Андрей. После того как мы закончили свою спортивную карьеру, у нас с Наташей начались разборки: куда мне идти, что делать? Наташа, естественно, точно знала, чем ей заниматься, а у меня были иные предложения: может, попробуем покататься в мировых шоу? Не обязательно сразу идти в группу Татьяны Анатольевны или в театр Игоря Бобрина. Не уговорил я Наташу, не сошлись мы во мнениях, разбежались, и я сел почти на год в кресло спортивного чиновника.

Я начал уговаривать Ольгу пойти работать вместе со мной. Она видела, что я прихожу с работы нервный, дерганый, можно сказать, ненормальный. Я предложил: «Давай вместе пойдем в коллектив к Наташе с Игорем». Оля против: «Нет, я никуда не пойду, кем я там буду?» Я говорю: «Можно быть костюмером, можно ассистентом». Но от театра Бобрина Оля отказалась: «Кататься я уже не могу больше никем быть не желаю, но если ты хочешь там работать, иди».

Ольга тогда работала детским тренером, спортивные школы еще не развалились. И после того как я ушел к Игорю, она еще года два оставалась тренером. Пришел день, и в один прекрасный момент всех тренеров взяли и уволили. Даже не уволили, им объявили: можете приходить, можете не приходить, зарплату платить не будем.

Так в конце апреля 1989 года я позвонил Игорю и сказал, что хотел бы прийти в их коллектив. Игорь ответил, что всегда хотел, чтобы мы с ним вместе работали. «Мы, – говорит он, – уезжаем тридцатого апреля, а первого мая у нас уже выступление». А я год не катался, правда, иногда бывал на льду, помогал и Свете Алексеевой с ее учениками, она много лет была тренером в группе Тарасовой, и Татьяне Анатольевне. Вот так и получилось, что я только с тем багажом, который у меня остался от спорта, пришел к Игорю в театр и сходу начал выступать. В первые же дни я обратил внимание на Елену Васюкову вспомнились наши молодежные тусовки. Мы вместе тренировались у Тарасовой. Лена уже давно работала у Игоря. Сначала я на нее посмотрел с интересом, потом присмотрелся, дальше – больше. И закрутился наш роман, который длится до сих пор. Мы, конечно, долго его скрывали. Лена была замужем, и ее муж Алексей Шубин тоже работал в театре и работает и по сей день. Наши отношения стали открытыми лишь в середине девяностых. До этого мы с ней тайком в основном цапались и ругались. Жили мы по разным домам и квартирам и никак не могли сойтись. У нее один взгляд на какую-то проблему, у меня – другой. Мы очень долго друг к другу притирались. Конечно, буквально с первых дней мечтали жить вместе, да не было возможности. Если хоть какая-то малейшая свобода появлялась, мы ее, конечно, использовали для встреч. Но в основном наше общение проходило на людях – вечеринки, разговоры за кулисами, обычный наш треп, когда мы катаемся. Так длилось несколько лет. А в девяносто третьем Лена мне сообщает, что она ждет ребенка. Я в этот момент вместе с Натальей уехал, по-моему, на два месяца в Европу – в Германию и Австрию. Мы выступали как приглашенные звезды в Holiday on ice. И из Вены, и из Мюнхена я пытался до нее дозвониться. Она не подходит к телефону, никак я вызвонить ее не могу. Тогда я сговорился с ее подружкой Людой Кобловой, чтобы та ее вытащила к себе в гости. Получилось так, как я рассчитал. Лена приехала в гости к Люде, а тут я как раз позвонил. У нас состоялся очень длинный разговор. Конечно, она меня ошарашила сообщением, что беременная. Я же знал, что они с мужем много лет хотели иметь ребенка, но что-то не складывалось. Я задал традиционно мужской, наверное, не очень скромный и неправильный вопрос: от кого? Она сильно обиделась. Скандал получился большой. У него даже цена есть. Мы потеряли на этом разговоре две с половиной тысячи долларов. Когда я выписывался из гостиницы, у портье глаза раскрывались все больше, когда из принтера вылезал счет за телефон. Он спрашивает: «Вы очень любите поговорить по телефону?» Я отвечаю: «Нет, я просто люблю человека, с которым говорил». Тогда мобильных телефонов еще не было. И позвонить можно было только через гостиницу, а это значит – плати по полной программе.

