Наташа. Когда мы входили в проект, нам сказали: вам всего лишь надо будет немного подсняться. То есть нас снимут в процессе тренировок, и на это будет уходить в день два-три часа. Но главное условие: в каждом сюжете, иначе говоря, в каждой передаче мы показываем свой с Андреем номер. Причем не новые, а из тех старых, что давно считаются легендарными. На деле получилось так, что мы с Андрюшей снимались по восемь-десять часов первые два дня недели. А потом летели в Питер к Сергею Селину, одному из «ментов», потому что у него шли съемки и он тренировался в родном городе. Так что еще день тратился на съемки в Питере вместе с Казаковой и Селиным. Дело в том, что он заявил: «Я хочу, чтобы мне ставили танцы только Бестемьянова и Букин». А поскольку Селин – это звезда, герой фильма «Улицы разбитых фонарей», мы руки в ноги, садились утром в самолет, а потом вечером летели обратно. Работали мы с огромным удовольствием. Оксану мы давно знаем и любим, а с Сергеем сразу сдружились. Но раз в неделю – день отдай. Поэтому для себя оставалось совсем немного времени. А дальше постепенно появлялись все новые и новые обязанности – то одной паре надо помочь, то другой. В общем, объявленные «подсъемки» заняли все наше время и здоровье, иногда мы оставались даже без обеда, потому что пары приходили в разное время, а надо было успеть поработать со всеми. А без обеда Андрею с его худобой очень сложно: если он вовремя не поест, от него вообще ничего не останется.
Ледовый проект должен был плавно перетечь в «Танцы со звездами». Его производила та же компания на том же канале. Мы с Андреем должны были стать некой «рекламной паузой», во время которой проект переходил со льда на паркет. А так как лед в студии снимали сразу после последней съемки программы, то, значит, в ночь должны были отснять весь «рекламный ролик». Мы целый рабочий день отпахали на проекте, после чего нам говорят: надо остаться работать дальше. Я помню, что в начале съемок какие-то силы у меня еще были. Спасло меня от обморока только то, что рухнули декорации. А то бы они еще несколько часов нас мучили. Декорации рухнули полностью, и на их подъем ушло бы много часов, поэтому решили, что достаточно и того, что сняли за три или четыре часа. Один и тот же пробег со всех точек полчаса снимали. На следующий день я упала в обморок. Я приехала на дачу и тут же заснула. Проснулась оттого, что у меня свело ноги. Попыталась спуститься вниз… и на первом этаже на полу меня нашла моя тетя Неля. На следующий день мы уезжали в тур по России вместе с Плющенко, Слуцкой, Татьмяниной и Марининым. Мы зарядили крутой тур, посвятив его юбилею театра. Я не могла позволить себе отлеживаться, передохнула и поехала.
После каждого съемочного дня мы стремились в Кратово, на дачу, потому что взяли нового пса. Взяли еще совсем щенком и хотели его вырастить сами. Весь первый сезон проекта мы ночевали за городом. Сейчас, когда закончился уже третий проект, нет сил ездить за город каждую ночь.
Главное, что запомнилось из первого сезона, так это четкая организация. Впервые мне не надо было никуда звонить, ничего утрясать. Я за последние годы привыкла, что в театре все время что-то необходимо доставать и утрясать. А тут все идеально распланировано без тебя, только катайся. Как это здорово! Помню, сняли первый или второй сюжет. В Москве стояла в это время жуткая жара, духота в павильоне чудовищная. Кто-то сидит рядом и рассказывает мне, как он отдыхал на островах, плавал в океане. А я слушаю вполуха и думаю: какое же счастье, что я могу катать свой любимый номер в этом душном павильоне, провести здесь целый день, и мне это ужасно нравится.
Павильон, где снимали «Танцы на льду», устроили на улице Лизы Чайкиной, в КБ Яковлева, в бывшем цехе-ангаре, где собирали самолеты. Этот ангар находился прямо во дворе дома, где Андрюшка провел все свое детство и юность. Наши техники установили в павильоне ледовую машину.
