Весна. Леса вокруг города зазеленели. Кама разлилась. Очень широкая Кама. На той стороне низкий берег кажется тоненькой черточкой. Большие пароходы на Каме гудят, пристани кишат народом.
По Покровской улице целыми днями грохочут возы, тянутся на набережную к пристаням. И вот однажды случилась беда. Воз, нагруженный кожами, переехал бродячую собачонку. Собралась толпа, все смотрят, как черная собачонка в пыли по камням волочит окровавленные задние лапы и отчаянно визжит.
Ева все это увидела в окно. Она выбежала за ворота, присела на корточки, подняла собачонку в передни* и унесла во двор.
- Настя! - кричит Ева. - Ужасное несчастье случилось. Отпирай сарай. Мы ее положим в ящик с соломой и будем лечить.
- Что тут зря пачкаться, - говорит Настя, - все равно сдохнет.
Но сарай открыла и в ящик положила соломы.
Собачонка стала жить в ящике. Лежит целыми днями на соломе и зализывает раны, а Ева кормит собачонку мясом и поит молоком. И собачонка стала крепнуть и поправляться.
Хороший денек выпал для Евы. Из гимназии распустили в двенадцать, когда солнце на самой середине неба. Прямо из гимназии Ева с Ниной Куликовой отправились в Пушкинский сад. Березки в саду зеленые, трава зеленая и много желтых одуванчиков.
Девочки идут по аллее к площадке, залитой солнцем, на которой устроены трапеции и гигантские шаги. На скамье против гигантов сидит реалист. Темноволосый, лицо белое, серая блуза перетянутая ремнем с медной бляхой. Книги и фуражку положил на скамью, а сам перочинным ножиком строгает ветку, чтобы сделать хлыст.
Нина подтолкнула Еву локтем и шепчет:
- Гляди, вон Коля, сын начальницы.
Могла не подталкивать: Ева сразу узнала короля треф. И развеселилась.
- Давай, Нина, побегаем на гигантах.
- Давай.
Бегут к гигантам. Сорвали шляпы, кинули их на песок и схватили по петле друг против друга. Сын начальницы бросил строгать и смотрит на них во все глаза.
- Побежим! - крикнула звонко Ева.
И побежали. Ева хорошо бегает на гигантах. У Евы крепкие ноги, а тело легкое. А сейчас она бегает особенно хорошо, потому что на нее смотрит король треф. Ева разбежится, с силой оттолкнется от земли, взрывая пыль, и взлетит высоко - выше березок.
Ветер рвет рыжие вихры со лба.
- Нина, - кричит Ева, - убегай! Нагоняю!
Нина убегает. Столб скрипит, скрипят ржавые петли на вершине столба. Мелькают ноги в черных чулках, развеваются юбочки. И вдруг Нина камнем с высоты. Стала на ноги и бегом к столбу вместе с петлей. Никогда так нельзя делать. Когда бегают на гигантах, нужно останавливаться вместе. Тот, кто стал, тому ничего, а кто разбежался высоко, того закрутит. Захлестнет веревку вокруг столба, начнет закручивать и может ударить головой о столб.
- Эй, - кричит Ева с высоты, - что ж ты делаешь?
И вмиг Еву закрутило. Со страшной силой крутит вокруг столба. Ноги высоко над землей: и до земли не достать и из петли не вырваться. А Нина как вкопанная стоит у столба и смотрит вверх на Еву. Ева перетрусила так сильно, что даже о короле треф забыла. Совсем близко столб. Сейчас головой о столб - и вылетят мозги…
Раз! Кто-то схватил Еву за ноги, рванул с силой вниз и остановил.
- Так можно убиться, - сказал сын начальницы, и серьезно посмотрел на Еву.
Потом стряхнул пыль со своей серой блузы и отошел. Надел фуражку, поднял хлыстик, брошенный на землю, и повернул в аллею. Плечи откинул, спина прямая. Удаляется, помахивая хлыстиком.
А Ева стоит у столба, не скинув петли, смотрит ему вслед.
- Ишь ты, - фыркнула за столбом Нина, - идет, как аршин проглотил.
Ева обозлилась.
