Следующее утро выдалось как всегда мрачным. На улице было пасмурно. В доме было прохладно. Я встала и вышла на лестницу, надеясь почуять прекрасный запах еды, которую по утрам готовила наш повар. Но ничего не было. Мне показалось это странным. Она ещё никогда не пропускала наш завтрак. Что случилось с Трэси?

Я сбежала по лестнице на кухню, там стоял Леон.

— Извини, я не умею готовить, — он показал мне сковородку с чем-то пригоревшим на ней.

— Где Трэси? — спросила я, будто не замечая всего этого.

— Ей вчера вечером стало плохо, она взяла больничный. Теперь нам самим с тобой придется готовить завтрак.

— Нет, лучше я одна. Я не хочу есть то, что ты приготовил.

— Да, это верно. Кстати, я сделал твою домашнюю работу! Кажется, ты запустила уроки.

— Не нужно было, — мрачно ответила я. — Где?

— В гостиной, на столе…

— Спасибо, — перебила я Леона и пошла переодеваться.

Я очень сильно злилась. Леон зашёл в мою комнату без спросу, рылся в моих вещах, ведь он как-то нашёл моё домашнее задание. Ничем не позавтракав, я спустилась в гостиную, взяла всё, что лежало на журнальном столике и вышла из дому, очень сильно хлопнув дверью. В тот момент мне казалось, что я взорвусь. Я стояла у входа и смотрела на дерево: было ли правдой то, что вчера здесь мне сказал Микки?

Я пошла к Эрн, надеясь провести у нее некоторое время до школы и немного позавтракать.

— Эй, ты куда идешь? — крикнул мне кто-то из машины.

— Здравствуйте, миссис Элис, — сказала я, уже подойдя к дому Эрн. Её мама выезжала на работу. — Что-то вы поздно сегодня, — заметила я.

— Привет, подружка. Скорее это ты сегодня слишком рано для человека, которому в школу идти к 9 часам. Что-то случилось? — спросила мама Эрн, выглядывая из окна машины.

— Да нет, а сколько времени сейчас?

— 7 30, - и мама Эрн начала смеяться. Наконец зарычал мотор, и машина двинулась.

— Не слишком ли рано для гостей? — спрашивала с порога Эрн. Всё это время она стояла и следила за мной. Она улыбалась и была в хорошем настроении.

— Привет, Эрн. Я к тебе. Извини, что так рано получилось. Я кое с кем поругалась. И у меня есть кое-что интересное.

Я пересказала Эрн всё, что помнила из того разговора. Но на Эрн это не произвело никакого впечатления. Она мне просто не поверила и вообще решила, что теперь я издеваюсь над ней.

— Не глупи, Эни. Может, ты просто упала в обморок, и тебе снова приснилось что-то? Наговорить такое…

— Я не вру. Это действительно было, и даже Леон подумал, что я с кем-то разговариваю, но этот Микки убежал! И вообще: раз ты не хочешь верить мне, значит мы больше никогда ни о нем, ни о чем либо другом непонятном разговаривать не будем! Согласна?

Эрн посмотрела на меня, как на обезумевшую. Она молчала, и только спустя несколько минут она сказала:

— Пошли позавтракаем. И ты подготовилась, ты сделала домашние задания, а то я по математике не всё поняла?

— Ну раз так, то пошли. И я не делала математику, всю домашнюю мне сделал Леон.

— Эни, но так же нечестно. Вдруг тебя к доске вызовут, а до этого проверят тетрадь?

— Ну и что — подумают, что я списала. Не первый раз. Ты знаешь, Эрн, учиться в этой школе мне намного сложнее, — с невозмутимым видом сказала я, и первая пошла на кухню.

Сегодняшний день явно не задался. Трэси вдруг заболела, с Леоном поссорились, а Эрн не хочет со мной говорить, так как я ''поступаю нечестно''. Всё это злило меня ещё больше, поэтому на первом уроке из-за невнимательности мне поставили плохую оценку, да ещё и полкласса смеялись надо мной, точнее над тем, как я умудрилась спиной стереть мел с доски. Всё это неимоверно бесило. Мне просто хотелось провалиться в какую-нибудь глушь. Укрыться от всех, спрятаться от этих людей.

Перед четвертым уроком ко мне подошла Эрн:

— Поздравляю, сейчас контрольная по биологии, а ты не готова. Что будешь делать?

— Уйду с урока, — со скучающим видом ответила я.

