанские земли - районы Альби и Лораге, которые именно поэтому были изображены в сказках и шуточных рассказах как царство изобилия и лени под названием Кокейн или Кокань.

Таким образом, великолепный труд умных руководителей и масс сельского населения Запада принес плоды. Результатом освоения новых земель, которое стало одним из наиболее достойных славы достижений Средневековья, стала возделанная земля христианских стран Запада. Это освоение способствовало переходу к западным странам того экономического доминирования, которым раньше обладал Восток, и обеспечило им такое процветание, подобного которому не было раньше, большее, чем даже в Римскую эпоху. Основная часть Италии и Испания стали теперь очень богатыми благодаря сельскохозяйственному производству. Но Франция затмила обе этих страны. Она стала, как писал Фруассар (французский летописец и поэт XIV в., сын небогатого горожанина, вероятно ремесленника. - Пер .) раньше 1345 г., «прекраснейшим царством в мире после Царства Небесного, богатым и смелым, которое изобилует богатыми и могущественными людьми, имеющими большое имущество». Англия, которую цивилизовали нормандцы, в XIII в. считалась счастливым плодородным островом, где растут все плоды земли ( terra ferax, insula praedives ). Но самой великой победой первопроходцев при освоении земель было превращение Нидерландов и Германии из диких полуварварских областей, которыми они были в X в., в богатые страны, способные соперничать с ведущими сельскохозяйственными центрами христианского мира. Благодаря переселению на новые места французов, фламандцев, фризов и многодетности крестьян-первопроходцев Запад, обезлюдевший в результате вторжений различных завоевателей, был снова заселен людьми в необычайно короткий срок - 300 лет. Если обо всем Западе можно судить по Англии, то население западных государств за это время удвоилось. В 1086 г. число ее жителей достигало 1 миллиона 200 тысяч, а к 1340 г. в английских графствах (не считая Уэльс и западные земли) насчитывалось 2 миллиона 355 тысяч жителей. В Нидерландах, которые были почти безлюдными в X в., теперь жило еще больше народу, и среднее количество жителей в одной нидерландской деревне равнялось 1500 - в три раза больше, чем в большинстве деревень и поселков остального Запада. Часть Германии между Рейном и Одером в Темные века была чем-то вроде Дальнего Востока в Европе, теперь же ее заселили смелые и стойкие первопроходцы. Плотность населения в рейнских и дунайских землях постоянно росла; население области между Рейном и Мозелем с X по XIII в. увеличилось в три раза. Испания залечивала раны, полученные в непрерывной войне против иноверцев. Еще счастливее оказалась Италия: она шагнула вперед так далеко, что в XIV в. насчитывала около 10 миллионов жителей, а в Королевстве обеих Сицилии по переписи населения 1275 г. числилось 1 миллион 200 тысяч жителей - в два раза больше, чем в Новейшее время. И наконец, Франция, обогнавшая все остальные страны Запада, достигла рубежа в 20-22 миллиона жителей (от 38 до 41 человека на квадратный километр), а это почти столько же, сколько было в XVIII в. Перед эпидемией Черной смерти (чумы) эти шесть государств Запада вместе насчитывали около 60 миллионов жителей - вдвое больше, чем на рубеже IV-V вв.

Итак, великий труд по освоению новых земель не просто увеличил материальное богатство, но и значительно увеличил людские ресурсы. Более того, этот труд привел к коренным переменам в распределении и стоимости земельной собственности, а также в положении сельских масс.

 

ГЛАВА 9 Изменения в стоимости и распределении земельной собственности и освобождение сельского населения стран Запада с XI по XIV в.

Влияние движения за освоение земель вместе с возникновением и развитием денежной экономики привело к настоящему перевороту в прежней феодальной сельскохозяйственной экономике.

Первым результатом этих процессов был значительный рост стоимости земли и доходов с нее. Цены на заново освоенные земли за несколько столетий сделали огромный скачок вверх и обогатили тех хозяев, которым хватило мудрости, чтобы возделать эти земли и при этом оставить их в своей собственности. Было доказано, что, например, в долинах Рейна и Мозеля земля с конца Темных веков стала дороже в среднем в семь раз, часто в десять, а иногда в шестнадцать и даже в двадцать раз. В Руссильоне одно поместье в XI в. стоило 100 су, а в XIII - 3 тысячи су. Во Франции стоимость гектара пахотной земли значительно повысилась уже к XII в., а в XIII в. увеличилась еще в два раза, и то же самое произошло с лугами, виноградниками и лесами. Для пахотной земли эта цифра достигала 222 франков, а для других земель 616, 636 и 104 франка соответственно. Одновременно росли, вместе с повышением стоимости сельскохозяйственной продукции, и арендные платы. Во Франции за время с 1200 по 1335 г. цена гектолитра зерна поднялась с 3,80 до 8,56 франка, а цена гектолитра вина с 5,12 до 25,66 франка. Бык, которого в первом упомянутом здесь году продавали за 21 франк, во втором стоил 52 франка; овца в начале этого же периода стоила 3 фанка, в конце стала стоить 4,50 франка, свинья стала стоить 12 франков, а вначале стоила 6 франков, сливочное масло стало стоить 0,65 франка за килограмм, а стоило 0,45 франка, курица - 0,5 франка, а стоила 0,32 франка. Расчеты, которые выглядят достоверными, показали, что рента за землю во Франции в первой трети XIV в. составляла от 5 до 8,5 процента.

Значительная часть этого прироста капитала и дохода досталась крупным землевладельцам, но мелкие землевладельцы и земледельцы тоже имели в нем свою долю пропорционально размеру их хозяйств. В целом можно сказать, что движение за освоение новых земель было полезно в основном для частной собственности и для крупных королевских или церковных имений, а не для феодальных поместий, которые постепенно дробились на части, к выгоде буржуазии и крестьян.

Таким образом, коллективная собственность и собственность феодалов-сеньоров стали главными жертвами этой мирной аграрной революции. Первая из них уменьшилась во всех государствах Запада, кроме тех областей Британских островов, которые были населены кельтами и где ее частично сохранили для пользы кланов, и произошло это в результате освоения новых земель, поскольку оно плохо совмещалось с неделимостью и периодическими переделами, неблагоприятными для возделывания земли. Иногда феодалы-землевладельцы незаконно присваивали все общие земли или строили на них ограды, которые ограничивали людям доступ туда. Иногда восстановленная королевская власть объявляла, что имеет на эти земли неотъемлемое право как высшая власть в государстве. А иногда ими завладевали крестьяне, которые сумели разделить ее между собой и взять в частную собственность или заново начали обрабатывать ее. В коренных германских странах, Нидерландах, Англии и Германии, прекратился периодический передел пахотных земель. Деревенские общины часто отчуждали неразделенные земли. От прежнего коллективизма в деревне сохранились лишь разрозненные остатки в виде общих земель или пустошей, marches или devйses , состоявшие в основном из земель непригодных для обработки. К этим землям крестьяне могли, с согласия государства и феодалов-землевладельцев, по-прежнему применять те права, которые давал им обычай.

Однако и собственность феодалов-сеньоров тоже оказалась под ударом. В то самое время, когда военное сословие пыталось стать закрытой наследственной кастой военных, его земельная собственность, главная основа его общественного влияния, уменьшалась. Во многих западных странах это сословие вместе с политическими привилегиями потеряло некоторые связанные с этими привилегиями источники дохода, например право вершить правосудие. Но главными причинами печального перелома в судьбе феодальной собственности были все же общественные и экономические процессы. В большинстве государств «благородные» земли, которые вначале были неотчуждаемыми и неделимыми, стали и отчуждаться, и делиться, даже на очень мелкие части. В Италии феодальные поместья разрезали на куски для семи, десяти, а иногда ста наследников. В Лангедоке на одном феоде иногда жили пятьдесят дворян. Бедность вынуждала многих владельцев таких земель постепенно избавляться от них. К тому же расточительность и безумное мотовство представителей феодального сословия, их любовь к роскоши и рискованным военным предприятиям, их ссоры и судебные процессы уже давно вынуждали их применять разорительные средства получения денег, например займы под залог имений или под арендную плату за земли, что быстро привело к окончательному отчуждению их поместий.

С другой стороны, феодалы, обычно неопытные в коммерции, не знали, как получить выгоду от повторного освоения заброшенных земель, которое происходило у них на глазах, или от роста цены на землю и получаемую с нее продукцию. В большинстве случаев они ограничивались тем, что расчищали свою землю от леса и освобождали своих арендаторов в обмен на арендную плату или фиксированный налог. Часто они даже ставили условие, чтобы часть этого налога, называвшегося cens , выплачивалась деньгами, деньги же обесценивались. Чтобы не заниматься самим таким беспокойным и трудным делом, как обработка земли, феодалы охотно сдавали свои поместья в аренду и в результате ради удовлетворения сегодняшних нужд приносили в жертву свое будущее. В Нормандии, например, с XII в. дворянские поместья стали исчезать: феодальное землевладение было погребено под слоем денежных арендных выплат, которые на деле означали передачу поместий крестьянам. А там, где господствовала городская буржуазия, она начинала войну не на жизнь, а на смерть против феодалов и в итоге отбирала у них земли. Крестьяне также стали все чаще пытаться силой захватить господскую землю и пользовались тем, что у дворян часто были утрачены письменные документы, подтверждавшие их право на землю, чтобы узаконить такой захват. Королевские суды, особенно во Франции, одобряли такие действия. На всем Западе (за исключением Англии, где мелкопоместные дворяне перестали быть сословием рыцарей, они смешались с мелкими свободными землевладельцами) и отказались от военного дела ради управления своими поместьями, чем спаслись от бедности - основная масса дворян выродилась в нуждающееся, а иногда полуголодное сословие, такие дворяне владели только жалкими остатками прежней сеньориальной земельной собственности, которые были слишком малы, чтобы прокормить своих владельцев.

В Италии одна часть дворянства занялась промышленностью и торговлей и таким образом спаслась от разорения, но другая, которая оказалась не в состоянии приспособиться к новым условиям, едва сводила концы с концами, а некоторые ее представители впали в настоящую нищету. В Сиене в XIII в. люди видели, как потомки древних аристократических семей просили милостыню. В Испании многих дворян постигла такая же участь. Самые мудрые из тамошних городских дворян ( caballeros de villa ) допустили в свои ряды земледельцев и преуспевающих ремесленников и вместе с ними образовали влиятельный слой городского населения. Во Франции дворяне вели жалкое существование на маленькую арендную плату своих censitaires или были вынуждены идти на службу к королю или аристократам. То же самое произошло в Нидерландах; в некоторых приходах земель этого региона, в первую очередь в Брабанте, число рыцарей упало с шестидесяти до одного или двух и перестал существовать целый разряд низших дворян - так называемые ministeriales . В Германии новое дворянство, возникшее в результате объединения рыцарей и ministeriales , прозябало и вело жалкую жизнь. Иногда эти дворяне смешивались с крестьянами; большая часть их жила грабежом. Немецкий дворянин был мужиком ( junker ) или, что еще хуже, разбойником ( raubritter ).

Однако элита воинского сословия, аристократы, смогла сохранить и даже увеличить свои земли. Во Франции существовали уделы и аристократия первого разряда, в Королевстве обеих Сицилии были бароны, в Испании - олигархия из 380 победоносных валенсийских дворян, богатые феодалы Арагона и гордые дворяне Кастилии. В Германии были князья, герцоги, маркграфы, бургграфы, графы-палатины, имевшие и политический суверенитет ( landesherrschaft ), и территориальные владения ( grundesherrschaft ). В Англии были крупнейшие бароны и феодалы-землевладельцы. Все они старались увеличить и сохранить, иногда с помощью майората и запрета на отчуждение и подвассальные отношения, значительную часть доставшейся им земельной собственности. Но в целом феодальная собственность на Западе утратила свое прежнее господство.

Государство же старалось восстановить свои владения. В некоторых случаях оно увеличивало их площадь за счет завоеванных земель как в Испании, Королевстве обеих Сицилии и Англии, в других - за счет конфискаций или выморочных земель, и благодаря своему участию в освоении новых земель, как во Франции, Нидерландах и в некоторых областях Германии. Во время своего наивысшего могущества императоры Священной Римской империи имели под своей властью огромные имперские поместья ( reichsgьter ) на пространстве от Средиземного моря до Балтийского моря, и в 1180 г. доход с них составлял внушительную сумму - 6 миллионов талеров. Во Франции происходило примерно то же: при Филиппе II Августе земельные владения французских королей увеличились вдвое, а доход с них достиг в 438 тысяч парижских ливров, а в 1325 г., при Карле IV, вырос до 525 тысяч ливров (примерно 12 миллионов франков). Однако размер государственных земель не был постоянной величиной: он все время менялся в результате залогов, отчуждений, дарений, щедрости или слабости государей и сокращался из-за постоянных незаконных захватов. Например, после Великого междуцарствия в 1280 г. площадь императорских земель уменьшилась на две трети.

Западная церковь проявляла больше упорства и настойчивости в политике и имела больше успеха в административных делах, а потому продолжала увеличивать свои земельные владения. Правда, старые монашеские ордены, например Клюнийский (который пришел в упадок), или недостаточно экономные должностные лица церкви или капитулы иногда своей беспечностью и необдуманным расточительством подвергали опасности труд своей корпорации, которая терпеливо собирала в своих руках поместья. Но, как правило, церковь получала прибыль и постоянно увеличивала свою территориальную власть, пользуясь освоением новых земель, главной пропагандисткой которого она была, набожностью верующих, которые осыпали ее подарками, и увеличением движимых капиталов - от их прироста духовенство тоже смогло получить свою долю, которую затем часто вкладывало в землю. Новые религиозные ордены - цистерцианцы, картезианцы, премонстраты, тамплиеры, тевтонские рыцари и меченосцы - заняли места среди крупнейших землевладельцев христианского мира. Цистерцианцы превратили свои фермы, которые назывались granges , в великолепные поместья, вызывавшие восторг и возмущение одновременно, и их собственные капитулы признавали, что любовь к имуществу распространилась среди них как зараза (1191). В XIII в. 13 тысяч рыцарей-тамплиеров могли гордиться тем, что владели 10 тысячами крестьянских хозяйств, а аббатство Прюм могло похвалиться тем, что имело 1466 поместий. Тевтонские рыцари завладели землями Пруссии (огнем и мечом, вырезав местных пруссов. - Ред .), а рыцари-меченосцы - другими землями на Балтике (таким же способом, но резали и подчиняли литов, эстов, земгалов и др. В 1234 г. меченосцев разбил новгородский князь Ярослав Всеволодович, в 1236 г. при Сауле - литовцы и земгалы. Остатки ордена в 1237 г. слились с Тевтонским орденом; прибалтийское ответвление последнего получило название Ливонского ордена. - Ред .). Цистерцианское аббатство Лас-Хельгас возле Бургоса владело землями шестидесяти четырех селений.

Капитулы и епископы соперничали с монахами. Архиепископы Кельна, Майнца и Трира завладели имперскими поместьями; архиепископ Рижский присвоил себе половину земли Ливонии, архиепископ Толедо получал со своих имений 80 тысяч дукатов. Даже нищенствующие ордены, францисканский и доминиканский, по словам одного их члена, Джакопоне ди Тодди, быстро «прогнали бедность на небеса», чтобы получить свою долю земного богатства. Завоевания позволили церкви получить четвертую часть земель Кастилии и пятую часть земель Англии. Несмотря на свою глубокую веру в Бога, правители государств в одних случаях к началу XIII в., в других к началу XIV стали пытаться ограничительными мерами остановить это превращение земель Запада в монопольную собственность церковных организаций. В этом случае право мертвой руки, по которому организация - юридическое лицо владела имуществом без права его отчуждения, стало в конце концов угрозой для светского государства.

Даже новые силы, возникавшие в средневековом обществе, почувствовали привлекательность земельной собственности как источника богатства. Городские коммуны при любой возможности создавали себе более или менее крупные поместья, покупая земли или захватывая их у феодалов. Затем эти поместья увеличивались за счет последующих приобретений и освоения новых земель. У этих коммун были крестьяне-подданные и крестьяне-арендаторы (называвшиеся в Италии contadini , а в Германии pfahlburgen ), которых они защищали и работой которых руководили. Город Арль, например, владел крупным земельным владением, несколькими замками, землями, виноградниками, а также прудами в области Камарг (область на Средиземноморском побережье Франции, в дельте реки Роны. Это край болот и каналов. - Пер. ).

Буржуа тоже стремились войти в число дворян-землевладельцев. Это удавалось легко: они тратили значительную часть капитала, приобретенного в торговых или промышленных предприятиях, на покупку отчужденных дворянами имений или приобретали невозделанную землю и начинали ее расчищать. С этого времени начался медленный переход земли в сельских местностях в руки среднего класса. Кроме того, и масса сельского населения впервые получила пользу от движения за освоение новых земель и свое собственное освобождение: крестьяне добились для себя права собственности или почти собственности на тот земельный капитал, который им до этого было суждено только заставлять плодоносить, трудясь ради чужой выгоды.

Так происходило событие первостепенной важности, которое, по сути дела, изменило структуру западного общества и всего человеческого общества: земледельческие сословия, то есть девять десятых населения Запада, получили доступ к свободе и более обеспеченной жизни. Впервые в мировой истории крестьянские массы сумели так же, как массы городских тружеников, добиться признания общественной ценности ручного труда и труженика-земледельца.

Их освобождение произошло отчасти благодаря уравнительным традициям христианской религии и римского законодательства. Иногда вилланов даже освобождали «во имя Христа, Который выкупил всех людей из ига рабства», как сказано в одной хартии 1233 г., или «ради спасения души» отпускавшего их на волю господина, как сказано во многих актах. Часто бывало и так, что короли и юристы провозглашали неотчуждаемое право человека на свободу, основанное на природном равенстве людей. Так сделали французские короли из династии Капетингов - Людовик VII в 1170 г. и Людовик Х в 1315 г. и так же высказался знаменитый законовед Бомануар. Но эти возвышенные побуждения, как правило, влияли лишь на небольшое число просвещенных правителей или использовались как не вполне удачное прикрытие для более земных причин. На самом деле движение в пользу освобождения крестьян приобрело такую неудержимую мощь в силу целого ряда потребностей экономики и общества.

Появление денежного богатства представляло серьезную угрозу для экономического господства состояний, основанных на владении землей. Чтобы сохранить и увеличить стоимость своей земли и доходы с нее, землевладельцам было нужно в первую очередь удержать на ней крестьян, увеличить объем их трудовой службы, не дать крепостным уходить в города, привлечь новых поселенцев и, наконец, обеспечить крестьянский труд тем вознаграждением и тем гарантиями, в которых ему раньше было отказано. Текст некоторых хартий содержит почти открытое признание этого. В одной из них сказано, что цель освобождения крестьян - «увеличение числа» земледельцев. Во многих других говорится, что свобода предоставляется им «для выгоды ( ad utilitatem ) владельцев и для улучшения поместий ( ad emendationem villarum )».

Часто срочная и настоятельная нужда в деньгах заставляла феодала освобождать вилланов. Господин продавал им их свободу за серебряные монеты, которые получал либо все сразу, либо в виде ежегодной арендной платы, чтобы расплатиться с кредиторами, чтобы иметь средства на собственную роскошную жизнь и на рискованные военные предприятия или чтобы обеспечить себе постоянный доход без всяких хлопот. Например, в Шампани (1248), в Тулузском округе, в районе Альби (1298) и даже в поместьях королей из династий Капетингов и Плантагенетов обязательное освобождение крепостных было финансовой мерой и приносило больше пользы феодалам, нежели арендаторам.

Политические соображения тоже способствовали движению за освобождение крестьян. Короли в XII в. обычно были против освобождения крестьян в королевских имениях, они очень охотно помогали стать свободными крестьянам из поместий, принадлежавших феодальным сеньорам или церкви, чтобы ослабить власть своих соперников-феодалов. Церковь сначала отнеслась к идее освобождения крестьян весьма враждебно, так же как раньше к освобождению ремесленников, поскольку ближайшим результатом превращения крестьян в свободных людей было уменьшение ее доходов. Но позже, когда стало заметно, что крестьянская свобода представляет собой мощный рычаг для освоения или улучшения земель в ее собственных огромных поместьях, она постепенно перешла к поддержке этой идеи. Городская буржуазия поддерживала освобождение сельских жителей всей своей силой, и коммуны решительно высказывались в пользу крестьян против своих постоянных противников - дворян и духовенства. Первое, что делали городские буржуа после собственной победы, особенно в Италии, - провозглашали свободу сельских арендаторов на основании прав человека, принадлежащих ему неотъемлемо, несмотря на «обман или насилие», на которых основано крепостное право, и сами играли ведущую роль в этом освобождении. Наконец даже землевладельцы осознали, что для сохранения своего господства в обществе им надо использовать это неудержимое движение в собственных интересах, то есть превратить предоставление свободы сельским труженикам в новый источник прямой или косвенной выгоды. Это был верный путь, это был новый способ вернуть себе власть, которую им уже не помогали удержать ни традиция, ни знатное происхождение, ее должен был возвратить почет, который мог им дать богатство.

В любом случае сопротивляться вскоре стало невозможно или опасно, поскольку с XII в. во всех сельских местностях Запада начались народные волнения. Крестьяне твердо решили быть свободными и для этого не останавливались ни перед какими жертвами, не поддавались ни на какие хитрости и принудительные меры. Иногда они предлагали своим нуждающимся в деньгах господам большие суммы денег и за накопленные в течение многих лет сбережения покупали себе хартию об освобождении. Иногда они незаконно присваивали себе привилегии духовенства, чтобы уйти из-под юрисдикции светских феодалов. Иногда крестьяне крали или сжигали грамоты, согласно которым сеньоры были их господами, или с помощью бесчисленного множества уловок оспаривали истинность прав своего феодала. Но еще чаще они напоминали о привилегиях, которые имели согласно обычаям; угрожали покинуть землю господина и уйти в соседний город или в королевские поместья, где крестьяне были свободны. И наконец, они так же, как буржуа и ремесленники, пускали в ход непобедимое оружие - объединялись в союзы. Эти объединения назывались сельские союзы, братства, confrйries или conjurations . Их члены давали торжественную клятву. Они боролись против светских или церковных феодалов - своих господ и, чтобы вырвать у них свободу, устраивали настоящие крестьянские бунты, во время которых сжигали господские замки и жестоко расправлялись со своими угнетателями. Во всех западных странах, от Королевства обеих Сицилии до Германии, в тот период произошло много таких мятежей, но летописцы обычно считали ниже своего достоинства упоминать о них в хрониках. Однако они сообщили потомству о тех мятежах, которые произошли во владениях церкви. В Кастилии было восстание в Саагуне, в области Руссильон - в Арле, в Париже - восстание против капитула собора Парижской Богоматери; то же самое случилось в аббатствах Корби, Святого Мартина Турского, Сен-Дени и Везле, а также в епископствах Суасонском и Ланском. Этого достаточно, чтобы увидеть, что крестьянин так же, как городской простолюдин - roturier , мог силой завоевать себе независимость, преодолев слепое сопротивление тех, кто отказывался ее дать.

Это движение началось в XI в. с ряда соглашений, во многих случаях заключенных индивидуально, которые четко определяли обязанности виллана и облегчали их выполнение. Затем оно приняло более широкий масштаб: появились коллективные соглашения, в которых участвовали большие группы сельских жителей. В XII и XIII вв. такие договоры стали нормой. Типичные хартии, или обычаи, стали применяться в качестве образцов. Так, соглашения, заключенные жителями Лорриса в области Гатине, Бомона в Аргонне, послужили примером для порядка 600 деревень и поселков во Франции и Люксембурге, соглашение, подписанное в Бретейле (Бретейе), стало образцом в Нормандии и Англии, соглашение из Флюме - во Французской Швейцарии, из Фрайбурга - в Германии, из Монса - в Нидерландах, а соглашения из Сантьяго и Логроньо - в Испании. К долгосрочным видам аренды, которые назывались baux emphytйotiques , наследственной арендой фермы или baux а comptant и предоставлением hostise , то есть «гостевого приглашения» для освоения земли, которое давало индивидуальным земледельцам особые преимущества при аренде надела, добавились общие свободы, признанные в fueros, законах, обычаях или хартиях и предоставленные тысячам поселенцев на заново освоенных землях. Эти люди объединялись и создавали поселки, которые стали называться «новыми» или «свободными» городами - villes neuves, villes franches, sauvetйs, bastides, salvetats, bourgs neufs, bourgs francs . Их можно обнаружить на всем Западе под этими или подобными им названиями.

В этих городках, имевших официально установленную ограду и защищенных рвами с водой или прочными стенами, под охраной своих церквей и креста, символизировавшего Божье перемирие, крестьяне находили убежище для своей новорожденной свободы. Основная часть Италии, в первую очередь Тоскана и Ломбардия, а также Кастилия, Наварра, баскские провинции, Западная Франция, Нидерланды и немецкий Рейнланд были первыми областями, где сельское население получило привилегии и где с XII или XIII в. освобождение шло особенно быстро. Восточная и Центральная Франция, Королевство обеих Сицилии, Арагон и Каталония, а также Восточная Голландия, Северная и Центральная Германия и Англия шли вслед за ними, но медленнее. Но в общем основная часть сельского населения Запада почти завершила свое освобождение к середине XIV в.

Между условиями, на которых жителям разных мест предоставили эту свободу, была большая разница. Где-то свобода была очень большой, где-то она была ограничена со всех сторон. Иногда уступки были сделаны все сразу, иногда по частям. Но в общем освобождение давало крестьянам драгоценные для них гарантии, как бы они ни были получены - en bloc (по-французски это значит «целиком». - Пер .) или по частям.

Первым полезным последствием этих новых законов была личная свобода. Крестьянин отныне мог распоряжаться собой. Теперь законы и обычаи признавали, что человек родился свободным и должен оставаться свободным, что он не может быть ничьей собственностью. Хартии «новых городов» даже шли по этому пути так далеко, что объявляли личность виллана неприкосновенной. Право господина на принуждение исчезло или было ограничено. Была провозглашена свобода выбора места жительства, и господин больше не мог насильно привести обратно крестьянина, ушедшего из его поместья, если этот крестьянин заранее уведомил его об этом, отдал ему часть своего движимого имущества и нашел себе замену или уплатил особый налог. Ограничения на вступление в брак либо были отменены, либо преодолевались путем уплаты особых сборов или заключения договоров между господами ( traites d'entrecours ). Виллан был признан юридическим лицом; он мог подать иск в суд и был так же, как его жена и дети, защищен законом от жестокого обращения. Крестьянам было дано право завещать свое движимое и недвижимое имущество; а там, где сохранилось право мертвой руки ( mainmorte ), его иногда успешно обходили с помощью ряда юридических хитростей, как в Оверни и Ниверне, но чаще это право покупали, а затем отменяли или заменяли легким денежным налогом - например, в Нидерландах такой налог был равен 12 пенсам. Таким же образом были отменены самые неприятные права господина в области наследования - например, право на «лучшую движимость», которое в Германии, Англии и Нидерландах позволяло господину завладеть половиной крестьянского наследства. Почти везде вилланы теперь могли свободно отчуждать, обменивать, продавать или завещать любое свое имущество.

Закон защищал собственность освобожденных крестьян. Он часто запрещал конфискацию или захват их земледельческих орудий, скота, урожая или предметов домашней обстановки. Как правило, отменялись все несправедливые налоги, которые назывались «вымогательством» или «дурными обычаями», а также все налоги, связанные с крепостным состоянием, и в первую очередь - подушная подать. Иногда за них уплачивали выкупной сбор, а иногда нет.

Другие платежи - сборы натурой, которые были разновидностью арендной платы, cens, champ arts, terrages , в некоторых случаях были частично выкуплены, но чаще их размер фиксировали или их преобразовывали в денежные арендные платежи. В этом случае они становились легче для крестьян по мере того, как росли их доходы с земли, а деньги обесценивались. Десятины, принудительные дары и пошлины стали фиксированными или же были преобразованы или ограничены. Произвольная барщина ( corvйe ) в одних случаях была отменена, в других ее смягчили или заменили денежными налогами. Чаще всего было ограничено количество рабочих дней и продолжительность рабочего дня вилланов, трудившихся на барщине, и оговорены условия их работы. В Бове крестьяне, от которых господин имел право требовать работу на барщине ( corvйe ), должны были трудиться на него три дня в году на пашне и еще один день в году на других работах; правда, этот случай был исключением. Во многих местностях господин должен был кормить работавших на него крестьян за свой счет. Талья, иначе queste , то есть земельный налог, размер которого был произвольным, была в одних случаях отменена, а в других заменена фиксированным подушным налогом или «налогом с очага», который был пропорционален богатству крестьянина и взимался согласно постоянной и не слишком высокой ставке. Дополнительная «налоговая помощь» крестьян господам была уменьшена, отменена, превращена в фиксированный платеж или ограничена определенными условиями. То же произошло и с монополиями феодальных сеньоров, когда-то так вредившими экономической свободе крестьян.