- Ты что наделала, дура? Из-за тебя я чуть не треснулась головой о столб.
- Прости, - испугалась Нина, - я не могла бежать. У меня лопнула подвязка, и чулок спадал вместе с подвязкой. Не могла я при мальчике бежать. Стань поближе, я поправлюсь.
Ева не может злиться на Нину. Если бы не Нина, Коля Горчанинов не спас бы Еву от смерти. А это очень интересно, когда спасают от смерти.
Дома, над учебником, Ева жмурит глаза и вспоминает, как это было. На другой день ей очень хочется встретив Колю Горчанинова возле знакомой калитки. Ева быстро идет по Дачной улице. Вот железная ограда, калитка открыта, но около калитки никого нет.
«Ах, - огорчилась Ева, - может быть, он не успел выйти, чтобы встретить меня. Пойду-ка я назад и снова пройду мимо».
Пошла обратно, потом повернулась и снова идет мимо калитки. Опять никого нет.
Ева остановилась и заглянула сквозь железные прутья. Вокруг дома - ельник, солнце играет по цветным стеклам террасы, во дворе кудахчут куры. Ева посмотрела выше - во втором этаже крайнее окно открыто. И в окне серая блуза, темная голова и белое лицо. Коля Горчанинов стоит в окне, смотрит на Еву и смеется.
Ева, пристыженная, отшатнулась от ограды.
Всю зиму Ева усердно занималась - гналась за пятерками. Но вот теперь, весной, заниматься - ну прямо-таки невыносимо. А тут как раз экзамены на носу. За городом, в глубине оврагов, вырос львиный зев. Так и тянет в лесные овраги за львиным зевом. И тянет на Каму встречать и провожать на пристанях пароходы. У Любимовской пристани старый лодочник, бронзовый от солнца и от ветра, пригнал к плоту лодки. Волны захлестывают плот. Бьются о плот бортами белые узенькие легкие лодки. Можно взять любую напрокат и перемахнуть на тот берег. А на том берегу заливные луга. Когда вода спадет, там вырастет трава по пояс и расцветут в траве темно-лиловые ирисы. Страшно ходить за ирисами. Говорят, в густой траве, где растут ирисы, прячутся ядовитые змеи.
Старый лодочник, Евин приятель, научил Еву и Нину грести и править рулем.
Все девочки ждут, когда их. пригласят кататься на лодке реалисты. А Ева и Нина не ждут. Сами катаются. Встречный пароход, будто кит, тяжелым хвостом взрывает валы. Ева и Нина направляют лодку прямо на волны. Валы с яростью подбрасывают и кидают лодку, снова подбрасывают и снова кидают. Брызги и пена хлещут в лицо. Если бы папа увидел с набережной, он пришел бы в ужас. Гаркнул бы на всю реку громовым голосом:
- Ева, вернись!
И вытащил бы из лодки мокрую Еву за шировот. А дома наверняка была бы порка.
Но Ева катается, когда папа уезжает в уезд.
Дома у Евы тоже есть развлечение. Во дворе Настя устроила для нее качели. Под навесом сарая к балкам привязала веревку длинной узкой петлей. Ева подстилает тряпочку, чтобы веревка не резала, качается и мечтает. Ьва мечтает, как сын начальницы спасает ее от смерти.
Пожар… Белый дом на Покровской улице пылает. Все выбежали. Одна Ева не успела выбежать. Сын начальницы кидается в огонь, обжигает волосы и выносит на руках рыжую девочку из огня.
Ева тонет в Каме, белая лодка на валах перекувырнулась. Сын начальницы кидается в Каму и вытаскивает Еву из воды за густые рыжие волосы.
Ева собирает ирисы на заливных лугах. Еву ужалила в ногу змея. Ева падает в траву без чувств. Сын начальницы выносит Еву из травы на отмель, пригретую солнцем, срывает чулок, перетягивает ногу своим белым платком и высасывает из ранки змеиный яд.
Но самая любимая мечта Евы о пещере. Пещера точь-в-точь такая, как в «Приключениях Тома Сойера». Темная, с бесконечными извилистыми коридорами. Но не Том Сойер и не Бекки, а Ева Кюн и Коля Горчанинов взявшись за руки, бродят в пещере с факелами. Они заблудились, факелы потухли. Темень сплошная, страшно и хорошо… Как жаль, что вблизи города нет такой пещеры!
