Трудно... Если бы Моррест знал, насколько будет трудно, он ни за что бы не сунулся в такую крепь. Сперва еще ползли по сгнившей в труху, разъезжающейся под ногами гати, потом гать таинственно прервалась, оставив их наедине с бездонными трясинами. Пришлось переползать под проливным дождем по грязи и тине, резать руки о листья осоки, брести по горло в гнилой воде, да и ночевать по колено в грязи: холод и сырость, сырость и холод. И смотреть, как лениво лопаются огромные пузыри, рапространяя запах сероводорода - будто в огромном общественном туалете. Ни одного клочка сухой земли не было на много миль вокруг - наверное, на таких болотах выросла Эвинна. Сейчас ее помощь была бы кстати. Но нет тут Эвинны, у нее свое дело, и Моррест не обрадовался бы, поменявшись с ней местами.

  Мыслей давно не осталось. Ни чувства долга, ни любви к родине - по праву рождения для всех, по собственному выбору - для Морреста. Ни даже любви к Эвинне, которая сейчас, может быть, прорывается к столице. Была тупая, на автомате, работа перетруженных, ноющих ног, частые падения лицом в стылую грязь, по временам - рывки облепленной тиной мокрой веревки. Прежде, чем отправиться через трясину, они связались пеньковым канатом в огромную живую гирлянду, чтобы, если кто провалился в трясину, остальные его вытащили. И все равно просто чудо, что никто еще не пропал. Честно говоря, Моррест и сам раз чуть не утонул в трясине. Еле вытянули.

  - Долго еще? - спросил Гестана Гаррольм. В болотной сырости, от недосыпания и болотной воды рана воспалилась и разболелась еще сильнее. Командиру верхних сколенцев светила уже не участь одноглазого Ганнибала: чем дальше, тем больше Моррест беспокоился за жизнь друга.

  - Не очень, - произнес Гестан, оступился и с плеском рухнул лицом в кашу из воды, ошметков травы и ила. - Миль пятнадцать, еще день пути. Зато мы выйдем в сорока милях от берега Эмбры, опередим на день дней алков и успеем приготовить пару приятных сюрпризов. Еще день пути, старина! Дорога огибает болота, делает крюк и выходит в долину Эмбры. Там уже много поселков. Там запасемся едой, оружием, еще и пополнение получим.

  - Пополнение? - переспросил Моррест. - А помощь?

  - В тех краях много детей бывших легионеров, если они увидят, что кто-то сражается с алками, встанут в наши ряды. Какая еще помощь?

  - Да не о себе я, смотри, Гаррольм какой... Отвоевался он, похоже...

  - Это да, - кивнул Гестан. - Сердце кровью обливается. Но помочь ему мы сможем только за топями.

  Моррест кивнул - и обреченно зашагал через пахнущую тиной и сероводородом жижу. Следом тяжело плюхали остальные. Шли молча: не потому, что надо было таиться - сил на бесполезные разговоры давно не осталось. "Хорошо хоть, авиации у алков нет, - подумал Моррест. И обожгла, на миг вырвав из тупой апатии, действительно страшная мысль. "А нет ли? Ведь еще неделю назад казалось: на моем веку ничего огнестрельного тут не будет. Однако ж есть - и не пищали да аркебузы. Самозарядные винтовки - не далеко и до автоматов".

  Представилось, как какой-нибудь, может, и не настоящий штурмовик, а под завязку нагруженный бомбами дирижабль нагоняет их, неторопливо, с осознанием собственного превосходства над копошащимися в грязи букашками, выходит на пробирающийся по топям отряд - благо, нет деревьев, и укрыться негде. Заходит для атаки - и высыпает разом весь смертоносный груз. Дыбом встает гнилая вода. Кричат и не слышат своего крика люди. Летят - и не долетают полпути до дирижабля стрелы. Винтовочка, может, достанет - но поди в него, попади, когда сама земля встает дыбом! Да не из настоящей трехлинейки - из уродливой копии.

  Но небеса оставались серыми и спокойными, сыпались с них не бомбы, а дождь, видело их трепыхания в грязи только проглядывающее в тучах солнце. И связанная канатом цепь изможденных людей продолжала тащиться через топи.

  В эти дни Моррест возблагодарил сперва Стиглона, а там и остальных местных богов, даже любвеобильную Алху, что половину отряда составляли местные жители, а вторую половину - северяне из-под Гверифа, Аттарда и Хедебарде, тоже знакомые с болотами. А проводников Гестан нашел знатных: по мельчайшим, незаметным посторонним вешкам парни находили дорогу. Оценить их мастерство, пока не вышли в населенные места, Моррест не мог, но отряду ни разу не приходилось возвращаться обратно, и даже теперь, на второй день пути, в никто не утонул. Другое дело, после двух ночевок в стылой, гнилой воде все тело ломило, а голова от бессонницы (только уснешь, и тут - раз! - стылая рябь в лицо) казалась резиновой и совершенно не соображала. Хорошо хоть, добрые селяне дали зерна. Но костер все равно было не развести. Сырые зерна пополам с болотной водой после марш-броска или перед выступлением поутру - вот и все яства.

  Моррест уже и сам не помнил, как впереди после бесконечной топи показались низенькие, торчащие вкривь-вкось ели. Как переплывали крошечное озерцо, свирепым усилием заставляя двигаться одеревеневшие мускулы. Как, расплескивая воду, выбирались на звенящий от комаров берег, падали в мокрую, но хоть без открытой воды, траву - и тут же отключались. И все-таки его хватило на то, чтобы выставить часовых поодаль от лагеря.

  А от часовых требовалось больше всего - сторожить покой товарищей, почти не спавших с начала войны. И при том суметь вовремя заметить свеженьких, поевших-поспавших-обогретых алкских разведчиков.

  Моррест проснулся посреди уютной полянки на сухом холме посреди топкой низины. Топкой, но все же не трясины, утонуть в такой уже не утонишь. Шелестели над головой ветвями старые осины вперемешку с елями, между ними проглядывало вечереющее небо - а вышли на сухое они, когда солнце еще стояло высоко. Под легким ветерком колыхались ветви деревьев и развешенные на них сохнущие портянки. С трудом Моррест нашел свои - как он их вешал, бывший выученик Эвинны не помнил.

  Под деревьями горело несколько чадных костерков, булькали немудреной походной кашей котелки, аккуратным шалашиком встали копья, мечи и единственная винтовка. Лагерь уже ожил, бойцы носили воду, чинили одежду, чистили оружие...

  Сон изрядно подкрепил всех - но путешествие по болотам даром не прошло. Голову ломило, живот, казалось, вот-вот разорвет изнутри. Моррест едва успел добежать до кустов и распустить связывавшую штаны веревку. А лоб горел, будто поставленный на огонь котел, и мысли лениво варились в этом котле. Простуда. И вдобавок дизентерия. Хорошо, если не холера - а то отряд и без алков перестанет существовать.

  Когда Моррест вернулся, Гестан уже наводил порядок. Бросил на командира понимающий взгляд: мол, мы-то привычные, а вам, городским, каково? Но большинство местных после болотного похода чувствовали себя не лучше.

  - Командир, какие будут распоряжения?

  Хотя в новой войне он командовал ротой и больше, побывал и послом, формально Моррест так и остался сотником. А теперь кто? Ну, учитывая, что под рукой снова человек семьдесят - несколько погибло в Фарли, но и двадцать тамошних парней ушли с отрядом - и до сотника не дотягивает. Так что "командир" - сейчас самое обтекаемое и потому подходящее слово.

  - Сидим здесь. Люди устали, далеко не уйдут. Да и разведка не помешает - надо выяснить, где алки и где мы, понять, что делать. А там решим - то ли идти в столицу и присоединяться к имперцам, то ли самим нападать на алкские разъезды.

  - Будет сделано, - кивнул Гестан. Еще тогда, когда требюше крушили алкский понтон, он признал в Морресте достойного командира. Теперь, за эти наполненные боями дни, стал уважать его еще больше.

  А вот с Гаррольмом надо было что-то делать: в дополнение к потерянному глазу и явному воспалению командира верхних сколенцев не пощадила ни болотная лихорадка, ни дизентерия. Глядя на лихорадочно блестящий, слезящийся сузившийся зрачок, Моррест, хоть никогда и не сталкивался с этой болезнью, понял: малярия. Командир роты то дрожал от холода, то по вискам струями тек пот, в уцелевшем глазу застыло страдание - каждый шаг отдавал в голову.

  - Эгинар, Хостен, делайте носилки, - распорядился Моррест.

  Носилки - дело недолгое. Срубить пару длинных жердей, от каждой отрубить по равному куску где-то в их треть длиной. Все это накрыть плащом, а потом накрепко связать канатом. Все, готово. Можно нести. Иногда нужно несколько поперечных перекладин, чтобы раненый не проваливался.

  - Отлично. Гаррольм, мы тебя не бросим.

  - Лучше б бросили, - прохрипел сотник, ему как раз было особенно плохо. - Толку-то...

  - Терпи, казак, наркоманом будешь, - дивясь сам себе, выдал Моррест по-русски. Потом перевел по-сколенски, но "наркомана", конечно, заменил на "атаман". - Донесем до ближайшей деревни, там и поправишься.

  - Кто... командует?

  - Верхними сколенцами командует пятидесятник Арибл ван Хомей.

  - Хороший... командир. Береги его.

  Разведчики стали возвращаться после полуночи. Разведка вновь оказалась не напрасной.

  - Алки шли быстрее, чем мы думали, - произнес паренек-проводник. - Передовой отряд - сотня рыцарей и столько же пехотинцев на конях - уже у Тарвила.

  "Это же восемьдесят миль до столицы, - вспомнил карту Моррест. - Три дня - и они у Эмбры! А там, небось, уже флот алкский! Вдруг Бреглен не смог...". Алков надо придержать - иначе они ворвутся в столицу раньше, чем отряд из Лакхни подойдет к переправе. Но как? На четыре с лишним тысячи алков - не считая флота и морской пехоты, которые, возможно, уже поднимаются по Эмбре - у него пятьдесят человек.

  - Ближе к столице, милях в семидесяти, мы обнаружили еще отряд. Идут без охранения и разведки, толпой вперемешку с обозом. Мы затесались в крайние ряды, послушать, что говорят... В лесу ушли в сторону - и назад.

  Отряд? Неужто авангард алков смог опередить идущих по болотам?! Но алки шли бы в большем порядке, и наверняка с разведкой, охранением... Неужели?! Моррест не ошибся.

  - Это войско Империи - человек шестьсот-семьсот, есть и рыцари, но сколько - непонятно. Двигаются навстречу Амори с намерением дать генеральное сражение. Это верное самоубийство!

  - Ну почему же, - усмехнулся Моррест. - Как показывает наш опыт, с алками вполне можно воевать и меньшими силами. Если у них хороший командир... А кто, командует, вы выяснили?

  - Некий Оле Мертвец. Как его только не костерят...

  Моррест почесал голову: весть была на редкость безотрадной. Выходит, коннетабль возомнил себя Суворовым - и хорошо, если тем, который полководец, а не который предатель. Но, скорее всего, ничего он не возомнил. Его ведь и Мертвецом прозвали потому, что на службе он всегда мертвецки пьян. А командует от его имени некая любовница, вроде бы рабыня-танцовщица... блин, как же ее?

  Моррест едва не покраснел, вспомнив, что не удосужился выяснить имя - наверное, и сам помаленьку начал считать, что если рабыня, так и не совсем человек, и имя знать незачем. Шестьсот... Ну, пусть семьсот человек, последний раз воевавшие с мародерами в Великую Ночь. Какое-то количество опухших от пьянства рыцарей в ржавых кольчугах с неточенными мечами. И - ни разведки, ни охранения, прут толпой очертя голову. А против этого сброда - четыре с лишним тысячи отборных головорезов во главе с самым толковым полководцем и правителем нынешнего Сэрхирга. Полтысячи рыцарей - и минимум полсотни винтовок с одной-двумя пушками. Интересно, как они воевать-то собираются? Их же всех положат, как баранов...