Сельское население стран Запада получило коммерческие привилегии и право свободно торговать на своих ярмарках и рынках. Крестьяне получили гарантии, что при определении размера и веса предметов будет использоваться только одна, установленная правилами, система мер и весов, а в некоторых случаях добились и применения одной системы денежных единиц. В Центральной Франции они добились права на охоту, ловлю рыбы и свободное пользование кроличьими садками. Они добились признания своих предписанных обычаем преимущественных прав на общие земли, а иногда даже получали разрешение считать своей собственностью земли, которые расчистили для себя от леса. Разорительные для крестьян привилегии, которыми обладал их господин в силу своих суверенных прав, - например, его право пользоваться их гостеприимством ( gоte, albergue ), его право требовать от них еду и нужные вещи ( prise ) и их обязанность содержать его и его спутников ( procuration ) - были заменены единовременными выплатами или ограничены. Были уменьшены военные обязанности вилланов по обороне мест, где они жили, и крестьянам было разрешено заменить их единовременным платежом или денежными рентами. То же произошло с полицейской службой, которую они были обязаны нести во владениях своего сеньора и которая называлась sauvement .

В дополнение к этим гражданским и экономическим свободам сельские жители завоевали административные и политические привилегии, защищавшие их от произвола феодального суда, его денежных требований и его чиновников. Часто крестьяне заявляли, что будут подчиняться только одному суду - такому, в котором дела будут рассматриваться на месте присяжными из числа людей их сословия или их старшин ( boni homines, notarii ) согласно установленным правилам. Эта процедура защищала крестьян от произвольных арестов, конфискаций и чрезмерных поборов. Они получили право быть отпущенными на поруки, укрыться в святом месте, обращаться в вышестоящие суды и жаловаться в суд на самого господина. Иногда, особенно в новых деревнях и поселках, возникших на недавно освоенных землях, крестьяне вмешивались в выбор чиновников своего сеньора - бейлифов, провостов или подестатов. Но чаще всего они ограничивались тем, что добивались подписания хартии о признании за ними права собираться на деревенские и окружные собрания для обсуждения своих дел и назначения своих должностных лиц - prud'hommes , мэров, провостов, консулов, судей, jurats , инспекторов ( veedores ), которых крестьяне наделяли теми или иными полицейскими и судейскими полномочиями, поверенных, которым была поручена защита крестьян в судах, низших служителей, стражников, лесничих, деревенских старост, рядовых лесников, на которых лежала обязанность обеспечивать соблюдение местных законов, носивших название bans. Сельские общины имели свое имущество, свои общинные земли, свои церкви и больницы. Они участвовали в управлении приходами. Иногда они достигали еще более высокого положения - получали полные политические права. Так было в некоторых областях Северной Франции и Фландрии, в долинах Альп и Пиренеев, и там эти общины объединялись в настоящие коммуны ( universitates ) и даже в союзы (такими, например, были hermandades в Северной Испании) или в конфедерации, такие как объединение лесных кантонов Швейцарии (1291-1350).

Это освобождение крестьян, которое избавило от неволи гораздо больше людей, чем освобождение городов, было одним из величайших событий в истории. Оно дало огромным массам деревенского населения ценнейшие привилегии, которых оно никогда не имело раньше. Впервые для жителей сельской местности была торжественно провозглашена и стала существовать на деле личная свобода и свобода заключать договор. Крестьяне завоевали значительную часть свободы распоряжаться своим трудом. У крестьянина теперь было законное место в обществе, где его признали ценным человеком; а почувствовав себя независимыми, крестьяне вскоре ощутили и свою силу. Деревенские массы перестали быть покорными стадами и стали группами людей, гордых своей свободой и полных решимости заставить всех уважать их права. В истории крестьянства началась новая эпоха, и условия жизни сельских жителей стали лучше, чем были когда-либо раньше.

 

ГЛАВА 10 Организационная структура и положение сельских слоев общества на Западе с XII по XIV в.

В сельских округах Запада так же, как в городах, освобождение народа и освоение новых земель привело к образованию новых слоев общества и стало причиной возникновения общественных классов, отличавшихся от тех, которые были характерны для предыдущей эпохи. Стали возникать различия между свободными крестьянами-землевладельцами, censitaires , арендаторами, которые платили налоги и не были владельцами своей земли, хотя пользовались частью прав владельца и их можно назвать «полусобственниками», и помощниками и организаторами обработки земель. Наряду с крепостным правом и даже рабством - пережитками прежнего социально-экономического строя - возник класс наемных сельскохозяйственных рабочих.

Верхушка крестьянской массы стала настоящей буржуазией, сельским «третьим сословием». Эти деревенские буржуа добились полного права собственности на свою землю и даже покупали на свои сбережения земли у дворян. Они проталкивали своих детей в ряды духовенства и на административные посты у правителей государств и у крупных феодалов. Очень скоро они добились и богатства, и уважения. Именно к этому слою крестьянства принадлежали те мелкие землевладельцы в Германии, которые назывались «крестьяне - владельцы феодов» ( lehnbauern ), а также многочисленные в южных немецких областях крестьяне, освобожденные от уплаты ( cens, freizinsen, parleute ), и поселенцы-первопроходцы на расчищенных от леса землях, которые стали наследственными владельцами своих земель ( erbpachter ). Они часто объединялись в одну группу населения с чиновничеством, с деревенскими дворянами ( knechte ) и даже с сословием рыцарей ( ritterstand ). Такая же элита существовала в Нидерландах. Во Франции и Фландрии некоторые из таких привилегированных крестьян сумели проникнуть в ряды дворянства, как бывший крепостной Сен-Бенуа-сюр-Луар, который в XII в. стал одним из самых известных рыцарей в Бургундии.

Но чаще всего они были родоначальниками духовных лиц, чиновников и городских буржуа, деревенскими «петухами по походке», которые, как сказано в одной тогдашней сатире, имели «пастбища, и земли, и большое имущество». В Испании, особенно в Руссильоне, если кто-то из них исполнял должность управляющего или судьи у своего сеньора, то ездил на коне, как дворяне, и ел пшеничный хлеб. В Англии мелкие землевладельцы-крестьяне - среди которых были и потомки тех, кто в прежнюю эпоху получил землю в обмен на услуги по ее обработке, и новые свободные собственники - присягали на верность непосредственно королю, заседали в судах присяжных и в судах своего графства, приближаясь по своему положению к мелкопоместным дворянам, которые вели такую же трудовую жизнь, как они. «Крестьянин так близко подошел к придворному, что царапает большим пальцем ноги его пятку» - эту английскую поговорку сохранил для нас Шекспир. Образование и развитие этого среднего класса мелких землевладельцев-крестьян, обеспеченных или даже богатых, было характерной чертой этого периода и в значительной мере стало результатом освобождения крестьян.

Однако основным и гораздо более многочисленным слоем крестьянства на Западе были вилланы-арендаторы, называвшиеся также censitaires, которые сумели получить, под разными названиями, большинство гражданских свобод, но по-прежнему были обязаны выполнять многочисленные повинности и не были полными собственниками своей земли. Земля, которую возделывали эти арендаторы, оставалась собственностью ее прежнего владельца, и его право собственности подтверждалось арендной платой ( cens ), которую они вносили. Но большинство привилегий истинного собственника перешло к арендаторам, и так они стали почти владельцами наделов, которые обрабатывали. Именно арендаторы обладали основными правами собственности - например, правом наследования, дарения, продажи и отчуждения; они также могли заложить или завещать свою землю. Они могли не бояться выселения, если вовремя вносили арендную плату, размер которой стал фиксированным и был четко определен в индивидуальном или коллективном договоре. К этому разряду крестьянства в западном мире принадлежали миллионы сельских жителей, чье положение определялось множеством весьма разнообразных соглашений и арендных договоров.

В Германии такие крестьяне назывались hцrigen . С помощью права лопаты ( jus palae ) они часто становились, по сути дела, полными владельцами освоенных ими земель, хотя формально были ее постоянными арендаторами по договорам долгосрочной или наследственной аренды ( erbpachter ). Господа не могли ни отказаться допустить такого пользователя на арендованный им надел, ни забрать такое крестьянское имение обратно в свои руки. В Нидерландах к такому же результату привело предоставление земель в бессрочную аренду ( beklemregt ). В Англии арендаторы добились, чтобы их наследственное пользование земельными наделами было признано законом, и стали называться копигольдерами, то есть «держателями по списку», имея в виду хранившуюся у них копию соответствующего судебного решения - список со свитка-оригинала. Из них и образовался этот разряд арендаторов, такой многочисленный, что до самого недавнего времени они держали в своих руках треть земель Британии. Во Франции суть этого же процесса, то есть переход земли в руки крестьян, была скрыта под множеством внешних личин - всевозможных соглашений и арендных договоров с разными условиями и под разными названиями; но все они в итоге передавали земледельцу подлинные права собственности в обмен на арендную плату - cens . Постоянная аренда ( aforamento ) в Португалии и контракт ( livello ) на предоставление земли при условии платы за аренду ( fitto ), который стал обычным в Италии, действовали также. При итальянской системе крестьянин даже имел право оставлять себе доход, который раньше его господин получал с наследства (по-французски такой доход назывался lods et ventes ). Владелец имел лишь преимущество при покупке в случае продажи земли и сохранял название владельца лишь потому, что через более или менее долгие промежутки времени требовал от арендатора повторно заключить с ним договор. Так, медленно и постепенно, происходило одно из самых важных событий в истории - переход истинных прав собственности в новые руки под видом долгосрочной или наследственной аренды, пока не исчезли последние следы прежнего подчинения.

Крестьянская земельная собственность, которая возникла теперь в этой лишь слегка замаскированной форме, структурно оставалась такой же, как в феодальную эпоху. Она состояла из малых по размеру наделов, часто - из разбросанных на расстоянии одна от другой полос земли, которые становились все меньше вследствие обычая делить землю поровну между наследниками или в результате продаж и отчуждений. В Германии средний размер надела - hufe , который колебался от 14 до 120 акров, с начала XIII в. уменьшился на три четверти. В Англии свободный крестьянин-землевладелец или арендатор «по списку» редко имел больше одной виргаты земли (30 акров). Часто его участок земли был в два раза меньше, а немало было и наделов размером всего в 4,5 акра, к которым добавлялась полоска луга. В Пикардии крестьяне, имевшие быков, имели, как правило, около 30 акров земли. Дробление наделов зашло так далеко, что в Руссильоне некоторые сельские земельные владения - bordes включали в себя от 16 до 62 наделов, а в Пикардии земледельцы, которые называли haricotiers , объединялись по нескольку человек для обработки своих наделов: те были слишком маленькими, и упряжка быков не могла на них работать. В Италии коммуны на ее севере должны были принять меры для восстановления малых земельных владений путем обмена участков.

Вскоре после освобождения крестьян стали возникать новые группы деревенского населения - люди, которые работали на земле, но не были ни мелкими свободными землевладельцами, ни арендаторами, - censitaires . Вначале они составляли лишь незначительное меньшинство сельских жителей. В него входили арендаторы земли, испольщики ( mйtayeurs ) и наемные сельскохозяйственные рабочие.

Система аренды земли позволяла крестьянам с независимым и энергичным характером, которые имели небольшой капитал и очень желали сохранить свою свободу, получать доходы с арендованной земли и оставлять себе большую их часть, а за это отдавать фиксированную арендную плату владельцу земли. Владелец же оставался полным собственником сданной в аренду земли, мог участвовать в увеличении ее стоимости и избавлял себя от рисков, которым подвергается тот, кто обрабатывал землю сам, и от разочарований, которые часто приносила система замещающих платежей. Возникнув, аренда земли получила наибольшее распространение в областях с самым передовым сельским хозяйством - в Италии в XII в., в Нидерландах, Северной Франции, Каталонии и Руссильоне в XIII. Но на большей части Запада она до начала XIV в. распространялась медленно.

Такая система была спекулятивным предприятием, и ею пользовались не только крестьяне, но и городские буржуа. Они брали на себя риск обрабатывать поместья феодалов и церкви на условиях, что будут поддерживать угодья в хорошем состоянии, вводить полезные улучшения и выплачивать владельцу определенную часть произведенной продукции или ее стоимость. В Италии эта плата называлось canon. Ее размер в Тоскане мог составлять от трети для зерновых до десятой или одиннадцатой части для вина, оливок и фруктов. Иногда владелец земли предоставлял фермеру часть скота и семян и дополнительных работников для сбора урожая и для молотьбы. Он должен был заплатить фермеру возмещение за незаработанную прибыль, если тот значительно улучшал землю. Землевладелец и арендатор заключали договор только на короткий срок - год, два или три года, но в интересах обеих сторон большинство аренд продолжалось от шести до двадцати девяти лет, а договор несколько раз заключался на три года, что соответствовало оставлению земли под парами при трехлетнем севообороте.

Наряду с такими арендными соглашениями и прослойкой арендаторов земли внутри крестьянства появились арендные договоры аренды-испольщины ( mйtayage ) и еще один разряд крестьян - испольщики ( mйtayers ). Система свободного временного сотрудничества земледельца и владельца земли позволяла крестьянину свободно распоряжаться своим трудом после того, как закончится срок контракта, а землевладельцу свободно распоряжаться своей землей без риска лишиться ее. Этот способ обработки земли ( mezzadria ), вместе с социальной группой занятых им земледельцев, возник в XII в. в Тоскане и Центральной Италии, а в последующие два столетия распространился по всему центру и северу полуострова. В это же время его можно было обнаружить в Провансе, Каталонии и Руссильоне, а позже - в Центральной и Западной Франции и в Нормандии, где система испольщины - mйtayage использовалась при расчистке земель, во Фландрии с 1220 г., а также в окрестностях Трира и в Рейнланде.

Эта система позволяла крестьянам-беднякам, не имевшим своего надела или не желавшим терять свободу, навсегда привязав себя к выделенной им земле, отдавать свой труд в обмен на определенную долю полученной с земли продукции. Землевладелец предоставлял им капитал в виде участка земли, давал инвентарь, семена, удобрения, сено и солому, оплачивал расходы по содержанию построек и половину расходов на сбор урожая, молотьбу и веяние зерна. Испольщик, mйtayeur , предоставлял владельцу земли свой труд, ухаживал за скотиной, выполнял барщинные работы и перевозил грузы по указанию землевладельца и отдавал владельцу земли часть своих доходов натурой. Хотя в слове «испольщик» корень тот же, что в слове «половина», эта доля в Италии часто устанавливалась в пределах от трети до всего лишь одной десятой и была равна половине только для фруктов. Кроме того, испольщик подносил владельцу земли обязательные дары - яйца, домашнюю птицу и сыр. Но крестьянин имел право на весь выращенный им мелкий скот, свиней и иную домашнюю скотину. Его можно было выселить только за дурное поведение, но это происходило лишь в редких особых случаях, так что он мог пользоваться прибылью с арендованной земли в течение всего срока действия договора, а этот срок мог составлять от двух до пяти лет или даже от двенадцати до двадцати девяти лет. С этих пор стала часто применяться и еще одна разновидность ограниченного сотрудничества - аренда скота, называвшаяся bail а cheptel , когда крестьяне и землевладельцы, объединившись, совместно покупали скот и делили между собой доходы от скотоводства. Особенно такая аренда была распространена в Каталонии, Руссильоне и Провансе.

И наконец, существовал еще один слой общества - сельскохозяйственные наемные рабочие, земледельцы-поденщики и домашние слуги. Он начал формироваться одновременно с сословием городских наемных рабочих, по мере того как освобождение крепостных уменьшало возможности землевладельцев использовать бесплатный или дешевый труд подневольных работников на барщинных работах - corvйes , а рядом с системой аренды «по списку» (копигольд) развивалась система обработки земли самим владельцем в форме сельскохозяйственного предпринимательства. Количество наделов, которые можно было сдать в аренду, уже не соответствовало спросу, поскольку постоянно росло число крестьян, которые получили свободу, но больше не имели доступа к земле или же предпочитали оставаться полностью независимыми и никак не привязывать себя к земле, а зарабатывать себе на жизнь, отдавая внаем свой труд. Образование социальной группы крестьян-поденщиков можно отметить в Италии с XII в., и чем ближе был XIV в., тем больше их становилось на всем Западе. В полуостровной Италии их называли braccianti, pimenti или «обработчики земли» ( laboratores terrarum ), в Наварре - villanos asaderos , в Лангедоке и Провансе - brassiers , на западе Франции - hotteurs и bezocheurs , в Англии - labourers , а в Нидерландах - hoppers.

Часто они, как немецкие kotsaten , фламандские и валлонские cossates и английские cotters , имели хижину, маленький клочок земли и несколько голов скота, но были вынуждены наниматься на работу, чтобы получить необходимые им для жизни дополнительные средства. Многие другие не имели вообще никакого земельного капитала и жили лишь на плату, которую получали за свой труд. Но все они, на каких бы условиях ни нанимались - поденно или сдельно, имели огромное преимущество: они могли свободно распоряжаться собой, имели право торговаться о размере платы и отдавали свой труд внаем лишь на короткое время.

Более прочным, но менее независимым было положение другого слоя наемных рабочих, который начал формироваться в это же время, а именно работников в хозяйстве ( servientes, valets ). Все чаще и чаще землевладельцы, которые сами занимались обработкой своей земли, нанимали необходимых для работы на ней людей (personnel) среди свободных людей, как совершенно не имевших собственности, так и имевших ее. Так нанимали - на месяц или, чаще, на год, раз за разом продлевая договор, волопасов, возчиков, козопасов, пастухов и пастушек для овец, свинопасов и девушек-служанок. В Нормандии были слуги, нанимавшиеся к одному хозяину девять лет подряд. Они очень сильно зависели от землевладельца, который имел над ними огромную власть и даже судил их, почти как абсолютный господин-феодал в прежние времена. Но все же их подчинение никогда не было таким полным, чтобы его можно было считать потерей свободы.

Мелкие землевладельцы, копигольдеры или censitaires , арендаторы земли и испольщики - mйtayeurs , и сельскохозяйственные наемные рабочие - вот общественные группы, из которых теперь состояло сельское население Запада. Одни из них были богаче, другие беднее, но все они были свободными. Однако их превращение в свободных людей произошло не полностью и не последовательно. Крепостничество и рабство - свидетельства того, что прошлое упорно не желало исчезать и общественные установления, которые, возможно, считались уже не существующими, продолжали существовать, а иногда даже возрождались. Во всей Северной Германии те ее прежние жители - славяне и пруссы, кого завоеватели оставили в живых, превратились в новое сословие крепостных ( tides, smurdes ), «ничтожных людей», которых презирали и с которыми жестоко обращались. На Британских островах развитие англо-нормандского феодализма и частичное разрушение племенного строя часто оборачивалось ужесточением крепостного права и его распространением на весь народ для кельтов Шотландии, Уэльса и Ирландии. В Нидерландах, а также в Арагоне и Верхней Каталонии по-прежнему существовали крепостные. В областях, только что упомянутых во вторую очередь, крепостное право для нескольких категорий христиан, которые назывались mezquinos, pageses de remensa , и для мусульман ( ejaricos ) было настолько суровым, что еще в XIII и XIV вв. законы там признавали право господ «обращаться с ними хорошо или плохо согласно своему желанию» ( jus maltractandо ).

Хотя в странах Пиренейского полуострова и в Королевстве обеих Сицилии к евреям и мусульманам часто относились благосклонно, предоставляли им определенную степень автономии и давали им права на собственность, случалось и так, что некоторых из них понижали до положения крепостных и применяли к ним право мертвой руки - mainmorte . Даже во Франции, где крепостное право в основном исчезло, право mainmorte кое-где сохранилось в Иль-де-Франс, в окрестностях Тулузы, в Бретани, но главным образом в Дофине, Шампани, Лотарингии и части центра страны. Правда, это крепостничество, связанное с земельным наделом и предписывавшее уплату специальных налогов на наследство, оставляло земледельцу основные гарантии гражданской свободы и прочности его существования. Но эти смягченные формы крепостничества существовали только в наиболее цивилизованных странах. В большинстве остальных стран положение крепостных оставалось очень тяжелым - правда, там они были лишь меньшинством. Было положение и хуже крепостничества: в средиземноморских областях Испании, Италии и Франции в результате войн и коммерции частично было восстановлено рабство, хотя оно не достигло прежних масштабов.

Тем не менее в целом можно сказать, что материальные условия жизни сельских слоев общества за эти три с половиной столетия, несомненно, стали гораздо лучше. Значительное число крестьян сумело создать себе вполне комфортные условия жизни, а некоторые стали состоятельными людьми. Большинство из них, став фактическими владельцами своей земли, смогли получить выгоду от повышения цен на сельскохозяйственную продукцию и от роста стоимости земли. Иногда их прибыль была даже больше, чем у ее формального владельца, чьи руки были связаны обычаями, которые устанавливали фиксированный размер арендных платежей, часто вносившихся в денежной форме. Считалось, что censitaires , то есть основная масса земледельцев Франции, оставляли себе на собственные нужды две трети доходов с земли. Распространение системы аренды земли также служит доказательством того, что коммерческое ведение сельского хозяйства имело преимущества, которые привлекали инициативных крестьян, а условия испольщины - mйtayage , видимо, сделали партнерство в сельском хозяйстве прибыльным для тех, кто предпочитал такой род деятельности.

Что касается наемных сельскохозяйственных рабочих, то нет сомнения, что большинство из них - например, поденщики в Италии и Испании - входило тогда в число самых бедных, даже неимущих сельских жителей. Как правило, они, по крайней мере вначале, получали очень низкую плату за свой труд. В Тоскане в XIII в. они зарабатывали 2 денье зимой и 3 денье летом, когда их нанимали на один день. В Англии им платили от 1 до 2,5 денье на прополке и жатве и от 6 денье за акр на других работах. Женщинам платили совсем мало - пенни в день. Но вскоре поденщикам помог постоянный рост цены труда. В Англии примерно к 1330 г. труд подорожал примерно на одну пятую, и работники, кроме заработной платы, получали еще премии, получившие название «любезности». В Пуату около 1307 г. носильщики корзин и рабочие на виноградниках получали от 8 до 9 денье в день без еды, а лесорубы от 10 до 12 денье. Во Франции средняя зарплата достигла этого значения в первой половине XIV в., а в X в. работник на сборе урожая получал только полпенни. Таким образом, к 1348 г. цена труда, очевидно, удвоилась. Затем она поднялась еще выше и теперь находилась в пределах от 3 до 2 су 6 пенсов, а это была почти половина цены труда горожанина и почти такая же зарплата, как у сельских работников в начале XIX в. Слугам жилось еще лучше, потому что они были защищены от безработицы и хозяин обеспечивал их едой и жильем, организовывал освещение этого жилья и стирку их одежды, а также давал им часть этой одежды. В Каталонии и Руссильоне слуги зарабатывали от 25 до 75 су в год, а во Франции до 1348 г. от 5 до 7 франков в год. Если учесть разницу в стоимости денег, это столько же, сколько они получали в первой четверти XIX в.

С тех пор как странами стали править монархи, стало меньше войн между феодалами и разбоя. Меньше стало и голодных лет: во Франции в XIII в. их было в шесть раз меньше, чем в X (10 против 60). В обществе еще не начался разгул чрезмерной конкуренции, и поэтому не было крупных экономических кризисов. Жизнь была простой. Все это способствовало росту благосостояния сельских масс Запада.

Никогда раньше материальные условия жизни крестьян не были такими благоприятными, а позже такие условия можно было найти лишь в середине XIX в. Возникло огромное число новых деревень, поселков, маленьких сел, усадеб и ферм и множество приходов. Во Франции их количество после этого не увеличивалось в течение 500 лет, а в некоторых ее областях за последующие века даже уменьшилось. Крестьяне жили иногда группами под защитой живых изгородей или построенных из земли и щебня стен со сторожевыми башнями, а иногда селились на расстоянии друг от друга вдоль дорог, посреди своих полей, возле своего колодца, родника или пруда или укрывали свои дома в какой-нибудь долине или роще. Их дома, построенные иногда из дерева, а иногда из земли, камней или щебня и в редких случаях из кирпичей или вырубленные как пещеры в мягком камне известняковых холмов, обычно имели всего один этаж. Крыши были сделаны из соломы или черепицы; стекол в окнах и дымовых труб не было. Дома были темны, грязны, полны дыма и ценились так низко, что в конце X в. деревенская хижина стоила всего от 8 до 10 су. Семья теснилась в малом числе комнат, которые были почти не отделены от хлевов и амбаров. Мебели было мало, а состояла она из кроватей с соломенными матрасами, столов, табуретов, массивных скамей, сундука, похожего на более поздние дорожные, обычного четырехугольного сундука и посуды, которая обычно была глиняной, а у более зажиточных крестьян оловянной или медной. Однако по мере того, как удобства жизни становились доступней, описи имущества стали отмечать увеличение количества посуды в сельских домах и появление в них более удобной мебели, оловянных мисок и даже серебряной столовой посуды. Крестьянин мог осветить эту обстановку только смоляными свечками или еще более примитивными средствами, поскольку фунт сальных свечей стоил столько, сколько он зарабатывал за день. Но согревался он по-королевски: так много было дров и так дешево они стоили.

Одевался крестьянин просто - в одежду из шерсти и льна, которые он производил в своем хозяйстве, пряли его жена и дочери, а ткал он сам или ткач из соседней деревни. Обычно льняную одежду крестьянин носил в будни, а по воскресеньям и в праздники, конечно, надевал наряд из шерсти или смешанной полушерстяной-полульняной ткани. Один такой наряд стоил ему от 4 до 20 су. В XIII в. блуза пастуха быков стоила 3 су 4 денье. Он часто ходил босиком, но если желал обуться, то мог купить себе пару башмаков или сабо за цену от 7 до 8 денье, а башмаки, сапоги или чулки из коровьей шкуры или выделанной кожи по цене от 18 денье до 4 су (1325 г.). В качестве меха он использовал овчины, а также шкуры кроликов, зайцев и лис. Но женщины-крестьянки начали уделять внимание своей одежде и имели немного украшений, а становясь зажиточнее, крестьяне с особой гордостью копили в своем доме запас нательного и постельного белья, что было очень полезно с точки зрения гигиены.

Но самые значительные изменения к лучшему произошли в пище крестьян. Она наконец стала обильной и сытной, хотя и не сделалась разнообразнее. Помимо овощей, молока, сыра и фруктов крестьянин ел хлеб из ржи и ячменя, а в XIII и XIV вв. даже пшеничный хлеб. К этому он добавлял много свежей и еще больше соленой рыбы, бекон, свежую или соленую свинину, немного говядины, баранину и чем дальше, тем больше домашней птицы. Сельские округа Фландрии и Англии были просто переполнены мясом. Вилланы использовали мало пряностей, но много соли, а вместо сахара у них было много меда. В северо-западных странах они пили пиво, сваренное из ячменя или пшеницы, и эль; сидр все еще оставался питьем беднейших из бедных. Во французских, немецких и латинских землях крестьяне пили много вина; привычка пить его в деревенских кабаках распространилась далеко за пределы этих стран по всему Западу.

Долгое время крестьяне были такими неряшливыми, что авторы сатир - fabliaux охотно заявляли, что вонь навозной кучи - любимый запах мужика, и описывали виллана как «вонючее существо, родившееся из ослиного навоза». (Здесь - явное отличие германцев от славян, которые всегда были чистоплотнее и с древности любили парную баню. - Ред .) Но в XII и еще больше в XIII в. обычай мыться в горячей и холодной воде распространился в сельских округах; в крестьянских домах часто были ванны (лохани и т. п.), а в деревнях общественные бани. Для борьбы против заразных болезней было основано большое число лазаретов, которые в Англии составляли пятую часть всех больниц. Медицина и хирургия дошла до деревенских округов, и в XIV в. в поселках часто можно было найти профессиональных хирургов, а иногда и аптекарей. Сельские жители Запада в те дни выглядели тяжеловесными и неуклюжими, за что сатирики называли их «уродливыми скотами», но сильными и закаленными благодаря жизни на свежем воздухе и физической нагрузке; а часто, особенно в Англии, Франции и Фландрии, их переполняло грубое чувственное веселье.