Когда в гимназии девочки говорят о сыне начальницы, Ева очень боится, как бы не покраснеть. Все сразу догадаются: она краснеет, ого, тут что-то неладное! Что-то есть!
Все силы Ева собирает, чтобы не краснеть. И все-таки краснеет до корней рыжих волос, чуть кто произнесет: «Коля Горчанинов».
«Неужели догадались?» - пугается Ева.
Никто не должен знать об этом, никто не должен смеяться. Даже Нина Куликова и то не знает, а с Ниной Куликовой Ева всегда говорит по душам. Только одному человеку могла бы сказать об этом Ева - самому Коле Горчанинову.
«Надо сказать, - думает Ева, - если я ему скажу, мне станет легче».
Ева давно заметила, что мальчики кидают камни иначе, чем девочки. Девочки поднимут камень, поднесут чуть ли не к носу и кинут не размахиваясь. Кидают некрасиво и не метко. А мальчики кидают с закидкой. Занесут руку далеко назад, размахнутся с силой, и камень летит, как пуля, без промаху бьет.
Ева решила научиться кидать камни с закидкой.
Сразу после обеда Ева побежала на двор.
Двор залит солнцем. Черная собачонка с радостью кинулась Еве под ноги. Она уже совсем поправилась. Даже спина у нее выпрямилась. Только одна задняя лапа так и осталась поджатой. Ева назвала собачонку Кривулькой.
- Не приставай ко мне, Кривулька, - сказала Ева собачонке. - Сейчас мне не до тебя.
Ева набрала в передник камней, размахнулась, и - жжиг! - камни один за другим полетели на крышу сарая и с грохотом покатились вниз. Кривулька залилась неистовым лаем.
Ева уже в поту, волосы у нее растрепались, а она все кидает и кидает. И раз от раза все лучше. Потом нацелилась в трубу на бане, размахнулась совсем по-настоящему, с закидкой, и попала в трубу.
Окно распахнулось.
- Ева, - кричит папа, - марш домой!
Дома папа говорит с возмущением:
- Ты что, с ума сошла? Ты взбесилась, большущая корова? Завтра экзамены начинаются, а ты что выделываешь во дворе?
- Я учусь метко бросать.
- Я тебе всыплю так метко, что неделю не сможешь сидеть.
На другой день, рано утром, перед экзаменом, Нина увела Еву в собор. Нина ставит свечку Николаю-чудотворцу.
- Почему Николаю-чудотворцу, а не кому-нибудь другому? - спрашивает шепотом Ева.
- Потому что Николай-чудотворец помогает на экзаменах.
- А другие святые не помогают?
- Нет. Другие помогают в других делах.
Нина крестится перед образом Николая-чудотворца. А Ева думает. И вдруг снова шепотом:
- А в любви кто помогает?
Нина с удивлением посмотрела на Еву.
- В любви? В любви, наверное, богородица.
Ева тоже поставила свечку Николаю-чудотворцу. Ева знает только пятнадцать билетов. А всего билетов двадцать семь. Если она вытащит билет после пятнадцатого, - значит, пропала.
Еве хочется поставить свечку и богородице. Но она не решается. Вдруг богородица сочтет любовь Евы за грех, разгневается и, вместо того чтобы помочь, только все испортит. В любви Ева постарается сама себе помочь. И особенно может помочь камень, брошенный метко, с закидкой.
На пути из собора в гимназию Ева поднимает камни и швыряет то в дерево, то в фонарный столб.
- Брось камни кидать, - кричит Нина, - перестань! Я так волнуюсь, а ты действуешь мне на нервы.
В огромные окна большого зала на третьем этаже хлещет солнце. Стол покрыт зеленым сукном. По зеленому полю Жужелица раскидала белые билетики, номерками вниз. На досках карты - два голубых полушария и еще все части света по отдельности. И ни одной надписи нет - немые карты, висят и ничего не говорят. Сами догадывайтесь, какие где реки, какие города, какие горы, какие заливы, какие моря. Девочки на партах, больные от страха, шуршат книгами, шуршат программами, кусают кончики носовых платков. И шепотом переговариваются.
