– Это самая дурацкая мысль года! – с преувеличенным возмущением проговорил Адриан, насмешливо улыбаясь сестре.

Отец позвал его на выручку, и Адриан приехал пообедать с ними в воскресенье.

– Если ты будешь работать в Тулузе, – продолжал Анри, – тебе каждое утро и каждый вечер придется преодолевать семьдесят километров! Нет лучшей перспективы, чем погибнуть в автомобильной катастрофе!

– Папа, – не унималась Паскаль, – в Альби тоже есть клиника, и я не собираюсь искать себе место в Пюрпане или Рангейле!

– Вот как? Тогда ты не сможешь помириться с Самюэлем…

– Напоминаю тебе, что мы в разводе. Мы просто хорошие друзья, ничего больше.

– А кто тебе сказал, что в Альби требуется пневмолог? – обратился к ней Адриан.

Он прошел через кухню и заглянул прямо в лицо Паскаль, которая готовила спагетти карбонари.

– Но если ты и найдешь там работу, то умрешь с тоски в этой провинциальной, не слишком благоустроенной и оснащенной больнице. А возвращаться по вечерам в Пейроль – просто жутко. Ты можешь представить себя живущей в одиночестве в этом огромном доме? Это же просто казарма!

– Я люблю этот дом и хочу там поселиться, – повторила она, раздражаясь оттого, что весь день ей тщетно приходится доказывать свои мотивы.

– В любом случае, – добавил Адриан, – ты выбрала неудачный момент для отъезда…

Он намекал на то, что они собирались опекать отца, окружить его любовью и вниманием.

– Я же не говорю, что уеду на этой неделе! На переезд потребуется время, и вообще я никуда не тороплюсь.

Она смешала натертый пармезан с яичными желтками, поджаренном беконом и сливками. Анри откашлялся и произнес:

– Дорогая, я не требую, чтобы ты оставалась здесь. Ты же не моя компаньонка, я понимаю, что ты хочешь жить самостоятельно, но почему на другом конце Франции?

– Потому что я родом оттуда. Я там родилась, там прошло мое детство и…

Она положила деревянную ложку и повернулась к ним.

– Я думала, что забыла этот дом, парк, а оказалось, что, напротив, я помню все в мельчайших подробностях. Я почувствовала, будто вернулась к себе домой. Я думала вчера об этом месте всю дорогу…

По их замкнутым лицам она видела, что они не одобряли ее затею, но она заупрямилась.

– Мне не нравится жить в Париже. Я хочу увидеть что-то еще, встретить других людей, мне нужно свободное пространство и солнце. Даже когда я жила вместе с Самюэлем, я ненавидела нашу квартиру на улице Вожирар. Мы думали, что купим где-нибудь дом и уедем туда. И я вам уже говорила когда-то об этом, так что эта мысль не нова и не может быть неожиданностью для вас.

Брат молча пожал плечами, пытаясь найти другие аргументы, отец же, печально глядя на нее, считал нелишним повториться.

– Я знаю, хорошая моя… Но я лучше тебя знаю Пейроль, поддерживать его в хорошем состоянии было трудно даже в более благоприятные времена. Никто в Альби не предложит тебе достойную зарплату, даже если предположить, что ты найдешь там работу. Одинокая молодая женщина, живущая в этом огромном доме…

– Я не всегда буду одинокой, папа.

– Конечно. Однако в ожидании новой встречи тебе придется оплачивать все расходы, а я не уверен, что тебе это удастся. Если мы продадим эту собственность, то я разделю вырученную сумму между тобой и Адрианом, и вы распорядитесь этими деньгами по своему усмотрению. Так будет справедливее, правда?

Она сразу поняла, что подразумевалось под его словами. Почему она надеялась, что отец с воодушевлением примет ее мысль поселиться в Пейроле? Потому что он никогда не говорил с ней о денежных вопросах? Она понятия не имела о его финансовом состоянии, лишь предполагала, что он был весьма обеспечен, принимая во внимание доход от его клиники, но, возможно, у него были проблемы, о которых он предпочитал не говорить со своими детьми. Или же он не хотел приводить в порядок свои дела.

– Я не собиралась покупать Пейроль, – пробормотала она. – Просто… Ведь ты же сдаешь его внаем, значит, я могу снимать его у тебя, правда?

– Я его больше не сдаю, а продаю! – отрезал Анри. – Я не сделал этого раньше, потому что твоя мать не поняла бы этого. Она очень любила этот дом, ей хотелось, чтобы он оставался у нас.

– И я тоже хочу этого! – выпалила Паскаль. – Но ты прав, по отношению к Адриану я поступаю эгоистично. Будет лучше, если я куплю его, так все станет на свои места.

– Ну ты и дура! – взорвался Анри.

Эта бурная реакция удивила Паскаль. Почему он так сопротивлялся ее желанию поселиться в Пейроле? Он всегда старался понять ее, помочь, он был очень уравновешенным человеком, который любил спокойно решать все вопросы.

– Мне уже тридцать два года, – продолжала она, не позволяя вывести себя из равновесия, – у меня хорошая работа, и мне без проблем дадут кредит. Ты мне всегда говорил, что вкладывать деньги в недвижимость – лучший способ сберечь их, поэтому я принимаю решение купить Пейроль.

В наступившей тишине было слышно, как вода с бульканьем поднялась к верху кастрюли, и Адриан подскочил к печке убавить огонь. Он попробовал спагетти, влил соус и поставил кастрюлю на стол. Паскаль воспользовалась моментом, подошла к отцу и нежно тронула его за плечо.

– Ну что, будем спорить дальше?

– Нет, дорогая… Но наши мнения разошлись, это точно. Неожиданно он показался ей очень усталым, почти старым.

– Я понимаю твои желания, твои мечты, но увы! Пейроль не из тех мест, которые приносят счастье, – добавил он неохотно.

Он никогда не рассказывал им о несчастном случае, который оборвал жизнь матери Адриана, когда тому не было еще и двух лет. В одной из пристроек, где молодая женщина устроила мастерскую и писала акварели, случился пожар. Она сгорела там заживо. Эта ужасная драма оставила Анри вдовцом с малолетним сыном на руках. К счастью, через несколько месяцев он повстречал Камиллу. Нет, слово «повстречал» здесь не годилось, поскольку они давно знали друг друга, но не виделись все то время, пока Камилла училась в Париже. Нежная и чуткая, она утешила Анри в его горе и взяла Адриана под свое крыло, полюбив как собственного сына, а тот быстро забыл свою мать, и вскоре в его памяти не сохранилось ни одного воспоминания, связанного с ней.

После пожара Анри приказал убрать развалины пристройки и посадил на том месте сирень и гибискус. Он продолжал жить в Пейроле, не желая покидать этот дом. Вместе с Камиллой он устроил новую семью, потом у них родилась Паскаль. В то время он не думал, что Пейроль, где им всем было так хорошо жить, может снова принести ему несчастье.

– Насколько я помню, – вновь заговорил Адриан, – ты хотела сделать медицинскую карьеру, разве не так? Если ты заживо похоронишь себя в Альби, то ничего не достигнешь!

Видя, что Паскаль не сдается, он явно хотел продолжать спор.

– Карьера – слишком громкое слово для меня, – спокойно ответила Паскаль. – Я люблю свою работу, Адриан, я не стремлюсь получить звания и степени, для меня достаточно ухаживать за больными.

В больнице она столкнулась с вещами, которым не слишком много внимания уделялось на медицинском факультете. Облегчить страдания, вернуть надежду, быть вместе до конца, если болезнь не отступает. Изучая особенности диагноза, она находила настоящий контакт с пациентами и могла биться за них до конца. Некоторые из ее коллег считали, что она слишком близко берет к сердцу индивидуальные и порой безнадежные случаи, и это выводило ее из себя, но она не изменяла своим принципам.