  С другой стороны, если бы удалось убедить ее подчиниться ему... Оле Мертвеца можно не учитывать, пока пойла вдосталь, он не опасен. Получив в свои руки почти восемьсот человек, можно на пару дней придержать врага. Ничего и придумывать не надо: действовать надлежит так, в "Волоколамском шоссе". Ударить, заставить алков развернуться в боевые порядки - и отойти в лес. Лесом вый ти на дорогу чуть дальше. Снова ударить из засады - и вновь отойти. И так по несколько раз в день. Классика.

  - Он того стоит, - ворчливо заметил Моррест. - Вам новое задание: постарайтесь выяснить, где в войске алков люди с такими вот штуками, - показал он на винтовку - и с трубами побольше, вроде той, из которой разбили ворота Лакхни. Они мне нужнее всего. Если есть возможность устроить им засаду - я должен это знать. Если нельзя, например, они идут в центре колонны - выясните, сколько там людей, сколько больших трубок - пушек - и кто командует. Они наша главная проблема на сегодня, так что постарайтесь. Получится - возьмите "языка".

  - Сделаем, - по-крестьянски бесхитростно кивнул парень с пращой.

  Разведчики ушли, оставив позади отряд. Морресту хотелось пойти с ними, как в старые добрые времена, когда он, командир полусотни, мог позволить себе лезть на стены. Теперь приходится гонять разведчиков, а самому сидеть в лагере и ждать. И, что самое обидное, именно теперь, когда и меч, наконец, стал продолжением руки, и девять из десяти стрел с двухсот шагов летят в цель, и ноги научились отмахитвать тридцать миль с полной выкладкой - по болотам ли, по холмам или по снежной целине... Хотя зимние кампании на бывших имперских землях не в почете. Теперь главная обязанность - думать.

  Сейчас, когда разведка ушла, а отряд уютно расположился на привале, делать особо нечего. Разве что снова и снова проводить точильным камнем по влажному лезвию, да смотреть, чтобы не ленились остальные. Но какой смысл? "Зеленых" в отряде нет, всех проверила на излом короткая осада Лакхни. Значит, сиди и жди, пока вернутся те, кого послали проведать алков? А драгоценное время уходит водой в песок, с каждой минутой алкская орда приближается к столице. Может быть, этой-то минуты и не хватит тем, кто станет сражаться за Империю?

  Думал Моррест недолго. Дипломатия - дело командира. Так или иначе устанавливать связь придется ему. Отряд оставил на Гестана, сколенцу, в общем, и делать ничего не надо - сиди себе и дожидайся Морреста. А сам с несколькими бойцами двинулся в сторону имперцев.

  Оказывается, место для лагеря было выбрано далеко не безупречно. Дорога совсем близко. За часы, которые они отдыхали, отряд могли обнаружить алки, и тогда... Но искать место надежнее просто не было сил.

  Выйдя на дорогу, группа бодро зашагала в сторону столицы. Ничего не указывало на близость крупнейшего города Сэрхирга: так же под сенью векового леса змеились речки и ручьи кристально чистой воды, так же шелестела листва, и единственным напоминанием о существовании человечества была пыльная, пустыня дорога.

  Пустынная? А не должна бы: это же главный тракт, связывающий Нижний Сколен с Халгской землей. Каждые пять минут тут должны встречаться купеческие караваны, а уж одинокие бродяги вообще никогда не пропадать из виду. Но тракт словно вымер - будто вести о войне распугали путников. С чего бы? Объяснение только одно - и с алкского, и со сколенского "конца" выступили в поход две армии. Их-то присутствие на дороге и заставляет купцов осторожничать.

  - Далеко еще до места, где находятся твои сколенцы? - спросил Моррест разведчика, ведущего группу. - Они должны двигаться к нам навстречу, Тагин-катэ?

  Паренек-разведчик зарделся: обращение "катэ" было в устах командира немалой похвалой. Вообще-то оно употреблялось в отношении зрелых, заслуженных мужей. Но мальчишки из деревни Фарли уже сделали столько полезного для Моррестова отряда, что командир не мог их не отблагодарить. Хотя бы, на первое время, так.

  - За поворотом будет поле, и будь я неладен, если они не там. Наверняка и не чешутся, будто и войны нет никакой.

  - А они нас не...

  - Мы к ним присоединились, шли в строю, говорили с солдатами, и никому не было дело. Опять же, ушли - тоже никто не заметил. Им на все плевать.

  - И то верно! Идем.

  ...Парень из Фарли оказался прав. Широкая поляна была сплошь заставлена палатками, от роскошных шатров знати до тесных и неказистых, видавших виды палаток пехотинцев. Палатки натыканы вперемешку, где густо, а где пусто, дым от костров виден, наверное, за десять миль, кони пасутся без малейшего намека на охрану. Охранения тоже нет, и уж точно нет рва, вала и частокола, как вокруг римских лагерей. "Пионеры на прогулке, епть!" - подумал Моррест. Впрочем, больше эта орда напоминала цыганский... то есть картирский табор.

  Вошел в лагерь отряд Морреста беспрепятственно. В кольчугах и с мечами, говорят по-сколенски - значит, свои. Стоило пройти мимо крайних шаров, миновать нескольких заправляющихся мутным пойлом пьянчужек рядом с беспорядочно сваленными щитами - и отличить их от местных стало невозможно. До униформы местным армиям еще расти и расти.

  А лагерь жил своей, имеющей мало общего с войной, жизнью. Кто тискал девиц, кто поглощал хмельное, кто ел, да так, что трещало за ушами. В одном месте стенка на стенку, подрались два десятка вояк. Хорошо хоть, по пьяни забыли схватить оружие...

  - Сворачиваем к костру, - пришла в голову Морресту нестандартная идея. - Вон к тому. Посидим, поболтаем, авось что новое узнаем.

  Прибытие новичков алкаши приняли, как должное. Фляга с пойлом отправилась вкруговую, а само зелье оказалось на удивление крепким - похоже, самогон начал проникать в массы. Но, сделав первый глоток и подавив мгновенный рвотный позыв, Моррест почувствовал себя гораздо лучше. Сам не помня, откуда, он уже знал имена собеседников: рядовой Тормог, десятники Елан и Асте. Только что соверненно незнакомые люди, они уже стали дружками не разлей вода.

  - Воевать идем, - ответил на невысказанный вопрос Тагина Елан. Здоровенный детина уже изрядно набрался, государственные тайны ему были глубоко по барабану. - Позавчера выступили, Император собрал всех, кто еще не пропил оружие и последние мозги. И перед выходом, значит, объявил, что коварные мятежники из Верхнего Сколена, захватив много алкского оружия и доспехов, собираются напасть на Империю. Наша задача - сдержать натиск Эвинны, пока не подойдет войско Амори, а потом под его руководством двинуться на овобождение Верхего Сколена. Об этом Императора просил сам Фимар, посол... ик!.. алкский.

  "Вот же козел!" - подумал Моррест и об алкском после, и - вот бы ужаснулись законопослушные сколенцы - об Императоре. А Амори, как говорится, респект и уважуха: не просто заставить жертву агрессии, вместо борьбы против завоевателей, напасть на тех, кто может помочь.

  - А про алков что слышно?

  - Перед выступлением мы узнали, что верхние сколенцы захватили пограничную крепость Лакхни и вроде бы напали на алков. Амори потерял время на отражение агрессии, но теперь идет нам на помощь со всем войском.

  - Правильно, - вдруг кивнул Моррест. Тагин и другие бойцы посмотрели на него удивленно, но промолчали: командир знает, что говорит. Осоловевшие от выпивки солдаты Империи переглядушек не заметили. Конечно, пьянчужка наверняка не удержится, и еще до вечера об "алкских" гонцах будет знать вся армия... Но на это Моррест и рассчитывал. - Но ваши сведения немного запоздали. Наш король послал нас, чтобы сообщить принцу Оле о вторжении в страну главных сил Эвинны. Мятежница рассчитывает вклиниться между нами и королевским войском, выдать своих людей за алков и вместе с вами войти в город. Передовые отряды мятежников все команды будут отдавать по-алкски. Король просил сиятельного принца Оле задержать это войско на пару дней, пока их не настигнет.

  - Задержим, нет проблем! - пробасил до сих пор молчавший здоровяк Тормог. - Как вломим, сброд этот и разбежится.

  "И не надейся! - подумал Моррест. - Под Вестэллом не разбежались и тут не побегут!" Но пусть хвастают - их смелость понадобится, когда войско столкнется с алкским.

  - А то, что со сколенцами воевать будете, вас не волнует? Да и Эвинна, вроде бы, себя наместницей Императора объявила...

  - Вообще-то, - замялся здоровяк. - Я и сам думаю, нехорошо это как-то, да еще на сороне чужих-то... Будто и не Император нами правит, а зачуханный вождь какого-то племени. Но мы солдаты, получили приказ - надо исполнять. А о том, с кем воевать, а с кем дружить, пусть у Харванидов голова болит.

  - Ясно... Ну, вот что. Нужно срочно увидеться с командующим и поставить ему новую задачу.

  Все трое поморщились: чтобы их военачальнику, целому коннетаблю Империи, пусть и такому, приказывал какой-то там мелкий чин на службе у чужеземного короля... Который и королем-то не родился, а стал... Чтобы какой-то там алк, хорошо, если дворянин, приказывал Харваниду?! Но Моррест именно этого возмущения и добивался. Тем яростнее униженные и обозленные сколенцы обрушатся на врага. Особенно когда поймут, что враг - алки и есть.

  - Именно так. Король приказал сообщить союзнику, что все поменялось. Где расположился принц Оле?

  Вопрос был черезчур смелым. Незнакомец вот так запросто спрашивает у солдат, где находится их главнокомандующий. А как же военная тайна, пропускной режим, наконец? Это что же, в славившихся дисциплиной имперских легионах теперь такой бардак? Да и где они теперь, эти легионы?

  Но на все, что их впрямую не касалось, воякам было плевать.

  - Вон так, видишь, шатер голубой, а за ним кони пасутся?

  - Ага. Это он?

  - Нет, там его любовница, а за этим шатром - его собственный, малиновый такой, с узорами. Увидишь. Но чтобы к нему попасть, сперва надо навестить эту девку. Без подарка для нее к принцу не суйся - пошлет к Ирлифу, да еще в какую-нибудь историю втравит.

  - Да, повезло королю-батюшке с союзничком, - хмыкнул Моррест. "Впрочем, а где и когда все было иначе? - тут же подумал он. - Разве Жуков не таскал за собой по фронтам любовницу? И разве это мешало ему воевать?" - Ладно, подарок так подарок. А что она любит?

  - Можешь браслетик золотой ей подкинуть или, там, покрывало красивое... Ну, или еще какую бабскую дребедень, только чтобы блестело и звенело.

  - Ну, и где я все это возьму? - уже совсем натурально вспылил Моррест. - Тут, если что, война, а не балаган!

  - Сам знаю, - махнул лапищей Елаг. - Ну, если добра нет, можешь ей просто песню новую спеть. Если она и правда новая, ты что хочешь - получишь. А так, извини, к командующему не пробьешься. Тут даже наши сотники так делают, все вызверились давно, а толку-то...

  - Может, ей станцевать еще? - едва не срываясь на мат, произнес Моррест.

  - Попробуй, ей точно понравится. Любит она... кто это дело любит...

  Моррест вздохнул, ему все меньше и меньше нравилась идея - перехватить командование над имперским войском и хорошенько вломить Амори. Увы, без этих дуболомов алков не придержать. Через три дня они будут в столице, через пять установят над ней контроль, а тогда Император сделает все, что ему прикажут. И Эвинне останется только отходить назад: сколенская столица с четырьмя тысячами алков не по зубам даже ее войску. Значит, придется играть роль до конца, подстраиваться под возомнившую себя полководцем куртизанку... Блин, вот бывает же такая хрень...

  Идти к шатру было утомительно: пойло исправно ударило по мозгам. В голове шумело, возжелавшие демократии ноги так и стремились выйти из повиновения и пристроиться на землю. Но нет худа без добра: перегар служил лучшей маскировкой от любопытных. Пьяный - значит, вне подозрений. Шпионы на задании не нажираются...