Я приехал в Москву с твердым решением, что объявлю Ольге, что нам надо расставаться. Других вариантов не было. Мне предстояло воспитать и вырастить второго ребенка. Я давно понимал, что наш развод неизбежен, что он произойдет в любом случае. Сыну Андрюшке уже исполнилось двенадцать лет, большой мальчик. Однако я не только всех ошарашил, что ухожу из дома, но и сам был сильно этим потрясен. Ситуация сложилась не просто тяжелая – невыносимая. Следующие несколько лет жизни были такими, что вспоминать не хочется. Я отрывал одну часть себя, приклеивая ее к другой части. Все сразу стало почему-то нестабильным, я ощущал себя в каком-то взвешенном состоянии.

Сейчас, спустя пятнадцать лет, я уже могу все это вспомнить более или менее спокойно, а тогда даже говорить с кем-то было тяжело. Только с лучшим другом Владимиром Котиным дни и ночи напролет обсуждал свои психологические проблемы.

Я разрушил свою семью и разрушил чужую. То есть похоронил две нормальные семьи. А третью так и не создал. Общение с Ольгой у нас сначала складывалось очень трудно. Нельзя то, нельзя это, ничего нельзя. В общем, сперва сплошные «нельзя», которые медленно, со временем превратились в «льзя». Теперь мы общаемся нормально. Оля так и не вышла замуж. Она осталась одна. Все внимание отдает Андрюхе. Ему двадцать пять. Год назад мой старший сын окончил Университет менеджмента и маркетинга. Пока он в свободном полете. Мы пытаемся помочь ему найти что-то свое, но сейчас сделать это не так-то просто. У Андрея рост, размеры – все мое. Очень похож на меня. Особенно когда у меня была борода, и он отращивал бороду. Полная моя копия, только моложе лет на тридцать. Рыбачить любит, как и я. Мы с ним недавно ездили закрывать их дачу. Надо было слить воду, что-то заколотить. Занимались домашними делами с удовольствием. Андрей, как и я, к земле приученный. В общем, нормальный парень. Все в порядке.

Но когда я ушел, он очень переживал. Знаю, что до сих пор Андрюшка не примирился с нашим с Ольгой разводом. Я долго не пытался познакомить младшего сына Ваню с Андреем. Слишком сильно Андрей переживал. Я старался уменьшить его боль. Первые три года после разрыва делал все возможное, чтобы как можно больше времени быть с Андреем. Мы с ним занимались, гуляли, разговаривали. Первая встреча Вани и Андрея произошла на Ходынке в 2009 году, где мы представляли спектакль «Золушка». Они протянули друг другу руки и улыбнулись.

Я тогда жил в своей квартире, у меня уже была своя, отдельная, а Лена жила в своей. Я, что называется, метался. Метался, метался и, наконец, остановился, понимая, что в прежнюю семью мне уже дороги нет. А с Леной мы постепенно нашли какое-то равновесие в наших отношениях, от любви никуда не денешься. В конце концов, мы все-таки соединились.

Ваня вырос, сейчас ему пятнадцать лет. Вот уже лет двенадцать мы живем одной семьей. Построили дом, и он, конечно, нас тоже крепко спаял, потому что квартира в городе и дом на природе – разные вещи.

Жизнь за городом совсем другая, и единственная проблема – ты всегда опаздываешь. Дороги, к сожалению, у нас еще большой дефицит. Въезд в Москву – проблема жуткая, надо выезжать из дома за два, два с половиной часа до обговоренного времени встречи. Моя бы воля, я из загорода вообще бы не выезжал. Не было бы работы в Москве, сидел бы у себя в Малаховке. Там все совершенно иное, там всегда есть чем заняться. Дом небольшой, но тем не менее он постоянно требует внимания. То потек кран, то где-то плитка отвалилась, надо кого-то звать. Могу, конечно, сделать сам. Но сделаю коряво, поэтому стараюсь, чтобы работали профессионалы. Живем мы в доме втроем. Лена продолжает работать солисткой и репетитором нашего коллектива, мы выступаем, репетируем, а это значит, что на работу мотаемся в Москву каждый день. В школу Ваню привозили рано утром, потом сидели, ждали два – три часа. Ваня присутствовал на первых двух уроках, иногда на трех. Дальше мы везли его на тренировку. Сидели в московской квартире Лены в Косино, ждали, когда он освободится, вечером ехали обратно, и так каждый день. Ваня подрос, поэтому сейчас только довозишь до электрички и – «Good bye, Ваня!» У него гарантированно час пятнадцать уходит на дорогу поэтому мы знаем, когда он будет на тренировке. Он же, к нашему несчастью, фигурист.