– Ешь, а то остынет, – прошептал отец.

Паскаль взглянула на горку спагетти, которые положил ей Адриан, но у нее пропал аппетит. Ей почему-то вспомнилось блюдо, которое мать готовила по воскресеньям: крошечная лапша с паровыми мясными шариками, обернутыми листьями мяты. Где она научилась готовить вьетнамские блюда? Ее привезли во Францию в трехмесячном возрасте, и после она никогда не бывала на своей родине.

– В любом случае время терпит, поговорим об этом позже, – произнесла она с деланной улыбкой.

Анри ничего не ответил, но Адриан с мученическим видом вознес глаза к небу. Почему ее брат так непримиримо относится к ее замыслу? Почему он не хочет, чтобы она поселилась в Пейроле?

Паскаль машинально намотала на вилку несколько ниток спагетти. А почему она так упрямо настаивает на своем? Только лишь из-за своего характера? Но чем больше она думала об этом, тем определеннее становился ее выбор. Хорошо бы еще понять, в какой именно момент и почему она приняла это неразумное решение.

Марианна, закончив гладить белую рубашку, повесила ее на плечики.

– Боже мой, да здесь же настоящая парная! Зачем ты это делаешь? – воскликнул за спиной Самюэль. От неожиданности она вздрогнула.

Он никогда не просил ее заниматься его бельем и вообще с трудом переносил чрезмерную заботу, которой она его окружала. Открыв окно, он выглянул в сад. Маленькая квадратная ухоженная лужайка – он сам подстригал ее с помощью газонокосилки – и вьющиеся по ограде розы создавали почти невыносимое для него впечатление заданности и аккуратности. Но Самюэлю было не до того, он много работал в больнице, а весь досуг посвящал вертолетам.

Он услышал, как Марианна подходит к нему. Через секунду она обняла его за шею и поцеловала в затылок.

– Самюэль… – нежно прошептала она грудным голосом. – Как ты насчет небольшой сиесты?

Как всегда по воскресеньям, он все утро занимался с учениками вертолетного клуба. Обнаружив в себе педагогический талант, он с упоением обучал будущих пилотов.

Она прижалась к нему, и он почувствовал желание. Но если он уступит сейчас своей плоти, то не сможет потом найти в себе мужество отправить Марианну домой, а он собирался пойти в бар аэроклуба и провести вечер с друзьями. Марианна была прекрасной девушкой, с ярко-голубыми глазами, светлыми вьющимися волосами и пышными формами тела, но он не любил ее и знал, что никогда не полюбит. Тяжело пережив разрыв с Паскаль, он больше не хотел к кому-либо привязываться и заново подвергать себя подобным испытаниям. К счастью, Марианна не представляла для него большой опасности.

– Мне нужно разобрать кучу писем, позвонить по разным делам и…

Он умолк, почувствовав, как ее руки скользнули под футболку. Будучи девушкой сдержанной, обычно она не начинала первой, поэтому ее провоцирующий жест растрогал его. Интересно, чего ей хочется больше, заняться с ним любовью или же остаться у него до завтрашнего дня, устроить обед при свечах и уснуть после на его плече? Она была романтичной натурой, полагала, что у них большая любовь, и отказывалась верить, что весьма заблуждается на его счет. Он повернулся и немного отстранил ее от себя.

– Я занят сегодня вечером, я обедаю с друзьями, – ласково, но твердо сообщил он, испытывая чувство вины и облегчение одновременно.

Она каждое воскресенье приходила к нему, и подчас он не находил в себе смелости отправить ее домой, отчего к концу дня приходил в отчаяние, особенно если она принималась за уборку или начинала готовить. После развода он был намерен оставаться свободным, но Марианна, похоже, считала, что сможет изменить положение вещей.

– Во сколько тебе нужно уходить? – огорченно спросила она.

– В шесть часов.

– Значит, ты не спешишь?

Если он не ответит на ее настойчивую просьбу, то незаслуженно обидит, к тому же он сам хочет ее. Он неловко обнял ее, приподнял, отнес в спальню и лег рядом. Не торопясь, он снял с нее рубашку, расстегнул бюстгальтер и поцеловал между грудей.

– Какая же ты красивая, Марианна…

Ее кожа была нежной, но слишком бледной, как у всех блондинок. Он провел пальцами по округлым бедрам и выступающему животику. Ничто в ней не напоминало Паскаль, и, может, поэтому он продолжал быть с ней.

– Ты зря тратишь на меня время, ты заслуживаешь другого, – вздохнул он.

С самого начала он был с ней откровенен и никогда ничего не обещал, но девушка оказалась настырной.

– Не говори глупостей, – выдохнула она, – я хочу только тебя.

Она никогда не слышала того, чего не хотела слышать, возможно, в этом была ее сила.

– Ласкай меня…

Его не пришлось просить дважды, тем более что момент для объяснения был действительно неподходящий. В их первый вечер он рассказал ей, как тяжело пережил развод, что еще не вполне пришел в себя и неспособен поддерживать прочные отношения. Марианна задала ему несколько вопросов по поводу бывшей жены, на которые он с неохотой ответил, после чего она наивно воскликнула:

– Я ее ненавижу, я заставлю тебя забыть ее!

Забыть Паскаль? Нет, этого он не сможет. Те несколько лет их супружества были самыми фантастическими в его жизни. Он по-прежнему приходил в волнение, вспоминая, как они впервые встретились. Это было как поражение молнией, как удар ножом, пронзившим грудь… ни до, ни после их встречи он не испытывал подобного чувства. На ней была пижама персикового цвета, и она явно была напугана перспективой оказаться в операционном блоке. Ее огромные черные глаза неотрывно смотрели на Самюэля, и казалось, что она ждала объяснений от него, а не от хирурга. Самюэль был вынужден пообещать, что будет держать ее за руку, когда она будет засыпать, и что будет рядом в момент пробуждения. Спустя несколько месяцев он женился на ней и был на седьмом небе от счастья. Восхищение, которое она в нем вызывала, никогда не исчезало, и каждое утро он благодарил небо за посланное ему счастье. А потом начались ссоры… Она очень хотела ребенка и не могла его зачать. Он и представить себе не мог, что из-за этого они начнут говорить друг другу страшные вещи и, наконец, расстанутся. В тот вечер, когда она уходила от него навсегда, он, зная ее, отчетливо понимал, что она никогда не вернется, и оттого ему хотелось пустить себе пулю в лоб.

– Самюэль… – выдохнула Марианна.

Захваченный врасплох, он хотел было извиниться за свою невнимательность, но девушка ничего не замечала и продолжала постанывать от удовольствия в его объятиях.

В течение двух недель Паскаль старательно отгоняла от себя мысли о Пейроле, тем не менее видела его во сне каждую ночь. Почему это место так запало ей в душу? В детстве она сильно тосковала по нему, затем постепенно стала забывать, проводя каникулы с родителями в разных странах. Позже с факультетскими друзьями она ездила в Англию и Испанию, чтобы выучить язык, и воспоминание о родовом гнезде почти изгладилось из ее памяти. Иногда она говорила о нем как о потерянном рае, особенно часто делилась воспоминаниями с Самюэлем, но мысль вернуться туда никогда не приходила ей в голову.