По белой-белой лестнице величаво поднимаются экзаменаторы. Впереди начальница и с нею учительница географии, маленькая, бледная, темные волосы на пробор. Ева очень любит учительницу географии и никогда не шумит, не хихикает на ее уроках. За учительницей географии идет вприпрыжку Чиж, за Чижом - батюшка в рясе, на груди у него крест. Грива как у льва.
- Идут… - пронесся по залу шепот.
Вошли. Все девочки встали. Начальница ответила легким кивком головы.
«Ах, - думает Ева, - какая важная у Коли Горчанинова мама. И тоже очень прямо держится, как и он».
Уселись за зеленый стол.
Началось. Сразу вызывают трех. Девочки низко приседают перед столом и.тянут билетики, как в лотерее.
Две садятся на стулья, обдумывать свои билеты, а третья отвечает. Хитро устроили со стульями, на которых обдумывают билеты. Один поставили у окна, а другой напротив, у дверей. Зал широченлый. И девочки сидят точно в разных частях света. И перемигнуться нельзя, и шепот не долетит, и до парт далеко-далеко. Парты точно третья часть света за Великим океаном..
Уже почти все девочки ответили. И Нина Куликова уже ответила. Вернулась на свое место с малиновыми пятнами на скулах. Глаза сияют.
- Ах, - шепчет Нина, - мне достался чудный билет. Австралия. Я так люблю Австралию. Я видела, батюшка выводил мне четыре и подмигнул Чижу. Ставь-де, мол, и ты четыре.
Ева разволновалась. Что же ее так долго не вызывают? Уже почти все первые билеты расхватали. Что же Еве достанется? Двадцатый или двадцать седьмой?
«Ну что это я, что это? - думает Ева.- Ну провалюсь, ничего уж такого ужасного нет. Осенью переэкзаменовку дадут. Из-за одной географии ведь не оставят на второй год. Очень стыдно так трусить».
И вдруг Ева вспомнила: папа! - и содрогнулась от ужаса.
«Я самая несчастная из всех, - думает Ева. - Я даже тройку не смею получить. Пять, самое маленькое - четыре. А первых билетов уже почти не осталось. Ни за что не вытянуть!»
Наконец вызвали.
Ева идет и не чувствует ног под собой. Все лица за зеленым столом плавают перед Евой, как в тумане. Ева отчетливо видит только белые билетики на зеленом поле.
Кюн, - прозвучал холодный голос начальницы, - берите билет.
Нет, где уж тут вытянуть из целой кучи нужный билет! Чудес не бывает. Ева зажмурилась, схватила билет…
Пятнадцатый! Последний билет из тех билетов, которые выучила Ева. Спасение!
Ева сидит на стуле под окном на широкой дорожке солнечного света и обдумывает билет. Ева прикрылась программой и улыбается. Пятнадцатый билет: острова Суматра, Ява, Борнео, Целебес. Ева знает их, как пять своих пальцев. Климат тропический, ровный. Осадков выпадает много. Острова покрыты роскошными лесами… Обезьяны там не бегают по земле, а скачут прямо с ветки на ветку по деревьям. Дивно! И кокосовые пальмы растут, саговые пальмы, бананы, ананасы, гвоздичное дерево и… перец. А домики дикарей - как птичьи гнезда - на высоких деревьях, чтобы звери не достали.
Ева получила пять.
«Ах, - думает Ева, - дома ни мамы, ни бабушки нет. Кого обрадовать, кому рассказать?»
Из гимназии Ева пошла по Дачной улице. Возле чьих-то ворот присела на скамеечку, в раздумье положила на колени учебник географии, на учебник - белый листочек бумаги. Вздохнула и написала карандашом:
«Коля, я вас люблю».
Потом свернула записочку, вытащила из кармана гладкий камушек, крепко-накрепко, шнурком привязала к камню записку, зажала в кулак и пошла.
Вот железная ограда. Дом в ельнике. Крайнее окно открыто. Должно быть, стол придвинут к окну, и Коля Горчанинов сидит за столом над книгой.
«Бедный, - вздохнула Ева, - у него тоже экзамены».
