«Что так сладко и страшно на сердце?» — думала фрау Шелике, пересекая границу СССР.

Может, оттого, что два якоря семейной истории — в Брянских лесах. Щеголь-танкист дядя Альфи и красавец лейтенант дядя Вилли. Да отец привез на память об апреле сорок четвертого семь кусочков брони в своем животе.

Но фрау Шелике, в отличие от них, Советы дали визу. Потому что фрау Шелике Советам продавала станки.

Что сказать о немолодой вечно худеющей женщине, крашенной из рыжеватого в черный цвет и у которой вечно все выходит не так, как надо? К России у нее была подсознательная аллергия, и ехать сюда никогда бы не поехала, если бы дела ее к этому не вынудили.

Двадцать лет назад герр Шелике затеял торговлю с Россией из чисто немецкого идеализма. Где-то он вычитал, что до восьмого века немцы с русскими говорили на одном языке. Например, русский медведь живет в берлоге. Слово берлога осталось, а ужасного берла, который там всю зиму спит, время заменило на медведя. Очень похожие нации. А что часто воюют — так это диалектика единства и смертельной схватки противоположностей, прямо по Гегелю.

В душе герр Шелике был идеалист и любитель помечтать. У себя в фирме он был неплохой администратор. По жизни — неплохой механик, способный собрать или починить розетку, автомобиль или станок для высверливания орудийных стволов. Но в быту — свинья свиньей.

Оттого-то фрау Шелике с ним последние годы и не жила. Сейчас, после его смерти, она признавала, что, пожалуй, будь она мужиком, она бы вела себя точно так же, как ее муж. Хорошо мужик пожил, ничего не скажешь.

Зимой герр Шелике умер. Но запущенные им проекты просто так нельзя остановить. Просмотрев унаследованные бумаги, фрау Шелике сначала долго и грязно ругалась, а потом решила покориться судьбе: в ее семье так или иначе все связаны с Россией. Теперь ее очередь. И она полетела в Москву закрывать оставшиеся контракты. Но одним визитом дело не ограничилось; сегодняшний полет был третьим.

— Я видела на Урале наши станки, которые работают по тридцать лет. Мне показали пресс, который не останавливается уже сорок лет. Но я никогда не слышала, чтобы тайваньский или японский станок мог продержаться хотя бы двадцать.

Сосед по бизнес-классу меланхолично сквозь сон кивал седой головой; седой, как раскрашенные луной непроглядные облака за иллюминатором. Круг луны слишком бел; ее взгляд слишком пристален; но даже это не могло заставить фрау Шелике забыть страх и сладкое чувство на сердце.