Посетив Пейроль две недели назад, она испытала нечто похожее на шок оттого, что в ней сразу же возникло непреодолимое желание вернуться и остаться здесь жить. Этот дом словно звал ее, манил к себе, и она чувствовала себя героиней какого-то фантастического фильма, на которую старые стены оказывают необъяснимое магическое влияние. Но такого рода фантазии остужал присущий ей прагматизм, и она более трезво истолковала повеление своего сердца. Скорее всего, смерть матери поставила некую точку на сложном для нее трехлетнем жизненном периоде. Отсутствие возможности родить ребенка, разрыв с Самюэлем, возвращение к родителям, где ее саму воспринимали как ребенка, – все это должно остаться в прошлом, если она хочет вырваться из замкнутого круга. Теперь она сама будет принимать решения и неуклонно их воплощать. И Пейроль станет первым таким решением, пусть родные и не поддерживают его.

Паскаль отправила в больницу Альби свое резюме с просьбой о принятии на работу, а также разослала их на всякий случай в главные больницы Тулузы. Для того чтобы предпринять следующие шаги, сначала необходимо было найти работу, но, чтобы сэкономить время, она запросила оценку имущества в агентстве недвижимости, которое занималось поиском арендаторов.

Каждый вечер, возвращаясь в квартиру отца, она с волнением просматривала почту, и каждый день в перерывах на работе она строила планы на будущее. После разрыва с Самюэлем свое возвращение к родителям она рассматривала как временное явление. Она подумывала о том, чтобы снять современную двухкомнатную квартиру рядом с больницей Некер и перевезти туда со склада принадлежащие ей вещи – мебель, книги и посуду… Но заболела мать, и она осталась. Странная это была болезнь и трудно диагностируемая. Хроническая депрессия, вызвавшая разлад психики? Камилле становилось все хуже, она постоянно сжимала в руках мокрый носовой платок и почти ничего не ела. За несколько месяцев ее состояние резко ухудшилось, и ни коллеги, приходившие на помощь, ни бесчисленные обследования не помогли найти решение. И тогда Паскаль поняла, что ее мать просто хочет умереть.

До последнего мгновения они втроем боролись за ее жизнь, посменно дежуря у ее постели, но, несмотря на всю свою любовь и врачебный опыт, ощущали полное бессилие. Перед смертью Камилла, казалось, никого не замечала, кроме, может быть, Паскаль, на которую смотрела иногда с печальной светлой улыбкой.

Покинуть родительскую квартиру в Сен-Жермен и оставить свой пост в больнице Некер означало для молодой женщины начать жизнь с чистого листа. Ведь Самюэлю это удалось, почему бы и ей не сделать то же самое? Другие люди, более мягкий климат, возможно, новые друзья и, прежде всего, жизнь в Пейроле, даже если потом ей придется двадцать лет выплачивать долги, – вот все, чего она сейчас желала.

Отец и брат, к сожалению, по-прежнему были против ее «дури», как они это называли. Адриан, теряя терпение, назвал ее легкомысленной эгоисткой, она рассердилась и резко ответила, что ей уже тридцать два года и вряд ли стоит учить ее жизни. К тому же она не работает в клинике отца и может ехать, куда ей заблагорассудится. Разозлившись на ее колкий ответ, Адриан неделю с ней не разговаривал.

Анри вел себя более сдержанно. Конечно, он не одобрял планы Паскаль, но и не хотел с ней ссориться. После споров дочери и сына он чувствовал себя усталым и подавленным и, хотя был на стороне Адриана, всегда заключал Паскаль в свои объятия. Он любил ее, гордился ею и не хотел отстранять от себя даже при том, что она не слушала его и собиралась сделать несусветную глупость.

Получив наконец оценку от агентства недвижимости, Паскаль была шокирована обозначенной суммой. Пейроль стоил огромных денег. Благодаря необычной архитектуре дома и красивым окрестностям, а также развивающемуся туристическому бизнесу, цена этой собственности могла достичь полумиллиона евро, при условии, что продавец не стал бы настаивать на получении денег сразу. Эта сумма намного превышала ожидания Паскаль и попросту напугала ее. Кроме ежемесячных взносов по кредиту, которые тяжело лягут на ее бюджет, она должна была взять у кого-нибудь деньги в долг. У кого же попросить? Все друзья Паскаль, как правило, тоже выплачивали кредит, и никто не смог бы помочь ей в ближайшее время. Кроме… кроме, может быть, Самюэля. Но как найти в себе мужество и обратиться к нему с этой просьбой? Просить у него денег в долг было очень деликатной задачей. Когда они разводились, то по обоюдному согласию ничего не требовали друг от друга. Паскаль знала, что Самюэль рано потерял родителей, у которых был единственным сыном и наследником. Хофманны были владельцами процветающей текстильной фабрики, которую Самюэль выгодно продал. Без сомнения, он был очень обеспеченным человеком, о чем сам часто ей говорил, но Паскаль никогда не вмешивалась в его дела.

После долгих раздумий она отправилась в банк, чтобы узнать, на какой кредит может рассчитывать. В течение двух часов она изучала различные предложения и поняла, что без чьей-то помощи ей в этих умопомрачительных дебрях цифр не разобраться. И опять возник образ Самюэля, к нему она могла бы обратиться за советом, и он уж точно не станет лезть на стену оттого, что она собралась купить Пейроль, и, возможно, будет первым человеком, который одобрит ее намерения.

Однако телефонный разговор с Самюэлем прошел не так, как ей это представлялось. Бывший муж, казалось, был ошеломлен ее идеей поселиться там, где в свое время он нашел себе укрытие. После затянувшейся паузы он все же признал, что Паскаль с детства была привязана к Пейролю, и одобрил ее выбор. Несколько пессимистичнее он отнесся к ее планам найти работу в Альби, что же касается Тулузы, то здесь шансов было больше, поскольку пневмология, как и прежде, не пользовалась популярностью и специалистов в этой области было не так уж много. Но по самому важному для нее вопросу – покупке недвижимости, он сразу согласился ей помочь.

– Ты не можешь, не имея ни гроша в кармане, брать такой огромный кредит, иначе тебя просто задавят долговые выплаты.

– Я не хочу твоих денег, Самюэль.

– Я знаю, но я тебе их и не даю, я одолжу тебе эту сумму.

– Нет.

– Мы все документы заверим у нотариуса, согласна?

– Нет, это невозможно. Я звоню тебе не за этим. Я никогда не брала кредит в банке, и мне нужен дружеский совет, поскольку банкир наверняка предложит мне только то, что будет выгодно ему.

– Если хочешь, мы можем вместе обсудить процентные ставки!

– Сам…

Чтобы заставить его замолчать, она нежно произнесла уменьшительную форму его имени. Он умолк, и она продолжала:

– Скажи свое мнение, мне больше ничего от тебя не нужно.

– Мнение по поводу чего? Твоего переезда в Пейроль? Это хорошая мысль, принимая во внимание, что ты никогда не жила самостоятельно. Сначала ты жила с родителями, потом в общежитии, дальше со мной, затем снова с родителями… Я думаю, пора начать самостоятельную жизнь. Устрой ее так, как ты того хочешь! Ведь ты очень независимая женщина, к тому же всегда любила Пейроль. Так поезжай и купи его для себя. Это намного интереснее, чем получить его в подарок от отца.

– В любом случае так будет справедливее по отношению к Адриану.

– Конечно. Вернемся к финансовому обсуждению твоего плана. Общая сумма твоей покупки определяет уровень риска для заимодавца, и чем выше этот риск, тем больше проценты.

– Если я правильно понимаю, деньги идут к деньгам, – уточнила она не без иронии.

– К сожалению, да. После выплаты процентов у тебя не останется ни гроша. Кроме того, ты должна еще добавить к этой сумме покупку прав на реконструкцию, а также услуги нотариуса. В случае с Пейролем это обойдется еще в тридцать тысяч евро.

– Увы, ты почти разуверил меня, – вздохнула она.