Игорь. За двадцать лет театр накопил достаточно средств, чтобы приобрести ледовую машину. Нам она очень нужна – есть масса городов, где мы можем выступать, а ледовой площадки у них нет. Мы, например, ездили со своей машиной в Израиль. Заранее отправили ее в Тель-Авив морем.
Мы совершили рискованный поступок, пойдя на приобретение такой машины. Прежде чем ее купить, нам надо было понять и рассчитать, сколько месяцев в году она будет задействована. Просто притащить в Москву эту дорогую игрушку, чтобы она стояла во дворе никому не нужная – разорительно. Мы несколько лет спорили и гадали, пока принимали решение: сможем ли мы обеспечить машину работой? Все решилось, когда однажды у нас сложно формировались гастроли. Когда есть машина, сразу становится меньше проблем. Но если у тебя ее нет, то ты постоянно слышишь: конечно, приезжайте, но со своей машиной. Казалось, что гастроли или отменяются, или о них сложно договориться именно оттого, что нет у нас ледовой машины. А когда мы решились ее приобрести, тут как раз подоспели «Танцы на льду».
Мы прошерстили весь рынок, поскольку точно знали, что нам надо, и в итоге взяли две машины. Они обе помещаются в стандартный контейнер. Его можно перевозить на грузовике, можно грузить на пароход. Наши машины делают и поддерживают лед размером двадцать пять на тридцать пять метров. Ледовая машина по комплектации – сборная солянка: и от итальянцев что-то есть, и от немцев, и от финнов. Сам компрессор может быть из Германии, поле из Финляндии. А чиллер, который охлаждает воду, – из Швеции. А наши ледовые агрегаты – российская разработка, и, как оказалось, очень удачная.
Наташа. Первый проект длился два месяца – от августа до октября. Десять сюжетов. Потом во втором сезоне было двенадцать сюжетов, и, наконец, в третьем – пятнадцать.
Игорь. Забавных эпизодов на проекте было много, но тот, о котором говорила Наташа, конечно, оказался ярким финальным аккордом. Закончилась съемка последней программы, то, что на телевидении назвали сюжетом, и после нее, естественно, банкет. Все рвались на него без исключения, мы же стали как одна семья. Почти родственники. Сижу на съемках финального ролика, дергаюсь, понимая, что уже поздно, нужно еще обязательно попасть на банкет, потом еще рулить до дачи. Я сегодня не могу даже кружку пива выпить, потому что за рулем. А там кино буквально снимают: «…вот-вот, теперь лед плавно переходит в паркет». Рядом с Наташей и Андреем пять пар танцуют на паркете. Столики стоят, за ними люди сидят. И раз, и два, и три, и все не так, все не то. А я уже совсем кончаюсь, уже и сидеть не могу. Андрюша говорит: «Все, последний раз делаем». Они вновь подъезжают к кромке, тормозят. Режиссер опять: «Плавно переходим с этого проекта в этот…» И тут я слышу такой звук: «Э-э-э-э!» И на меня пары несутся, которые сидели за столиками под натянутой тканью декораций. Они бежали так, будто рядом извергается вулкан. А декорация метров пять высотой падает на них. Тут я услышал: «Бум!» Как из пушки. Дым, тишина. Объявление: «Съемки закончены!» Чтобы российские телевизионщики закончили съемки, надо чтобы случилось нечто экстремальное: чтобы все упало, сгорело, разрушилось или взорвалось. В три часа ночи мы приезжаем на банкет. Трогательно, что все участники ждали нас. Они подготовили специальный тост, выстроились в ряд и хором его произнесли, подарили нам альбом, где каждый написал о том, как он к нам относится. Но это нынче – забытая старина. Уже такого нет… Теперь все кончается без слез и рыданий, что пришло время расставаться.