Ваня рос очень подвижным мальчиком. Мы с Леной метались по гастролям, а его бабушка, Ленина мама, Валентина Григорьевна, его воспитывала. Ей, вероятно, очень хотелось его чем-нибудь ухайдакать, чтобы домой он уже приходил «мертвый». Ваня три раза в неделю плавал. Он плавать научился в четыре года, поскольку рядышком с домом в детсадике был бассейн. Одновременно бабушка отдала его в фигурное катание. В Косино построили новый Дворец спорта с катком специально к Ваниному рождению. Целая эпопея, как Ваня не хотел кататься. Как в бассейн – у него никогда ничего не болит, он готов в воде сутками бултыхаться. Но если надо собираться на тренировку на лед – то живот, то понос, то голова, то кашель. Интересно, что эти болезни не были надуманными, это продолжалось довольно долго, даже сейчас иногда бывают рецидивы. Думаю, что срабатывает некая внутренняя аллергия. Он себе поставил задачу: не хочу кататься, и внутренний приказ действует. Еще до прошлого года Ваня все время болел. Неделю – болеет, две – катается, неделю – болеет… Так с четырех лет без изменений. Нам надоело такое расписание, мы его «посадили» на разные витамины. Чего только он не пил, какую только гадость ему не прописывали. Барсучий жир вместе с алоэ, сок свеклы со всякими добавками. Мы называли эти напитки «вкуснятка». С ними полагалось еще пить какао. Может, поэтому он всю эту жуть мог проглотить. Как ни странно, это лечение вместе с комплексом витаминов помогло.

Вскоре из бассейна они с бабушкой ушли, из детского сада он вырос. Одно фигурное катание у него осталось. Хотя с самого начала оно ему легко давалось. Скользить Ваня научился, и даже неплохо. Но прыжки никак не получались. Когда он подрос, стал ездить с нами на гастроли. Приехали в Корею, он туда взял с собой коньки. С нами выступали Мария Бутырская, Леша Урманов, Лена Бережная с Антоном Сихарулидзе. И вот три олимпийских чемпиона и чемпионка мира пытались научить Ваню дуплю, то есть прыгать два с половиной оборота. Каждого из них хватало максимум на две тренировки. Все видели, что если он докручивает, то падает. Если недокручивает, то выезжает. Но недокрут не считается прыжком. Как только они его ни уговаривали, Ваня ни в какую – не прыгает, и все. А это означало, что не получился из него одиночник. Но он растет, надо идти дальше. Я пошел к знаменитому тренеру одиночников Виктору Кудрявцеву. Виктор Николаевич посмотрел Ваню и вынес приговор: ему по его возрасту уже не хватает элементов. Он же катался особо не напрягаясь. Тренировался у Андрея Сергеевича Олехова. Тренировался не для результата, зато научился легко двигаться на льду. Кудрявцев мне прямо сказал: «Он не будет прыгать». Потом добавил: «Ты вспомни себя. Таким он и будет. Какие прыжки ты изучал?» В общем, судьба, и Виктор Николаевич приговорили его к танцам. И оказались правы, потому что за последний год Ваня сильно прибавил в росте: сто семьдесят восемь сантиметров в его пятнадцать лет.

Ваня тренируется сейчас у Иры Жук с Сашей Свининым, у них хорошо поставлена подготовка танцоров и, что немаловажно, много льда. Это одна из немногих групп в Москве, которая имеет хорошие условия. Я видел, как работают Саша с Ирой, и был поражен, какое они внимание уделяли технике. Саша и Ира прекрасно готовят молодежь. Но в то же время они тренируют Яну Хохлову с Сережей Новицким, красивую чемпионскую пару. К тому же у них занимались еще три или четыре пары юниоров, которые вышли на уровень юниорских чемпионатов мира. По пять часов Ванька сейчас катается. И девочка-партнерша у него очень хорошенькая. Но в начале карьеры танцора Ваня пережил настоящую трагедию.