– Наоборот, я тебя убеждаю пойти на это!

– Ты мне ясно показал, что это невозможно.

Она услышала, как он рассмеялся, и немного расслабилась.

– Прими от меня помощь, Паскаль. В память о старых добрых временах…

– Не таких уж и старых, – пробормотала она.

Разве можно было назвать добрыми временами те вечера, которые они проводили в ссорах? Он считал, что она понапрасну устраивает сцены, а ей всего лишь хотелось ребенка. Иногда ночью, когда они в своих обидах поворачивались друг к другу спиной, Самюэль брал ее за руку и нежно сжимал в темноте, а она притворялась, что спит. Она упрекала его за равнодушие к ее, как она считала, главной проблеме, за его нежелание становиться отцом и даже подозревала, что его устраивало положение вечного молодожена. Без сомнения, он не желал видеть свою жену беременной, ему не хотелось, чтобы им жертвовали ради новорожденного, и этот эгоизм возмущал Паскаль.

– Ты еще там, дорогая? Я хотел бы задать тебе один вопрос, из любопытства.

– Давай.

– Почему Анри не помогает тебе в этой истории с покупкой?

– Потому что он не хочет, чтобы я уезжала на другой конец Франции. Он считает, что, приехав в Париж, он изменил жизнь к лучшему, и он уверен, что я пожалею об этом.

– Так рассуждают только провинциалы, и это неправильно. Я люблю твоего отца, но…

– Да, я знаю.

Последовала очередная пауза. Паскаль спрашивала себя, права ли она, отказываясь от предложения Самюэля? К кому еще она могла бы обратиться, кроме него? Кто еще любил ее настолько, чтобы помочь в таком деле?

– Отправь мне по факсу предложения твоего банка, и я займусь ими завтра утром, – сказал Самюэль. – Если ты хочешь именно так.

Обреченно вздохнув, она пообещала держать его в курсе и закончила разговор. Все, что она услышала, не ослабило ее решимости купить Пейроль, однако теперь она понимала, что все гораздо сложнее, чем ей казалось. Подумав над этим несколько минут, она пришла к выводу, что игра стоит свеч, и чем труднее, тем желаннее для нее та новая жизнь, к которой она стремится.

Анри подписал все бумаги, представленные ему бухгалтером клиники. Все было в полном порядке, они благополучно миновали период кризиса. Он все делал ради этого, нанимая только лучших профессионалов и не скупясь на услуги, которые могли заинтересовать определенную категорию пациентов. Его стратегия заключалась в том, чтобы делать ставку на богачей при серьезном отношении к делу.

На рабочем столе Анри в течение двадцати лет стояла фотография Камиллы. Боже, как же она была красива! Зачесанные назад волосы, безукоризненные черты лица, огромные черные глаза и легкая загадочная улыбка, присущая только ей. Анри действительно был без ума от нее. Он почти забыл обо всем, что предшествовало приходу Камиллы в его жизнь, и его уже мало интересовало то, что будет дальше, когда ее не стало. Конечно, эти последние годы были трудными. Несмотря на присущие ей сдержанность и стыдливость, Камилла проявляла признаки глубокой тоски, причину которой Анри хорошо знал. Но к чему ворошить прошлое, он тысячу раз говорил ей об этом. Он не понимал этих запоздалых и совершенно бесполезных угрызений совести, доводивших его жену до безумного состояния.

Отец назвал ее Камиллой, признал и объявил своей дочерью, но у нее было еще много совершенно непроизносимых имен. Она родилась в Ханое в 1945 году. История ее жизни была грустной, но, увы, почти банальной для периода войны в Индокитае. Юная скромная вьетнамка из бедной семьи не смогла устоять перед чарами французского офицера и стала его любовницей. Она родила ребенка накануне его возвращения во Францию и предпочла отдать его отцу, нежели растить в унижениях и нищете. Капитан Абель Монтаг был честным человеком и хорошо знал нравы этой страны: откажись он от дочери, девочку ожидала бы горькая участь. Поэтому он согласился принять ее несмотря на то, что был женат и имел собственных детей.

Камилла не знала, как прошло возвращение капитана Монтага домой, вряд ли оно было триумфальным. Она была слишком мала, чтобы помнить холодный прием, оказанный неверному мужу и его незаконнорожденному ребенку. Конечно, у Абеля были оправдания, ведь он пробыл в Индокитае более шести лет, из них полтора года в японском плену, практически истощив силы на этой непостижимой для всего мира войне. Его здоровье было подорвано лихорадкой, в характере появилась подозрительность, а к армии он испытывал стойкое отвращение. Жена не узнавала его и из опасения не осмелилась отказаться от маленькой девочки-метиски, которую он ей навязал. Камилла росла вместе с тремя старшими законными детьми Монтага. Через несколько лет Абель умер, Камиллу отдали в пансион и постарались поскорее о ней забыть. Это была очень строгая школа неподалеку от Альби, где, собственно, Анри и увидел ее впервые. Девочки шли молиться в собор, и ее нельзя было не заметить среди других учениц: медный оттенок кожи, огромные черные глаза и неправдоподобно хрупкая фигурка. Ей было шестнадцать, Анри двадцать один, их взгляды встретились… Им удалось мельком увидеться еще два раза, потом Анри отбыл на военную службу и забыл о ней. После армии он женился на Александре, и у них родился Адриан.

Александра… Как плохо он ее помнит! Холодная и высокомерная блондинка с большим приданым, по уши влюбленная в него. Она была хорошей женой, с ней можно было бы прожить долгую приятную жизнь, если бы не тот ужасный пожар. Но судьба распорядилась по-другому, и после он снова встретил Камиллу на своем пути.

Анри протянул руку к фотографии и поднес ее к глазам. На этом снимке она была невероятно хороша, но тогда – при второй встрече – она была в очень грустном положении, можно сказать, на краю пропасти. Жизнь сурово обошлась с ней, и он считал, что спас ее.

Спас ли? Глубоко вздохнув, он поставил фотографию на место. Разве можно кого-то спасти против его воли? Камилла приняла его условия – единственно возможные в той ситуации. Он ни о чем не жалел, однако иногда…

– Папа?

Он быстро поднял голову. Паскаль стояла на пороге кабинета, не решаясь войти.

– Я тебе помешала? У тебя такой задумчивый вид…

– Нет, ничуть не помешала. Заходи и садись.

Она редко приходила к нему в клинику, и он был тронут ее появлением.

– Мы сегодня вместе обедаем, – напомнила она. – Ты не забыл?

– Нет, конечно. Я уже закончил дела. Вот задумался и не слышал, как ты вошла.

– Я стучала.

Он понимающе улыбнулся. Конечно, она постучала, ведь она была прекрасно воспитана.

– Я долго разговаривала с Самюэлем, – сообщила она. – Он поможет мне устроиться на работу рядом с Пейролем.

– На работу… – непроизвольно повторил Анри.

Как он и предполагал, она не рассталась со своим замыслом. Но разве в этом было что-то удивительное? Он знал, что она упряма и будет добиваться своего. Особенно если ей помогает Самюэль.

– Думаю, что он найдет тебе хорошее место, – сказал он осторожно.

Да, Самюэль не только хороший анестезиолог; он прекрасно ведет свои дела и с присущей ему дальновидностью увидел в плане Паскаль выгоду как в материальном, так и в личном плане.

– Я переезжаю туда на будущей неделе.

– Ты прогуляйся сама по дому в полночь, прислушайся к тому, что при этом почувствуешь, посмотри на парк, и ты быстро поймешь, что на приведение всего этого в порядок уйдет уйма времени и много денег.

– Я научусь ухаживать за садом сама, – с легкостью парировала она. – Что же касается дома… я куплю себе огромную сторожевую собаку Тебя это успокоит?

