Человек, беззастенчиво набившийся в братья покойному Николаю, проснулся около десяти утра. Скончавшийся сутенер был занятной личностью, и его наследник с интересом прокручивал в голове воспоминания. Детство с гадкими проделками вроде издевательств над животными и отнимания карманных денег у младших, постоянное заискивание перед старшими… Это не вызывало особого интереса. Гораздо занимательнее были последние несколько лет, на протяжении которых Николай шел к единственной цели: деньги и еще больше денег. Ради этих разноцветных бумажек проделывались всевозможные гадости — предавались друзья и шантажировались, автоматически становясь врагами, совершенно чужие покойному люди.

Какая-то часть столь притягательных фантиков была спрятана в квартире. Юноша, «вспомнив» о тайниках, потянулся и, отбросив одеяло, встал с постели. Вряд ли стоило оставаться здесь надолго. И хотя инкриминировать ему было практически нечего, молодой человек предпочитал сменить место жительства.

Босые ноги утонули в мягком ворсе ковра, и парень, достав из кармана лежащих на полу джинсов связку ключей, стал отодвигать диван. Скатав ковер, кладоискатель вынул несколько паркетин, и перед его глазами оказалась металлическая дверца. Руки сами безошибочно нашли нужный ключ, и вот уже толстая пачка долларов перекочевала в карман джинсов. Второй тайник обнаружился в стене. Это был классический сейф, спрятанный за картиной. Опять деньги и большой черный револьвер. В памяти всплыл автоматический кольт. И тут же «вспомнились» цифры — одиннадцать и четыре десятых миллиметра. Что ж, возможно, и пригодится. Кто-то вчера открыл на него сезон охоты, и оружие очень даже не помешает.

Положив револьвер на стол и покончив таким образом с делами, парень занялся приготовлением завтрака. Сварив кофе и настрогав пару бутербродов, он стоял возле окна и, меланхолично жуя, предавался воспоминаниям. На этот раз своим собственным.

В голове звучали слова наставника, собравшего их, несмышленышей, чтобы подготовить к жизни в жестоком мире:

— Вы и другие, подобные вам, относитесь к типу людей с очень хорошо выраженным инстинктом выживания. Если любой из вас попадет в неблагоприятную среду либо же во враждебное окружение, то спустя непродолжительный срок вы, сами того не замечая и не предпринимая никаких видимых усилий, окажетесь во главе прайда.

Высокий седовласый человек обвел притихших детишек взглядом, чутко улавливая малейшие детали их мимики и подсознательно разбивая новых питомцев на группы, составляемые по каким-то одному ему различимым признакам.

— Но, не стоит обольщаться. Это ваше врожденное свойство не делает вас всемогущими, отнюдь нет. Ибо так уж устроен мир: что-то приобретая, мы вынуждены обязательно что-то отдавать взамен. С самого дня рождения все люди входят в жизнь свободными. Независимыми от страхов, предрассудков и привязанностей. Когда вы родились, у вас не было мировоззрения и убеждений. Никто из вас не знал, на каком языке он будет говорить, какой окажется его вера, за какую партию отдаст он свой голос на выборах. Вам пока неизвестно, какой профессии отдадите предпочтение — врача, скажем, или художника. Но, над этим мы, к сожалению, не властны, ибо за нас все решила природа. Расположив хромосомы в каком-то ей одной ведомом порядке. — Учитель откашлялся и продолжал: — Но, дети мои, все вы растете, учитесь, впитывая подобно губке информацию. И каждый из вас определяет для себя приоритеты. Именно для того чтобы научить вас распознавать добро и зло, отличать белый цвет от черного, я и стою перед вами. С этого момента вы должны стараться в каждом своем поступке найти смысл. И платой за это будет потеря свободы. Ибо кому многое дано, с того многое и спросится…

Вот так его лишили детства. Десятки подобных «вундеркиндов» обучались в закрытой школе, по сути своей являвшейся детской колонией. Общество, которое породило этих детей, было столь гуманно, что не уничтожало маленьких вампиренышей. Под неустанной опекой старших, прошедших такую же подготовку и умеющих управлять первобытными инстинктами, они подвергались ежедневной обработке, которая учила их на уровне рефлексов обуздывать свои желания и контролировать поступки.

Не всем удавалось дожить до выпускного бала. Тех же, кто успешно оканчивал сие учебное заведение, как правило, ждала участь тюремного надсмотрщика, по совместительству выполняющего обязанности палача. Прямо скажем, незавидная участь, особенно если учесть врожденную тягу к свободе и неуемное желание шалить и совершать необдуманные, даже противоправные действия.

