Десятый Октябрь

Бурлюк Давид Давидович

Красный Октябрь и предчуствия его в русской поэзии

 

 

История Советов докатилась до завершения первой декады великих незабываемых лет. Законом поэзии, литературы является, что всякое историческое событие всегда находит громадное воплощение свое в творчестве наиболее чутких поэтов.

Так и красный октябрь! Нет ни одного поэта, нет ни одного заметного имени, который бы так или иначе не отозвался, не откликнулся по поводу этого рубежа октябрьского, легшего пропастью между гнусным царизмом и великой эпохой советских лет нашего времени.

обсмеянный у сегодняшнего племени, как длинный скабрезный анекдот, вижу идущего через горы времени, которого не видит никто. Где глаз людей обрывается куцый, главой голодных орд, в терновом венце революций грядет шестнадцатый год. <…> Я выжег души, где нежность растили. Это труднее, чем взять тысячу тысяч Бастилий!

Так надрывался, выругивался Влад. Маяковский еще до революции 1917 года, не то за два, не то за три года. И в случае В. В. Маяковского мы имеем дело с типичным предчувствием октября.

Задачей этой статьи и поставлено дать характерные образны таких предчувствий, а также отражений Октября в поэзии.

Задача, если её выполнить не в виде наброска — громадна.

Нужны годы изысканий и версты библиотечных полок.

Здесь — только набросок: много книг до нас сюда через океан не доходит. А между тем многие великие и крупные поэты не смогли быть использованы для статьи… за неимением сборников, книг… Такие поэты как Сергей Городецкий, Велемир Хлебников, Н. Н. Асеев, Сергей Третьяков, Сергей Алымов, Демьян Бедный, Александр Крученых и группы молодых как Сергей Спасский, Георгий Шенгели — живут и творят звонко во имя красного Октября…

Но у нас не было под руками нужных книг и поэтому работа наша, надо повторить только — захватывающий своей темой, своей современностью декоративный, пылающий красками эскиз.

 

На чистую воду

Джан Рид в своей замечательной (действительно!) книге: «Десять дней»… бросает такую фразу: «Глядя в прошлое, на Россию до октябрьского переворота, видишь её как будто и другом веке, почти непонятно консервативною, Русская политика перешла далеко влево, настолько далеко, что кадеты подверглись изгнанию, как враги парода, Керенский стал контр-революционером, вожди умеренных социалистов Церетели, Дан, Либер. Гоц и Авксентьев оказались не достаточно революционными по духу, и люди подобные Виктору Чернову и даже Максиму Горькому оказались на правом фланге».

Годы великих политических сдвигов втягивают в политику всех и вся.

Что бы не говорилось о возможности поэта остаться аполитичным — на деле, при анализе (говоря грубо, «проверке») — достаточно двух, трех строк, чтобы было видно — за кого? За или против.

Так и вся поэзия русская уже 10–12 лет делит поэтов на приемлющих Октябрь и не приемлющих его.

Между этими двумя типами поэтической настроенности прослаивается промежуточное звено. Лиц, желающих показать, что они равнодушны, но это им всегда плохо удается.

 

Магические зеркала

Для характеристики настроений необычайно любопытно проиллюстрировать несколько подобных случаев — показывающих, как красный Октябрь отражается до, во время и… после своего прихода в магических вечных зеркалах поэзии.

 

Предвидят революцию и Октябрь

Уже давно седые старики; ветераны классицизма русской поэзии (Пушкин, Лермонтов) предвидели «вторым зрением» грядущее. Многие поэты топили свой астральный взор в грядущем. По этому поводу Васильевский (Не Буква) восклицает: разве без этого второго зрения мог бы, напр. Андрей Белый еще в 1907 году написать трагическое стихотворение о гибели России:

Туда… где смертей и болезней. Лихая прошла колея Рассейся в пространстве, исчезни, Россия, Россия моя!..

Здесь мы имеем пример настроенности, предубежденности (внутренней) Против Октября еще за 10 лет до великого конца.

Среди «общих характеристик» революционных лет — выделяется Анна Ахматова:

Чем хуже этот век предшествующих? Разве Тем, что в чаду печали и тревог Он к самой черной прикоснулся язве, Но исцелить ее не мог. Еще на западе земное солнце светит И кровли городов в его лучах блестят, А здесь уж белая дома крестами метит И кличет воронов, и вороны летят.

Октябрь по разному отражается в сердцах: в одних гордыми, возвеличивающими багрецами, в других черными саванами.

