Первое, что услышал Моррест, поднимаясь по лестнице - голоса наверху. Говорил незнакомый молодой парень, отвечала Олтана. Всколыхнулась ревность: что, мало ей королевского советника по Верхнему Сколену, на мальчишек потянуло? Вовремя сообразил, что не сексом единым жив человек. Может, она наоборот, пытается выставить незваного гостя. А вдруг это Альдин, за которого она просила походатайствовать? Альдин, будущий возлюбленный Эвинны ваны Эгинар. Если мальчишка погибнет здесь, то в будущем, все пойдет наперекосяк. Впрочем... Мысль прошибла холодным потом, пришлось напомнить себе, что пока ничего, не предусмотренного в "Сказании", не случилось. И все же...

  С момента появления в мире Сэрхирга каждое его действие разрушает описанную в "Сказании..." первоначальную реальность, толкая события в какой-то другой, и не обязательно лучший, коридор. Чем больше накопится отклонений, тем меньше Моррест сможет считать себя предсказателем. С определенного момента он вообще станет таким же, как все, и будет тщетно гадать, что случится дальше. Амори наверняка примет меры, дабы быстро подавить мятеж в Гверифе. Если ему повезет, так и не прославится Эвинна Верхнесколенская на весь мир. Не возникнет нужда в ликвидации Империи - и Кард останется императором. Соответственно, унаследует не королевский, а императорский титул и часть былого могущества и Аргард Второй, и тогда... Впрочем, до этого еще несколько десятилетий. А пока... Никогда не будет битв под Гверифом, Аттардом, Хедебарде, Вестэллом. Или... будут, но сколенцев поднимет на войну кто-то другой? Правда, тогда и война пойдет совсем по-другому. Не обязательно лучше для Амори, чем в "Сказании".

  Чем это грозит Морресту? Например, тем, что он, желая пересидеть грозу в тихом местечке, окажется в зоне боевых действий, кишащей дезертирами, мародерами, разбойниками, прочим прифронтовым людом. Или тем, что встанет на сторону Амори, а тот проиграет в войне, а то и падет жертвой переворота. И Мишу Кукушкина (партийная кличка Моррест ван Вейфель) потащат на плаху как соучастника. А учитывая, что тут человека на кол посадить или запытать насмерть могут влегкую...

  Скоро придется полагаться только на чутье. А оно у избалованного мирной жизнью горожанина не слишком развито. Не то что у дедов-прадедов, в мире которых были обычным делом мировые войны, концлагеря, ковровые бомбежки и ядерные удары по городам. Вот они бы тут оказались как рыба в воде, сразу просекли все расклады и оценили риски. Знающим о радиации лишь по игре "Сталкер" не стоит соваться в поселок Припять.

  - Олтана, что это значит, - открыв дверь, напустился Моррест на рабыню. Было с чего: стол накрыт, стоят два здоровенных кувшина с алкским красным, а из кубков неспешно прихлебывают незнакомцы: парень лет семнадцати-восемнадцати и женщина чуть старше Олтаны. "Да, им только дай волю" - вздохнул Моррест. - Кто это такие?

  - Позвольте познакомить вас, господин, с королевским сыном Альдином и его матерью, Альдой ваной Хорстен, - церемонно произнесла Олтана. - Я тебе о них рассказывала, нас вместе продавали в Макебалах, только она сперва на Гевин попала.

  - Ну что ж, Альда Хорстеновна, - шутливо произнес Моррест. Недовольство испарилось, а эти двое оказались довольно-таки милыми. - Позвольте поцеловать вашу ручку. Искренне ваш Моррест Вейфелевич.

  "Знали бы вы, о чем сейчас думает король Амори..."

  Он и правда поцеловал руку - заставив женщину покраснеть. Олтана укоризненно поджала губы: мол, этот северный дикарь вообще ничего не знает. Ну кто так обращается с вольноотпущенницей, всего на ступеньку выше ее самой? Амори бы не одобрил, совсем даже не одобрил.

  - Значит, господа, у нас тут веселье. Так. А повод?

  - А какой повод нужен для веселья? - улыбнулся Альдин. - Подруге мамы повезло, что еще нужно?

  - Простите, повезло с чем? - Коварное у Амори винцо, шибануло в голову не сразу. Когда пьешь, алкоголя почти не чувствуешь, а некоторое время спустя обнаруживаешь, что подгибаются ноги, заплетается язык, мысли цепляются друг за друга и ползут липкой, пропитанной вином паклей.

  - Что нужно женщине для счастья? - вопросом ответила Олтана. - Чтобы рядом был мужчина, чтобы он был внимательным, ласковым и не пил.

  - Не пил, хе-хе, - усмехнулся Моррест. - Да я, может, сюда благодаря водке попал! - А ведь и правда: выпил, пошел проветриться на палубу, и тут налетел этот гнусный туман. Эх, доведется ли еще опрокинуть хоть стопочку родной водки?

  - А что такое водка? - тут же поинтересовался Альдин. - Это типа алкского красного?

  - Ага, - пояснил Моррест. - Только прозрачное и гораздо крепче. У нас в Кетадринии из картошки гонят.

  На самом-то деле Моррест вовсе не был уверен, что здесь уже открыли секрет перегонки, тем более наверняка еще не изобрели самую важную для человека технику - самогонный аппарат. Может, и правда сделать его Амори - и прославиться на века? Ага, а где змеевик взять? Ирлиф и все его Темные, что за дурь в голову полезла. С алкским красным надо поосторожнее.

  - А скажите, - уточнил Моррест. До сих пор о религии он особо не задумывался, но надо посещать храмы, молиться, соблюдать какие-то обычаи. Тут не Земля начала двадцать первого века, и инквизиция своя есть - как их, Воины Правды, что ли? Один черт... - Где здесь ближайший храм Кетадра?

  - К сожалению, в Алкрифе такого нет, господин советник, - отозвался Альдин. - Но с имперских времен остался храм Справедливого Стиглона, Отца Богов. Если помолиться Ему, это можно считать молитвой и остальным Богам.

  - Ты своему отцу это скажи, - не удержался Моррест. Вообще-то мысль: если он будет расспрашивать про храм Кетадра, это может показаться подозрительным, но мало ли что чужеземец не знает о вере Империи? - Нет, сам я не против, но я всегда молился только в храме Кетадра, и не знаю, какие тут обычаи.

  - Разве ты не расспросил Олтану? - удивился Альдин. - Она-то сколенка, а я, считай, алк...