  На подходе к палатке любовницы Моррест услышал звуки, которые меньше всего ожидаешь в военном лагере. Мелодичный, чистый перезвон, будто кто-то задумчиво перебирает струны. Но ни малейшей фальши, слух у неизвестного музыканта - или все-таки музыкантки - отменный. А потом рассыпчатое, как смех красавицы, звяканье ножных колокольчиков. Моррест ускорил шаг, и миг спустя отогнул узорчатый полог палатки. И замер, потрясенный до глубины души.

  Много месяцев после того, как их пути разошлись, Моррест и не вспоминал о ней. Ушла - и ушла, хоть и едва не погубила. Не маленькая девочка, не пропадет. Но такого, честно говоря, он не ожидал. Давешняя рабыня была одета в роскошное зеленое платье, обильно украшенное золотым шитьем и нашитыми на нее монистами. На босых ногах, почти скрытых длинной, роскошной юбкой, при каждом движении мелодично звенели золотые колокольчики. Больше всего она напоминала какую-нибудь красавицу "мэйд ин Болливуд" - хотя были, конечно, и отличия. Например, имя...

  - Ирмина!

  Перезвон струн оборвался. Женщина отложила что-то гитароподобное и вскинула на Морреста изумленный взгляд. Она узнала голос, а вот лицо... Ну как, скажите на милость, признать тогдашнего, заросшего до самых глаз бродягу признать в этом моложавом, с недельной щетиной вместо усов и бороды, офицере в кольчуге и шлеме. А если вспомнить, что в том, привычном ей Морресте никто не смог бы признать военного... И что она наверняка считала его погибшим... Впрочем, она ведь знала и Эвинну, а Эвинна осталась в живых. Умный человек сложит два и два и получит...

  - Ну что, не ждала? А я вот он. Сюрприз...

  Ирмина облизнула накрашенные губы, сглотнула. Но быстро успокоилась.

  - Хорошо, что ты остался жив, - произнесла она. - Заходи, заходи, чего встал?

  - Так ты приветствуешь того, кто вытащил тебя из трактира? - ехидно спросил Моррест. Захотелось узватить ее за накрашенную руку и швырнуть носом в землю, чтобы бриллианты и золото осыпались с нее, как пыль из выбитого ковра. Чтобы прекратила пускать в глаза пыль порочной красотой. - И кого ты продала алкам? А ведь я тебя когда-то любил...

  - Не любил, - мягко, без малейшего намека на злость, поправила Ирмина. - Ты купил хорошенькую рабыню, чтобы ею попользоваться, и попользовался от души. Я повиновалась, потому что мне положено повиноваится. А про любовь и речи не шло. Ты попользовался мной, я попользовалась тобой. Мы квиты.

  - Попользовалась?

  - Ну да. Правда, из-за того, что вы с Эвинной ушли, мне не заплатили ни гроша, да и о вольной пришлось забыть, меня и саму чуть не казнили: думали, я нарочно вас предупредила, чтобы и с вас, и с них мзду получить. Да сладостная Алха миловаа, попалась я на глаза принцу Оле, он меня и выкупил.

  - И, я вижу, ты извлекла из этого пользу...

  - В конечном итоге так и получилось, но сперва пришлось плохо. Продали меня на обучение в школу танцовиц для рабынь, а там порядки похлеще, чем в армии. Чуть что не так - плетью по заднице и к "гостям" в заведение, а там хуже, чем в трактире. Они же знатные, при деньгах, каждому подавай высший класс, да еще не как обычно, а по-особому... Но учили там на совесть, и не только танцу. На каммаре играть, - коснулась она гитарообразного инструмента, струны протяжно зазвенели. - Стихи писать, и не похабные частушки, их-то я всегда любила, а настоящие. Там все выпускницы сами сочиняют, сами поют и танцуют, а потом сами и обрабатывают "слушателей" побогаче. Этому, кстати, нас тоже учили: страстная куртизанка ценится дороже той, что жмется и плачет. Там это умеют, там насилуют не только тело, но и душу. Потом устраивают выступления для богатеньих, лучших берут на содержание, худших просто пользуют за доплату. Мне повело, меня купили. Так мне Оле и встретился, я уж месяц с ним.

  - И как он тебе?

  - Знаешь, за что его Мертвецом зовут? Вот когда пьян, он хоть безвреден, а трезвый - вовсе животное, жестокое и похотливое. Но есть у него и достоинства, главное - то, что он коннетабль. Как без любовника-коннетабля, рабыня сможет командовать рыцарями?

  Моррест почесал затылок. Похоже, она и правда думает, что он сумеет "войти в положение", простить - и дать себя использовать по новой... Ну уж нет, на сей раз его очередь пользоваться.

  - Это правда, что вы союзники алков? - в упор спросил он. - И воюете против на... Эвинны?

  - Да Оле в запое, и плевать ему на все разом. А мне вообще не интересно алкским козлам помогать, хотя армией командовать прикольно: что ни скажи, вояки все исполнят, хоть в седле прокатят, хоть в постели ублажат - надо только сказать, что коннетабдль приказал, а сам он сейчас занят. Но формально так и есть, мы идем навстречу Эвинне, задержать ее до подхода союзников.

  - Так вы же идете на запад, навстречу Амори!

  - А Эвинна где? - хлопнула ресницами Ирмина. Полководец, способный перепутать север с западом - мило! И ведь остальные тоже особо не задумываются. Ну, идет войско, и пусть идет. Куда, зачем и почему - никого отчего-то не колышет.

  - На севере, - поражаясь все больше, поясил Моррест. - А на западе - алки.

  - У-у, плохо-то как! А как сделать, чтобы выйти ей навстречу?

  - А этого я тебе не скажу. Не в моих интересах...

  - Зато в моих интересах сейчас вызвать стражу и арестовать тебя как шпиона Эвинны. Но я этого не делаю. Что ты на это скажешь?

  - Ничего, - кивнул Моррест. - Только то, что когда-то ты с удовольствием ела мой хлеб и жила в моем доме.

  - А я тебя просила об этом? Или ты интересовался, хочу ли я тебя каждую ночь? Но ты имел право на мое тело, а я на твой дом и еду. Теперь ни ты мне, ни я тебе ничем не обязаны. Назови причину, по которой я должна тебе помочь... или хотя бы тебя не выдавать. И тогда я помогу тебе.

  Моррест задумался не в шутку. А и правда, что он может предложить беспринципной, неблагодарной девице, которая, к тому же, всецело зависит от пьяницы-хозяина? Ну, разве что, приставить кинжал к нежной шее и потребовать отдать от имени Оле нужные приказы. Но вряд ли у нее, девчонки с богатым, и по большей части горьким жизненным опытом, не припасено чего-нибудь про запас. Например, смоченной ядом шпильки в волосах...

  - Ты сколенка, - наконец сказал он.

  - Картирка, - тряхнула пышной прической Ирмина. - И что?

  - А продал тебя в... заведение... алк. Если поможешь Эвинне, будешь принадлежать только себе. У нас есть средства, чтобы выкупить тебя у Оле.

  Высокая, для ее-то невеликих лет, грудь несколько раз ощутимо поднялась. В стране, где прошлое определяет настоящее, а все, вплоть до мелочей, делается "как заповедали Боги и предки", такое сродни чуду. Даже в Империи, стране куда более свободной, вольные подписывали одному из ста невольников, может, и из тысячи. А уж теперь-то... Но Ирмина сразу не повелась. Слишком часто жизнь, поманив счастьем, макала носом в дерьмо.

  - Ага-ага, благородная наместница освобождает оптом всех молоденьких рабынь. Только, если она и правда наместница, как это согласуется с законами Империи? А ведь то же самое мне обещали и алки, ну, и в чем между вами разница?

  - В том, что я - в отличие от алков - никогда прежде тебя не обманывал.

  Ирмина закусила хорошенькую губку. Лишь теперь стало ясно, что она не просто упивающаяся свалившимся на голову успехом девчонка, что два года сильно ее изменили. Не юная вертихвостка, а умудренная жизнью зрелая женщина скрывалась за смазливеньким лицом. И такой она Морресту определенно нравилась - не так, конечно, как Эвинна, чисто по-дружески. Но друг в мире, уважающем лишь силу - это немало.

  - Расскажи, как вы ушли, - негромко попросила она. - Я сожалела, что так поступила, и тревожилась за вас...

  - Теперь это неважно. Мы выбрались из города по реке, добрались до отшельниа Велиана, а там... Мне говорили, если нечего тебе подарить, можно подарить песню. Вот и слушай.

  Песня - не песня, стихи - не стихи, странный, но мелодичный речитатив - именно так старинные героические баллады или эпос предпочитали исполнять деревенские сказители. Стихи были его собственные: в прошлой жизни, в другом мире он и не задумывался, что может писать. А вот поди ж ты - получается!

  - Так ты думаешь, что она... Проиграет войну? - тихо произнесла Ирмина. - И погибнет в бою за Сколен?

  - Я сделаю все, чтобы этого не случилось. А случится - разделю ее судьбу. Тебе-то какое дело?

  - Знаешь, там говорится о мужчине, но мне кажется, что песня - обо мне.

  - Вообще-то там шла речь о Велиане...

  - Неважно. Значит, ты явился сказать мне: "Встань за родину"? - хитро прищурилась она. - Но я не Велиан, мудрости во мне поменьше, годами не вышла, да и грехи не пущают. Поэтому я могу тебе помочь. Значит, идем мы не навстречу Эвинне, и всем по барабану?

  - Выходит, что так.

  - То есть если всем сказать, что впереди нас вторгшиеся в Империю мятежники и напасть на Амори...

  - Я уже сказал людям, сидящим у костра, что Эвинна велела все команды отдавать по-алкски, чтобы мы решили, что перед нами войско Амори.

  Танцовщица хихикнула. Звякнули колокольчики на ногах.

  - Ловко. Но ты, по-моему, перестарался, Моррест. От необходимости таскать каштаны из огня для алков тут все плюются, а воевать с верхними сколенцами не желают совершенно. Если сказать им правду...

  - ...то все, кто захочет пересчитать косточки алкам, окажутся государственными преступниками, и ты с Оле в первую очередь. А так вы сможете все валить на меня, мол, пришел какой-то клоун и внес сумятицу. Нас обманули, и все такое.

  - Ясно. Но я не воин, в отличие от Амори.

  - А это и не проблема, Ир. Я уже встречался с алками - под Гверифом, в Макебалах, в Лакхни... Ведь это мы заняли Лакхни, отбивались там два дня и две ночи, положили почти тысячу алков и спалили несколько галер. Если ты просто будешь делать то, что я стану советовать... А сам я притворюсь-ка военным советником, якобы от Амори. Не все же ему всех обманывать, должен кто-то провести и его... Когда Император окажется в состоянии войны с Амори, он будет вынужден призвать Эвинну.

  - Получается, мы втравливаем Империю в войну, - задумчиво произнесла Ирмина. - Это и называется государственной изменой.

  - Нет. Империя итак уже воюет. С того момента, как проникшие в Лакхни алки попытались вырезать гарнизон. Мы лишь выступаем в защиту Сколена, и отныне все враги алков наши союзники. Меня одно беспокоит: что, если принц Оле узнает о твоих... ммм... распоряжениях?

  - Пошли со мной, - произнесла Ирмина, увлекая Морреста за руку.

  Они вышли из шатра, Моррест шагал сзади-сбоку, прикрывая собой Ирмину от нескромных взглядов. Но бестолковый лагерь жил своей суетной жизнью, ему не было дела до двоих, замысливших втравить Империю в войну. Она подошла ко второму, голубому шатру (узоры тоже оказались на месте, запьянцовские солдаты Империи не соврали) и откинула полог. Шибануло мощной волной перегара, рвоты, мочи, давно не мытого тела...

  Упавший в зловонную тьму солнечный луч выхватил безобразно пьяного седого толстяка, под столом, бесстыдно раскинувшего ноги. Штаны в самом интимном месте были мокры, под ними натекла изрядная лужа, но рука все еще сжимала полупустую кружку с каким-то пойлом. На ударивший в лицо свет Оле никак не отреагировал - так и лежал в своей луже, словно труп. Да уж, меткое прозвище: Оле Мертвец.