Ева поглядела по сторонам - на улице ни души. Ева размахнулась с закидкой. Камень, как пуля, полетел через окраду в окно и ляпнулся на стол…
Ева бежит по Дачной улице. Остановится, приложит руки к горячим щекам, ахнет, взмахнет руками и бежит дальше.
Экзамены чуть ли не каждый день. Ни к одному экзамену Ева не успевала все повторить. Но везло! Так везло, что дух захватывало. Рука, как заколдованная, тянула один за другим только знакомые билеты.
Ева без сучка, без задоринки перешла в пятый класс.
Конец экзаменам. Семиклассницы - выпускные - устраивают бал. Ева пойдет на бал и встретится на балу с Колей. Он подойдет к ней, улыбнется и скажет:
- Позвольте пригласить вас на кадриль.
Все девочки удивятся, начнут подталкивать друг друга и перешептываться:
- А наша-то рыжая! Весь вечер сын начальницы танцует с ней.
Кадриль тянется долго-долго. Во время кадрили раздают котильонные значки из сусального золота. «Дама» выбирает значок «кавалеру» и прикалывает ему на грудь. И «кавалер» - «даме».
Ева так взволнована приготовлениями к балу, что похудела и с отвращением ест.
- Ты что, - спросил папа за обедом, - выглядишь, как драная кошка? Ты больна? Тебе нужно поставить градусник.
- Нет, нет, я здорова.
Папа прищурился и сказал с насмешкой:
- Это ты перед балом ошалела. Смотри, не гоняйся с мальчишками на балу. Потанцуй прилично и скромно - и пораньше домой. Я все узнаю, как ты себя вела.
Перед балом Нина Куликова прибежала к Еве одеваться. Суетилась, роняла и раскидывала вещи, обжигалась раскаленными щипцами для завивки. Нине нравятся кудрявые волосы, а у Нины волосы прямые, как дождь. Она заставила их лечь волной от пробора к ушам.
Ева в новом коричневом платье, новый белый передник - тонкий, как паутинка, и весь в мелкую складочку. На ногах черные открытые туфельки. Рыжие вихры тщательно приглажены щеткой и только слегка пушатся над ушами и вокруг лба.
Отправились. Все здание гимназии в огнях, все в гирляндах из душистых елок.
На белой лестнице разостлана малиновая дорожка. Реалисты и гимназистки чинно гуляют по коридорам в ожидании танцев. Реалисты - в серых блузах, ремни туго затянуты. Гимназистки - в коричневых платьях, с белоснежными передниками и все завитые.
- Кто завьется,- предупреждала начальница,- того классная наставница поведет в уборную и головой под кран.
Все завились. Не вести же всех! И классные наставницы делают вид, что ничего не замечают.
У семиклассниц, хозяек бала, распорядительский значок - на левом плече бабочка из цветного шелка. Они суетятся, то и дело пробегают по лестнице.
В киосках продают конфетти, серпантин, лимонад и пирожные. Ну и киоски! Беседка из роз, гриб-мухомор, избушка на курьих ножках.
Но что лучше всего - это освещение в коридорах. Нижний коридор - весь голубой, второй коридор - весь розовый, а верхний, на третьем этаже, который примыкает к залу, - весь оранжевый.
Ева с Ниной Куликовой бегают по лестнице из одного коридора в другой и не могут решить, который самый лучший.
- Пожалуй, оранжевый на третьем этаже. Он самый веселый, - решает Ева. - Пойдем в оранжевый.
- Ева, - говорит Нина, - смотри, какой у Козловой бант на голове огромный. Сама маленькая, а бант огромный. А Надя-то Смагина. Черные шелковые чулки на ней и лакированные туфли. Ева, как красиво! И веер из белых перьев. Машет веером.
- Я не люблю перьев, - говорит Ева.
- А вон Симониха и Талька Бой. Боже мой! В старых формочках пришли. Сзади лоснится и на локтях лоснится. Взгляни на меня, Ева, у меня завивка не разошлась?
Нина наскучила Еве.
- И завивка у тебя разошлась, и красная ты как рак, - сказала Ева.
Нина замолчала.