В этой новой для них жизненной среде, где у них были свобода и уют, сельские жители приобрели также свой собственный моральный облик, черты которого постепенно становились яснее. Вкусы у них были далеко не изысканные, но эти люди были веселыми и деятельными, любили отдых в кабачках, праздники, танцы, а иногда также игру в кости и другие азартные игры. Они любили слушать на зеленом деревенском лугу песни бродячего певца из тех, которых называли в одних странах менестрелями, а в других жонглерами. В дни ярмарки селяне с изумлением смотрели на фокусника - жонглера в нынешнем смысле этого слова или на знахаря. Они жадно слушали проповедь странствующего монаха или сплетни торговца-разносчика, который был для них живой газетой. От своего крепостного прошлого крестьяне унаследовали грубость и нечестность. Сексуальная мораль у них была на низком уровне, они очень мало уважали женщин и видели в женщине только мать своих детей и товарища в труде. Они были скупыми, суеверными и доверчивыми, но уже приобрели те общественные добродетели, которые сделали их одной из сил, возрождавших средневековые государства. Те люди из других сословий, которые смеялись над крестьянами, именно благодаря крестьянам всегда имели на столе хлеб, который не сеяли, и могли жить в праздности за счет плодов труда, на который сами не были способны. Крестьяне, привязанные душой и сердцем к кормившей их земле, избавили ее от бесплодия и своим потом оплодотворили почву Запада.

Они относились к религиозным властям с уважением, но без раболепия и при случае умели противостоять церкви, когда она уделяла слишком много внимания своей земной власти. Понемногу их умы пробудились от сна, и крестьянский ум, дерзкий и насмешливый, скоро дал о себе знать в Италии, Франции, Нидерландах и Испании. Неприхотливые и медлительные персонажи фаблио быстро научились ценить выгоды образования и сумели сделать свои умы свободными, а некоторые из них отдали своих детей в школы.

В некоторых странах, например во Франции, деревенский народ стал общительным. Повсюду крестьяне бесчисленным множеством дел в пользу бедных доказывали, как велико их милосердие, а их могучее чувство солидарности ярко проявилось в таком же бесчисленном множестве созданных ими семейных объединений и союзов для вспашки земли, разведения скота и взаимной защиты. Деревенская элита даже оказалась способной на великодушие, верность, отвагу и щедрость, и не раз крестьянин по благородству сердца оказывался равен дворянам. Эти люди, особенно в Англии и Нидерландах, стали чувствовать свою значимость. В одной песне того времени говорилось: «Когда фламандский крестьянин пьян, он думает, что весь мир принадлежит ему». Вилланы перестали быть смиренными; теперь они рассуждали, спорили и в споре защищали свои интересы. Так возникла новая сила. Сначала средневековое общество даже не подозревало, как велика ее мощь, но эта сила, медленно и постепенно проявляя себя, в корне изменила западный мир. Она дала начало неудержимому росту материального богатства, удобства жизни и благосостояния. Впервые огромные массы сельских жителей узнали не только что такое свобода, но и что такое приятная сторона жизни. Они одарили освободившее их общество своим сокровищем - деревенскими добродетелями, то есть трудолюбием, бережливостью, предусмотрительностью и энергией, которые стали прочнейшими опорами западной цивилизации.

 

ГЛАВА 11 Конец экономического главенства Восточной Римской империи на Востоке. - Структура труда и ее эволюция в славянских, мадьярских (венгерских), румынских и Скандинавских государствах (с XI по XIV в.)

В течение первых шести столетий Средневековья великой обителью цивилизации и главной мастерской по созданию цивилизованных народов была Восточная Римская империя. Но когда закончился XI в., ее роль была завершена, и Запад отнял у нее первенство. Его деятельность стала более мощной и охватила как раз те области, где раньше господствовало влияние Византии.

И действительно, Восточная Римская империя становилась все слабее. В XI в. она потеряла Южную Италию, затем утратила Малую Азию - главный источник своих солдат и моряков и своего богатства. Она медленно умирала от истощения, несмотря на все усилия ее властей при новых императорах из династии Комнинов. Их правление в XII в. было последней вспышкой ее яркой славы, но слабость империи была уже очевидной, и постепенно она лишилась того главенства, которое до этих пор имела благодаря силе своих политических, административных, финансовых и военных учреждений. Разгромленная латинянами (крестоносцами 4-го Крестового похода) в 1204 г. и восстановленная Палеологами в 1261 г., империя агонизировала еще в течение долгих 200 лет. У нее больше не было ни администрации, ни денег, ни армии, ни даже того морального единства народа, которое когда-то порождал патриотизм ее жителей.

Социальное и экономическое могущество перешло от государства к сословию феодалов, в которое входили крупные землевладельцы, епископы и монахи, захватившие в свои руки земли империи. Императорские поместья, которые Комнины на короткое время восстановили с помощью конфискаций, завоевательных походов и секуляризации церковных земель, вскоре оказались в руках солдат в качестве пожалованных воинских феодов (ргопогш), или перешли в собственность церкви в качестве подарков, или даже достались аристократам. Именно аристократы господствовали в империи, и к концу XI в. они образовали сословие территориальных феодалов, подобное такому же сословию на Западе. Это сословие, образовавшееся в результате объединения старой территориальной аристократии с новой чиновной знатью, называлось archontes, dunatoi, sebastades, primates и toparchs и создало себе в Греции, Македонии и Фракии огромные поместья путем получения уступок от императорской казны, незаконного захвата земли мелких свободных землевладельцев, наследования и покупки. Постепенно они подчинили своему влиянию местные органы государственной власти, окружили себя вассалами ( stratiotai, kaballarioо ) и стали вредны для государства из-за своего буйного нрава. Одновременно с ними священники и монахи, обходя императорские постановления, которые были приняты с целью помешать образованию неотчуждаемых поместий, обогатились за счет даров государства и частных лиц и незаконного присвоения земель, а также благодаря мастерству, с которым они обрабатывали свои земли. Кончилось это тем, что в конце XII в. церковь стала владелицей большей части земельных ресурсов империи. Кроме того, церковь была освобождена от большинства государственных налогов и, став богаче государства, получила право осуществлять некоторые функции власти.

Но тот средний класс, чей энергичный труд был одним из главных источников силы империи, - деревенские мелкие буржуа и свободные крестьяне ( chorites, eleutheroi, eutourgoi, mesoо ) - утонул в волнах феодализма, хотя сначала боролся и на короткое время добился для себя частичной местной автономии под управлением выборных начальников ( demogerontes, epitropoi, proestai, phylarchs ) и сохранения за собой общинных земель. В XIII в. масса сельского населения Восточной Римской империи была понижена до положения вилланов ( moteles ), сохранивших личную свободу, но находившихся в зависимости от archontes , или, что было еще хуже, до положения крепостных ( paroikoi ), прикрепленных к земле и обязанных платить ее владельцу налог на землю ( canon ), треть урожая и треть унаследованного имущества в качестве налога на наследство, а также работать на него два дня в неделю, без военной службы, подушного налога и других тяжелейших государственных поборов. В то самое время, когда вилланы Запада поднимались к свободе и благосостоянию, их собратья на Востоке падали в пропасть рабства и нищеты, становились угрюмым стадом и потом даже не поднимали головы, когда над ними проносилась, как туча, власть очередного из множества различных хозяев, которые приходили, правили короткое время и уходили.

Пока центральная власть оставалась достаточно сильной, то есть до XII в., это движение общества вспять мало влияло на сельскохозяйственное производство, которое по-прежнему имело высокую продуктивность. Разведение скота, возделывание злаков, виноградников, плодовых деревьев и промышленных растений продолжали процветать еще 100 лет. Путешественники, например Идриси (арабский географ и путешественник XII в. - Пер .) и Вениамин из Туделы (раввин из города Тудела на севере Испании, совершивший в XII в. паломничество в Святую землю и оставивший об этом знаменитые путевые записки. - Пер .), продолжали восхвалять изобилие «всех продуктов природы» в «Романии» (так называлась Восточная Римская империя, когда существовала, Византией ее стали называть западные ученые после того, как ее не стало. - Пер .). Но после смутного времени, которое началось, когда перестала существовать династия Комнинов, и войн, которые империи пришлось вести с латинянами (крестоносцами), болгарами и турками, процветанию сельских областей пришел конец. В XIII в. государство, когда-то восхищавшее жителей Запада, стало вызывать у своих соперников презрение и жалость, а земли у него было недостаточно для нужд даже того населения, которое уцелело от опустошительных бедствий.

В предыдущем веке Византия еще имела многочисленную городскую буржуазию и активную промышленность. Византия еще была чудом света, средоточием богатства и великолепия, чьим блеском быстро начали восхищаться крестоносцы и где, по словам Виллардуэна, были собраны «все богатства мира». Город Салоники (Фессалоника), уже разграбленный в 1185 г., тем не менее показался этому сельскому барону «одним из сильнейших и богатейших городов христианского мира». Но это были последние отблески великого огня, который с каждым веком горел все слабее. Вскоре западная промышленность отняла у Востока его давние и прибыльные монопольные статьи дохода. Прежние корпорации, которые когда-то давали силу торговому и промышленному сословиям, навлекли на себя подозрения деспотической власти императоров и перестали существовать. Экономическая активность была уничтожена чрезмерными требованиями казначейства и конкуренцией с иностранцами.

Торговля полностью перешла в руки венецианцев, генуэзцев, пизанцев, каталонцев и купцов из Прованса и Лангедока. «Италия врывается в Византию на всех парусах», - писал Никелас. После возвращения Палеологов к власти настоящей хозяйкой торговли стала Генуя, хотя с ней соперничала Венеция. «Она закрывает для римлян (то есть для жителей Византии, которая официально называлась Восточной Римской империей. - Пер .) все торговые пути», - отметил один византийский историк. В городах, например в Салониках и Адрианополе, ремесленники воевали с богатыми горожанами, и эти междоусобные войны до конца разрушили процветание городов. Империя, которая в течение какого-то времени владела «двумя третями всех богатств мира» и экономически господствовала над ним, меньше чем за 200 лет потеряла и свое богатство, и свое главенство.

Вместо нее лидером цивилизации стал Запад. Французские бароны принесли западный феодализм в Романию (захваченные ими византийские земли), в том числе Архипелаг (острова Эгейского моря) и Грецию. В XIII в. они на короткое время вернули материальный достаток в Ахайю (область на севере Пелопоннеса. - Пер .), но не сумели уберечь эти области от анархии и, как правило, только ускоряли разорение управляемых земель.

Но в Центральной и Восточной Европе Запад лучше выполнил свою цивилизующую роль, иногда при этом возобновляя и продолжая то, что начал Восток. В XI в. вароды, жившие на этих обширных землях, - славяне, румыны и мадьяры (венгры) по большей части еще не прошли стадию варварства и примитивной экономики. Они жили охотой, рыболовством и разведением скота. Сельское хозяйство у них было слабо развито, а в торговле они знали только ее простейшие формы. Городов у них, по сути дела, не было. (Автор необъективен. Только на Руси в XI в. было около 100 больших и малых городов, к XIII в. - около 300. Домонгольская Русь в XI - первой трети XIII в. была богатым и сильным по тому времени государством (хотя и раздробленным на княжества). Правители Византии, Венгрии, Польши, Германии, Франции, Норвегии и др. стремились к династическим связям с русскими князьями (вспомним дочерей Ярослава Мудрого, одна из которых стала королевой Франции). Могучее развитие Руси было остановлено на взлете страшным моноголо-татарским нашествием и последовавшим за ним игом. - Ред .) Некоторые из них, например сербы, болгары, русские и влахи, то есть румыны, были обращены Византией в христианство и испытали ее влияние, на смену которому с XII в. пришло влияние Запада. Другие, например мадьяры (венгры), хорваты, чехи, словаки и поляки, приняли христианство от западных апостолов и пришли к цивилизованному существованию под благоприятным влиянием самого Запада. Греческие миссионеры и купцы расселились по всем Балканам, а французские монахи, итальянские купцы и, в первую очередь, множество колонистов - ремесленников, солдат и торговцев немецкого происхождения - проникли в Центральную Европу.

Деятельность византийцев по освоению новых земель помогла болгарам и южным славянам разрабатывать их природные ресурсы, но такая же деятельность жителей Запада значительно превзошла ее по мощи и влиянию. Именно благодаря западным поселенцам, толпами приезжавшим из Германии и Нидерландов, а также французским монахам Богемия (Чехия), Моравия, Словения, Венгрия, Трансильвания, Польша, Литва, Пруссия и Ливония начали ту великую работу по расчистке от леса и заселению своих земель (насчет Польши и Литвы автор заблуждается. - Ред .), которая стала выдающимся событием в истории этих стран и областей в эпоху Средних веков. По призыву королей, епископов и аббатств тысячи энергичных западных крестьян - которых часто сопровождали чиновники ( ministeriales ) или деревенские дворяне, желавшие добыть себе поместья, а также священнослужители, желавшие получить бенефиции, - вырубали леса, осушали болота и основывали множество селений или «новых городов». К несчастью, они не желали иметь ничего общего с местным населением. Они добились для себя не только свободы, но и привилегий, которые часто были слишком большими, а потому прошло совсем немного времени, и на них стали смотреть как на паразитов; не зря чехи прозвали немецких колонистов «вшами». Иногда колонисты даже истребляли прежних жителей, которые были еще язычниками, огнем и мечом, как было в Восточной Пруссии, или порабощали их, как в балтийских провинциях. И все же их пример обычно становился стимулом для народов, среди которых они поселились. Например, на юге славяне и болгары освоили земли Македонии, влахи-румыны - Дунайскую равнину, мадьяры - Верхнюю Венгрию и некоторые кантоны Трансильвании, когда-то кельто-латинской области. Поляки освоили равнины между Одером и Вислой и Днепром (поляки не освоили, а захватили древнерусские земли до Днепра, население которых осталось прежним, русским (будущие украинцы и белорусы). - Ред .) и между Карпатами и Балтийским морем (между Карпатами и Балтийским морем западнославянские племена селились со 2-го тысячелетия до н. э. на юге до второй половины 1-го тысячелетия н. э. на севере. - Ред .), а русские начали расселяться на восток и на север, оттесняя финские племена. (Этот процесс шел с V-VI вв., к XIII в. русские земли простирались уже далеко на север - до Белого и Баренцева моря, в Финляндии шла борьба со шведами, на северо-востоке русские продвигались к Уралу. - Ред .) Это расселение, часто не признаваемое традиционной историей, медленно преобразовало экономику Восточной Европы.

К прежним отраслям хозяйственной деятельности - простейшим формам сельскохозяйственного производства, рыболовству, охоте на пушных зверей, разведению крупного и мелкого скота, которые по-прежнему господствовали в этих областях, освоение новых земель позволило добавить в большем объеме выращивание пшеницы, которое процветало в Болгарии, Венгрии, Польше и Пруссии, виноградарство и садоводство, которые заимствовали и развили южные славяне, венгры и чехи, а также выращивание технических культур - льна и конопли, получившее новый мощный стимул. Население в этих странах и областях, особенно на землях по берегам Эльбы и Дуная, увеличилось настолько, что в XIII в. его плотность была там почти такой же, как в германских странах. Развивалась и торговля - по мере того, как создавались государства и возникали необходимые порядок и безопасность. Привилегии привлекали на эти земли купцов с Запада и Востока и поощряли их деятельность. Началась чеканка металлических денег. Евреи организовали предоставление кредитов, а вслед за ними явились итальянцы, которые основали банковские компании в некоторых из этих стран. Великие речные пути - Эльба, Одер, Висла, Днепр и Дунай - были использованы для перевозок. Становилось все больше странствующих торговцев, и огромные караваны становились для жителей Восточной Европы посвящением в международную торговлю на ярмарках, организованных в Лейпциге, Франкфурте-на-Одере, Бреслау, Праге, Кракове, Киеве и Новгороде. Сухопутные дороги, особенно на юге, снова стали такими же оживленными, как в прошлом. Сербское королевство и, в первую очередь, славянская купеческая республика в Рагузе (Дубровник. - Ред .) снова привели в рабочее состояние две римские дороги, которые связывали области на Адриатике с Грецией и Мраморным морем. На этих дорогах была организована почтовая служба и склады, называвшиеся фактории. В центре был открыт великий путь, соединявший Северную Германию через Чехию и Венгрию с Востоком. В XIII и XIV вв. возникли коммерческие центры, в том числе Прага, Будапешт, Вратислав (он же Бреслау) (теперь Вроцлав. - Пер .), Гданьск (он же Данциг), Краков, Рига, Полоцк, Новгород Великий, в котором было 100 тысяч жителей и 190 банковских контор, Киев, который соперничал с Константинополем своими 400 церквями, банковскими конторами и 8 рынками, а на юге - Рагуза. Между этими новыми странами и государствами Востока и Запада возникли активные деловые отношения, основой которых был обмен природных продуктов на промышленные товары.

Наряду с примитивными формами производственной деятельности - домашней и семейной, в эти недавно открывшиеся для цивилизации страны были, под влиянием жителей Запада и византийцев, принесены ее более прогрессивные формы, и в только что возникших городских центрах (напомним, что скандинавы еще в IX в. называли Русь Гардарикой - страной городов. В это время «только что возникли» города Запада - на руинах римских городов. - Ред .) стали появляться мастерские мастеров-ремесленников, а в областях, где имелись месторождения полезных ископаемых, возникла крупная промышленность. Рудокопы и иностранные капиталисты, главным образом немцы, итальянцы и жители Рагузы, начали разрабатывать шахты с содержащей серебро свинцовой рудой в Сербии, Боснии и Венгрии и пласты пород, содержащих ртуть и медь, в Рашской области (область, где было основано Сербское королевство, названа так в честь реки Рашки, на которой стоял ее главный город; теперь он называется Нови-Пазар. - Пер .), добывать серебро и олово в Чехии, железо, медь и каламин (кремнистая цинковая руда. - Пер .) в сербских, польских и чешских землях и соль из мелких соленых озер в Трансильвании и Великой Польше. Они создали первые металлургические предприятия в Сербии, Силезии, Моравии и Чехии. Из Византии, Франции и Италии приезжали художники, которые знакомили эти народы с архитектурным мастерством и прикладными искусствами. Но и торговля, и эта развивающаяся промышленность не были настолько крупными, чтобы дать развитию городской экономики толчок, хотя бы отдаленно сравнимый по силе с тем импульсом, который раньше получила экономика Восточной империи и Запада.

В экономическом отношении Восточная Европа оставалась в первую очередь огромной зоной сельского хозяйства, где города были ненамного крупнее, чем сторожевые крепости, а внешне выглядели как большие деревни. Только на крупных торговых путях выросли первые действительно городские центры, которые ожидало блестящее будущее, - Рагуза, Буда и Пешт, Прага, Вроцлав, Данциг (Гданьск), Рига, Новгород и Варшава (основанная в XIII в.), Кенигсберг и Львов, Киев и, наконец, Москва, передовой оплот Европы, основанный в XII в. (Автор забыл другие русские города этого региона - Владимир, Ростов, Суздаль, Тверь, Рязань, Нижний Новгород и др., в тени которых Москва была до XIV в. А настоящим форпостом стал Великий Устюг (первое упоминание, как и Москвы, в 1147 г.), родина русских землепроходцев С.И. Дежнева, Е.П. Хабарова, В.В. Атласова. - Ред .) Городская буржуазия в этих странах не была ни многочисленной, ни влиятельной - то ли из-за своего иностранного происхождения (это только в Чехии, отчасти в Венгрии. На Руси, в Польше и др. в основном свои «организаторы производства», только ростовщичеством по традиции занимались евреи. - Ред .), то ли из-за того, что область действия городов была узкой. По сравнению с сельским населением они оставались, как было сказано о Польше, «каплями масла», разбросанными по поверхности огромного океана (на Руси была несколько иная картина - Гардарика. - Ред .).

Тем не менее преобразования в политической и экономической жизни этих стран привели к глубоким изменениям их общественного строя - ускорили исчезновение коллективной собственности племен у большинства этих народов и привели к изменению характера старой общей собственности семей. Семейная собственность уцелела как социальная структура и сохранила свои характерные черты - совместный общий труд, распределение поровну произведенного продукта и власть главы семейства, но перестала быть неотчуждаемой и неделимой. Ее приобретенная часть могла быть отчуждена, и было признано право делить, продавать и даже отдавать в другие руки недвижимость семьи и саму землю, а также право распоряжаться имуществом по завещанию и право женщин быть наследницами, если нет наследников-мужчин. Частная собственность увеличивалась за счет семейной и племенной. Короли и князья спешили создавать себе обширные поместья, населенные земледельцами. Они завладели большей частью лесов и пустошей и предъявляли права на богатства недр своей страны, но не могли уберечь свои земельные владения от незаконного захвата и отчуждения. Церковь из подаренных, освоенных и приобретенных земель терпеливо создавала себе огромные владения, занимавшие в некоторых странах, например в Венгрии, Чехии, Польше и России, половину или даже две трети всей земли. Возникла аристократия, в большинстве случаев не закрывавшая доступ в свои ряды чужакам и не наследственная. Она состояла, с одной стороны, из прежних племенных вождей, а с другой - из богатых землевладельцев, чиновников, военных и приближенных правителя. Она все быстрее становилась похожа по структуре в Балканских странах на византийскую знать, а в остальной Европе, даже в России, на западную феодальную знать. Она имела свои аллоды (такие же, как французские alleux ) и феоды, поместья, похожие на английскую усадьбу, французскую segneurie или немецкое grundherrschaft , поделенные на участки, которые обрабатывали крестьяне.

Мелкая свободная собственность и сословие мелких землевладельцев-крестьян, которые до XIII в. играли очень важную роль в этих странах, оказались в подчинении у этих новых сил - королевской власти, церкви и феодалов. Новое зависимое положение крестьян было таким, как у византийских колонов или западных вилланов, то есть земледельцу оставили личную свободу и право бессрочного пользования землей, но лишили его собственности на землю и обязали платить подушный налог и арендные платежи, а также выполнять трудовые повинности. В таком положении находились те массы сельского населения, которые назывались meropsi и kmetons у сербов, словенцев, поляков и чехов, drabans в Румынии, udvornici в Венгрии, мужики и смерды в России. Некоторые из побежденных в войне или обедневших сельских жителей даже опустились еще ниже - были превращены в крепостных под влиянием заимствованных из Германии или Византии представлений о правах аристократии. В Болгарии, Сербии и Словении obrotsi, atroesi и pariki были уподоблены византийским paroikoi . В Венгрии, Чехии, Польше и России с XIII в. непрерывно шаг за шагом распространялось крепостное право. Сельское рабство под влиянием идей христианства и лучшего понимания экономической выгоды полностью исчезло в Хорватии и стало редкостью в Венгрии, Чехии и Польше, но в более отсталых странах, например в Литве и России, оно сохранилось и даже распространилось шире. (Повторимся, вплоть до монголо-татарского нашествия Русь не отставала в своем развитии от других европейских стран, а своих ближайших соседей, таких как Литва, Польша, Венгрия, Валахия, превосходила. - Ред .)

На юге и в центре, то есть у сербов, валахов (будущих румын и молдаван), хорватов, чехов и поляков, сельское население, жившее некомпактно в рассеянных по стране селах и деревнях, частично получило пользу (хотя гораздо меньшую, чем крестьяне на Западе) от выгодных сторон освоения новых земель и от распространения христианской цивилизации. Восточнее, в России, крестьяне по-прежнему оставались людьми, недалеко ушедшими от азиатского варварства (старая песня западных ученых. - Ред.). Повсюду эпидемии и налетавший чаще, чем они, голод, а также по-прежнему суровые общественные порядки делали их жизнь неустойчивой и тяжелой, хотя неуверенность в завтрашнем дне уменьшалась благодаря мощной солидарности, которую укрепляли старые коммунальные порядки и учреждения в семье и деревне.

На севере Европы свободные Скандинавские государства начали знакомиться с цивилизованной жизнью только в X или XI в., когда стали христианскими. До этого их жители, норманны, делились на ряд племен и жили в основном за счет морского разбоя. Экономический и общественный строй их жизни был почти таким, как у древних германцев, их родственников. Норманны так же, как и остальные германцы, мало занимались земледелием и добывали себе средства к существованию рыболовством, охотой, использованием своих лесов и скотоводством. Одна часть земли принадлежала племенам, а другая деревенским общинам, причем члены общины совместно пользовались неразделенной землей. Частная собственность была только у семей. Каждая семейная группа совместно владела семейным имуществом, которое называлось odhal. Это имущество не отчуждалось и передавалось только мужчинам; оно состояло из собственного и приобретенного имущества семьи и включало в себя только дом ( topf ) с оградой вокруг него и расчищенную от леса землю ( ornum ). В Дании каждое такое патриархальное земельное владение обычно имело площадь около 36 акров. Остальная земля семьи состояла из ряда длинных узких полос, которые деревенская община каждый год распределяла по жребию. Измеряли эти полосы бросками молота или топора или же с помощью веревки. В Швеции в одной деревне двадцать семей делили таким образом 5600 полос земли. Вокруг каждой деревни ( by ) располагались пастбища и леса.

Эти энергичные свободные люди (не менее, если не более энергичными и свободными были в то время русские люди. - Ред .) - моряки, рыбаки, пастухи, лесные жители, скотоводы и крестьяне жили в суровом климате на обширной полупустой территории, значительная часть которой была покрыта лесами, болотами и вересковыми пустошами. Их было немногим больше миллиона во всем этом краю, который был вдвое больше Франции. В Дании, самой населенной из этих земель, в VIII в. было 550 тысяч жителей, а в X в. 900 тысяч. Большинство из них были свободными людьми, и в Дании в IX веке 200 тысяч таких людей занимали 12 тысяч землевладений. Они были свирепыми по натуре и не склонными к труду, жили за счет войны или охоты и признавали над собой только власть королей, племенных вождей ( jarls ), знатных людей и объединенных в дружину (по-латыни comitatus ) воинов ( huskarls, landemen ), но эти правители не имели никаких привилегий и стояли выше обычных свободных людей только благодаря богатству, в силу традиции или благодаря исполняемой должности. Обработка земли и уход за скотом были поручены рабам - потомкам коренного населения, военнопленным, осужденным преступникам или несостоятельным должникам. Скандинавы долгое время жили на стадии варварства, а из-за кровожадной религии Одина их общество было вдвойне варварским. Эти «морские короли» своими пиратскими набегами наводили ужас на христианскую Европу и несли опустошение и смерть повсюду - от Днепра до побережья Испании. В X в. они основали новые поселения в Западной Европе и России. И наконец, они создали на севере первые прочные государства - три королевства, а именно Швецию, Норвегию и Данию.

Приняв христианство, что далось им не без труда, скандинавы попали под влияние западной цивилизации, которое принесли им англосаксонские, немецкие и французские монашеские ордены. Первым полезным следствием такого развития было заселение новых земель. По призыву правителей и монахов крестьянские артели начали защищать плотинами низменные побережья Зеландии и Ютландии, осушать болота и превращать их в луга, создавать на реках рыбные промыслы и водяные мельницы. Деревенские общины и организованные монахами поселения со всех сторон повели наступление на необозримые леса Скандинавии и создали скотоводческие фермы с большими стадами коров, одиночные усадьбы, где селились первопроходцы - в основном это было на севере и востоке, и деревни поселенцев. Деревни назывались в Дании thorpes , в Норвегии soeters , а в Швеции bodas. Датская равнина, полуостров Ютландия, остров Зеландия, остров Фюн в Дании, Южная Швеция, Скания (область на юге Швеции. - Пер .), Остроготия (устаревшее название шведской провинции Эстергетланд. - Пер .), Нерикия (устаревшее название шведской провинции Нерке. - Пер .) Вермланд и Уппланд (области в Швеции. - Пер .) были освоены в первую очередь и скоро покрылись лугами и пашнями.