Наташа. Мне бы хотелось назвать всех участников первого проекта. Это – Сергей Селин, Оксана Казакова, Лада Дэнс, Вазген Азраян, Лика Кремер, Антон Дмитриев, Ивар Калныньш, Майя Усова, Ирина Чащина, Руслан Гончаров, Сергей Галанин, Мария Бутырская, Татьяна Догилева, Алексей Урманов, Сергей Лазарев, Анастасия Гребенкина, Анна Азарова, Евгений Платов, Петр Красилов, Оксана Грищук.
Во всех трех проектах Оксане Казаковой всегда доставались звездные партнеры, но без малейшего навыка стояния на коньках. Что им там внизу на ноги прицепили, они совершенно не понимали. Многие зрители думали, что звезд эстрады, театра и кино собирают по принципу: когда-то они катались на коньках. Ничего подобного. Их приглашают только по звездному принципу. Главное – узнаваемость.
Мне говорили, что на Первом канале тех, кто не способен кататься, в проект не брали. У нас такого отбора не существовало. Нужен каналу этот человек, будем учить его кататься. С нуля. А когда мужчина, который должен поднимать партнершу, учится кататься с нуля, это страшное дело. Возможно, Сергей Селин в детстве катался на хоккейных коньках. Ивар Калныньш сам говорил, что играл в хоккей. Сергей Лазарев учился с нуля. Это фантастическая история, чего он достиг. Он очень упертый человек. Если за что-то берется, то всегда добьется своего. К тому же человек он талантливый. Талантливые люди нередко бывают с ленцой, но тут – сочетание таланта с невероятной трудоспособностью. Петя Красилов когда-то катался.
Самые забавные были тренировки у Гребенкиной с Лазаревым, потому что она без конца хохотала. Настя вообще хохотушка. Я это заметила в начале тренировок, потом уже режиссеры стали развивать эту особенность, используя ее смешливость в шоу. Я сама похохотать люблю, но как хохочет Гребенкина, это отдельная тема. Когда она начинает, ты невольно ржешь вместе с ней, даже не зная, по какому поводу.
Лада Дэнс была нами очень недовольна. В конце концов, она ушла из проекта, сказав, что ей достался самый плохой партнер. И ни слова не вспомнив, чему она с ним научилась. Вазген Азраян – самый плохой партнер! Мы были ужасно возмущены, но ничего не возразишь. Красилов – молодец, он выдержал напор Оксаны Грищук. Но Грищук – великий профессионал. Она добивается от партнера даже того, чего он не умеет. А ее перепады настроения! Правда, потом она всегда может объяснить, почему и отчего у нее возникала истерика.
Игорь. Начало проекта получилось для меня, с одной стороны, сложным, с другой – приятным. Когда мне предложили судейство, и я узнал, что буду сидеть рядом с Цискаридзе, Чайковской, Моисеевой и Миненковым, мне стало спокойно. Я понял, что только один человек за судейским столиком будет из той части человечества, что по своей деятельности никак и нигде не соприкасается с фигурным катанием, – это Николай Цискаридзе. Правда, он – балетный человек, мы все же рядом. Спорт или искусство – это бесконечный спор про фигурное катание. Во всяком случае, в такой судейской бригаде мне было комфортно. Потом мне предложили еще взять на себя и бремя постановщика номеров, то есть балетмейстера, хореографа, но при одном условии, чтоб этом никто из зрителей не знал.
Наташа. Я не понимаю, почему этот факт они решили хранить в тайне? В Англии все было то же самое, мы же шли по английскому формату. Только в Лондоне все знают, что Карен Барбер, которая сидит в жюри, тренирует пары, помогая Джейн с Крисом.
