Костер не столько грел, сколько чадил. Зимой Моррест развел бы огонь посильнее, но сейчас нужен именно дым: комары в низинных, местами заболоченных чащобах лютовали не в шутку. И все же пламя давало достаточно света, чтобы можно было читать. Моррест достал из мешка свою находку, открыл хрупкие берестяные страницы и принялся читать.

  "Смерть накрыла крылом Сколен, и дальше будет только хуже. Боги отняли у нас солнце, и мы не знаем, сколько времени прошло с тех пор, как тьма скрыла мир от глаз. Наверное, и правда настали послединие дни Мира, но если он сразу не сожжен Богами, есть надежда, что после нас еще что-то будет. Я буду писать обо всем, что видел своими глазами, не добавляя неправды и не умалчивая правды, ибо те, кто будут после нас, однажды захотят узнать, как это было. Итак, день за днем буду описывать я все, что было вокруг, пока не угаснет во мне огонь жизни, и пока есть силы. Да ниспошлет мне Справедливый силы увидеть все и не сойти с ума, и написать обо всем, что было, от начала до конца...

  Все началось в обычный день, каких в каждом году триста шестьдесят пять. Как сейчас помню, был двенадцатый день месяца Секиры..."

  ("Май, - мысленно "перевел" Моррест, вспомнив, какое созвездие еще недавно висело в зените. Прочитанная в другом мире фантастика всплыла в голове и превратилась в жестокий вывод: - Самое хреновое время для "ядерной зимы" или чего-то подобного: растения наиболее уязвимы для морозов...").

  "С утра в тот день светило солнце, пели птицы, и даже в страшном сне невозможно было представить себе, что солнце скроется на многие месяцы. Как обычно, всей семьей мы шли в храм, дабы воздать хвалу Справедливому Стиглону. Отец, Эвеннин ван Теоннат, нес дары храму - драгоценную золотую чашу, стоившую ... золотом".

  ("Не разобрать, - понял Моррест. - Но прилично! А писал, наверное, какой-нибудь сынок местного буратины. Здесь бедные - почти наверняка неграмотные").

  "Мы шли к храму, когда земля под ногами содрогнулась. От второго толчка я упал, и увидел, как соседний дом будто провалился сам в себя. Из-под завала раздались жуткие крики, и это было не все. Точно такая же беда происходила во всем городе. Я поднялся, чувствуя, что земля трясется и ходит ходуном, как живое, обезумевшее от страха, существо. Тогда мы еще не знали, что в этот момент далеко на севере, в земле борэйнов, крамцев, хорадонитов и лирцев - народов, живущих на северном побережье Сэрхирга - недалеко от берега зародилась колоссальная волна. Она поднялась, по рассказам уцелевших "людей в шкурах", на двадцать копий ввысь, чтобы обрушиться на прибрежные города и села сметающим все потоком. И десятки тысяч людей нашли смерть под ударом волны, и под развалинами рухнувших домов, и в холодных водах северных морей.

  Говорят, даже корабли северян выбрасывало на сушу, и остовы их потом находили в нескольких милях от берега. У нас в Сколене подземные толчки разрушили многие города и - что хуже всего - крепостные стены. Впрочем, даже вечером, когда толчки стихли, а градоначальник распорядился разбирать завалы, извлекая раненных и погибших, мы еще не знали: это не катастрофа, а скорее, предупреждение".

  Читается почти как писания в жанре постапокалипсис авторов с планеты Земля. С той лишь разницей, что вместо фантастики на бересте были запечатлены мемуары. Каждое слово пробирало до костей, жгло огнем, заставляя представлять каждую сцену. А ведь все случилось совсем недавно. Если посчитать... точно, тридцать три года назад. Еще живы очевидцы, да и свидетельств сохранилось достаточно. Курганы, насыпанные над братскими могилами у городов, развалины крепостных стен и домов, мертвые, будто с подрубленной корой, деревья. Их хватало даже в Алкии, а ведь Сколену, если верить "Сказанию", досталось куда больше.

  Моррест перелистнул страницу. Рука машинально помешивала варево в котелке - его Моррест выучился готовить уже в пути через лес, раньше-то старалась умница Олтана... Воспоминания привычно резанули по сердцу затупившейся пилой - но от них уже не хотелось выть и кататься по земле, грызя остро пахнущую молодую траву. Нет, он не начал ее забывать - скорее, это блекла, размываясь, грань реальности, снов и прочитанных воспоминаний о Великой Ночи. Наверное, он все-таки немного сошел с ума - не настолько, чтобы полностью оборвалась связь с действительностью, но как раз настолько, чтобы воспринимать горячечные видения как ее неотъемлемую часть.

  "Тучи появились через несколько дней, в первый день Месяца Тюльпанов, и в них скрылось солнце. Подули ледяные северные ветра, они несли мглу, голод, отчаяние. В храме Справедливого Стиглона принесли в жертву пятнадцатилетних девственниц - последний раз это делалось девяносто лет назад, дабы спасти город от людей Оллога. Но тучи не рассеялись, с каждым днем становилось все темнее, и на четырнадцатый день от землетрясения светило перестало показываться даже днем.

  Небеса все больше наливаются чернотой. Теперь и в полдень нельзя ходить без факелов. Наместник приказал всем сдать имеющееся продовольствие на склады, угрожая тем, кто не подчинится, виселицей. Но Томмер ван Гесай, Эгинар ван Вейверн, Хостен ван Хостен и прочие толстосумы почему-то почти не досматривались. Вешали только тех, кто пытался припрятать последнее".

  "Значит, коррупция сработала, как дополнительный поражающий фактор, - грустно подумал Моррест. - А если бы всех раскулачили одинаково, глядишь, полгорода бы и выжило. Прелестно. Но, похоже, и это только начало".

  "День тринадцатый. Сегодня впервые шел снег. Хорошо, мы не успели сменять на еду теплые вещи. А сосед, Торстейн ван Вейверн, как стало ясно, что урожая мы не дождемся, продал шубу и накупил зерна. Теперь ему не высунуться из дома, и, если кончатся дрова, его семье придется плохо. Пайки выдают все меньше, но ходят слухи, что все можно купить у Томмера и Хостена ван Хостена. Торстейна убили, какие-то вооруженные люди весь день таскали из его дома мешки. До ночи оттуда слышались крики его жены и дочерей, потом убийцы ушли. Отец сунулся посмотреть, что там произошло. Когда вернулся, ничего не рассказывал, но принес полные карманы рассыпавшегося зерна.

  День шестнадцатый. Писать приходится все реже, потому что много дел. Мы ищем места, где что-то можно достать. Теперь бандиты действуют и днем, и ночью, на некоторых - солдатские доспехи. Вечером слышался лязг оружия и крики в центре города, по-моему, у дома наместника. Ходят слухи, что наместник с семьей и самыми надежными людьми убыл в неизвестном направлении, прихватив все, что оставалось на складах. Похоже на правду, со вчерашнего дня ничего не выдают, пункты раздачи пусты.

  День семнадцатый. Снег укрыл землю, а мороз уже сковал льдом пруд. Холодает с каждым днем. Такого холода не было даже в разгар зимы, в Месяц Ясеня. Слухи оказались правдой, ночью на четырнадцатый день градоначальник с частью гарнизона бежал. Градоправителем объявил себя Теоннат ван Арднар, сотник гарнизона. Отец говорил, в молодости они вместе ходили на север, до самого Крамара доходили. Говорят, Крамар смыло огромной волной, и Алкриф тоже, но вести ниоткуда прийти так рано не могли. Врут, наверное... Он пообещал, что раздачи возобновятся, а спекулянтов, прячущих зерно, будут сажать на кол. Один такой, Семмер ван Бюффель, действительно схвачен и казнен. Что сделали с его семьей, я даже рассказывать не буду, потому что тошнит. Солдаты сражаются с мародерами, но получается это плохо, потому что сами тут же заменяют казненных мародеров.

  День двадцатый... или двадцать первый? Не поймешь, теперь день совершенно не отличается от ночи. Припасы у нас подходят к концу, как жить будем, не знаю. Мороз сменил весеннее тепло, листва и все, что высажено на полях, замерзло. Теперь холоднее, что было в месяце Ясеня, и все равно с каждым днем холодает. Если плюнуть, на землю уже падает ледышка. С севера дует и дует холодный ветер, под таким ветром бесполезна любая теплая одежда. Постоянно сыплет снег, скоро по городу будет не пройти. Временами он черен от сажи и черной пывли. Теперь без крайней нужды стараются не высовываться из домов. Но еды все меньше, многие ходят по домам с дубинами и ножами, пытаясь за счет чужой смерти продлить свою жизнь. Иногда получается, иногда нет, и тогда на улицах появляются новые закаменевшие трупы. Снег идет такой, что двери не открываются, теперь приходится вылезать через окно. Кстати, власти у нас теперь не стало. Говорят, что сотника убили люди Томмера, мстя за хозяйское добро. Теперь у кого меч, у того и власть".

  - Ну вот, начинается беспредел, - пробормотал Моррест. Власть в этом городке продержалась на удивление долго, из отечественных романов-катастроф Моррест знал, что в подобных случаях все начинает сыпаться самое большее через неделю. Наверное, спасло то, что тут были все-таки привычные к порядку семьи военных, да и сами гарнизонные показали себя с лучшей стороны. И все же, сколько веревочке не виться... - Ну чисто "ядерная зима". А пепел с небес - это, наверное, остатки поднятого в атмосферу вулканического пепла и измельченной взрывом породы. Или, если это был какой-то астероид, то, что от него осталось.

  "День... вроде бы тридцать пятый. Снег валит, не переставая, по улицам уже невозможно ходить без лыж. Через два дня после гибели сотника в город ворвались "люди в шкурах". Были они обмороженными, жалкими, почти сплошь - больными, но их было много, и у них было оружие. Во многих домах они убили всех, всю ночь над городом колыхалось зарево, так что можно было видеть, как днем. Мы пересидели в подвале, но глупенькая Эвиста, пытавшаяся спрятаться под кроватью, попалась. Ее там забыли, а "люди в шкурах" нашли и расправились. Ночью умерли Варита и Сонали: в городе объявилась какая-то странная, но смертельная болезнь, наверное, ее принесли северяне. Еще по улицам ходит банда обезумевших жрецов, они кричат, что настал конец света, и теперь все позволено". Что они творят, это же уму непостижимо. Каждую ночь над городом не смолкают вопли, впрочем, слышны они все слабее: город вымирает".

  Такого не прочтешь в сухих официальных отчетах, донесениях и сводках потерь. Там, если и не привирают напрямую, уж точно всего не сообщают, стараются сглаживать по-настоящему страшное. Если сравнить переписи населения за три года до Великой Ночи и через пять лет после нее (данные по Алкскому королевству и копия итоговой сводки лежат в архиве у Амори), получается, что Империя в целом недосчиталась половины населения.

  Но, простите, тогда даже в Алкии должно жить не восемьдесят тысяч человек, как ныне, а больше трехсот тысяч, ведь перед Великой Ночью имелись семьсот тысяч, а в целом по Империи - почти двенадцать миллионов. И это - в бывшей провинции, которая отделалась легче всех! Кое-что можно понять и о других провинциях. Скажем, до Великой Ночи в Верхнем Сколене жило два миллиона семьсот тысяч, и теперь, вроде бы, должно быть миллион триста тысяч. Но по переписи, проведенной еще имперскими властями, когда никто не скрывался на болотах, в Верхнем Сколене оказалось триста пятнадцать тысяч.

  А два года назад, когда Амори решил выяснить, сколько же у него подданных на самом деле, их оказалось уже двести семьдесят тысяч. Кто-то, конечно, сбежал, как мать Эвинны, но по крайней мере половина потерь - естественная (точнее, противоестественная) убыль населения. Короче, не половину населения потерял Верхний Сколен, а больше девяноста процентов. Интересно, могла бы дать такие потери ядерная война? Даже с учетом радиации, токсичных выбросов, других типов ОМП, не говоря уж о старых добрых "калашах" и простом тротиле?

