– Арестован! Слышишь? Это я, Гриша, я…
– Да, да. Я прекрасно слышу вас.
– Он арестован, понимаешь?
* * *
А мой заместитель Паршуков вопрошающе смотрит то на меня, то на телефонную трубку, и в голубых, навыкате глазах – вопрос; «Продолжать?»
Я киваю, И заместитель, будто спохватившись, возвращается к последней фразе; «Так кто же виноват, товарищи?»
* * *
– Ты обязан спасти его, обязан, И только не гвозди, не гвозди меня. Главное – спасти!
* * *
«Так кто же, товарищи, виноват?» – Паршуков словно наматывает на невидимый стержень невидимые вязкие волокна. – Но ведь не один только сторож Селиванов? Нет, товарищи, не один Селиванов…»
Я пытаюсь вникнуть в суть пар-шуковской тирады, но неожиданно замечаю, что взгляды присутствующих прикованы к моим рукам; в том числе – и цепкий взгляд моего заместителя. Все дело в том, что я вот уже минуты три машинально вяжу из телефонного шнура этакий морской узел, К тому же стою столбом. Пора бы уже и сесть. И, по крайней мере, положить телефонную трубку.
– Сам? – Фамильярным шепотом вопрошает наш ветеран – главбух Зелинский. – Из главка?..
– Из министерства, – выдавливаю я вместе с жалкой улыбкой эту крохотную ложь.
Ложь эта все ставит на свои места, поскольку не всякий раз звонит в нашу контору министр – событие вполне достойное, чтобы руководитель моего ранга несколько подрастерялся.
– Продолжайте, Александр Гелиодорович, – киваю я заму, – и, кстати, передали, наконец, дело в прокуратуру или ОБХСС? Виноватли Селиванов, не виновен ли он – это уже дело следствия. Главное – налицо крупное хищение…
– Передано, в ОБХСС. Но, видимо, мы должны проанализировать ситуацию, чтобы оградить себя от подобных ЧП?
И Паршуков смотрит мне прямо в глаза – твердо, но не нахально, не нагло. Он знает себе цену, мой заместитель.
…Потом я сижу за широким, неудобным столом зала заседаний и смотрю на разбросанные листы бумаги, на остро очинённые секретаршей карандаши, оставленные только что вышедшими участниками совещания. На одном из листков – клеточки для игры в «крестики-нолики»…
Звонок телефона: тихий, вкрадчивый – это новенький японский аппарат, телефон-мечта.
– Ну?
– Что ну?
– Что ты надумал?
– Ничего.
– Ты обязан спасти его, иначе…
Голос в трубке неопределенный. Такой голос удачно гармонирует с формами телефона – абсолютно нейтральный голос. Просто информация, заключенная в звуковой ряд.
Я смотрю в окно, неожиданно снова утратив способность понимать то, что мне говорят – как несколько минут назад, когда выступал Паршуков. Голос в трубке, трамвайный звон за окнами, мое дыхание – все сливается в один монотонный гул.