— Опять уйдешь?! Так нельзя! Ты ещё ни на одной контрольной не была! Думаешь, учителя не заметили?! — орала в коридоре на меня Эрн.

— Если бы заметили, то давно сказали! Хватит орать, меня нет, мне стало плохо, я пойду в медпункт!

— Эни, но…

— Я пошла; звонок, Эрн, смотри, а то опоздаешь на контрольную! — кричала я убегающей Эрн.

Я шла очень злая. На встречу мне попадались многие ученики, но никто из них даже не обернулся — до меня им не было никакого дела. Я пошла в сторону медпункта, но как всегда завернула в женский туалет. Я делала так в течении двух месяцев, когда были контрольные. Никто никогда меня не сдавал. Учителя охотно верили, что мне становилось плохо. Я запиралась в дальнюю кабинку: она не работала, поэтому туда никто не заходил. Так я сидела уроки на полу, закрыв глаза и представляя, что передо мной стоит Сьюзи, и мы с ней мило болтаем обо всем, что только приходило в голову. Как же я хотела вернуться назад, в прошлое, снова приходить в комнату к бабушке, улыбаться, смеяться над её шутками, узнавать интересное о жизни. Сьюзи всегда умела заинтересовать, заинтриговать. Я с ней обедала и ужинала. Иногда мы даже гуляли с ней. Я была счастлива в те моменты. Но когда она умерла, во мне будто умерла часть души. Я никогда не думала, что это произойдет. Бабушка мне казалась деревом, которое будет расти вечно. Она никогда не болела, не чувствовала себя плохо, она всегда улыбалась.

Перед своей смертью она сказала, что я ''не обычная девочка, что у меня есть то''… Но эту фразу она не договорила. Этот момент был ужасным. Я его запомнила на всю жизнь. Я была уверенна, что моя бабушка не могла просто умереть — она была ещё не так стара, и здоровье из нее так и било ключом.

Об этом я всегда и думала, когда сидела на холодном полу. Но в этот раз всё было не так: пол казался мне каким-то мокрым, а кабинка не такой закрытой, как раньше. Но я всё равно вошла и теперь села на сумку. Из моих глаз потекли слезы. Я не хотела плакать, но накипевшая во мне злость, грустные воспоминания, недоверие и вообще всё то, что свалилось на мою голову за этот год — всё это стало выливаться наружу. Мне хотелось кричать, что-нибудь делать, но я просто сидела и плакала. Слёзы лились ручьем, и я просто вытирала их рукавом своего свитера.

Но тут что-то произошло. Мне показалось, что в туалет кто-то вошёл. Это было странным, потому что сюда никто не заходил, никогда. Ученики почему-то бояться сюда заходить, но Эрн никогда не говорила об этом. Я открыла дверь своей кабинки и выглянула. Никого не было. Окно было закрыто, а значит никакого сквозняка не могло быть. Я закрыла дверь и села обратно на свою сумку. Я уже не плакала, но глаза до сих пор были мокрыми от слез.

Я стала осматривать свою кабинку, потому что мне показалось, что кто-то следит за мной. В углу, около стены лежала тетрадка. Я никогда раньше её не замечала — это была обычная толстая тетрадь с каким-то пейзажем на обложке. Я точно знала, что её здесь никогда до этого не было. Даже сейчас, когда я вошла в эту кабинку, ничего не было.

''Что это? Очередная фантазия? Неужели моё воображение на такое способно? Я верно сошла с ума, вот почему меня бабушка назвала необычной. Я просто сошла с ума. Поэтому Эрн смотрит на меня, как на ненормальную. Она не хочет общаться с психом'', - на этом мысли мои закончились, и я потянула руку к тетрадке, чтобы узнать, чья она. Мои руки дрожали, но я всё равно взяла тетрадь и открыла первую страницу. На ней было написано:

''Смерть — это вращение; смерть — это сияющее облачко над горизонтом; смерть — это мой разговор с тобой; смерть — это ты и твои записи в блокноте; смерть — это ничто. Ничто! Она здесь, хотя ее нет здесь вообще. Карлос Кастанед.

Этот дневник посвящается моей маме. Мама, я надеюсь ты прочтешь это, потому что я знаю что умру раньше тебя. Моя линия жизни слишком короткая. Я знаю, что никогда не успею тебе сказать то, что чувствую на самом деле, и когда я умру и там, на небесах, я встречусь с папой, то я обязательно скажу ему, что ты его любишь и будешь любить всегда. Я тебя люблю и мне жалко будет бросать тебя одну.

Твоя любимая и единственная дочь Джонни Эльс, 06.07.05.''