Игорь. Я, как старый советский патриот, понял, что во всем и всегда должна быть какая-то тайна. Я убегал из всех профайлов, чтобы меня случайно не сняли, не дай бог засветиться. Конечно, было обидно, поскольку ты все эти номера придумываешь и репетируешь, но остаешься при этом в тени. Единственное, что меня примиряло с таким решением, так это то, что постановщиками объявляли Наташу с Андреем. Но состояние, конечно, было не очень комфортным. Самая большая сложность оказалась чисто технической – в начале проекта не было стационарного льда. Его построили только к съемкам, поэтому все пары тренировались на разных катках, арендованных по всей необъятной Москве. Я начинал свой день с того, что приезжал в один конец города, а заканчивал его на противоположном. Я прежде об этих катках и не слышал. Спасибо Лужкову, который, оказывается, настроил их в таком количестве. Я приезжал на один каток на окраине Москвы, потом переезжал на другой, на котором мне полагалось оказаться через полчаса после окончания предыдущей репетиции, что практически невозможно с московскими пробками. И Наташа с Андреем так же ездили, за нами еще колесила и съемочная группа. Это постоянное мотание привело к тому, что когда я утром открывал глаза, то не понимал, что со мной и где я нахожусь. Я люблю водить машину и от этого иногда получаю кайф, но теперь от одной мысли, что мне надо снова садиться за руль, меня уже тошнило. Я начал ездить на такси, потом мне уже заказывали машину.
Первое мое впечатление было ужасное: люди, которые пришли в проект, кататься на коньках совершенно не умели. В паре, где мужчина-партнер, он же фигурист-профессионал, а партнерша у него – звезда эстрады или кино, это еще более или менее безопасно, если задумываться о поддержках, тех, что выше колена. Но когда партнер не спортсмен, а он должен поднимать свою партнершу, при этом сам еле стоит на коньках, это действительно страшно. Чуть-чуть, и головой в лед может врубиться какая-нибудь олимпийская чемпионка. Смотреть на их первоначальные потуги на тренировке невозможно. А они поголовно хотят сразу все элементы исполнять. У них исчезают все понятия о реальности – он должен поднять партнершу выше головы во что бы то ни стало. Поэтому, когда они действительно начали девочек поднимать, у меня точно седых волос добавилось. Каждое движение было на уровне экстрима.
Наташа. Когда нам показали, как подобное шоу проходит в Англии, и мы увидели, как катаются собранные по принципу «профи и дилетант» пары, а потом оказались на первой российской тренировке, то я решила – в Англии публику обманывают. Ну не могли они «чайников» так научить! Мы же понимаем, что может новичок сделать, а что нет. Нельзя научить кататься за пару месяцев! Скорее всего, их как-то специально подснимают, решила я. Дурят! Вот придем мы на первую съемку, и телевизионщики начнут придумывать, как сделать так, чтобы казалось, будто наши звезды умеют кататься. На первой съемке мы с Андреем откатали свой номер, встали на место. Смотрим. Знаем заранее, что следует ожидать от наших пар, – чудес же не бывает. Но иногда они происходят. Включается камера, свет, и все как один начинают кататься на порядок лучше, чем на тренировке. Вот она – мобилизация профессиональных артистов, когда они в кадре. На репетициях они что-то делали в полноги, что-то не доигрывали, что-то не дотягивали. Но теперь они в кадре, идет съемка, а когда надо – значит надо. При командах «мотор», «свет» у них срабатывает профессиональный инстинкт.
Когда прошла первая программа, я была в восторге оттого, как они катались.
Игорь. К сожалению, дальше пошло кое-как, когда они более или менее научились сами шнуровать ботинки и снимать чехлы, прежде чем выйти на лед. Сразу в большей или меньшей мере включился разговорный жанр. Например, если им придумали какой-то номер, тогда Догилева начинала рассказывать про то, что надо в этом двухминутном прокате показать. Номер сразу превращался в многосерийное действие, где она должна переходить из одного образа в другой по системе Станиславского. Мне приходилось терпеливо выслушивать такие предложения, по которым легко можно было поставить многоактный спектакль. Утихомирить их, поставить на место, сказав, что фигурное катание – конкретное действие, не было смысла, тогда бы монолог превратился в диалог. Пришлось бы в споре доказывать, что номера в фигурном катании – это миниатюры, скетчи, зарисовки, наброски, но никак не полнометражный спектакль.