– Не особенно.

– Папа, может быть, есть что-то, о чем я еще не знаю, о чем ты мне не говорил, но хотел бы рассказать? Тот… пожар, должно быть, оставил ужасные воспоминания, и ты не…

– Я предпочитаю не говорить о прошлом, – отрезал он. – Сейчас это не имеет значения. Но я считаю, что существуют места и получше.

Паскаль подошла к креслу отца, обняла его за шею и поцеловала в висок.

– Папочка, дорогой… – прошептала она. Возможно, желание разубедить ее было продиктовано его эгоизмом. Конечно, он бы предпочел, чтобы она жила рядом с ним, и, конечно, он не хотел проявлять себя деспотичным отцом и ограниченным человеком. Напротив, он всей душой желал, чтобы она шла дальше, развивалась… Только вот Пейроль был последним местом в мире, где можно было найти счастье…

Он догадался, что она смотрит на фотографию Камиллы.

– Пойдем обедать, – произнес он, вставая.

Нельзя было давать волю чувствам, иначе все стало бы еще сложнее. Он повернулся к дочери и увидел, что глаза ее полны слез. Этот прекрасный печальный взгляд был абсолютно таким же, как у ее матери. Он взял ее за руку, не находя в себе сил что-либо сказать, и молча вывел из кабинета.

– Рекомендации прекрасные, – заметил Лоран Вийнев.

Самюэль благодарно улыбнулся ему. Он и Вийнев, директор больницы Пюрпан, уже в течение трех лет хорошо понимали друг друга, кроме того, оба были страстными любителями полетов. Когда Лоран ознакомился с резюме Паскаль, он сказал, что она сможет без проблем получить вакантное место пневмолога, но заведующая пневмологи-ческим отделением восприняла эту идею без энтузиазма.

– Мы должны рассмотреть и другие кандидатуры, – заметила она, поджав губы.

Надин Клеман, даме с седыми, гладко зачесанными волосами, в импозантных очках в роговой оправе, было уже за шестьдесят. Угловатые черты лица, резкий голос, властные манеры – этого было достаточно, чтобы наводить ужас на все отделение.

– Хотелось бы принять на работу человека, с которым мне уже доводилось работать, например доктора Медерика, – добавила она, твердо глядя директору в глаза.

На Лорана это не возымело действия, он с сомнением покачал головой.

– Он скоро выйдет на пенсию, лучше взять молодого специалиста.

Надин с раздражением поправила очки. Ей самой скоро предстояло выйти на пенсию, и она не любила, когда об этом напоминали. Не отступая, она повернулась к Самюэлю.

– Вы так энергично рекомендуете вашу бывшую жену, что хочется спросить, почему вы развелись…

– Может, и хочется, – вмешался директор, – но спрашивать об этом у месье Хофманна нельзя, это его личное дело. А профессиональные качества доктора Паскаль Фонтанель соответствуют нашим требованиям, не так ли?

Надин смерила Лорана Вийнева долгим взглядом и язвительно добавила:

– В любом случае решение принимаете вы. Разумеется, молодая женщина представляет для вас больший интерес, чем доктор Медерик.

Таким образом она давала понять ему, что вовсе не дура и мотивы такого решения ей абсолютно ясны. Лорану было тридцать восемь, он все еще не был женат. Естественно, что Надин считала его отчаянным ловеласом. Самюэль знал, что весь персонал больницы придерживается того же мнения, но действительность была совершенно иной. Несмотря на свой шарм, Лоран был не из тех, кто бегает за каждой юбкой. После двух сложных романов он искал женщину, с которой мог бы создать семью, но в учреждениях, которыми он руководил, он не позволял себе никаких любовных авантюр. Поэтому Надин Клеман напрасно потратила свой яд.

– Держите меня в курсе, – произнесла она, поднимаясь. Лоран подождал, пока она выйдет, и улыбнулся.

– Какая она противная. Надеюсь, твоя бывшая жена не позволит себя тиранить!

Лоран собирался предложить это место Паскаль, и Самюэль был счастлив оттого, что сможет обрадовать ее такой новостью.

– Не беспокойся, она знает, как защитить себя, – ответил он, не скрывая радости.

– Предупреди ее, чтоб была поосторожнее, по крайней мере сначала, потому что Надин очень коварна.

Мадам Клеман славилась умением отравлять жизнь коллегам. На рабочем столе Лорана никогда не переводились жалобы, особенно от медсестер и практикантов пневмологического отделения.

– Увидимся завтра в клубе, – сказал Самюэль, – а сейчас мне нужно возвращаться в блок.

Они обменялись дружеским рукопожатием и расстались довольные друг другом. Лоран сумел подтвердить свой авторитет директора, поставив на место несносную Надин Клеман, а Самюэль получить хорошую работу для Паскаль.

Он торопливо покидал административную часть, погруженный в свои мысли. Эта больница занимала огромную площадь, но Самюэлю тут нравилось. Когда он решил покинуть Париж, чтобы как можно дальше уехать от Паскаль и горестных воспоминаний, связанных с их разводом, Тулуза показалась ему местом, где можно было начать новую жизнь и забыть о прошлом. Его сразу очаровали необычная архитектура этого города, здешний климат и деловая атмосфера.

Направляясь в блок общей хирургии, он не воспользовался служебным лифтом, а поднялся по лестнице, перешагивая через ступеньку. День, как и всегда, был расписан до предела: сегодня он должен был проводить анестезию нескольким пациентам, потом дежурить до их пробуждения, поэтому думать о чем-то другом у него не было времени.

Из аэропорта Бланьяк Паскаль на маршрутке добралась до центра, а на площади Жанны д'Арк пересела в такси и доехала до отеля «Бозар», где предварительно забронировала себе номер. Она с удовольствием убедилась в том, что, как и хотела, окна ее комнаты выходят на Гаронну.

Сменив туфли на удобные кроссовки, Паскаль спустилась вниз и взяла у портье ключи от машины. После получасовой дорожной пробки она наконец-то выехала на трассу А68, ведущую в направлении Альби, и немного расслабилась. Кажется, ее авантюра стала обретать некие конкретные воплощения. Агентство по продаже недвижимости любезно предоставило ей ключи от дома в Пейроле, владелицей которого она собиралась стать.

По дороге она жадно всматривалась в окрестности, радуясь тому, что узнает знакомые места. Повернув на Марссак и преодолев мост через Тарн, она направилась к Кастельно. С каждым километром, приближающим к дому, ее дому, она чувствовала, как в груди у нее нарастает волнение. Вероятно, люди, жившие в Пейроле, изменили вид комнат? Двадцать лет назад – она прекрасно это помнила – стены были в основном белыми или пастельного оттенка. Мать терпеть не могла обои и разные узоры на стенах, предпочитая чистоту пространства. Она тщательно подбирала изысканные покрывала и шторы, продумывала цветовые акценты в определенных местах в виде красной вазы или черной лакированной мебели. В комнатах, даже на полу, всегда стояли глиняные вазы с огромными букетами цветов.

Наконец показались высокие стены Пейроля, и Паскаль припарковала машину в том самом месте, где месяц назад ее ждало такси. Она открыла решетчатые ворота и проскользнула в парк. Сдерживая в себе желание побежать, она широким шагом шла по аллее, отмечая про себя, что гравий по-прежнему такой же красивый и почти белый, зато лужайка высохла и на ней разросся чертополох. Деревья же показались ей огромными, еще большими, чем она их запомнила.

Чувствуя, как бьется сердце, она быстро направилась к входной двери, нервно перебирая связку ключей в поисках нужного. Дверь заскрипела на петлях, и, распахнув ее, Паскаль вошла в большой приемный зал.