Тетрадь выпала из моих рук. Я начинала понимать то, что прочитала. Это был дневник погибшей девочки. Но что за слова Карлоса? Джонни знала, что умрет?

Я с жадностью снова схватила дневник и начала листать страницы — они все были исписаны. Я листала до конца, ища глазами дату, наиболее приближенную к дате её смерти. Последняя запись была 1 сентября, как раз тогда. Может, может в этом дневнике кроется тайна убийства? Я начала читать:

''Ужас! Сегодня первый школьный день. Я вся трясусь от страха. Я столько раз посмотрела на свою ладонь! Мама, когда придет день расставания со мной, посмотри на мою ладонь! Линия жизни. Мне казалось, что она сокращается с каждым днем. Я думаю, что сегодня этот день наступит.

Пролистала кучу книг о смерти. Там такие слова, мама. Эти люди её не боятся, а я боюсь. Боюсь, что она застанет меня врасплох. Больше всего я хочу узнать, как это произойдет. Пусть это будет тихо и спокойно. Пусть я и буду чувствовать ужасную боль, но на помощь…

Смотрю в окно и думаю: как же прекрасны эти облака! А солнце… я больше никогда его не увижу, и мне жаль расставаться со всем этим. Я не знаю, мам, как я тебя оставлю одну, но прошу, просто умоляю! Не уходи следом за мной, никогда. Заведи новую семью, детей; мы с папой обижаться не будем. Я уверенна, что ты нас никогда не забудешь.

Раскрой нашу тайну! Умоляю. Расскажи всем о том, что он не настоящий мой отец, пусть я его и люблю, но не так сильно как тебя. Он хороший. Поэтому не огорчайся, создай новую семью!

Вон идут Оливия и Лили. Скажи им, что они были самые лучшие подруги в мире. Надеюсь, они меня запомнят. Сегодня в школе я буду ходить счастливой, потому что знаю, что вот он, конец, он пришёл. Я пойду с гордо поднятой головой и встречу всё с улыбкой.

Будут задавать вопросы: откуда я знала, что конец мой наступил? Мам, а ты просто спроси у Оливии… Она первая, кто сказал мне о линии жизни. Когда она увидела мою, Оливия была в шоке. Никогда она не видела такой короткой. А я не огорчилась. Раз так суждено, то уже ничего не исправить. Жаль, что всё именно так выходит.

''Черный список'' пополняется, и в этот раз последнюю строчку займет моё имя. Убийца изменил свою тактику. Теперь мы все боимся. Хотелось бы, чтобы мной всё это закончилось, но это уже не важно, по крайней мере, для меня. Хотя я кое-что заметила. Может, это им пригодится: все жертвы чем-то выделились. Они можно сказать сами себя помечают каким-то жребием, то ли это новичок, то ли это последний вошедший. В этот раз и я выделюсь. Я постараюсь остаться в школе подольше, пока последний ученик не уйдет. Всё, пришли подруги. Я пойду в школу, в последний раз.''

На этом запись обрывается. Меня пробила какая-то дрожь.

''Бедная, бедная Джонни! Она знала, что умрет. Господи, какого же это чувствовать?!'' — думала я про себя. Я стала листать дальше, и вот, я нашла маленький кусочек записи — она обрывается, её не успели дописать до конца:

''Вот я и сижу в этом заброшенном туалете. Сегодня не пришла новенькая девочка?! Почему? Неужели ей рассказали обо всем этом? Ничего, тем лучше. Вот она, моя старая кабинка, люблю сюда забираться. Долго же мне придется здесь сидеть. Это моя последняя запись, пишу последний раз. Вот и ручка уже заканчивается. Мама, всё самое главное, что я хотела сказать, я написала на первой страничке! И эта цитата — она моя любимая. Она показывает меня. Всё, прощаюсь. Всех люблю или уже любила. Если ты это читаешь, значит меня уже нет. Прячу дневник в эту кабинку. Слышу шаги, кто-то идет. Прощай…''

Я была в шоке. У меня кружилась голова. Мне становилось дурно. Что это? Неужели мне так плохо от записей умершей девочки? Меня тянуло во тьму. Я проваливалась и не могла удержаться. Я просто не могла удержать своё сознание. Я слышала, как рухнула на пол. Но я слышала откуда-то издалека. Будто это вовсе была не я.

Я открыла глаза: все та же кабинка, неужели ничего не произошло? Подо мной не было уже моей сумки. Кабинка была открыта. У окна кто-то стоял — это была девушка с волнистыми светло-каштановыми волосами. Я встала и вышла.

