03:10 мск (08/26/2020 19:10 EDT)
Вашингтон
Штаб-квартираNASA
Специальная группа
– Все это очень дурно воняет, Ронни. Очень. – Все разошлись, ошеломленные тем, что им предстояло сделать – впервые в истории. Остались два старых друга. Давних друга, очень давних. С тех далеких уже времен, когда молодой майор ВВС и молодой же гражданский (вынужденно гражданский) аналитик еще были полны надежд и идеалов. Тогда они, черт возьми, занимались космосом, а не вонючей политикой, подумал усач. – Смотри. Из-за бешенства одной-единственной матки мы можем вляпаться в такое…
– Не думал, что ты подался в неохиппи, Пол.
– Не перебивай, прошу. Я промолчал на совещании – но сейчас я хочу сказать тебе все, что думаю. Да, русских следует щелкнуть по носу – но надо же, черт побери, делать это с умом! И не сопровождать это такой дерьмовой выходкой. Кому вообще пришла в голову эта гениальная идея?
– История его имя не сохранит. Какой-то мелкий клерк из Госдепа. Впрочем, могу проверить.
– А при чем тут Госдеп?! Я бы понял, если бы такой бред родили медные каски в Пентагоне…
– Насколько я знаю, все было скучно и буднично. Когда у миссис Кэрри родилась идея пощупать русских за мягкое, Госдепу поручили составить список наших баз и баз наших союзников за пределами территории США, безопасность которых необходимо обеспечить во всей этой заварухе. Там сидят ответственные ребята, и обе лунные станции – и на орбите, и на поверхности – они включили в список. Базу в Океане Бурь – из-за итальянца. Италия, конечно, союзник тот еще – но НАТО есть НАТО. Если бы МКС все еще летала – включили бы и ее.
– И что? Ни у кого не хватило мозгов вычеркнуть их из списка?
– Первая мысль такой и была. Но…
– Но?..
– Но решили, напротив, развернуть это самое обеспечение безопасности граждан Америки и ее союзников в отдельную операцию. Которую нам и предстоит провести.
– Зачем?! И ты, и я прекрасно понимаем, что ни макароннику, ни нашим ребятам ничего не грозит. Космос для русских – святыня. И гадить там – даже нам – они не будут, если только не начнется ядерная война. Ну а если мы устроим на их же станциях такое– русские нам не простят.
– Простят или не простят – уже не важно. Для того чтобы русские прекратили всякое сотрудничество с нами, вполне достаточно Калининграда.
– Снявши голову, по волосам не плачут?
– Ты знаешь, Пол, – я не ястреб. И будь моя воля – я не стал бы устраивать всю эту ерунду в Европе. Но раз уж это началось – а оно началось, ты видел сводки, – я должен использовать ситуацию по максимуму. Если тебе будет легче – развернуть рутинное мероприятие «для галочки» в настоящую операцию предложил я. Именно потому, что на фоне того, что вскоре завертится на Земле, это сущая мелочь.
– Понятно. Что ж, ты прав. Это действительно мелочь. Но работать с русскими было как минимум интересно. Нас таких, повернутых на космосе, на всем шарике всего двое – мы и они. Миссис Кэрри, да и ты заодно хотите, чтобы мы остались в одиночестве?
– Нет. Президент хочет, чтобы в одиночестве остались не мы. И не русские.
– А кто же? Лунатики?
– Нет, Пол. И даже не китайцы. Европа. Все, что я говорил для исполнителей,– туфта. Россия нас интересует мало. У русских мало денег, и главное – сейчас у них мало людей. И людей вообще, и людей, которые могут делать дело. Русские выезжают только за счет Европы. Ну и чуть-чуть Китая. Но Китай имеет только деньги, которые русские могут получить, просто продав им на пару баррелей нефти больше. А Европа… Европа имеет и то, и другое – и деньги, и инженеров. Не имеет главного. – Выбритый до блеска череп склонился к плечу, темные глаза оценивали собеседника.
– Желания.
– Единства. И, кстати, желания тоже. Их болото слишком уютно. Нет, конечно, они не прочь въехать на Луну… и далее… на чужих плечах. Русские подставили им свои плечи. И берут за это весьма скромно. Но берут. Не могут не брать. Без европейских денег, без европейских ученых – своих у них осталось совсем мало – они надорвутся через пару лет. Чудо, что они удержались в девятом, во время Большого Краха. Но если их сотрудничество пойдет дальше… Если оно выльется в объединенное космическое агентство – а такие слухи ходят, упорно ходят…
– Да, это был бы сильный ход. И для России, и для Европы. И ты хочешь перехватить у русских клиента?
– Не только я, Пол. Люди там,– бритый нечетким движением ткнул пальцем в зеркальный потолок, – понимаешь, русские надорвутся все равно, рано или поздно. Но если они успеют передать свою одержимость европейцам… У нас будут проблемы.
– Хочешь сказать, что Европа вытеснит нас оттуда?