Зазвонил телефон, прервав поток воспоминаний, и молодой человек непроизвольно вздрогнул. Жизнь продолжалась, и кому-то срочно потребовался настоящий хозяин квартиры. Что ж, пора покинуть временное пристанище. Тем более что теперь у него появились деньги, дававшие возможность хотя бы частично адаптироваться в новом мире.

Человек, с чьей помощью он смог перебраться сюда, уверял, что о существовании подобных ему здесь если и подозревают, то не относятся к этому серьезно. И при должной осторожности можно прожить годы и годы, не привлекая внимания и пользуясь главным богатством, которого лишили дома: той самой свободой, без которой ты вроде бы и не человек, а так, цепной пес. Как ни назови, а из общества тебя все равно выкинули. Пусть даже вежливо и с должными почестями.

И вот получалось, что все зря. И этот мир, дав насладиться прекрасным чувством свободы всего каких-то два дня, встретил его разрывными пулями. Но, ему выписали билет в один конец, и обратного пути не было. А поскольку смерть не входила в число его излюбленных привычек, предстояло осваивать новую среду обитания.

Юноша спустился в холл и, подойдя к стеклянной будке, в которой расположились консьержи, отдал ключи:

— Будте добры, передайте Николаю, когда вернется.

Затем, осторожно прикрыв за собой дверь, вышел на улицу. Идти было совершенно некуда. Солнце начинало припекать, и в голове мелькнула мысль, что он поторопился покинуть временное жилище. Но, возвращаться там, откуда он прибыл, тоже считалось плохой приметой, и парень зашагал сам не зная куда.

Дойдя до троллейбусной остановки, он обратил внимание на листки, расклеенные на столбах. Иногда люди, ожидающие транспорта, читали объявления и отрывали клочки бумаги.

«Дикость какая», — мелькнула мысль. И этот архаичный транспорт. Неудобный и дребезжащий, в который набивалось такое множество людей. И такой примитивный способ обмена информацией.

Похоже, этот мир находился на заре варварства, что давало огромные преимущества такому, как он. И в переполненном жестяном контейнере можно было абсолютно спокойно забирать столько энергии, сколько душа пожелает. И ни один ограбленный не то что не протестовал, но даже не понимал, что собственно с ним происходит. А первобытные методы оповещать сограждан о чем-либо таили в себе практически полную анонимность при найме жилья.

По-видимому, вчера его приняли за другого. И автоматную очередь он поймал случайно. Так, знаете, пролетала мимо, в надежде за кого-нибудь зацепиться…

Усмехнувшись, молодой человек подошел к столбу и начал читать. Память донора, находящегося в данный момент в одном из моргов Москвы, услужливо выплеснула наверх нужные навыки.

«Работа…» «Не Гербалайф… „Стоматолог, быстро, качественно… Пропишу… „Сниму… «Сдам внаем гараж…“ Вот наконец то, что нужно. «Сдается однокомнатная квартира. Семье без детей или одинокому человеку без вредных привычек. Предоплата“.

Он оторвал белый лоскуток с цифрами и направился к таксофону. Подталкиваемый чужими навыками, стал рыться в карманах в поисках жетона, уронив при этом пистолет, засунутый за пояс. Оружие лязгнуло об асфальт, привлекая внимание прохожих.

— Зажигалка, племяннику в подарок купил, — мгновенно среагировал юноша, поднимая смертоносную игрушку.

Но, никому не было дела ни до куска железа, грохнувшегося на мостовую, ни до мифического племянника, в подарок которому он якобы предназначался. Население суетливо продолжало свой бег, который не могло остановить даже субботнее утро. Занятое круговертью болезней и выздоровлений, лечением поносов и устранением запоров. Кто-то спешил на встречу, кого-то ждала работа, которая, несмотря на жаркую июньскую субботу, не желала ни стоять, ни убегать, подобно волку, в лес. И парень, засунув револьвер за пояс джинсов, неторопливо побрел туда, куда подсказывала ему заимствованная память. А именно, переводить свободно конвертируемые зеленые бумажки в изделия полиграфистов другого цвета, находящиеся в обращении на территории Российской-Федерации и позволяющие приобрести необходимые жетоны.

После непродолжительных телефонных переговоров он отправился на встречу с хозяином квартиры и спустя два часа заселился в скромные апартаменты, ничуть не походившие на роскошное жилище сутенера. Здесь были кровать и телефон, а также присутствовала роскошь в виде цветного телевизора, выпущенного еще при Союзе, и такого же древнего видеомагнитофона. Самым главным же достоинством нового жилья было то, что оно пусть на время, но принадлежало только ему.