Норвежские и шведские первопроходцы решительно проникали в центральные и южные области полуострова - Свеаланд (область в центре Швеции, где возникло Шведское государство. - Пер .), Далекарлию (устаревшее название горной области в Швеции, нынешнее название которой - Даларна. - Пер .), Норланд (Норрботтен) и Финмарк (область на крайнем севере Норвегии, за Северным полярным кругом. - Пер .), где до X в. жили кочевые племена финнов и лопарей, которых теперь поселенцы оттесняли все дальше. В бескрайних лесах скандинавы повсюду расставили - сначала вдоль побережья, потом в глубине страны - скотоводческие фермы и лагеря лесорубов. Вскоре - в XII и XIII вв. - датчане даже усыпали множеством своих одновременно военных и земледельческих поселений земли славян-ободритов в Мекленбурге и Западной Померании и земли эстов (совр. эстонцы) на восточных берегах Балтики. Шведы же освоили Аландские острова, Ингрию, Карелию и Финляндию (Ингрия, она же Ижорская земля, издревле была освоена новгородцами и подчинялась Господину Великому Новгороду, а затем Русскому государству, захвачена шведами только в конце XVI в., окончательно освобождена русским царем Петром I Великим в начале XVIII в., здесь он построил Санкт-Петербург; Карелия также была освоена, начиная с X-XI вв., новгородцами, в Финляндии долго шли войны между Новгородом и Швецией, которая постепенно овладела этой страной. - Ред .) и построили там деревни, жители которых были свободными крестьянами. Норвежцы тогда же создали рыболовные промыслы вдоль всего побережья Биармии до Белого моря. (Автор ошибается - побережье Мурманского полуострова освоили русские (поморы). - Ред .)

Помимо этого они использовали природные богатства озер, рек и морей - добывали китов, треску и тюленей на севере, а на Балтике лосося и сельдь. Леса, по-прежнему обильные и просторные, несмотря на вырубку, давали им древесину, деготь, поташ, золу и меха диких зверей, которые скандинавы поставляли в страны Запада. Были созданы образцовые фермы, в основном в поместьях ордена цистерцианцев, и методы скотоводства стали более совершенными. В Дании выращивали сильных боевых и тягловых лошадей, а также крупный рогатый скот; то же делали в Швеции и Норвегии. Скандинавия была так же, как и Англия, одним из самых активных центров экспорта сливочного масла, сыра, жиров, сала и крепких шкур. Даже в хлебопашестве был сделан шаг вперед, несмотря на применение экстенсивных методов - трехлетний севооборот с парами, обязательное периодическое перераспределение полей и совместная обработка земли. Применение в качестве удобрений навоза и торфа распространилось шире, появились железный лемех и глубокая вспашка земли. В Южной Швеции, особенно в Скании, и в Дании крестьяне выращивали рожь, овес, ячмень и пшеницу. Цистерцианцы принесли в эти края садоводство и более совершенные методы сельского хозяйства. Больше земли стали отводить под лен, коноплю и хмель.

Возникла постоянная торговля, а в XII в. появилась и денежная экономика. С XI в. Дания стала выпускать серебряные монеты ( rixdales ) в подражание Германии. Но движимого имущества было относительно немного, а кредит был редкой и дорогой услугой. В XIII в. официальная процентная ставка все еще была от 10,5 до 20,5 процента. Тем не менее внутри Скандинавских стран были проложены дороги и организовано судоходство. В Дании и Норвегии были созданы национальные флоты, и их активность была такой, что скандинавы были хозяевами торговли на Балтике, в северных морях и на Северном Ледовитом океане, пока эту торговлю не погубила ганзейская монополия. Скандинавские страны даже установили торговые связи напрямую с Западом и Левантом.

Наряду с прежней семейной и домашней промышленностью в недавно основанных городах - Тронхейме (997), Бергене, Копенгагене (1168), Роскилле, Оденсе, Лунде, Висбю (большой порт на острове Готланд), Стокгольме (XIII в.), Кальмаре, Норрчепинге, Або (Турку) - возникли мастерские и союзы ремесленников, а также купеческие гильдии по образцу немецких. В Швеции были созданы первые металлургические предприятия - небольшие кузницы рядом с месторождениями медных и железных руд, которые открыли и начали разрабатывать скандинавские и немецкие рудокопы в Даларне. И наконец, Франция дала Скандинавским государствам их первых архитекторов и родоначальников их прикладных искусств.

Однако Скандинавия так же, как Восточная Европа, оставалась в первую очередь краем, где господствовало натуральное хозяйство. Правда, частная собственность быстро заняла место коллективной, и племена потеряли свои неделимые земли, а земли деревенских общин стали меньше в результате отчуждений, разделов между владельцами, которые открыто становились собственниками своей части земли, и присвоения земель теми, кто их расчистил. Даже семейная собственность могла быть разделена между сонаследниками, которыми могли быть даже женщины. Но из-за большого количества лесов и невозделанных земель общинные земли оставались обширными и занимали примерно половину территории Швеции и Норвегии. Короли создавали для себя большие поместья и объявляли себя владельцами рыбных промыслов и рудников. Священство и монашествующее духовенство завладели большей частью присвоенной земли. В Лунде был архиепископ, который один владел тремя четвертями острова Борнхольм и округом Орхус (на полуострове Ютландия). Была создана аристократия по образцу немецкого рыцарства, которая обеспечила себя феодами, старалась стать наследственной и захватила значительную часть земли.

Однако этим феодалам не удалось уничтожить сословие мелких крестьян-землевладельцев, которое оставалось многочисленным и влиятельным до XIV в. почти во всей Скандинавии - за исключением Скании и Дании, где они оказались в положении подобном положению вилланов, а иногда смешивались с бывшими рабами, которым христианство дало свободу. Тогда же в Скандинавии появились арендаторы земли и свободные поденные рабочие. При таком общественном строе Скандинавские страны сумели достичь некоторого процветания. Материальные условия жизни там стали лучше. В этих странах было мало нищих, и население там росло. В Дании оно почти удвоилось, и в середине XIII в. там в одних только сельских округах было 1 миллион 500 тысяч жителей. В шести епископствах Швеции в 1320 г. число жителей достигало 384 тысяч, рядом со старыми деревнями - bys было построено множество новых деревень ( thorpes ), не считая одиночных ферм ( gaardes ) и хижин ( sдtters ). До XIV в. массы сельского населения Скандинавии, чья жизнь была простой и грубой, видимо, имели некоторый достаток и пользовались широкими общественными свободами на местном уровне. Семейная жизнь оставалась большой силой, и возникало все больше всевозможных союзов - религиозных, благотворительных и экономических. Скандинавия не достигла такой высокой степени развития, как Запад, но, подобно Восточной Европе, достигла под благодатным влиянием латинской, немецкой и христианской цивилизации такого процветания, которого не знала в эпоху варварства и равного которому не имеет даже в современную эпоху (автор имеет в виду конец XIX - начало XX в.; с тех пор Скандинавские страны в своем развитии в течение XX в. заняли одно из первых мест в мире как по доходу на душу населения, так и (прежде всего) по качеству жизни. - Ред .).

Таким образом, в истории труда первые три с половиной столетия Средевековья были одним из тех важнейших периодов, во время которых произошли некоторые из важнейших прогрессивных преобразований в человеческом обществе. Этот процесс превзошел даже труды Римской империи и результаты всей Античной эпохи. В Восточной, Северной, Центральной и Западной Европе варварский мир был покорен и цивилизован двумя действовавшими совместно силами - христианской религией и новой западной цивилизацией (Русь от западной цивилизации успешно отбивалась - разбив шведов в Невской битве (1240), немецких рыцарей в Ледовом побоище (1242), при Раковоре (1268) и во многих других битвах. Высокую цивилизацию Русь взяла вместе с православием в слабеющей Восточной Римской империи и стала ее наследницей - Третьим Римом (а Четвертому, как было сказано, не бывать). Двуглавый орел, символ империи, стал с конца XV в. символом России. - Ред .). После периода раннего феодализма, который был временем топтания на месте, необходимым для организации военной структуры средневекового общества и для его защиты от угрожавших ему новых захватчиков, после двух столетий, в течение которых аристократия и духовенство присвоили себе исключительное право на владение землей, превратили всех крестьян в вилланов и крепостных и надели на сельское население ярмо дорого обходившейся ему защиты, заря возрождения взошла над христианским миром, который наконец перестал жить в изоляции.

Могучий поток торговли снова начал течь и стал больше, чем прежде. Огромный прогресс в развитии торговли привел к возникновению денежной экономики, преобразованию промышленности, зарождению буржуазии и городской цивилизации. Торговое и промышленное сословие впервые объединились, чтобы завоевать себе свободу и даже привилегии. Впервые трудящиеся массы завоевали себе место в обществе, достойное их ценности для общества и их роли в экономике. Они стали поистине сильными благодаря своим мощным союзам и достигли таких независимости и достатка, которых не знали раньше. С другой стороны, было необходимо обрабатывать землю так, чтобы получить от нее все, что только возможно; поэтому параллельно с великим делом возрождения промышленности и торговли, которое сопровождалось освобождением городского населения, шло еще одно великое дело - освоение новых земель и освобождение сельских жителей, изменившее облик Европы.

Общество стало производить больше различных благ, и это позволило людям значительно увеличить число своих поселений. В начале XIV в. христианская Европа обновилась настолько, что ее народы увеличивались в числе и повсюду основывали новые города и деревни, ее население стало вдвое больше, чем было в европейских провинциях Римской империи, и достигло 60 или даже 70 миллионов человек. Никогда за всю свою историю человеческий труд не имел таких далекоидущих результатов. В эти дни стало можно увидеть то, чего не могли даже представить себе все предыдущие поколения, - толпы свободных людей, которые пользуются правами человека и дышат новым воздухом свободы, завоеванием этой свободы и своей разносторонней деятельностью пробуждали в себе энергию, развивали все свои ресурсы силы и инициативы и, прежде всего, наслаждались радостями жизни, поскольку их быт еще был настолько простым, что был лишен экономической непрочности современного общества.

 

Книга III КОНЕЦ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ, РОЖДЕНИЕ КАПИТАЛИЗМА И НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ. ВЕК РЕВОЛЮЦИЙ (1340-1453)

ГЛАВА 1 Политические, общественные и демографические трудности позднего Средневековья, зарождение национальной экономики (1340-1454)

В последнее столетие Средних веков - от начала и до конца Столетней войны - в долгих и тяжелых родовых муках рождалась новая Европа. Повсюду, от Запада до Востока, различные народы сталкивались один с другим и становились сильнее от этой жестокой борьбы. На Востоке и Юго-Востоке азиатское варварство снова перешло в наступление на христианский мир и подчинило своей власти значительную часть Восточной Европы. Гражданские и религиозные войны увеличивали беспорядок и прибавляли свои бедствия к тем, которые были созданы конфликтами между народами и расами. В это же время прежние политические и социальные силы потеряли свою мощь. Церковь, развращенная богатством и ослабленная ересями, эгоистично отгородилась от остального мира, смирилась с ролью паразита, отказалась от роли авангарда христианского общества и перестала продвигать экономику по пути прогресса. (На Руси православная церковь стала главной силой, способствовавшей сохранению национального наследия, консолидации сил, разгрому монголо-татар на реке Воже (1378), в грандиозной Куликовской битве (1380) и, в конечном счете, свержению ненавистного ига (1480). - Ред .) Повсюду становилось заметнее, что феодализм все больше утрачивает качества, необходимые в искусстве управления страной, и способен лишь постоянно возрождать анархию и продлевать ее существование. Он потерял свой престиж в битвах при Креси (1346), Пуатье (1356), Никополе (1396) и Азенкуре (1415) и в Гуситских войнах (1420-1433). Феодалы стали всего лишь придворными аристократами, которые состояли на службе у правителей своих стран и жили лишь за счет эксплуатации своих арендаторов или, что еще хуже, за счет грабежа и разбоя.

Городская буржуазия, которая становилась все сильнее в Нидерландах и в Центральной и Северной Италии в XIV в. и в Германии до конца XV в., имела больше политического ума. Но муниципальные правительства уже были не в состоянии обеспечить одинаковую безопасность всем различным социальным группам, которые находились под их защитой. Более того, патриотизм по отношению к родной коммуне был ослаблен социальной борьбой, которую теперь ничто не сдерживало. Горизонт городской жизни сузился, и коммуны, которые в предыдущий период были знаменосцами освобождения и прогресса, стали в конце концов сторонницами партикуляризма и тирании в области экономики. Склонностью к охране своих исключительных привилегий и монополий и к чрезмерному регулированию они противостояли развитию новых, более крупных обществ.

Вместо умирающей старой феодальной экономики и на более высоком уровне, чем приходившая в упадок городская, была создана и стала развиваться экономика национальная. Ее каркасом были монархические государства, в которые постепенно превратились прежние местные суверенные владения. Неуверенно и медленно нащупывая свой путь, государство под влиянием норм римского права и под давлением необходимости осознавало, особенно на Западе, свои права и обязанности по отношению к обществу. В Нидерландах, Франции, Италии, Испании, Англии, а иногда и в других частях Европы верховные правители имели определенную экономическую политику и проводили ее в жизнь не всегда последовательно, но с каждым днем все более активно. Их власть и престиж часто зависели от того, как они это делали. Итальянские правители, бургундские герцоги и некоторые французские короли из династии Валуа, например Карл V, заслужили часть своей популярности и завоевали часть своего могущества именно этими мерами. Целью этой политики было увеличение богатства страны, расширение всех видов коммерческих предприятий и удовлетворение нужд народа. Она должна была поддерживать нужное соотношение между производством и потреблением, стимулировать первое и обеспечивать потребности второго. Чтобы осуществить эти цели, королевская власть пыталась создать централизованные учреждения, опираться на поддержку среднего класса, подчинить себе церковь, феодальную аристократию и коммуны и лишить их экономических привилегий или поставить под свой контроль. Она не только пыталась поддержать или восстановить порядок и общественное спокойствие, создавая административный аппарат, суды, финансы и регулярные армии, но и вмешивалась - когда с большим, когда с меньшим постоянством; иногда с более удачными, иногда с менее удачными результатами - в организацию производства и в отношения между трудовыми сословиями.

Эта власть оказывала поддержку освоению новых земель, работам по строительству плотин и набережных и осушению земель и истреблению диких зверей, примеры чему можно найти в истории Испании, Италии, Нидерландов, Франции и Португалии. Она старалась сохранить воды, леса и иные природные богатства своих стран с помощью законодательства, которое препятствовало их расточительной эксплуатации, поощряла расчистку пустошей и привлекала переселенцев. В одних случаях, например в Испании, она пыталась развить скотоводство, а в других - выращивание высокоурожайных культур, например риса в Италии; и везде она поощряла выращивание зерновых культур. В Нидерландах правители из Бургундского герцогского дома создали благоприятные условия для развития промышленности в сельской местности и защищали эту промышленность от не желавших относиться к ней терпимо городов. Государи стран заботились о том, чтобы постоянно иметь в сельских округах большой резерв рабочих рук и низкие цены, и потому становились на сторону землевладельцев против сельскохозяйственных наемных рабочих, отвечая на бегство и требования этих рабочих увеличением налогов и принудительными мерами. Но в то же время они оказывали поддержку освобождению крепостных (например, в Испании) и почти всюду принимали достойные похвалы меры против восстановления крепостного права.

Повсюду королевские законы запрещали налагать арест на плуги и рабочий скот крестьянина, а иногда также и на семена и еду, необходимую ему, чтобы жить. Часто эти законы временно освобождали земледельцев от налогов, чтобы побудить их к труду. Монархическое государство старалось обеспечить массы сельских жителей защитой от злоупотреблений его собственных чиновников и, прежде всего, от произвола прежних феодальных властей. Французский король Карл V (Мудрый) даже пошел в этом отношении так далеко, что разрешил крестьянам бить тех королевских чиновников, которые попытаются бесплатно пользоваться своим правом забирать у них телеги и сено для государственных надобностей. В Чехии Карл IV (король Чехии Карл I (р. 1316, король в 1346-1378 гг.), ставший также императором Священной Римской империи под именем Карла IV. - Ред .) объявил, что все крестьяне, пострадавшие от несправедливых требований своих сеньоров, могут жаловаться непосредственно ему, а он гарантирует им защиту. Королевская власть стала наблюдать за тем, чтобы налоги и трудовые повинности крестьян не были чрезмерными. Она разрешила сельским жителям требовать у господ возврата воровски отнятых общинных земель и обращаться к королевскому правосудию за помощью против злоупотреблений со стороны феодалов. Однако при этом королевская власть заботливо следила за тем, чтобы привилегированные слои общества сохранили свои основные права. Ее экономическая политика вовсе не была революционной. Как правило, эти меры были робкими и нерешительными: так сильно эта власть желала сохранить нечто вроде непрочного равновесия между различными группами своих подданных - между любовью к традициям и любовью к прогрессу.

Те же принципы были приняты для зарождавшейся национальной экономики в области промышленности и коммерции. Увеличить ресурсы государства, повышая производительность мастерских и оборот промышленных товаров, чтобы усилить власть центральных органов государства над торговыми и трудящимися слоями общества, но в то же время помогать деятельности этих слоев и давать им привилегии - вот какими были истинные мотивы действий верховных правителей. В большинстве стран такие государи брали на себя инициативу в реорганизации или создании промышленности, поддерживали добычу полезных ископаемых и строительства металлургических предприятий. Они приглашали из других стран предпринимателей и рабочих, которые могли бы развить в их государстве новые отрасли промышленности - например, производство шелковых тканей во Франции, тонких сукон в Англии и тканей из смеси шелка и шерсти в Италии. Под их покровительством были созданы мастерские по изготовлению изделий из стекла и фарфора и, в первую очередь, художественные промыслы и производство предметов роскоши в итальянских государствах, во Франции, в Нидерландах и Чехии. Монархическое государство не полностью отнимало контроль над промышленностью у более старых общественных сил, особенно у городов, но все больше ставило признание уставов ремесленных объединений и ввод в действие указов экономического характера в зависимость от подчинения своей власти. Иногда, чтобы обойти запреты злоупотреблявших своими монопольными правами корпораций, оно объявляло свободу занятия профессией, то есть разрешало любому знающему свое дело ремесленнику «благонадежно заниматься трудом или торговлей», как объявил французский король Иоанн II Добрый в своем указе 1351 г., а Ричард II Английский в указе 1394 г. Но в другое время, после кризисов, королевская власть, напротив, поощряла создание привилегированных корпораций, чтобы создать условия для возрождения производства. Она даже стала присваивать себе право разрешать ремесленникам работать независимо, вне корпорации, выдавая им для этого королевские патенты на звание мастера. Она взяла под свой контроль весь мир рабочих, свободных ремесел и клятвенных корпораций, регулировала структуру их организаций и требования их дисциплины, осуществляла верховный надзор за их администрацией и полицией, навязывала им своих наместников, когда ей это было нужно, и налагала на них налоговые и военные обязанности. Как представительница общегосударственных интересов, эта власть принуждала промышленность и торговлю соблюдать правила производства и продажи, при необходимости вмешивалась в их дела и запрещала объединения мастеров, сговор между владельцами предприятий и монополии, а также союзы и братства рабочих и устанавливала фиксированные зарплаты и цены. Таким образом, возник своего рода неосознанный государственный социализм, который с каждым днем становился все сильнее и проявления которого позже, уже в современную эпоху, усилились в огромной степени.

Королевская власть заботилась о прогрессе торговли ничуть не меньше, чем о прогрессе производства, и усердно укрепляла, с большим или меньшим успехом, позиции обеих этих отраслей. С помощью привилегий она поощряла создание коммерческих союзов, благодаря чему объединились, например, во Франции оптовые торговцы тканями и купцы, приезжавшие на реку Луару, в Англии возникли союзы торговцев основным товаром и купцов-авантюристов, а в Германии - Ганзейский союз (в Ганзейский союз входили города не только Германии, но и других стран - от Брюгге на западе, Бергена на севере до Великого Новгорода на востоке. - Ред .). Разрываясь между аристократическими предрассудками и национальными интересами, государи иногда запрещали, а иногда (как делали короли из династии Валуа) разрешали дворянам заниматься торговлей. Как правило, они настолько хорошо осознавали, как сильно торговое сословие, что часто брали его в союзники своего правительства. Они словно пытались разглядеть в полумраке очертания своей экономической политики, но видели их еще смутно. Они понимали, что мощная кредитная система необходима, и все же иногда, отступая перед народными предрассудками и устаревшими требованиями канонического законодательства, запрещали дачу денег взаймы под проценты, которую путали с ростовщичеством, и периодически принимали суровые меры против евреев и ломбардцев.

Иногда некоторые из них - например, Карл V Французский, английские Плантагенеты и герцоги Бургундские - догадывались, какие большие преимущества дает стабильная денежная система, но порой уступали обманчивым соблазнам старых представлений о налогах и пытались заработать на обесценивании денег; Иоанн II Добрый сделал это восемнадцать раз за один год. Как правило, они пытались добиться, чтобы в стране была в ходу лишь одна система денежных единиц, помешать вывозу драгоценных металлов и валюты из своей страны, регулировать обмен валют и внести немного порядка в хаотичную феодальную экономику. Они также пытались, главным образом во Франции и Англии, в приказном порядке ввести единую систему мер и весов. Они видели, что им нужно поддерживать в хорошем состоянии и улучшать дороги, и сделали прокладку и ремонт дорог одной из главных функций и привилегий центральной власти. Они создавали благоприятные условия для судоходства внутри своей страны и оказывали поддержку компаниям, занимавшимся речными перевозками, искореняли выраставшие у феодальных сеньоров, словно сорняки, налоги на подданных; в умах этих государей возник первый замысел государственных магистральных дорог, а в Италии, Германии и Франции в конце Средних веков возникли даже государственная почтовая служба и служба пассажирских перевозок.

Королевская политика в области коммерции, проводившаяся нерешительно и неопытными людьми, была движением на ощупь между запретами, защитными мерами, привилегиями и монополиями, с одной стороны, и свободной конкуренцией - с другой.

Государственное вмешательство в механизм торговли оставалось ограниченным настолько, что вызывало раздражение, непоследовательным и противоречивым, но все же имело одно достоинство: оно способствовало созданию и процветанию рынков и ярмарок, торговых и военных флотов, открывало для купцов иностранные рынки с помощью торговых договоров, привлекало иностранных торговцев и дало толчок развитию плодотворных коммерческих связей.

Однако в те годы, когда всю Европу охватил социально-политический кризис, к которому добавился и сильный демографический кризис, национальная экономика не смогла дать весь тот урожай, на который была способна. Причиной второго кризиса - нехватки населения - были большие войны, которые обескровили христианский мир, нападения разбойничьих банд и крайности религиозного фанатизма. В разоренных областях голод случался чаще, чем когда-либо раньше. Особенно страшную память оставили о себе голодные 1343 г. в Австрии и 1351, 1359 и 1418 гг. во Франции. В последний из них в Париже погибло от голода 100 тысяч человек, по двадцать или даже тридцать несчастных парижан сразу умирали от голода на мусорных кучах, и волки приходили и ели их трупы. Землетрясения колебали почву, и одно из них в 1347-1348 гг. уничтожило тридцать малых поселков в Каринтии; а в Нидерландах море с удвоенной силой возобновило свои губительные атаки. Но самым худшим из всего были опустошительные эпидемии проказы и тиф; все эти недуги свирепствовали среди народа, уже ослабленного нуждой и горем.

Самая знаменитая из этих эпидемий, получившая название Черная смерть, была вызвана бубонной чумой, занесенной из Азии; эта болезнь опустошила по очереди все страны Европы с 1348 по 1350 г. и унесла в могилу две трети населения Центральной Италии; треть или половину, а в некоторых случаях две трети жителей Ломбардии, Северной Испании, Франции, Англии, Нидерландов и Германии и половину или треть жителей Скандинавских и восточноевропейских стран. Особенно жестоко пострадали города. Венеция потеряла две трети населения, Болонья четыре пятых, Флоренция от 80 до 100 тысяч человек, остров Мальорка 30 тысяч, Нарбон 30 тысяч, Париж более 50 тысяч, Страсбург и Базель по 14 тысяч человек каждый, Вена 40 тысяч. В Сарагосе каждый день умирало по 300 человек, в Авиньоне по 400, в Париже по 800, в Лондоне по 200. Болезнь наносила все новые удары то в одной местности, то в другой. Девять раз она возникала в Италии, где уничтожила 4 тысячи крестьян в 1399 г., четыре раза в Испании с 1381 по 1444 г., шесть раз во Франции с 1361 по 1436 г., и ее последнее возвращение стоило жизни 5 тысячам парижан. Она пять раз приходила в Англию с 1361 по 1391 г., и есть данные, что в 1382 г. она уничтожила пятую часть населения этой страны, в том числе 11 тысяч жителей Йорка. С 1363 по 1391 г. чума снова пронеслась по Германии и Польше, и за один год от нее умерли 30 тысяч человек во Вроцлаве, 20 тысяч в Кракове и от половины до двух третей жителей Силезии. Для Европы это было бедствие, сравнимое с последней мировой войной (автор, умерший в 1935 г., имеет в виду Первую мировую войну, в которой погибло около 10 миллионов человек. - Ред .), а возможно, даже большее. Насколько можно подсчитать, от этой эпидемии умерло от 24 до 25 миллионов человек. Она привела к такой нехватке рабочих рук, какой ни разу не было прежде, а эта нехватка вызвала целый ряд тяжелейших экономических и социальных кризисов, которые продолжались половину столетия. Труд был дезорганизован, и к беспорядку, вызванному великими переменами в устройстве государств и в обществе, добавился беспорядок, вызванный уменьшением человеческих ресурсов и производительной силы европейских народов.

 

ГЛАВА 2 Преобразование и прогресс европейской торговли и промышленности в конце Средних веков

Несмотря на эти кризисы и «болезни роста», европейская коммерция продолжала развиваться в последнее столетие Средневековья, что шло на пользу главным образом тем государствам, которые меньше всего задел удар чумы, и тем, которые быстрее остальных поднялись из руин, оставленных войнами и эпидемиями. Именно тогда зародилась та структура, согласно которой позже была организована коммерция в современном обществе. Несмотря на глубоко укоренившиеся предрассудки относительно коммерции и предпринимательства, нужды потребления и роскоши, а также увеличение прибылей от коммерческих операций стали мощными стимулами для торговых государств и областей - Италии, юга Франции, Восточной Испании и Португалии, Нидерландов и Германии.

Крупная международная торговля становилась все жизнеспособнее и инициативнее. Ее структура стала сложнее, она все больше освобождалась от оков городской экономики и занималась по преимуществу оптовыми операциями и поставкой товаров по заказу. Были организованы новые, более или менее многочисленные союзы, во многих случаях по принципу долевого участия. Иногда их коммерческая деятельность имела узкие рамки, иногда они занимались сразу несколькими видами торговли, иногда - даже банковской деятельностью и валютными операциями. Они пришли на смену прежним гильдиям, структура которых была слишком жесткой и не позволяла им перейти с уровня местных или региональных сделок на более широкий простор. Такими были английские компании, шесть купеческих корпораций Парижа, флорентийские arti maggiori и, в первую очередь, флорентийская гильдия Калимала, французская федерация торговцев тканями, английские компании торговцев основным товаром и купцов-авантюристов, ганзы транспортников и экспортных торговцев Франции, Германии и Пруссии. Самое знаменитое из таких объединений, немецкий Ганзейский союз, в 1360 г. охватывал 52 города, а с 1450 по 1500 г. - от 80 до 90 городов (уже говорилось ранее, этот союз включал не только германские города - от Брюгге до Великого Новгорода. - Ред .).

Под влиянием именно этих крупных торговцев, занимавшихся экспортной торговлей или транспортными перевозками, был усовершенствован механизм торговых операций. Стало больше источников информации о таких операциях - руководств и трактатов о коммерции, валютных операциях и юриспруденции, а также путевых заметок. Возникла двойная бухгалтерия и система торговых марок, которые можно было предоставлять кому-то и передавать. Крупная буржуазия наняла себе на службу целую армию писцов, носильщиков, курьеров, комиссионеров, переводчиков и гонцов. Ее представители создавали на местах своих деловых встреч, то есть на биржах, великолепные особняки: такие здания до сих пор существуют в Генуе, Венеции, Пальме, Валенсии, Брюгге. Эти крупнейшие коммерсанты имели своих представителей при дворах государей и свой собственный суд, который был быстрее, чем обычный. Они разработали специальное купеческое право, которое заняло место канонического права и было ближе, чем оно, к гражданскому законодательству.

