Этой истории уже немало лет, но стала она известной совсем недавно. Рассказал ее олимпийский чемпион но боксу Борис Лагутин. Иногда память невольно возвращает человека к делам давно минувших дней, и тогда события осмысливаются по-новому, с позиции: «А как бы я поступил сейчас?»

1961 год, Белград. Дворец Мод набит зрителями до отказа. Еще бы, в нем демонстрируют красоту поединков сильнейшие боксеры континента! Десять парней в алых майках представляют советскую молодежь. Представляют в бою — ведь именно так именуется поединок боксеров!

Огромные афиши расцветили стены домов столицы Югославии. На прохожего тупо смотрели квадратные молодцы с бычьими шеями, многозначительно поигрывающие чудовищными мышцами рук в боксерских перчатках: художник, видимо, по-своему понимал бокс.

Один из плакатных молодцов удивительно напоминал лидера югославской команды Томича. Та же мощная фигура, перевитые стальными мускулами руки, тяжелая решимость в глазах. Правда, в послужном списке югослава не значилось громких побед, и специалисты не видели в Томиче серьезного противника Лагутину, бронзовому призеру Римской олимпиады. Но… ошибаются и специалисты. Они не учли одного из важнейших факторов боевой подготовки боксера — психологической настройки. Томичу как воздух нужна была громкая победа. Он жаждал не только реванша. Собираясь уйти в профессионалы, он стремился прежде всего к реабилитации в глазах соотечественников. Вся спортивная Югославия видела, как он был брошен на пол ударом Соболева. Вся спортивная Югославия должна была увидеть, как он не просто победит, но сокрушит Лагутина.

— Ты знал об этом, Борис?

— Нет, я настраивался на бой как обычно.

Жребий свел Лагутина с Томичем в первый день чемпионата. Басовой нотой гонг разметал тишину настороженного зала. Борис ждал вихревой атаки. Он ошибся в первый раз. Томич осторожно, неестественно осторожно начал бой. Борис легко уходит от неподготовленных атак, точно контратакует. Улыбаются советские тренеры. Трибуны в недоумении. Секунданты югослава спокойны. А к Борису вдруг приходит странное чувство пока еще не объяснимой тревоги. Что-то не то…

Под боксерками предупреждающе скрипит канифоль. Удар. Уклон. Нырок. Скользящие сайд-степы. И снова удар, свой, коронный, правой прямой… Все как будто получается. Борис автоматически выписывает замысловатую вязь боя, но он уже не чувствует в ней гармонии. Поединок вдруг лишился смысловой нагрузки. Томич упорно прячет ее в глухих защитах, вуалирует непонятной пассивностью в контратаках. Провоцирует?

Гонг. Пока горячо и довольно шепчет секундант, напряженно работает мысль. Разобраться в себе. Угадать правильный путь к победе. Первый раунд — боксерская ложь Томича. Но как ее опровергнуть? Решение не приходит. И опять гонг. И шаг навстречу неизвестности.

Что самое трудное в бою? Любой из опытных боксеров ответит односложно: не понять противника. Тогда приходится в считанные секунды решать задачу со многими неизвестными. И, придя к какому-то решению, пусть даже интуитивно, заставить себя слепо поверить в него, как в единственно правильное. Ибо сомнение — это поражение. Таков неумолимый закон большого ринга. Нарушившие его уходят из бокса, даже если они большие мастера.

#img_30.jpeg

Десять парней представляли на европейском спортивном форуме советскую молодежь. Представляли в бою. Одному из них сейчас трудно, очень трудно, и он не знал, с какой стороны это «трудно» придет. Многие его бывшие коллеги по спорту сдавались и потом, в душевой, сняв майку с гербом СССР, проклинали — нет, не себя — противника. И уходили…

Мысли сейчас как взлохмаченные волосы. Еще две минуты, чтобы расчесать и уложить их правильными прядями. Только что произошло то, чего с тревогой ожидал Борис: стальная пружина неразгаданной мысли Томича прянула и развернулась грозной атакой. Югослав раскрыл свои карты с такой категоричностью, которая не оставляла никаких сомнений в его намерениях: только нокаут! Казалось, у Томича выросла дополнительная пара рук — такой шквал ударов обрушился на Лагутина. Удары возникали из самых невероятных положений и летели так стремительно, что отголосок их слился в сплошную пулеметную очередь. Лишь выдающееся мастерство Бориса помогло ему как-то ориентироваться в этом урагане. Логика боя рассыпалась. Но теперь тем хуже для Томича. Нырок, отход — канаты обожгли спину. Черные перчатки югослава скользнули мимо, сайд-степ влево, вправо, молниеносно раз-два в голову, сухой акцентированный кросс в голову, и Томич отброшен. Вдогонку летит сильнейший свинг, и Томич уже потрясен. Борис нащупывал то решение, которое так непростительно долго, целых полтора раунда, зрело в нем.

Он ошибся во второй раз. Целью Томича был не просто нокаут, но нокаут любой ценой. Даже ценой предательства. И Томич пошел на это.

— Ты что-то почувствовал заранее, Борис?

— Нет, я знал, что еще все впереди, но ожидать предательства!..

Бросившись в очередную атаку, Томич вдруг резко сместился вправо, и в ту же секунду слепящая боль в затылке оглушила Лагутина. Нокаут? Нет, рефери не останавливают поединка. Что же это? Борис так и не успел сообразить, что произошло. Только, словно в кривом зеркале, перед ним возникло недоброе лицо Томича. Свист, пронзительный свист, закрученный на трибунах, ввинчивался в уши. Там, на трибунах, поняли в чем дело. Эта был страшный, коварный прием профессионалов, так называемый «зайчик» — удар в затылок. Вот почему Томич в нервом раунде ловил затылком перчатку Лагутина. Ему был нужен повод. Теперь он обошелся без него.

Боль сдавила мозг. Хотелось закрыть голову руками, лечь и криком глушить и боль и непонятное еще чувство отрешенности, одиночества в зарешеченном канатами квадрате ринга.

Рассказывая об этом, Борис болезненно морщится, невольно поглаживая затылок.

Нет, тогда, в те секунды, он не вспоминал детство, первые шаги в жизни и спорте — не было для этого ни времени, ни места в гудящей от боли голове. Он вдруг ощутил себя солдатом, раненным в бою, а позади Родину.

Томич шел ва-банк. Он рвался, казалось, к уже близкой победе. Его козырь — в расширившихся от холодного бешенства глазах парня в красной майке. Но в них оказалось больше холода. А бешенство? Оно стало взрывчаткой концентрированного водопада атак. В перерыве лед успокоил боль. Тут же пришло решение, то самое единственное, и опухшими губами он шепотком повторял его: «Опережать на первом шаге атаки. Длинными кроссами создать коридор и заставить Томича двигаться по нему. Увеличить обороты боя до предельных».

Гонг и уверенность вытолкнули Бориса навстречу победе. В третьем раунде ударов слышно не было — на ринг лился грохот аплодисментов. В эти три минуты Лагутин вложил всю свою любовь к боксу, всю свою фантазию и вместе с ней умную расчетливость большого мастера. И зрители аплодировали мужеству русского парня, ибо мужество во всех странах понимается одинаково.

— Ты часто вспоминаешь этот день, Борис?

— Я считаю его своим вторым днем рождения.