Заплатив и отказавшись отдать документы, квартиросъемщик выпроводил хозяина и улегся на кровать. Впервые в жизни он был предоставлен самому себе и, получив то, ради чего рискнул поломать прежний уклад жизни, поневоле растерялся.

Если бы юноша, столь рьяно стремившийся к свободе, был так же хорошо подкован в психологии, как и его наставники, он смог бы понять, что с ним происходит, ибо распознал бы настоящую природу своего образа мыслей, за десятилетие вложенного умелыми педагогами в подсознание ребенка. Это было нечто сродни религии, выражавшейся в неосознанном желании почувствовать себя частью целого. Неизменного и всеобъемлющего. Внушающего безоговорочное благоговение и стремление доверить свои незначительные заботы попечению Доброго и Мудрого сверхсущества.

Но, увы, он был еще слишком молод, чтобы забираться в такие дебри своей души. Да и вряд ли понимание того, что с ним происходит, помогло бы повернуть время вспять. И школа, и все ей сопутствовавшее остались в прошлом. Мосты были сожжены, а Рубикон, роль которого исполнял Портал, соединявший его сверхцивилизованный мир с этим варварским местом, перейден.

Это ни к коей мере не было наказанием, и выбор был только его. С достижения им пятнадцатилетия и до момента принятия решения, то есть три с половиной года, он знал о возможности уйти. Их всех, уже достаточно взрослых, чтобы отвечать за свои поступки, собрал один из наставников.

— Ни для кого из вас уже не секрет, что мы имеем некоторые отличия, затрудняющие… м-м-м… адаптацию в человеческом обществе. Уже двести лет как на таких, как мы, не охотятся, предоставив возможность если и не полноценно, то, во всяком случае, более-менее достойно жить.

Юноши и девушки зашумели. Впервые с ними говорили столь откровенно, и это вызывало смятение. Все эти годы они провели в обществе себе подобных. Природа позаботилась о сохранении вида, действуя по принципу «ворон ворону глаз не выклюет». И таким образом, они были практически полностью изолированы от нормальных людей, лишенные тем самым возможности «питаться» чужой энергией.

На пороге совершеннолетия им предстояло «выйти в люди». Увы, это не первый бал Наташи Ростовой, а ознакомительная экскурсия в государственную тюрьму, располагавшуюся на одном из спутников. В случае эксцессов заключенных было не так жаль, а на сторожей их потенциал не производил впечатления.

— … Таким образом, вы имеете возможность сэкономить свои силы и время, согласившись добровольно покинуть пределы цивилизованного мира.

— И что, там тоже можно жить? — Спрашивавшая, девушка с белокурыми волосами, явно не доверяла говорившему, считая его слова ложью, призванной облегчить работу палачам и заставлявшей жертву самой взойти на плаху.

— Во время работы луча, позволяющего открыть Портал, некоторые исследователи на короткое время выходили, чтобы исследовать местность. Ничто не затрудняло дыхания, и в каждом та, ком месте имелась биосфера.

— Почему же эти миры не колонизованы, если там так расчудесно?

— Установка, позволяющая осуществить переброску, работает крайне нестабильно. Мы вообще не уверены в том, что каждый раз посещаем один и тот же мир. А отправлять экспедиции, не имеющие надежды вернуться, — слишком дорогое удовольствие.

— Выходит, это всего лишь смена тюрьмы на колонию! — раздался чей-то голос.

Убеленный сединами и повидавший много таких выпускников человек лишь развел руками.

— В любом случае это альтернатива, дающая возможность как-то примириться с положением изгоев. Должен вам сказать, что за пятьдесят лет существования проекта воспользовались правом уйти не более десятка подобных нам. Остальные же, пройдя пору юности и оставив позади сопутствующий ей максимализм, смогли прийти к соглашению со своими инстинктами и стать полноправными членами общества. Почти полноправными.

Каждые полгода их группу, не такую уж и многочисленную, отправляли на практику. И с каждым таким осмотром будущего места работы юношу охватывала все большая тоска. Унылые серые стены, ненависть пополам со страхом охраняемого контингента — все укрепляло его в мысли невозможности подобного существования. И в конце концов он решился. После возвращения с очередной практики, он подошел к наставнику и, запинаясь и пряча глаза, объявил о своем желании.

— Подумай до завтра, малыш. — Глаза старшего смотрели на него с жалостью. — Это ведь навсегда, и никому неизвестно, что ждет тебя на той стороне.

Но, менять принятое решение было не в его привычках. И через несколько дней, продиктовав свою волю в присутствии свидетелей и приложив к сенсору ладонь, он оказался здесь.