  "И правда! - мысленно отругал себя Моррест. - Лопух!"

  Но Олтана только улыбнулась и произнесла:

  - Конечно, расскажу. Что угодно узнать господину?

  - Сначала расскажи, как быть в храме, потому что у нас многое по-другому. Хотелось бы не наделать глупостей...

  - Долго рассказывать, - вздохнула Олтана. - Не знаю даже, с чего начать. Подходя к храму, завидев его на улице, ты должен снять головной убор.

  - Ну, это как у нас, - усмехнулся Моррест, впрочем, имея в виду не кетадринские храмы, а православные церкви. - А какой-нибудь знак есть?

  - Да, - произнесла Олтана. - Как бы рисуешь рукой в воздухе жезл Справедливого Стиглона, вот так, - она изобразила какую-то странную закорючку, действительно, напоминавшую загнутый на конце спиралью жезл или посох. - Одновременно поклонись - это будет значить, что ты готов воспринять Его слова и признаешь справедливость небесного суда. Затем заходишь, становишься там, где толпа, а самое главное, вначале покупаешь жертву - тут каждое сословие должно принести свое, от нас, рабынь, требуется капелька крови или слюны, а тебе надо купить и принести на алтарь перо и чернила. Или разведенную сажу, у нас и ей пишут.

  - Дорого?

  - Пять золотых, - отозвалась Олтана, - меня Эленбейн посылал.

  - Так, хорошо, купил я жертву. Потом?

  - Несешь ее в храм, ставишь там, где все ставят, и перо или часть чернил получаешь назад. Они освящены богом, а значит, принесут тебе удачу. Можно дополнительно пожертвовать серебряную медальку с молитвой - там, у храма продаются, - вам ее вернут, и она станет вашим талисманом. Потом, когда отдашь жертву жрецу, становишься на колени и читаешь молитву. Повторяй за всеми, если не знаешь. Дальше будет церемония выноса бога к людям - там ты просто стоишь и смотришь. Если Справедливый сочтет тебя достойным, он пошлет тебе удачу. Когда все пойдут - пойдешь и ты. Делай, что все, думай с почтением к Небесному судье - и Ему этого хватит.

  Моррест впервые выходил из дворца в город и немного опасался, выпустят ли его наружу. Но стражники, видимо, были давным-давно проинструктированы на его счет - гвардейцы лишь вынесли из ножен мечи и трижды слитно ударили в щиты. Видимо, здесь так отдавали честь. И потянулась унылая по зимнему времени аллея, обсаженная голыми, мокрыми кленами и каштанами. Ветер свистел в голых ветвях, в зубцах стен, по которым неспешно прохаживались часовые с луками, мечами и копьями. Форменные плащи потемнели от влаги, но военные не подавали никаких признаков уныния. Лучше мокнуть на этой стене, где король может оценить твое усердие, чем в Верхнем Сколене. Где из-за каждого куста может прилететь смерть.

  Во внешних воротах Морреста тоже не остановили - только заставили сказать цель пути. Зато когда он сказал про храм, подробно объяснили, как пройти. Может быть, их и не порадовал выбор Морреста - поклонение Стиглону тут воспринималось через призму политики. Но ничего не сказали, только посоветовали не связываться со сколенцами - вдруг нападут.

  "Оказывается, и тут есть сколенцы, - отметил Моррест. - Только вот непохоже, что они довольны жизнью. Ну что ж, Амори объяснил, в чем корень их бед. А я почему-то иду молиться их богу..."

  Впервые после прибытия Моррест выбрался в город. Алкриф был невелик, по земным меркам поселок городского типа. Сколько тут людей? Наверное, не более десяти тысяч. И еще тысяч двадцать - на остальном острове. Обрамляющие Алкриф скалы как исполинской стеной закрывали внутренние долины от холодных ветров, а море давало достаточно дождевых туч. Уже в начале весны, когда во внутренних областях Сэрхирга еще лежит снег и свирепствуют морозы, тут уже можно сеять пшеницу и собирать по два урожая в год. Месяцев тут, кстати, тоже двенадцать, или по двадцать девять, или по тридцать дней. Еще на галере Моррест сообразил, что их и называть можно по-земному, так стало куда проще. Сейчас как раз заканчивался февраль, а в начале марта, когда с южных морей подуют теплые ветра и покажется солнце, уже можно будет сеять пшеницу. Тогда к июлю поспеет первый урожай, и если тут же снова посеять, можно собрать второй урожай к концу ноября. Это тебе не российские четыре месяца, за которые и один урожай вызревает с трудом. Еще тут не бывает засух и наводнений, даже ночные заморозки в январе случаются не каждый год, а чтобы снег пролежал хоть месяц - такого не упомнят даже старики. Ну, конечно, кроме времен Великой Ночи, когда промерзло даже море.

  Неудивительно, что еще при Империи Алкриф считался раем земным, а после того, как Сколен опустошили Великая Ночь, "люди в шкурах" и Амори, и подавно. А ведь Амори еще и хватило ума не разорять островитян налогами, переложив все тяготы на сколенцев! Неудивительно, что коренные жители Алкрифа Амори боготворили. Сколенцы, попадавшие сюда только в качестве рабов и чернорабочих, тоже получали кусок с этого пирога - но, конечно, поменьше и поплоше, а потому хозяев острова ненавидели. Впрочем, никто ведь не сказал, что таджики-дворники так уж любят мусорящих москвичей, корыстолюбивых ментов и отмороженных скинхэдов. И дай им в руки "калашниковы"...

  Вообще в Алкрифе чувствовалось что-то сходное с Москвой. Но были и отличия: если идешь по Москве, прежде всего видишь дорогие рестораны, модные бутики с астрономическими ценами, гигантские торговые и офисные центры, а заводы прячутся на задворках, в обшарпанных, по большей части не ремонтированных с советских времен корпусах. Здесь на каждом углу находилась лавчонка, а в ней, сразу за прилавком, работал ремесленник. Потом сам же все и продает.