  - И этого человека Император поставил во главе войска, - брезгливо поджав губы, произнесла Ирмина. - А как проспится, потребует очередной "быстрый перепихончик". Ничего. Таков удел рабыни.

  Какое-то время оба молчали. Потом Ирмина мягко коснулась руки Морреста - и негромко произнесла.

  - А помнишь, как ты мне рассказывал о будущих подвигах Эвинны - еще до встречи с ней... Отчего-то мне казалось, что ты не придумываешь, а действительно провидишь грядущее.

  - Как же не помнить, - вздохнул Моррест. Все-таки не вытравить из памяти ее знойные ласки, пусть и знаешь, что все было фальшивым, как... как фальшивый "арангур". - Я помню все, что у нас было.

  - Так вот, нашу дочь я назвала Эвинной.

  Моррест вскинул голову, его глаза впились в зеленоватые глаза бывшей служанки. Там не было привычного озорства, радости от встречи после долгой разлуки. Только несвойственная совсем еще юной женщине, озорной покорительнице мужских сердец, боль и усталость.

  - Когда она родилась, я была в "заведении". Ее у меня отняли и продали куда-то далеко - и хорошо, если не жрецам Барка Воителя. Я слышала, они приносят в жертву младенцев. Если когда-нибудь выслужшься и станешь важной шишкой - попробуй ее разыскать. Это ведь и твоя дочь.

  Она жалко, вымученно улыбнулась. Моррест и сам не заметил, как ее голова оказалась у него на плече, руки нерасторжимо сплелись, а губы встретились в долгом поцелуе. "Прости меня, Эвинна!!!" Сейчас она не была обмащицей, предательницей, торгующей своим телом направо и налево. Она была просто бессильной, страдающей женщиной.

  Глава 17. Меж акулой и медведем

  Тольфар остался позади.

  Распутица, наконец, закончилась, и бесконечной вереницей на юг потянулись полки, за ними обоз. Еще прошлым летом войско было не окинуть взглядом, но теперь оно было вдвое больше. Десять с половиной тысяч человек. По старому счету - два с лишним легиона. И почти четыреста рыцарей, которые стоят не меньше полу-легиона.

  И само войско, всю зиму учившееся сражаться в строю и россыпью, было уже не то. Кузнецы наковали вдосталь оружия, в ход пошло то, что нашлось на складах легионов Старого Сколена, трофеи первой кампании, какие можно было починить - и теперь у Эвинны была не толпа, а именно войско. Тород, Арднар и Элевсин совершили чудо: в чистом поле повстанческая армия могла бы теперь драться на равных с наемниками Амори. Разве что если алкский король соберет двадцать тысяч человек при паре тысяч рыцарей - но такую орду не навербовать даже ему. Встречи в чистом поле можно больше не бояться. Главное, не успели бы алки ворваться в столицу и заставить Императора пойти на мировую.

  Эвинна вытерла пот, сплюнула набившуюся в рот пыль. Моррест наверняка вступил в бой, защищая приграничную крепость Лакхни от алкской орды. С той поры, как впервые бросился в сумасшедшую авантюру и вышел победителем, Эвинна перестала за него тревожиться... То есть, как бы сказать, не перестала, но теперь она знала: Моррест способен сам о себе позаботиться. А значит, нечего и переживать: он вернется, только не допускай и тени сомнений - и жди.

  Того, кого любят и ждут, верят сколенцы, труднее убить в бою.

  Но одного ожидания Эвинне было мало. Лишь опасение испортить все не давало перейти проклятую границу и обрушиться на Амори с фланга. Но если Император не даст согласия уже сегодня...

  Последние дни вести из Нижнего Сколена приходили одна хуже другой. Первые вести о нападении на Лакхни подтвердились. Нет, крепость не сдалась, но каким-то образом алки сумели вышибить ворота и прорваться внутрь. Половодьем разливаясь по Империи, армия Амори хлынула вглубь страны. Замок был сбит, и в имперский амбар ввалилась орда мародеров. С каждым днем приближался роковой момент, когда... А они стояли, как идиоты, на границе и точили лясы с командиром пограничного поста.

  Эвинну передернуло. Она присутствовала всего на паре переговоров, десятитысячное войско не оставляло много свободного времени. Но наглость и цинизм местных успела оценить. Вот и теперь Элевсин надрывал глотку, пытаясь доказать, что нужно пропустить войско к столице, пока туда не ворвались алки. И в ответ все так же холодно и презрительно цедили:

  - Император не будет говорить с мятежницей, преступившей законы Богов и людей. Император придерживается благоразумного союза с королем алков, признанным Императорами. От его имени я требую: убирайтесь назад в Верхний Сколен, и ждите справедливого возмездия за ваши злодейства.

  - Да в чем эти злодейства? - подъезжая к пограничной реке Натраф, крикнула Эвинна. - Разве мы разорили Макебалы, не пощадив даже храмов? Или мы убивали пленных в Ратане?

  - Насчет Ратана мы ничего не знаем, - с наглой ленцой в голосе крикнул воин Империи. - Но в Макебалах, как сообщил алкский посол, поклявшись словом дворянина, убийцы - вы. Мы скорее поверим аристократу, любимцу Богов, чем беглой рабыне, залившей Верхний Сколен кровью. Убирайтесь, прислужники бесстыжей блудницы!

  Эвинна нахмурилась, еще с прошлой осени ей не давал покоя вопрос: откуда алки узнали о ее прошлом? Могли поведать кетадринские наемники, но в наемники северяне шли от большой нужды, когда на родине было некуда податься. Много ли среди них представителей того рода, хотя бы того же племени? Да и вообще наемники - народ неразговорчивый. Почти у каждого на родине полно кровников, не стоит давать мстителям лишнюю зацепку.

  Телгран? Телгран мог, но... Но он все для себя решил еще тогда, когда Эвинну захватили люди наместника. То же самое с Тородом. С начала восстания у Эвинны не было более надежных помощников. И выходило, что только один человек, посвященный в тайны прошлого Эвинны, мог сделать их всеобщим достоянием.

  Эльфер.

  Мелкая, низкая месть человека, который некогда заменил отца. Месть учителя ученице, отказавшейся стать марионеткой.

  А сам Эльфер исчез: со времен Гверифа о нем нет никаких вестей. Как сквозь землю провалилось и остальное храмовое начальство - но, похоже, эти люди не просто спасали свои шкуры от возможной мести. В уходе некоторых бывших рыцарей из Верхнего Сколена, в том, что запад самой крупной земли бывшей Империи так и не признал Эвинну - виднелась рука прожженных, но предельно осторожных интриганов. Ни Эвинне, ни Морресту, ни даже хитрому Тороду не удалось поймать неведомых вредителей на горячем. Ни разу.

  Может, и несговорчивость нижних сколенцев имеет те же корни?

  - Макебалы вырезали алки! - крикнула Эвинна. - Мы сами это видели, когда взяли город!

  - Почему я должен верить безродной девчонке и не верить рыцарю? - спросили с той стороны. - Убирайтесь, или двести моих храбрецов разгонят все ваши орды!

  - Это еще кто кого разгонит! - багровея от гнева, крикнул Элевсин. - Нам может надоесть пререкаться! Мы втопчем вас в грязь: на одного вашего - двадцать наших!

  - Мне точно надоело, - решила поддержать подчиненного Эвинна. - Алки уже идут на вашу столицу, а вы тут кочевряжитесь! А в рабстве у алков, уверяю вас, хреново... У вас есть время поразмыслить до вечера...

  - А потом?

  - Увидите, - произнесла Эвинна.

  - И правда, увидим... Как Боги покарают проклятую мятежницу и убийцу...

  ...Стрела свистнула в тот момент, когда Эвинна уже готова была поворотить коня назад. Метили явно в нее, вобавок расстояние было плевое, не больше пятидесяти шагов. Она успела заметить, почти успела пригнуться к самой конской гриве, пропуская свистящую смерть над собой. Но "почти" - не "успела". Со свистом распарывая весенний воздух, стрела хищно вращала наконечником, и неотвратимо настигала, настигала Эвинну.

  Проворнее всех оказался Элевсин. Оттолкнувшись ногами от стремян, он качнулся в бок, теряя равновесие, заваливаясь вправо - но на краткий миг успевая заслонить собой Эвинну.

  В этот-то исчезающе короткий миг стрела и ударила его в левую сторону груди. Она пронзила бездоспешное - не в бой ведь ехали, а на переговоры - тело насквозь, оттопырив на спине рубаху. Эвинна еще успела подхватить верного сподвижника, к женским рукам присоединились другие, покрепче. А вслед за первой стрелой из рощицы за рекой летели новые, разя беззащитные тела. Без доспехов, без щитов - потому что никогда прежде, со времен Харвана, Империя не унижалась до убийства послов - воины Эвинны гибли быстро и жутко.

  Из леса уже на этой стороне, нещадно топча заливной луг, во весь опор мчались рыцари. Вроде бы немного, где-то пятьдесят, но на переговорщиков - всего-то тридцать человек - хватало с лихвой, ведь были у них и доспехи, и копья, а среди подлеска нет-нет, да и мелькали фигурки лучников. Засада была устроена по всем правилам -, ее готовили давно, зная, что она явится на переговоры.

  - Наместница! - проорал в лицо Эвинне рослый воин из бывших рыцарей. Словно что-то предчувствуя, с утра он настоял на том, чтобы взять с собой хотя бы мечи. Он вспомнил, что во время Северных походов на переговорах с горцами посланцы с обеих сторон оставляли при себе оружие ближнего боя - мечи, кинжалы, секиры, оставляя в лагере только доспехи, щиты, копья и луки. Теперь мудрая предосторожность должна была спасти... нет, конечно же, не всех - а только предводительницу, без которой рассыплется все войско. Похоже, на это и рассчитывали убийцы. - Скачи в лагерь, поднимай войско. Мы задержим!

  На споры времени не было. Да и повидаа Эвинна достаточно, чтобы понять: шансов у них нет. Разве что придержать рыцарей, давая ей и еще паре человек, выделенных для прикрытия, выскользнуть из западни. А если они отомстят, что верно, то верно, кровь ее воинов прольется не напрасно.

  Грохот копыт, шум крови в висках, теплый ветер в лицо. Зимой умирать тяжко, осенью тоскливо, летом невыносимо, но стократ хуже - весной, в пору юности и любви всего живого. Но кто спрашивает? С каждым мигом приближаются конские морды, оскаленные яростью бородатые лица, опущенные для таранного удара, метящие ей будто в лицо копья. Зловеще сверкает отточенное железо наконечников и лезвия мечей.

  Поначалу казалось, что столкновение со всадниками неминуемо. Конские морды и лица имперских рыцарей приближались с каждой секундой, хотя сами секунды растянулись на годы. Потом мчащихся наперерез поубавилось - там, поодаль, ближе к лесу, зазвенела сталь и послышались крики. С Эвинной приехали лучшие, показавшие себя в прошлогодних боях. Погибать, как бараны на бойне, они не собирались. Воины Эвинны налетели на загонщиков с такой яростью, что рыцари подались назад. Несколько воинов Нижнего Сколена свалились с седел - увы, почти безружные сколенцы валились куда чаще. И свистели, обильно летя с того и с этого берега, стрелы.

  За Эвинной увязались всего несколько рыцарей: видимо, только их кони могли состязаться с трофейным конем, захваченным на Вестэллских холмах. Коня ей подарил Телгран, а голову его владельца, дяди Амори Атраддина, оставил себе. Теперь могучее, благородное животное спасало новую хозяйку от людей, рядом с которыми любой разбойник - воплощение честности и доблести, а проститутка - еще и непорочности.

  ...Копье мелькнуло в каком-то локте от крупа жеребца, бессильно пройдя через конскую гриву. Жеребец заржал и прибавил ходу, хотя, казалось, дальше некуда. Пригнувшись к конской гриве, Эвинна мчалась туда, где, милях в пяти от границы, находился главный лагерь. Медленно, но верно конь выигрывал драгоценные секунды, локоть за локтем отдаляясь от преследователей. Вот между ними два копья, вот четыре, вот уже все восемь - странно, что у загонщиков не оказалось с собой арканов. Наверное, рыцарям нужно было не брать в плен, а только убивать, или рассчитывали взять ее на месте. Если так, они жестоко просчитались.