Первая партнерша Вани, прокатавшись с ним почти год, бросила его, причем именно в его день рождения, – слез было немерено.

Мы с Леной тоже расстроились. Пара развалилась. Ванька катался несколько месяцев один. Мы не могли найти ему в Москве девочку. Опросили всех друзей, ставших тренерами, всех знакомых. Ни одна претендентка не нравилась ни Ваниным тренерам, ни нам. Наконец, нашли девочку в Питере. Она тоже закончила карьеру одиночницы. У нее родители высокие, и она стала резко тянуться вверх. Получилось, что мы «выписали» сыну партнершу из Питера. Естественно, мы все сейчас в нее влюблены, девчонка просто замечательная. Мама переехала в Москву вместе с ней. Родители у нее люди умные, в тренировочный процесс не лезут, но, конечно, хотят, чтобы девочка чего-то добилась в спорте… Шансы подняться у них есть. Но чем они будут старше, тем сложнее подъем. Сейчас у Вани очень хорошая техника скольжения. Любовь к фигурному катанию появилась, работает он на совесть, а эмоции и в пятнадцать лет есть, но они у него пока сдержанные. Он чем-то напоминает меня, когда мы с Наташкой начали кататься. Но мне тогда нужно было внимательно за ней следить, какие уж там эмоции!

Теперь, если у меня есть свободное время, я езжу с ними на соревнования. Им необходимо накопить опыт. Они пока еще не знают, как при одной ситуации себя вести, как при другой. Мы с Ленкой теперь все свободное время отдаем Ваньке, чтобы он хоть чего-нибудь, но добился. По своему опыту я знаю, если ты чего-то добьешься, ты везде будешь нужен, везде будешь уважаемым человеком и сумеешь заработать на жизнь. Учеба уже пошла по боку, хотя Лена с ним доучилась до восьмого класса. Но все, дальше мы уже не можем, слишком сложные пошли предметы. А лед забирает у сына все больше и больше времени.

Оглядываясь назад, я неожиданно понимаю, что вместе с Леной мною пройден уже большой кусок жизни. Тем более, если посчитать, что мы познакомились еще в семьдесят шестом году, когда ей было двенадцать-тринадцать лет. Я уже тогда на катке ей что-то показывал, учил, но у нее характер всегда был упорный, даже упрямый. Если она решила что-то не делать, ты хоть тресни, ничего не сделает. Потом, может быть, и уступит, но когда-нибудь потом, без давления.

Мы вместе катались на СЮПе. Мы с Наташей начинали в 1977 году почти одновременно, что и Лена с Лешей Погодиным, своим партнером, только в парном катании. Мы поехали на первые соревнования, и они поехали. Мы выиграли, и они выиграли. Потом подошли вторые соревнования – чемпионат Москвы. Мы с Наташей победили, и они стали первыми. Мы шли с ними параллельно весь первый год. И если б у Алексея не возникло глупой проблемы с таможенниками (он что-то неправильно задекларировал – буквально на один доллар или одну марку, но в те времена к таким вещам относились серьезно), они бы высоко поднялись. Потенциал у них был большой. Они изначально стояли выше, чем Шахрай с Черкасовой, ставшие вскоре чемпионами мира. Когда Алексея дисквалифицировали на год, Лена перешла в танцы.

Сейчас, если есть возможность, она сразу полезет на поддержку, будет делать тодесы, выбросы – прирожденная парница. А в танцах она стала чемпионкой Кубка Советского Союза, чемпионкой Спартакиады. Но это все было не то, чего ей хотелось. Потому она так рано и ушла в коллектив к Игорю, тем более что поначалу там собрались хорошие парники. Сначала она выступала в паре с Игорем Завозиным. С Игорем легко кататься, он может партнершу поднять и подбросить куда хочешь. Тем более что весила она сорок семь килограммов. Потом она выходила на лед с Лисовским. А Игорь с Ирой Воробьевой были чемпионами мира. С такими партнерами ей, конечно, очень нравилось выступать.