– Потеснит. Сильно потеснит. Они уже богаче нас. Они выползли из девятого-одиннадцатого года с меньшими потерями. Они не тратили денег и людей на маккейновские авантюры. Черт, если бы не этот старый маразматик – мы бы изначально не поссорились с европейцами. А теперь… Нас спасает только то, что мы – пока – агрессивнее. Собственно, это не мой уровень, ты же знаешь, но, думаю, и эта калининградская суета направлена не столько против русских, сколько против Европы. Поляки уже считают Калининград своим. Не сразу, конечно, но они, знаешь ли, полны надежд. Русские реагируют вяло.
– Х-ха. Во мне уже просыпается тевтонский дух предков. Мой дедушка был немцем, знаешь ли.
– Именно. Думаешь, твои троюродные брудеры смирятся с этим?
– Конечно, нет. Одно дело русские тогда, в сорок… пятом? А вот поляки… Кстати, снять с медведя шкуру им еще предстоит. Пока они только тыкают в нее булавкой. Двенадцать лет назад это закончилось кое для кого довольно печально.
– Двенадцать лет назад это было где-то на задворках мира, глубоко в русской заднице. Черт, да никого, по-хорошему, и не интересовала эта вонючая дыра. А теперь Европа будет вынуждена вмешаться. Это слишком близко к их аккуратным домикам. Но это все там, – снова неопределенный жест, – а что касается нашей конторы… Да, я хочу перехватить клиента. У итальянцев есть – уже есть – ноу-хау по кислороду. Через три года русские с ЕКА смогут заправлять свои корабли, пусть и частично, прямо на поверхности. У французов есть двигатель на тридцать часов ресурса – тридцать часов, Пол! А это тридцать взлетов и посадок. Русский лунник изначально создавался как многоразовый – и теперь они наконец смогут эту многоразовость реализовать. В сочетании с местным топливом, ну, хотя бы частично местным, им будет достаточно возить только метан, они смогут сократить свои транспортные издержки вдвое. А у них они и так ниже, чем у нас. Сейчас европейцы делятся всеми этими разработками с русскими. А через них – с китайцами.
– А вот кстати. Ты и президент не боитесь, что, если нам действительно удастся рассорить русских с Европой, они тут же кинутся в объятия к нашим маленьким узкоглазым друзьям?
– Нет. И вот почему. У китайцев нет понятия «равенство» – есть «старший» и «младший». Всегда. Равный для них – обязательно противник, в той или иной степени. Пока китайцы воспринимают русских как учителей – в космосе, по крайней мере. Но если русские проиграют, если потеряют лицо – им уготована роль младших партнеров. Китайцы высосут их досуха – и затормозят. Потому что русские без ресурсов не смогут двигаться вперед – а у самих китайцев это пока получается не очень быстро. А мы…
– А мы окажемся единственным свободным такси в этой деревне. Понятно. Заговор с целью ограбления или нечестная конкуренция? Не могу подобрать статью. Надо проконсультироваться с адвокатом. – Пол встопорщил пшеничные усы. Не иначе, доставшиеся от немецкого дедушки. – И что – все это только ради двух сраных железяк? Движок – хороший движок, не спорю, и кислородная установка? Не слишком ли мелко?
– Нет, – темные глаза были серьезны, – все это ради того, чтобы Европа никогда, понимаешь – никогда не стала играть там, – на этот раз указующий вверх жест был четким, – свою игру. Отдельную от нашей. Как, впрочем, и в других серьезных делах. Мы подхватим европейцев под локоток Выскажем им свое сожаление. Выделим им по месту в каждом чертовом корабле. Оплатим их исследования. Частично оплатим. Но они смогут летать туда только вместе с нами. И никак иначе. Для этого мы и устраиваем всю эту заваруху.
– Значит, все-таки препятствие конкуренции. Это дерьмо, Ронни. И оно мне не нравится.
– Подай в отставку, Пол.
– Это приказ, сэр? – Нет, от дедушки-немца Полу достались не только усы. Еще стальной взгляд наводчика «Тигра». Или еще какого Руделя.
– Нет, Пол. Это просьба. Понимаешь… Ты сказал правду. Самую что ни на есть святую истину. Это авантюра. Нет, в том, что все пройдет нормально – по крайней мере, у нас, – я уверен. Черт, я просто обязан быть в этом уверенным. Они не готовы – мы спланируем каждую мелочь. У нас будет превосходство в силах, в подготовке…
– В какой подготовке?! Ребята не полицейские, не суперагенты, черт, да они даже не предполагали, что им придется заниматься этим там. Два пилота и геолог.
– Мы запросили Майка. Только Майка. Он не в восторге, но думает, что они справятся. И ты не прав, их готовили – не к такому, но готовили. На орбите уже бывали… эксцессы. Так что курс нейтрализации неадекватных участников полета наши ребята прошли. Между прочим, с твоей подачи. Вспомни пятнадцатый.
– Да уж… Такое забудешь. Кстати, а ты не боишься, что они просто откажутся выполнять приказ?