  Впрочем, и тут наложились несколько факторов. Во-первых, конечно, климат, во-вторых человеческая глупость - несколько волн варваров, мародеров, а также спекулянты. Еще припрятавшие припасы чинуши, устроенный собственными дезертирами беспредел... Сама неуклюжесть и тупость забюрокраченного до предела государства неизбежно вела к новым жертвам. Вдобавок природные катастрофы вроде землетрясений и их спутника - эпидемий. Они должны были разгуляться уже после Великой Ночи, когда миллионы непогребенных трупов оттаяли. Но начались наверняка почти сразу же. Медицины, способной быстро остановить пандемию, у Империи тоже не было, да и если б была... Порази подобная катастрофа Землю, наверное, никаких государственных служб бы не осталось в течение недели.

  "Наверное, прошло уже три месяца, но определить невозможно. Мы остались вдвоем с братом: отцу проломили голову в развалинах амбара, где он искал остатки зерна. Одна за другой умерли сестры: сначала исчезла младшая, похоже, ее выкрали мародеры, они уже едят людей. Но через два дня мать приготовила жаркое, приправленное какими-то специями. Тогда мы были слишком голодны, чтобы удержаться от соблазна, но когда голод на время ослаб... Наверное, теперь мы ничем не лучше этих мародеров..."

  Читать становилось все труднее. Одно дело - фантастика, пусть сколь угодно правдоподобная, и совсем другое - записки человека, пережившего инферно. "Не приведи Кто Там Наверху, чтобы у нас написали "Мемуары о ядерной войне" - подумал Моррест. - М-да..." Не выдержав, Моррест отложил книгу. Как-нибудь в другой раз. Когда немного забудется пережитое в Самуре. Когда в жизни появится хоть какой-то смысл.

  В этот день он впервые задумался, куда идет и что будет делать. Первые дней десять - сказать точнее невозможно, он не считал ни дни, ни пройденные мили - он просто брел на восток, стараясь углубиться подальше в лес. Днем и ночью жгло опасение, что какой-то особенно смелый разъезд пограничников заберется достаточно далеко, перехватит его и узнает. О том, что они с ним сделают, Моррест боялся даже думать. Конечно, про Ведьмин лес ходили зловещие слухи, но ведь сам он ничего такого не встретил. Лес как лес. Значит, и погранцы знают, что страшная слава леса - пугало для простаков.

  Хегер был прав: в Алкии рано или поздно схватят. Слишком маленькая и густонаселенная по нынешним временам земля. До Верхнего Сколена далеко, еды точно не хватит, а на одних ягодах, если на дворе не осень, далеко не уйдешь. Остается одно: попытать счастья, пересекая Лес по самому короткому пути и, перебравшись через Эмбру, попытаться затеряться в столице. Старый Энгольд до сих пор самый большой город Сэрхирга. Шутка ли - под тридцать тысяч жителей, пятая часть всех нижних сколенцев. Там и сейчас никого не удивит чужеземец.

  Моррест выложил из мешка все, что набрал. Не так много, как хотелось, но если не брезговать встреченными ягодами, а запасы по возможности беречь, можно продержаться. Больше беспокоило другое.

  Он уже успел увидеть достаточно, чтобы понять: на дорогах богоспасаемого Алкского королевства признается лишь право меча. Если у тебя полный мешок еды, но нет оружия, а лучше дюжины телохранителей - значит, добро это не твое, хоть ты и проплатил, и тащишь на горбу. Он вынул заткнутый за пояс меч. И изначально-то дрянное оружие, как сказали бы в его мире, ширпотреб, а после употребления в качестве лопаты меч годился только на переплавку. Острие обломано, лезвие безнадежно затупилось и погнулось, так, что больше не влезет ни в какие ножны, даже будь под рукой точило - не заточить. Почти у самой гарды пролегла трещина. Сломается в первом же бою. Значит, без оружия никак - будь у него нормальный меч, может, побоятся связываться: с вооруженных бродяг много не добудешь, а нападать опасно. Где бы достать? А где именно сгинул тот легион и несколько гарнизонов впридачу?

  - Нужен арсенал, - отбрасывая обломок меча в кусты, пробормотал Моррест. - Нужен меч...

  Каждое утро он поднимался и шагал навстречу встающему светилу. И снова тянулись вдаль бесконечные деревья, большие и малые, молодые и старые, больные и здоровые, хвойные и лиственные. Иногда он держался старинной мощеной дороги, до сих пор не до конца поглощенной лесом: дорожным строительством Сколенская империя занималась не меньше, чем Римская. Порой приходилось брести по едва заметным звериным тропкам. Пару раз из зеленого моря лесов вставали полуразрушенные стены крепостей - похоже, о них и рассказывал Альдин. Именно здесь пропал имперский легион - считай, четыре нынешних полка с конницей, парком полевых и осадных катапульт, обозом, полевым госпиталем, штабом...

  В один из городков Моррест залез, обнаружив пролом в стене. Запасы тут, конечно, не пополнишь - наверняка все съели в Великую Ночь - а вот оружие вместо затупившегося, со сломанным острием меча можно достать. Не то, чтобы в этом был особый смысл: он не настолько хорошо владеет мечом или копьем, чтобы отбиться от лихих людей или даже зверья. И все же наличие оружия придало бы уверенности.

  Наверняка тут жили военные. Четкая, как в римских лагерях, планировка, мощеные булыжниками улицы - видно, неподалеку были и каменоломни. Моррест не так много знал о старосколенской армии, чтобы с ходу обнаружить арсенал. Но после двух часов лазания по развалинам он наткнулся на запертое помещение. Дверь сгнила, замок из дрянного железа успел проржаветь насквозь - и все же пришлось попотеть, камнем сбивая запоры. Моррест шагнул внутрь. Факел сверкнул на меди массивной кирасы, его свет, спугнув воцарившуюся здесь тьму, осветил уходящие вглубь склада стеллажи, на которых, тщательно промазанные маслом, ждали давно мертвых легионеров мечи и щиты, копья и секиры, кольчуги, шлемы и поножи. Недавняя сверхдержава была готова к самой тяжелой войне, ее легионы могли раздавить любого противника, но они не понадобились. Беда пришла с другой стороны и была пострашнее любой войны - кроме, разве что, войны атомной. Легионы погибли, так и не вступив в бой, огромные склады остались в недоступной никому глуши, а недостойные потомки прежних Императоров выясняют отношения с помощью убогих новоделов.

  Моррест прибарахлился, как мог: теперь пояс оттягивала увесистая перевязь с мечом (даже на глаз ясно - ковка лучше современной), в руке появилось длинное, тяжелое пехотное копье. Не римский пилум, конечно, но для дилетанта сойдет. Оно же сгодится и в качестве посоха. А вот большой прямоугольный щит был совсем как римский. Да и тяжел, зараза - кило, наверное, десять. Нет, ну его, смысла нет переть тяжесть. А вот кольчужка, легкая, но прочная, каких нынче не делают, может пригодиться.

  Нет, воевать он не собирается, да и силы восстанавливаются медленнее, чем хотелось бы. Если даже кольчуга не пригодится по прямому назначению, всегда можно будет продать. Такие сейчас в цене, за набранное старосколенское оружие можно прикупить дом в городе. Конечно, не дворец, но дворцы тут не продаются ни за какие деньги, это символ высокого происхождения. Да и одежку прикупить не помешает. Ведь та, которая на нем, пожалованная еще королем алкским, давно превратилась в вонючую, кишащую блохами, да наверняка заразную рванину неопределенного цвета. Да и сапожки, тоже дар короля, скоро начнут разваливаться.

  Лук Моррест тоже прихватил, как и четыре колчана стрел - теперь мешок был набит под завязку. Рубец на руке от предыдущего выстрела напомнил, что нужны защитные рукавицы. Их пришлось искать долго, хотя здешние каптенармусы, наверное, могли найти нужное с закрытыми глазами. Наконец, ему повезло: похоже, до Морреста мародеры сюда не хаживали.

  Все, можно уходить. Много тут всего хорошего, но без колонны КАМАЗов все не утащишь. В оставшихся после Великой Ночи городищах съестного не найти: выесть все, хоть немного съедобное, там должны были не хуже саранчи. Опираясь на копье и чувствуя непривычную тяжесть брони, Моррест зашагал к выходу. Меньше всего хотелось рыться в развалинах казарм, тревожа кости погибших. Если понадобится, можно попробовать поохотиться с луком.

  Теперь Моррест останавливался незадолго до заката. Он выбирал какое-нибудь толстое дерево в качестве мишени и принимался тренироваться в стрельбе. Поначалу стрелы или шли ниже, или уходили "в молоко" и терялись молодой листве. Безвозвратно потеряться успели десять штук, прежде, чем Моррест научился уверенно попадать хотя бы с пятидесяти шагов. Нет, промахи случались и теперь, но пореже и не такие обидные. Пробовал он тренироваться и с мечом, но скоро понял: тут без опытного инструктора не обойтись. Ладно, если что, постараемся не подпускать врага близко. А если уж суждено умереть... Так ведь он уже сто раз мог умереть - хоть в Самуре, хоть раньше. И вообще - двум смертям не бывать, а одной не миновать.

  Дальше Моррест шел вполне осознанно. Теперь он начинал присматривать место для ночлега часа за три до наступления ночи - чтобы не только вовремя остановиться, но и успеть потренироваться в стрельбе из лука. Целиться было труднее, чем из автомата, но и с автоматом наверняка бы возникли проблемы. И все же упорство сказалось. Он успел потерять стрел десять, и хотя не стал Робин Гудом, но в случае чего и не стрелял бы в Божий свет, как в копеечку.

  Он старался выбирать прогалины покрупнее, чтобы можно было видеть подходы. На них должно было быть крупное дерево, на которое можно залезть - никто не гарантирует миролюбия волков, особенно в весеннем лесу. Да и медведи с голодухи наверняка злы, как черти. И прочие твари - не может быть, что тут нет, к примеру, ядовитых змей. Впрочем, от каких-нибудь рысей дерево - не защита, ну, да чем богаты...

  После стрельбы Моррест набирал в ближайшем ручейке воду. Ручеек или речка поблизости входили в обязательные требования к полянке. Потом под солдатским котелком - также позаимствованным у мертвых легионеров - он разводил костерок. Когда вода закипала, в котелок летели пригоршня зерна, немного вяленого мяса, для пряности - собранные по дороге травы. Временами попадался щавель... или что-то, подобное ему - не стоит забывать, что вокруг совсем другой мир. Он один раз попробовал якобы землянику - и чуть не отдал Богу душу, провалялся в горячке добрую неделю.

  Иногда после дождей попадались грибы, хотя для них вроде бы рановато, все же начало лета. Наверное, тоже надо списать на другой мир. А вот ягод, совсем как на Земле, не было и в помине. Жаль. Впрочем, и на грибочки бы не стоило так уж налегать: кто знает, какие здесь съедобны, а какие ядовиты? Сорвешь, вроде бы, нормальный подберезовик или сыроежку, а окажется, что это местная поганка. И наоборот, но тут уж рисковать не стоит. В общем, и ягод то же касается, и трав.

  И все-таки время делало свое дело. Засыпая, он все реже видел кошмары, лес словно делился с ним своей неистребимой силой. Чтобы натянуть тетиву, уже не надо было выкладываться до конца. Ноги стали куда крепче. Медленно проедался запас зерна и вяленого мяса в мешке, и это беспокоило - но не особенно. К тому времени пройдет пол-лета, ягоды поспеют, может, еще и грибы.

  Но прежде, чем настал момент истины, лес впервые надолго расступился. Последние два дня тропа явно шла в гору, так что теперь он был на чем-то вроде низкого, заросшего лесом перевала. За ним виднелась огромная, полого спускающаяся вдаль, речная долина. Такое уже было, временами попадались и довольно крупные реки - по земным меркам, метров пятьдесят шириной. Их приходилось наискось переплывать, толкая перед собой самодельный плот, на котором едва держался мешок с припасами и одежда. Соорудить плот, способный выдержать его самого, Моррест так ни разу и не смог. Речки помельче обычно удавалось перейти по поваленным деревьям. Необычным было другое: совсем недалеко, километрах в пяти ниже по склону, дымила трубами неказистая деревушка. В конструкции домов, хлипкости плетней, планировке и, главное, непривычных очертаниях сельского храма - все неуловимо напоминало, что перед ним не алкское село. Поскольку так далеко на север отклониться он бы не смог, поселение было сколенское. Если уж совсем точно - нижнесколенское.