  До лагеря оставалось не более мили, когда передний из преследователей это понял. Рыцарь поднял тяжелое, вовсе не предназначенное для метания копье и швырнул, метя в спину Эвинне. Но разделявшее их расстояние было слишком велико - и все же слишком мало, чтобы копье безобидно упало наземь. Глубоко, чуть ли не на пять пядей, оно вошло в конский круп. Жеребец отчаянно заржал, почти по-человечески закричал - и, тут же получив еще два копья, повалился наземь. Эвинна едва успела спрыгнуть, перекатилась, обнажив меч - и в то же время понимая, что все, отвоевалась. Одному пехотинцу, тем более женщине, не выстоять против нескольких рыцарей в полном вооружении. А их уже нагоняли, покончив с остальным посольством, другие воины. И стонала земля от тяжких ударов копыт. Выставив меч перед собой, Эвинна приготовилась к последему бою.

  Чувствуя беззащитность жертвы, рыцари кружились вокруг нее, поигрывая копьями, но не спеша нанести смертельный удар. Эвинна поворачивалась то к одному, то к другому, хотя особого смысла уже не было. Будь рядом хоть кто-то, готовый прикрыть спину, может быть, тогда...

  А потом земля дрогнула еще раз, хотя, казалось бы, куда уж больше. Эвинна ощутила нарастающий грозный гул, какой могли произвести только многие сотни конских копыт. К месту боя скакали новые рыцари - и, судя по изменившимся выражениям лиц загонщиков, на сей раз это были ее рыцари.

  Воспользовавшись на миг образовавшимся в строю рыцарей разрывом, Эвинна выскользнула из кольца, успев ударить мечом в чью-то ногу и одновременно увернуться от прянувшего змеей копья. А потом рыцарям стало уж точно не до нее.

  Эвинна уже не первый раз наблюдада атаку рыцарей - и всякий раз это впечатляло. Вот и теперь, когда длинные копья пронзали имперских вояк, выбрасывали из седел и раскалывали щиты, Эвинна боролась с искушением зажмуриться и ничего не видеть. Все-таки она досмотрела кровавый спектакль до конца, даже поучаствовала в нем, вскочив в седло и успев свалить предпоследнего рыцаря мечом. А из леса доносились крики, стоны и звон железа - подоспевшие пешие дозоры чистили лес от лучников. Не прошло и получаса, как на этом берегу не осталось ни одного нижнего сколенца.

  Но Эвинна не обольщалась. То, что сделали имперские солдаты, свидетельствует об одном: Нижний Сколен (Эвинна теперь не могла называть его Империей) окончательно лег под алков.

  Забрызганный чужой кровью, но счастливый и довольный собой, к Эвинне подъехал Арднар ван Хостен.

  - Донна Эвинна, какие будут приказания?

  - Поднимаем всех рыцарей. Выступаем.

  - Куда?

  - Естественно, на Старый Энгольд. Судя по всему, Император находится в плену у предателей. Долг каждого верного подданного - освободить владыку. Вперед!

  ...Похоже, вояки прогнившей Империи не отдавали себе отчет в том, что делали. На их месте сам Телгран предпочел бы сбежать куда-нибудь в Эллиль, а лучше в Хэйгар: после предательского убийства посланцев их ждала только месть. Наверное, полагались на священный статус Империи - но, если вспомнить, нечестивый Арангур тоже был Императором, и это не помешало святому Эгинару выступить против него. Прочь сомнения. На троне Харванидов нечего делать жалкому ублюдку, пусть сто раз Харваниду.

  И снова звенели мечи, а вояки Телграна атаковали укрепленный в приграничном городке Нимасе пост со всех сторон. Ров, вал, частокол - после Макебальской мясорубки ничего серьезного, при таком перевесе в силах ничего не значила стойкость защитников. И правда, дрались они горячо - но бестолково, не умея ни нормально отстреливаться, ни отходить, держа строй. Не смогли сжечь и огромный армейский склад, созданный еще в эпоху Северных походов, так что войску Эвинны достались разобранные метательные машины и почти тысяча только зажигательных снарядов.

  Переночевав в Нимасе, войско Эвинны двинулось дальше. Она не переставала удивляться, почему воины так легко решились на войну с Империей - и уж тем более отчего в городах и селах, занятых ее войском, сразу же находидлись желающие идти на столицу. Конечно, то были почти сплошь простолюдины, но их было немало, они с лихвой перекрывали потери от немногочисленных боев. Поскольку добровольцев хватило на новый полк, Эвинна полагала, что теперь у нее под рукой около двенадцати тысяч. С имперских времен никто и слыхом не слыхивал о таком войске.

  Последнюю мысль она, оказывается, произнесла вслух.

  - А что вы думали, Эвинна-каттхая? - вздохнул ехавший рядом командир нижнесколенского полка, обнищавший рыцарь Арибл. После Кровавых Топей он бежал из Верхнего Сколена, с тех пор неприкаянно скитался. - Императоры, хоть они и Харваниды, перестали беречь Империю, как им заповедали Боги. Они признали отделение мятежной провинции, хотя в законах ясно сказано, что завоеванное Империей не может быть от нее отделено. Они заигрывали с Амори, делая вид, что он им ровня. А когда началась война, Кард вообще принял сторону Амори. Говорят, - боязливо оглянувшись, произнес рыцарь. - Говорят, он вообще хочет отречься от императорского титула, став таким же, как Амори, королем. Это было бы оскорблением каждого подданного Империи, разрушением всего, что создали Харваниды. А вы, хоть и не являетесь Харванидой, следуете долгу имперской подданной. Считаю, Император должен признать вас императрицей, а Верхний Сколен своим владением. А Алкскую землю обратно подчинить Империи. Будет только справедливо, если ваш сын станет Харванидом.

  Эвинна вздохнула. Она испытала огромное облегчение, когда поняла: Император выбрал войну. Думала, не придется идти под венец с человеком, которого не ненавидела даже - презирала с прошлого посещения столицы. Значит, они будут с Моррестом, в радости или горе, в жизни или смерти - уже неважно.

  И оказывается, что об этом задумывалась не она одна. Ей сдавались крепости, открывались ворота городов, а из деревень рекой текли припасы. Но в ответ она должна была скрепить две части Сколена, как цементом - браком с Императором. Для которого оный брак - поражение и непредставимое унижение. Мужчины-Харваниды никогда не женились по принуждению. Они предоставляли эту участь своим женам. И жен принуждали, еще как принуждали - ведь став, скажем, свекром Харванида, тем паче Императора, получаешь толику власти над огромной страной. Огромной даже теперь.

  Так, громя одних и принимая в войско других, и катились верхние сколенцы вдоль великой Эмбры на юг. Странная война, больше похожая на увеселительную прогулку, длилась уже четыре дня. К полудню пятого впереди показались стены Старого Энгольда, вознесенные в блеклое небо городскими холмами.

  - Арднар-катэ, - распорядилась Эвинна. - Займите Северные ворота, удержите их до нашего прихода.

  - Слушаюсь, моя императрица, - склонил голову рыцарь. Эвинну несуществующий титул покоробил.

  "Кажется, весь дворец провонял страхом!" - подумал Фимар. Посол короля Амори чувствовал: сейчас Кард готов на все, лишь бы спастись. Дипломат никоим образом не причислял себя к безоглядным храбрецам, но трусость еще недавно наводивших трепет одним именем владык вызывала брезгливость. Как можно так трястись над своей драгоценной задницей, пытаясь ее спасти и все глубже увязая в дерьме? И придворные тонко чувствуют слабость и гнилость нынешнего правителя: недавно людный дворец почти опустел. Сбежали даже заложники - гаранты верности последних провинций, оставшихся верными Империи - Балгрской, Алхаггской и Белхаггской земель. А ему хоть бы хны.

  Император Фимару ван Берггольму представлялся податливой глиной, из кторой любой, наделенный хоть зачатками воли, может лепить что угодно. Если бы посол Эвинны, Моррест, оказался более пронырливым и убедительным, Император, чего доброго, мог объявить о воссоединении двух Сколенов и походе на Алкию. И это было бы катастрофой: даже наемники бы подумали, поднимать ли меч на наместника Богов?

  Но не сварилось. Император упустил свой шанс в момент, когда принял решение "и нашим, и вашим". Он не решился поддержать Эвинну - но не встал и на сторону Амори и обрек страну на бойню. Он оказался между молотом и наковальней - или, точнее, между китом и медведем.

  Осознав, что натворил, Кард задергался, как муха в паутине - с каждым заполошным рывком увязая все глубже. Когда пришли вести о взятии Лакхни и наступлении на столицу, Фимару легко убедил Императора представить алков союзниками. Был издан манифест с просьбой о помощи алков, чтобы они отбили Лакхни у мятежников-сколенцев и защитили столицу. С этого момента Амори перестал быть агрессором и превратился в союзника, а его войска - как бы в защитников от мятежников из Верхнего Сколена.

   Одновременно Император должен был уничтожить Эвинну, заманив ее в ловушку под видом переговоров. И Кард покорно отдал приказ, даже понимая, что Эвинна - последний противовес для алков. Следующим шагом должен был стать манифест об отречении от императорского титула и упразднении Империи как таковой. Черновик был готов, Кард его даже подписал, оставалось только размножить и обнародовать по городам и весям съежившейся Империи...

  Но нижнесколенские свиньи оказались еще худшими вояками, чем верхнесколенские. Эвинна ушла. Зато большая часть посольства погибла, причем засада была на верхнесколенской стороне реки. После этого даже наивной девчонке стало ясно, что с переговорами пора завязывать. Теперь, наоборот, пришлось заставлять Императора порвать уже скрепленный печатью манифест об отречении. Если как вассал Амори Кард должен быть королем, то как враг Эвинны - Императором.

  Войско Эвинны перехлестнуло границу всесокрушающей лавиной, взяв приграничную крепостцу Нимас еще легче, чем Амори - Лакхни. И с каждым днем все ближе продвигалось к столице, частью перемалывая, частью вбирая в себя войска Империи.

  Собственно, с севера достоверных вестей почти не поступало. Какие города взяты Эвинной, какие только осаждены, а до каких она еще не дошла? Слухи ходили один хлеще другого, но ясно одно: в прежнем виде Империи и правда конец. А вот что будет вместо нее - вассальное алкам королевство или Империя же, но неизмеримо более опасная для Амори, зависело, в том числе, от Фимара.

  Когда пришла весть о падении Лакхни, Фимар сделал все, чтобы в столице не осталось войск. Нет, конечно, абсолютно надежных, и притом боеспособных частей в Империи давно не было. Но человек семьсот и девяносто рыцарей как-то собрали. Под командой Оле Мертвеца, а на самом деле его рабыни, которая, в свою очередь, давно на крючке алкской разведки, эта орда двинулась против Эвинны. Фимар не заблуждался: они ее даже не задержат дольше одного дня, это если решат сопротивляться. Зато теперь сколенцы даже теоретически ничего не смогут противопоставить Амори. Чтобы хоть как-то воевать на одном фронте в нынешней войне, Империя должна полностью капитулировать на другом.

  Армия канула, как топор в воду. То ли погибла в неравном бою, то ли в полном составе разбежалась или перешла на сторону врага. А может, учитывая полководческие способности танцовщицы, просто заблудилась. Ну, и невелика потеря. Была бы, если бы не вчерашнее письмо от Амори. Король жаловался на неожиданные трудности - и требовал отменить отречение Императора. А Кард вообще обезумел, теперь его общество стало вовсе невыносимым.

  И все-таки, во имя будущей Алкской Империи, придется встречаться с ним еще раз. Карда надо все-таки заставить отречься. Но не "вообще", от имени всех Харванидов, а только в пользу Амори. Ну, и пусть первое время столица Империи будет тут. Когда с Эвинной будет покончено, столица переместится в Алкриф. А вместо Сколенской империи окажется Алкская. Почему нет? Алки предпочитают это не вспоминать, но их король тоже Харванид. Сейчас, когда король дал добро, действовать надо стремительно. Такой шанс выпадает не каждое столетие.