– Не думаю. Майк и Боб – военные люди, какими были ты и когда-то я. К тому же официально мы проводим спасательную операцию. И они согласятся с этим. Убедят себя. Док все посчитал и проверил. Так им будет проще.
– Хм.
– Пол, я не могу отказаться от этой… авантюры. Не только потому, что я служу стране и выполняю приказы с горних высей вне зависимости от своего к ним отношения. Но и в том числе потому, что считаю эту авантюру нужной. Даже необходимой. Мы сделали ставку на лед – кстати, с подачи русских, чертов ЛЭНД сулил целые моря – и проиграли. Теперь нам надо снова выбраться вперед. И не дать никому обойти нас. Любыми методами. В том числе – и такими.
– Грязными.
– Грязными. Но проблема в том, что ребята наверху, затевающие эти грязные дела, очень не любят исполнителей этих самых дел. И если… точнее, когда мне дадут пинка и отправят писать мемуары, которые, разумеется, света никогда не увидят, – нужен кто-то, кто продолжит работу.
– И ты убираешь меня в тень. Без каких-либо гарантий.
– Да, Пол, для тебя это риск. Даже если меня попрут, а ты окажешься в белом… Тебе могут не дать эту должность, хоть ты и отличный специалист. Черт, тебя могут даже не вернуть в НАСА.
– Уйду к частникам. В «Спейс Экс» к Маску. Или в «Вирджин Орбитал».
– То есть ты согласен?
– Да. Честно говоря, я испытываю огромное облегчение. Пенсию я давно выслужил. Я не буду создавать тебе проблем, Ронни.
– Будешь. Обязательно будешь. И начнешь прямо с завтрашнего дня. К утреннему совещанию я жду от тебя разгромного доклада по операции. Разгромного. Причем не только с моральной, эту часть даже лучше опустить, но и с технической точки зрения. Ты должен не оставить от этой операции камня на камне.
– Так срочно?
– Да. У меня свербит, Пол. Поэтому я хочу, чтобы ты отошел от всего этого. Просто на всякий случай. Если ты думаешь, что это не нравится тебе одному, – ты ошибаешься.
16:30 МСК
Луна, Океан Бурь
База «Аристарх»
Холод не нравился обоим. Плюс двенадцать – радости мало. Свет, ради вящей экономии, тоже выключили почти весь. Тут десяток ватт, там десяток, в сумме – весьма кругленькая мощность. Полутьма в «Бочке» усиливала желание постучать зубами, и если собственно с холодом можно бороться, завернувшись в два слоя спальников, то с психологией было нельзя ничего поделать.
Могла бы помочь работа, лучше всего – выход. Но увы.
Поэтому они сидели и читали. Комплекс связи тоже работал в дежурном режиме – собственно, единственной непроизводительной тратой, которую разрешил Третьяков, была подзарядка планшетов. Бумажных книг на борту было всего штук двадцать, из них не относящихся к разного рода инструкциям, техническим описаниям и регламентам – только одна. Старенькая итальянская мама засунула в багаж непутевого сыночка Библию карманного формата, хранившуюся в семье святой Петр знает с какого именно надцатого века. Действительно карманного – четко под набедренный клапан «Кречета». Божий промысел, несомненно. Иначе как объяснить знания средневековых итальянских печатников о спецификациях космической отрасли двадцать первого столетия в далекой Московии?
Естественно, в кармане скафандра Пьетро семейный раритет не таскал – страшно подумать, что станет со старой бумагой в вакууме. В станцию он перенес книгу в термоконтейнере, поставил на полочку; и так она там и стояла, никому особо не мешая.
Сергей подозревал, что куда с большим удовольствием Пьетро запихнул бы в трехкилограммовый лимит личных вещей подборку «Плейбоя» или его европейского аналога. Ну, тут уж кому какая психотерапия. Часть его собственного «спецгруза», от которой команда наземной подготовки традиционно старательно отводила глаза, была сделана точно по той же «карманной» мерке, но вакуума при этом не боялась абсолютно. По причине изготовления емкости, по доброй русской традиции, из нержавеющей стали, а также – герметичности тщательно подогнанной крышки.
В принципе можно было бы воспользоваться этим спецгрузом по прямому назначению: в медицинско-профилактических целях. Для сугреву. Но до рассвета было еще сто пятнадцать часов, так что случай вполне может представиться. А емкость не бездонная, всего двести граммов. Так что полковник Третьяков просто полулежал в гамаке и читал мануал к реактору. Пьетро он пытался навязать полную версию руководства по летной эксплуатации взлетно-посадочного корабля типа «Лунник», но этот корм явно был не в этого коня.
С другой стороны, все правильно. Люди летают в космос уже шестьдесят лет без малого, работы все больше, да и сама она все более разнообразная. И требовать от экстренно оторванного от горячих итальянских кобылок химика тех же навыков, что от Гагарина или Армстронга, просто нерационально. Так что системы станции и управление кораблем доктор Тоцци освоил в рамках сокращенного курса. Если уж говорить честно – на уровне последовательностей тыканья по кнопкам в разных стандартных ситуациях. Что, в общем, для не самого тупого инженера было нетрудно. В конце концов, корабль – всего лишь довольно сложная промышленно-химическая установка. В какой-то мере.