Под ее ногами в сумерках поблескивал белый плиточный пол, местами истертый и просевший от бесчисленного количества прошедших по нему ног. Она вспомнила, как пробовала кататься здесь на роликовых коньках, полученных в подарок на Рождество, из-за чего по белому полу пролегли многочисленные черные следы от резины, которые мать с трудом смогла стереть.

Она на секунду закрыла глаза и попыталась представить себе, точнее вспомнить устройство дома. Справа от приемного зала был большой салон, через коридор – библиотека, где любил проводить время отец, а также маленький будуар, где мать обычно сидела за шитьем. Слева располагались столовая, кабинет и кухня, затем следовала гардеробная, уставленная огромными шкафами, а прямо перед ней была двустворчатая дверь с витражами, ведущая в зимний сад. Паскаль открыла глаза и глубоко вздохнула. Ей нравилось окружавшее ее огромное пространство, но как она сможет распорядиться им одна? Пейроль был семейным домом, здесь должны были бегать и смеяться дети, и за обеденным столом должно было собираться немалое количество домочадцев…

Она решительно двинулась вдоль стены, распахивая окна. Картины на стенах немного поблекли, паркет в некоторых местах выщербился, однако в целом прежние жильцы были достаточно аккуратны, и здесь можно было поселиться сразу, не проводя никаких предварительных работ.

Комната ее родителей на первом этаже была довольно в хорошем состоянии, несмотря на истертость коврового покрытия. Стоя посреди комнаты, она размышляла о том, как сможет обставить все это помещение. После развода с Самюэлем ее мебель из парижской квартиры перевезли на склад, но ее было смехотворно мало для такого дома.

– Вы кто? – раздался у нее за спиной запыхавшийся голос.

Подавляя в себе возглас испуга, Паскаль обернулась и увидела пожилого мужчину в рабочем комбинезоне, который вопросительно-сурово ее разглядывал.

– Вы меня напугали! – сказала она. – По какому праву вы вошли сюда? Я у себя дома.

– Вы? Этот дом больше не сдается, а продается. Может, вы агент по продаже недвижимости?

Он с подозрением оглядел Паскаль с головы до ног.

– Эта собственность принадлежит моему отцу, Анри Фонтанелю, – ответила она и увидела, как глаза этого человека округлились от удивления.

– Вы… м-м… малышка Паскаль? – пробормотал он, не отрывая от нее взгляда.

– Я доктор Паскаль Фонтанель, да. А вы?

– Я Люсьен Лестрейд. Вы разве не помните меня? Она мгновенно успокоилась, сознавая, что испугалась не на шутку.

– Конечно помню. Вы садовник. И вы до сих пор работаете в парке?

– Я делаю все, что могу. Двух раз в месяц абсолютно недостаточно. Ваш отец вызвал меня на прошлой неделе, чтобы я все привел в порядок. Я подумал, это для того, чтобы выгоднее продать дом.

– По правде говоря, я собираюсь выкупить у него Пейроль и поселиться здесь.

Он отшатнулся, словно от удара.

– Здесь? Да вы с ума сошли!

Реакция Лестрейда была точно такой же, как у отца и брата. Что же такого ужасного было в том, что она собиралась жить в Пейроле?

– Вы замужем? У вас есть дети?

– Нет, – ответила она сухо, – но это все у меня будет. А пока, если вы не против, я продолжу осмотр.

Она прошла мимо него, направляясь к лестнице и ощущая смутную неловкость. Почему она не испытывает никакой симпатии к этому человеку, которого знает с детства? Сколько раз она брала его шершавую руку своей ручонкой, и он рассказывал ей о цветах, посаженных ее матерью?

Он вышел вслед за ней, и она услышала позади его покашливание.

– Паскаль, послушайте меня. Вы должны уехать туда, откуда приехали. Здесь вас ждет много плохих воспоминаний. Зачем искушать дьявола?

– Дьявола? – она раздраженно пожала плечами. – А вы, месье Лестрейд, почему не уволились отсюда?

Он промолчал, а она продолжала:

– В любом случае у меня не хватит средств, чтобы оставить вас. Мне очень жаль.

– Не огорчайтесь, я понимаю. Кстати, ваш отец тоже собирался уволить меня, а потом… Здесь все разрастается с ужасной скоростью, все стремится пустить корни, и парк трудно содержать в порядке. Не беспокойтесь, я вам буду бесплатно помогать, по крайней мере сначала. Пейроль – еще то местечко, вы это сами увидите!

Он вздохнул, вынул платок из кармана комбинезона и вытер лоб. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, кожа загорела на солнце. Глядя на него без страха, она поняла, что сразу должна была узнать его.

– Да, и больше не называйте меня «месье», зовите меня просто Люсьен, мы же старые знакомые. Вы любите цветы? Ваша мать обожала их, бедняжка…

– Я не знаю, в курсе вы или нет, – сказала она нерешительно, – моя мать недавно скончалась.

– Я был на похоронах. Без сомнения, ей лучше там, где она сейчас.

Это странное замечание было настолько неожиданным, что ошеломленная Паскаль не нашлась что ответить. Люсьен Лестрейд, скорее всего, ничего не знал о состоянии здоровья своей хозяйки, что же утешительного он находил в ее смерти?

– Ну что ж, я пойду, – решил он. – У меня еще много работы.

Опираясь на перила, он спускался по лестнице, оставляя Паскаль в полном недоумении. Через несколько мгновений она выглянула, чтобы убедиться, ушел ли этот странный человек…

Пройдя лестничную площадку, она выглянула из окна. До настоящего момента она не проявляла особого интереса к цветам и вообще к растениям. Сможет ли она принять это как игру, подобно своей матери? Внизу, на пожелтевшей лужайке, она увидела Люсьена, который катил тачку с садовым инвентарем. Возможно, он считал себя хранителем Пейроля? Жильцы менялись, а он всегда оставался и, кажется, настолько привык, что готов работать даже бесплатно.

Отойдя от окна, она быстро прошла по галерее, открывая двери одну за одной. Шесть комнат и три ванных… На втором этаже ничего не изменилось, но все эти комнаты были безнадежно пусты и выглядели покинутыми. Последняя узкая дверь, запертая на замок, вела на чердак. Паскаль снова вынула ключи из кармана джинсовой куртки и пару минут сражалась с замком. Пыль и паутина сплошь покрывали ступени деревянной лестницы, доказывая, что никто ни разу не поднимался сюда.

Очутившись на пороге чердака, Паскаль с удивлением обнаружила настоящую пещеру Али-Бабы. С первого взгляда она узнала знакомую с детства мебель. Ее, видимо, снесли сюда, чтобы побыстрее сдать дом. Стало быть, пролежала здесь эта красивая старинная мебель не меньше двадцати лет.

– Ну и ну! – воскликнула она от удивления.

Ее голос утонул где-то между дубовыми балками и розовой крышей. У нее запершило в горле, но она задержалась еще немного, осматривая мебель и размышляя, как ею воспользоваться. Покрытые белым лаком плетеные кресла нужно вернуть в зимний сад, вместительный комод отправится в ее комнату, огромный стол снова займет свое место в столовой. Надо будет также забрать отсюда ширму, покрытую красным лаком, которую мать сама расписала тушью.

Конечно, воссоздавать обстановку своего детства было не самой удачной идеей, но ей страстно хотелось этого, к тому же у нее еще долго не будет средств, чтобы купить новую мебель, поэтому она испытывала двойной восторг от своей находки. Собираясь уходить, она заметила свое отражение в большом венецианском зеркале, прислоненном к стене. Она подошла ближе, чтобы разглядеть нечеткий от слоя пыли силкэт. Что она делает одна на чердаке этого дома? Почему Самюэль не понял ее стремления иметь детей, создать полноценную семью? Воюя с ней, он обокрал самого себя, разрушил их брак… Теперь ей приходится наверстывать, догонять упущенное время… Ведь ей уже тридцать два года!..