  - Ваше величество, - глядя в выцветшие глаза Императора, произнес Фимар. Выглядел владыка неважно: похоже, пьянствовал всю ночь с куртизанками, решив урвать напоследок сладенького за счет казны. Мешки под красными, в алых росчерках лопнувших сосудов, глазами, нервно дрожащая, унизанная перстнями рука, бегающий, загнанный взгляд. И этот человек - наместник Богов?! Хы-хы... - Вчера я получил письмо от короля, в котором содержатся новые инструкции.

  - Значит, Амори, наконец, скажет нам, что делать?

  "Хорош Император, получающий приказы от короля!" - подумал посол. Но язык нужен дипломату, чтобы скрывать свои мысли.

  - Да, конечно. Верхний Сколен интересует Эвинну как место, где можно получить императорский титул. Сейчас, наступая на богоспасаемую Империю, она хочет стать императрицей сама. Но вы можете остановить ее наступление одним росчерком высочайшего пера: ее поход лишится смысла, если вы, ваше величество, откажетесь от титула Императора.

  - Но вы же сами сказали... Ситуация поменялась, и все такое...

  - Ваше величество, ситуация еще раз поменялась. Если вы просто отречетесь от титула, вы только проиграете, утратив имперский статус. Но если вы передадите престол другому Харваниду, а мой король действительно является Харванидом, вы сможете спокойно жить под защитой его величества Императора Амори. Поверьте, это будет наилучший выход для всех, кроме Эвинны. Если вы сейчас упретесь, вы потеряете и то, что могли бы сохранить.

  Это была неприкрытая угроза и оскорбление - из тех, что смываются только кровью, да не отдельных людей, а народов. В старину так бы и было, но Кард не из того теста. Алкский посол уставился на правителя испытующим взглядом из-под кустистых седых бровей, он был в одном шаге от величайшей за всю дипломатическую карьеру победы. Проглотит, нет? Деваться ему некуда. Да и стоит ли считаться с тем, кого бьют на всех фронтах и чью страну делят две могучие армии? Не лучше ли отбросить привычный дипломатический такт и сказать, например, так:

  - Вы и сами должны понимать, что реальная сила - за нами, а за вами - лишь пустой титул, который вы, однако, можете выгодно разменять. Поэтому я приказываю вам выполнить волю короля.

  Он прекрасно изучил Карда - и в келейных беседах, когда тот еще был принцем крови, и на официальных приемах - уже когда тот стал Императором. Эти слова должны были раздавить этого, с позволения сказать, правителя, как солдатский сапог дождевого червя. Но дипломат чувствовал, что, возможно, впервые дал маху. Он не мог понять, отчего вместо привычной уже паники лицо правителя исказилось яростью. А значит, не мог и продумать маневр отступления.

  - Вы, всего-навсего граф, говорящий от имени короля, смеете приказывать Императору?! - тихо, но зловеще поинтересовался Кард. - Да мы, как Император, можем стереть вас в порошок!

  - Ну, а где ваши войска, ваше императорское? - поинтересовался Фимар. Может, это просто блеф? Кто, в самом-то деле, обращает внимание на гнев хомяка? - Одну армию собрали, и та куда-то исчезла. А вот наши войска движутся к столице и уже завтра вечером будут здесь. Что вы станете делать тогда?

  - Во-первых, армия не исчезла. Просто, хм-м, сменила командование. А во-вторых, уж завтра-то ваше войско точно сюда не придет. Ваш король еще не известил вас о... мелких неприятностях, скажем так? Тогда поверьте мне на слово.

  "Да что с ним?! От пьянства с ума сошел?"

  - Но даже если вы смогли как-то придержать наше войско - что это меняет? -Амори войдет в столицу не сейчас, а чуть позже, только и всего. И потом - Эвинна и ее десять тысяч остаются. Что вы думаете делать с ними?

  - Что думаю? Не ваше собачье дело, граф. - Алк дернулся от оскорбления, но тут же принял обычный невозмутимый вид. - Но если уж честно... Во-первых, вы ответите за непростительную наглость, отныне вы никакой не граф, и тем паче не посол: как Император и Харванид мы лишаем вас всех постов и званий. Сейчас вы всего-навсего государственный преступник, осмелившийся перед лицом монарха вести изменнические речи. Стража!

  "А ведь сбежали-то не все, - с внезапно нахлынувшим ужасом подумал Фимар. Было, отчего испугаться: из-за неприметных гобеленов, стуча армейскими сапогами по мозаичному полу, вылетели четверо латников, деловито заломивших толстяку руки. Но страшнее всего было то, что латники оказались в странной мешанине из алкских и легионерских доспехов. При этом они прекрасно понимали по-сколенски, а в глазах стыла незнакомая еще не озверевшим от войны имперцам ненависть. Этому могло быть только одно объяснение - зато такое, которое меняло весь расклад.

  Вообще-то это могло случиться, но не раньше, чем через день. И уж тем более казалось, что они не могли появиться незаметно: должны были предупредить, независимо друг от друга, алкские агенты в окрестных селах, подкупленные стражники и вездесущие сектанты в столице. И все-таки никто не предупредил, а теперь, похоже, уже поздно. Причем поздно и ему, и королю Амори.

  Другого объяснения не было: войско Эвинны или хотя бы ее передовой отряд, уже проник в город. И посланцы предводительницы мятежников обо всем договорились с Императором.

  "Похоже, хомяк-то оказался замаскированной гадюкой" - подумал посол. Стражники уже толкали Фимара к выходу, когда Император сделал знак подождать.

  - Ты хотел узнать, что мы думаем делать, раб? Что ж, на правах последнего желания, пожалуй, скажем. Во-первых, мы, как Император и Харванид, имеем полное право как обращать в рабство всех, вплоть до королей, так и производить в дворянское звание простолюдинов за особые заслуги.

  - Жрецы не дадут вам согласия! - цепляясь за последнюю соломинку, крикнул Фимар. - А без них вы не сможете!

  - Жрецы не пойдут разом против нас и против Эвинны. По крайней мере, Тольвар. Итак, сегодня же вечером мы издаем манифест, в котором Эвинна получает герцогский титул и пост наместника Империи в Верхнем Сколене. Одновременно в графское, баронское и рыцарское достоинство производятся ее командиры легионов и полков, остальные, будь они крепостные и рабы, получают свободу. За особые заслуги перед Империей. Мы объявляем, что сами призвали ее на защиту, а все пограничные стычки, по сути - недоразумение. Тем самым из агрессора Эвинна превращается в нашу защитницу, ее войско становится войском Империи, а вот ваш король превращается в узуратора, покусишегося на императорскую корону.

  Это не все. Следуя пожеланиям сколенского народа, мы официально делаем предложение графине Эвинне ване Эгинар. Так мы приберем к рукам ее армию. А если к тому времени ваш король не одумается и не выведет войска из Империи или, тем более, продолжит наступление, мы бросим эту армию в поход на Алкию. После Макебал представляете, что ее люди там натворят? И останется ваш Амори "королем" на острове Алкиф - и то до тех пор, пока адмирал Бреглен не восстановит флот. Вы удовлетворены? Но вы этого не увидите, потому что я приговариваю вас к смертной казни - в память о былых ваших мелких услугах короне - не к повешению, а к отрубанию головы. Вот теперь выводите.

  - Слушаюсь, ваше императорское величество, - произнес один из верхних сколенцев. - Приговор исполнять немедленно?

  Произнес? Или произнесла? Голос был негромкий, хрипловатый, но точно не мужской. У воина не было бороды и усов, но это ничего не значило. Эти сколенцы до сих пор позорятся, сбривая растительность на лице - наверное, потому что в душе они трусливее баб. Но ведь под шлемом, дипломат готов был поклясться, скрывается искусно свернутая роскошная коса, а кольчугу оттопыривает девичья грудь. Эвинна! Так значит, она с небольшом отрядом опередила войско, и уже в столице. И наверняка обо всем договорилась с Императором...

  - Подождите с казнью, посол все-таки. Заковать в кандалы, и в темницу для особо опасных. Поторгуемся с Амори о пленных и захваченных крепостях. И прикажите своим людям поторопиться. Самое позднее к вечеру армия должна быть в столице.

  - Слушаюсь, ваше величество, - учтиво, как учил еще Эльфер, поклонилась Императору наместница.

  ...Еще пару дней назад казалось, что любовно составленный план забуксовал, напоровшись на оборону Лакхни. Конечно, следовало ожидать, что Эвинна подстрахуется, не дав алкам с ходу ворваться в Империю, но такого все же не ждали. И все-таки королевский оружейник Михалис сработал на славу, его воины за пару часов сделали то, над чем остальные бились бы неделю. Нет, все к лучшему. Зато теперь от захваченных в Лакхни "языков" узнали, что верхние сколенцы уже участвуют в войне, нарушая посольский статус. А это, в свою очередь, дает простор для маневра и давления на Императора. Если правильно подать информацию о тихом захвате Лакхни, можно надеяться, что Кард объявит алков "освободителями".

  Теперь алкская армия вышла на оперативный простор. Каждый день оставляет позади по тридцать миль, еще день-полтора (ну два, ведь еще надо форсировать Эмбру) - и алки будут в столице, а тогда им сам Ирлиф не страшен. А Император, этот напыщенный хомяк, сделает то, что от него требуют. Ну, а потом, возможно, и исчезнет - опять-таки завещав Нижний Сколен Императору Амори. Империя Харванидов возродится - только со столицей в Алкрифе.

  А пока не грех помечтать. Новый жеребец несет короля к исполнению самой давней, самой потаенной мечты. Плох тот солдат, что не мечтает стать коннетаблем. Но хуже тот Харванид, что не мечтает стать Императором.

  Лязг и грохот, характерные крики и суета впереди вырвали короля из сладостных мечтаний. Пришпорив коня, Амори поскакал вперед. Король проверил, как идет из ножен меч: он не собирался участвовать в рукопашной, но мало ли что?

  Когда король подъехал к месту затора, путь преградил завал. Две огромные березы, поваленные навстречу друг другу, создали непроходимую для конницы и почти непроходимую для пехоты баррикаду. Под переплетением ветвей стонали и ругались по-алкски, наверняка там есть и погибшие, и искалеченные.

  - Что встали, - рявкнул Амори столпившимся у завала. - Рубите их! Если не прорубимся к тем, кто с той стороны, они всех положат!

  Амори ни на миг не сомневался, что там, впереди, голова колонны угодила в засаду. Он и не удивился, когда из придорожной "зеленки" густым роем полетели стрелы. И разом сдали нервы опытных наемников, будто все превратились в ополченцев, встретивших свой первый бой. Суета была бестолковая - лишь кое-где Амори заметил перестроение из походного порядка в боевой. А стрелы сыпались и сыпались, разя надевающих доспехи солдат.

  Бессильно сжимая рукоять меча, Амори видел, как из зеленой стены подлеска выхлестнули чужие латники. Легионерские доспехи не оставляли сомнений: сколенцы. При том не какая-то там кучка ополченцев, вроде той, что совершила налет на Фарли. Атакующих латников были сотни. Вот где-то вдали показались и конные, похоже, у этих есть и рыцари. Чего-чего, а конных латников в Лакхни, точно известно, не было.

  Плотники все никак не могли прорубиться через засеку, а там, на неширокой лесной дороге, полным ходом шло избиение.

   - В колонну по двадцать - стройсь! - скомандовал Амори ближайшим воинам. - Как прорубят проход - атакуем их во фланг.

  Сколенцы не увлеклись. Стоило первым алкам протиснуться меж обрубленных ветвей, как имперские пехотинцы так же организованно, как пришли, отступили. На алков снова обрушился дождь стрел. Потом иссякли и они, казалось, все внезапно забыли об алкском войске.

  - Преследуйте их! - скомандовал король. - Притащите мне "языка"! Если кто возьмет Морреста, получит столько золота, сколько тот весит!

  Алки скрылись в зеленом море, будто канули в вечность. Амори поморщился: кампания против Империи, обещавшая стать увеселительной прогулкой, превратилась в цепь неудач. Вроде бы они побеждали - но несли потери, сопоставимые с прошлогодней бойней. Вроде бы наступали - но все сроки срывались, а каждый шаг вглубь чужой страны таил опасность. Не в последнюю очередь виноват был в этом бывший советник по делам Верхнего Сколена.