Конечно, садиться на поверхность Третьяков итальянцу не доверил бы – так для этого есть он сам, мастер на все руки, профессиональный космический извозчик, он же главный инженер базы, он же командир всей экспедиции, он же автомеханик, слесарь-сантехник, швец, жнец и на дуде игрец. Впрочем, блеснуть искусством пилота ему тоже не довелось. «Козявка» прошла на маяк на автомате и на автомате же села. Хотя руки чесались перехватить управление и притереть машину самому
Конечно, впереди еще подстраховка автоматики реактора при посадке (А-а-ах-х-х! Грелка!! Тепло-о-о-о!!!), а потом – взлет и стыковка… Кстати, о стыковке! А чем это там доктор Тоцци занят? О, блин. Отложил планшет, сидит, скучает… А солдат, да и вообще подчиненный, что характерно, скучать не должен… Сейчас мы тебя…
Сергей точным броском закинул толстенный том на полку, итальянец не реагировал. Сидел, вперив взгляд в стенку. Фактически из вороха стеганой ткани только глаза торчат да нос вполне себе ничего размерчиком. Сейчас согреешься.
Секунд тридцать Сергей выжидал, чтобы усыпить бдительность «молодого», а потом со всей глотки рявкнул:
– Внимание! Учебная тревога!
Жмякать Большую Красную Кнопку Третьяков, естественно, не стал – не хватало только инфарктов в ЦУПе, да и Настасья на орбите могла обидеться и затем как-нибудь отомстить с присущим лучшим представительницам женского пола коварством. Впрочем, один хорошо тренированный подполковник заменяет три с половиной стандартных баззера, так что эффект получился что надо. Первым до Пьетро дошло слово «тревога», его тушка выпуталась из груды одеял и рванула в сторону шлюза, к скафандрам. Сергей еле успел схватить его:
– Учебная! Учебная тревога. Скафандр надевать не надо. – Пьетро зыркнул несколько недовольно, но расслабился. – Даю вводную. Неопознанные террористы коварно перехватили управление «Топазом» и грохнули наш реактор прямо на базу. Наблюдается сильное радиационное заражение местности. Командир получил большую дозу излучения и неработоспособен. Ваша задача, инженер Тоцци, – эвакуировать подполковника Третьякова, как, впрочем, и себя, любимого, на орбитальную станцию. Подготовиться к аварийному взлету!
Консоль ТОРУ перевели в режим тренажера, Пьетро уселся к пульту. К развлечению подключилась Настя, у нее на орбите дел тоже было не слишком много, и баллистическую ситуацию они утрясали втроем. Сошлись на том, что орбита станции находится в коридоре маневра «Козявки», так что Пьетро предстояло причалить самостоятельно. Естественно, автоматика стыковки «совершенно случайно» тоже получила ударную дозу радиации, так что причаливать предстояло ручками. Иначе просто неинтересно.
Подумав, Третьяков заботливо укрыл плечи лихорадочно молотящего по клавиатуре в экстазе предстартовой «молитвы» итальянца скинутым на пол спальником, сам закутался в другой. Пока его вмешательство не требовалось.
19:45 мск (11:45 EDT)
Вашингтон
Штаб-квартираNASA
Специальная группа
– … Таким образом, предлагаемая операция является непродуманной. Ее шансы на успех далеки от ста процентов. И даже при начале каждого этапа только после успешного окончания предыдущего – риск слишком велик. Я категорически против ее осуществления, леди и джентльмены.
– Спасибо, Пол. Мы все прочли ваш доклад и выслушали ваши соображения. Однако руководство страны требует от нас проведения этого мероприятия. Кто-либо еще согласен с Полом?
– Разрешите, сэр?
– Да, Алекс? – Вот этот не надел бы пиджак с подшитыми кожей локтями даже под дулом пистолета. Все строго, четко, солидно. Почти солидно – еще бы чуть поменьше суетливости… Да и оптимизма, пожалуй…
– Если я не ошибаюсь, нас устроит почти любой исход?
– Почти. Граничное условие вы все знаете.
– В таком случае у меня нет возражений. – Ну еще бы. Впрочем, предсказуемо. Остальные не столь преисполнены энтузиазма, но работу делать готовы.
– Извини, Пол, – ты остаешься в одиночестве.
– Мне нужно будет с тобой поговорить, Рон. – Все переглянулись. Оппозиции к плану именно с этой стороны не ждал никто. И если два старых приятеля расходятся вот так – значит, одно высокое кресло скоро станет вакантным.
– Хорошо. Останься после совещания. Итак. Первый этап уже стартовал. Инструкции вами получены. Чеки по направлениям проведем завтра, в это же время. Вы свободны, дамы и господа. Пол?