  Даже сейчас, зимой, над городом висел неумолчный звон кузнечных молотов, перестук молоточков башмачников и чеканщиков, свист пил и звонкие удары топоров. Он начинался рано утром, сейчас, зимой, еще до рассвета, а стихал вечерами. Были тут, разумеется, и конторы ростовщиков, и кабаки, и бордели - но они были в явном меньшинстве. В постсоветской Москве, понял Моррест, господствовал дух хвастовства былым величием и пустого прожигания жизни, а в Алкрифе напряженно бился пульс огромной державы. Оказывается, алки - собранный, целеустремленный и настойчивый народ: наверное, так выглядели англичане эпохи Клайва и Каннинга. Раньше Моррест удивлялся, как крошечная Алкия смогла столько нахватать. Теперь понял. Эвинна не сможет одолеть такую силу, у нее нет ни таких городов, ни такого народа. Надо держаться на стороне Амори, авось и удастся не попасть в мясорубку.

  Вот и храм - молчаливый свидетель былого величия Империи. Стройные, нарядные колонны, облицованные малахитом, рвущиеся ввысь и заканчивающиеся вычурными капителями. Обманчиво-легкий, будто парящий над колоннами, купол, увенчанный золотым изображением знака Стиглона. Облицованный синей глазурью, как купола мечетей Средней Азии, в солнечный день он, наверное, ослепительно сверкает. Покрытые барельефами стены за рядом колонн, пристроенные изящные башенки, еще больше усиливающие сходство с мечетью. Но на "минаретах" сходство и заканчивалось: изяществом, устремленностью ввысь, к горним высям, храм больше напоминал архитектуру Древней Греции в ее лучшие времена. А затейливая вязь сколенского письма на стенах и барельефах напоминала то ли арабское письмо, то ли деванагари. Наверное, времена Империи и были тут античностью, которая сгинула, убитая Катастрофой. А время, в которое попал Моррест, наверняка станут называть Темными веками. Грустно.

  Храм и сейчас пленял строгим, ничего лишнего, величием. Заметил Моррест и следы упадка. Где потрескавшаяся облицовка, где отвалившийся кусок штукатурки, где и выцарапанная гвоздем похабщина. В огромные, рассчитанные на сотни прихожан ворота ныне тянулась узенькая струйка бедно одетых, замордованных непосильным трудом людей. По сколенской речи в толпе Моррест понял: для этих людей Алкская земля была не родиной-матерью, а мачехой - причем на удивление глупой и жестокой. Богатая одежда, пожалованная королем, резко выделяла его в толпе, на него сразу же стали недобро коситься. Морресту вспомнились предостережения стражников. Да, тут Стиглон - божество не столько национальное, сколько классовое. Не хватает только Владимира Ильича в кепке и на броневике. Впрочем, ждать его недолго, разве что в этом мире он будет женского пола. Хотя Эвинну скорее стоит сравнивать с Разиным и Пугачевым...

  - Храм Алка Морского у побережья, господин алк, - по-алкски произнес рослый углежог со въевшейся в поры кожи сажей. Закашлялся, сплюнул. Морресту тоже было не легко, алкскую речь он понимал с пятого на десятое. - Хоть тут избавь нас от своего присутствия. А то ведь нарвешься когда-нибудь...

  - Но мне нужно помолиться именно Справедливому, - произнес Моррест по-сколенски. Мужчина посмотрел сперва с удивлением (нынешние алки не утруждали себя изучением языка Империи), а потом с радостным удивлением.

  - Сколенец?!

  - Нет, кетадрин, - поправил Моррест. - А теперь, как и вы, служу Алкскому королевству.

  - И неплохо служишь, - скривился мужчина. - Меня зовут Барри ван Эгинар.

  - Моррест ван Вейфель, - произнес было Моррест, но вовремя осознал ошибку и добавил: Так меня люди зовут.

  Огромные, обитые позеленевшей бронзой ворота медленно открылись, впуская людской ручеек. Помещение было рассчитано на тысячи человек, и в былые времена наверняка заполнялось до отказа. Сейчас тут было не больше сотни сколенцев, бедно одетых и усталых. Оружия, с которым любят щеголять алкские дворяне, нет и в помине.

  Пройдя под высокими, украшенными лепниной сводами ворот, Моррест не удержался, огляделся. Конечно, привычных по русским церквям росписей и икон не было и в помине. Их заменяли искусно вырезанные в камне барельефы. Свет из узких окон, прорезанных в "барабане" под куполом, смешивался со светом факелов и больших масляных ламп, их отблески причудливо трепетали на стенах, и казалось, что барельефы на стенах храма живут и движутся. Мастерам удалось достичь настолько сильного эффекта, что поначалу Моррест слегка испугался несущейся на него конной лавины. Где на Земле умеют так наполнить вырезанные в камне изображения жизнью и движением? Разве что в Индии. Да и то надо смотреть вживую, а не на фотографиях.

  На стенах храма вершилась своя, не застывшая в камне, жизнь. Грациозно изгибались танцовщицы, приплясывали под свою же мелодию барабанщики, пехотинцы строились в длинную, насколько хватает глаз, фалангу, выставляя вперед длинные копья, прикрываясь большими шестигранными щитами. Из-за их спин слали стрелы лучники, а совсем уж позади работали какие-то метательные машины. Сразу видно, мастер-камнерез имел о них весьма смутное представление, вдобавок постарался свое невежество скрыть. Какое-то время Моррест вглядывался в странные механизмы... Нет, деталей не различить.

  От созерцания барельефов его отвлекло заунывное пение - судя по тому, что все опустились на колени, жрец уже начал ритуал. Моррест поспешно последовал примеру остальных. Пению вторил нестройный хор прихожан, "кетадрин" попытался присоединиться, но слова различить не удалось. Тогда он ограничился мотивом, не стараясь вникнуть в смысл слов. Постепенно темп и громкость музыки нарастали. Вначале едва заметная, она становилась все более яростной, требовательной и грозной. Казалось, она зовет в бой - за Сколен, за освобождение, на штурм проклятого острова, строящего свое благополучие на крови и слезах покоренных народов...

  Когда гимн смолк, люди еще долго молчали. Пользуясь этим, седой, морщинистый, одетый в бордовый балахон жрец показался на балкончике, служившем вместо кафедры. С обеих сторон его поддерживали молодые помощники, но в глазах старика светился по-молодому цепкий ум и стальная воля. Годы так и не согнули его спину, а лет так шестьдесят назад - Моррест готов был поспорить - старик был офицером в каком-нибудь имперском легионе.