  "Да уж, интересный противник" - сам над собой иронизировал король.

  Завал с противоположной стороны оказался солиднее. Разбирали его до вечера. Несколько раз войско атаковали - правда, уже не целое войско, а небольшие группы стрелков и рыцарей. Выпустят полсотни стрел, а стоит пехотинцам развернутся в их сторону - отходят в глубину леса. А попробуешь преследолвать - преследователи сами нарвутся на засаду.

  К вечеру, когда движение было возобновлено, вернулись и первые преследователи. Как Амори и ожидал, вернулись не все - хорошо, если половина. Идти дальше было бессмысленно, да и небезопасно: уж если при свете дня они попали в засаду, ночью будет хуже.

  Амори решил продолжить движение утром, теперь часть людей двигались по бокам. Казалось бы, все учтено, безнаказанных атак не повторится. Но на следующий день начались новые сюрпризы.

  Странная это была война. Длилась она всего две недели, но затронула весь Сэрхирг. Участники подразделялись на две коалиции и одну страну-жертву, но ни та, ни другая до конца не знала даже своих сил. Да и вместо того, чтобы, как в старину, решить дело в одном сражении, обе коалиции вынуждены были разбрасывать войска на множество направлений. Сражения расплескались на огромном театре, охватившем едва ли не весь материк.

  Итак, на самом Севере баркнейские дружины, пользуясь моментом, решили захватить Хедебарде, а если повезет - так и Валлей. Однако в этот раз сынам бога войны не улыбнулась удача: Тород отогнал врагов от Валлея, прямо через приграничные болота дошел до Хедебарде и как снег на голову обрушился на королевские дружины. Сотни северных воителей легли у стен замка, уцелевших вояки Торода гнали до самого Баркина. Впервые с Оллоговых времен баркейская столица увидела под стенами врага.

  Чуть южнее в ход пошли ополчения халгов и белхалгов. Сначала Амори хотел бросить их на Верхний Сколен, в тыл Эвинне - но восставшие хеодриты похоронили этот план. Свеженабранные полки были морем переброшены в землю Хеодритов, где и завязли, выкуривая из гор и лесов партизан.

  Остальное происходило гораздо, гораздо южнее. От Тольфара на Старый Энгольд двигалась многотысячная армия Эвинны. Сопротивления она почти не встречала, обходя редкие гарнизоны, не признавшие "наместницу". А наперерез ей шло другое войско - три с лишним тысячи воинов Амори, которые с учетом выучки и вооружения мало чем уступали войску Эвинны. Но их дорога была далеко не легкой - день за днем им не давало покоя войско Морреста... формально, конечно, принца Оле.

  На первый взгляд война не затронула балгров, белхаггов и алхаггов. Но уже их неучастие в войне было явно на руку Амори, так как уменьшало силы Империи. Используя момент, балгрский наместник Ардан объявил об отделении от Империи - но его решение не признали алхагги и аллаки, и на крайнем юго-западе Сэрхирга вспыхнула своя война. Тардские пираты получили редчайшую возможность ограбить недавно имперские земли - и они тоже не упустили шанс...

  Как и на баркнеев, в свою очередь, с севера усилились набеги кетадринов, а на тех - фодиров. Не остались в стороне от схватки крамцы - и им тут же ударили во фланг хорадониты, а речники и браггары, пользуясь лихим временем, грабили все земли, до каких могли дотянуться.

  Кровавое безумие, со скоростью степного пожара втягивающее в войну все новые народы, племена и кланы, в то лето прокатилось по всему Сэрхиргу. Но и на море было не спокойно: схлестнулись флоты Сколена и Алкии, старых и новых хозяев моря.

  И встретились они на...

  Судно казалось пришельцем из прошлого. Того прошлого, в котором единственным хозяином морей вокруг Сэрхирга была всемогущая Сколенская империя. Огромное, обшитое листовой медью чудовище с четырьмя бортовыми катапультами, могучей рострой-тараном. Его приводили в движение на марше огромные паруса на трех мачтах, а в бою - еще и весла. Впрочем, рабов тут не предусматривалось, гребцы были одновременно и морскими пехотинцами. Такой монстр мог топить хлипкие посудинки Амори издали с помощью катапульт, мог разламывать их надвое обшитым медью тараном, а мог и брать на абордаж. Да и полторы сотни лучников на борту давали преимущество над любым судном алков.

  Некогда у Империи таких было три дюжины, но сейчас и одно казалось чудом из чудес. Самое же интересное заключалось в том, что официально его давным-давно распилили на дрова спившиеся матросы. По крайней мере, именно такой отчет отправил Императору адмирал сразу после вступления в должность.

  И все-таки судно уцелело. Более того, Бреглен нашел деньги и на замену мачт, и на укрепление брони и фальшбортов, и на изготовление тетив для катапульт. Откуда? Опять-таки формально считалось, что соответствующая сумма была спущена на адмиральскую любовницу, которую никто толком и не видел. Потому-то был спокоен и Амори - до последнего момента он полагал, что уж на море-то у Империи не заготовлено сюрпризов. Отчасти король, опять-таки, был прав: в списках кораблей дромос "Основатель" не числился. Зато Бореглен мог считаться его нынешним хозяином. Сейчас он стоял у рулевого весла корабля-"призрака". Могучий, украшенный тараном нос пенил холодные воды, за кормой бурлила и пенилась соленая вода, паруса громко хлопали под свежим ветром. Корабль-великан служил острием клина, построенного из других судов. Эскадра растянулась почти до самого горизонта: сорок боевых галер, да еще столько же грузовых барж с продовольствием, боеприпасами, дополнительными сотнями морской пехоты... Никогда со времен Великой Ночи Империя не выводила в море такую армаду.

  Алкских судов пока было не видно - но Бреглен уже знал: флотилия алков на всех парусах и веслах рвалась к Хэйгару. Весть доставили отчаянные сорвиголовы - хэйгарские пираты, по случаю войны с алками вспомнившие, что они часть имперского флота. Их галеры крутились под носом алкского флота, порой обменивались залпами лучников - и в последний момент уходили к острову. Наверное, они изрядно достали алков, потому что те очертя голову двинулись на Хэйгар. Как и следовало ожидать, кораблей у Амори оказалось гораздо больше - только здесь сколенцы насчитали шестьдесят шесть кораблей, правда, на Хэйгар пошло всего сорок восемь. А ведь кораблей сорок на всякий пожарный крутится у Алкрифа. И вся эта армада построена благодаря неусыпным заботам одного-единственного человека - короля Амори ван Валигара. Нет, что ни говори, а Амори - великий правитель. Хоть и мерзавец.

  Сколенская флотилия разворачивалась величественно и неторопливо. Маневр выполняли боевые корабли, но и торговые меняли галсы, пристраиваясь в кильватерную струю боевых галер. Получилось далеко не идеально, но Бреглен и не думал придираться. Хорошо хоть половина судов не развалилась еще в судоходном устье Эмбры, когда в борт забила крутая волна.

  - Сир адмирал! - бодро проорал капитан Бромад. Он был самым уважаемым капитаном в хэйгарской эскадре. Перед угрозой алков пираты таки объединились и выбрали из капитанов кораблей самого уважаемого - и им, конечно, оказался отнюдь не "официальный" командующий флотилией, тот так и остался в Хэйгарском замке. Зато Бромада, коренастого, широкого в кости и дочерна загорелого седого моряка, слушались беспрекословно, что немало облегчало руководство хэйгарцами. - По данным сторожевиков Потарпа и Однорукого Тэйна, алки высадились в порту. Город занят, замок, где укрылось население, осажден. Алкские корабли пришвартованы у причалов, где раньше стояли наши, за исключением четырех дозорных галер, болтающихся на рейде.

  - Они видели наш флот?

  - Клянусь Алком Морским, если бы они хоть догадывались, оставили бы на рейде не меньше десяти кораблей.

  - Дозорные галеры осложняют задачу, - кивнул Бреглен. Ему стоило огромного труда скрыть радость. Адмирал, отдавший флоту всю жизнь, а впервые ступивший на палубу перед Великой Ночью, впервые вел свои корабли в бой. И не просто в бой, а помериться силами с первыми моряками Сэрхирга. - Но не настолько, чтобы она стала нерешаемой. Делаем так...

  ...Безлунной, беззвездной ночью море кажется бездонной черной бездной, в которой тонет даже яркий фонарь на носу дозорных галер. Волны дробятся о доски бортов, плещутся между веслами, образуя водовороты - крохотные от весел и огромные за кормой. Поскрипывают весла в уключинах, мокро хлопает парус, разбрызгивая влагу недавнего дождя. Даже барабан, позволяющий гребцам держать ритм, грохочет вполсилы. Корабли кажутся сонными многоножами, лениво шевелящими конечностями в морской воде.

  На самом деле им-то спать и не положено. Наоборот, предстоит сторожить, охраняя покой главной флотилии. И оттого не до сна капитану Альваро, не до сна и матросам галеры "Неутомимой".

  Флот начал наступление одновременно с сухопутными войсками, чтобы одновременно же прорваться и в столицу. Но для этого следовало внезапным ударом взять Хэйгар в первый же день, прямо у причальных стенок утопив сколенскую эскадру. Тут-то и вышла промашка.

  Нет, никакого сопротивления, как и ожидалось, не было. В первый же день кампании корабли вошли в Хэйгарскую гавань, высадившаяся морская пехота заняла порт, а потом блокировала замок, готовясь к штурму. Тут их ждал первый сюрприз: кораблей на месте не оказалось. Хуже того: зияли девственной чистотой склады и пакгаузы, и даже в обезлюдевшем припортовом городе, названному по острову, не осталось ничего ценнее навоза. А ведь на захваченное в городе продовольствие делался весь расчет. Оставалось одно: расположить флот в гавани - и ждать, пока пиратская цитадель не будет взята. Чтобы с моря в самый ответственный момент не появились "беглые" суда - оставить на рейде четыре корабля с лучшими капитанами. В случае удара с моря они продержатся и предупредят.

  Альваро почесал лысину, заскорузлая от соли рубаха неохотно повиновалась руке. Что это там за огонек? Из глубины морского простора озорно подмигивает, то исчезает, то вновь появляется будто маленькая звездочка. Она все больше и больше, ночную тишину нарушает плеск весел, и уже не остается сомнений, что к ним приближается небольшое, но быстрое и верткое судно - идеальный морской разведчик, преследователь и воин прибрежных шхер. Вроде крамарских...

  Он уже почти набрал в грудь воздуха, чтобы отдать приказ: "Огонь!" - но в последний момент вспомнил: такое же точно судно еще вечером было отправлено чуть поодаль. Наверное, разведчики заметили что-то интересное и спешат поделиться. Надо отдать приказ спустить шлюпки на воду...

  ...Слитный хлопок десятка тетив прозвучал в ночной тишине громом небесным. Часть стрел перелетели через палубу и плеснули в воду, часть ударили в закрепленные на фальшбортах щиты, еще две ранили-таки гребцов. Смертельной оказалась всего одна - зато она-то и пронзила шею капитана.

  Пуская ртом кровавые пузыри и отчаянно цепляясь за мачту, Альваро сполз на палубу. Он еще жил, когда услышал зычный крик помощника:

  - Вперед! Отомстим мерзавцам! - и галера, вспенивая волны веслами, стала медленно разворачиваться, готовясь преследовать врага. "Осторожнее, это ловушка!" - хотел крикнуть капитан - но сил уже не было, да и жизни не оставалось.

  А четыре корабельных экипажа, пуская вослед дерзким налетчикам стрелы, уже мчались в преследование, выжимая из своих посудин все, на что они были способны. На всех порах они неслись туда, где уже заряжали огромные катапульты моряки "Основателя".