Крупная буржуазия работала над тем, чтобы улучшить пути сообщения. Благодаря ее заботам старые дороги были отремонтированы, и в XV в. их длина была равна 25 тысячам километров в одной только Франции. Теперь Запад был хорошо обеспечен дорогами, и сообщение со Средиземноморьем через альпийские перевалы стало надежным и удобным. В XIV в. обозы с товарами добирались из Парижа в Неаполь через перевал Мон-Сени всего за тридцать пять дней. В Италии, Нидерландах, Франции и Южной Германии были созданы службы перевозок и почтовые службы. Речное судоходство организовывали крупные транспортные компании, которые углубляли и размечали буями русла рек и создавали речные порты. В Ломбардии были изобретены первые шлюзы с затворами и был открыт первый судоходный канал, соединивший Балтийское море с Эльбой. По одной только Луаре за год перевозились товары общей стоимостью 9 миллионов франков.

Война (Столетняя война 1337-1453 гг. - Ред .), конечно, подорвала жизненные силы французских ярмарок, особенно в Шампани. Но другие ярмарки продолжали процветать в Италии, Швейцарии, Германии и Испании, но прежде всего во Флоренции, где каждый год совершались сделки на общую сумму 15 или 16 миллионов франков, а также в Женеве, Франкфурте и Брюгге. Несмотря на хаос в таможенной системе и на большое число сохранявшихся при тогдашнем общественном строе старых исключительных прав, отношение к колониям иностранных купцов было уважительное и благосклонное. Государства заключали между собой коммерческие соглашения. Во всех цивилизованных странах распространялся денежный уклад экономики, и было подсчитано, что в то время от 15 до 40 процентов всех коммерческих операций совершалось в денежной форме и что в XV в. общая сумма денег, находившихся в обращении на Западе, достигла миллиарда франков. Анархия в системе денежных единиц уменьшалась по мере того, как распространялось использование крупных металлических и международных монет, флоринов и итальянских дукатов, которые чеканились по единому и неизменному стандарту.

Теперь стало очень мало желающих взять заем по залог или на короткий срок под очень большие проценты, и доминирование ломбардцев и евреев в этой области стало близиться к концу, когда monts de pietй (благотворительные фонды, выдававшие займы нуждающимся горожанам в обмен на ценную вещь и при этом под умеренные проценты. Начальный капитал для фонда жертвовали богатые христиане (фонд должен был противостоять ростовщикам-евреям). - Пер .) и народные банки, возникшие в Италии и Германии, проделали брешь в их монополии. Повсюду распространились менее обременительные виды кредита - например, займы на основе сотрудничества с ограниченной ответственностью или совместные займы, а также ссуда под товары или под оборотные ценные бумаги. Переводной вексель стал гибким средством коммерческого оборота денег, что позволило купцам и банкирам выполнять коммерческие операции, не перевозя с места на место слитки золота и серебра, и сделать мобильной стоимость подлежащих обмену товаров. В Италии и Германии коммерсанты получали кредиты по ставке от 4 до 10 процентов, тогда как евреи и ломбардцы запрашивали от 20 до 86 процентов. Мощные итальянские банковские компании - флорентийские, сиенские, луккские, венецианские, ломбардские, пьемонтские и генуэзские - покрыли Европу сетью своих контор и широко распространили уже очень развитую банковскую систему, деятельность которой далеко не ограничивалась одними обменными операциями, а постоянно охватывала все новые области - взыскание налогов, предоставление займов коллективным или индивидуальным заемщикам на основе договора, депозитные операции, операции с текущими счетами, оплата долгов, учет векселей. Испанские, немецкие, французские и фламандские банкиры объединились в союзы, созданные по подобию уже существовавших в Италии. Возникли даже первые государственные банки в Венеции, Генуе, Барселоне, Страсбурге, Нюрнберге, Франкфурте, Гамбурге и Аугсбурге.

Торговля деньгами окончательно стала одной из жизненно необходимых отраслей европейской экономики.

Увеличились масштабы морской торговли, несмотря на препятствия, которые создавала ей таможенная система, и на сохранившиеся пережитки прежней феодальной экономики. Было упорядочено применение репрессалий, созданы морские суды или суды адмиралтейства, ограничена выдача каперских свидетельств. Была сделана попытка искоренить пиратство там, где оно было исконно местным злом, организовывались конвои из боевых кораблей для сопровождения торговых флотов. По примеру итальянских городов, в том числе Венеции, которая тогда имела 3300 кораблей и на них 36 тысяч моряков, западные государства строили свои флоты. Барселона и Балеарские Острова имели 660 кораблей и судов и 30 тысяч моряков, а Франция одно время держала на море 200 больших военных кораблей с 20 тысячами матросов.

Теперь коммерсанты стран Запада начали открывать мир. Наука о мореплавании стала более совершенной, использование компаса стало повсеместным, морская картография сделала шаг вперед благодаря трудам венецианцев, генуэзцев и каталонцев. На Западе стало известно об огромных ресурсах Московии (Русского государства. - Ред .), Центральной и Восточной Азии. Итальянцы посылали своих торговых агентов даже в далекий Судан. Испанцы и нормандцы в XIV в. исследовали берега Африки и открыли Канарские острова (Канарские острова, открытые еще в античное время (карфагенянами и др.), вторично были открыты итальянскими экспедициями 1312 и 1341 гг. - Ред .). Португальцы в XV в. открыли Сенегал, Азорские острова и острова Зеленого Мыса, Конго и побережье Гвинеи, моряки из Дьепа добрались до Берега Слоновой Кости, а бретонцы до Ньюфаундленда (Ньюфаундленда и других земель в Северо-Восточной Америке начиная с около 1000 г. достигали скандинавы из Гренландии. - Ред .). Это уже было начало того великого движения, которое позже открыло Западу чудеса Индии и Нового Света.

Главным центром мировой коммерции оставалось Средиземноморье, а главное место в ней занимала Италия. Венеция сменила Византию (после погрома 1204 г., организованного Венецией. - Ред .) в роли величайшего в мире склада товаров, и венецианцы считались «хозяевами золота всего христианского мира». В начале XV в. они каждый год ввозили с Востока товары общей стоимостью 10 миллионов золотых дукатов; больше трети этого импорта поступало из Индии, и только в Египте венецианцы закупали товаров на сумму равную миллиону фунтов. Следующие после них места занимали жители других итальянских государств - Генуи и Флоренции, которые торговали на Черном море и в Архипелаге (островах Эгейского моря. - Ред .), в Западной Азии и Северной Африке, получая от этой торговли огромную прибыль. (Значительную роль в этой торговле играла торговля рабами, прежде всего пленниками, захваченными татарами на Руси и в землях Великого княжества Литовского (бывших древнерусских). - Ред .) Помимо этого они вели торговлю и со странами Запада, где в XIV и XV вв. они создали множество торговых контор в Лионе, Париже, Руане, Лондоне, Брюгге, Антверпене и многих других городах. Торговали они также и с удаленными странами Центральной и Восточной Европы. Рядом с итальянцами испанцы и португальцы готовились к той великой роли, которую они позже сыграли в эпоху географических открытий. Барселона, Парма и Валенсия соперничали за главенство в торговле на Средиземном море и в Африке. Каталонцы, кастильцы, баски и португальцы основали фактории на всех побережьях Атлантики от Ла-Рошели до Брюгге и Лондона, а также внутри континентальной Европы.

Франция, где коммерция была разрушена Столетней войной, отставала, но начиная со времени правления Карла VIII к ней вернулась ее удивительная жизненная сила. Эта страна восстановила коммерческие связи со всеми странами Европы и, благодаря Жаку Керу (французский коммерсант, финансист и видный государственный деятель XV в., советник короля Франции Карла VII. - Пер .), возобновила торговлю с Левантом. Даже Англия наконец пробудилась от сна и, предчувствуя свою судьбу великой торговой страны, после долгого упорного труда создала торговый морской флот, оборудовала свои порты в Лондоне, Бристоле, Гулле (Халле) и Ньюкасле и стала развивать торговлю со своими владениями в континентальной Европе (после 1453 г. остался только город Кале), а также с Нидерландами, Германией и северными государствами.

Нидерланды и Германия стали оспаривать у Италии господство над миром коммерции. Первая из этих двух стран, пользуясь своим выгодным положением на перекрестке больших международных торговых путей, почти монополизировала перевозку товаров между севером и югом и востоком и центром Европы. Брюгге, центр всей этой деятельности, соперничал с Венецией по мощи бурлившей в нем торговой жизни и по красоте зданий; в 1435 г. 100 кораблей приходили в его порт каждый день, и он ослеплял весь мир своим богатством и великолепием. Антверпен, благодаря своим льготам и расширению Шельды, начал процветать, перетянул к себе всю торговлю Брабанта, а с 1442 г. стал угрозой для главенства Брюгге; на севере Нидерландов порты Мидделбург, Фиссинген, Роттердам и Амстердам заняли место старых торговых гаваней Хардвика и Дордрехта, подготовив путь для будущих «морских перевозчиков».

Германия, где коммерческая жизнь развилась довольно поздно, благодаря своему врожденному упорству сумела завоевать видное место среди коммерческих стран. Она привлекла значительную часть европейской торговли на свои сухопутные дороги и большие реки. На Рейне союз 60 речных городов создал флот из 600 кораблей; рейнские купцы так же, как фламандцы, богатели за счет организации перевозок. Так было в «золотом городе» Страсбурге, Франкфурте-на-Майне и, в первую очередь, в Кельне. Дунайские города, благодаря торговым связям с Востоком, Италией и Левантом, достигли такого процветания, какого никогда не имели раньше. Ульм ежегодно получал от этой торговли доход в полмиллиона флоринов; еще более активные Аугсбург и Нюрнберг «держали весь мир в руках», как слишком восторженно заявляла немецкая поговорка.

На севере, востоке и западе Тевтонская ганза создала себе настоящую империю и заставила Германию повернуться лицом к морской торговле. Этот союз был основан в 1241 г. как добровольное объединение нескольких торговых городов Нижней Германии, главным из которых был Любек, а через полтора века объединял около ста городов в четырех округах, называвшихся «кварталы», от Судет до Балтики и от Шельды до великих озер России. Эта могущественная федерация, которая имела четыре столицы - Кельн, Брауншвейг, Любек и Данциг и в которую входили все главные торговые города Нидерландов, Германии и Восточной Европы, в том числе Амстердам, Бремен, Гамбург, Магдебург, Штеттин, Бреслау, Кенигсберг и Рига (а также Великий Новгород, один из главных городов Ганзы (в Новгороде имелась контора Ганзы, помимо него - в Бергене, Брюгге и Лондоне. - Ред .), была настоящим купеческим государством. В ней были свои законодательные собрания и генеральные ассамблеи, которые принимали и обнародовали свои указы и постановления ( recessen ), свои налоги, казна, суды и даже герб. Она вела активную, иногда даже высокомерную дипломатию, заключала коммерческие договоры и добилась того, что ее флаг стал известен и уважаем всюду. Она основала в России, Скандинавии, Польше и Фландрии свои фактории - настоящие крепости с гарнизонами, а также создала товарные склады, при которых жили торговцы - члены федерации или служащие (например, в Бергене их было две или три тысячи), которые подчинялись строжайшей дисциплине и были полны своеобразного непреклонного купеческого патриотизма. Ее торговый флот, моряки которого были прекрасно обучены, был военным флотом, корабли которого обеспечивали безопасность караванов и беспощадно боролись с пиратством.

Ганза стала суровой школой, в которой Германия обучала своих матросов и исследователей. Она установила мир на северных морях, основала там первые большие порты и добилась преобладания единообразного коммерческого законодательства. Она пыталась установить единую систему мер и регулировать деятельность бирж. Но ее идеалом было нечто вроде экономического империализма, грубого и эгоистического, который не считался с интересами более слабых народов и всегда был готов растоптать их законные права, а в Бергене, Новгороде и Лондоне стал для них разновидностью тирании. В этих городах ганзейцы старались монополизировать всю торговлю и уничтожить национальную коммерцию Скандинавии, России и Англии, чем вызвали к себе ненависть, которую ничто не могло погасить.

Так Западная Европа, продолжая свой прежний труд, развивала торговлю повсюду - на суше и на море, добавила к ее средиземноморскому направлению еще два - атлантическое и в северных морях - и этим предвосхитила ту новую структуру великих торговых путей, которая окончательно сложилась в современную эпоху.

Кроме того, ближе к концу Средних веков началась новая промышленная революция, вызванная прогрессом кредитных операций, торговли и потребления. Повсюду наряду с продолжавшей действовать - и широко распространенной, особенно в местностях, где преобладало натуральное хозяйство, - мелкой промышленностью, продукция которой производилась на дому у работников или в больших поместьях, распространялась мелкая городская промышленность с мастерскими, свободными ремесленными союзами и клятвенными корпорациями. Она неоспоримо господствовала во всей Европе, особенно на Западе.

Но крупная промышленность, которая в предыдущем периоде начала свои завоевания, в эту новую эпоху продолжила их, и уже с большим успехом. Лучше приспособленная к требованиям национальной и международной экономики, более способная обеспечивать товарами крупные рынки, более прибыльная для ищущих выгоды капиталистов, она шаг за шагом расширяла область своей деятельности - начала с производства сукон, затем охватила рудники, потом металлургические предприятия, гончарные мастерские, стекольные заводы, книгопечатные типографии. Иногда она использовала уже существующие организации и нанимала на службу рабочих-одиночек или ремесленников, объединенных в союзы и корпорации, после чего начинала отдавать им приказы и регулировать их работу. Иногда ее представители организовывали настоящие фабрики - такие, как ткацкая фабрика в Амьене, где в 1371 г. работали 120 ткачей, или типография в Нюрнберге, на которой в 1450 г. трудились 120 печатников. Под ее влиянием была создана новая сельская промышленность, недоступная для правил и препятствий, созданных городским правительством и системой гильдий. Крупные предприниматели помогали этому процессу, потому что в сельской местности им было легче навязывать свои условия, увеличивать или сокращать производство по своему желанию и проще уменьшить свои расходы, поскольку запросы у работавших на них крестьян были меньше, Для крестьян же ремесло, даже если они занимались им лишь от случая к случаю, стало занятием на то время, когда у них не было работы в поле, и дополнительным источником средств к существованию, дававшим ощутимую прибавку к их доходам. Вскоре сельская промышленность достигла процветания в большинстве европейских стран; особенно она развилась в Нидерландах, Франции, Германии, Англии и Чехии, под руководством крупных предпринимателей и купцов. Она делила с городской промышленностью производство во многих отраслях, а иногда даже переманивала к себе из городов производство шерстяных тканей и кружев, многие металлургические отрасли, производство стеклянных изделий и бумаги, добычу ископаемых и металлургическое производство, а городам оставила в основном производство основных видов продовольствия и одежды, строительные отрасли и производство предметов роскоши.

Промышленные технологии стали гораздо более специализированными и совершенными. В достаточно большом числе отраслей, особенно в текстильной и суконной, был достигнут значительный прогресс в специализации производства. Область действия для изобретательных умов стала шире, и механизация производства увеличила производительность человеческого труда. Сила воды уже до этого преобразовала некоторые производственные операции, например дробление зерна и переработку масличных культур (получение растительного масла). Теперь она все чаще применялась для валяния сукон, дубления кож и изготовления различных деревянных изделий, а также для изготовления бумаги. Эту же силу использовали для откачки воды из соляных шахт и рудников, для поднятия на поверхность, с помощью специальных механизмов, каменного угля и руд, их обогащения и отмывания в кучах, для их сортировки на скользящих столах и измельчения в дробилках. Вода приводила в движение молоты, которые формовали металл, и шлифовальные камни, которые превращали его в инструменты. Тогда же люди научились регулировать поток воздуха в кузнечных мехах и благодаря этому добились в своих печах с верхним и нижним дутьем более высокой и постоянной температуры, что позволяло производить больше металла. Они также научились лучше использовать энергию растительного и ископаемого топлива в кузницах, на стекольных заводах и в гончарных мастерских; в Штирии и Германии были построены первые доменные печи, которые были гораздо мощнее прежних каталонских и шведских печей. В соляной промышленности были созданы установки для выпаривания соли и организована дистилляция. Это растущее применение механизмов и технических нововведений и обеспечило промышленности последнего столетия Средних веков ее уже упомянутое превосходство.

Запад продолжал усиливать свое промышленное господство над Востоком, и этому не смог помешать даже временный упадок французской индустрии. Германия, Нидерланды, Испания и даже новые области Запада соперничали между собой в промышленной активности, особенно сильно в горнодобывающей, металлургической и текстильной промышленности. Людям было уже недостаточно добывать золото, промывая речной песок, и они взялись за разработку золотоносных жил в горных породах Богемских гор (Рудные горы, Чешский лес и др.), Карпат, гор Каринтии и Трансильвании. Из первых в этом перечне месторождений в течение 100 лет было добыто золота на общую сумму 20 милилонов франков, а последние приносили королю Венгрии 100 тысяч флоринов в год. И прежде всего повсюду возникли серебряные рудники. Серебряную руду и свинцовую руду с примесью серебра добывали в Италии, Франции, Швеции, Венгрии, Польше и, в первую очередь, в Эльзасе, горах Гарца, Саксонии, Чехии и Тироля.

До открытия Перу и Мексики именно саксонские, чешские и тирольские рудники снабжали Европу серебром, спрос на которое становился все больше. Рудники Шварцвальда за 200 лет выдали металла на 40 миллионов франков, шахты во Фрайберге и Аннаберге (Саксония) выдавали от 1300 до 20 тысяч килограммов продукции в год, а рудник в Кутна-Горе, чешском Потоси, за три столетия выдал целых 2 миллиона килограммов. Во всех частях Запада, точнее, в самых счастливых округах Италии, Франции и Нидерландов процветали каменоломни, где добывали мрамор и известняк для построек.

В Италии, Испании, Португалии и, прежде всего, во Франции активно использовалась морская соль, и лагуна Комаккьо (Валиди-Комаккьо к югу от устья реки По. - Ред .) поставляла на экспорт 40 тысяч грузов соли в год. Солончаки Сентонжа, нижнего Пуату и Бретани обеспечивали солью значительную часть Запада. От соляных шахт в горах Трансильвании короли Богемии (имеются в виду короли Венгрии, которая при Матьяше Корвине (1458-1490) включала в себя Трансильванию, Австрию, большую часть Штирии, Моравию, Силезию и Лаузиц. - Ред .) получали доход в 100 тысяч флоринов ежегодно, а от подобных же шахт в Польше и Галиции Ягеллоны получали около 100 тысяч талеров.

Люди разыскивали и более активно разрабатывали железные рудники в Италии, Бискайе, Франции и Германии, свинцовые рудники в Бретани, горах Гарца, Девоншире и Корнуолле, медные рудники в Англии и в Германии, где шахты Мансфельда выдавали от 8 тысяч до 30 тысяч хандредвейтов продукции в год. В Швеции с 1347 г. началась разработка Коппарберга, а в Венгрии добывались в шахтах медь и сульфаты. В Корнуолле и Девоншире добывали все больше олова и все больше его экспортировали, в основном в Антверпен, и доход от его продажи в этот город достигал 2 миллионов франков. Оловянные рудники в саксонском Альтенберге и богемском (чешском) Оберграупене (близ совр. города Теплице у Рудных гор) повысили свою производительность в четыре раза, в итоге они стали выдавать миллион тонн руды в год и соперничать с рудниками Англии. В Польше добывали каламин (кремнистая цинковая руда. - Пер .) и селитру, в Испании - ртуть, в Тоскане и Римском (папском) государстве - квасцы. Жители Запада стали лучше осознавать ценность каменного угля, и начались разработки его месторождений вокруг Ньюкасла, Льежа, Ахена и Дортмунда. Были предприняты усилия для подготовки к использованию в широких масштабах итальянских, французских, немецких и чешских минеральных и горячих источников.

Прогресс в обработке металлов и в военном искусстве стал стимулом для развития металлургии. С помощью доменных печей впервые стало возможно увеличить производство чугуна, заставить плавильное производство работать непрерывно от восьми до двадцати пяти недель в году и выплавлять чугун непосредственно в печи. Германия, первая в горном деле, заняла первое место и в крупной металлургической промышленности, а французские металлургические предприятия, когда-то так процветавшие, теперь пришли в упадок. Было создано большое число кузниц: они возникли в Италии и Северной Испании, в Геннегау, Намюрском округе, в Льеже, в немецких и Скандинавских странах. Использование прокатного стана и гидравлического молота преобразовало прокатку и ковку и облегчило обработку металлов. В Германии и на востоке Франции стало больше заводов по отливке колоколов и пушек. Итальянские и немецкие литейщики достигли высокой степени совершенства в изготовлении художественных изделий из чугуна и бронзы. Изготовление оружия и необходимых для войны материалов процветало в итальянских, испанских, французских и немецких и льежских мастерских. Нюрнберг был известен своими слесарными и скобяными изделиями, а также часами, которые у местных мастеров получались лучше, чем у французских. Французы изобрели медную проволоку, зато немцы возродили изготовление острых инструментов, гвоздей и железной проволоки, оставив Италии почти полную монополию на изготовление медалей и чеканку денег, а нидерландским мастерским в Динане, Мехелене (Малине) и Дуэ (сейчас Дуэ во Франции. - Ред .) - на изготовление изделий из меди и олова.

Текстильная промышленность обогащала в первую очередь Италию. В этой стране изготовлением тонких или крашеных сукон на экспорт занимались в Неаполе, Пизе, Сиене, но главным образом - во Флоренции, Милане и Венеции. Флоренция в начале XV в. имела 300 мануфактур и 30 тысяч рабочих, в ней ткали 100 тысяч штук материи в год, и 16 тысяч из них продавали в Леванте. Только одна из ее купеческих компаний, Калимала, получала с продаж 300 тысяч золотых флоринов дохода. В Миланской области на суконных мануфактурах 60 тысяч рабочих изготавливали самые прекрасные тонкие сукна на своем полуострове. Мастерские Каталонии, Балеарских Островов и Фландрии соперничали с итальянскими, а жители острова Мальорка экспортировали каждый год сукна общей стоимостью 16 тысяч флоринов. Война погубила большинство французских мастерских (немного жизненных сил они сохранили только в Лангедоке, Берри, Бретани и Пикардии), но во Фландрии и Брабанте XIV в. был временем наивысшего процветания тонкосуконных мануфактур. Когда в XV в. этому производству стали угрожать повышение цен и нехватка английской шерсти, его заменили другим - изготовлением тканей из расчесанной шерсти, целиком или с примесью других волокон. Эти ткани на английском языке получили название bayes and sayes (по-французски bourgetterie и sayetterie ), и их производство заняло место прежней умиравшей отрасли и стало развиваться с изумительной быстротой от Пикардии до Нидерландов, спасая города и сельские округа Фландрии и Брабанта от разорения. Германия же стала изготавливать из своих местных грубых сортов шерсти сотни тысяч штук грубого сукна, производство которого велось от Силезии и Вестфалии до Рейна. И наконец, Англия создала в окрестностях Нориджа (Норуича) свою первую крупную промышленность - производство тонких сукон и грубых тканей типа бобрик и камвольных тканей, экспорт которых меньше чем за век вырос с 5 тысяч до более 80 тысяч штук.

Роскошь становилась доступнее, и это способствовало успехам шелкоткачества в Италии, которая унаследовала от Византийской империи главенствующее положение в этой отрасли. Из мастерских Сицилии, Калабрии и, главным образом, Лукки, Сиены, Флоренции и Генуи, а также Венеции, в которой насчитывалось 3 тысячи рабочих этой отрасли, поступали шелковые нити, золотые и серебряные ткани; вышитые материи, узорные парчовые ткани, сатины и бархаты, в которых любили щеголять богачи. В Каталонии и Валенсии изготавливали легкие шелка. Восточная Испания и Италия, несмотря на попытки Парижа, Цюриха и Базеля соперничать с ними, сохранили нечто вроде монополии в этой прибыльной отрасли.

Изготовление тонких льняных тканей тоже было специальностью итальянцев; этим занимались главным образом в Милане и Венеции. Белье среднего качества и скатерти производили в Каталонии, Шампани, Лангедоке и Нормандии; парусину в Бретани и испанской Галисии. На севере Франции и в Нидерландах изготавливали те знаменитые ткани из льняных нитей, которые прославили Камбре, Мехелен, Брюссель и Голландию. В сельских округах Германии производили грубые ткани из льна и конопли; в Ульме производили от 20 до 60 тысяч штук такой ткани в год. Началось производство новой разновидности тканей, которые делали из привозного левантийского хлопка. Эта новая ткань получила название бумазея и была в большой моде. Основными центрами ее производства были Милан и Венеция (где этим занимались 16 тысяч ткачей), Каталония, а также два города в Германии - Аугсбург и Ульм, где 6 тысяч ткачей производили 350 тысяч штук этой ткани.

Аррас в Артуа, Ауденарде и Турне во Фландрии, Брюссель и Энгиен (Анген) в Брабанте (Анген сейчас находится в бельгийской провинции Эно. - Ред .) были всемирно известными центрами ковроткачества, которое из этих городов распространилось в Париж, Венецию и Феррару. В этих городах изготавливали также прекрасные кружева.

Венеция ежегодно получала более 100 тысяч дукатов дохода от экспорта своих изделий из позолоченной кожи. Париж соперничал с Венецией в изготовлении изделий из меха. В Италии было начато производство химической и фармацевтической продукции, а также сладостей и сиропов по образцу тех, которые делали на Востоке.

Французские, фламандские и немецкие краснодеревщики, итальянские, каталонские и валенсийские гончары, итальянские инкрустаторы, венецианские и чешские стекольные мастера соперничали один с другим в своем искусстве. Архитектура, живопись, скульптура и ювелирное искусство в эти годы Раннего Возрождения совершали чудеса, предвещавшие Возрождение XVI в. Бумажные фабрики начали выпускать тот новый материал, на котором в начале XV в. картографы реализовали плоды своего таланта, а переписчики рукописей упражнялись в усердии, пока не возникла сначала ксилографическая печать с подвижными деревянными буквами, появившаяся в Лиможе (1381) и Антверпене (1417), а затем книгопечатание современного типа с применением металлических символов, которое изобрел Гутенберг (1436-1450).

В этом средневековом обществе, которое теперь приближалось к своему концу, промышленность развивала лихорадочную деятельность по всем направлениям, умножая количество источников богатства и увеличивая силу трудовых классов.

 

ГЛАВА 3 Изменения в организационной структуре коммерческих и промышленных сословий. - Городские революции и прогресс городов в конце Средних веков

В те дни, когда коммерция и промышленность совершали этот поворот на новый курс, первоначальное единство коммерческих и промышленных сословий, уже сильно подорванное в предшествующий период, было окончательно разрушено. Наверху образовалось растущее меньшинство буржуа-капиталистов; в середине возникла мелкая и средняя буржуазия, состоявшая из мастеров, объединенных в свободные ремесленные союзы и корпорации, ниже находились рабочие, которые медленно обособлялись от сословия мелких мастеров, а в самом низу наемные рабочие крупной промышленности и присоединившееся к ним подкрепление в виде различных случайных элементов, то есть новый городской пролетариат.