  - В гимне о справедливости нашего Небесного Судьи есть слова: "Если правитель справедлив и богобоязнен - мое благословение с ним да прибудет, ибо исполняет он мою волю среди людей. Если же судит владыка неправедно, и одних осыпает дарами, других же только истязает, то идет он против моей воли. И как сам он судит людей, так и я буду судить его". Но наивно предполагать, что Он будет сам посылать на голову дурного властелина молнии и громы. Следует всем вам знать, что вы сами можете стать исполнителями воли Отца Богов, приговора правителям, нарушающим божественный закон. Божественным провидением вы попали в самое логово одного такого правителя. Когда настанет час расплаты, помните, что вы должны сделать!

  "А ведь это настоящая экстремистская пропаганда! - запоздало сообразил Моррест. - Прямое подстрекательство к мятежу! Они тут все как-то устроились, получили работу, и наверняка лучшую, чем получили бы на родине. Ну, конечно, не они тут хозяев жизни - но ведь с голоду не умирают, вдобавок, здесь им не дают особо спиваться, да и развлечения какие-никакие есть: все-таки большой город. А эта старая обезьяна подводит всех под топор, да еще на этом наживается... Пользуясь тем, что храм неприкосновенен, а Амори держится за старые законы..."

  Сначала Моррест не понял, отчего у ворот возникла давка. Он даже подумал, что кто-то из сколенцев напился и устроил драку, или, наоборот, слишком ретивые богомольцы отдавили кому-то ноги в полупустом зале, но тут раздался уже знакомый перезвон кольчужных звеньев и короткий лязг неплотно пригнанной амуниции. А увидев серые, неуловимо похожие на милицейскую форму плащи городской стражи, понял: на этот раз жрец доигрался.

  - Именем Алка Морского, всем стоять! - приказал рослый мужчина, о звании которого можно было только догадываться: в нашивках на плащах, заменявших тут погоны, Моррест еще не разбирался. - Обряд отменяется. Мы пришли арестовать смутьянов, подстрекающих к мятежу, и уничтожить оплот смуты в нашем городе. Отныне здесь будут молиться Алку Морскому. Выходите по одному, подняв руки, и если вы невиновны, вас отпустят после проверки.

  Акустика в храме была прекрасная. Даже слабенький, дряблый голос старика был слышен каждому, а уж зычный бас военного, привыкшего перекрывать лязг мечей и вой шторма, разнесся под древними сводами подобно гонгу. Но никто ему не ответил. Толпа окаменела от такого кощунства. Недвижим был и сам бог, изображенный в виде благообразного старца с затейливым жезлом. Изваянному из бронзы, покрытому цветной глазурью, ему было наплевать, что его выселяют из храма, как пропившего квартиру алкоголика. А стражники уже рассыпались по залу, торопливо обыскивая прихожан. Некоторых и правда отпускали, угостив пинком под зад или подзатыльником - смачным, с осознанием своей безнаказанности. А какой-то девушке уже заломили руки, повалили на пол и теперь пинали сапогами. На миг показалось разбитое в кровь, страшное лицо, а от ее жуткого, как предсмертный стон, воя у Морреста побежали мурашки.

  Со старым жрецом тоже не церемонились. Один из поддерживавших парней загородил старика собой.

  - Не смейте его трогать, он представляет в Алкрифе Справедливого...

  Молниеносный удар кулака в латной перчатке. Брызги крови, мокрый хруст сломанного носового хряща, парень отлетает назад. Стражник метко бьет древком в живот, еще раз и еще - парень корчится в луже собственной крови, кровью его и рвет. Старика алки схватили за шкирку, как нашкодившего щенка - и потащили к выходу.

  Каким-то неимоверным усилием девчонка смогла вскочить, отпихнув навалившегося сверху громилу под ноги остальным. Жестокий удар опрокинул ее обратно, налетевшие коршунами стражники взялись за нее по новой. Лицо превратилось в жуткую маску, кровью забрызгало верх рубашки, в крови и грязных следах сапог была и порванная юбка, из-под которой виднелись стройные ноги. Как только она окажется в тюрьме, Моррест готов был поспорить, эти скоты воспользуются ее беспомощностью, а когда натешатся... Сам не понимая, что делает, Моррест выдвинулся вперед, заслоняя девчонку и становясь между ней и погоней.

  - Стойте! Я королевский советник по Ниж...

  - Ну, и сдохни!

  Моррест попытался увернуться, но противником был не пьяный ловелас, даже не уличная шпана, а воин с пеленок, за выслугу лет получивший теплое местечко. Кулак в латной рукавице смачно ударил в челюсть. Захлебываясь кровью, Моррест отлетел - и тут же получил древком копья по ребрам. Он и не знал, что эта штука может бить так больно.

  - Я буду жаловаться королю! - возмутился Моррест. - Вы...

  - Мы твою мать все вместе ..., ублюдок, - безразлично произнес ветеран и аккуратно треснул рукоятью кинжала по голове. Мир погас.

  - Этого ... тоже тащите, - буркнул командир. - Тоже мне, грамотей ... нашелся...

  Хреново проснуться поутру в зиндане, с кандалами на руках и с разламывающейся от удара головой? А то нет! Болела и челюсть - вывихнул ее костолом-стражник или нет? И что на Амори накатило? Еще вчера... или когда там на самом деле? В общем, еще недавно так мило беседовали с королем на тему постижения истории, а теперь вот сидишь в темном подвале на куче прелой соломы, и от ведра в углу разит экскрементами, а с потолка капает. И кандалы эти... Гребаные железяки, они на руках всего ничего, но под ними уже чешется. Если они раздерут кожу, не избежать заражения крови. А вдруг поведут на допрос и там растянут на дыбе? Или начнут дробить кости, или что тут в ходу у королевских следаков? Вспомнились прочитанные книги об инквизиции, и стало совсем паршиво.

  А ведь Эвинну в "Сказании" спалили на костре. Что, если и его?..

  Выбираться надо. Хорошо бы - обратно в свой мир. Хватит уже местного колорита, только бы вытащить с собой Олтану. Только как? Как хотя бы избавиться от чертовых железяк?!

  Моррест осмотрелся. Тьма - хоть глаз выколи. Только в крошечной щелочке - наверное, смотровом глазке в бронированной, обитой листовой медью двери - мерцает красным. За дверью наверняка вооруженный часовой. Хорошо бы заполучить меч... Хотя что он стал бы с ним делать? И не проще ли тогда помечтать об автомате, танке или - мечтать так мечтать! - атомной бомбе? Он пошевелил руками: скрежет ржавого железа впился в разламывающуюся голову раскаленным гвоздем. Проклятье...