Наташа. Останавливала поток их фантазии исключительно нехватка времени. Когда они понимали, что остается день до съемок, тогда начинали слушать и делать то, что им предлагали тренеры и хореографы. Однажды от Догилевой я просто ушла. Мы приехали к ним на тренировку: работают камеры, операторы снимают так называемые профайлы, фрагменты тренировок и интервью, остается два дня до выступлений, мы пытаемся что-то срочно сделать, склеить. Она включает свои режиссерские способности… Я понимаю, мы ей мешаем: «Таня, мы тебе мешаем?» Она: «Да!» Я говорю: «Пока, Таня». Оставался минимум времени, она, я так думаю, понимала, что не в состоянии учить что-то новое, чего мы от нее добивались, а решила слепить из того, что уже умеет, в расчете, что стопроцентно у нее все получится.
Невероятным по упорству учеником стал Сергей Селин, который столько раз пытался приложить Казакову, что это уже стало притчей во языцех. Теперь на каждом проекте кто бы ни появлялся с Казаковой, он обязательно с ней падал. Никто не падает в течение всего проката, а с Казаковой точно партнер рухнет. Последняя фраза Николая Цискаридзе в третьем проекте была такая: «Через много лет, когда «Ледниковый период» давно перестанет существовать, мы на канале РТР в нашем шоу будем просить партнеров Казаковой не ронять ее».
Игорь. Нам предстояло задействовать немалые актерские способности звездных партнеров и по возможности скрыть их неумение кататься. Здесь включалась некая хитрость. Я знал слабые места своих «чайников» и старался их как-то завуалировать, чаще всего «закрыть» профессионалом, который или которая таскали этого «чайника» за собой либо возили его на себе. Но кто-то и поразил нас своим даром учиться. Прежде всего Сергей Лазарев. Абсолютно двигательно талантливый человек.
Наташа. По судьям выиграл он, а у зрителей выиграл Петя Красилов. Официально победители проекта Грищук – Красилов. Но целую неделю Гребенкина с Лазаревым считались чемпионами, пока не проголосовали зрители.
Игорь. Хочется что-то высокопарное сказать. Например, все спортсмены, как и все остальные участники, относились к проекту трепетно. Если не сказать, вожделенно. Работали на износ. Так было в первом проекте. Дальше уже кто-то врубался по полной, а кто-то щадил себя. Да и фигуристы поняли, где можно поостеречься. Появился опыт, но поначалу тоже не жалели себя. Прелесть всех первых проектов в том, что люди меньше всего задумываются о денежной составляющей. Забывают о травмах, не говорят о потерянном времени.
Профи получили свою порцию восторга. Чемпионов, которых забыли, так отрекламировали, что они были уже счастливы одному этому факту. В тот год фантастически взлетел телеинтерес к фигурному катанию.
Наташа. Во время первого проекта в Москву прилетели представители владельцев английской лицензии. Вероятно, проверяли, как здесь все происходит. Программа же форматная. Заодно вели переговоры со мной. Они хотели меня пригласить в свое жюри, и для них не имело значения, участвовала я в российском проекте или нет. Им был нужен иностранный судья. Джейн мне потом сказала, что они хотели меня пригласить в свой первый сезон. У них шоу началось на год раньше, чем наше. Кстати, одновременно с американцами. С разницей в несколько месяцев те тоже запустили у себя этот проект. У американцев многое было по-другому. У них не ведущие, а известные фигуристы вели проект. По-моему, Скотт Хамильтон и Нэнси Керриган. Так же как у Первого канала, когда ведущими были Слуцкая и Плющенко. В английской же версии тренер всего лишь соведущий, а известные актеры или звезды телевидения ведут шоу, как у нас Настя Заворотнюк и Юрий Николаев.