— Извини, но как ты здесь оказалась? — спросила я и хотела прикоснуться к её плечу, но моя рука проскользнула во внутрь нее. Я отпрянула.

Эта девушка писала что-то. Я подошла ближе. Она писала в конце той тетрадки, которую я недавно держала в своих руках. Последний лист, приписка в конце. Послышались громкие шаги: они явно приближались к этой комнате. Ручка в двери начала вращаться — кто-то открывал её с той стороны. Девушка обернулась и со страхом в глазах стала наблюдать за дверью. В комнату спиной тихо вошёл молодой человек. Он закрыл дверь и остановился так, будто уткнулся в стену.

— Кто здесь? — грубым, жестоким голосом спросил он. Но при этом всем в голосе слышались нотки страха и удивления.

— Кто ты? — спросила в ответ девушка тихо.

— Здесь никого не должно быть! Убирайся прочь! — крикнул он, но девушка только вздрогнула. — Да, понимаю. Школа большая и хочется удрать от всей этой суеты. Но почему именно этот закрытый туалет?! Здесь же никого никогда не бывает! — всё ещё из-за спины кричал человек.

— Я вас не понимаю, ой! — девушка рухнула на пол, при этом она кинула свой дневник в кабинку. Я подбежала к ней, но от этого не было толку: она рыдала, хватаясь за сердце.

— Что вы со мной делаете?! — крикнула она, заливаясь слезами, но ничего не делая.

— У тебя есть два выхода…Либо умереть от ужасной боли, либо спрыгнуть! Если через несколько секунд ты не решишь, то выбора уже не будет! — и он рассмеялся.

— Прекратите! Кто вы? Что вы со мной делаете? — вопила несчастная, но кроме меня и него её никто не слышал.

Я стояла в бездействии и смотрела на этот ужас. Девочка умирала на глазах, а этот человек стоял и смеялся. Мне не хватило сил подойти и посмотреть на него. Я упала — мои ноги подкосились. Что всё это было, я не знала.

— Ну что ж…Раз ты не выбрала второй вариант — остается первый. Хотя ты и так уже умираешь. За что я и ненавижу людей — они панически боятся смерти, — и он опять рассмеялся.

— Я не боюсь! — вырвалось из уст девушки. — Я не боюсь, и никогда не боялась…Я была готова… — она прервалась и начала судорожно кашлять. Мне казалось, что сейчас её грудь разорвется на куски: так часто и болезненно она дышала.

— А хочешь я скажу, что потерял?! За что теперь ты так страдаешь?! Я зол и буду мстить до тех пор, пока они не поймут, что это я делаю, что именно я нарушаю все законы, все правила! И мне тебя ни капли не жаль! Да и тактику пришлось изменить — из-за нее! Ненавижу! — прокричал он, всё ещё стоя спиной к умирающей. — А ты не боишься… Ждала смерти? — он повернулся и начал приближаться к девушке.

Её глаза озарил страх, ужас. Я не могла повернуть голову, потому что сил не было. Я сидела на полу и смотрела на неё, умирающую от боли.

— Знаешь, что порождает злость? Я отвечу. Злость порождает ужасные муки: боли во всем теле, в каждом органе. И ты уже не знаешь, как погасить её. Тебя охватывает ужас, сознание становится мутным, и ты уже не понимаешь моих слов… — он склонил голову к лицу девушки. Странно, но он даже сзади мне кого-то напоминал, но кого? — Прощай, принцесса, которая никогда не боялась смерти, — молодой человек закрыл полные ужаса глаза девушки: она умерла.

Я была в шоке. Эта картина стояла у меня в голове, но я знала, что прихожу в сознание. То, что было там уже не реальность, и я уже не нахожусь в ней.

Я открыла глаза. Я всё ещё сидела на своей сумке; дневник валялся неподалеку. Мои инстинкты сработали мгновенно. Я встала и открыла дверь кабинки: никого.

Прозвенел звонок. Я запихала тетрадь в сумку и вышла из туалета. Из классов начали выходить дети. Я пошла на следующий урок. Как только я начинала подходить к кабинету, меня остановила Эрн:

— Молодец, Эни! Ты благородно прогуляла урок! А на нем, между прочим, присутствовал директор и очень сильно интересовался твоим внезапным порывом болезни! Что это? — Эрн вытащила из моей сумки дневник Джонни и начала листать. Как только она прочитала, чей он, её внезапно что-то остановило.