  Моррест уже решил, что его собираются уморить голодом, когда на двери лязгнули засовы, она отворилась, и в камеру шагнул высокий воин с копьем. Он наставил острие на Морреста, без слов заставляя забиться в дальний угол. Второй держал в правой руке слепящий после мрака факел, а в левой миску с чем-то чуть теплым, наверняка тюремной баландой. Впрочем, изголодавшемуся Морресту и это показалось пищей богов. Он едва дождался, пока тюремщики выйдут, и накинулся на еду. Ложки арестанту, конечно, не полагалось, и никакие правозащитники помочь не могли, но Моррест просто осторожно выпил горячее, непонятно чем пахнущее зелье. Стало теплее и даже как-то уютнее. Появилась возможность подумать о будущем и решить, что делать.

  Придумывать было сложно: голову ломило, а соответствующего опыта не было: там, в РФ, он ни разу не бывал даже в КПЗ. До адвокатов тут еще не додумались, и додумаются нескоро, а чтобы дать взятку, нужны влиятельные друзья, родственники, и если все было сделано по приказу Амори - вхожие к королю. Да и то сказать - прислушается ли к ним Амори после такого "похода в храм"? Или решит, что Моррест специально шел договариваться с безумным жрецом?

  Моррест корил себя за глупость. Мог бы подумать, что в храме сколенского бога и соберутся сколенцы, а они к Алкии не могут питать добрых чувств. Мог сообразить, что приглашение может оказаться провокацией, задуманной, к примеру, Эленбейном и его родней. Да и Альдин, и его мать могут быть агентами королевской разведки. Да и сама Олтана... Ее вполне могли оставить специально, как глаза и уши короля... Да и Эленбейна. А секс - извечное оружие шпионок.

  Да-а, хорош. Решил, что раз знает будущее (да и то неизвестно, знает ли), то и в настоящем не пропадет. А в это время перебежал дорожку умным и могущественным людям, у которых гордыня не застилала глаза... Да что теперь убиваться? Надо думать, что делать тут, в тюрьме, чтобы в итоге не угодить на плаху. Что там было в Законе Алкском насчет общения со смутьянами?

  Моррест так задумался, что не услышал шагов. Только когда с лязгом открылась дверь, вздрогнул, не ожидая ничего хорошего. И действительно, двое давешних тюремщиков с копьями наставили оружие на Морреста. Старший коротко скомандовал:

  - Открой замок. А ты пойдешь с нами.

  Не было бы счастья - да несчастье помогло. Моррест блаженно потянулся, ощутив, что можно выпрямиться, но ему в ребра тут же уперлись оба копья, а на голову намотали плотную ткань. Оставалось идти, куда вел третий, приладивший на шею веревочку и теперь тянувший за собой. Здешние менты мало что знают о правах человека, и нет на них правозащитника Ковалева c язвительной толстушкой Новодворской...

  Повязку с Морреста сорвали только в низком сводчатом помещении, где сидели угрюмый лысый толстяк с рыжей бородой, два писца с толстенными книгами и низенький, горбатый человечек во всем красном. Его лицо закрывала такая же маска, и можно было не сомневаться: допрос пройдет при его непосредственном участии. От одного взгляда на палача Морресту стало дурно.

  - Садись, - безразлично произнес толстяк-следователь. Стоило Морресту усесться на колченогий, но прочный стул, как один из конвоиров быстро и ловко привязал Морреста. Теперь он мог шевелить только головой. - Ты обвиняешься в создании преступного заговора с целью свержения законной власти, а также посещении закрытого храма Стиглона сразу после издания указа, а также в оказании сопротивления при задержании. Ну, и в довесок - прелюбодеяние со сколенкой. Мы будем задавать вопросы - ты будешь отвечать. А если не захочешь, тогда... Снорри, Алкин - отнесите парня в комнату ускоренного дознания, пусть посмотрит, как это делается.

  Конвоиры подхватили стул за ножки и легко оторвали от стола. Открыли дверь - и в нос Морресту шибанул запах бойни: пахло кровью, каленым железом, а еще нечеловеческими болью и страхом. Жесткие руки с грязными ногтями силой повернули его голову в противоположную сторону. Против воли Моррест поднял глаза - и обомлел.

  В комнатке было жарко, как в бане, едко пах угольный дым. Запах распространялся из железной, типа буржуйки, печки, но хитро устроенный дымоход не давал дыму распространяться по всей комнатке. Большая часть скапливалась в черном от копоти дальнем углу, там было ничего не видно. Но оттуда, из самой черноты, доносился надсадный хрип и кашель.

  - Хорошо, накалились, - произнес палач и потер руки. Голос звучал глухо - он-то явно натянул на лицо повязку из мокрой марли. За специальную ручку труба дымохода была повернута и вставлена в стену. Дым прекратил идти в помещение, и теперь Моррест увидел такое...

  Он вспомнил несчастную - это ее жестоко избили при аресте в храме, а потом он попытался ее заслонить. Теперь он корил себя - наверное, стражники могли бы ненароком сломать ей шею, или отбить внутренности, увлекшись расправой. Больно, конечно - но совсем недолго. Куда простым костоломам из рыночной стражи до королевского палача! Обнаженная, вся в ожогах, синяках и пятнах крови, она бессильно распласталась на пыточном станке, только изо рта сочилась грязно-серая от угольной копоти слюна. Между ног, с содроганием заметил Моррест, запеклась кровь. То ли страже довелось схватить девственницу, то ли просто слишком много оказалось желающих познакомиться...

  Когда дым иссяк, обреченная немного пришла в себя. Даже узнала Морреста и нашла силы грустно улыбнуться. В этот момент удовлетворенный палач извлек из печи рдеющие клещи - и подошел к жертве. Предчувствуя продолжение пыток, девушка сжалась, но палач отодвинул щипцы в сторону. Несколько раз придвигал к самому лицу, потом отводил, дожидаясь, пока она расслабится и перестанет шарахаться от раскаленного железа. И только раза с десятого одним резким движением сомкнул клещи на соске левой груди. Истязаемая выгнулась дугой, долгий, звериный вопль забился под низким потолком. А палач уже крутнул какой-то ворот, и привязные ремни поползли в разные стороны, растягивая ее. Палач остановил маховик, когда и руки, и ноги девушки готовы были выпрыгнуть из суставов. Ступню уже стягивает что-то вроде небольших тисков, хрустят кости, и теперь жертва кричит безостановочно. Иногда боль так сильна, что у нее перехватывает дыхание и крик обрывается, чтобы в следующий раз перейти в нечеловеческий вой.