Николаев вместе с нами брал интервью у спортсменов. А Настя общалась с судьями. Во втором сезоне их поменяли местами. Юра разговаривал с судьями, а рядом с нами стояла Настя.
Игорь. Мне, например, с ведущими и с людьми, сидящими за столиком жюри, общаться было очень легко. Вне зависимости от степени остроты вопросов. Важным было то, что я видел: они спрашивают с интересом. Хотя, конечно, положение получилось неравноправным. У них было «ухо», то есть скрытый микрофон, и им режиссеры подсказывали, что они должны говорить. А мы отвечали «вживую».
Наташа. Я договорилась с англичанами, и зимой после первого проекта отправилась судить их «Танцы на льду». В Лондон я приехала одна. За судейским столом должна была говорить с ведущими по-английски. Я язык в общем-то знаю, и мне даже казалось, что у меня нормальный уровень. Тем более что в Москве они меня проверили. Вроде бы все в порядке. Но после первых же моих слов в зале раздался такой хохот. У меня, вероятно, от волнения вылез жуткий акцент. Если бы такое произошло в Америке, никто бы не обратил внимания. Но в Англии трепетно относятся к своему языку, во-первых. И, во-вторых, не так уж много русских у них выступает на телевидении, может, поэтому русский акцент так поразил зал. Что меня жутко оскорбило.
Игорь. Не оскорбило, а начались сплошные рыдания: «Я больше туда не поеду!»
Наташа. Такое невозможно было вытерпеть. Но я с собой совладала. Взяла преподавателя по английскому языку. Учительница мне досталась чудная! Она давала мне задания, я слушала в машине диски с уроками. Потом не переставала с ней заниматься еще год. А тогда в Лондоне я стала с ведущими предварительно оговаривать какие-то стандартные фразы. Невозможно подготовиться и выучить текст, когда идет лайф-шоу Никто же не знает, упадет пара или не упадет, получится у них элемент, не получится. Что мне здорово помогало, так это то, что там судьи отсматривают прогон. И ты уже себе более или менее представляешь, что будешь вечером при судействе говорить. Потом я уединялась с редактором, объясняла ей на своем ломаном языке, как и что я хочу сказать. Она облекала мои слова в приемлемые фразы, которые я могла относительно чисто произнести.
Игорь. Мне тоже повезло. Обычно на даче с утра, когда я просыпался, еще не дотянувшись до чашки кофе, я слышал от Наташи: «Сегодня театр туда поехал, такой-то номер сегодня нужно сделать, такая-то музыка не годится, этот артист уходит, нужно его заменить…» Теперь, когда я открывал глаза, то внизу раздавалось: «I am glad to see you». Напротив Наташи сидела «англичанка», и они разговаривали. Господи! У меня еще полтора часа свободного времени!
В Англии запись шоу шла в субботу, в пятницу Наташа улетала и в воскресенье возвращалась. Однажды на один из прокатов она меня взяла с собой. Уже начиналась весна, в Лондоне была хорошая погода. Наташа отсудила, и нам выпала целая неделя до следующей субботы и воскресенья. Так долго мы в Лондоне никогда не были. Наш проект начинался в конце лета и продолжался осенью, а в Лондоне он проходил с середины января по конец марта. Мы исходили весь центр. Мы покупали билет в метро, каждый стоил девять фунтов, а после с этим неиспользованным билетом возвращались в гостиницу, потому что везде ходили пешком. Просто ходили. Ноги были стоптаны по шею. Такой красоты и такой погоды я от Лондона не ожидал.
За неделю мы посмотрели три или четыре театральных шоу. Почти каждый вечер ходили в разные театры. Когда мы все лучшее посмотрели, Наташа, которая была руководителем нашей делегации, говорит: «Я уже не знаю, куда тебя еще сводить». Я предлагаю: «Наташа, на той стороне реки, которая называется Темзой, есть музей цветов или музей английского парка – давай посмотрим». Мы зашли в этот музей. Церквушка при входе какая-то готического стиля. Перед ней площадка вроде нашего дачного участка, даже меньше, наверное, в два раза. На площадке плиты с именами усопших и деревья с табличками – такое-то дерево, такое. Очень похоже на рынок на нашей кольцевой дороге, где саженцы продают.