Коли Горчанинова нет ни в одном коридоре. Наверное, он долго одевается. И придет последним - смеется про себя Ева.
И вот грянули медные трубы. Вальс. Все ринулись из коридора в зал.
Огромный зал ярко освещен люстрами. Пестрые флажки протянуты с одного конца зала до другого. На увитой зеленью эстраде - оркестр.
Еву прижали в дверях, оторвали от Нины, оттиснули в сторону.
Дирижером танцев семиклассницы выбрали долговязого Котельникова. Окружили гурьбой и прикололи голубой бант к серой блузе.
Стрелой через весь зал пробежал долговязый дирижер. Скользит по паркету, легкий как ветер, и на груди у него развеваются голубые ленты. Котельников выхватил из толпы Надю Смагину и закружил.
У Нади Смагиной отец заводчик, потому Надя Смагина всегда одета лучше всех. А какая она хорошенькая! Волосы светлые, вьющиеся. Глаза синие-синие, ресницы черные, длинные, носик прямой, рот маленький. Вот только ноги у нее с кривизной. Но Ева следит за ней с восхищением. Ах, конечно, во сто раз лучше быть такой, как Надя, и на кривых ногах, чем на прямых ногах и рыжей уродиной.
Уже не одна пара, а много пар вертится в вальсе, и все мимо Евы. Только ветром ее обдают. От ветра зареяли под потолком пестрые флажки. Вдруг бомба взлетела к потолку, разорвалась с треском, и дождем посыпались из бомбы разноцветные конфетти на головы и плечи танцующих. Со всех концов зала на середину кидают серпантин - цветные бумажные ленты развеваются и опутывают всех. Чудесный бал!
Ева еле удерживается, чтобы не кружиться, не прыгать и не визжать от восторга. Ей хочется, чтобы в лицо хлестало конфетти, чтобы длинные ленты серпантина опутали ее с головы до ног. Но где же Коля Горчанинов? Он должен прийти, он знает, что она здесь. И если не придет, значит, ни капельки ее не любит.
Мимо Евы проносится Нина Куликова. Нину кружит толстый кондитер Вольф.
Волосы у Нины совсем развились, но скуластое лицо сияет.
- Нина, Нина! - кричит ей Ева и кивает головой. Но Нина не слышит.
Зал полон. После вальса танцуют падепатинер, потом помпадур, потом падекатр. Все девочки танцуют. Одна Ева не танцует. Никто не приглашает Еву Кюн.
«Со мной не хотят танцевать, я рыжая», - думает Ева.
И пусть! Ева будет танцевать с тем, кто ей милее всех. Уж он, наверное, пригласит Еву.
Когда снова грянул вальс, в толпу протиснулся, обмахиваясь платком, дирижер Котельников. Огляделся вокруг и вдруг направился прямо к Еве.
- Вы танцуете?
- Да.
- Позвольте пригласить вас на вальс.
Ева обомлела.
«Господи, - думает Ева, - как удивительно. И что ему вздумалось вдруг подойти и пригласить меня? - Ева встрепенулась от радости. - Наконец-то, наконец я хоть немножко потанцую».
Оркестр играет самый лучший вальс «Осенний сон».
- Давайте не так быстро, - просит Ева.
- Хорошо, - говорит Котельников, - мне тоже нравится не так быстро. А совсем медленно вы умеете?
- Могу.
Танцуют совсем медленно.
Котельников хорошо держит даму и замечательно хорошо ведет мимо всех препятствий - никто Еву и локтем не заденет.
- А влево вы умеете?
- Могу,- улыбнулась Ева.
Танцуют и вправо и влево. Как он ни повернет, Ева за ним с послушной легкостью. Точно год танцевали вместе и станцевались.
Вальс растет.
- Grand rond! - крикнул Котельников, не выпуская Евиной руки.
Все разом остановились, схватились за руки, стали в круг и закружились. Уже не ветер, а ураган проносится по залу. Рвут за руки то вправо, то влево, то сразу в обе стороны рвут.
Опять бомба взорвалась над головой Евы: Еву всю засыпало конфетти. Ева ног не чувствует под собой. И как весело! Лица мелькают в тумане.
- Corbeille! - кричит Котельников.