– Я никогда не прощу тебе этого, Самюэль, – проговорила она сквозь зубы.

После развода она много развлекалась, пытаясь найти забвение, но среди мужчин, с которыми настойчиво знакомили ее подруги, ни один не вызвал ее интереса. В конце концов этим скучным для нее вечеринкам она предпочла ночные дежурства.

– Все это позади. Я начинаю новую жизнь! – провозгласила она, глядясь в зеркало.

А что? Она была красива – ей так часто это повторяли, что она поверила, – у нее была любимая работа, и она собиралась жить в Пейроле! Будущее просто не может не улыбнуться ей! Ободряюще подмигнув своему отражению, она направилась к выходу.

Нервничая, Марианна играла со своим колье. Это украшение подарил ей Самюэль восемь дней назад, ко дню ее рождения… Правда, ей пришлось тянуть его к витрине ювелирного магазина. «Если хочешь сделать мне подарок, то мне очень нравится вот это!» Указывая пальцем, она и сама не знала, чего ей хотелось. На самом деле она хотела увидеть его реакцию. Он удивился и покачал головой, затем вошел в магазин, оставив ее ждать на улице. Она надеялась на другое – на нежные слова, объяснение в любви. Через пару минут он вернулся и, улыбаясь, вручил ей футляр. Ну и идиот! Да и сама она так неловко вынудила его сделать ей подарок. А все потому, что боялась… Боялась, что забудет о ее дне рождения, как забывал обо всем, что касалось ее. Если бы она проявила большее терпение, невозмутимость, то, возможно, могла бы рассчитывать на романтический сюрприз. Нет, вряд ли. Самюэль никогда не станет тем романтическим принцем, которого она ждала.

Сидя рядом с ней, он время от времени поглядывал на часы, вероятно беспокоясь, что его бывшая жена задерживается. Что он испытывает – раздражение или нетерпение? Он всегда говорил о Паскаль с большой нежностью, поэтому Марианна сгорала от любопытства и ревности. Она буквально настояла на том, чтобы пойти на встречу с Паскаль вместе с Самюэлем, мотивируя тем, что очень хочет познакомиться и даже подружиться с этой замечательной женщиной. Он неохотно согласился, не найдя повода, чтобы ей отказать.

Марианна первая заметила молодую женщину, вошедшую в зал. Ее изящный силуэт подчеркивали облегающие джинсы и короткая куртка, надетая на простую белую рубашку с поднятым воротничком. Длинные черные волосы, гладкие и блестящие, собранные красивой заколкой, печальные черные миндалевидные глаза, особенно выделяющиеся на матовой коже лица. Марианна поняла, что Паскаль Фонтанель была ее полной противоположностью. Брюнетка и блондинка, тоненькая и пышная… Поднявшись, Самюэль радостно ей улыбнулся.

– Как дела?

Этот вопрос прозвучал не ради самого вопроса, Самюэль действительно был заинтересован в ответе. Обняв Паскаль за плечи, он наконец вспомнил о присутствии Марианны.

– Познакомься с Марианной, моей подругой, а это Паскаль…

Подругой? Марианна пришла в ярость, но выдавила улыбку и пробормотала приветствие, пока соперница усаживалась напротив.

– А знаешь, я уже была здесь с папой и Адрианом, когда мне было лет десять, – объявила Паскаль, не скрывая приятного удивления.

– Здесь, в «Абатуар»?

– Да, мы здесь завтракали по воскресеньям, когда мама ездила за покупками в Тулузу. Ничего не изменилось, даже скамейки те же самые! Я надеюсь, что мясо здесь по-прежнему такое же вкусное…

У нее был низковатый с хрипотцой голос, в отличие от высокого тембра Марианны.

– Я возьму бифштекс с кровью, – решила она, наскоро заглянув в карту, и, переведя взгляд на Марианну, продолжила:

– Спасибо, что уделили мне свой вечер, я постараюсь не утомлять вас этой историей с покупкой дома…

– Там уже почти все готово, – вмешался Самюэль. – Твое досье принято, банк откроет кредит, получив твою подпись, заверенную нотариусом. Когда ты подпишешь контракт о приеме на работу, предъявишь его в банк, но это всего лишь формальность.

– Почему? Они считают, что безработных пневмологов не существует?

– Что-то в этом роде. В любом случае, не забывай, что гипотетически они являются владельцами Пейроля.

– Нет, я не забуду! – смеясь, сказала она.

Что смешного она находит в том, что теперь десять лет будет выплачивать долг? Самюэль потратил кучу времени, чтобы уладить дела бывшей жены, и Марианна считала, что он уделяет ей слишком много внимания.

– Завтра в девять утра ты познакомишься с Лораном Вийневом, – напомнил он Паскаль. – Увидишь, для директора больницы он очень любезен!

Теперь настроение Марианны окончательно испортилось. Она тоже работала в клинике секретарем и не принадлежала к врачебной элите, а имела дело лишь с медсестрами. Зато Паскаль Фонтанель сразу попадала в этот привилегированный круг.

– Кстати, Лоран прекрасный пилот, – добавил Самюэль, – мы с ним члены одного клуба. Может, ты тоже придешь в наш клуб?

Паскаль отрицательно качнула головой, и от этого движения копна ее черных волос освободилась от заколки, упавшей на стол. Она подобрала ее и, покручивая в руке, продолжила:

– Мне пока что нужно разобраться со своими финансовыми делами, а если захочется полетать, ты меня как-нибудь возьмешь с собой! Вам нравится летать, Марианна?

– Не знаю, Самюэль ни разу мне не предлагал, – несколько суховато ответила девушка.

Это была деликатная для нее тема. Аэроклуб для Самюэля был сугубо личным занятием, и он никогда не приглашал туда Марианну. Она утешала себя мыслью, что, жертвуя их встречами, он предпочитает все же мужскую компанию, и вот тебе на, он с энтузиазмом предлагает Паскаль тоже стать членом клуба.

– Если вы полетите на днях, я охотно присоединюсь к вам, – сказала она как можно непринужденнее.

– С ней ты можешь без страха садиться в вертолет, – заметил Самюэль.

Это, должно быть, был комплимент – один из многих, которые были у Самюэля в запасе для своей бывшей жены.

– Знаешь, сейчас мне бы не хотелось в выходные проделывать этот длинный путь до Тулузы. Я так рада, что ты помог мне получить место в Пюрпане, но если однажды появится возможность перейти на работу в больницу Альби, я уже наверняка обрету покой.

– Паскаль! – запротестовал Самюэль. – После клиники Некер больница Альби покажется тебе санитарным пунктом посреди джунглей.

Она рассмеялась от этой шутки, а Марианна нахмурилась. Если они начнут сейчас обсуждать больницы, она умрет со скуки.

– Это хорошая больница, и мне она подходит. Еще есть Клод-Бернар, там двести больничных мест и десять операционных залов. Я и туда подала заявку, Самюэль…

– Да, плохо, если приходится далеко добираться на работу, – вмешалась Марианна. – Насколько я понимаю, Паскаль не хочет все свое свободное время тратить на дорогу. В Тулузе такое движение, что иной раз целый час выбираешься из города!

Это высказывание было дополнительным мазком к и без того не идиллической картине. Жить за семьдесят километров от работы вовсе не сладко, и желание Паскаль получить место в Альби вполне оправданно, тем более что так было бы лучше для всех. Марианна осушила бокал, чтобы придать себе смелости, и подчеркнуто чувственно положила руку на руку Самюэля.