Пол выждал, пока за выходящими закроется дверь, достал из кармана складную пепельницу. Вопросительно поглядел на хозяина кабинета. Тот заговорщицки, как и десять лет назад, ухмыльнулся, крутанулся на стуле и достал ящичек с сигарами и сложное сооружение из нержавеющей стали и стекла. Пол крякнул и потянулся к ящичку.
– Такой пепельницы хватило бы на все наше крыло. Так как, Рон, мы будем изображать ссору?
– Не вижу смысла. В кабинете хорошая звукоизоляция. Все равно твоего рева никто не услышит. Что ты намерен делать дальше?
– По логике, мне следовало бы обратиться в конгресс.
– Разумеется. Так и сделай. Но только послезавтра. Отправь письмо Джо Норту. Бумажное письмо. Именно бумажное. По соображениям, сам понимаешь, безопасности. – Рон пыхнул сигарой и продолжил: – Официально он не в курсе, но, по странному совпадению, допуск у него есть. Причем он вызовет тебя не сразу, а только тогда, когда это будет нужно. И ты повторишь ему все то же, что только что сказал мне. Всем нам.
– Хорошо. Да. Не думал я, что все так обернется. Знаешь, твоих сигар мне будет не хватать. Сейчас найти курящего босса почти невозможно.
– Я пришлю тебе коробку. Но тоже не сразу. Пара шансов покурить у нас будет. Тебе придется еще немного потянуть эту лямку, Пол. Ты знаешь Майка, ты знаешь Боба, ты знаешь миссис Шибанову. Ты не будешь подписывать документов или принимать решений – но я хотел бы все-таки получать от тебя советы. Неофициально. Так что рапорт об отставке ты напишешь сразу, как только вернешься в свой кабинет, но подпишу я его, только если запахнет уже не жареным, а добротной вонючей гарью.
– Спасибо. Ты уверен, что Майку и ребятам там ничего не грозит?
– Мы прилагаем все усилия, Пол. И рассматриваем все варианты. Все. Спасательный корабль уже в сборочной башне, а через два дня мы выкатим его на «примерку». Так что…
– Это ты мог бы не говорить. Я сам занимался этим вопросом. Все сотрудники моего… пока еще моего… отдела надрючены по полной программе. Меня беспокоит другое.
– Понимаю. Мы будем действовать очень, очень осторожно, Пол. Каждый следующий этап – только после окончания предыдущего. Как ты и сказал. Не думай, что твой доклад – пустая отмазка. Мы просмотрим его очень внимательно. Черт, да я лично зароюсь в него сразу после того, как ты вылетишь из этого кабинета, ругая меня на чем свет стоит.
– Тогда желаю удачи. Не буду тебе мешать. Пойду писать чертов рапорт.
– Подожди. Во-первых, никто не поверит, что мы с тобой переругались насмерть настолько быстро. Во-вторых, не докурить такую сигару – варварство. К тому же найти сейчас курящего заместителя – точно такая же проблема, как и курящего начальника. Так что сделай мне приятное – составь компанию. Ну а в-третьих – тебе надо выпить. После первой рожа у тебя краснеет как раз в той степени, в какой это будет выглядеть естественным для жесткого разговора.
– И ведь не поспоришь.
Рон прошел к висящей на стене фотографии «Альтаира», стоящего неподалеку от армстронговского «Орла». Новый корабль действительно смотрелся небоскребом рядом с плоской посадочной ступенью полувековой давности. Да, со времен Нила и Базза они, НАСА, сделали хороший шаг вперед. Увы, обо всей Америке этого сказать было нельзя – тогда, в шестидесятые прошлого века, они шли ввысь, никого не боясь и ни в чем – со стороны – не нуждаясь. Теперь – они были вынуждены заботиться и о врагах, и о союзниках. По-разному заботиться, само собой.
Щелкнуло, фотография отошла в сторону вместе с дверцей бара. Пара стаканов стояла там же, рядом с классической квадратной бутылью. Оба пригубили и откинулись на спинки кресел.
– Политика, чтоб ее. – Рон, соглашаясь, кивнул, и оба замолчали, смакуя сладковатый дым.
20:30 мск
Окололунная орбита
ЛОС «Селена»
Кэбот, с полотенцем в руке, смотрел на экран из-за Настиной спины. Мужику было нехорошо. Лунник пер на станцию, как «КамАЗ» (ну или какие там у Боба в Америке «Кенуорты») на легковушку. Хотя соотношение масс тут было, конечно, обратным.
– Тормози, камикадзе ненормальный! Тормози!
– Спокойнее, Боб. Мальчик учится.
– Да он нам сейчас всю станцию разнесет!
– А тебе что – жалко?
– Эхм… Не очень. Скорее – неприятно.
– Нервы, Боб, нервы. Хотя в чем-то ты прав. Уж больно… Тормози, придурок!!! – Как хорошо, что голосовой канал она успела отключить. На экране довольно реалистичное – да что там, слишком реалистичное – изображение «Козявки» пыхнуло четырьмя звездочками вспомогательных движков и зависло – сикось-накось, с полуметровым смещением относительно стыковочного узла.