  Наверное, алкские капитаны удивились, увидев в темном море еще более темный, непривычно огромный силуэт. А в следующий миг раздался треск и грохот: бортовые катапульты выпустили первые снаряды. Каменные глыбы с молодого барашка величиной с басовитым присвистом пролетели отмеренное им расстояние. Одна ударила в воду преждевременно и, подняв фонтан воды, ушла на дно. Остальные три оказлись удачливее: две грянули в борта судов, в щепы разнося шпангоуты и прошибая огромные дыры на уровне ватерлинии. Последняя взмыла слишком высоко в небо, но так оказалось даже лучше: она ударила в палубу последнего судна, спикировав сверху, и, напрочь снеся мачту, прошила судно навылет. Тонкая и длинная, построенная на пределе прочности алкская галера едва не переломилась пополам. Черпнув воды, она стала быстро крениться на правый борт, пока парус не лег на воду. С палубы терпящего крушение судна горохом посыпались солдаты и матросы.

  Остальные суда еще уверенно держались на воде, матросы торопились заколотить пробоины досками. Они не знали, с чем довелось столкнуться, зато видели, что вражеское судно одно. И бежать целой флотилией от одного корабля, оставив ему на поживу сотоварищей на "Пенителе волн"... Да кто им после этого руку подаст?!

  - Стрелки - к бою! - с удовольствием расслышал команду адмирал Бреглен. - Гребцы - ускорить ритм! Абордажная группа - мечи вон!

  Черпая пробоинами воду и быстро замедляя движение, галеры все же приближались. Катапульты успели выстрелить еще дважды, напрочь снеся фальшборт одной из алских галер, этим успехи и ограничились. И все-таки "Основатель" далеко не исчерпал свои возможности. По его палубе уже топали сапоги стрелков, а само судно плавно разворачивалось, нацеливая таран в борт одной из галер. Скрипели в уключинах весла, скрипели реи на мачтах, казалось, корабль, как живой, содрогается всем корпусом от непомерной нагрузки. Видя, что противник приближается, алкские матросы завопили от восторга. Они слишком поздно заметили опасность.

  Огромная ростра пронзила головную галеру едва не насквозь. Быстро остановить корабль оказалось невозможно, бронированный нос "Основателя" с адским треском проломил борт корабля. Какое-то время казалось невозможно сказать, увязнет ли во внутренностях алкской галеры сколенский дромос. С палубы "алка" посыпались редкие стрелы, в ответ хлестнул сколенский залп. Кто-то пытался даже залезть - таких сталкивали вниз, прямо в месиво ломающихся досок и рангоутов, копьями и абордажными топориками. Потом нос "Основателя" снова вспорол морскую гладь, а вдоль бортов быстро погружались в воду половинки судна. Несколько матросов болтались в воде, вылавливать их никто не собирался.

  Тараны галер Амори грянули в борта - но толстые, проклепанные медные листы выдержали, медь ударила в медь, заскрипев, ростры "алков" скользнули вдоль бортов. И тут же с обоих бортов полетели железные крючья на канатах, нерасторжимо связывая корабли, а за ними следом и абордажные мостки. Посреди этих мостков столкнулись вооруженные абордажными топориками и легкими мечами матросы. Над ночным морем раздался железный лязг, крики, стоны. Бреглен вытянул из ножен меч, озорно переглянулся с помощником:

  - Ну что, Фелан, повоюем?

  - Так точно, повоюем, - крикнул Фелан и двинулся к борту. Бреглен опоздал лишь на полшага.

  Калейдоскоп рукопашной подхватил и завертел обоих. Чувствуя неимоверное облегчение, будто вся мерзость политики смыта чистой боевой яростью, адмирал направо и налево рубил мечом, видя перед собой лишь оскаленные бородатые лица алков, то и дело взрывающиеся кровавыми всплесками.

  - Что, - орал Бреглен. - Думаете, все, кончилась Империя, можно грабить?! А вот вам Империя, и вот еще, и вот это тоже! Я вас на море утоплю, а на суше другие найдутся! Моррест, Эвинна... - Отклонив в сторону абордажный топорик, меч адмирала прянул в очередное горло. - Кто посмел напасть на Империю, тот умрет!

  Балансируя на шатком трапе над черной водой, моряк был счастлив, как никогда не бывал в столице, на императорских приемах, даже в постели с давно умершей женой. Море - оно не предаст и не солжет, здесь нет места полутонам и притворству. Здесь каждый показывает, кто он есть по жизни, и проверенным морем можно довериться и на суше.

  Но не только в море он встречал настоящих защитников Империи. Вот Моррест, как и положено горцу, в кораблях не очень-то соображает. Зато на суше он мог сделать то, что моряки не сумели - устроить веселую жизнь самому Амори. А ведь есть еще таинственная, но стоящая доверия Эвинна. Ее армия способна перешибить алкам хребет. Увы, мало сокрушить зловещую державу Амори. Нужно еще и возродить огромную Империю, общий дом, где есть место всем. Но она сможет. Ей хватит сил и веры. А раз так, не жалко и погибнуть.

  Алки атаковали яростно и слаженно, потому и потеснили сколенцев от фальшбортов к мачтам. Они даже прорвались к одной из катапульт - правда, повредить ее не успели. Потом сказалось то, что даже на двух галерах было почти вдвое меньше пехотинцев, чем на "Основателе". Сколенцы сперва оттеснили врагов со своего судна, потом бой перекинулся на алкские галеры. Морские пехотинцы рубили алков методично и яростно, не оставляя тем ни малейшего шанса на спасение.

  - Отходим на "Основатель"! - скомандовал Бреглен, его голос подхватили пятидесятники и десятники. - Расцепить суда!

  Разумеется, "расцепить" - не значит оставить алков в покое. Утащив в трюмы "Основателя" пленных, матросы деловито очищают трюмы судов от стрел, провианта, запасных весел и мотков парусины. На всякий случай на каждом судне остается человек по пять - для них битва уже кончилась. А освобожденный дромос уже удаляется в сторону острова: его главное дело - в гавани.

  ...Со времен первого герцога Хэйгарского, который правил тут еще за век до Харвана, мореходы и пираты защищали остров исключительно свирепой славой своих рейдов. Здесь не было и намека на башни, перегораживающие устье залива, и протянутую между ними цепь, как в Алкифе и на Гевине. Зачем, если до сих пор никто в здравом уме и трезвой памяти не смел нападать на остров?

  В эту ночь хэйгарская смелость сполна послужила Империи.

  Повинуясь командам старика-лоцмана, вспенивая воду веслами и поскрипывая мачтами, "Основатель" опередил остальных, разъяренной акулой влетая в гавань. Бортовые катапульты вновь ожили, но теперь таиться смысла не было, они плюнули "зажигалками". Глиняные шары просвистели четыреста шагов - и ударили в стоящие у причалов алкские суда. Ядра разбивались о мачты и реи, падали на палубы - и тут же расплескивались жидким огнем. Если бы это видел Моррест, он наверняка вспомнил бы требюше Лакхни. Правда, калибр и вес снарядов были все же поменьше. Зато и перезаряжались эти машины быстрее - в несколько минут вместо получаса.

  Пока артиллеристы бегали к люку, ведущему в снарядный отсек, и - с тележкой для снаряда - обратно, лучники старались вовсю. Выдернуть стрелу-"зажигалочку" из колчана, сунуть в пламя факела, наложить на тетиву, натянуть, выстрелить. Опытные стрелки могли бить почти в том же темпе, что и обычными стрелами. Огненный ливень обрушивался на очередное судно, впивался в пересушенное дерево обшивки - и минут через пять все судно пылало. А огненный дождь все крепчал, превратившись в настоящий ливень - за первым кораблем, "Основателем", шли простые галеры, и лучники на них тоже не жалели стрел.

  Ох, как заметались на берегу вражеские матросы! Они выскакивали из домов, где расположились на постой, бежали на пристань - и тут же попадали под железную метлу стрел. Иные успевали добежать до кораблей, даже отчалить от берега. Это мало что меняло, потому что в гавани такие корабли уже ждали целые флотилии. Их поджигали, топили снарядами, таранили, брали на абордаж. Один за другим корабли, отошедшие от причала, уходили под воду. Остальные погибали от огня - у причалов теперь бушевала настоящая огненная буря. И вместе с ними пропадали продовольствие, лечебные снадобья, сложенные в трюмах штурмовые лестницы и столярный инструмент. В одночасье алкская морская пехота, высадившаяся на Хэйгаре, лишилась возможности и взять замок, и покинуть остров.

  Сквозь огонь редко, но на удивление метко полетели ответные стрелы. На глазах у Бреглена одна нашла щель между щитами фальшборта - и опрокинула одного из солдат на палубу. В ответ ударила одна из катапульт - и следующий костер вспыхнул у причалов. Там, за стеной огня, кто-то катался по земле, кто-то прыгал с пирсов в воду, а кто-то уже чадил, лежа в пыли без движения...

  - Уходим? - заслоняя лицо от жара плащом, перекрикивая рев и треск, крикнул помощник. - Сейчас могут быть потери...

  - Амори не повторяет ошибок! - отозвался Бреглен. - Сжечь надо все, что тут есть! Идем дальше!

  И они шли. Порой просто жгли суда и расстреливали экипажи, порой вступали в бой с теми, кто все-таки отчалил. Но даже такие кратковременные схватки не представляли опасности - ни одно алкское судно не могло противостоять "Основателю", самое большее, что успели всего пара кораблей - протаранить ближайшую малую галеру. Казалось, весь алкский флот погибнет быстро и страшно, не вступив по-настоящему в бой. Но тут, почти неслышный за ревом пожара, раздался короткий скрип и грохот пришедшего в движение требюше.

  Алки поторопились. Двигайся "Основатель" со скоростью обычной галеры, "зажигалка" упала бы чуть в стороне: сколенский флагман успел бы отвернуть от пылающего на воде огня. Но "Основатель", опасаясь именно береговых катапульт, шел и на веслах, отчего как бы поднырнул под снаряд. Фонтан огня встал в носовой части палубы. Пламя хлынуло во все стороны, накрывая лучников и матросов, взбегая вверх по вантам и мачтам, затекая в трюм. Отброшенная взрывом тележка со снарядом для бортовой катапульты опрокинулась, и из расколотого глиняного сосуда хлынула новая волна огня.

  Полуослепший, обожженный, оглушенный Бреглен еще кричал: "Всем огонь по катапультам!". Сколенцы успели разрядить еще две катапульты, и там, откуда прилетел зажигательный снаряд, все вспыхнуло - когда ожило второе требюше, и еще один снаряд полетел в обреченное судно. В этот раз артиллеристам повезло больше: шесть пудов горючей смеси в новом снаряде разорвались прямо в снарядной камере, и огненный фонтан взвился выше грот-мачты.

  Когда взрыв отгремел, "Основатель", переживший свое время, превратился в дрейфующий плавучий костер. Ничего живого на судне, естественно, уже не было. Одно чудо старосколенской техники спалило второе. Недолго оставалось жить и захваченной алками метательной машине, зажигательные стрелы делали свое дело.

  Командование принял командующий Столичной эскадрой, шедший на задней галере. Он видел, что стрельба с берега все усиливается, лучники врага стреляют по остальным галерам "зажигалками", и какие-то суда из разгромленной, вроде бы, гавани, вдруг ожили и, протаранив стену огня, двинулись навстречу. Он не видел, сколько кораблей потерял враг, зато сколенский флот потерял уже четыре корабля, не считая бывшего флагмана, еще пяток были повреждены. Решив не искушать судьбу, новый адмирал приказал отходить.

  Когда погасили пожары, алкский адмирал не досчитался тридцати семи боевых галер и восемнадцати грузовых барж. Но одиннадцать кораблей и двенадцать барж у него остались - на этих судах алки, сняв осаду, покинули Хэйгар. Они шли вослед остальному флоту вторжения. А двадцать боевых и тридцать грузовых кораблей этого флота, обогнув Сколен у самого побережья, счастливо разминулись с осиротевшим флотом Империи и проскочили в устье Эмбры. Несколько дней на веслах и парусах они поднимались по великой реке, в Новом Энгольде соединились с герцогскими кораблями - и вышли к берегу напротив столицы в назначенный им срок. И высаживались, захватывая припортовые кварталы, алкские морские пехотинцы, а потом яростно рубились с подходящими верхними сколенцами, удерживая плацдармы.

  Бреглен победил в бою - но его победа оказалась напрасной. А алкские флотоводцы умудрились обратить поражение в победу. Другое дело, что от действий флота уже ничего не зависело.

  Потому что сам Амори - опоздал.