Пройдя контроль, Колдун обернулся. В сумраке редких газовых ламп блеснули два золотых колечка в его глазах. Потом он пошел дальше. Скоро его скрыли спины улетавших из Москвы пассажиров.

Леха посмотрел ему вслед. Постоял, поглядел на табло. Зеленые строки плыли так же плавно и обстоятельно, как и неделю назад, в ночь на первое мая. Люди кругом другие. Но все так же они кого-то ждут, того, кто еще кружит в небе. Или в последний раз прощаются у всех на глазах с теми, кто в это небо вот-вот уйдет. Ложка сладких слез, ложка горьких слез. На полный стакан безучастности. Получится аэропорт. А прохладная безучастность это спокойные глаза тех, кого уже проводили давно, или тех, кого никто не встречает. Они серьезны, они не ищут в толпе знакомых лиц. Они пройдут через нее, не замедляя шаг и не оглядываясь.

Эти люди реально смотрят на вещи: человек всегда одинок. На страшный суд не пошлешь заместителя, и там не помогут связи. Каждый отвечает за себя сам — когда дело доходит до серьезных вещей. А разве не из них состоит жизнь приличного человека?

Но в глубине души своей Леха был идеалист. Он верил, что в следующий раз, когда ему нужно будет лететь, его обязательно отвезет в аэропорт жена. И что она немного всплакнет на прощанье.

А если не всплакнет, то он ей… А почему, собственно говоря, не всплакнет? Он мужик умный, он не может ошибиться в выборе. Потому что, зачем же ему ошибаться?

Леха вздохнул, оглянулся вокруг. Подошел к прилавку у стеклянной стены, взял банку пива. Прихлебывая на ходу, никуда не торопясь, отправился к выходу.

Погода сегодня — лети хоть куда. По краям неба уже осела пена, и солнце для нас налито в край. Далеко-далеко, почти на горизонте, в самом конце взлетной полосы, стоит самолет, в котором сидит Лехин попутчик. Секунду за секундой пилот терпеливо выжидает команду: сегодня в воздухе тесно. Но вот, наконец, диспетчеры в небе над Домодедово нашли место и для него.

Турбины — на максимум. Отпущены тормоза. Земля под пилотской кабиной качнулась вниз, потом вернулась назад. Квадратные плиты поплыли под днищем. Частый лес посадочных фонарей плавно тронулся с места. Те, что ближе, — бежали быстрее, те, что дальше, казалось, застыли на месте. Постепенно гул самой ровной на свете дороги заполняет салон. Скорость растет. Дрожь берет всех пассажиров — от кончика носа до кончиков пальцев. Внутри бумажников зашевелились монеты. Тяжелые перстни отгибают пальцы, норовя колебаться сами по себе. Вибрация проняла всю машину — от стеклянного колпачка штурманской кабины до включенных мигалок на крыльях, от иголки антенны до поднятого к небу хвоста.

И сразу оборвалась: шасси отделилось от земли. Незаметно качнувшись с крыла на крыло, машина осторожно приноровилась к воздуху. Потом хвост резко просел вниз, едва не чиркнув по бетону. Оттолкнувшись жаркой и жесткой струей, самолет ушел в небо.

В его иллюминаторах мелькнул солнечный блик. Лехе померещились два золотых кольца. И скатанной пружиной одна мысль внезапно расправилась в его голове, устроив там полный порядок. Леха понял вдруг, понял очень ясно и твердо, раз и навсегда, что мужик, которого он привез в аэропорт и который известен на Москве под именем Колдун, в реальности не существует.