  - Офонареть, - почему-то по-русски произнес Моррест. - Это что же выходит, я уже в Империи? И безо всяких там виз, таможен, паспортного контроля? А где же ведьмы, в честь которых лес назвали? Что ж, посмотрим на местную сверхдержаву...

  Сверхдержава Морреста не впечатлила. Нет, развалин, свидетельствующих о великом прошлом, тут хватало. Амфитеатры, храмы, портики, колонны, циклопические крепостные стены... Все как один полуразвалившиеся, потрескавшиеся, будто под ними плясали сами фундаменты. Теперь Моррест знал, отчего так получилось. Землетрясение, порожденное сейсмической волной от удара астероида, или взрыва вулкана - будто от запредельной мощности наземного ядерного взрыва. А может, того и другого сразу. В сумме пепел, дым подожженных лесов, выброшенные в атмосферу пар и измельченная порода и породили в теории знакомый землянам эффект "ядерной зимы". Именно Сколен был самой густонаселенной землей, охваченной Катастрофой, тут были самые высокие потери. Хотя сами-то морозы сильнее всего оказались на севере и в горах.

  До долины собственно Эмбры было еще далеко, на всякий случай он не заходил в села. У самого Леса, чужие бывают не каждый год, его наверняка запомнят, и если по следам еще идут люди Амори... Как-то раз глянул в спокойную воду какого-то озерца - и чуть не отшатнулся. Вот как истории про водяных да леших появляются: посмотрят на себя, любимого, и с лица сбледнут.

  Из спокойной воды на него глядел заросший по самые глаза, чумазый, как черт, бомж в неимоверно грязной одежонке, прожженной искрами. По сути, никакая это уже не одежда, а сальные от грязи черно-бурые обрывки. Глубоко запавшие глаза светятся каким-то нездоровым блеском. Бомж, ей-богу! Даже хуже, дикарь-людоед с какого-нибудь Голодного берега...

  Впервые со дня бегства из Самура Моррест извлек бритву. Вообще-то в Алкском королевстве не брились, но три века имперского владычества сказались: любители избавиться от лишней растительности на лице еще не перевелись, и потому никто не удивился, когда стал бриться придворный летописец. Сколенка Олтана помогала, доставая какой-то мылящий корешок. Поначалу он ходил весь в царапинах, но через месяц худо-бедно научился избавляться от лишней растительности. Поблизости мыльного корня не было, но, может быть, сгодится ил?

  Для начала Моррест заточил нож - обмакнул его в воду и долго скрежетал по ближайшему булыжнику. Пощупал лезвие: то, что надо, по неосторожности может отхватить пальцы. А теперь зачерпнуть полной пригоршней ил - неважную замену крему для бритья. И постараться не перерезать себе горло - говорят, такое нет-нет, да и случается. Почему-то такая смерть казалась Морресту особенно идиотской. М-да, бриться ножом вместо электробритвы, намазывая лицо озерным илом и вместо зеркала смотрясь в воду озера. Видела бы это филолог Ниночка...

  Получилось на удивление пристойно. Хотя, наверное, даже в столице сейчас бреются далеко не все. И точно не тратят время жители окраинных трущоб. Почему-то казалось, что в никогда не виденном городе они должны быть.

  - Ну вот, хоть на человека стал похож, - буркнул Моррест, смывая ил. - Тоже на бомжа, но побритого.

  Весь вечер он потратил на приведение в порядок одежды и обуви. Для начала сбросил пропотевшие, подмоченные дождем, вонючие тряпки. Зашел в спокойную воду лесного озерца. По земному счету, была как раз середина июля, солнце жарило в полную силу. Не хуже, чем до Великой Ночи. Вода оказалась теплой, вполне пригодной для купания. Забредя по пояс, Моррест лег на воду, оттолкнулся от вязкого заиленного дна и поплыл. Это было не просто хорошо, впечатление было такое, будто заново родился. В этом мире лучше бывало лишь в минуты близости с Олтаной... которые не повторятся уже никогда.

  Моррест размашисто греб, нарезая круги по гладкой поверхности озерца, плескал, фыркал, как большой довольный зверь. Теперь все, что осталось в Российской Федерации, и даже собственное, пропечатанное в паспорте имя вспоминалось с трудом. Там был сон, притом скучный и однообразный: работа, пивко по вечерам, телик, подружки на неделю, а тут - действительность. Местами прекрасная, местами страшная. Но яркая и непредсказуемая.

  Прохладная вода обволакивала вспотевшее на солнце тело, гнала прочь усталость. Моррест нехотя подгреб к берегу, с сомнением оглядел свои шмотки. И в этом появляться в столице великой державы? Пусть уже и не совсем великой... Чтобы подштопать дыры, нет ни иголки, ни ниток, а вот постирать необходимо. А то ведь воняют по-страшному, в приличном месте не покажешься, и наверняка зараза на них осталась. Не хотелось бы работать бактериологической бомбой, да еще на Амори. Лучше бы вообще спалить, но в чем тогда щеголять в городе? Выменять, что ли, что-то пристойное на кольчугу? Но Моррест не был уверен, что в итоге не предстанет перед трибуналом за дезертирство. Оружием тут никого не удивишь, а вот кольчуги есть только у военных.

  Сначала надо присматриваться к местным. И не обращаться абы к кому.

  Как постирать одежду без горячей воды и мыла, не говоря уж о стиральном порошке и супер-машине марки "Бош"? Мудреный вопрос. Но Моррест временами смотрел индийские фильмы, и недаром. Конечно, деловой костюм после такой стирки станет половой тряпкой, но его рванине уже ничего не страшно. Моррест свернул рубаху, намочил в воде и принялся что есть сил лупить о прибрежный валун. Потом так же безжалостно поступил со штанами, с остатками простыни, которые использовал в качестве портянок. Развесил на ветках кустов, подставил голое тело летнему солнцу. Тут, конечно, не Шарм эль-Шейх и даже не Сочи. Подобных пейзажей более чем достаточно и в Подмосковье, местами - в полукилометре от Кольца.

  И все-таки сегодня было как-то особенно жарко. Моррест дождался, пока солнце хоть немного просушило одежду. Портянки стоило бы еще посушить, да и с башмаками надо что-то придумать. Но с тем, что было, не сравнить. А идти можно и босиком, благо, тут ни битого стекла, ни тлеющих окурков.

  Выбирать дорогу стало труднее. Тропки, а то и дороги, попадались все чаще. Начали встречаться и путники. Несколько крестьян, купец - не верхом даже, а в повозке. Сидевший на облучке мальчишка был или слугой, или просто рабом: купец не стал бы сам править парой лошадей, тем более не оделся бы в такую же, как у Морреста, неприглядную рванину, не стал бы разгуливать босиком, да и возраст был не подходящий. Впрочем, заметил Моррест, босых попадалось куда больше, чем обутых. Все правильно: как раньше, пока не прижилось словечко "бомж", называли бездомных бродяг? "Босяки". Как ни крути, а обувь - первый признак социального статуса. Какая-нибудь ездовая тварь - второй, более крутой. Впрочем, у самого Морреста имелось оружие, а оно во все времена возвышало над толпой. "То же мне, белокурая бестия" - тут же осадил себя Моррест. В этом мире, если не повезло родиться хотя бы рыцарем, лишние понты могут стоить жизни.

  Моррест шел, сам не зная, куда. Он ни у кого не спрашивал, в какой стороне столица. Вот если толком приодеться, уже можно будет надеяться найти там какое-нибудь жилье и работу. Кстати, насчет работы... А, так он же грамотный, читать и писать умеет! По местным меркам этого вполне достаточно для трудоустройства. И не надо на какой-нибудь стройке день-деньской махать кувалдой! Но чтобы устроиться на приличную работу, нужно соответственно выглядеть - едва ли тут иные порядки, чем в его мире.

  Довольно скоро он нашел то, что искал. Несколько расхристанных вояк в сапогах, форменных плащах и дешевеньких кольчугах, небрежно закинув на спины щиты и опираясь на копья, выглядели совсем не по-уставному. Они по очереди прикладывались к большой фляге, и по характерным выдохам можно было понять, что пьют вовсе не воду. Может, даже не вино. Как в этом мире с крепкими спиртными напитками, Моррест так и не узнал. Придворный алхимик короля Амори точно знает, как делать водку, а как с этим в Сколене? Да и не важно, он же не алкоголик! Но солдатики - народ интересный. Или пьяницы, "толкнувшие" что-то из снаряжения в обмен на выпивку, или просто дезертиры, отмечающие "самовол".

  - Куда путь держите, служивые? - поинтересовался Моррест.

  Военные обернулись, их насторожили солдатский ремень, кольчуга, меч и лук. Но оглядели его одежду и успокоились. "За дезертира меня приняли, - подумал Моррест. - Точно, в самоволке ребятки". Таких он и сам видел, особенно в начале девяностых - правда, тогдашние самоходы все-таки старались не отсвечивать. Хоть и был на дворе разгар "реформ", а пьяные солдатики только что в строю не падали, но в открытую шляться по улицам с автоматами все же не решались. Да и не все дружили с зеленым змием, даже тогда.

  - А сам-то куда, неужто в роту?! - сострил тот, что постарше, видать, старшой. Остальные послушно заржали, тот, у кого была фляга, сделал изрядный глоток. - Хочешь?

  - Ага! - деланно обрадовался Моррест. Алкоголь радовал не тем, что можно выпить, а напоминанием о возвращении к цивилизации. Он отхлебнул зелья - ничего, пить можно. Больше всего выпивка напоминала дрянную, паленую водку, но крепость впечатляла: аж слезы на глазах выступили. Ничего, после полутора месяцев в лесах - сойдет. - А насчет роты - что мне там делать, Родине служить?

  Народ шутку оценил, новый взрыв хохота заставил пугливо обернуться и порскнуть с дороги нескольких крестьян с объемистыми мешками. "Может, и к лучшему, что дезертировали? - подумал Моррест. - Толку-то с таких солдат, а ведь их и кормить надо, и жалование платить, и снаряжать, и казармы строить..." Похоже, знакомство прошло успешно. Но как ребятки поведут себя ночью и вдали от людей? Выяснять на собственной шкуре не хотелось. Нужно быстро сделать дела и разбежаться. В конце-то концов, ему от них нужно только одно.

  - На что водяру-то покупаем? - поинтересовался Моррест. - Неужто стали жалование давать?

  - Слышишь, вояка, ты давно пятки насалил? - поинтересовался старшой.

  - Три месяца как, - соврал Моррест.

  - Думаешь, за три месяца что-то могло измениться? Как не давали ни хрена, так и не дают. А пойло мы за снарягу купили. У Хармага, слышал про такого? Оно и видно, что не слышал. То бы в этом дерьме и со снарягой не ходил. И работал бы на него, раз, как дурак, из армии слинял!

  - А вы-то что, все служите?

  - Не, вы посмотрите, - обернулся к своим старшой. - Конечно, служим. Где еще за так покормят, одежку раз в год дадут, а если что сменяешь на выпивку, так на правеж не потащат!

  - А-а, я-то не знал, - вдохновенно врал Моррест. - Понимаешь, спер у комроты сапоги, пока тот в запое был, и сам три дня провалялся. Да потом вернуться боялся.

  - Э-э, парень, у нашего не то что сапоги - его самого стащить можно. Но кто хоть грош даст за этого борова! Его и работать-то не заставишь, только Императору служить.

  - А не боитесь, что снаряга ваша всплывет где?

  - Какое там? Ты, видать, не местный, тут все, кто победнее, в солдатском ходят.

  Последнее походило на правду. Если верно, что здесь вымерло девять десятых населения, должны были остаться огромные, но бесхозные армейские склады - наверняка самые крупные воинские части стояли в центре страны. Ничего удивительного, что обмундирования хватало населению не на одно поколение. Тут ведь не избалованная модой Россия, тут носят одежду всю жизнь. Латают, штопают, пока уж совсем не истлеет. А с Великой Ночи и прошло-то лет тридцать.