– Мы все еще живы. Это радует. – Боб перехватил полотенце и протер опухшее ото сна лицо. – Что-то Сергей с ним очень круто. Впрочем, узнаю военную школу. Правильная жизнь новобранца – один сплошной стресс и ненависть к сержанту. Правда, потом их даже не надо просить ставить саржу пиво в баре, сами угощают – если, конечно, они его раньше не убьют. Или он их.
– Стресс стрессом вышибают. Пьетро что-то совсем скис. Вот Сергей и решил развлечь его маленько.
– Это-то понятно. Ух-х… Какой маневр. Нет, Настя, нас, пилотов, хоронить еще рано. Пока в космос выпускают таких, как мистер Пицца, – мы всегда заработаем на свой кусок хлеба. Возможно, даже с маслом.
– Угу. Только не забывай, что Серега отключил у него «Курс». С «Курсом» он прошел бы как по ниточке. Если кто и лишит нас хлеба – так это автоматы. Так. Отходит… тормозит… Сейчас будет совмещать осевые.
– Согласен. Я, честно говоря, удивляюсь, как во время кризиса ни вы, ни мы не порезали пилотируемые программы к дьяволу в пользу автоматических станций.
– Думаю, все дело в атавизме. Остался какой-то ген – от той рыбы, которая первой вылезла из моря на берег, он и не дает нам сидеть спокойно. – Кэбот усмехнулся, к Дарвину он относился скептически, но возражать не стал. Настя продолжила: – А вообще – нам повезло, что вы тогда лишили нас Олимпиады. Думаю, политиканы до сих пор локти кусают.
– В общем, да. Другое дело, что и автоматы режут с мясом. Или, вернее, пытаются. Слава господу, пока еще не все ухнули в кормушку. На жратву, машины, планшеты последних моделей… Но знаешь – середнячки у нас потихоньку становятся силой.
– Середнячки?
– «Движение средних американцев». Они поднялись на прошлом кризисе и сейчас стабильно имеют пять-десять мест в конгрессе. У них это один из основных стержней программы – благо простого американца. А всякие заумные проекты вроде космоса или там коллайдеров – подождут. Наверное, у них этот ген атрофировался. Или, я бы сказал, искра господня погасла. О. Есть зависание. Сейчас опять пойдет. Удаление сто семьдесят, скорость четыре и семь. Многовато. Подсказать ему?
– Не стоит. Пусть попотеет. И Серега подскажет. Если надо. А по середнячкам… У нас та же беда. «Сначала построим нормальную жизнь, а потом можно подумать и о дорогих игрушках». Интересно, у кого-нибудь это получалось? Сначала выполоть все тернии, а уже потом рвануться к звездам? Есть в истории успешные примеры такого развития?
– Наверное, есть. Швейцария? Они что-то сделали для второго «Хаббла». По-моему, главное зеркало. Впрочем, даже если считать это рывком к звездам – и у вас, и у нас для такого пути маловато швейцарцев. Так. Пошел на второй круг. Узел в центре, крен… нормальный.
– «Поворачивает! На возвратный курс лег!»– «Алису в Стране Чудес» Настя иногда включала на спикеры. Кэботу нравилось – игра слов полуторавековой (или «всего» полу если иметь в виду не книгу, а звуковую постановку) давности позволяла лучше въехать в тонкости русского языка, а Насте приходилось обращаться к английскому оригиналу, чтобы объяснять кое-какие тонкие моменты. Что, соответственно, было полезно уже для ее инглиша. – Да куда ж он гонит-то!
– «Последний парник» Есть! Попал. Хорошо попал. Сколько там? Метр в секунду?
– Нет, поменьше. Где-то ноль девять. Три фута. В общем, возможно, нам пришлось бы бежать за скафандрами. А может, и нет. Для первого раза неплохо, углы, по крайней мере, выдержал. Но стыковаться в реале я ему не дам. Пусть даже не просит, – двое профессионалов обменялись понимающими улыбками.
– До чего же приятно ощущать себя крутым. Кстати, Настя, труба у тебя в каюте сегодня опять не протекала?
– Ну вот, сбил романтический настрой. Вроде нет. Хотя при такой стыковке – не знаю, как с целостью узла, а вот трубу от такого сотрясения точно прорвало бы снова.
– Как ты говоришь? Тернии?
– Они самые.
21:00 мск
Луна, Океан Бурь
База «Аристарх»
– Эхм. Ну, я, в общем, верю, что станция уцелела. – Пьетро выглядел совершенно несчастным. Несмотря на плюс двенадцать в жилом отсеке, спальник с плеч был скинут давным-давно, черные волосы слиплись от пота.