— Ты понимаешь, что это?! Где ты его взяла?

— В кабинке. Да, именно там. И ещё, кажется, у меня был обморок, как тот раз. Эрн, я видела, как убили Джонни.

— Ты уверенна?

— Да. Всё было так же реалистично, как тогда. Мне казалось, что я там нахожусь, но меня никто не замечал.

— Вы упали в обморок, мисс Андельсон? — поинтересовался директор, который, видимо, стоял у нас за спиной.

— Нет… Это так. Давно было.

— Ещё что-то про смерть несчастной Джонни Эльс, не так ли? Может, мне показалось?

— Мы говорили о смерти Джонни, и что, если бы Эн увидела её бездушное тело, то непременно упала бы в обморок, — вмешалась Эрн, и я была этому очень рада, потому что на выдумки у меня не хватало фантазии.

— Она говорит правду? — директор кивнул в сторону Эрн.

— Да, чистая. Я не переношу мертвецов.

— О, это вы зря. Я уверен, что вы ещё не раз с таковыми встретитесь, — улыбнулся Александр Иванович и пошёл дальше.

— Фу-х, отстал. Я уж думала, что мы попали. О таком в школе точно говорить нельзя.

— Хотя нет, постойте! — крикнул нам директор и быстрым шагом направился в нашу сторону. — Мисс Андельсон, вы очень мрачно выглядите. Вы порядком не заболели, уж очень больной у вас вид. Вы, наверное, ещё не привыкли к нашему часовому поясу, недосыпаете?

— Нет, всё в порядке. Я быстро к такому привыкаю, — улыбалась я, пытаясь поскорее отвязаться от надоедливого директора.

— Да, с ней всё хорошо. Мы даже устраиваем пробежки иногда, и Эни очень часто меня обгоняет, — добавила Эрн.

— Ну ладно, идите в класс, сейчас звонок будет.

— Что он привязался? — спросила меня Эрн, и мы направились в класс.

Я до сих пор не могла прийти в себя от увиденного. Я чувствовала мелкую дрожь в теле. Последующие уроки прошли нормально. Не было ничего сверхъестественного. Но после уроков мы решили с Эрн пойти к маме Джонни, а заодно обсудить всё то, что сегодня со мной было.

— Эн, мы когда-нибудь поймем, что с тобой происходит? Ты не думала сходить в больницу? — спрашивала меня Эрн, выходя из школы.

— В больницу, какую, Эрн, психиатрическую? — усмехнулась я.

— Ты права. Но не можем же мы оставить всё это так? Может это просто какие-то сны? А может, ты правда не досыпаешь?

— Досыпаю я! И достаточно хорошо! Ты бы посмотрела на моего переводчика: ложится за полночь, а просыпается ''ни свет, ни заря''. Он что, по-твоему, спит 2 часа всего?

— Тихо, тихо, Эни. Я просто пытаюсь найти объяснение всему этому, — Эрн остановилась. — А что ты скажешь её маме? Как ты объяснишь, что нашла дневник в кабинке туалета?

— Ну так и скажу, что нашла.

— А ты думаешь, что после преступления, полиция не проверяла всю школу, что они не заходили в этот туалет? И как её тело оказалось в столовой, если ты видела, что её убили в другом месте? — всё спрашивала моя подруга.

— Стоп, Эрн! А ведь он даже к ней не прикасался! Ну, прикасался, но это уже когда она умерла! Значит, это не он убил её.

— Ты думаешь, она сама умерла?

— Сердечный приступ? Она всё время держалась за сердце…

— Эни, позволь мне тебя перебить, но ты уверенна, что это всё правда?

— Нет… — призналась я и на этом закончила свой разговор.

Мы позвонили в дверь. Это был дом той самой девочки — жертвы ''Черного списка''. Дом был серым и невзрачным. Не большой. Шторы везде были задернуты. Даже спустя два месяца от него веяло трауром. Эрн позвонила ещё раз. За дверью послышались шаги.

Нам открыла дверь женщина лет 37. Волосы были светлые, кое-где уже проглядывала седина. Под глазами видны мешки. Волосы собраны в пучок сзади, но не аккуратно. Она была одета в домашний халат; на ногах ничего не было. Мне показалось, что она чем-то больна: настолько ужасный у нее был вид. Молчание продолжалось, но тут она жестом руки показала нам войти.

— Здравствуйте, мы со школы Джонни, — сказала Эрн.

— Проходите, проходите, я поняла, — ответила миссис Эльс глухим и напуганным голосом.