  - Ладно, уболтал, - произнес, наконец, Моррест. - Не сводите к этому... Хармагу. Может, и прибарахлюсь...

  - Мы только что от него, парень, - буркнул старшой. - И обратно идти нет резона. Но если так интересно, зайди в Веднесди. А там его каждая собака знает, трактирщик он там, и девок содержит полдесятка. Ты что менять будешь, кольчужку?

  - Ага.

  - Смотри, не продешеви, требуй не только обновку и еды, но любую из девок на ночь, или пусть деньгами даст. Семь "Арангуров", смотри, меньше не бери.

  - Благодарю за совет, мужики, - произнес Моррест. Бардак в местной армии уже наводил на нехорошие мысли. Похоже, нынешняя сверхдержава, как и Россия, переживает далеко не лучшие времена. - Кстати, а столица далеко, я аж из Лакхни иду, что как - не знаю.

  - А что ты там забыл-то? - подозрительно спросил старшой, из чего Моррест заключил, что они рванули в самоволку из Старого Энгольда. Впрочем, он вспомнил, что Моррест не знает его имени, да и сам прежде его не видел. Если и доносчик, что он скажет: "Видел дезертиров"? А каких, из какой роты, как зовут? Был бы "любопытствующим", это бы и выяснял сразу. Если сдаст барыгу, невелика потеря. Другие найдутся, может, не такие скупые.

  - Да так... Посмотреть хотел, как Императоры живут. Жаль, не знаю никого, остановиться негде. Может, подскажете?

  - Да мы сами не местные. Слышишь, парень, ты это... топай по этой дороге в ту сторону, что и мы. Завтра к вечеру и будешь. А насчет жилья - не парься. Слышал, там еще с Великой Ночи полно брошенных домов. Да летом и на улице можно.

  - Благодарю, - усмехнулся Моррест. - Да будет к вам милостив Справедливый.

  - И к тебе тоже, парень, - ответил старшой. - Слышишь, поспеши, а то закроется лавочка-то, придется утра ждать. И кольчужку-то припрячь... Впрочем, сам догадаешься! Пошли, парни, нас тоже могут хватиться. Хоть и не бывало такого прежде...

  Распрощавшись с солдатами, Моррест прибавил ходу. Через некоторое время оглянулся. Ни одной знакомой рожи поблизости видно не было. Значит, не следят. Надо будет так же оглядеться и после успешной сделки. Как бы ее еще провернуть, чтобы трактирщик не решил, что проще отобрать? Как понял Моррест, коммерция тут возможна только под "крышей", и чем больше объемы торговли, тем круче требуется силовое обеспечение. В общем, по сравнению с РФ ничего нового. Так что - внимание и еще раз внимание. И уж точно не ночевать и не принимать оплату "девочками" - этак недолго проснуться с клеймом на заднице и в колодках. А после получения денег - прочь из села и еще убедиться, что нет "хвоста".

  Веднесди оказалось селом, по нынешним временам не таким уж маленьким - пятьдесят дворов, считай, не меньше двухсот человек. Судя по полуразрушенной крепостной стене, по целым кварталам руин, предваряющим населенные дома, раньше тут жило тысяч десять народу. Вот и иллюстрация к какому-нибудь роману-катастрофе: у колонны полуразрушенного портика справляет нужду одетый в рванину бомж. Можно выцарапать что-нибудь на колонне: например, любимое всеми слово на "х" из трех букв. Прямо так, по-русски.

  Местами улицу перегораживали завалы, за тридцать лет через них протоптали тропки. Разбирать развалины, похоже, никто не пытался. Зачем? Домов пустых хватит надолго, а что до лежащих под завалами скелетов... Пусть себе лежат, развалины сгодятся в качестве могил. Моррест подозревал, что и в целых домах остались неприбранные покойнички. Местных было слишком мало, чтобы прочесать все кварталы. Разве что могли проявить настойчивость мародеры, но и им было не до погребений. Ему, впрочем, тоже.

  Моррест покрутил головой, отгоняя похоронные мысли, огляделся. Вот оно, заведение господина Хармага. Корявая вывеска с изображением пивной кружки, стоящей на бочке, и смазливой девицы по соседству: яснее не придумаешь. И спрашивать никого не нужно. Тем лучше. Ни к чему лишние свидетели, коли не собираешься их убивать.

  Моррест вошел. Заведение не балуют богатые клиенты, иначе кто бы его в такой рванине впустил? По дневному времени забегаловка полупустая, девки наверняка отсыпаются после трудовой ночи, пьяницы расползлись по домам, а нормальных посетителей в это время почти нет. Вот после заката народу набежит столько, что будет не протолкнуться. И они точно успеют выхлестать за ночь бочку самого забористого пойла. Назавтра все повторится, и... Интересно, откуда Хармаг берет свое зелье? Тут одним самогонным аппаратом не обойдешься...

  Моррест выбрал свободный столик и уселся на чурбан, заменявший стул. Кто тут хотел экзотики и романтики? Да вот она! Он резонно полагал, что хозяева сами заинтересуются странным, ничего не заказывающим посетителем. И ведь правда, заинтересовались. Из-за замызганной стойки вышла потасканная, сонная и недовольная девица лет тридцати. Оглядела гостя неприязненным взором и бросила:

  - Что надо, образина?

  Моррест хмыкнул. Встречают тут точно по одежке. Но и не поставить хамку на место нельзя. Уважать не будут, а при сделке это первое дело.

  - Да так, купить кое-чего, - произнес он. - Только не пялься на меня, я на тебя и за так не влезу. Разве что за доплату, и то, если голодать буду.

  Девица вспыхнула, враз маленько похорошев. "Может, погорячился я насчет "не влезу", а?" - подумал Моррест. Но безотказно сработал условный рефлекс, наработанный в заведении: если человек не боится и хамит, значит, может себе позволить. Трогать такого - проблем не оберешься, вплоть до плетки.

  - Ты столбом-то не стой, хозяина позови, - закрепил успех Моррест. - Сама ты мне на хрен не нужна.

  Не слишком-то куртуазно, но как прикажете говорить с хамоватой потаскушкой, которая делит людей на тех, об кого можно вытереть ноги, и тех, кто может вытереть ноги об нее? Всегда лучше принадлежать к последней категории.

  Девица послушно ушла. Моррест с наслаждением вытянул натруженные ноги, отставил служившее посохом копье и потянулся. Пивка, что ли, заказать? Нет, лучше вести дела на трезвую голову и не пить там, где знают, куда ты убрал деньги. Возвращение к цивилизации отозвалось всплеском паранойи. Впрочем, нравы в нынешней Империи таковы, что лучше быть живым параноиком, чем мертвым оптимистом. Увиденного по дороге хватило, чтобы понять: к лучшему тут что-то переменится нескоро. Если вообще переменится.

  - Справедливый Стиглон с вами, - обманчиво-доброжелательно произнес трактирщик. Дородный, лысоватый, с удивительно простодушным лицом - такое, по мнению Морреста, и должно быть у самых отъявленных плутов.

  - Стиглон и с тобой, странник, - произнес Хармаг, наверняка это он. Неглуп, в отличие от бабы. - Зачем я тебе нужен? Пиво может принести и Венария.

  - Она ваша рабыня?

  - Конечно. А что?

  - Угостите ее от моего имени, - Моррест изо всех сил старался походить на какого-нибудь местного урку. Похоже, получалось. - Плеткой.

  - Не бойся, за мной не заржавеет, - хмыкнул трактирщик. - Ну, так по какому поводу?

  - Это разговор не для всех. Отойдем туда, где нас никто не услышит... Никто лишний.

  Трактирщик понимающе кивнул. И правда, не стал бы к нему заходить нищий, только чтобы поесть. Заведение благотворительностью не занимается. Разве что на праздники, но сейчас не праздник. Повернулся рукой, махнул рукой, приглашая идти за ним - и двинулся в сторону Морреста. Пройдя через дверь за стойкой, они попали в какую-то обшарпанную, но, в общем, уютную подсобку. Хозяин открыл одну из дверей и оказался в совсем уж крошечной клетушке. Ничего, кроме двух стульев-чурбанов тут не было.

  - Я слушаю, - сев сам и пригласив сесть Морреста, произнес трактирщик.

  - К вам солдатики накануне приходили, было?

  - Тебе-то какое дело? - напрягся Хармаг. Все-таки побаивается: а вдруг настоящая власть вернется, как начнет порядок наводить?

  - Мне без разницы, кто у вас бывает и что продает. Более того, я бы и сам не отказался кое-что продать.

  Трактирщик не переменился в лице, но по позе видно - расслабился.

  - Так ты, значит, сам солдатик, - усмехнулся он. - Что, тоже снарягу притащил?

  - Кто я - это уже мое дело. А притащил я вот что. Можете осмотреть.

  Он порылся в мешке и извлек кольчугу. С тихим звоном расправил железную рубашку. Трактирщик жадно взял ее в руки, долго, придирчиво и с нехарактерным для своей профессии пониманием рассматривал товар.

  - Ничего платьице, - произнес он. - Из какого полка?

  - А уж это точно мое дело, - отрезал Моррест. Трактирщик не настаивал: таким любопытством недолго и отбить клиентуру. - Так берешь?

  - Почему нет? - протянул трактирщик. - Сколько стребуешь? Могу дать десяток золотых... "валигаров", других давно не было.

  - За валигаровки я дерьма своего не продам, - копируя грубоватую речь встреченных по дороге солдат, произнес Моррест. - Только за "арангуры". И чтоб не фальшивые были. Проверю.

  - Слушай, парень, десятки арангуровских тебе за казенное добро никто не даст, - начал торговаться Хармаг. Все правильно, иного Моррест и не ожидал. - Да даже десять валигаровок - щедрость неслыханная. За твою кольчугу могу девку уступить на ночь бесплатно, потешишь свое ретивое...

  - А утром проснусь в кандалах, да, Хармаг-катэ? - ехидно вопросил Моррест. - Спасибо за честь, но девку я сниму где-нибудь еще. Ну, ладно, десяти будет многовато. Восемь. И гражданская одежка поновее.

  - А что так скромно? - Теперь пришел черед Хармага ехидничать. - Почему не сотню золотом и пару рабынь впридачу? - Но тут же маска добродушия слетела, лицо скупщика краденого исказил гнев. Впрочем, Моррест подозревал, что и гнев - тоже маска. - Ты нюх потерял, босяк?! Эй, сюда!

  Будто по команде, дверь распахнулась, один за другим внутрь влетели три громилы с мечами наголо, сразу стало тесно. Было бы странно, если бы трактирщик вел такие дела без дежурных костоломов. И уж точно им приходилось "раскулачивать" доверчивых рекрутов, у которых нет такого же прикрытия. Но Моррест, если и был впечатлен, виду не подал. Этот вариант сразу же пришел на ум.

  - Хозяин, - спокойно, даже как-то с ленцой, произнес он. - Я очень уважаю вас и ваше прекрасное заведение. Но неужели его охраняют всего трое?

  - Тебе хватит, ублюдок! Взять его!

  Амбалы надвинулись на Морреста, лезвия мечей замерли в полупальце от его горла. Вот и настал главный момент, когда решится, выйдет он отсюда или останется тут рабом. Или вообще ночью вынесут в какую-нибудь развалину. По частям. Лихие девяностые, на которые пришлось детство, не давали усомниться в серьезности угроз. Но кто гарантирует, что он пришел один? На это Моррест и рассчитывал.

  - Может, вы думаете, я сам по себе? - спокойно спросил он. - Так вы ошибаетесь, один я бы обошел эту халупу стороной. Рябятки, тут неподалеку, в одном пустом домишке, сидят без дела мои корешки. Двенадцать морд, при том же барахле, что и у меня. И они не любят барыг, но любят их добро. В общем, если я отсюда не выйду, или выйду без товара и без денег - ночью тут будет мясо. Усек, родной?

  - Что ж ты товара мало припер? - глумливо поинтересовался торговец. - Если двенадцать морд скинутся по кольчужке, я хоть сто "арангуров" дам. А если и копья толкнут...