– Молодец. Правда молодец. Для первого раза – просто отлично. Еще пара-тройка… десятков таких тренировок – и можно пробовать стыковаться «в железе». Но пока – если тебе действительно придется взлетать самому… и если при этом еще и автоматика действительно откажет – попроси Настю, чтобы она подобрала тебя на «Союзе». Надежнее будет.
– Извини, Сергей, у меня этого курса не было. Ручной стыковки.
– Я знаю. Его и не должно было быть. Для того чтобы это действительно стало необходимым – нужен отказ автоматики сразу и «Козявки», и «Союза» плюс э-э… потеря работоспособности меня и Насти одновременно. Слишком много проблем – всех и сразу. А то, чему тебя учили – взлет и формирование орбиты, – ты сделал отлично.
– Спасибо. Я ведь не настоящий космонавт. – Итальянец все-таки переживал.
– Ну да. А скафандр на стройке нашел. Извини, опять анекдот. Не надо ложной скромности – космонавт ты вполне настоящий. Просто на орбите пилоты вроде меня уже как бы не в меньшинстве. Вон у американцев на околоземных станциях – на двоих пилотов четыре исследователя, у нас на втором «Мире» чуть похуже – один чистый пилот, один исследователь с сокращенной летной подготовкой и один чистый спец вроде тебя. Ладно, топай в гамак. Взмок ты сильно, возьми одну грелку из резерва, укутайся поплотнее. И температурку ненадолго повысим, только простуды нам и не хватало. Пара киловатт-часов в банках есть.
Сергей чуть увеличил температуру подаваемого воздуха с постепенным снижением после часа прогрева. Заряд аккумуляторов потрачен не зря. Энергия энергией, дефицит дефицитом, а киснуть в течение трех суток подряд совсем не дело. Завтра прогон по всей телеметрии внешнего хозяйства, не соскучишься. А там и до утра недалеко. Нужен реактор, как же дико он нужен…
Итальянец, судя по всему, был того же мнения. Сидел он почти в той же позе, что и четыре часа назад, но выглядел уже значительно живее. И после стресса его тянуло поболтать. Третьяков, естественно, не возражал.
– Скажи, Сергей, – а вот почему экспедиции начались без уже установленного реактора? Почему его не посадили сразу? Тогда мы смогли бы работать более эффективно. Да и прокладки на «Вероне», может, и не пришлось бы менять – если бы температурный режим поддерживался. Я не жалуюсь, просто очень холодно ночью.
– Эхм… Вообще-то реактор действительно хотели еще полгода назад закинуть, в первую смену.
– Не хватило денег?
– Вояки забрали. И основной, и резервный.
– Вояки?
– Военные. Морская разведка. Радиолокатор на спутнике, для поиска корабельных группировок. – Сергей чуть не ляпнул «потенциального противника» – вбитые в подкорку штампованные фразы так и рвались на язык, но итальянец мог и не понять юмора. – Энергии такая штуковина требует много, а солнечные батареи не поставишь – орбита низкая, «лопухи» сильно тормозят об атмосферу. Ну и, понимаешь, понадобилось срочно группировку таких спутников вдвое увеличить.
– Зачем?
– Не знаю.
На самом-то деле все было понятно, напряжение на морях копилось уже давно. Как и на суше, и в воздухе. Да, кстати, и на орбитах – безликих «Космосов», которым вместо номеров можно было спокойно навешивать погоны, стартовало в пару крайних лет как бы не столько же, сколько за предыдущие десять. Причем если считать по массе – то и за все двадцать. Но вдаваться в эту тему Третьяков не собирался.
– Видимо, у военных какие-то свои соображения были. Достаточно веские.
– Никогда не любил военных – извини, Сергей, к тебе это не относится. А теперь еще больше не люблю. Теперь это, можно сказать, личное.
– Ну, что делать. Нас любить не обязательно. А конкретно меня – конкретно тебе – вообще противопоказано. – Оба хрюкнули. С ориентацией и у того, и у другого все было тип-топ, скорее даже трах-тибидох. У Третьякова период загонно-засадной охоты на юбки, правда, остался в холостяцко-курсантском прошлом – загнал одну такую… себе на беду. Пришлось, как пишут классики, переходить от экстенсивного пути развития к интенсивному. А вот итальянец оправдывал национальную репутацию почти до самого предстартового карантина. – Нас достаточно кормить – и немного бояться. Это я о чужих военных. В смысле – другие страны должны военных твоей страны немного побаиваться. Совсем немного. Только чтоб войну начинать было страшновато. Любовь – это так… из области несбыточного. Если нас полюбят, как, скажем, в тридцатые, – можем невзначай и до Берлина дойти…
– Вот поэтому и не люблю. У нас в Италии тогда, в тридцатые, знаешь ли, дуче был. И тоже… Берсальеры, дух Рима… Еще хорошо, что я не немец…
– Это да. Был бы немец на твоем месте – вот тогда бы я со своей любовью попал.
– Но у вас тогда тоже был тоталитаризм!
– Это, друг мой, разговор сложный и «не для сейчас». Это надо поллитру на стол выкатить, грибочков, селедочки.