Теперь капиталистическая буржуазия, малочисленная, но всемогущая в силу своего богатства, была организованной и росла. В Базеле из 30 тысяч жителей эти капиталисты составляли всего 4 процента. В Венеции, богатейшем городе Запада, такими капиталистами были всего 2 тысячи патрициев, каждый из которых обладал доходом от 200 до 500 тысяч франков. Но они держали в своих руках основную часть богатства своих городов. Например, во Фрайбурге 37 горожан владели 50 процентами всего движимого и недвижимого имущества, и потому больше трети его жителей не имели никакого имущества. Буржуа-капиталисты были в состоянии стать наравне с земельной аристократией и даже превзойти ее. Флорентийский банкир купеческого происхождения Козимо де Медичи в 1440 г. оставил после себя состояние размером в 225 тысяч золотых флоринов - больше, чем имели французские удельные князья. Банкир из Лукки Дино Рапонди однажды ссудил герцогу Бургундскому 2 миллиона франков, а знаменитый торговец дорогими тканями Жак Кер, казначей короля Франции Карла VII, скопил капитал размером в 27 миллионов франков - правда, его богатство все же было меньше, чем у суперинтенданта Пьера Реми, который во времена Филиппа VI (р. 1293, король в 1328-1350 гг., первый из династии Валуа) имел, как полагают, состояние в 57 миллионов. Во второй половине XV в. купцы-капиталисты из Нюрнберга и Аугсбурга «стоили» каждый от 3,5 до 5 миллионов франков; часть этих денег была накоплена в первой половине того же века, когда некоторые из них имели доходы от 10 до 15 тысяч флоринов; именно тогда возникла власть буржуазных династий - Фуггеров, Баумгартнеров, Хохштеттеров и Херватов.

Своего успеха они добились благодаря деловым способностям, активности или дерзости, а также предприимчивости, которая побуждала их старательно выискивать любые возможные источники прибыли. Они накапливали деньги, сдавая в аренду свою землю, завладели большинством городских домов, а в Венеции в 1420 г. суммарная стоимость всех жилых зданий составляла капитал примерно в 100 миллионов франков; они покупали земли и феодальные поместья в сельской местности. Но в первую очередь их обогащали банковские, коммерческие и промышленные предприятия. Через посредство своих союзов эти капиталисты были хозяевами кредита и денег и даже начали выманивать сбережения у частных лиц, обещая увеличить полученную сумму. Они монополизировали крупную международную коммерцию, торговлю продовольственными продуктами и предметами роскоши, а также зерном, вином, скотом и пряностями. Они спекулировали необходимым для промышленности сырьем и промышленными товарами, а также салом, поташом, дегтем, деревом, шкурами, мехами, хлопком, шелком, шерстью и, кроме всего этого, шерстяными, шелковыми и бумазейными тканями, покрывалами, дорогими видами тканей и мылом. Они занимались разработкой рудников, создавали металлургические и текстильные мануфактуры, и повсюду вложенный ими в дело капитал приносил плоды.

Эти великие дельцы, мастера управления деньгами чувствовали себя «гражданами мира» и не были привязаны к узким интересам какого-либо одного города. Наоборот, они с радостью становились доверенными лицами королей и иных правителей стран и были самыми лучшими помощниками абсолютной монархии, служа которой они служили собственным интересам. Часто они окружали себя великолепием и роскошью, перенимая образ жизни высшей аристократии. Венецианские патриции, Жак Кер и семейство Портинари в Брюгге жили во дворцах или усадьбах, которые были достойны князей и даже монархов. Они с гордостью выступали в качестве меценатов и были в числе умных пропагандистов Возрождения. Но они нарушили покой средневековой экономики и внесли в нее пагубные методы: безжалостную спекуляцию, сговоры и монополии, даже картели, полнейшую неразборчивость в средствах и презрение ко всем нравственным нормам. Их упрекали в том, что они (как было сказано на заседании одного из немецких законодательных собраний) «лишают мелкую торговлю и торговлю среднего размера всякой возможности заработать», или в том, что они, как написал о Жаке Кере один его современник, «делают бедными тысячу достойных купцов, чтобы обогатить одного человека». Своими уловками и неудачами, которые не причиняли никакого ущерба «их богатству», они, как жаловался автор одного тогдашнего памфлета, разрушили весь честный труд и всю честную торговлю. Они разрушили прежний гармоничный общественный уклад городов, поколебав или уничтожив его тем, что сделали одной видимостью защитные меры, выполнения которых он требовал. Они принудили значительную часть населения, занятого в промышленности и торговле, подчиниться их власти. В некоторых видах работ они стали настоящими диктаторами, и они участвовали в создании и развитии тех грозных бедствий, которые неразрывно связаны с наемным трудом и существованием того городского пролетариата, который они оставили в наследство современному миру.

Борьба, сопровождавшая тогда рождение капиталистической буржуазии с ее духом приобретательства, не была такой сильной, какой стала в последующие века; но так было лишь благодаря той силе, которую многочисленность и объединение в союзы давали мелкой и средней буржуазии. Это сословие, куда входили мелкие городские собственники, основная масса чиновников и, в первую очередь, торговцы и мастера-ремесленники, составляла наибольшую часть населения в большинстве городов; например, в Базеле - 95 процентов жителей. Они довольствовались скромным состоянием: в Германии XV в. буржуа из среднего класса часто имели от 2 до 10 тысяч флоринов. В Базеле пятая часть населявших его буржуа имела в среднем от 200 до 2 тысяч флоринов, а треть этих буржуа, в том числе многие ремесленники, - от 30 до 200 флоринов. Во Франции буржуа этой категории обычно давали дочерям приданое, стоившее от 500 до 2 тысяч франков. Этот многочисленный слой общества состоял из людей не очень склонных к риску, но часто имевших достаточно независимый характер. О нем очень заботилось государство, которое часто делало его союзником в делах правления и поручало его представителям значительную часть обязанностей по управлению городами, когда допускало к участию в нем людей из народа.

По сути дела, именно этот слой населения вносил в общество драгоценные свойства - жизнестойкость и стабильность. Его представители никогда даже на мгновение не замедляли свой труд, и в мелкой коммерции и мелкой промышленности каждую минуту возникали новые профессии. Во Франкфурте-на-Майне, например, в XV в. было 191 ремесленный союз, и только в металлургии таких союзов было 18; в Ростоке подобных союзов было 180, в Вене и Базеле по 100. Даже в тех городах, где, как казалось, полностью господствовала крупная промышленность, например в Ипре, ей бросала вызов мелкая промышленность, в которой было занято 48,4 процента рабочих, а на суконных мануфактурах 51,6 процента. В подавляющем большинстве городов большинство жителей входили в объединения рабочих мелкой промышленности; во Франкфурте, который может служить типичным примером, эти союзы охватывали 84 процента работающего населения, а в крупной промышленности работало только 14 процентов горожан.

Эта организация труда, которая обеспечивала трудовым слоям населения независимость, достоинство и справедливые условия труда, оставалась преобладающей и сохранила свои отличительные особенности. Мелкие ремесла господствовали потому, что для них не были нужны ни большой капитал, ни дорогостоящие инструменты, они давали производителю возможность самому пользоваться всеми плодами собственного труда и до некоторой степени обеспечивали равенство в распределении коллективной деятельности между ремесленниками. Большинство городского трудящегося населения было объединено в свободные ремесленные союзы, которые не требовали от вступающего ни создать шедевр, ни долгое время пробыть учеником и управлялись только с помощью простых правил, которые не мешали, а, напротив, способствовали тому, чтобы продукция ремесленников была дешевой, а их репутация хорошей. До середины XV в. крупные города, например Бордо, Лион и Нарбон, жили именно при таких порядках, и даже в городах, где существовали клятвенные корпорации, свободные союзы могли объединять тружеников половины всех профессий (как в Пуатье) или двух третей (как в Париже и Рене).

Тем не менее в этот период все быстрее росло количество клятвенных, то есть привилегированных корпораций. В одних случаях это считалось нужным, чтобы стимулировать недостаточно активных тружеников, в других это был подходящий способ регулировать промышленность и торговлю, научить рабочих дисциплине или использовать их как источник налогов и солдат для правительства. Такие корпорации в это время появились в Франции в Туре, Безансоне, Рене и многих других городах, в Дуэ, Турне и большинстве городов Нидерландов, Англии, Германии, Италии и Испании, а оттуда это движение распространилось на остальную Европу. Во Франкфурте за 100 лет их количество увеличилось с 14 до 28, в Вене с 50 до 68, в Лондоне с 48 до 60, а в Венеции с 59 до 162. Даже прежние корпорации делились на части, давая начало новым клятвенным союзам. В некоторых странах корпоративная структура получила такое широкое применение, что там возникли корпорации скрипачей, слепых, нищих и даже бродяг и куртизанок. Создавались федерации или союзы профессиональных объединений - такие, как, например, базельский safran , объединявший 100 ремесленных союзов, братство портных в графстве Гогенцоллерн или nations и liden нидерландских городов. Даже в маленьких городках и поселках возникли привилегированные корпорации. Клятвенные корпорации не полностью раздавили своей мощью свободные ремесленные союзы, однако в огромной степени расширили границы своего господства.

На некоторые стороны жизни общества этот режим продолжал оказывать то полезное влияние, которое существовало в предыдущий период. Он внес свой вклад в формирование традиций честности и профессионального мастерства, стабильности и общественного равновесия в мире труда. Но в корпорациях быстро развились те эгоизм, исключительность и даже мертвая рутина, которые в конце концов пропитывают собой любое привилегированное сообщество. Из-за этого монополия и регуляция в них достигли высочайшей степени, и увеличилось число судебных разбирательств между соперничающими профессиональными объединениями. Они ненавидели и преследовали любой независимый труд, чересчур педантично учитывали в своих правилах каждую мелочь. Они создали свою следственную полицию и стали чем-то вроде крепостей с привилегиями вместо стен и гарнизоном из работодателей, которые были в союзах меньшинством. Опрометчивая политика муниципальных и центральных властей давала корпорациям возможность под различными фальшивыми предлогами увеличивать число предприятий, вредных для общих интересов.

Позже положение дел еще ухудшилось: в мире труда начались разногласия. В каждом центре богатые или могущественные корпорации старались подчинить себе менее удачливые или менее сильные. Во Флоренции старшие гильдии ( major arts ) стали угнетателями для средних ( middle arts ) и еще более для младших гильдий ( minor arts ). В Лондоне двенадцать крупных «ливрейных» компаний, обладавшие гербами, которые их члены имели право изображать на своей парадной одежде, называвшейся ливрея, отделились от пятидесяти ремесленных союзов, не имевших такого права. В Париже шесть купеческих объединений, в том числе союз торговцев тканями и союз торговцев дорогими материями, превратились в аристократию, а в Базеле то же самое сделали herrenzьnfte - корпорации «господ». Даже внутри каждой клятвенной корпорации старшие по возрасту мастера старались сосредоточить управление корпорацией в своих руках и не допускать к власти молодых. Например, в Лондоне 114 мастеров, известных как Ливрейная часть Компании пивоваров, управляли 115 других.

Эти настроения, столь враждебные свободе и так отличавшиеся от духа предыдущей эпохи, особенно ярко проявлялись в отношениях между мастерами и рабочими мастерских или подмастерьями. Во многих ремесленных союзах рабочие были лишены всех почетных прав и обязанностей и низведены до роли немых участников собраний. И, что было еще хуже, им был закрыт путь к званию мастера, которое его обладатели сделали своей собственностью. Оно могло быть передано от отца к сыну, было доступно зятьям мастеров и богатым странствующим подмастерьям, но недоступно для бедняков. По этой причине шедевр, то есть экзамен на профессиональное мастерство, стал обязательным, а его условия сознательно делали сложными. Все эти правила и еще одна дополнительная трудность - большой вступительный взнос или обязанность устраивать дорогостоящие праздники - имели своей целью не допускать к званию мастера основную массу рабочих. В Брюсселе простого лудильщика попросили заплатить 300 флоринов за разрешение открыть свою мастерскую. Этапы, которые соискатель должен был пройти, чтобы стать мастером, становились все многочисленнее и длиннее, и стажировка в качестве ученика подмастерья стала обязательной; иногда они продолжались целых двенадцать лет, и этот срок сокращали только сыновьям мастеров. Подмастерья и ученики сдавали экзамены, платили вступительные взносы и другие сборы, что давало мастерам деспотическую власть над ними. Все соединилось для того, чтобы удерживать массы рабочих в этом безвыходном положении ради пользы малого числа привилегированных особ, которые получали вознаграждение за их труд. Только в свободных ремесленных союзах и в нескольких корпорациях по-прежнему были правилом жизнь коммуной, скромный размер предприятия и малое число подмастерьев и учеников; там продолжали существовать прежние сердечные отношения и равноправие членов союза. Но всюду, где монополистическая политика мастеров одерживала победы, подмастерья вступали в конфликт с мастерами или объединялись в отдельную общественную группу, интересы которой отличались от интересов их нанимателей. Правила гильдий служили теперь только средством, чтобы надеть на рабочих невыносимо тяжелое ярмо, - не разрешали им работать ни на кого, кроме их хозяина, у которого они находились в жесткой зависимости, не признавали за ними законного права ни на какую прибавку к зарплате (так, например, произошло после эпидемии Черной смерти) и предоставляли им лишь скромное место на собраниях в ремесленных союзах и даже в братствах.

Подмастерья, страдавшие сразу и от оскорбления их человеческого достоинства, и от ущемления их интересов, решили, что их собственные корпорации, соперничающие с гильдиями, станут для них гарантиями свободы, равенства и справедливости, а также средством защиты, которую им больше не давал привилегированный ремесленный союз. В последнее столетие Средних веков стали возникать довольно многочисленные гильдии подмастерьев, которые во Франции получили название compagnonnage (товарищество. - Пер .), а в Германии bruderschaften (братства. - Пер .). Эти союзы рабочих были основаны и часто получали официальное признание под предлогом богоугодных дел, благотворительности или профессионального обучения. Порой их создавали без разрешения, и тогда это были тайные общества, где были в ходу загадочные обряды. Они вырывались за пределы жестких рамок одного города и охватывали целые области и страны, образовывали (например, в Рейнланде) настоящие федерации и заключали между собой договоры о союзе и взаимопомощи.

Эти новые объединения облегчили для своих членов приобретение профессиональных навыков, организуя их переезды из одного города в другой или из одной страны в другую, а также учебные поездки по всей Франции или по всей Германии, которые во второй из этих стран иногда продолжались целых пять лет. У них повсюду были помощники, с которыми они переписывались, и они могли обеспечить рабочих жильем и работой на справедливых условиях. При необходимости они могли заставить мастеров заключать договоры на выгодных подмастерьям условиях; иногда выгоды такого союза были доступны даже для женщин. Союзы подмастерьев имели своих чиновников, совет организации, членские взносы, казну, праздники и пиры, даже свою полицию и тайные встречи членов союза, примерно такие, как у «вольных каменщиков» - союзов строителей, которые стали прародителями масонских лож, то есть с романтичными обрядами приема в союз, клятвами и тайными знаками, посредством которых члены союза передавали друг другу сообщения. Более того, члены этих союзов были нетерпимы к чужакам, считали себя избранными и боролись против независимых рабочих (которых французы прозвали «лисами» и «дикарями»), чтобы принудить их к вступлению в свой союз. Они заявляли, что только они имеют право распределять подмастерьев по рабочим местам, устанавливать условия работы и размер зарплаты. Таким образом, они создали что-то вроде чернового варианта Первого рабочего интернационала, рядом с которым существовало бесчисленное множество других местных групп, братств, confrйries , которые имели в основном религиозные задачи, но могли быть использованы рабочими для организации взаимопомощи и обороны, хотя церковь и государственная власть не одобряли это, а иногда и запрещали.

Некоторые из рабочих мелкой промышленности, несмотря на объединение подмастерьев в организации, были вынуждены согласиться навсегда остаться подчиненными, жили под управлением своих мастеров и принимали ту зарплату, которую им навязывали правила гильдии или постановления городских властей. Эти люди пополняли ряды городского пролетариата, но главным элементом этого класса все же были наемные рабочие крупной промышленности.

Эти рабочие крупных предприятий теперь стали более многочисленными, чем в предыдущую эпоху, и господство над ними крупных предпринимателей было сильнее, чем когда-либо раньше. Предприниматель раздавал им заказы по своему усмотрению, покупал изготовленную ими продукцию, платил им нищенскую зарплату, которой хватало, только чтобы не умереть от голода, обязывал их брать часть зарплаты натурой по произвольно установленным ценам и держал их в зависимости от себя с помощью умело рассчитанной системы авансов, которая втягивала их в долги и оставляла беззащитными перед кризисами перепроизводства и безработицей. Поэтому такие пролетарии были людьми всегда неспокойными и недовольными; это недовольство находило выход в забастовках или заключении союзов, которое сопровождалось бойкотами, если оказывалось невозможно ни умиротворить рабочих с помощью третейского суда, ни подавить их выступление силой. Поэтому же происходили попытки восстаний и революций, которые не один раз приводили к беспорядкам и кровопролитию в городах. Обычно пролетариат добивался лишь кратковременного успеха, который к тому же был омрачен насилием, нетерпимостью и тиранией. В конце концов победа оставалась за теми силами, которые традиционно защищали порядок и привилегии мастеров.

В это же время стали развиваться два присущих пролетариату зла - бродяжничество и нищенство. Целые толпы недовольных своей жизнью рабочих перебирались из одной страны в другую в поисках заработка. Именно так 20 тысяч рабочих из Нормандии во время Столетней войны эмигрировали в Бретань, другие нормандские рабочие добрались даже до Германии, множество фламандских рабочих пересекало Ла-Манш или Рейн, а немецкие рабочие расходились по Италии, Франции и Англии. В это же время преобразования в промышленности и становившаяся все сильнее, как ни мешали этому правила гильдий, конкуренция со стороны женщин и сельских жителей, которых предпочитали нанимать крупные предприниматели, а также иностранцев, стали причинами кризисов занятости - длительных периодов безработицы, породившей нищенство среди пролетариата. Толпы оставшихся без работы рабочих и других несчастных бедняков наполняли беднейшие кварталы и предместья городов в таком огромном количестве, что во Флоренции было 22 тысячи нищих, или же шли из города в город, прося милостыню. Во Франции их называли quйmans или quaпmans .

Так в средневековую жизнь в ее завершающие годы прокрались две силы, нарушившие ее равновесие, - капитализм вверху и пауперизм внизу; к счастью, область их действия еще была ограниченна. Основная часть промышленных и коммерческих слоев общества, за исключением капиталистической буржуазии, с одной стороны, и пролетариата, с другой, жили в условиях более близких к достатку, чем к бедности, - по меньшей мере, в тех странах, которые не страдали от войны или других кризисов. У представителей средней и мелкой буржуазии часто были небольшие состояния. Организация мелкой промышленности всегда способствовала стабильности и гарантировала большинству ремесленников и мелких мастеров некоторый достаток. Даже рабочие при таком строе продолжали получать пользу от правил, которые защищали их от конкуренции, обеспечивали им право на труд и оберегали от переутомления.

Более того, рабочие получили выгоду от всеобщего повышения зарплат - в результате нехватки рабочих рук после великих эпидемий, - которому были бессильны помешать все указы правительства. В Италии и Испании новые зарплаты имели размер от двух до трех прежних. Средняя дневная зарплата итальянского рабочего увеличилась от 0,41 до 1,54 франка. Власти Франции указом от 1350 г. безуспешно попытались ограничить повышение зарплаты третьей частью ее прежней величины и ограничить дневную зарплату строителей пределами от 16 до 32 денье, в зависимости от времени года - зимы или лета. Этот указ был таким неудачным, что в Пуатье плотники, которые в 1349 г. зарабатывали 2 су, стали в 1422 г. получать 5 су, в 1462 г. 6 су, а в Париже строитель в 1450 г. получал эквивалент 4,6 франка - столько же, сколько наемный рабочий из того же союза зарабатывал в середине XIX в. В Англии рабочие этой же профессии зарабатывали в день 6 вместо 3 денье, а другие получали 5,5 вместо 3,5 денье. Торольд Роджерс утверждает, что реальная зарплата английского рабочего тогда была вдвое больше, чем в XII или XVII в. В Германии зарплаты в некоторых группах профессий в течение XV в. поднялись с 13 до 25 денье, а лодочник на Рейне зарабатывал в день целый флорин. В Вестфалии и Эльзасе номинальная и реальная зарплата стали равны, то есть работнику в точности хватало его зарплаты, чтобы оплатить расходы на жизнь.

Для мастеров и рабочих мелкой промышленности в большинстве стран материальные условия жизни остались по меньшей мере комфортными. В Италии, Нидерландах и Германии они даже были очень благоприятными: эти страны быстро преодолевали последствия кризиса населения и экономически были более процветающими, чем другие области Запада. Как и в предыдущий период, наемные рабочие крупной промышленности жили в нищете, в лачугах и предместьях городов, мастера и подмастерья мелкой торговли и промышленности были достаточно обеспеченными людьми, и главная составная часть достатка - пища - у них, видимо, имелась если не в изобилии, то в большом количестве, в особенности это касается Рейнланда, Фландрии и Англии. Во Франкфурте в XV в. потребление мяса достигало величины от 125 до 150 килограммов на человека в год - столько же, сколько в начале XIX в. Один тогдашний путешественник отметил, что в Нидерландах и Англии «от излишней еды и излишнего питья умирает больше людей, чем от мук голода». В городах никогда не было большего количества праздников и кабачков, большего пыла в азартных играх и большей моральной распущенности; во Флоренции и в Венеции было от 12 до 14 тысяч проституток. Никогда городское население не было и более легким на подъем, более готовым к солидарности и благотворительности, более склонным радушно принимать новые идеи, которые скрытно распространялись среди масс в облике религиозной реформы. И никогда оно не осознавало так ясно свои права и не действовало с такой дерзостью ума и силой характера, когда желало отстоять эти права и добиться победы.

Последний из Средних веков - это в первую очередь и главным образом век великих городских революций. Хотя в предыдущем периоде под давлением рабочих общественный строй в городах Запада, как правило, претерпел изменения, сделавшие его более демократичным, народ по-прежнему далеко не был господствующим элементом городского населения. Иногда - как было в Германии - патрициату удалось сохранить часть своей власти; иногда - например, во Фландрии - демократия рабочих должна была разделить власть с буржуазией; иногда - например, во Франции - буржуазный слой чиновников и купцов или мастеров главных ремесел становился правящим слоем в городе; иногда - как было в Чехии - должности чиновников в городах забирали в свои руки представители среднего класса не местного происхождения (то есть немцы. - Ред .); иногда же, как было во Флоренции, крупная и мелкая буржуазия объединялись и изгоняли пролетариат из городского правительства.

Низшие классы желали воспользоваться широкими привилегиями, которые имели органы городской власти, облегчить себе бремя налогов и военных повинностей, которые буржуазия предпочитала взваливать на их плечи, а не нести сама, и помешать капиталистам и буржуа изменять условия труда по собственному желанию. Поэтому низы поставили себе целью завоевать политическую власть. Правда, они не всегда ограничивались тем, что требовали равноправия и справедливого суда от коммунальной администрации; много раз они мечтали о синдикалистском правительстве, классовом господстве, диктатуре пролетариата, которая бы осуществлялась ради них за счет других слоев общества. Вот откуда жестокий, насильственный и трагический характер большинства этих городских революций; некоторые из них даже были всего лишь вспышками слепой народной ярости, вызванной ненавистью или нищетой.

Повсюду, от Востока до Запада, во второй половине XIV в. поднимался этот сильнейший революционный ураган. В Салониках (Фессалонике) в 1342-1352 гг. моряки и ремесленники установили что-то вроде красного террора, который принял форму резни и грабежей; и в течение десяти лет богачи ( archontes ), землевладельцы, промышленники и духовенство жили под этим гнетом. В Италии завязалась борьба между жирными и тощими , то есть между крупной буржуазией из мастеров и капиталистов, с одной стороны, и плебеями (мелкими ремесленниками и пролетариями) - с другой. В Королевстве обеих Сицилии королевская власть прекратила эту борьбу тем, что закрыла ремесленникам доступ в городские правительства. Но в Риме народный трибун, мечтатель Кола ди Риенци попытался (1347) при поддержке народа свергнуть власть дворян-патрициев; а в Болонье (1376), Генуе (1339) и Сиене (1355-1370) народные массы пытались стать полными хозяевами городских органов власти. Во Флоренции наемные рабочие крупной индустрии, которых называли piccolini (малые люди. - Пер .) или poplani (простолюдины. - Пер .), лишенные политических прав, вначале объединились вокруг диктатора - французского авантюриста Готье де Бриена, герцога Афинского (1342). Затем, когда их заставил пойти на крайние меры закон от 1371 г., лишивший их всякой надежды выплатить долги предпринимателям, они организовали знаменитое восстание чомпи (это слово означает «чесальщики шерсти». - Пер .). Под руководством умного и энергичного чесальщика шерсти Микеле Ландо они заставили буржуазию принять их в число официально признанных гильдий, называвшихся arti , предоставить их представителям места в правительстве, освободить от юрисдикции доверенных лиц крупных промышленников и провозгласить отсрочку на двенадцать лет платежей по долгам для всех наемных рабочих. Но скоро восставших увлекли за собой экстремисты, и рабочие провозгласили анархическую кровавую диктатуру одного пролетариата, который они почтительно называли Божий народ. Этим они вызвали к жизни реакцию, которая уничтожила пролетарскую революцию за несколько недель (июль 1378 г.). Единственным результатом этих беспорядков было то, что итальянская буржуазия бросилась в объятия просвещенных деспотов, которые стали называться князьями и в XV в. установили мир в коммунах - благодаря тому, что поработили их.

Но нигде в этих революционных чувствах не было такого мистического пыла, такого стремления распространить свои идеи в других странах и такой ожесточенности в борьбе за удовлетворение классовых требований трудящихся и за диктатуру трудового народа, как в Нидерландах. Там сотни тысяч людей с неукротимой энергией и выдающейся отвагой (которые были запятнаны отвратительными крайностями) боролись против дворянства, духовенства и, в первую очередь, против буржуазии за победу своих идеалов. Они мечтали об имущественном равенстве всех людей и об уничтожении всякой иерархии и власти, кроме власти людей, живущих трудом своих рук. Первый подобный опыт был уже осуществлен в Ипре и Брюгге (в 1323 и 1328 гг.) во время жакерии в приморской Фландрии под предводительством двух рабочих, Вильгельма (Гийома) де Декена и Якоба (Жака) Пейта, которые объявили войну всем богачам и священникам и правили с помощью террора, пока буржуазия, объединившись с дворянством, не разгромила восставших возле Касселе (1328). Вторую попытку, более длительную и еще более мощную, предпринял красноречивый и отважный трибун, сам принадлежавший к крупной буржуазии, - торговец тканями Якоб ван Артевельде. Добившись союза между рабочими и частью буржуазии, он сумел осуществить свой план - установил господство Ген-та во Фландрии при помощи английского короля (1338-1345). Но вскоре его опередили в гонке за власть ткачи с их демократией, которым не терпелось установить правление одного лишь рабочего класса. Их диктатура, начатая восстанием, в котором Артевельде погиб, использовала как методы принудительные займы, резню, конфискации и грабеж. Она настраивала рабочих против рабочих и заставила суконщиков (которые были побеждены 2 марта 1845 г.) выйти в бой против ткачей. Кончилось это падением диктатуры (13 января 1349 г.), против которой объединились государи, дворяне, духовенство, крестьяне, буржуа и мелкие ремесленники. Часть побежденных эмигрировала в Англию; остальные стали готовить реванш и сделали попытки вернуться к власти - одну в 1359 г. и другую, главную, в 1378 г.

На этот раз рабочее движение в Генте едва не получило огромный отклик на Западе, и гентские рабочие чуть было не развязали мировую революцию. Руководители Гента старались установить чисто рабочую диктатуру, разорить и уничтожить буржуазию и поднять подмастерьев против мастеров, наемных рабочих против крупных предпринимателей, крестьян против феодалов и духовенства. Пишут, что они замышляли истребить всю буржуазию, за исключением детей шести лет и младше, и то же сделать с дворянством. Рабочие Гента, которые были хозяевами Фландрии, под началом двух предводителей - Филиппа ван Артевельде и ткача Акермана - четыре года заставляли дрожать от страха официальные правительства. Этому кошмару положила конец битва при Розебеке в конце ноября 1382 г., в которой погибло 26 тысяч пролетариев. Ни одно другое движение не достигало такого размаха, но вспышки народных восстаний в Льеже в 1330 и 1343 гг., в Лувене в 1340 г., в Брюсселе в 1359, 1366 и 1368 гг. и в Брюгге в 1359, 1366, 1367 гг. показывают, как упорно трудящиеся Нидерландов не желали расстаться с надеждой на обновление общества. В XV в. территория этого движения понемногу уменьшилась до Брюгге и двух главных центров, Гента и Льежа, и в этих городах его окончательно подавила власть верховных правителей.