  - А по твоей роже не скажешь, уважаемый, что можно сразу все предлагать. Отбираешь тут товар у честных людей, и еще удивляешься, что с оружием в гости ходят... - Помолчав, Моррест как бы нехотя добавил: - Купишь барахло за нормальные деньги - завтра двадцать таких будет. И копья, мечи, щиты, дерьмо все это. Можем и еще продать. Мы тут склад бесхозный разбомбили.

  - Все вы склады накрываете, уроды, - буркнул трактирщик. - Ладно, плевать. Лладар, Моррест, Арибл, отбой. Гость - наш клиент. Проверял просто, вдруг он "любопытствующий"?

  Громилы ретировались, как хорошо вымуштрованные солдаты. Опять же, все как полагается: должен же скупщик краденного отступить, сохранив лицо. Моррест поймал себя на том, что гордится, как точно просчитал здешние "понятия".

  - Так сколько, уважаемый, ты требуешь за все это...

  - Кольчуга - восемь золотом, копье уступлю за одежку. Простую, но городскую. Пообносился что-то.

  - Не пойдет. Назови настоящую цену.

  - Ладно, восемь за все. Без одежды, - произнес Моррест. Начался настоящий торг, и то, сколько он выторгует, будет его. А одежда... Он сообразил, что одежда может быть с какой-то приметой, и по ней его могут выследить. После художеств в Алкии лучше перебдеть...

  - Парень, жадность до добра не доведет. Ладно, согласен на три "арангура". А одежды для тебя все равно нет, тут не лавка старьевщика. Тряпье для всякой бродячей сволочи не держу.

  - Не очень-то и нужно было. Ладно, семь за все. Но не меньше.

  - Да весь твой хлам, и в довесок лук с мечом четырех не стоят.

  - Семь. Если я продешевлю, парни мне башку проломят. Или, что еще хуже, без выпивки оставят.

  - Уломал. Пять.

  - Семь. "Арангуров" - напомнил Моррест, чувствуя себя туристом на каирском рынке. Сам он дальше Сочи не выбирался, лень было менять валюту, но Нина рассказывала... - И ни медяком меньше.

  - Ну, шесть. На шесть штук ты мог бы бочку пойла купить и снять на всю ночь шлюху.

  - Так ведь нас тринадцать. Да и шлюхи тоже выпить захотят, опять же, прибарахлиться надо... Думаешь, я один такой?

  - Шесть с половиной. И не зли меня...

  - Это ты меня не зли, крысеныш. Двенадцать обормотов, у которых нет денег, но есть похмелье. Чем быстрее я вернусь, тем лучше вам...

  - Ладно, твоя взяла, - с кислой миной, на сей раз неподдельной, на лице буркнул Хармаг. Достал из нагрудного кармана увесистый кошель и отсчитал семь монет. Каждую Моррест попробовал на зуб, но разницы не обнаружил. То ли трактирщик не обманул, то ли он сам еще не научился распознавать фальшивки. - Не бойся, настоящие "арангуры". Я не обманываю тех, с кем решил торговать...

  "...особенно тех, кто несут пробную партию, - мысленно закончил за скупщика краденного Моррест. - Вот когда вы принесете все остальное, тут я вас и нагрею, господа". Впрочем, Морреста это уже не беспокоило. Едва ли трактирщик сильно переплатил, если вообще переплатил, а следующей партии он не дождется.

  Моррест припрятал золото подальше, местные обычно носили его за щекой, но настолько пренебрегать гигиеной он еще не научился. Тем более, в Самуре видел, к чему приводит антисанитария. На такой случай в рубахе был предусмотрен крошечный карман. Там монеты и упокоились - благо, незаметно вытащить их оттуда не смог бы и самый ловкий карманник.

  - Ты, наверное, устал с дороги, - произнес трактирщик. - Твои товарищи могут чуть подождать. Но я не хотел бы, чтобы меня обвинили в скупости. Ты можешь поесть, выпить браги за счет заведения, если хочешь, я заставлю обслужить тебя одну из девок.

  Моррест призадумался. Если вспомнить, сколько дней он не ел нормально приготовленной еды... Да и вообще последний раз ел вчера вечером, и в ход пошла лишь горсть зерна и маленький кусочек вяленого мяса. Порция еды, лишь немного превышающая "сто двадцать пять блокадных граммов". Неплохо, наверное, было бы и выпить, как говорил сосед по лестничной клетке, "тяпнуть от нервов". А "товарищи" и правда подождут. Как могут не подождать те, кого нет? Можно посидеть до вечера...

  ...и трактирщику сразу станет понятно, что он один.

  - Благодарю за гостеприимство, - произнес Моррест. - И с удовольствием поем. Но брагу я бы хотел взять с собой. Парни не любят, когда кто-то пьяный, а остальные трезвые.

  Судя по реакции мужика, Моррест угадал. "Справедливый Стиглон, он меня даже зауважал!" - изумился бывший королевский летописец. По крайней мере, это вполне вписывалось в его "роль".

  - Ну, а рабыня? - переспросил трактирщик. - Полчасика, и вы свободны. Катэ, может, вы оцените, и приведете остальных... Не верю, чтобы солдаты от такого отказались.

  Моррест кивнул, едва сдержав кислую мину. А ведь теперь отказаться не получится. Много раз засыпавший без женщиной дезертир - и вдруг отказывается от бесплатного угощения? Да тот ли он, за кого себя выдает? И рабыню придется обрабатывать по-настоящему, потому что если она расскажет хозяину, как все было... Почему-то это казалось отвратительным предательством Олтаны. Но выбора, как всегда в неприятных ситуациях, не было.

  - Рабыня, это здорово. Только не та, которая приходила вначале. Она стара и груба.

  - Зато опытна... Ладно, сейчас сам выберешь. Пока поешь, она приготовится.

  Появилась давешняя женщина. Она махнула рукой, призывая Морреста следовать за ней, и повела обратно в коридор. Лесенка вела наверх, в крошечную, душную клетушку. Она была совсем маленькой, пять шагов в ширину и восемь - в длину. Единственное окошко было закрыто ставнями, и оттого внутри было темно и душно. Вдоль всей комнатки в ряд располагались набитые соломой тюфяки. На них, от жары бесстыдно скинув платья, спали восемь девушек - ровестниц "официантки" и младше. Самой молоденькой, на взгляд Морреста, было не больше пятнадцати. Наверняка то были рабыни - будь в распоряжении у трактирщика селянки из свободных, они бы дневали дома. "Самую младшую трогать не буду, - решил Моррест. - Жалко".

  - Выбирайте, господин. Только не разбудите остальных, они устали за ночь...

  - Пожалуй, вон ту, - указал Моррест на девицу лет двадцати, с чувственно приоткрытыми полными губами и медно-рыжей косой. Рука в дешевых медных браслетах прикрывала приличную для ее возраста грудь.

  - Значит, Ирмина, - усмехнулась Венария. - Вы угадали, катэ, девка - огонь. Будет вам Ирмина...

  Моррест хмыкнул. Уж она-то расстарается... Чтобы лишний раз не отведать плетей. Интересно, а почем...

  - Дорого, небось, стоила?

  - Хозяину, что ли? Да ты, никак, смеешься?! Как весна настает, голод - так и сплавляют нам младших дочек или сирот. Эту в месяце Корабля семь лет назад пригнали. С севера она, из-под Гверифа откуда-то. В четыре "арангура" тогда хозяину обошлась. Но четыре - это еще дорого, те, кому за тридцать, бывает, по десятку "валигаров" идут.

  "Ничего себе! - изумился Моррест, когда смог "перевести" курс местных валют. - Считай, полтора "арангура"! Получается, за кольчужку и копье можно пол-борделя скупить!"

  - Да ты не думай, это здесь цены маленькие, - произнесла женщина. - Мы же тут, считай, на отшибе. В столице-то та же Ирмина по семь, а то и по десять штук бы пошла".

  - А что ж ее здесь продали? Лишняя была?

  - Не, тут другое. Занемогла она, в столице бы ее хрен купили. Там народ богатый, привередливый. У нас за полцены пошла, с другой девочкой в паре, а потом и поправилась.

  - Что ж не продадите? - задал вопрос Моррест и поразился собственному цинизму. Ведь не о шмотках речь идет, не о животных даже. О людях. Женщинах. "Да уж, поведешься со скупщиками краденного да сутенерами..." Тут возникла идея, поразившая еще больше. В конце-то концов, и ей легче, и ему будет, с кем перемолвиться. В здешних краях к брачным вопросам подходят очень ответственно, человеку со стороны, с неизвестной родословной обзавестись второй половинкой, считай, невозможно. Придется или понемногу, но всю жизнь платить за услуги проституток... Или раз, но много заплатить за рабыню. Последнее, конечно, по карману не всем.

  Впрочем, все относительно. Его кольчуга, как выяснилось, стоит четырех рабынь, и еще одну - копье. Наверняка этим и объясняется щедросить хозяина: и еда, и выпивка, и услуги послушных рабынь - гроши по сравнению с суммой сделки. Сам того не ожидая, Моррест стал нешуточно богат.

  - Да за год на каждой из них мы штук сорок заработаем!

  "Сорок "арангуров" за год - считай, по три в месяц, - ошарашено подсчитывал Моррест. - В месяце тридцать дней, точнее, тридцать ночей, и в каждую у девчонки будет по несколько клиентов. Сколько же платят за раз? Да, простые тут нравы, а ведь сверхдержава была".

  - Ясненько, - произнес Моррест. - Что ж, пойду поем.

  Приготовили еду быстро - наверное, быстрее, чем в большинстве забегаловок из прошлой жизни. Щедро приправленный какими-то специями и острым соусом шашлык, ароматная, еще горячая лепешка, травяной отвар, чтобы запивать. Еще на столе появилась увесистая бутыль с мутной полупрозрачной жидкостью. Больше всего зелье напоминало деревенский самогон. "Попробуем, что тут за водяра, - подумал Моррест, уплетая еду. - Но потом!"

  С едой Моррест справился быстро - сам от себя не ожидал такого аппетита. Остановился, когда все тарелки опустели. Убедившись, что больше ничего не дадут, он решительно встал из-за стола. Не стоит наедаться до сонливости. Может, скоро придется бежать. И потом, предстоит ведь еще одно угощение. Если он не проявит должного рвения, хозяева могут заподозрить неладное.

  - Ну как, - спросил Моррест. - Готова эта... Ирмина?

  - Конечно, - ответила Венария, сноровисто убирая со стола. Уже по тому, что его обслуживала доверенная помощница хозяина, Моррест заключил, что пока обман не раскрыт. - Пройдите в комнату отдыха.

  "Знаем мы ваш отдых, - подумал Моррест. - Ну что ж, гулять так гулять..."

  Комната оказалась небольшой, но аккуратной, почти половину ее занимала огромная кровать. На ней развалилась, зевая и потягиваясь, выбранная Моррестом девица. Разумеется, ничего подобного одежде на ней не было.

  - Мало вам ночи, и днем неймется, - проворчала девица. - Ну, давай, подходи, что встал?

  Моррест ответил скабрезной шуткой и шагнул вглубь комнатки. "А ведь еще полчаса назад мы не подозревали о существовании друг друга, - некстати подумал он. - Я хоть имя ее знаю, а она вообще..." Девчонка еще раз томно потянулась: притворялась она великолепно, дразня каждой черточкой великолепного, зрелого тела. Только в глазах на миг мелькнули усталость и равнодушие, да полоса, подозрительно напоминающая след плети, на бедре, не позволяли поверить в искренность чувств. Впрочем, если зажмурить глаза, можно будет слышать только учащенное дыхание и грудной, бархатистый голос. Моррест сбросил одежду и, прикрыв глаза, осторожно двинулся к ложу. Далеко идти не потребовалось: несколько шагов - и на бедрах сомкнулись по-крестьянски крупные и жестковатые ладони, а теплые и влажные губы ласково коснулись лица. Подействовало: Моррест и сам не ожидал от себя такой прыти. Руки скользнули по женским бедрам, поймали и принялись ласкать одну из грудей, губы нашли ее рот, язык проник между ее зубов... Девушка не отстранилась, наоборот, ее язык перешел в "контрнаступление".

