Полк наш расположился в густом лесу, на берегу речки, возле станции Пожеймяне, в Восточной Литве. Для бойцов предназначались большие деревянные здания без окон, рам и дверей. В помещении с обеих сторон нары. Ближе к железной дороге стояли небольшие домики для комсостава. По другую сторону дороги находилась литовская артиллерийская часть, которая еще не была расформирована, но уже имела советских политруков. В одну из теплых апрельских ночей я проснулся от крика дневального — «Тревога!» Слышались приглушенные голоса. Бойцы хватали винтовки, противогазы, а у дверей старшина выдавал патроны и приказывал заряжать ружья. Весь лагерь напоминал муравейник. Взвод, в котором я находился, побежал в темноту ночи к полустанку. Дорогой мы услышали, что недалеко от нас стоявшая литовская часть взбунтовалась, перебила политруков и двинулась к станции. Подбежав к вокзалу мы увидели стоявшие легковые машины и несколько человек из войск НКВД. Меня с двумя разведчиками лейтенант оставил при себе, а остальные отправились вправо и влево вдоль полотна железной дороги, для охраны стрелок пути.

Когда рассвело подошел товарный состав, из леса начали выводить литовских солдат и офицеров, многие из них были полураздетые. В вагон их набивали по 50–60 человек. Офицеров поместили отдельно от солдат.

После ухода состава на северо-восток, полковник войск НКВД предупредил всех нас, что за разглашение виденного нами, мы будем судимы Военным Трибуналом. Так демобилизовывал Сталин войска братских республик.

Постояв, после расправы с литовскими солдатами, еще две недели, полк в середине мая выехал на боевые стрельбища в Ново-Свицяне, артполигон. Через двое суток путешествия, остановились в нескольких километрах от полигона на берегу озера Малетай и приступили к изготовлению из концентратов ужина. После ужина я пошел к озеру и на берегу, прислонившись к сосне, задремал. Очнулся от криков несшихся от машин, услышав как старшина распределял школу по батареям для участия в стрельбах..

Полигон представлял из себя песчаное поле с мелким и редким сосняком, а по другую сторону озера темнели громады сосен.

Перед моим уходом, меня предупредили, чтобы я к наблюдательному пункту полз незамеченным, что я и проделал, свалившись в окоп. Наблюдательный пункт был хорошо замаскирован, с двойным накатом, и только впереди через небольшой просвет, словно две кобры, торчала стереотруба.

Доложил командиру о своем прибытии. Тот позвал командира отделения разведки, младшего сержанта Либиса, и что-то ему приказал. После их разговора я начал вести журнал разведки. Связь и радио налажены еще не были, и командир батареи обрушился на радистов за халатное отношение к делу. В это время послышался рокот мотора, крик, и в окоп свалился связной от командира полка, доложивший комбату, что через 15 минут начнется учебная бомбежка. Не успел он окончить свой рапорт, как все бросились наверх к машинам. Остановились далеко за озером, подъехали еще две машины для проверки материальной части и людей. Вскоре прибыл начальник штаба полка и долго совещался с командным составом…

Как впоследствии стало известно, произошла ошибка, стоившая жизни командира 1-го огневого взвода. Во время прицепки орудия к трактору, он попал между машинами и был раздавлен.

Возвратившись назад, нашли все на своих местах: проложили связь, развернули рацию, и батарея была готова к бою.

Случается в жизни, что с первого раза можно определить хорошие качества человека, к которому появляется искреннее расположение и уважение. Вот таким человеком оказался командир 5-й батареи, с которым я был из одного города. Кроме личных качеств верного друга, он был прекрасный стрелок артиллерист, что доказал на манёврах, в которых наша батарея вышла на первое место.

К вечеру после стрельбы и ужина двинулись на запад, по лесной проселочной дороге, вдоль озера.

Был теплый майский вечер, пахло перегнившей листвой, острым запахом дубняка и горькой осины. Озеро тянулось узкой полоской с востока на запад. Наступали сумерки, но вода в озере оставалась прозрачной как слеза. Лучи заходящего солнца падали на деревья, бросавшие тень на озеро и вода в этом месте была бурой и отдавала бездонной пустотой. Я исколесил Литву вдоль и поперек, но красивее этого восточного места страны не видел нигде, хотя почва здесь для крестьян была скудная, но природа дарила им цветочную красоту, леса, рощи, живописные холмы и пригорки, массу озер, рек, ручьев. С жителями я часто встречался и, несмотря на то что советская власть отняла у них все, что необходимо живому человеку, они оставались ласковыми и приветливыми, но упорными и твердыми в своих целях.

Так, с ночными остановками и сном под открытым небом, проехали мы Вильно, Каунас и к вечеру второго дня остановились в городке Россейнай. Пробывши в нём трое суток, двинулись дальше, и последним городком нашей стоянки был Тауроген, в трех километрах от немецкой границы. Часть наших бойцов (огневые взводы) осталась перед городком, а мы поехали по шоссе в поисках места для НП. (наблюдательный пункт). На окраине городка, на берегу речки, такое место и обнаружили. В стороне от реки находился католический храм, большой двор, двухэтажный дом, в котором и остановились. Рано утром отправились за боевым снаряжением на склады, бойцы сдали винтовки, получив взамен карабины и другую материальную часть. Наблюдательный пункт мы устроили на церкви, откуда была видна вся окрестность. Меня лейтенант оставил при себе, спать в доме священника. Все эти дни чувстовалось какое-то напряжение. По мосту на правом фланге день и ночь шли машины, танкетки, орудия и все исчезало в пыли, как в грозной пасти зверя, имя которому — война, и приход которого невольно чувствовался инстинктивно каждому бойцу.