Наташа. Но в этом музее-кладбище похоронен мистер Традескант – родная для нас фамилия. У нас почти в каждом доме стоит традесканция. Именно этот человек вывез из Африки любимое растение наших подоконников.
Игорь. В Лондоне я первый раз увидел, что такое съемки в режиме «лайф». Наташа в запарке, а я трезвым взглядом оценивал, как все происходит. Во-первых, их процесс отличается от всех наших съемок тишиной. У них у всех «уши», и мы не слышим ни мата, ни перемата. В этой тишине все, будто муравьи, снуют вокруг арены, все в черном, все одинаково одеты. Это выглядит как некое таинство, какая-то магия работы механизма. Вроде никто ничего особенного не делает, а все происходит, все крутится, все вертится. Меня это не то что удивило – шокировало.
Наташа. Честно говоря, у меня было то же самое чувство. Особенно на первых программах, когда я еще не знала, что будет дальше. Мне выдали расписание, когда и как мне полагается действовать. Ничего особенного, я к этому привыкла, у нас тоже расписание выдают. У нас после объявленного времени работа начнется через час, а то и через два. Здесь же все четко по графику: беседа с продюсером, беседа с редактором. Я уже сижу за столом. Уже отсчитывают: три, два, один, лайф. Пошли. Как я здесь оказалась? Меня будто обвели вокруг пальца и посадили на этот стул. И так происходило каждый раз.
После каждого шоу они устраивают небольшой прием в баре, который рядом со студией. И все приглашенные, и все участники шоу могут туда прийти пообщаться. Довольно симпатичная традиция. И вот на таком приеме ко мне подошел мужчина, представился: «Я режиссер программы». Я говорю: «Правда? А почему я вас не слышу?» Он удивился: «А почему вы должны меня слышать?» Я говорю: «Дело в том, что режиссера нашей программы я слышу очень хорошо». Он долго смеялся. Меня представили и продюсеру проекта. Не знаю, сколько ей лет, но выглядит она очень молодо.
Игорь. Надо было оказаться в судейской коллегии, чтобы я совсем по-другому узнал Елену Анатольевну Чайковскую. У нас в спорте были не самые теплые отношения. Разные были периоды, но в основном нелегкие. Я же был соперником ее любимого ученика. Но когда Володя Котин пришел в наш театр, у нас с ней сложились дружеские отношения. Елена Анатольевна не превратилась в мудрую Тортиллу, не стала ни живой легендой, ни пророчицей. Абсолютное равенство со всеми, кто в жюри. Она исходит из того, что каждое наше действие достойно уважения, у каждого должно быть свое мнение. И неважно – заслуженный ты тренер или перезаслуженный, звезда ты Большого театра или Ира Моисеева со своим женским взглядом на любое происходящее событие вместе с Андреем Миненковым, на все глядящим с точки зрения абсолютного прагматика. Мне было легко находиться рядом с ними. Не было никакой установки от продюсеров кому-то подсудить. Мы были вольны в своих решениях. Нам могли потом сказать: «Что же вы, друзья, этого товарища задвинули? У него все равно будет зрительский рейтинг больше, но зачем же вы его так?» Но никто не говорил: «Ставьте так, чтобы он оказался на таком-то месте».
Для многих из тех, кто сидит в жюри или катается, что хорошая реклама, что плохая реклама – это реклама. Засветиться на телевидении – всегда престижно, и, как правило, это прибавляет что-то для личного бизнеса. Но ни мне, ни Наташе, ни Андрею эта вдруг выросшая в разы популярность в родном отечестве не принесла никакой выгоды. Потому что подавляющее большинство выступлений нашего театра, не знаю, к сожалению или к счастью, проходит за рубежом.