  - Давай, - произнесла она, выдохнув в лицо запах молока и сена, запах юности и желания. Моррест почувствовал, как все тело наполняется жаром желания. А он-то думал, что уже никогда не захочет близости с женщиной... Моррест коснулся ее бедер и неторопливо, смакуя каждый миг, вошел. - Да... да... да...

  ...Когда он опомнился, обнаружил себя бессильно распростертым поперек ложа. Ирмина лежала рядом, перевернувшись на живот, и задумчиво грызла извлеченную из тюфяка соломинку. А вот глаза смотрели совсем не так, как вначале: с восторгом и... нет, еще не любовью, но доброжелательно. Похоже, в плане секса здешние мужчины не отличаются разнообразием, милая книга под названием "Кама-Сутра" им совершенно незнакома. Да никто из них, наверное, и не задумывался о простой истине: сколько бы не доставил женщине удовольствия, оно вернется сторицей. Кому есть дело до чувств рабыни?

  Девушка зажгла фитиль плошки с жиром. В неверном багровом свете Моррест невольно залюбовался фигурой Ирмины - теперь он понимал, почему и в его мире многие народы поклонялись богиням, временами больше, чем богам. Иштар, Исида, Афина, Бригитта, Макошь, Кали и Парвати... Женщину, дарящую жизнь, любовь и наслаждение, надо почитать как посланницу Богини. А не пользовать, как презерватив.

  Моррест подумал, что больше, может, и не представится возможности заработать вожделенные "арангуры". Два или даже три золотых - не нынешних порченых "валигаров", за которыми утвердилась слава "керенок" и "гайдаровок", в которых золота хорошо, если треть. Нет, полновесных, чеканенных еще до Великой Ночи "арангуров". Моррест подозревал, что портить монету начали уже тогда - все-таки Северные походы были затяжными, кровопролитными войнами, Империя напрягала все силы, и в конце влетела в кризис. Но по сравнению с нынешними, золотыми лишь по названию, монетами, чеканенными на императорских монетных дворах, даже деньги Арангура Третьего кажутся образцовыми. Их курс к современным "валигаровкам" держался на уровне одного к шести - но с явной тенденцией к росту. Правда, еще в десять раз больше ценились "аргардовки" - монеты императора Аргарда, чеканенные после Оллогова нашествия из трофейного золота, и даже чуть дороже - "эгинаровки", наследие святого Эгинара. Как считалось, это самые чистые и увесистые монеты Старого Сколена. Увы, было их совсем немного.

  В одном золотом было восемь серебряных монет, также называвшихся в народе именами императоров, а каждый золотой - на восемь медных грошей. Но курсы выдерживались, и один "эгинаровский" грош почти равнялся "валигаровскому" золотому... Впрочем, в разных местностях бывшей Империи курсы были разные, и, самое смешное, разные курсы между собой были у монет чеканки новых независимых королевств. Как местные разбирались в этом финансовом дурдоме, Моррест не очень понимал, но поневоле приходилось высчитывать. А хуже всего то, что здесь пользовались не десятичной, а восьмеричной системой счисления. Это открытие временами выводило из себя...

  Ничего, всех денег не заработаешь. Оставшихся четырех хватит едва ли не на полгода, если не сорить деньгами. Еще дней на двадцать (ну, если на двоих, то на десять) хватит еды в мешке. А за это время можно будет подыскать работу - даже без биржи труда. Едва ли тут много грамотных, от его услуг никто не откажется...

  - Тебе тут нравится? - спросил Моррест, отдышавшись. Не удержался, еще раз приник к горячим губам, нехотя отстранился.

  - Господин, кому интересно, что думает рабыня? - точь-в-точь как Олтана ответила Ирмина. В чем-то они были похожи, может, эта меднокосая девчонка была лишь чуть-чуть более живой. Наверное, именно эта схожесть и заставила Морреста принять решение.

  - Мне, например. И все-таки?

  - Кому может нравиться это? Или это, - повернулась она спиной. Теперь, на свету, Моррест смог рассмотреть ее получше. Теперь несколько синяков от плети были отчетливо видны.

  - За что тебя?

  - А бандиту какому-то показалось, что я недостаточно покорна. Пожаловался хозяину, тот велел своим костоломам, они и... Только не говори, что я жалуюсь, или что, ладно?

  - Постараюсь обойтись по-другому, - усмехнулся Моррест. - Кстати, ты что-нибудь кроме этого умеешь? Ну, там, шить, стирать, готовить?

  - А то нет! - фыркнула девица. - Кто ж не умеет. Не так, конечно, как наш повар, но...

  - Совсем хорошо, - произнес Моррест. - Тогда так. Собери свои пожитки, если что есть, и будь готова...

  - Да что у меня есть, кроме одежды, господин? И то обноски хозяйской жены. Смех, да и только... Правда, продавали вообще голой...

  Натянув штаны, Моррест отправился к хозяину. Определенно, стоит потратиться - и станет чуть больше свободного времени. И если в Энгольде полно пустых домов, обживаться лучше будет не одному. "Да что я говорю, - наконец, сообразил он. - Понравилась она мне, и все тут. Молодец девчонка, грех такой не помочь".

  - У меня к вам есть просьба, Хармаг-катэ, - произнес Моррест, завидев хозяина. С кухни доносились соблазнительные ароматы: солнце перевалило за полдень, не так уж далек наплыв посетителей... И очередная нелегкая ночь для рабынь и прислуги.

  - Для почтенного гостя - все, что угодно, - произнес хозяин. Странно, но он до сих пор даже не усомнился в истинности слов Морреста насчет банды. Наверное, ему и в голову не пришло, что кто-то сунется в объятия криминала, не подстраховавшись на случай неожиданностей. - Вы хотели бы еды в дорогу? Или проводника?

  - Я подумал, было бы несправедливо лишать ребят удовольствий. Если можно... нам требуется рабыня погорячее...

  Хозяин почесал затылок, думая, как выкрутиться. Так далеко его щедрость явно не простиралась.

  - Не бесплатно, конечно, - произнес Моррест. - Мы не обираем честных людей. Как насчет трех золотых "арангуров"?

  Какое-то время хозяин все равно колебался. Скоро вечер, будет наплыв гостей. Сейчас раннее лето, мужики ходят озабоченные, терять девчонку было бы накладно. С другой стороны, три золотых "арангура" - месячный доход от рабыни, даже в самую горячую пору. Не так уж и много, но... но за два с половиной можно купить девчонку еще лучше этой. А за три - так и две поплоше. И то сказать, хоть красивая она, и страстная, а непокорная, часто плетку приходится пускать в ход. И ему морока, и у гостей плохие впечатления. Избавиться от нее, притом вернув чуть ли не половину уплаченного - не так уж плохо.

  - Старшой-то тебе голову не проломит? - поинтересовался Хармаг. - За мотовство?

  - Так он мне еще и рабыню заказывал, - нашелся Моррест.

  - Ладно, бери, - согласился хозяин. - Только одну Ирмину, больше никого не продам. Или уходи.

  - Да я больше ни в ком из ваших не уверен, - хмыкнул Моррест. - Или соплячки, или старухи. Шучу, Хармаг-катэ. Ну что ж, до встречи. Да будет к вам милостив Справедливый Стиглон!

  - И к тебе тоже, парень, - пряча в карман возвращенные монеты, произнес мужчина. - Эй, Венька, зови сюда Ирмину, и чтоб живо бежала...

  Когда босоногая девчонка в латанной-перелатанной юбке и блузке, оставляющей открытой большую часть живота, встала рядом с Моррестом, он взял ее за руку и отвел от гостеприимного трактира.

  - А вот теперь, - усмехнулся Моррест. - Ноги в руки. К вечеру мы должны быть где-нибудь в лесу. И поглядывай назад. Мало ли...

  - Мало ли что? - стрельнула глазками девица. Похоже, она была просто в эйфории от привалившего счастья. Оказаться... Пусть не на свободе, но хоть в компании человека, способного доставить наслаждение. Правда, неизвестно, какими окажутся другие разбойники...

  - Видишь ли, остальных дезертиров я придумал. Да и сам не из армии.

   Мягкие, теплые, ласковые губы вновь касаются его щеки. "А парень-то не промах, - наверняка подумала девчонка. - С ним будет весело!"

  К Энгольду подошли лишь через четыре дня. Ночью, спрятавшись от нескромных глаз в уютный перелесок и разведя костерок, он не удержался - продолжил знакомство. Сколенка не возражала, возражать она была не приучена, но перемены к лучшему ощущала. А деньги... Все равно рабыне из заработанного не полагалось ни гроша.

  Последний раз они остановились в поселке на холме, над самой рекой. Озаренный закатным солнцем, город вольно раскинулся на холмах за Эмброй, отсюда он казался просто морем плоских, одно- и двускатных крыш, шпилей, куполов, башенок и башен, храмов, дворцов. Местами виднелась густая зелень садов. Внизу, у самой пристани, еще покачивались на воде большие корабли - похоже, ВМФ местной Империи.

  Пережив кошмар Великой Ночи, город все равно впечатлял. Даже в Алкрифе не высились так величественно крепостные стены, не было такого моря разномастных, но живописных строений. Не было там столь грандиозных дворцов и храмов и такой пышной зелени садов. И уж тем более у стен Алкрифа не струила свои воды самая большая река Сэрхирга, на вид напоминавшая Волгу. Как ни крути, а шириной река была не меньше километра, даже без учета островов. С островами - все три.

  - Такую не переплывешь, - задумчиво произнес Моррест.

  - И не надо, - отозвалась Ирмина. - Вон там есть паром, он действует со времен Империи. За пол серебряного "валигара" с рыла он перевозит народ. Час - и мы в столице.

  Моррест уже знал, что, по крайней мере, один свой талант девица от него скрыла. Она на удивление лихо торговалась и соображала в деньгах. Без нее менялы наверняка нагрели бы Морреста на кругленькую сумму. Еще лучше она знала местность - по ее словам выходило, что пришлось тут помыкаться с караваном работорговцев, а потом сопровождать какого-то сексуально озабоченного начальника. Сама-то она оказалась с севера, из какой-то непонятной деревушки на болотах, а на вопрос об отце назвала подозрительно знакомое имя Нэтака. "Тот или не тот?" - подумал Моррест. Но в "Сказании" никакая дочь обер-предателя не упоминалась. Впрочем, папашу Ирмина просто ненавидела, и Моррест понимал, почему: выходило, что ее подпоили и сбыли работорговцу в Хедебарде. Наверное, родителю срочно понадобились деньги.

  На что Моррест потратил бы неделю, да еще наверняка лишний раз засветился бы расспросами путников, с Ирминой ушло три дня. Правда, идти приходилось весь долгий летний день, и вечером не хватало сил даже на удовольствия. Ирмина не возражала: она и сама слишком уставала.

  На утро четвертого дня они стояли на песчаном берегу реки. Рядом толпились еще человек десять, а спешили все на широкий плот, причаливший к берегу. Через широкую протоку был перекинут канат, по которому и вели "плавсредство". Деньги принимал паромщик - хмурый бельмастый парень, дочерна загоревший и вооруженный здоровенным веслом. Он тут же стребовал за переезд аж четыре серебряных "арангура", или двадцать четыре серебряных же "валигара". В пересчете же на медные выходило...

  Ирмина решительно оборвала подсчеты. В отличие от Морреста, она тут выросла и знала: торговаться надо везде. Чем наглее, тем лучше. Девица оттерла "хозяина" в сторону, нахально сплюнула, попав на плот - и, уперев руки в боки, без затей бросилась в атаку:

  - Это что еще такое? Ты что, думаешь, тут два тупых осла? Думаешь, мол, если на своей деревяшке тут плаваешь - так все тебе по гроб должны. Что? Да я сама видела, как ты месяц назад за два "валигара" народ возил! Что, дурачков нашел?

  Подавленный таким напором, мужичок смутился, а Моррест подумал: для рабыни она держится как-то нагло. Хотя, наверное, именно богач и не стал бы портить себе настроение из-за нескольких "валигаров". Паромщик явно порывался что-то сказать, но Ирмина не давала вставить и слова. Только напоследок сжалилась:

  - Только из уважения к твоей матери - три. Идем, Моррест.