– Я бы хотела еще вина, любовь моя…

Он освободил руку, чтобы взять бутылку, и молча наполнил ее бокал. Даже если ему это не по нраву, она не жалела о том, что поставила все на свои места. Нет, она вовсе не была ему какой-то там подругой, она была его любовницей – женщиной, с которой он сегодня вернется домой и будет заниматься любовью.

Паскаль смотрела на них с удивлением и снисхождением. Кажется, ее нисколько не возмущало, что бывший супруг сидит напротив с другой женщиной, и Марианну это до некоторой степени утешало.

– Где ты остановилась? – спросил Самюэль.

– В отеле «Бозар».

– Я завтра заеду за тобой в полдевятого, – предложил он, знаком подзывая официанта.

Он расплатился, и они втроем вышли на свежий вечерний воздух.

– Я дойду пешком, это недалеко, – решила Паскаль. – Спасибо за обед, Самюэль.

Она обняла его за шею и легко поцеловала в щеку, затем повернулась к Марианне.

– Была очень рада с вами познакомиться. До скорой встречи.

И она решительно зашагала по Шарль-де-Фит, направляясь к площади Сен-Сиприен. Пройдя по рю де ля Репюблик, она вышла к мосту через Гаронну, на берегу которой был ее отель.

На улицах еще было полно прохожих, и Паскаль замедлила шаг, чтобы насладиться прогулкой. Ей показалось или на самом деле Самюэль был несколько напряжен в течение всей их встречи? Возможно, его смущало присутствие Марианны? В таком случае она объяснится с ним, он имеет полное право снова устроить свою жизнь, а эта девушка ничем не хуже любой другой и, вероятно, очень любит его… Во всяком случае, именно это она сочла необходимым продемонстрировать… Конечно, Самюэль заслуживает того, чтобы его любили. Он может быть нежным и очаровательным, когда того хочет, а еще он основательный, альтруистичный и щедрый. Даже перестав быть ее мужем, он остается ее другом, ее лучшим другом, единственным, кто поддерживает ее в последнее время, и она очень признательна ему за это. Неужели он чувствует себя виноватым за то, что счастлив с Марианной?

Взойдя на мост Пон-Неф, она немного задержалась. Внизу, на берегу, сидел музыкант и меланхолично играл на саксофоне, рядом с ним блестело несколько монет. Паскаль наклонилась, бросила к его ногам два евро и продолжила путь. Она не знала, понравится ли ей Тулуза и больница Пюрпан, но она была уверена, что приняла правильное решение, радикально изменив свою жизнь. Возвращение в Пейроль похоже на увлекательную авантюру, и она была готова к любым неожиданностям.

– Я туда не вернусь! – в третий раз повторила Аврора.

Паскаль сразу узнала эту симпатичную рыжеволосую молодую женщину, всю покрытую веснушками. Несмотря на прошедшие годы, они узнали друг друга мгновенно и сразу обнялись.

– Ты собираешься здесь работать! Здорово!

Они вместе ходили в начальную школу, потом в колледж в Альби, а когда Паскаль уехала, договорились переписываться. С течением времени письма становились все реже, их сменили поздравительные открытки на Рождество и день рождения. Паскаль знала, что Аврора стала медсестрой, но она никогда не думала, что встретится с ней в пневмологическом отделении больницы Пюрпан.

Взявшись за руки, они спустились в кафетерий. Паскаль в нескольких словах рассказала, почему решила вернуться и как стала владелицей Пейроля. Аврора обрадовалась, восхищенная мыслью о том, что снова увидит дом, в котором так часто играла и о котором у нее сохранились приятные, но смутные воспоминания.

– Он по-прежнему великолепен?

– Немного разрушен временем и жильцами, но в целом сохранился неплохо!

Они дружески болтали, вспоминая детство, коротко рассказали друг другу о своей жизни. Аврора часто видела Самюэля, и ей показалось забавным, что он был мужем Паскаль. Сама она еще не нашла себе родственную душу, но никогда и не помышляла о том, чтобы завести близкие отношения с кем-нибудь из докторов больницы.

– Все они кичатся перед медсестрами, а сами только и думают о том, как переспать с кем-то. Это не для меня! Среди младшего персонала плейбоев намного меньше, сама убедишься в этом…

– А среди начальства?

– Наша заведующая – страшная мегера, которая…

– А, я уже знаю. Я только что из ее кабинета и даже не ожидала такого недоброжелательного приема. Мне дали понять, что принята я на это место только из-за недостатка других кандидатов.

– Надин Клеман настоящая гарпия, – сказала Аврора, понизив голос, – и она очень не любит новичков! Но специалист она компетентный, этого у нее не отнять.

– Это главное, а с остальным я как-нибудь справлюсь, – согласилась Паскаль.

Паскаль была не в новинку больничная иерархия, все эти интриги и сплетни, но ей не хотелось с самого первого дня вступать в борьбу. Утешало лишь то, что у нее нашлась подруга среди персонала.

– Мне так жаль твою маму, – сказала Аврора. – Я помню, какой она была красивой, загадочной, экзотичной… О такой матери мечтали все девочки! Мне кажется, что весь класс завидовал тому, что у тебя такой старший брат, дом и родители.

– Правда? В детстве как-то не отдаешь себе отчета в таких вещах.

– Но я утешала себя тем, что в моем доме любили смеяться от всего сердца. Моя мать была очень веселой, она и сейчас такая, а твоя мама всегда казалась такой печальной… У нее были какие-то горести?

– В то время? Нет… Я не помню ничего такого.

Сердце Паскаль сжалось от этих воспоминаний. Двадцать лет назад ее мать была еще здоровой, но уже тогда она была какой-то меланхоличной.

– Мой отец всегда мечтал поселиться в Париже, он был уверен, что маме скучно в Пейроле. Не знаю, правильно ли он поступил.

Аврора взглянула на настенные часы и мигом поднялась.

– Перерыв закончился, нужно возвращаться, иначе мне устроят головомойку! Когда ты приступаешь к работе?

– Через неделю.

– Позови меня сюда, мы вместе пообедаем, и я введу тебя в курс дела, расскажу все, что ты должна знать, чтобы здесь сработаться.

Она вынула из кармана бумагу и ручку и записала номер своего мобильного телефона.

– Была очень рада увидеть тебя, – повторила она и ушла.

Паскаль проводила Аврору взглядом, когда та проходила через зал, направляясь к служебным лифтам. Профессор Надин Клеман, конечно, была тихий ужас, но это не имело значения, поскольку Паскаль прекрасно знала свое дело и собиралась усердно работать, чтобы упрочить свое положение в Пюрпане.

Покидая помещение больницы, она вспоминала разговор с Лораном Вийневом. Тому, что он любезно принял ее, она, конечно, обязана Самюэлю. Что бы она делала без него? Если бы он не уладил банковские вопросы и не нашел ей эту работу, не говоря уже о сумме, которую он ей одолжил, она, возможно, не смогла бы совершить свой переезд. Она решила, что с этого момента будет справляться со своими трудностями сама. Для начала она возьмется за приведение в порядок Пейроля. У нее всего лишь неделя на то, чтобы все спланировать, привезти вещи из Парижа, перенести мебель с чердака, рассчитать Люсьена Лестрейда, закупить продукты, оформить коммунальные платежи, съездить в Сен-Жермен, чтобы упаковать чемоданы… купить машину, без которой она не сможет добираться из Альби до Тулузы.

От возбуждения, что наконец-то она взяла свою жизнь в собственные руки, Паскаль даже зашагала быстрее, больше не испытывая страха.