  Такого Моррест не видел даже в фильмах ужасов. Ужас, темный, иррациональный, потусторонний, сдавил сердце, во рту пересохло. А палач уже наложил на лицо извлеченную из очага раскаленную железную маску. Когда снял, лица под ней не было, а был жуткий, местами сочащийся кровью, местами обугленный и дымящийся окорок. Еще несколько минут - и у девчонки просто не выдержит сердце, но палач уже положил остывший инструмент в жаровню. Только напоследок ударил молоточком по пальцу руки, с хряском расплющив сустав. Моррест успел заметить - то был последний целый палец на руке. В ответ раздался даже не вопль - кричать она уже не могла - а жуткий, глухой хрип.

  - На сегодня хватит, - произнес палач. - Может умереть, и как тогда влиять на ее отца?

  - Сполосни ее и пусть отдыхает, - произнес следователь. - Как в себя придет, пусти похотливых собак, чтоб ей на колу сидеть понравилось, если папаша откажется говорить, подвесь на дыбу и кнутом. И пусть святоша смотрит. А этого обратно, мы с ним маленько поговорим.

  Стул с Моррестом унесли назад. За дверью еще раздавались тихие стоны и всхлипы: болело у нее, наверное, все тело. Наверняка все время, пока он сидел в камере, ее беспрерывно пытали. Нет, все, что угодно - только не это... Следак будто подслушал его мысли:

  - Как видите, Моррест ван Вейфель, вы все равно все скажете и во всем признаетесь - не по-хорошему, так по-плохому. Но я надеюсь на сотрудничество. Вы же разумный человек, должны понимать, что против лома нет приема. И тем, кто вас использовали, а потом выбросили, вы ничего не должны. Ваши показания смягчат вашу вину. Сразу предупреждаю: за одну государственную измену вам полагается четвертование, со всем остальным потянет на кол или что похуже. Но если вы будете сотрудничать со следствием, казнь заменят на пожизненную каторгу. Чем Ирлиф не шутит, лет через тридцать еще амнистируют, к старости выйдите на волю. Если не хотите кончить как та девка, дочь жреца... Хотя что я говорю, насиловать вас никто не будет. Но вот раскаленный штырь в зад точно засадим. Обещаю.

  "Вербуют!" Интересно, на кого заставят дать показания? Жрец мертв или, что еще хуже, в застенке, и уж точно подпишет все, что дадут - хотя бы чтобы обеспечить дочери быструю смерть. Он не нужен. Олтана рабыня, хорошо, если она сама сейчас не корчится на дыбе (а может, уже получила награду за донос на нового хозяина). Ей тоже, в общем, плевать, кто ее будет стегать плетью и раздвигать ноги. То, что он был добрее других, не отменяет того, что он ей никто, а жизнь и красота - все, что у нее есть. Никого из придворных, кроме Эленбейна, он толком не знает, но ради Эленбейна не стали бы арестовывать. Значит...

  Вот именно. Альдин - и его мать, как ее там? Или все наоборот, и "заказали" придворного историка они, и сами же подтолкнули к ловушке? Тоже похоже на правду. Но что - "похоже", а что правда?

  - Для начала скажите мне, какому богу вы молитесь, Стиглону или Кетадру?

  - Повелитель Снегов, Кетадр. Я же кетадрин.

  - Прекрасно. Но почему у нас нет сведений, что вы молились на галере после выхода из Хеодритского залива, в своих покоях в королевском дворце, да хотя бы в архиве? Кетадр - бог подземелий, а архив находится в подвале. Почему не совершали обряды, не соблюдали посты?

  - Потому что без храма я не могу молиться и приносить жертвы, - почти не обманывая, произнес Моррест. - Кроме того, наша вера позволяет в случае, если невозможно служить Кетадру, молиться его Отцу Стиглону.

  - И вы пошли в его храм. Допустим. Кстати, не знаете об указе о запрете на почитание Стиглона в Алкской земле?

  - Впервые узнал уже тут.

  - Допустим, - повторил следователь. - Назовите круг лиц, с которыми вы общались - не обязательно на тему переворота.

  - Капитан галеры Ррольм ван... забыл.

  - Хорошо. Дальше.

  - Его величество король, придворный хронист Эленбейн ван Эгинар, служанка Олтана...

  - Вступали ли вы с ней в соитие?

  - Не понял, - моргнул Моррест. - Я...

  - Вы притворяетесь или издеваетесь? Может, девку отвязать, пустить погулять, а палачу дать свежее мясо?

  - Я должен отвечать?

  - Не должны, - неуклюже пошутил дознаватель. - А мы не обязаны воздерживаться от пыток и ходатайствовать о помиловании.

  - Ладно, я понял. Да, было. Несколько раз.

  - Говорила ли она с вами о положении Сколена, владычестве алков, вела ли крамольные речи?

  - Нет.

  - А говорила ли о некоем Альдине и его матери?

  Уже заскучавший от обыденных, предсказуемых вопросов, Моррест встрепенулся. Ну, и как отвечать? Скажешь "да" - еще окажешься с ними в сообщниках. Скажешь "нет" - следователь решит, что подсудимый запирается, и пора заменить девчонку на пыточном станке.

  - Да, говорила, - выбрал Моррест наиболее безобиднй ответ. В конце концов, говорить о человеке не значит склонять его к мятежу. Если приравнивать к государственной измене вопрос "как поживаешь", проще хватать за измену всех подряд. - О нем, его родителях. Потом он был у нас в гостях. Но мы ничего такого особенного не говорили.

  - Так и есть, - усмехнулся следователь. Своего имени Морресту он так и не сказал. Злобного колдунства опасается? - В таком случае интересно бы узнать, кому адресованы обнаруженные в архиве записи на незнакомом языке.

  Моррест ахнул. Он уже и забыл о конспектах, которые неосторожно засунул на полку с фолиантами. А ведь в архиве по-прежнему хозяйничает Эленбейн. Чего ему стоило написать донос, а к нему приложить... И ведь не докажешь ничего, не докажешь! "Если выберусь отсюда, я ему такое устрою..."

  - Я слушаю, - поторопил следователь.

  - Господин следователь, бумаги действительно были. Они написаны на моем родном языке, и в них содержатся выписки из документов архива. Поскольку в некоторых из этих выписок могут содержаться секретные материалы, я не счел нужным выносить их из архива.

  - На каком языке сделаны эти записи?

  "Кто может проверить, они тут все неграмотные"...