— У нас есть кое-что для вас, только мы хотели, чтобы вы об этом никому не говорили, — наконец сказала я, при этом сильно смущаясь.

— Да, да, конечно. Вы не стесняйтесь, проходите. Муж на работе. Может вам чаю? — спрашивала миссис Эльс, проводя нас в гостиную.

— С удовольствием! — ответила Эрн, и та вышла из комнаты.

— Ты что, с ума сошла? Ты видишь, в каком она состоянии и ещё чаю просишь?! — возмутилась я.

— Это правила этикета! И достань дневник! Только сначала не показывай его, мне надо кое-что у нее спросить.

— Да что… — хотела вновь возразить я, но тут вошла миссис Эльс с подносом.

— Ко мне каждую неделю приходят Оливия и Лили, прекрасные девочки. Они поднимают мне настроение, рассказывают о Джонни. Она была моей первой и единственной девочкою. Первый раз ко мне приходят другие ученики. Заладили же все они про этот ''Черный список'': он ещё больше пугает людей своим названием. Бедная, бедная моя девочка. Вы наверно голодны, пойду, печенье принесу, совсем забыла, — и она шаркающим шагом вышла из комнаты. В доме было очень душно и пыльно, да и на полках была пыль. А так как шторы завешаны, то здесь было немного темно.

— По-моему она того… — Эрн покрутила пальцем у виска.

— А ты бы не сошла с ума, если бы твоя единственная дочь умерла?!

— Я понимаю… Достань дневник, пришло время.

— Я не понимаю, что ты собираешься делать? — спрашивала я подругу, в то время, когда миссис Эльс заходила в комнату.

— Миссис Эльс, мы с моей подругой очень сожалеем о вашей дочери, но сегодня в школе, в закрытом туалете для девочек мы кое-что нашли… Это принадлежит Джонни, — Эрн протянула дневник миссис Эльс.

— О Боже! — женщина очень сильно удивилась и чуть не упала. Она дрожащими руками взяла дневник и села в кресло. Она смотрела на тетрадь потерянными глазами, но не смела открывать. Она видимо знала, что это.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Эрн.

— Я его везде искала. Его ни в сумке, ни в школе не могли найти… Как? Как он там оказался? — мать Джонни смотрела на нас, пытаясь что-то прочесть в наших лицах. Её глаза бегали от меня к Эрн. Что-то ужасающее было в этом. Я не знала, что можно ответить. Эрн же усердно теребила волосы, придумывая ответ на поставленный вопрос.

— Мы его нашли, случайно. Эни… нужно было… забрать пакет из туалета, так как его там спрятали мальчишки… вот и просматривая кабинки, мы случайно увидели эту тетрадь… ну и прочли первую страницу, чтобы узнать, чья она… вот и там стояла подпись вашей дочери, — проговорила не очень уверенно Эрн. Потом она резко вскочила, и слова так и посыпались из нее:

— Нам уже пора идти, не будем задерживаться. Спасибо за чай. Но нам действительно некогда. А это… вы прочтите то, что она написала на первой странице, ну и на последней, да и вообще всё прочтите. И, пожалуйста, не говорите полиции о находке и о нас. Просто не хотим привлекаться к делу. Нам пора, пошли Эн! — я была удивлена такому резкому и совсем не этикетному разговору, но пришлось повиноваться Эрн, чтобы мать Джонни ничего не заподозрила.

— Нет, вы что? Уже уходите? Почему? Почему все убегают от меня? Я так плохо выгляжу? Я знаю, что уже все прошло, но моя дочь… моя бедная Джонни… — и миссис Эльс начала плакать.

— Хороший этикет, Эрн, — шепотом сказала я подруге.

Мама Джонни плакала и наши утешения на неё не действовали. Как бы я хотела такую мать! Которая любила бы меня…

— Всё, всё, я спокойна, извините меня, девочки. Просто, просто для меня всё так сложно стало.

— Мы понимаем, — шепотом сказала Эрн.

И тут позвонили в дверь. Миссис Эльс встала и пошла, всё ещё вытирая слезы.

— Зря мы пришли, — сказала я.

— Нет, очень даже правильно мы сделали. Теперь, читая этот дневник, мать Джонни будет представлять, что её дочь жива, ведь это записи живого человека.

— К вам какой-то молодой человек пришёл… — сказала миссис Эльс и села на диван.

Мы же с Эрн просто разинули рты и стояли как вкопанные. Кто мог за нами прийти? Кто знал, что мы здесь? Разве что Леон… или кто-то другой…