  Наверное, девчонка была права: больше трех серебряных "валигаров" переправа и не стоила. Крошечный плот посреди быстрой реки, связанный с берегами лишь канатом. Стоять лучше посередке - дабы утлое плавсредство не перевернулось. Весло нужно, чтобы отпихивать плывущие по реке коряги и править, если понесет куда-то не туда. Вся переправа была возможна исключительно благодаря канату, который напарник паромщика ловко перебирал загорелыми руками. Как понял Моррест, потемневший от сырости канат был натянут от берега реки до берега ближайшего острова. Если он где-то оборвется, стремнина великой реки унесет их к морю.

  - А часто бывает, что...

  - Канат рвется? - почти весело поинтересовался паромщик. - Бывает. Тут главное пристать к берегу до владений герцога Нового Энгольда. Если окажемся на его земле без уплаты пошлины - там нас разденут, ограбят, изобьют и засадят в тюрьму. Ее, пожалуй, по кругу пустят, - ехидно посмотрел он в сторону Ирмины. Сквитался. Но Ирмина была не из тех, кого просто запугать.

  - Да тебя тоже - не откажутся, - фыркнула девчонка. Соседи по парому захохотали, паромщик надулся и замолчал. Остаток пути проплыли в гробовом молчании.

  Паром ткнулся в небольшую пристань на острове реки. Остров был большой, заросший лесом, но через него, ни дать ни взять к другому парому, вела широкая тропа. Путники спрыгнули на хлипкий настил (только один толстяк промахнулся и под общие смешки оказался по пояс в воде и тине) и двинулись по тропе через остров.

  - Что это ты язык распустила? - напустился на Ирмину Моррест. - Хочешь, чтобы нас обоих в тюрьму засадили? Больно ты языкаста для...

  Ирмина белозубо усмехнулась и чмокнула Морреста в щеку.

  - ...рабыни? Подумаешь, беда какая! Да что он, Император, что ли, всех помоить?! Знаю я таких, когда в постели, ничего толком не могут, но гонору... Вот как папаша мой!

  Моррест покраснел. Не Олтана, невольно подумал он. Этой палец в рот не клади, а язычок острый, как кинжал. Наверное, не стоит сравнивать двух женщин, но иначе отчего-то не получается. При всех различиях есть у них что-то общее. И выговор - один в один. Если Нэтак - тот самый, она землячка Олтаны, а значит, и Эвинны. "Да что за фигня, - подумал Моррест. - Как встречаю тут девчонку, она из этого... Гремящего Ручья, оказывается! Осталось только с Эвинной шуры-муры замутить!"

  Моррест не знал, кто ему больше нравится, и это пугало. То ли спокойная, добрая, но давно смирившаяся с судьбой, и в то же время оставшаяся стеснительной деревенской женщиной, Олтана. То ли жизнерадостная, ершистая Ирмина. Девчонка, которая привыкла жить сегодняшним днем и не горевать о несбывшемся, которая во всем находила хорошее, а плохое или не замечала, или высмеивала - опять же, не задумываясь о последствиях. Наверное, понимала, что собственность портить никто не будет, и потому ее не убьют и не искалечат, а что касается порки... Выпороть раба или рабыню, как успел убедиться Моррест, тут могли и ради удовольствия. Значит, и нет смысла особо заискивать перед свободными.

  - Что ж ты их не послала? Сбежала бы, кому сейчас ловить...

  - Да, а как я буду кормиться? Тем же самым, но без крыши над головой, и при этом любой мог бы меня убить и ограбить. Или, что еще хуже, вернуть хозяевам.

  - Ты же многое умеешь!

  - Ничего такого, что не умела бы любая другая, - произнесла она. - Это вы, господин, как... не от мира сего.

  "Знала бы она, что угадала, - модумал Моррест. - Интересно, решила бы, что ее обманом похитил демон?"

  - Ну ладно, а Нэтак-то интересовался, как ты, где ты?

  - Зачем? Он на выпивку получил - получил. Что еще надо?

  Видно было, что девчонка нисколько не переживает по этому поводу. Или переживает, но виду не показывает. Впрочем, скорее первое: она из тех, кто говорит, что думает, и уж потом думает, что говорит. Может, попробовать научить ее читать, а потом дать что-нибудь историческое, скажем, тексты настоящего Морреста ван Вейфеля. Что бы она сказала, узнав, как врут историки?

  Моррест хранил молчание. А вот Ирмина была неспособна держать язык за зубами больше нескольких мгновений. Убедившись, что хозяин не собирается расспрашивать дальше, но и не желая раздражать хозяина, девчонка принялась негромко напевать в такт шагам. Моррест прислушался и обомлел. Песня была памятна еще по "Сказанию" - конечно, в виде неуклюжего подстрочника, чернового перевода. По-сколенски она звучала куда приличнее, были в ней и ритм, и рифмы, и чувства - прежде всего ненависть к врагу и презрение к предавшему страну правителю. Моррест не сразу осознал, в чем разница. Разница была в имени Императора. Не Кард. Арангур.

  До сих пор мелодия была спокойная, сдержанная, даже немного ленивая - она точно передавала обстановку чинного, казенно-аккуратного и скучного официального пира. Но вот она взорвалась яростью, как призыв боевой трубы, как лязг мечей и ржание боевых жеребцов. Теперь в песне звучал надлом, звенела злость, непокорность, жажда схватки с врагом - и жгучее бессилие.

  - Слушай, откуда ты знаешь эту песню? - спросил Моррест. - И причем тут Арангур?

  - Да у нас тут ее все поют. А причем Арангур... Я точно не знаю, в чем там было дело, но, говорят, именно из-за этой суки Амори стал королем.

  - Но он же воевал на севере, говорят, чуть сам Крамар не взял...

  - Слушай, ну я что тебе, хронист какой? Может, другой какой Арангур, их же четыре штуки было!

  Моррест понял, что сам ошибся. Арангур Третий и правда был великим императором, собственно, последним, по-настоящему достойным своего титула. Всю жизнь в походах провел, чуть-чуть не объединил весь Сэрхирг в одном государстве. Как-то не вяжется это имя с отречением. Может быть, первый Арангур - "святой император" для арлафитов и кровавый отступник для всех прочих? Да нет, тот тоже погиб в бою, не прося пощады. Но был еще и Арангур Четвертый, второй ребенок в семье Арангура Третьего. Старшая дочь, Арелья, скончалась в Великую Ночь - мороз, воспаление легких, гроб. Так вот, именно Арангур Четвертый признал Амори независимым правителем, а потом и его завоевания. Он умер на следующий год после Кровавых топей, передав кастрированную Империю нынешнему Императору Валигару. Тоже, в общем, ничтожеству. Ну ладно, пусть опозорившийся Император оказался посмешищем для своих подданных. Но откуда это знает неграмотная девчонка-рабыня? Любопытство пересилило осторожность, и Моррест задал вопрос:

  - Тебе-то откуда все известно?

  - А-а, господин. Так все же болтают! А "гости" мои порой такие болтливые бывают, и ладно б по делу...

  - А... титул? Ну, императорский?

  - Да причем тут титул, господин? Будто помог он против Амори-то! У нас тут говорят: "Палка в руках храбреца - оружие. Меч в руках труса - железяка". И с именем Императорским так же. Зависит от того, кто его носит.

  Моррест кивнул, с девицей не поспоришь. Они прибавили ходу. Скоро зеленая завеса леса расступилась, они оказались на противоположном берегу островка.

  - Здесь тоже надо платить?

  - Простофилям - да, - беспечно отозвалась Ирмина и вновь без затей сплюнула на обочину. Непосредственность девчонки контрастировала с робостью Олтаны, привыкшей каждое слово соизмерять с тем, что можно или нельзя. А ведь в их судьбах столько похожего... - А кто хоть что-то соображает - тем необязательно. Давай, попробуй сам отшить... господин. Я ведь рабыня, мне положено греть тебе постель и не вякать.

  - Ну, положим, первое ты делаешь великолепно. А второе - сможешь?

  - Если я замолчу, господин, вы заскучаете.

  Моррест приготовился торговаться за каждый грош - но не потребовалось, здесь не собирали мзду с тех, кто уже заплатил. Когда народу набралось достаточно, большая лодка, почти схожая размерами с древнерусской ладьей на картинах Рериха, отчалила.

  - А почему там паром, а тут лодка? - не удержался, задал глупый вопрос Моррест.

  Мужчина посмотрел на него, как на идиота.

  - Потому что тут ходят суда. Хороши бы мы были, если бы кто-то перерезал веревку. Эй, вы, на веслах, не спать!

  Лодка неторопливо шла к причалу. Когда-то тут швартовались большие корабли - гораздо больше тех, какие он видел у Амори. Один и правда еще стоит - огромная, с окованным железом носовым тараном квинквирема - вроде тех, какие в другом мире можно увидеть в учебниках истории. Полностью доверить корабли парусам тут еще не решились. Моррест был немало удивлен размерами и сложной, но продуманной и сбалансированной конструкцией. Впрочем, посудина явно не на плаву: достаточно посмотреть на прогнившее дерево бортов, нехватку половины весел, да даже на саму посадку судна, чтобы понять: оно не покачивается в водах искусственной гавани, а уныло сидит, воткнувшись носом в илистое дно.

  - Пилят, пилят, скоты сухопутные, - с неожиданной злобой рявкнул лодочник. Моррест уже хотел поинтересоваться, кто и что пилит, уж не министры ли местный госбюджет, когда увидел нескольких мужичков, суетившихся на палубе корабля. Сначала Моррест думал, что это плотники... Но плотники не стали бы распиливать рею на единственной мачте, на которой крепился огромный римский парус. Отпилив куски с обоих концов, они спустились вниз и принялись выламывать доски из фальшбортов. Все было понятно: они тут трудились не в качестве корабелов, а вместо дровосеков. И совсем не думали о том, что отправляют в топку, собственно, не просто дерево, а будущее своей страны.

  Вроде бы другой мир, другая история, другая страна, а все то же: когда страна превращается в посмешище, боевые корабли становятся источниками дров для матросов... или цветных металлов. Разница в том, что будущее Нижнего Сколена, хоть и не наступило, уже известно, а будущее РФ... Но будем надеяться, что пронесет. Что еще остается?

  Лодочка ткнулась в пристань. Один из гребцов выпрыгнул на берег, обмотал канат вокруг каменного кнехта. Сам кнехт тоже казался пришельцем из иной эпохи - тут швартовались суда куда большие. Как схваченная под уздцы норовистая лошадь, лодочка заплясала у пристани. Пассажиры один за другим стали выбираться на берег. Выбрав момент, Моррест выпрыгнул самостоятельно и уже повернулся, чтобы помочь вылезти Ирмине, когда за спиной раздался девичий смех.

  - Я выросла на болоте, господин, - произнесла она.

  - Ах, так?! Что ж, пойдем.

  О том, что пожитки можно навесить на рабыню, а самому идти налегке, он и не подумал.

  Город начинался сразу за обшарпанной, местами обвалившейся стеной, ограждавшей припортовые пакгаузы. До Великой Ночи в Нижнем городе жила всякая голь. Низина между тремя высокими холмами, обнесенная невысокой крепостной стеной, была застроена почти вплотную. Пяти-, а то и семиэтажные дома, стоявшие впритирку, и местами лепившиеся друг к другу вплотную, неуловимо напоминали огромный муравейник... то есть человейник. По крошечным редким оконцам, кое-где держащимся наружным лесенкам, дверным провалам на верхних этажах и перекинутых над головами, прямо через улицы, деревянным мосткам можно понять: тут были трущобы, лопавшиеся от перенаселения. Моррест и Ирмина петляли по узеньким, кривым, уже заросшим крапивой улочкам. "Наверняка все нечистоты из окон выливали, на прохожих, - думал Моррест. - И так - веками... На таком удобрении что хочешь вырастет". И правда, крапива была мощная, высокая, с синеватыми от избытка силы стеблями.