  - На кетадринском, конечно, - ответил Моррест. И тут же пожалел.

  - Мы вначале тоже так думали. Нашли купца из Тэзары Кетадринской, он немного умеет читать и писать. Он показал, что кетадрины не имели письменности до имперского завоевания, а потом стали писать на своем языке, используя сколенские буквы. В доказательство купец предъявил грамоту, объем которой не позволял подделать ее быстро. Кстати, может, его стоит привести сюда, раз он твой земляк? Так на каком языке ты писал, Ирлифов сын?! - брызжа слюной, вдруг заорал следователь. И кивнул своим людям: - Девку отвязать, а этого на ее место, и все как обычно.

  - Нет, погодите, погодите! - воскликнул Моррест, поняв, что его сейчас начнут разделывать, как ту девчонку. - Я скажу, я все скажу! Я не Моррест ван Вейфель...

  - А, так тебя в дополнение ко всему, - хохотнул следователь, - можно обвинить в убийстве настоящего летописца, самозванстве и наверняка в поклонении Ирлифу. За все вместе светит костер. Ну, и что будем делать? Еще сказочку расскажем?

  - Это не сказка... Я... - Хотя сам понимал глупость рассказанной истории, Моррест не мог остановиться. Жуткие клещи маячили перед глазами. - Я не убивал его. Я вообще не знаю, как там оказался.

  - На галере, посреди зимнего моря, оказаться - это не в кабак зайти, - задумчиво произнес следователь. - Не мог ли ты влезть в нее в Хайодре, а потом убить настоящего Морреста и скинуть за борт? И отправиться в Алкриф с заданием, скажем, убить Амори?

  - У меня была возможность, и почему-то я его не убил, - напомнил Моррест.

  - Возможно, вы раскаялись и отказались от замысла, предав заказчиков. Это серьезное смягчающее обстоятельство, особенно если назовете хозяев. Или - что вероятнее - решили, что от добра добра не ищут, и заняли место убитого.

  - Чтобы занять его место и не попасться, я должен был обладать его знаниями. Никто не стал бы делать из убийцы ученого ради одного дела. Если я убийца, как вы это объясните?

  - Не скажи, если дело того стоит... Я знаю убийства, которые готовили десятилетиями. Для одного, скажем, дочь рабыни-шлюхи вырастили в жреческой семье, и ведь жрецу заткнули рот золотом. Но в целом - верно. Если бы я был на месте ваших... ммм... нанимателей, я приказал бы вам метнуть нож еще на первом приеме, а самому немедленно уколоться отравленной иглой. Поверьте, любой другой способ убийства мы сможем предотвратить. Но любой убийца может не решиться или предать. Нужна страховка, чтобы в этом случае убить и короля, и предателя. Ее не было, и это странно. А капитан галеры не заметил в Морресте... ничего странного?

  - Если бы заметил, я бы оказался за бортом в зимнем море... или попал бы в Алкриф в кандалах.

  - Второе вероятнее. Странная неосведомленность. А Эленбейн? Уж он-то должен был опознать, оба в Старом Энгольде при Империи учились.

  - Я понял! - факты наконец выстроились в стройную шеренгу, и странные обстоятельства появления в этом мире наконец обрели смысл. - Можно вопрос?

  - Вопросы тут задаю я, - видимо, эта фраза известна следакам всех времен, народов и миров. - Но давай, если будет что-то интересное, бить не буду.

  - Скажите, в Алкрифе есть придворный алхимик, и в каких он отношениях с Эленбейном?

  - Да, есть, он же и алхимик, и астролог, и маг, и лекарь. Отношения очень неплохие - они друг другу дорожку не перебегают. Это как-то связано с Моррестом?

  - А то, - от возбуждения лже-Моррест забыл обо всем. - Ведь кто меньше всего был заинтересован в мо... появлении Морреста при дворе? А если бы этот... настоящий кетадрин был убит обычным способом, подумали бы на Эленбейна, и сейчас тут сидел бы он. Но если летописец помрет как бы обычным способом, или, того лучше, сойдет с ума, кто подумает на хрониста?

  "Моррест" посмотрел на следователя. Сейчас обычной непроницаемой маски не было - мозг человека, всю жизнь расследовавшего государственные преступления, обдумывал новую версию, прикидывал степень вероятности и возможные нестыковки. И чем дальше, тем больше следаку она нравилась.

  - Хочешь сказать, он попросил алхимика, чтобы тот сделал какую-то отраву, даже не убивающую, а сводящую с ума. А алхимик и согласился?

  - Да.

  - Только ему-то это зачем? Ведь могут подумать и на него...

  - Не могут. У него нет мотивов. Только он, наверное, что-то напутал, заклинанием, что ли, ошибся... Зелье не свело с ума Морреста, оно просто подменило человека.

  - Как подменило?

  - Я что, сам алхимик? Я плыл на корабле... не таком, как та галера, но на корабле. Выпил водки, это вроде вашего пива, только покрепче. То есть я думал, что это была водка, но на самом деле оказалось колдовское зелье. Подозреваю, такое же в тот же миг выпил и Моррест. А потом и мой корабль, и галеру заволокло туманом, и я очутился в каюте Морреста, а он, думаю, у нас там. Словом, я в чужой каюте, хозяина нет, а вместо него я. Куда мне было после этого деваться?

  "Моррест" не надеялся, что следователь поверит - но он поверил. По крайней мере, сделал вид, что поверил. Может быть, магия тут все-таки в ходу?

  - Допустим. А как тогда забросили это зелье на ваш... корабль?

  - Если он изготовил зелье, позволяющее перебрасывать людей, наверняка может перекинуть само зелье. А если у него там сообщники...

  - Ваши корабли лучше наших? - снова огорошил "Морреста" следователь.

  - Да, они железные, - с готовностью свернул с опасной темы "Моррест".

  - И при этом плавают? Ну-ну. В таком случае назовите ваше настоящее имя.

  - Михаил, - произнес "Моррест" имя - и поразился, как отвык от его звучания. - Кукушкин.

  - Микка-иль? Кьюкуки? - на свой лад переиначил следователь. Получилось довольно забавно. - Нет, проще так и называть вас Моррестом.