В остальной Европе, особенно на Западе, мечты трудящихся были не такими дерзкими. Эти слои населения ограничивались тем, что с большим или меньшим успехом требовали себе место в органах городской власти или пытались реформировать структуру городского правительства. Например, в Германии ряд восстаний - в Кельне (1396), Страсбурге (1346-1380), Регенсбурге, Вюрцбурге, Бамберге, Ахене, Хальберштадте, Брауншвайге, Магдебурге, Любеке, Ростоке и Штеттине - заставил буржуа-патрициев отказаться от монополии на власть и дать гражданские должности представителям ремесленных союзов. В этих городах был по-настоящему либеральный режим. В Испании же крупные буржуа - «почтенные граждане» ее восточных городов Паламоса, Фигераса, Барселоны, Валенсии и Пальмы - были вынуждены (после упорного сопротивления) смириться и поделиться властью с ремесленниками ( menestrals ), в Кастилии ремесленное сословие не смогло отвоевать гражданские должности у дворян и богатых буржуа. В Чехии и Польше, Франции и Англии демократические городские правительства в большинстве случаев пришли в упадок - так случилось в Париже, Реймсе, Руане, Вердене, Монпелье и Ниме - или же лишь с трудом удерживали немногие из своих прежних завоеваний, как было в Амьене и Лондоне.

К тому же коммерческим и промышленным сословиям обычно не удавалось дать городам стабильные и беспристрастные учреждения власти. Рабочие-демократы или буржуа-аристократы имели в своих душах только одно общее чувство - муниципальный патриотизм, который часто побуждал ее с достойным восхищения усердием хранить автономию, величие и славу их городов. Но повсюду, кроме тех городов, где было установлено смешанное правительство, для администрации был характерен кастовый эгоизм, совершенно противоположный чувству справедливости и истинному равенству. Они добивались монопольного владения властью и должностями то от имени буржуазии, то от имени народа. Их деспотическое правление в одних случаях было направлено против богатой буржуазии, в других действовало во вред ремесленникам и наемным рабочим. Сами рабочие, когда одерживали верх, тоже не ограничивались подавлением буржуазии, но разрывали в клочья и друг друга. Каждый класс во время своего правления учитывал одни только собственные интересы, а потому старался руководить трудом и регулировать производство, иногда распределяя богатства страны так, чтобы было выгодно именно ему. В буржуазной и в пролетарской среде проявлялись одни и те же склонность к интригам и жажда власти. Буржуа при распределении муниципальных должностей часто давали богатству преимущество перед талантом, а пролетарии слепо верили самым недостойным авантюристам и самым лживым демагогам. В Париже они провозгласили своим вождем скорняка, в Генте уличного певца, а в Льеже мостильщика улиц. Ни то ни другое сословие не умело поддерживать порядок и честность в своих делах.

О том, чтобы преодолеть узость своих взглядов, порожденных прежней городской экономикой, они тоже даже не думали. У них была лишь одна идеальная цель - сохранить и расширить привилегии лишь одного их города и различных групп его населения. Поэтому они были готовы защищать свои коммерческие и промышленные монополии даже силой оружия. Брюгге объявил своим исключительным правом торговлю шерстью и пряностями в Нидерландах, Гент - торговлю зерном, а Мехелен - солью и рыбой. Экономическое соперничество сталкивало в борьбе Венецию и Геную, Брюгге и Слейс, Гент и Брюгге, Мехелен (Малин) и Антверпен, Дордрехт и Амстердам, Париж и Руан. Иногда город стремился создать себе только ему подвластную территорию - область его колониального или коммерческого господства. Так Гент, Ипр и Брюгге поступили во Фландрии, Генуя в Лигурии, Флоренция в Тоскане, Венеция в Ломбардии, а Барселона в Каталонии. Повсюду города подчиняли себе соседние с ними сельские территории и старались превратить живших там крестьян в своих послушных поставщиков, при этом запрещая им заниматься какими бы то ни было ремеслами, оберегая права союзов городских ремесленников.

Этим города открыли путь для власти верховных правителей, которая вторглась в их жизнь и занялась восстановлением порядка и социального равновесия в городах, но для этого взяла их под более или менее строгий контроль. Однако и эта новая власть, в свою очередь, спровоцировала новый ряд революционных выступлений своей склонностью становиться на сторону богатых слоев городского общества, насильственными изменениями налоговой политики городов и произволом своих администраторов. Самыми знаменитыми из этих восстаний стали те, которые произошли в крупных городах Франции и Нидерландов. В Париже в 1356 и 1358 гг. восстание, вождем которого был богатый торговец тканями Этьен Марсель, получило поддержку главным образом от торговой буржуазии и гильдий ремесленников, которые оказали помощь в знаменитый день 22 февраля 1358 г. и под влиянием которых были составлены некоторые статьи великого декрета о реформе, который стал попыткой искоренить злоупотребления королевской администрации.

Через 22 года, в 1379-1382 гг., новое восстание с центром в Париже пронеслось, как смерч, от Лангедока до Пикардии, от Монпелье, Каркасона и Безье до Орлеана, Санса, Шалона, Труа, Компьеня, Суасона, Лана, Руана, Амьена, Сен-Кантена и Турне. Городские сословия, уставшие от деспотизма королевской власти в налоговых и административных делах, снова атаковали центральную власть. Это движение потерпело неудачу, ответом на него стало наступление на политические привилегии ремесленных гильдий, а в некоторых городах, например в Амьене, представители гильдий были уволены с главных муниципальных должностей. В Безье сорок ткачей и из числа тех, кто работал сам, были повешены, а в Париже и Руане власти сурово обошлись с гильдиями ремесленников. Третья попытка - парижская революция 1438 г. - закончилась возвращением к власти рабочей демократии, на короткое время заключившей союз с буржуазией, и привела к новой попытке административной реформы - Кабошьенскому ордонансу - указу, который не дал ожидаемых результатов из-за гражданской войны и террора, вождями которого были мясник Кабош (по его имени восставшие получили прозвище «кабошьены». - Пер .) и палач Капелюш (1413-1418). В итоге центральное правительство одержало победу, и после этого буржуазия в городских коммунах стала мудрее, а простолюдины-ремесленники - немного спокойнее, а потому им было оставлено право определять направление городской политики. То же самое произошло в Нидерландах, когда герцоги Бургундские подавили последние партикуляристские восстания в Генте (1431, 36, 48), Льеже и Динане (1408, 66, 68). Итак, Средние века приближались к концу, и в итоге городская экономика везде, кроме Германии, исчезла, а национальная восторжествовала.

Но, несмотря на революции и междоусобные конфликты, торговая и промышленная экспансия была так сильна, что городская жизнь не только не пришла в упадок, а, наоборот, наполнилась новой силой. На Востоке Константинополь, Фессалоника (Салоники) и Афины сияли последним блеском своей славы. Франция, пострадавшая от войн с Англией, все же имела большие и жизнеспособные города, в том числе Париж (где в XV в. было 300 тысяч жителей), Лион, Бордо, Реймс, Руан и Амьен. В Центральной Европе Прага имела около 100 тысяч граждан; общее число жителей Лондона достигло 35 тысяч; Испания изобиловала маленькими городами, Барселона, королева испанских городов, насчитывала 60 или даже 70 тысяч жителей, а Валенсия и Пальма по количеству населения ненамного уступали ей.

Однако главными центрами городской жизни были, с одной стороны и в первую очередь, Италия, где Венеция, имевшая 190 тысяч жителей, и Флоренция, в которой их было 100 тысяч, лишь незначительно опережали Милан и Геную и были первыми среди 120 других городов, больших и малых; а с другой - Нидерланды, где, помимо Брюгге со 100 тысячами жителей, был Гент, видимо имевший их 80 тысяч, и Ипр с 40 тысячами. Фландрия выглядела как «один большой город» - настолько преобладало в ней городское население. В Брабанте горожане составляли не менее четверти всех жителей. Это время стало золотым веком и для городских республик Германии, из которых главными были Кельн с 40 тысячами жителей и целая группа городов, где, как правило, насчитывалось от 5 до 20 тысяч человек населения, - Базель, Страсбург, Аугсбург, Нюрнберг, Регенсбург, Вена, Констанц, Шпейер (Шпайер), Трир, Франкфурт, Майнц, Магдебург, Эрфурт, Любек и Бреслау (Вроцлав).

Города, в первую очередь западные, охватила благородная страсть к состязанию друг с другом. Они украшали себя великолепными памятниками, дарили себе множество благотворительных учреждений, развивали образование всех уровней - и больше, чем когда-либо до этого, растили в своих стенах литературу и науку, благодаря чему сыграли видную роль в литературном и художественном возрождении XIV и XV вв. Благодаря экономической активности буржуазного и рабочего классов городская цивилизация перед тем, как угаснуть под давлением национальной экономики и монархической власти, последний раз вспыхнула великолепным блеском, который предвещал величественное сияние современной цивилизации.

 

ГЛАВА 4 Трудности колонизации и сельскохозяйственного производства. - Изменения в распределении земельной собственности и в положении сельских групп населения в конце Средних веков. - Крестьянские восстания

Для сельского хозяйства конец Средних веков был временем резких контрастов. Некоторые страны и области, например Восточная Римская империя, Богемия (Чехия) и Венгрия, стали более бедными и менее населенными, другие же, например Швеция, Ирландия и Шотландия, были не в состоянии выйти из бедности. Франция, самая процветающая страна Запада, стала, по словам Петрарки (1360), «грудой развалин». От Луары до Соммы не было ничего, кроме «невозделанных полей, которые заросли ежевикой и кустарником», как сказал епископ Тома Базен в 1440 г., когда треть территории страны осталась необработанной. Но в других странах и областях, которым повезло больше, землю продолжали использовать с максимальной отдачей. В Италии было продолжено укрепление берегов реки По от места ее слияния с рекой Ольо. Ряд болот ( polesine, corregie ) в Ломбардии и Тоскане был превращен в обработанные польдеры, от каналов Навильо-Гранде и Навильо-Интерне были проведены оросительные каналы и канавы, не считая каналов Мартезана, Панарелло и Кьяро, и поля Ломбардии и Модены стали плодородными. Такие же работы были проведены в Восточной Испании.

В Нидерландах продолжалась постройка сооружений для защиты от моря, которое в 1377 и 1421 гг. поглотило девяносто поселков и увеличило залив Зейдер-Зе. В конце XV в. были укреплены плотины и отвоевано 1100 квадратных километров польдеров. От Вислы до Немана под покровительством Тевтонского ордена было ускорено создание пашен- werder . В Венгрии при королях Анжуйской династии и в Польше при Ягеллонах активно велась расчистка земель от леса, и то же происходило на прибалтийских землях, занятых скандинавами. И наконец, на востоке купцы из Новгорода и великорусские монахи и крестьяне из Московии (Русского государства. - Ред .) продвигались через болота и леса, выполняя великий труд по освоению финских и татарских земель, который сделал Россию хозяйкой огромной территории между средним течением Волги, Северным Ледовитым океаном и Обью (1363-1489). (Западная Сибирь была подчинена только в 1582-1598 гг., но уже в 1639 г. русские [москвитяне] вышли к Тихому океану. - Ред .)

Народ предпочитал «поворачиваться лицом» к самым выгодным видам производства, следовать за колебаниями спроса и изменениями ситуации на иностранных рынках и действовать исходя из природных возможностей каждого края. Жители приморских стран и областей северо-запада и севера Европы - норвежцы, англичане, шотландцы, ганзейцы, нидерландцы - получали все больший доход от своих рыбных промыслов, особенно от добычи сельди - главной пищи народа. В Нидерландах этим были заняты 40 тысяч судов, к тому же эта страна извлекала пользу из нового, изобретенного голландцем Виллемом Бейкельцоном (ум. 1397), способа хранения этой любимой рыбы народных масс, который облегчал ее экспорт, - упаковки сельдей в бочонки и бочки. От норвежского Нордкапа до испанской Галисии моряки выслеживали и добывали китов, тюленей и, в первую очередь, треску, которую они искали даже возле далекого Ньюфаундленда, далее давая Гольфстриму нести к Европе их суда.

Англия постепенно лишалась своих лесов, но в это же время Нидерланды, Италия и Испания, а также северные, восточные и центральные земли Европы получали все больше пользы от своих лесных ресурсов. В Италии и Англии государи и феодалы увеличивали число своих конных заводов. Разведение вьючных, боевых и беговых лошадей процветало в местностях, богатых травяными лугами, и также процветало разведение крупного рогатого скота в альпийской зоне - такие западные страны снабжали остальную Европу мясом, беконом и салом. В Нидерландах был изобретен откорм скота репой и бобовыми растениями. Нехватка рабочих рук после эпидемии Черной смерти в сочетании с тем, что для разведения овец требовалось сравнительно мало труда и «небольшие расходы», с растущим спросом на шерсть и высокими ценами на нее, привело к преимущественному развитию одной из разновидностей пастбищного скотоводства, а именно овцеводства. В большинстве европейских стран оно снова стало весьма распространенным, а в Центральной Италии, Кампании, Кастилии и Верхнем Арагоне и, наконец, в Англии овцеводство даже сильно потеснило выращивание зерновых. В Испании в XV в. крупнейшее объединение овцеводов, которое называлось Места, сосредоточило в одних своих руках 2 миллиона 694 тысяч из 10 миллионов овец, которых имели тогда жители Пиренейского полуострова. В Англии крупные землевладельцы имели стада овец численностью от 4 до 25 тысяч голов: этот вид сельского хозяйства привлекал их тем, что был в десять, а то и в двенадцать раз доходнее, чем выращивание зерна. В 1400 г. англичане экспортировали 130 тысяч тюков тонкой шерсти весом 364 фунта каждый, а это очень большая цифра, и стали хозяевами на рынке шерсти, оттеснив с первого места испанцев.

Новые же страны, напротив, стали уделять больше внимания выращиванию зерна. Пруссия, Польша и Венгрия именно в те годы вошли в число крупнейших производителей зерна, встав в один ряд со старыми центрами его производства, например с Францией. В Нидерландах и Англии, где применялись интенсивные методы земледелия, фермерам удавалось получать урожай семь к одному вместо четырех к одному. В богатых странах Запада стали развиваться плодоводство, цветоводство и лесоводство; именно в те дни приобрели известность фламандские цветоводы и мастера по выращиванию саженцев из Нюрнберга и Аугсбурга. Виноградарство, проявлявшее тенденцию сосредотачиваться в отдельных местностях, развивалось в Италии, Испании, Франции, Рейнланде и Венгрии. Итальянские и испанские вина пришли на смену винам с византийского Востока (захваченного турками), а французские сохраняли свою популярность. В начале XV в. Бордо по-прежнему экспортировал от 28 до 30 тысяч бочек вина в год. Прогресс промышленности способствовал выращиванию текстильных и красильных растений.

Падение производства в одной части Европы уравновешивалось его ростом в другой ее части. Рост цен на продукцию сельского хозяйства был благоприятен для развития земельной собственности в тех местностях, которые обладали необходимыми преимуществами. Во Франции, страдавшей от войны, цена земли с 1325 по 1450 г. понизилась в два раза, а в Нормандии даже упала до необычно низкого уровня - с 325 до 23 франков за гектар; но в государствах герцогов Бургундских, а также в Италии, Англии, Нидерландах, Южной Германии и Восточной Испании земля, наоборот, стала дороже.

Продолжался распад земельной собственности. Его можно сравнить с расколом глыбы вдоль трещин, образовавшихся в предыдущий период. Коллективизм в сельском хозяйстве окончательно исчез даже в германских странах. В большинстве случаев единственными его следами были общинные земли, площадь которых по-прежнему была большой в Скандинавских странах, Восточной и Центральной Европе и гористых местностях Запада - таких, например, как Северная приальпийская Италия, где общинам принадлежала шестая или седьмая часть всей территории, - и даже на севере Испании. Земли повсюду были огорожены, и основная часть их присвоена другими владельцами. Продолжали увеличиваться крупные земельные владения государства, высшей аристократии и церкви. Государи повсюду старались снова создать себе огромные личные владения. В Московии они требовали себе три пятых всех земель, а в Молдавии и Валахии - всю землю страны. Во Франции короли из династии Валуа, несмотря на свою щедрость, получали с государственных земель доход в 4 миллиона ливров, а герцоги Бургундские получали с земель своего государства 160 тысяч золотых экю. В Англии короли из Йоркской династии в 1460 г. завладели пятой частью земель. Но эти суверены были не в состоянии сохранить свою собственность целой и постоянно отрезали от нее куски для церкви и аристократов.

Несмотря на принятые везде меры, чтобы помешать расширению действия права мертвой руки, земельные владения церкви приобрели чудовищный размер, а потому возбуждали аппетит алчных светских феодалов и вызывали у них желание секуляризировать эти земли. В Королевстве обеих Сицилии, а также в Центральной и Северной Италии духовенство в XV в. владело двумя третями, а иногда и четырьмя пятыми земли; в Венецианском государстве земельный капитал духовенства стоил 129 миллионов экю. В двух Кастилиях церковь, которой принадлежало от трети до пятой части всей земли, имела доход в 10 миллионов дукатов. В разоренной войной Франции церковь так успешно восстановила свои земельные богатства, что за 50 лет они выросли с четверти до половины всей земли этой страны, а доход, который церковь получала со своих земель, был больше, чем у государства, а именно 5 миллионов турнейских ливров (100 миллионов франков). Доход английского духовенства был в двенадцать раз больше, чем у английского короля, и оно владело такой же частью земель страны, как французское. В Германии, Скандинавских странах и Восточной Европе эта величина достигала трети, половины или даже двух третей.

Меньшинство населения - крупные феодалы, бароны, землевладельцы, магнаты, суверенные правители феодальных земель ( landesherren ) иногда имели огромные поместья, которые они в Испании и Англии называли словом «государство» ( estados, estates ). Иногда их земли состояли из многих частей, а иногда представляли собой единое целое. В Италии один аристократ из рода Колонна в XV в. имел 97 феодов и 150 тысяч вассалов; в Кастилии аристократ из рода Виллена имел 30 тысяч арендаторов- цензитариев и доход в 100 тысяч дукатов; один из герцогов Орлеанских имел доход в 540 тысяч ливров, а один из герцогов Анжуйских - 400 тысяч; один из семейства де ла Тремуйль - 336 тысяч, один из Роганов - 280 тысяч. В Англии лорд Кромвель получал со своих земельных владений 66 тысяч фунтов стерлингов, а каждый из немецких князей имел земли, дававшие в среднем 240 тысяч марок дохода, то есть десятую часть того дохода, который позже получал император Карл V. Но все они были только очень незначительным меньшинством. Основная масса дворян в большинстве стран - исключений было очень мало, и в их числе Англия - не занималась обработкой своих земель, а отдавала свои поместья одно за другим в чужие руки, чтобы заплатить долги или свести концы с концами.

Обычно их преемниками в этих случаях становились богатые буржуа, которые трудились, чтобы составить себе состояние на земле с помощью договоров копигольда, иначе называвшихся accensements , и освоения новых земель, а также путем покупки. Они владели прекрасными фермами, которые были хорошо обеспечены скотом, - такое хозяйство, например, было у канцлера д'Оржемана в Гонесе (1358). Иногда они даже соперничали с крупными феодалами: Жак Кер имел двадцать пять поместий, а канцлер Николя Ролен был одним из крупнейших землевладельцев Бургундии. Бладелен, казначей Филиппа II Доброго, употребил значительную часть своего состояния на осушение польдеров. Средние и низшие слои буржуазии и даже городские ремесленники, следуя примеру этих великих буржуа, жаждали владеть землей и приобрели много земельных наделов; так же поступали и коммуны. В итоге один торговец дорогими материями из Лондона в XV в. оставил в наследство своим детям несколько сельских усадеб, а в Йорке повар, кузнец и красильщик имели земельную собственность. Такие случаи были еще чаще во Франции, в Нидерландах, Италии и Рейнланде, где среди горожан не было ни одного человека, даже бедняка, который не мечтал бы о маленьком земельном владении и деревенском доме.

Среди сельских слоев общества стран Запада тоже увеличивалось число мелких землевладельцев, хотя в Восточной и Северной Европе, где раньше они были очень многочисленны, их стало меньше. На западе Европы возникло сельское третье сословие, которое иногда - как в Центральной и Северной Италии - пользовалось поддержкой государственных властей, которые предоставляли ему преимущественное право на покупку недворянских земель.

Во Франции крестьяне так жаждали владеть землей, что в XIV и XV вв. в некоторых ее провинциях в 60 процентах случаев перехода земли от одного владельца к другому новым хозяином становился крестьянин. В итоге крестьяне-землевладельцы взяли в свои руки пятую, а в некоторых местностях даже третью часть земель этой страны. Правда, крестьяне могли создать только очень малые по размеру земельные владения, а крестьяне-собственники, имевшие от 10 до 50 гектаров земли и несколько упряжек быков, в некоторых областях составляли не больше шестой части всего крестьянского населения. В Англии эти свободные крестьяне-землевладельцы, чьи веселые лица оживают для нас на страницах сочинений Чосера (Джефри Чосер - самый знаменитый английский поэт, жил во второй половине XIV в. - Пер .), жили в поместьях, средний размер которых равнялся 80 акрам, которые давали им доход примерно 20 фунтов в год. В немецком Рейнланде мелкие поместья собственников-крестьян имели размер не больше чем от 20 до 30 акров каждое. Большинство мелких землевладельцев-крестьян имели лишь небольшой доход, но и он постоянно был под угрозой из-за все большего дробления имений. В Рейнланде, например, размер крестьянского земельного владения за рассматриваемый период уменьшился на три четверти. Крестьянам приходилось употреблять все свое упорство и всю бережливость, чтобы их маленькие сельские имения не распались на части, и потому они все же укрепляли целостность своих владений и расширяли их границы.

Основная масса сельского населения в то время состояла из арендаторов-цензитариев, которые были не полными собственниками, а только бессрочными пользователями земли. На западе Европы они завоевали себе свободу, и ее больше никто не осмеливался ставить под сомнение. В Англии количество несвободных крестьян едва достигало 1 процента всего крестьянства. Во Франции священным правилом было, что каждый француз родился свободным. В Нидерландах эшевены (члены городской управы. - Пер .) Ипра гордо заявили, что они «никогда не слышали, чтобы при них говорили о людях крепостного состояния или о крепостных по праву мертвой руки». Снова оживился и стал распространенным натуральный обмен; так произошло, например, во Франции после Столетней войны и во всех местностях, где на селе преобладала старинная очень трудоемкая система неспециализированного смешанного хозяйства. Свободные цензитарии или копигольдеры к концу Средних веков обрабатывали в некоторых частях Франции пять шестых земли, а в Англии треть. Чаще всего им удавалось добиться выгодных для себя условий договора, и потому он обеспечивал этим людям, помимо различных гражданских свобод, большинство прав истинного собственника, например право отчуждения земли и право передачи ее по наследству, а также ограничивал объем трудовых повинностей и размер выплат.

Но даже на Западе в обществе и экономике шли эволюционные процессы, неблагоприятные для этих крестьян. С одной стороны, землевладельцы, духовенство, феодалы и горожане, пользуясь смутными временами в жизни общества, пытались увеличить обязанности своих арендаторов или взять назад гарантии и привилегии, которые были предоставлены арендаторам раньше, - иногда владельцы земли даже угрожали крестьянам, что вернут их в состояние вилланов или крепостных. С другой стороны, владельцы земли лишали вилланов той стабильности, которой всегда отличалась их жизнь. Дело в том, что все новые приемы ведения сельского хозяйства - пастбищное скотоводство вместо смешанного хозяйства, испольщина , или ведение хозяйства на арендованной на короткий срок земле, или ведение хозяйства в поместье самим владельцем вместо прежней аренды земли крестьянами ( accensements ) - делали присутствие долгосрочных арендаторов-цензитариев в поместье менее необходимым. Скоро такие арендаторы стали просто вредны для всех крупных землевладельцев, поскольку те желали увеличить свои доходы и понизить стоимость труда. Поэтому были сделаны попытки изгнать их с наделов. Любая возможность - временные трудности крестьян, их неспособность исполнять условия договора, обнищание или уход с надела - использовались владельцем земли для того, чтобы забрать надел обратно в свои руки. На всем Западе, особенно в Англии, значительное число цензитариев и арендаторов копигольда были таким способом лишены земли, которую обрабатывали, и пополнили ряды сельскохозяйственных наемных рабочих или пролетариата.

В Западной Европе, где такое движение назад уже было невозможно из-за более высокого уровня нравов и цивилизации, из крестьян-цензитариев образовались новые слои общества: кто-то из них стал возделывать землю сам или на партнерских условиях вместе с другими крестьянами, а кто-то пытался заработать себе на жизнь продажей своего труда.

Обработка земли как коммерческое предприятие - по-французски это называлось fermage , по-английски tenant-farming - стала спекулятивной операцией, и этим делом активно занялись богатые буржуа, которые заключали договор на обработку земель церкви и аристократии или становились администраторами fermes gйnйrales - так по-французски назывались обширные поместья, принадлежавшие частным лицам или корпорациям. Вскоре самая предприимчивая часть сельского третьего сословия почувствовала, что эта система хозяйствования ей нравится, и наряду с этими крупными фермерами по договору стало появляться все больше мелких договорных фермеров, которые обрабатывали меньшие по площади поместья. В Италии, Нидерландах, немецком Рейнланде, Англии и Франции, где эта практика стала повсеместной в провинциях Парижского бассейна, в Шампани, Пикардии и районе Орлеана, а также на востоке страны новый вид земельной аренды сделал большой шаг вперед и применялся в двух формах - земледельческая аренда и аренда скота (второй вид аренды назывался во Франции bail а cheptel , а в Италии socida ). Договор аренды второго типа заключался на один год или, иногда, на сроки от трех до пяти лет. Договор аренды первого типа иногда был пожизненным, в некоторых случаях его заключали с одним или несколькими поколениями семьи арендатора, но возникла тенденция к заключению таких договоров на меньшие сроки - 70 лет в Англии, от 30 до 50 во Франции и от 6 до 29 в Италии. В одних случаях размер арендной платы, которую вносил фермер, был фиксированным, в других этот размер изменялся в зависимости от производительности фермы, а сумма была больше или меньше в зависимости от условий соглашения. В Провансе плата по таким договорам составляла всего четвертую или даже восьмую часть дохода с земли, а во многих других областях Франции равнялась 3,13 или 2,33 процента дохода. В Англии же, где с XV в. фермеры были в первую очередь крупными скотоводами, эта цифра непрерывно увеличивалась, что обогащало и землевладельцев, и арендаторов.

Кооперативное фермерство ( mezzadria, colonat partiaire, mйtayage ) в некоторых областях распространилось еще шире, чем земельная аренда нового типа, особенно в Италии, на юге и западе Франции, в Восточной Испании и Рейнланде. Коллективный метод был доступнее для крестьян, не имевших капитала, а иногда давал им заметные преимущества, если спрос на рабочие руки превышал их предложение и было нужно распахать невозделанные или плохо возделанные земли. В Провансе и Италии были испольщики (подобные французским mйtayers ), которые должны были платить за аренду только пятую, четвертую или десятую часть продукции своего хозяйства или же вносить арендную плату, сумма которой изменялась от года к году в зависимости от урожая. Но чаще арендаторы должны были платить владельцу земли ровно половину доходов с нее, так что экономическая зависимость от землевладельца у испольщика была гораздо сильнее, чем у обычного арендатора земли нового типа, по-французски fermier. В Тоскане испольщикам было запрещено покидать арендованную землю и переселяться в города, не расплатившись вначале с долгами, и дисциплинарная власть владельца земли над ними мало отличалась от той, которую раньше имели землевладельцы-феодалы над свободными вилланами. Правда, исполыцик- metayer отдавал свою свободу в чужие руки лишь на короткий срок - один год или, в некоторых случаях, на более долгий, например в Провансе на десять лет. Но с другой стороны, он не имел ни стабильного существования прежнего цензитария, ни привилегированного положения независимого фермера.