– А потом драка обязательно.
– Оп-па. Это откуда такие точные сведения?
– Когда я в четырнадцатом готовился в первый раз ехать в Россию – еще не в Королев, а в геохимический институт, тогда мы «Верону» только разрабатывали, – мне мама принесла книжку «Как выжить в России».
– Представляю себе.
– Да уж. Перепугался я страшно. А когда приехал – понял, что там, в книжке, все несколько преувеличено.
Эту тему Сергей тоже решил замять. А то мало ли что там для запугивания таких вот отправляющихся в дикую страну пьетров написали. Слово за слово – можно невзначай и подтвердить какую-нибудь гадость. Да и док Абрамов просил, точнее, настоятельно рекомендовал о политике особо не дискутировать. И, кстати, шутить поменьше, н-да… Абрам – это голова. Абраму палец в рот не клади. Сергей, например, не положил бы. Пьетро тоже, видимо, получил подобные рекомендации насчет политических тем. Но успокоиться не мог.
– Сергей, ты же говорил, что в войне участвовал, так? А стрелять в людей тебе доводилось?
– Бог миловал. – Вопрос вроде безопасный, да и душой, слава богу, кривить не надо. Если Чечню не вспоминать, конечно. – Я ж извозчиком был. Туда – обратно. Много раз.
– И орден за это дали? – Пьетро ткнул из-под спальника в стену над головой Сергея.
– Это? Это не орден. Это гвардейский значок. Память. Об армии. Хотя орден тоже дали.
– Но ты же не стрелял?
– А в армии далеко не все стреляют. Иногда нужно просто таскать через горный хребет грузы и людей. А хребет высокий. Три кэмэ. Для груженого борта – почти предел. И вообще по сравнению с вертолетом в горах здешние посадки – курорт. Ни тебе ветра, ни тебе тумана или метели… Ни тебе обстрелов, кстати. А там… Но ничего, обошлось. За это и орден.
На чем военную тему и замяли, вернувшись к вопросу – почему нельзя все-таки подготовить все заранее и прилететь в относительно комфортные условия. Сергей пытался было объяснить на пальцах – но «пальцы», в смысле, жизненный опыт, оказались разные. Что такое «ремонт» и что такое «дача» и с какими проблемами связано проведение первого и строительство второй, объяснить итальянцу оказалось трудновато. Все-таки ближайший аналог нашелся – в глубине десятилетий.
– Ну, вот смотри. Строил твой дедушка дом. Если бы он сразу задумал отгрохать, как ты говоришь, палаццо – не получилось бы, верно? Особенно если он не миллионер?
Пьетро кивнул – не миллионер, мол. Тут, правда, была тонкость: миллионером дедушка все-таки был – если считать в прежних итальянских лирах. Но объяснять русскому тонкости нумизматики тех времен было намного дольше, чем просто согласиться. Третьяков продолжил, ободренный:
– Ну вот. И пока скопил бы он всю сумму до копейки – обязательно нашлось бы, на что потратить. Так что он у тебя совершенно правильно все делал. Прямо как мы. Сначала маленький домик, бытовка. Потом он туда переехал, так? И начал строить потихоньку. Подвел электричество, завез камни… Мы сейчас как твой дедушка – сарайчик построили, поселились – и давай камешек к камешку класть.
– Сергей, это же было во время дедушки. Шестьдесят лет назад. А сейчас все по-другому. Сейчас, если строят дом, а не снимают квартиру, просто берут кредит, нанимают строителей… И для этого не обязательно быть миллионером.
– А строители, что характерно, мы сами. Не наймешь же зеленых человечков местных. И кредит никакие инопланетяне нам не дадут.
– Ты умеешь говорить замечательные комплименты. То с сантехниками сравнишь, то со строителями.
– А что? По-моему, почетно. Вот будет тут постоянная база, закопанная в землю, тьфу, в Луну, с системой тоннелей, с куполами, с залами подземными, как у Хайнлайна, – Хайнлайна Пьетро читал, что и подтвердил частыми кивками, – а на местном кислородном заводе, на главном шлюзе – титановая табличка. Из местного, замечу, титана. И там первой же строкой – «Завод имени инженера-химика доктора Пьетро Тоцци». Согласно русской традиции.
– Не только русской. – Улыбнулся, уже прогресс.
– Ну, вот видишь. А вот мне даже этого не светит. Вот именем Сашки Залетина, командира нашей первой экспедиции, наверняка главную улицу… или главный тоннель назовут. А мне, как всего-навсего пятому, – не, без шансов.
Пьетро принялся горячо возражать против такой несправедливости. Как это так инженеру, получается, целый завод, а командиру – ничего. Это неправильно! Распалился, замахал руками. Даже про холод забыл. В общем, через десять минут сошлись на названной в честь Третьякова энергостанции. Благо принимать, перегонять и подключать реактор предстояло как раз русскому. Хандру у итальянца как ветром сдуло. Чего Третьяков, собственно, и добивался.
Засим пошли спать.