  Интересно, сколько же народа жило в одном лишь Нижнем Городе? Судя по его размерам, тысяч триста, если не полмиллиона. Да в каждом таком домике, разделенном на невообразимые клетушки, могло обитать под сотню "гастарбайтеров". А ведь это не весь город - скорее, нечто вроде предместий-трущоб. На каждом из трех каменистых холмов, называемых здесь горами, есть своя крепость. На самой дальней, Храмовой, стоял, отблескивая в закатных лучах глазурью огромного купола, храм. Он был почти как в Алкрифе, только больше, гораздо больше. Он был больше даже храма Христа Спасителя. Моррест догадался - то было главное святилище главного здешнего бога, Стиглона. Его строили пол-столетия, а уж сколько на это было пущено средств... Даже считая в "эгинаровках" - а строить храм начали и правда при первом Эгинаре - сумма была астрономическая. Сопоставимая с бюджетом всех нынешних государств, не исключая Алкию, лет за тридцать. "Нашими деньгами - триллион, и не рублей" - прикинул Моррест.

  От храма вниз сбегали сады, фонтаны, каменная сказка привольно расположившихся домов и дворцов. Там жили жрецы и их слуги, а не какая-нибудь голь и рвань. Они могли себе позволить не жаться в каменных, местами саманных и деревянных джунглях Нижнего города. Там была совсем другая жизнь - разница как между центральными кварталами и трущобами Бомбея.

  Другую "гору" занимали торговцы, да не уличные разносчики пирожков и каленых орешков, а настоящие. Из тех, кто вели дела со всем Сэрхиргом, или же обслуживающие высший свет. Она так и называлась - Золотой горой. Там же селились и мастеровые - опять же, не все, а привилегированные, вроде ювелиров, златокузнецов, мастериц по шитью золотом, стекольных дел мастеров, оружейников. Но ведь одной роскошью сыт не будешь, и рядом со своими хозяевами ютилась обслуга. Повара, извозчики, охранники, надсмотрщики за рабами. И, конечно - музыканты, танцовщицы, певички и просто проститутки. Именно тут находились самые большие базары, до сих пор тут не смолкал шум даже ночью, а улицы были чисты и замощены. Какая радость вести дела, морщась от вони, утопая в трущобной грязи?

  Третья "гора", Дворцовая, она же Железная, была выше всех. Она поднималась ввысь, наверное, метров на триста, ну уж точно на двести пятьдесят. Ее окружала не одна, а сразу две стены. За первой начинались кривые, но уже хотя бы мощеные улочки Среднего города, обиталища мелких чиновников, торговцев из тех, что попроще, небогатых, но имеющих свое дело ремесленников - словом, публика небогатая, но респектабельная. И все же тут задавали тон люди государевы - чиновный люд и военные. И сейчас тут нередки офицеры в форменных плащах, шлемах и при оружии, по ночам улицы патрулируют вооруженные стражники, а еще почти нет привычного мусора. Тут всю Великую Ночь сохранялась дееспособная власть.

  Еще выше находился Старый город, с которого нынешняя сколенская столица начиналась еще до Харвана Основателя. Высокая и сама по себе, и за счет обрывистого склона, крепостная стена опоясывала вершину холма, пространство в пару квадратных километров. Здесь было почти как на Храмовой горе - сады, дворцы, фонтаны, мощеные улицы и памятники. Только жило тут не жречество и не купцы, а высшая аристократия Империи, верхушка госаппарата - немаленького даже ныне, командование армии и флота - и, конечно, их семьи, домочадцы, слуги. Моррест заметил: тут даже четче, чем в Алкрифе, реализовывался кастовый принцип расселения. "Каждый сверчок, знай свой шесток" - пришла на ум поговорка. Конечно, без взаимодействия им было не обойтись, но его старались свести к минимуму. Особенно теперь, когда всего на всех не хватало, и каждый выживал, как умел.

  "Э-э, да наверх ломиться бесполезно, - смекнул Моррест. - Туда пустят только своих. А тут что, лучше?"

  - Как думаешь, нет тут ночью беспредела? - поинтересовался Моррест. Ирмина уже показала себя неплохой советницей. - Ну, разбойников, дезертиров каких-нибудь...

  - Какое? Город съежился, обнищал, тут и грабить-то некого. Тут уж совсем пропащие селятся, да приезжие, как мы. Ворье живет поближе к горам, прислуга тоже. Если мы поселимся посередке низины, притом в большом доме и не внизу, никто и не узнает.

  Помолчала и добавила:

  - Нижний город вообще почти брошен, сейчас даже голь на горы переселилась. Прислуга-то хозяевам нужна, а старая перемерла. Так только, бродяги всякие бездомные... Какой хочешь дом, такой и занимай. Но лучше - поближе к Железной горе.

  О чем-то подобном Моррест думал и сам. Великая Ночь породила такое милое явление, как дефляция, на четыре "арангура" сейчас можно купить куда больше, чем когда эти монеты чеканили. Другое дело, что покупать особо нечего, кроме еды и плохонькой одежды, мастера поприличнее живут у местных богачей и на них же по большей части работают. Обо всем этом Ирмина, тараторя без умолку и временами выдавая полезные сведения, уже успела Морресту поведать. Но ведь и эти четыре "арангура" когда-нибудь кончатся, и скорее рано, чем поздно. Значит, надо искать работу. У Морреста были идеи, но таскаться по утрам через весь огромный город, по заброшенным кварталам, было как-то тоскливо.

  Моррест долго плутал по узеньким улочкам между вымерших кварталов. В первые месяцы Великой Ночи огромный город потерял больше трех четвертей населения: власти и не подумали спасать обитателей Нижнего города, обитатели всех трех "гор" просто заперли ворота. Что творилось в этом ледяном каменном аду, Моррест мог представить по Самуру. Впрочем, там-то самое кошмарное время он провалялся в бреду и не видел. Наверное, во многих домах до сих пор лежат скелеты...

  - Ты права. Давай искать домишко. Приберемся, хлам всякий выкинем, может, окна утеплим - и будем жить, домами дружить...

  - Ага. Хлам выкинем, кости, там, черепа, - тут же съязвила Ирмина. Олтана бы так не стала. Проклятье, да что все время сравнивать, Олтана - прошлое. Ирмина - настоящее. Ее острый язычок временами доводит до белого каления, но с ней лучше, чем без нее, и дело не в хозяйственных талантах. Именно она окончательно помогла избавиться от воспоминаний о Самуре. Точнее, Моррест помнил все по-прежнему, но уже не считал своей виной то, что выжил. - Может, там и свежее мясцо есть - если кто-то кому-то башку проломил...

  - Накличешь, - буркнул Моррест.

  - Что накличу? Это богатые должны трястись над своими сокровищами. А нам с тобой на воров - плюнуть и растереть. - И девчонка наглядно продемонстрировала, как собирается это делать. Моррест промолчал, он по опыту знал, что переспорить "приобретение" невозможно.

  - Ну, вот этот подойдет, - хихикнула девушка, указывая на мрачную громаду закопченной семиэтажки. Тут наверняка был то ли пожар, то ли поработали отголоски землетрясения в Великую Ночь. Соседние здания, флигели и пристройки обвалились, но тем самым подперли несущие стены здания. Наверняка тут бушевал пожар, но когда Моррест заглянул в окно, он понял, что перекрытия целы. Местами. Видимо, огонь что-то погасило прежде, чем он успел как следует разгореться, полностью выгорело лишь несколько клетушек. Раньше бы дом давно растаскали, но сейчас в городе ничего не строили, хватало и того, что есть. Так и стояли, постепенно ветшая без ухода, брошенные людьми кварталы.

  С улицы в дом было не попасть. Раньше на верхние этажи вела деревянная лесенка, но она-то выгорела полностью, что не прогорело, давно обвалилось вниз. А в соседнем доме такая уцелела, и по ней можно было влезть на четвертый этаж. Между домами от окна до окна был перекинут во времена оны, но гораздо лучше сохранился, деревянный мостик, с одной стороны имелись даже низенькие перила. Судя по остаткам веревок, ржавым железякам лебедок, он даже поднимался, на манер подъемных мостов у городских ворот, закрывая дверной проем. С него-то и решил начать "евроремонт" Моррест.

  Их двоих лесенка едва выдержала, на будущее Моррест решил ходить по одному. Перекрытия внутри провалились, но вдоль стены тянулся карниз - остатки пола. От мысли о том, что в новую "квартиру" всегда придется ходить, прижимаясь к обшарпанной некрашеной стене на десятиметровой высоте, стало тоскливо.

  Вот и мостик. Он и правда некогда был подвесным, расстояние между двумя домами в этом месте не больше двух метров, а специальные карнизы в стене надежно держали мост. Дверной проем оказался меньше, но выше на стене была специальная выемка.

  - А вот на этих крючьях, - решил Моррест. - Наверняка он крепился в поднятом состоянии.

  - Кто?

  - Да мост же! Если удастся купить инструмент, я все сделаю. Тут это возможно?

  - Инструменты? А как насчет... Кому попало-то не продадут...

  Она не закончила, но Моррест все понял.

  - А вот если кому-то бедному что-то сделать надо, он как выкручиваться будет? - поинтересовался Моррест. - Неужто тоже побежит за мастером?

  - Не, такое сами делают, - Ирмина уже попривыкла к странностям нового хозяина - как и к тому, что уже пятый день не перепадает плетей и пинков, да и кормит наравне с собой. И все эти глуповатые вопросы насчет всем известного больше не удивляли. Про себя девчонка наверняка решила, что гость - какой-то обнищавший купец из дальних стран. Тем более, он и по-сколенски говорил с каким-то странным акцентом.

  Ирмина терялась в догадках, откуда он такой. На алка вроде не похож, алкские купцы частенько появлялись у них в заведении, само собой, и в ее постели тоже. На сколенца из Верхнего Сколена - тоже, там говорят по-другому, а у этого временами проскальзывают алкские словечки. Может, откуда-то с севера, например, из той самой Кетадринии? Но и пару кетадринов она тоже видела, у них язык совсем другой и по-сколенски едва разумеют. Впрочем, и видела-то их она только в постели, а там, понятно, не до разговоров. Видно, правда кетадрин. Может, клан и племя из какой-нибудь глуши.

  - Но на рынке продается только самое простое. Топоры, там, пилы, долота...

  - Уже что-то. Веди.

  Они вернулись поздно вечером, нагруженные, как вьючные ослы. Ирмина несла корзину с инструментами, здоровенный моток прочной веревки, почти каната, и на коромысле - два ведра с каким-то строительным раствором. "Как два молдавских гастарбайтера, - подумал Моррест. - Только не курим, не пьем и не материмся". Нормальной печи пока не было, но в одном из домов обнаружилось нечто вроде ржавой буржуйки. Не могло быть и речи, чтобы втянуть ее наверх, но для грузов у одного из окон сохранилась еще одна лебедка. Полчаса потратили, чтобы заставить ее крутиться, еще минут пять - чтобы пропустить через нее канат. Пошло быстрее. Некоторое время спустя, впервые подняв мост, Моррест занялся "евроремонтом".

  Разумеется, он не ставил цель сделать из этой норы с низкими, грязными потолками нормальное жилье. Но замазать щели, заколотить на случай холодного ветра окна, укрепить не внушающий доверия мостик, установить печку - хлопот было порядком. Кровать сколотить не получилось, а то, что в итоге вышло, больше напоминало тюремные нары по углам. О централизованном отоплении, канализации, освещении, не говоря уж о телефоне и телевизоре, можно и не мечтать. Но к вечеру второго дня тут было почти уютно - из щелей не дуло, нечистотами почти не пахло (для удобств приспособили комнатку на другом конце дома, где в полу был провал на этаж ниже). По меркам этого мира - считай, полноценная квартира. Причем, поскольку под окном не гудят машины и не пиликают противоугонки, спать тут даже удобнее, чем в другом мире.

  Но разве уснешь, когда рядом - такая девушка? В ее объятиях Моррест забывал, что между ними - пропасть, они родились в разных мирах и прожили такие разные жизни. Да и плевать: любовь не признает ни возраста, ни происхождения, ни золота и драгоценностей. Если, конечно, она и правда любовь.