Круг рассыпался. И снова все хватаются за руки. Кто-то не понял, две-три пары путают, сбивая всех.
- Корзинка! - кричит Ева звонко. Corbeille - значит корзинка.
Сплели руки корзинкой и закружились снова.
Чего только не выдумает дирижер! И как рявкнет, - все ему подчиняются.
Но вот фигуры кончились. Снова плавный вальс. Снова Котельников кружится с Евой. И за ними стройной колонной кружатся пара за парой.
- Я не могу больше, - говорит Ева, - я очень устала.
- Еще полкруга, - просит Котельников.
Но Ева вырвалась и юркнула в толпу. Оглядывается.
«Боже мой, - думает Ева, - его все нет. Что-то странное, что-то случилось. Он, может быть, болен и не может прийти. Не вовремя я развеселилась!»
Ева с силой протиснулась через толпу и выбежала в оранжевый коридор. Разноцветные бумажки осыпаются с Евы, как цветень. И вдруг Ева остановилась как вкопанная… В трех шагах от нее стоит Коля Горчанинов, боком стоит и не видит ее. Высокий, прямой, в серой блузе. Воротничок ослепительной белизны. Темные волосы гладко зачесаны. С Колей стоит Надя Смагина. Коля говорит что-то Наде и сдержанно улыбается, а Надя смеется, прикрывая рот веером из белых перьев. И вдруг Коля оглянулся! Увидел Еву. Вздрогнул, нахмурил сросшиеся брови и поспешно отвернулся.
- Пойдемте отсюда, - сказал он Наде громко. Коснулся Надиного локтя, и они повернули к лестнице.
Антракт между танцами. Музыка стихла. Толпа из зала хлынула в оранжевый коридор. Захлопали пробки в избушке на курьих ножках. Запенился в стаканах холодный лимонад. У всех разгоряченные лица, все хлещут друг в друга горстями разноцветного конфетти. И в кого хлещут сильнее, тот, значит, нравится больше. А если весь засыпан, - значит, полный успех.
Ева жмется у дверей. Вся радость вечера для Евы разом угасла. Ева думает:
«Что ж я наделала своим камушком с запиской! Он меня вовсе не любит. И не только не любит, он теперь презирает. Ему неприятно встречаться со мной».
Шум и гам в оранжевом коридоре больно отзывается в голове Евы. И ничего хорошего нет в этом оранжевом коридоре - обкрутили оранжевой бумажкой лампочки, вот и все! И совсем не весело. Все только притворяются, что весело.
Вон Талька Бой и Симониха гуляют по коридору, и никто не бросает в них конфетти. Ни одной пестрой кругленькой бумажки на волосах. А потом они убежали в уборную и, когда вышли, у каждой на голове была целая груда конфетти. Должно быть, высыпали себе на голову по пакету и разгуливают с довольными физиономиями. Как глупо! Пусть никто не кинет в Еву ни одной бумажки, Ева никогда так не сделает. Никогда!… Но куда же делись Коля Горчанинов и его красавица с белыми перьями? И совсем уж не так хороша знаменитая Надя Смагина. Глаза у нее выпученные. Как некрасиво, когда глаза выпученные, точно у лягушки. А ноги кривые. Нет, пусть уж лучше рыжие волосы, лишь бы ноги были прямые.
«Неудобно, что я здесь стою, - думает Ева. - Все с подругами под руку гуляют по коридору, а я одна. Надо отыскать Нину».
И Ева пошла по оранжевому коридору. Впереди Евы двое, два волосатых реалиста. Идут и горланят:
- Знаешь, что Васька Котельников нынче на балу затеял? Сговорились с Петькой не выбирать хорошеньких. Всем рожам оказывать честь, которые по углам сидят и никто с ними не танцует. Чтобы хоть раз поплясали и повеселились.
Ева прошла до конца коридора и шмыгнула в дверь. Дверь на черную лестницу. Черная лестница узенькая, крутая, винтом идет вниз.
Ева бежит по лестнице с такой быстротой, точно за ней гонятся и улюлюкают: «Рыжая! Рыжая!»
В раздевалке сорвала с вешалки свое пальто и мимо удивленного бородатого швейцара - на улицу.