  Так Михаил Кукушкин обратно стал Моррестом, не успев толком осознать это превращение. А следователь словно утратил к нему всякий интерес, ворошил какие-то бумаги, о чем-то спрашивал писцов по-алкски. Наконец кивнул стоящим за спиной Морреста громилам-тюремщикам. Один снова наставил на Морреста копье, зато второй быстро развязал веревку. Моррест с наслаждением потянулся, разминая затекшие плечи и руки, но тяжесть кандалов на руках напомнила, кто есть кто. На лицо Морресту снова намотали повязку, а двое повели его под руки к двери. На сей раз обошлось без веревки на шее.

  - Скоро мы еще поговорим, - бросил следователь ему вослед. - Вам дадут бумагу - напишите о том... королевстве, откуда вы появились.

  Дрова в камине почти прогорели, только подернутые пеплом угли еще рдели, если их касался свежий ветер. За неплотно прикрытыми ставнями лениво падал мокрый предвесенний снег, вдали глухо шумело море. Комнатка почти тонула во мраке, только угли давали немного багрового света. Все было перевернуто, тут явно что-то искали. Только большая, самое меньшее на двоих, кровать выглядела, как после любовных утех. Впрочем, тут правда был недавний обыск, а любовные утехи и вовсе только что окончились.

  Эленбейн брезгливо спихнул рабыню на пол, Олтана забилась в уголок и заныла. Она никак не ожидала, что в награду за помощь он не даст ей ни гроша. Более того - в очередной раз выдерет плеткой за то, что раздвигала ноги перед этим мерзавцем, а потом заставит нагнуться и задерет юбку. Пусть только попробует что-то вякнуть! Сразу будет обвинена в сговоре с самозванцем, с целью убийства короля. А пока - пусть делает, что хорошо умеет. Умеет же она только заниматься любовью.

  Но тревога не проходила. Он не первый год жил при дворе, и привык доверять таким предчувствиям. Что-то он упустил, да такое, отчего недолго и самому за лже-Моррестом отправиться. Потом сообразил - и тихонько ахнул. Это не "Моррест" лопух, а он сам!

  "Моррест" не может не задаваться вопросом, как очутился на галере. Значит, рано или поздно сложит два и два и получит, что... то-то и оно. Кому выгоднее всего убийство нового мудреца и хрониста? Вот-вот. Остальное можно додумать и без алхимика. Проклятье, этот старый плут скажет: "Я не я, и корова не моя", потому что у него нет мотива. А у Эленбейна ван Эгинара мотив есть. Не отвертишься. И как только на него падет хотя бы подозрение... А следователь, допрашивающий самозванца, наверняка уже многое понял.

  Значит, следака придется убирать, пока не доложил королю. Любой ценой и любыми способами. Лучше, конечно, и его подчиненных - вдруг они что-то слышали? И протоколы допросов нужны позарез. Соответствующие места нужно вымарать, заменить на что-то, что пустит следствие по ложному следу.

  Но снова встанет проклятый вопрос: кому выгодно. И снова ответ очевиден. Значит, нужен ложный след, как воздух нужен! Нужен кто-то, кто сбежит из дворца и тем примет все подозрения на себя. Хорошо бы, если этого человека не любил король, тогда следователям точно прикажут рыть в одном направлении. И это...

  И это Альдин. Эленбейн даже крякнул от удовольствия. Мальчишка итак боится, иначе не стал бы подбираться к королевскому советнику. Если сказать, что советник арестован и уже дал нужные показания, которые вот-вот станут известны королю... Мальчишка бросится бежать, навлечет на себя подозрение в измене - но останется главный свидетель. А с "Моррестом" они легко выйдут на след. Значит, его тоже надо убрать. Убить, отравить, снова войдя в долю с алхимиком? Можно, можно. Но нельзя, чтобы король хотя бы услышал версию арестованного. Кстати, и у Альдина, как только одумается, останутся пути назад. Но если сделать так, что одновременно с ним сбежит и "Моррест"... А вдали от дворца он будет не опасен, если хватит ума не попадаться королевскому сыску. В конце концов, чтобы замести следы, за беглецами можно послать убийц - если предварительно послать самих беглецов в определенное место. Эленбейн ван Эгинар выудил из стопки пергаментных листов чистый, макнул перо в чернильницу и размашисто, стараясь изменять почерк, вывел:

   "Альдину ван Амори, сыну повелителя алков, от неизвестного друга привет и почтение.

  Прочитай и сразу же сожги: если письмо прочитают посторонние, покатятся и моя голова, и ваша.

  Как стало мне известно из проверенных источников, трусливый мерзавец Эленбейн ван Эгинар, дабы устранить возможного соперника, мудреца Морреста, послал самозванца, который его и убил. Опасаясь справедливого осуждения, он ввел короля в заблуждение, что самозванец послан вашим высочеством, дабы убить повелителя и воссесть на престол, а в случае провала самозванцу приказано также свидетельствовать против вас, что он и сделает, дабы спасти свою шкуру.

  В то же время лже-Моррест проявил к вам милосердие, хотя, как мне теперь известно, имел возможность вас убить. Убийство же самозванца, даже будь оно возможным в королевской тюрьме, только навлекло бы на вас новые подозрения. Поэтому было бы и справедливее, и безопаснее для вас попытаться спасти самозванца и с его помощью бежать из столицы. Я помогу вам получить приказ короля об освобождении, но на другое имя, а вы вымараете старое имя и поставите имя Морреста. После этого бегите все вместе: обман быстро раскроют. Только в Нижнем Сколене будете вы в безопасности. Попав в столицу императоров, постарайтесь найти приют у сколенского повелителя Валигара Харванида. Буду счастлив увидеть вас в добром здравии, под защитой священного императорского знамени.

  Неизвестный друг".

  Эленбейн еще раз перечитал письмо и, скатав трубочкой, запихнул в небольшой бронзовый тубус.

  - Иди сюда и слушай внимательно. Твоего Альдина и его мать могут убить в любой момент. Отнеси ему письмо, проследи, чтобы он прочел и сжег его. Потом возвращаешься, и получаешь еще одно письмо. Снова несешь его Альдину. Потом поступаешь в его полное распоряжение и делаешь, что я скажу. Иначе и ты, и я, и Моррест, и Альдин до утра не доживем.

  - Справедливый Стиглон, что ж за жизнь такая - все друг друга съесть норовят?! - всплеснула руками Олтана.

  - Обычная придворная жизнь, - пожал плечами Эленбейн. - Поторопись, каждая минута на счету.

  - Бегу, бегу, господин!

  Рабыня станет еще одним доказательством сговора Альдина и Морреста. А другую найти не проблема. Мало ли сколенок в Сколене?