Различные виды сельскохозяйственного наемного труда к концу Средних веков распространились еще шире, чем аренда земли под обработку и испольщина -metarytfge. Ряды свободных поденных рабочих, которые появились в предыдущем периоде, пополнились за счет изгнанных с прежних мест цензитариев и крестьян, у которых не было других средств к существованию, кроме продажи своего труда, а также других земледельцев, таких как немецкие kossaten и английские cotters, чьи крошечные наделы (иногда размером всего 3 или 4 акра) были слишком малы, чтобы их прокормить. Нанимаясь поденно, по неделям или для выполнения определенной работы, эти рабочие - brassiers, varlets , пахари, работники в земледельческих хозяйствах (так их называли в различных странах) - часто запрашивали за свои услуги высокую цену, когда рабочих рук становилось мало после какой-нибудь большой эпидемии - например, после Черной смерти. Но, хотя они были свободными, они все же подчинялись суровым правилам. В Италии, Франции, Испании и Англии существовали драконовские законы, такие как уставы итальянских городов, французский ордонанс 1350 г. и знаменитые английские Статуты о пахарях (1350-1417), которые предусматривали наказание в виде больших штрафов и даже заключения в тюрьму для всех, кто отказывался работать, разрешали приводить их насильно, а иногда даже надевать на них цепи, если они уходили с места работы, запрещали им переезжать на другое место жительства или обучать сыновей ремеслу, а также фиксировали размер их заработной платы. Теоретически наемные рабочие были свободными людьми, но это не помешало государственной власти связать их по рукам и ногам железными законами, которые она считала себя вправе навязать им, и из когтей этого законодательства им удавалось вырваться, лишь когда срочная потребность в рабочей силе заставляла работодателей капитулировать.

Прислуги, работавшей в домах и крестьянских хозяйствах, тоже стало больше. Эти слуги, которых нанимали на месяц или на год, имели более прочное положение и были защищены от безработицы и от повышения цен на товары первой необходимости, поскольку хозяева предоставляли им одежду, еду и жилье. Но в те времена свободу домашних слуг, хотя они и работали на основе добровольного договора, очень сильно ограничивали авторитарные традиции прошлого, согласно которым слуга должен был работать у хозяина до тех пор, пока не получит разрешения уйти, а хозяин мог даже подвергать своих слуг телесным наказаниям.

И наконец, самые недисциплинированные и склонные к риску, а также наименее способные к труду и наименее изобретательные элементы общества стали сельским пролетариатом, подобным городскому пролетариату, и так же, как городские пролетарии, часто делались бродягами и нищими. Средневековое общество оставило в наследство современному миру эти два зла, которые потом стали еще сильнее, и грозная проблема нищеты стала на селе такой же острой, как в городах.

Имело место даже настоящее движение назад - в редких случаях на западе Европы и в огромном количестве случаев в ее центральной, северной и восточной частях. Крепостное право, которое находилось в таком упадке, что, казалось, вот-вот должно было исчезнуть, снова окрепло, когда стала ощущаться нехватка рабочей силы. В тех менее населенных областях Западной Европы, где оно еще существовало, понадобилось преодолеть огромные трудности, чтобы окончательно уничтожить его. А на огромной части Европейского континента оно укрепилось и стало распространяться на север и восток.

На западе крепостничество выжило в смягченной форме под названием права мертвой руки, под действие которого подпадала земля крепостного, но не он сам. Оно упрямо цеплялось за жизнь во Фриули, Монферрате, Пьемонте, Арагоне, на Балеарских Островах и в Верхней Каталонии, в Лимузене, Шампани, Ниверне и многих местностях на востоке Франции, а также в Люксембурге, Намюре, Дренте (провинция в Нидерландах. - Пер .), Гельдерсе и за рекой Иссель; под его действием еще находился 1 процент сельского населения Англии. В испанских государствах трудолюбивое мусульманское население, которое называлось mudejares , а также евреи, которые в предыдущем периоде (при правлении мусульман) имели значительные привилегии, теперь были закрепощены.

Но в основном возрождение крепостного права происходило в остальной Европе, где ему способствовал рост влияния феодальных сословий. На севере Германии, в первую очередь в Померании, Мекленбурге и Бранденбурге, и даже в австрийских землях, Штирии, Каринтии и Карниоле (Крайна в Словении. - Ред .) не только славянское население, но и большое число вилланов ( hцrigen ) иного происхождения (пришлые немцы. - Ред .) попало в крепостное состояние ( leibeigenschaft ). Часто одного того, что человек жил на крепостной земле, оказывалось достаточно, чтобы он потерял свободу. «Человек становится крепостным даже от воздуха», - говорилось в немецкой пословице. Крестьяне, которых таким путем превратили в крепостных, отняли у них старинные утвержденные обычаями права и общинные земли, были доведены до того, что, как говорилось в бранденбургской поговорке, желали долгой жизни лошадям помещика-юнкера, чтобы он не захотел ездить верхом на своих арендаторах.

В Венгрии, Трансильвании, Польше и Дании сельское население, среди которого когда-то преобладали свободные крестьяне, было закрепощено аристократами-захватчиками. В Сербии, Румынии и Болгарии, а также в бывшей Восточной Римской империи свобода крестьян была уничтожена подобным же образом, земледелец этих стран уподобился византийскому paroikos и стал самым нищим и несчастным крестьянином в Европе, предшественником турецкого rayah (стадо, быдло по-турецки).

Только в Московии требования, предъявляемые освоением новых земель, смогли удержать сельских жителей в условиях подобных положению виллана или колона. Русское крепостничество - современное изобретение. Но с другой стороны, московиты (русские, великороссы. - Ред .), литовцы и поляки обращали в рабов всех своих пленных - язычников и мусульман, финнов, татар или турок. (Автор передергивает. Пленных «сажали на землю», делая их, естественно, зависимыми людьми. Со временем они, как правило, ассимилировались и становились в Литве литовцами, а в России русскими. - Ред .) В это же время возродилась торговля рабами на юге Европы, в Италии и Испании, и даже во французских провинциях, расположенных на побережье Средиземного моря, которое иногда давало землевладельцам значительное число полевых работников. В рабство продавали «басурманов» - так называли иноверцев, в первую очередь мусульман. (Большое количество рабов продолжало поступать из Причерноморья, в основном из генуэзской Кафы (Феодосии), в 1475 г. она была захвачена турками, продолжившими подлое дело итальянцев, рабами здесь по-прежнему становились пленники, захваченные во время набегов татар на русские и литовские (древнерусские) земли. - Ред .) На Мальорке таких рабов было 20 тысяч - большое число, и в итальянских статутах сохранились свидетельства о том, что в Сицилии, Тоскане, Венеции и Истрии рабский труд много раз применяли, чтобы восполнить недостаток свободного труда.

Многочисленные кризисы, которыми был отмечен конец Средних веков, порождали то анархию и нищету, то столкновения между владельцами земель и земледельцами или между аристократами и крестьянами, которым угрожало закрепощение, и вызвали в сельском мире такое лихорадочное движение, подобное тому, которое тревожило города. Вторая половина XIV в. и, в меньшей степени, первая половина XV в. были временем постоянных восстаний, причем обычно у восставших не было ни какой-либо программы, ни единства, ни направления действий. Это были просто анархические кровавые всплески боли и ненависти народа.

Таким было, в частности, знаменитое восстание французских крестьян, «жаков», как их прозвали дворяне, которые смеялись над ними, презирали их и довели до отчаяния своим произволом. Весной 1358 г., после того как разгром в битве при Пуатье (1356) пошатнул престиж дворянства, крестьяне севера Франции, Нормандии, Иль-де-Франс, Пикардии, Брие, Восточной Шампани и окрестностей Суасона восстали под предводительством бывшего солдата Гийома Каля, сожгли сотни замков, захватили, грабя и поджигая, а иногда и убивая, обширную территорию и даже вызвали симпатию к себе у мелкой буржуазии Руана, Санлиса, Амьена, Мо и самого Парижа (с 28 мая по 16 июня). Восставшие жестоко обращались со всеми, у кого не было мозолей на руках, но в конце концов восстание было жестоко подавлено. Англичане, которые в течение короткого времени были хозяевами Западной Франции, грабили там сельские местности и вызвали в Мене, Котантене и Нормандии крестьянские восстания, самое известное из которых возглавлял крестьянин Кантепи (1424-1432), и залили землю этих областей кровью.

Другие сельские революции имели более ясную и порой более социалистическую направленность, чем французские. В Испании крепостные ( pageses de remensa ) Верхней Каталонии с 1395 по 1479 г. три раза поднимались с оружием в руках против своих угнетателей - дворян и духовенства и в итоге добились для себя свободы благодаря вмешательству королевской власти. Крестьянам ( foreros ) Мальорки повезло меньше. Несмотря на четыре восстания (1391-1477), самым известным из которых руководил земледелец по имени Торт Баллестер, они не смогли ни помешать буржуазии завладеть сельскими землями, ни добиться лучших условий труда для цензитариев и поденных рабочих. Некоторые были убиты или покинули свою страну, остальным пришлось покориться.

В Нидерландах крестьянское восстание в приморской Фландрии, которое продолжалось с 1322 по 1328 г., уже имело все характерные признаки классовой войны. Эту войну свободные крестьяне, находившиеся под угрозой закрепощения, повели против дворян, и она сопровождалась неслыханным насилием с обеих сторон. Сельские жители были побеждены, но все же сумели упрочить свою свободу. После этого они стали поддерживать власть государя против городов, таким образом усилив свое влияние, и добились права на существование для сельской промышленности. Но дальше к востоку в области Льежа в 1458 г. произошло странное восстание, участники которого, получившие название cluppelslagers , сделали своим знаменем лемех крестьянского плуга и носили лемехи на своих шапках. Они жаловались на злоупотребления феодального правосудия и на налоги.

Две самые необычные сельские революции - восстание английских земледельцев и восстание крестьян в Чехии. Английское крестьянское восстание было вызвано жестокими законами, которые обязывали земледельцев и ремесленников работать за фиксированную плату и запрещали им менять род занятий. Пламя этого восстания раздували своими проповедями священники-бедняки, последователи учения Виклифа (Джон Виклиф - знаменитый английский богослов и церковный реформатор. Считал, что человек получает все, что имеет, как бы в аренду от Бога - как крестьянин землю от феодала, и делал из этого выводы: церковь не должна владеть собственностью, а у остальных людей собственность в идеале должна быть общей; грешник же не имеет права ничем владеть. - Пер .). Джон Болл и Джек Строу, вилланы, недовольство которых вызвали трудовые повинности, присоединились к этому движению, а правительство тем, что ввело градуированный подушный налог, тяжелый для бедных слоев населения (1377-1380), разожгло пламя грозной войны, которая заставила дрожать каждого владельца собственности. Деревенский ремесленник и бывший солдат по имени Уот Тайлер стал вождем восставших, и под его руководством они подняли против властей все восточные и юго-восточные графства страны и даже часть ее севера. Строу и Болл были теоретиками этой революции. Во имя Библии они проповедовали захват имущества дворян, духовенства и буржуазии, отмену крепостного права и всех общественных различий, равенство всех званий и общность имущества. Но на деле восставшие не имели ни общей программы, ни единой линии поведения. В одном месте они ограничивались тем, что отменяли трудовые повинности и уничтожали ограды, а в другом позорили себя грабежом и анархическими действиями. На короткое время они стали хозяевами Лондона и короля Ричарда II (13-14 июня 1880 г.), но поверили обещанию освободить крестьян особой хартией, сложили оружие, и всего через несколько дней восстание было подавлено, а за этим последовали кровавые репрессии. Королевская власть была удовлетворена тем, что отменила вырванные у нее силой уступки, и ограничилась лишь тем, что казнила вождей революции; но у нее не всегда хватало сил для того, чтобы остановить слепую реакцию. Спокойствие установилось на 60 лет. Кроткое восстание кентских крестьян во главе с авантюристом Джэком Кэдом (12 июня 1450 г.) не было таким мощным, как восстание 1380 г., хотя и вызвало сильные волнения в Лондоне.

Еще более дерзким, гораздо более долгим и более широким по масштабу было гуситское восстание, которое было частично религиозным, а частично общественным движением. Под предлогом религиозной реформации, которую проповедовал Ян Гус, и национального движения против немецкой аристократии чешские крестьяне, объединившись с низшим слоем дворянства, под предводительством двух знаменитых воинов, Яна Жижки (умер в 1424 г.) и Прокопа Большого (погиб в 1434 г.), 20 лет (1417-1437) господствовали в Центральной Европе. (Не совсем верно. Армия таборитов начала громить интервентов в 1420 г., в 1427-1432 гг. ходила в дальние походы за пределы Чехии, но в 1434 г. табориты были разгромлены у Липан чашниками (умеренное крыло гуситов, прекратившее борьбу). Отдельные отряды таборитов продолжали борьбу (Ян Рогач - до 1437 г.). Табор был захвачен чашниками только в 1452 г. - Ред .) Они ввели пуританскую демократию и провозгласили равенство всех людей, освобождение сельских областей от ярма феодализма и секуляризацию имущества духовенства. Но эта демократия погубила себя сама тем, что попала под влияние крайне радикальной секты таборитов, которые предписывали абсолютное уничтожение всех общественных различий, будь это разница в богатстве, происхождении или уме, полную эмансипацию женщин, отмену частной собственности, брака и семьи - по сути дела, всю систему коммунизма. Гуситское восстание, покинутое местной буржуазией и низшим дворянством, которые вначале поддерживали его, было разгромлено в битве при Липанах, и его поражение расчистило путь для феодальной реакции и крепостного права.

Оно породило сильнейшее волнение в сердце Европы. Это возбуждение перекинулось на восток Франции, а также и главным образом в Германию, где произошли неудачные восстания крестьян в Саксонии, Силезии, Бранденбурге, Рейнланде (1432), а также в Каринтии, Штирии и далекой Трансильвании (1437). И наконец, в Скандинавских странах свободные крестьяне Швеции в союзе с местным дворянством и под предводительством Энгельбректсона успешно восстали против введения в их стране крепостного права (1434-1436) (а также, и прежде всего, против датского господства и короля-иноземца Эрика Померанского. - Ред .) и даже взяли в свои руки бразды правления, но в Дании три крупных крестьянских восстания с 1340 по 1441 г. только сделали еще тяжелее ярмо, надетое немецкими аристократами на датских крестьян, и те сначала были превращены в вилланов, а затем оказались в жесточайшей крепостной зависимости.

Таким образом, похоже, что в основной части Европы, в результате описанных здесь социальных перемен, бедствий войны или эпидемий, положение сельских слоев общества ухудшилось, в особенности на севере, в центре и на востоке Европейского континента и даже в некоторых странах его западной части - Шотландии, Ирландии, Наварре, Арагоне и, в первую очередь, во Франции. Большинство французских провинций было разорено, население этой страны уменьшилось наполовину, и даже Лангедок, находившийся далеко от театра военных действий, потерял треть своего населения. Во времена Карла VII епископ Лизье описал ужасающую нищету северных провинций, где истощенные, измученные крестьяне в лохмотьях бродили среди заброшенных полей. Англичанин Фортескью в 1450 г. хвалился противоположностью между нищетой земледельцев в плодороднейшей стране мира и благополучием крестьянства по другую сторону Ла-Манша.

Но в нескольких европейских странах положение в сельских областях было лучше - например, в Чехии перед Гуситскими войнами и в Польше при Казимире Великом (Казимир IV Ягеллончик (1427-1492) - литовский великий князь (с 1440 г.) и польский король (с 1447 г.), сын Владислава II Ягайло. Вел активную внешнюю политику - отвоевал в 1454-1466 гг. у Тевтонского ордена Восточное Поморье с Гданьском, его старший сын Владислав стал королем Чехии (1471), а затем и Венгрии (1490). Не смог захватить Новгород и Псков - его опередил Иван III. - Ред .) и Ягеллонах. Однако наибольшего успеха в сохранении и увеличении своего прежнего процветания добились в первую очередь Италия, Испания, Нидерланды, Германия и Англия, где различные группы сельского населения, как правило, жили в некотором достатке и с некоторым комфортом. Даже поденные рабочие получили пользу от повышения зарплат, которые в Италии, а также во Франции, Англии и Германии выросли в два или три раза. В Англии они требовали оплату своего труда обязательно деньгами и чтобы было только пять рабочих дней в неделю. В рейнских и дунайских землях зарплата сельскохозяйственного рабочего за один день была такой, что он мог купить на нее свинью или овцу, от 7 до 9 фунтов мяса или пару башмаков, а на деньги, которые зарабатывал за год слуга, можно было купить быка или двенадцать овец. В Англии мелкие землевладельцы-крестьяне, которые назывались йомены или франклины, и мелкие фермеры-арендаторы часто имели доход от 70 до 80 фунтов в год и посылали своих сыновей учиться в колледжи. Материальные условия жизни стали еще лучше - если не в отношении домов и мебели в них, то хотя бы в одежде и особенно в пище, которой сельские округа Англии, Фландрии и Рейнланда были богаты и даже обильны.

Одним из самых ярких показателей процветания сельских округов было быстрое восстановление прежней численности населения в этих счастливых странах. С 1450 по 1500 г. население Италии, этой «полной красоты приятной земли», увеличилось с 9 до 11 миллионов человек, из которых треть жила в Королевстве обеих Сицилии, больше трети в Верхней Италии и десятая часть в Тоскане. Кастилия насчитывала 7,5 миллиона жителей, Каталония и Руссильон 300 тысяч, а весь Пиренейский полуостров около 10 миллионов. Южные Нидерланды, увидев которые все восхищались сказочным плодородием их земли и процветанием народа, были домом для 2 миллионов человек, из которых половина жила во Фландрии и Брабанте. В Англии снова было 2,5 миллиона жителей, как перед Черной смертью, и ее крестьяне входили в число самых процветающих в западном мире. Чехия потеряла в Гуситских войнах полмиллиона из 3 миллионов своих жителей, но Германия в XV в. имела около 12 миллионов населения и в следующий раз достигла такого процветания только через три с половиной столетия. Прогресс этой части Запада позволил Западной Европе сохранить то экономическое главенство в области сельского труда, которое она уже завоевала.

Именно в этом направлении уже в современную эпоху пошел дальше тот эволюционный процесс, который понемногу коренным образом изменил судьбу трудящихся слоев общества; зарождение и развитие этого процесса являются, возможно, самыми важными событиями в истории Средних веков.

 

Заключение

История труда в Средние века началась с гораздо более мощного потрясения, чем то, которым закончился этот период. Завершающий удар был лишь несчастным случаем в процессе роста, а первоначальный едва не остановил развитие цивилизации. Вторжения варваров стали началом поистине великого бедствия. За 200 лет здание христианской Римской империи, где труд рос и процветал под защитой порядка, на Западе было разрушено от крыши до фундамента, а на Востоке под него был сделан опаснейший подкоп. Повсюду лежали развалины, анархия пришла на смену порядку, а власть силы - на смену власти закона. Производство во всех его формах остановилось, драгоценные богатства, накопленные предыдущими поколениями, были утрачены, прогресс экономики и общества прекратился. Эти варвары были только слепыми разрушителями, и их единственным полезным влиянием было лишь то, что их действия вызвали спасительную реакцию у тех немногих избранных, которые сохранили традиции и остатки цивилизации.

Эти немногие возобновили труд Рима на Востоке. Восточная Римская империя стала для варваров преградой, которая долго оставалась неприступной, вернула народ к земле, дала мощнейший импульс освоению новых земель, коммерции и промышленности, снова открыла источники богатства, отменила рабство, прикрепила людей к земле и снова разожгла едва тлевший до этого огонь в очаге цивилизации. За четыре столетия она цивилизовала варварское население Восточной Европы и стала учительницей Запада, который был отброшен на половину пути назад, к варварству. Сам Запад выполнил задачу, которая не так широко известна, но его труд принес много плодов - организовал первую сельскохозяйственную колонизацию, которая расширила границы нового христианского мира до Эльбы и равнинной Шотландии. Он старался возродить - в рамках натуральной и усадебной экономики - экономическую деятельность, заменил рабство крепостным правом и так же, как Восточная Римская империя, поселил основную массу населения в крупных поместьях, где их существование было стабильным и относительно безопасным. Но он был не в состоянии влить в торговлю, промышленное производство и городскую экономику столько жизненных сил, сколько дала им его восточная соперница.

Повсюду возникла аристократия, которая завладела основной частью земель, и большая часть земли перешла от коллективных собственников к индивидуальным. На Востоке этой аристократии не удалось в полной мере получить политическую власть, общественное влияние и экономическое главенство. На Западе она сосредоточила в своих руках все виды власти и стала классом феодалов. Каста священнослужителей и военных, которая спасла народ от опасности во время последних вторжений в IX и X вв., принесла победу новой разновидности организации труда - феодальной экономике, которая выросла, как из семени, из экономики предыдущего периода и была во всех отношениях такой же угнетательской. Феодалы провозгласили, что обеспечат народным массам защиту, и во имя этой защиты приковали людей к земле или мастерским, объявили, что станут регулировать все виды деятельности, распределяли плоды труда по своему усмотрению и надели на народ тяжелое ярмо капризной тиранической власти, при этом, по обязанности, обеспечивая им минимум материальных благ. Через два столетия христианский мир вырвался из изоляции, в которой его удерживали тысячи местных правителей с их узким кругозором, и границы феодальной экономики стали ломаться во всех направлениях.

За этим последовала золотая пора Средневековья, один из прекраснейших периодов в истории человеческого труда, которая продолжалась 250 лет (с XII по XIV в.). Коммерческая деятельность возобновилась и усилилась в огромной степени; то же произошло с индустриальным производством, и эти две отрасли дали мощнейший толчок развитию движимой собственности и городской жизни. Трудовые слои населения, жившие главным образом в городах, заставили работать непреодолимую силу, свои революционные союзы и с их помощью добились и свободы, и власти. Они защитили промышленное производство, словно прочной броней, свободными ремесленными союзами и клятвенными корпорациями. Впервые миллионы освобожденных тружеников узнали, что такое грозная сила единства, добились признания ценности своего труда для общества и достигли такого материального и нравственного уровня, которого не знали их предки.

По их примеру и под давлением собственных новых потребностей сельские слои общества, которые своим совместным трудом обеспечили успех одного из величайших дел за всю историю человечества - земледельческой колонизации христианской Европы, тоже добились освобождения и завоевали себе все те гражданские и экономические свободы, которых они раньше были лишены. Они начали завоевывать себе доступ к владению собственностью, улучшили свои жизненные условия и часто достигали достатка и благополучия. Их привлекли в качестве участников к работе местной администрации, и они поднялись выше в общественной иерархии. И наконец, западная цивилизация, взяв на себя роль, которую ослабевший Восток уже не мог исполнять (после разгрома Константинополя, учиненного западными варварами в ходе так называемого 4-го Крестового похода в 1204 г. - Ред .), преобразовала по своему подобию экономический и общественный строй молодых стран Центральной, Северной и Восточной Европы - новых провинций христианского мира. (Домонгольскую Русь, которая ориентировалась на Византию, западная цивилизация не преобразовывала, а позже Русское государство развивалось самостоятельно, сражаясь с представителями западной цивилизации - Швецией, Ливонским орденом, Польшей и Литвой (одновременно отбиваясь от наследников Золотой Орды). - Ред .)

Но в последние 100 лет Средних веков прочности нового общественного устройства, в котором труд процветал, стал угрожать кризис. Нации и государства боролись между собой, вновь возникла анархия, и в этой обстановке общественных беспорядков национальная экономика пользовалась наследством феодальной и городской экономики. Ужасные природные бедствия, которые уничтожили половину населения Европы, на короткое время создали нехватку рабочей силы. Первоначальное единство городских слоев общества все больше разрушалось. Образование и непрерывный прогресс капиталистической буржуазии, международной коммерции и крупной промышленности ускорили развитие промышленного производства и торговли, но породили грозные проблемы наемного труда и нищеты. Интересы мастеров-ремесленников и интересы их подмастерьев разошлись, и из-за этого ремесленные союзы стали противостоять один другому. В городах бушевала классовая война: там происходили революции, целью которых где-то были реформы, которые бы уничтожили злоупотребления властей, где-то захват власти, а где-то еще установление нового общественного строя. Постепенно все эти революции угасли, и центральная власть восстановила порядок. В части Европы повышение заработной платы и увеличение богатства позволило народным массам, мелким мастерам и рабочим сохранить или вернуть себе процветание, существовавшее в предыдущем периоде.

В это время сельскохозяйственная колонизация прекратилась в некоторых странах и областях, которые терзали война и анархия, но медленно продвигалась вперед в остальных. Производственная деятельность иногда меняла русло и направлялась по новым путям. Земля окончательно перешла во владение государства, крупных землевладельцев, буржуазии, а небольшая ее часть - даже в руки крестьян; класс феодалов тем временем беднел, а крестьяне-цензитарии стали почти владельцами земли, получив часть прав на нее. Крепостное право отжило и исчезло в самой цивилизованной части Европы, но снова возникло в других ее частях. В сельской местности возник пролетариат и появилась проблема нищеты. Во многих местах вспыхнули крестьянские восстания - слепые бунты, вызванные нищетой, или отчаянные попытки изменить общество; это были непоследовательные и неэффективные проявления отчаяния сельских масс. Тем не менее спокойствие установилось снова. В некоторых более счастливых странах и областях Запада сельские области процветали так же, как города. Но в большей части Европы на общественном горизонте было темно, и мир труда жил в тревоге накануне новых потрясений, которые уже в современную эпоху задержали приход трудящихся к власти.

Однако основные контуры работы, которую осуществила средневековая цивилизация, оставались неизменными с ее начала и до конца. За это тысячелетие две трети земли Европы были колонизированы, ее население удвоилось, сельскохозяйственное производство значительно увеличилось, индивидуальная собственность в ее различных формах пришла на смену примитивной системе племенной, деревенской и семейной собственности. Буржуазия и сельские слои общества сами стали владельцами земельного капитала. Движимое имущество, благодаря усилению торговли, снова стало развиваться и разошлось по рукам огромного множества собственников. Но главнейшим фактом той эпохи, который делает ее незабываемой и важной, было завоевание свободы городским и сельским населением.

Впервые народные массы перестали быть всего лишь «стадами» - без собственных прав и своих мыслей. Они стали объединениями свободных людей, которые гордились своей независимостью, осознавали ценность и достоинство своего труда и благодаря работе своих умов могли, сотрудничая во всех областях - политической, экономической и общественной, выполнять те задачи, на которые аристократия считала способной только себя. Благодаря их стараниям не только производительные силы общества увеличились в сто раз, но произошло возрождение общества благодаря постоянному приливу новой сильной крови. Таким образом, был лучше обеспечен социальный отбор. Именно благодаря преданности и силе духа этих средневековых народных масс нации осознали себя единым целым: именно они принесли победу национальному патриотизму, точно так же, как в прошлом их предки были пламенными патриотами своего города или деревни. Крестьянская девушка из Лотарингии (то есть Жанна д'Арк. - Пер .) своим мученичеством спасла первую из великих наций, французскую, а ведь Франция стала самой блестящей обителью цивилизации именно в Средние века. Эти люди стали солдатами первых армий современных государств и оказались лучшими воинами, чем феодальное рыцарство. И самое главное - именно они подготовили появление демократии и оставили в наследство трудящимся массам свои инструменты власти - принципы свободы и объединения в союзы. Труд, который люди когда-то презирали и недооценивали, стал властью, мощнее которой нет в мире, и его социальная ценность признается со временем все больше. Эта первостепенная по своему значению эволюция началась именно в Средние века, и как раз это делает Средневековье, которое так часто неверно понимали и которое было так наполнено запутанной, но необыкновенно мощной деятельностью, самым важным временем во всемирной истории труда перед великими переменами, произошедшими в XVIII и XIX вв.

 

Примечания

1

Раннее Средневековье с IV по X в. иногда называют Темными веками. ( Пер. )

( )

2

Турнейский фунт стоил примерно четверть фунта стерлингов.

( )

3

Налог, который крепостной крестьянин или крепостная крестьянка платили, вступая в брак с человеком из поместья другого господина. См. об этом далее.

( )

4

Если у него есть жирная гусыня

Или курица или пирог из белой муки,

Все это предназначено его господину

(перевод со средневекового французского языка мой. - Пер. ).

( )

5

Потому что рыцарь и духовное лицо

Живут за счет того, кто трудится

(перевод со средневекового французского языка мой. - Пер. ).

( )

Ошибка! Недопустимый объект гиперссылки.

Имя пользователя или адрес электронной почты: *

Вы можете использовать свой ник или адрес.

Пароль: *

Большие и маленькие буквы - это разные буквы. Не запутайтесь.

Помнить меня

o

o

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

12.11.2011