Но некоторых он настраивает и по звериному, по палачески;

Вот например как откликается на Октябрь Зинаида Гиппиус:

И вас, предатели Я ненавижу больше всех, Со страстью жду, когда отведаю Я вашей крови… Сладко мстить…

Одна мысль о красном Октябре превращает поэтессу в тигру лютую, а злоба, видимо, дурной пособник вдохновенья, что и отразилось вплотную на ублюдистых стишенках!

 

Старой гвардии в поэзии трудно приять Октябрь

Революция породила Шарлотту Корде, на Ленина также покушалась женщина. Может быть экспансивность представительниц слабой половины рода человеческого виновна в такой воинственности к Октябрю со стороны 3. Гиппиус но вот не далеко от неё и Саша Черный:

Будь ты проклят, сумасшедший Окровавленный Содом!

Из поэтов «старой гвардии» все, начиная с Бальмонта, или открыто слюнявят ядовито анафему Октябрю или как Максимилиан Волошин впадают в папертный тон и ничего веселого в Октябре не находят:

Поддалась лихому наговору, Отдалась разбойнику и вору Подожгла посады и хлеба, Разорила древнее жилище, И пошла, поруганной и нищей, И рабой последнего раба.

Некоторые просто даже жалеют о том дне и часе, когда они доставили удовольствие своим родителям, увеличив собой население Совсоюза…

Феодор Сологуб восклицает устами своей музы:

Скифские суровые дали, Холодная, темная родина моя, Где я изнемог от печали, Где змея душит моего соловья! Родился бы я на Мадагаскаре, Говорил бы наречием, где много а, Слагал бы поэмы о любовном пожаре, О нагих красавицах на острове Самоа. Дома ходил бы я совсем голый, Только малою алою тканью бедра объяв, Упивался бы я, бескрайно веселый, Дыханьем тропических трав.

Совсем особое, очень «деликатное» положение занимает в вопросе Октября поэзия Ал. Блока.

И. Василевский (Не Буква) отмечая необычную популярность «12» Блока подчеркивает, что А Блок в своей «нашумевшей поэме» находит для изображения Октября только черные, мрачные безотрадные тона.

С кем был Блок? Был ли он «за» или «против»?

Это вопрос особого исследования. Мнение самого поэта не важно. Мы судим и должны судить об этом только по произведениям его!

Мне не попадалось предсмертных стихов Блока,

Может быть они еще не печатаны.

Может быть окончательное решение Ал. Блок унес в свою преждевременную, великую могилу.

Но вот отрывки из Александра Блока:

…стихотворения периода 1921 года:

Но не эти дни мы звали, А грядущие века. Пропуская дней гнетущих Кратковременный обман, Прозревали дней грядущих Сине-розовый туман. Пушкин! Тайную свободу Пели мы вослед тебе! Дай нам руку в непогоду, Помоги в немой борьбе!

Ал. Блок здесь ратует за свободу — не Октября, а особую «тайную свободу», каковой термин и подчеркнут поэтом в своих хрусталевых строфах…

Ал. Блок ушел рано, он не успел до конца принять Октябрь, таков мой вывод…

Пробудь одаренный Ал. Блок под крылом революции дольше он, несомненно, дал бы русской поэзии строки определяющие все победы, все плюсы, все величие красного Октября.

Но Ал. Блок ушел…

«Старой гвардии» символизма переварить Октябрь с маху — трудно, не то что молодым, таким например, как Владимир Ричиотти:

Только ветер сапёром долбит. По окопам проспектов унылых: «Суждено от былого уйти. Наше сердце к былому остыло.»

Остыло легко к прошлому, потому что никогда и не накалялось!!!

 

Не все молодые

Но не все молодые тоже легко взяли на плечи свои груз Октября…

Некоторым при мысли об Октябре — «скучно» становится. Они кутаются в тогу величественного равнодушия… Да! красиво… Декоративно. А дальше что?

Так и кажется, чти так спрашивает Вячеслав Ковалевский:

Маркою Р.С.Ф.С.Р. Клеймим папирос лбы — Великолепный пример: Здесь начинается быль, В небе Москвы чекан, Как череп на склянке, Созвездие В.Ч.К. Над гробом Лубянки. А вы, из рук Перекопа Вкусившие черных просфор, Кроет оркестров копоть Ваш, героический морг. <…> Вот она в небе коммун, Красноармейская слава! Скучно мне . Впрочем, жест Веков из октябрьской рамы Великолепнее всех торжеств Человеческой драмы.

Другие, как Анатолий Мариенгоф, хотя и приписывают, из учтивости (!) в конце многолетие Октябрю более охотно золотят образ «столбового дворянства» и «прекрасной хищницы»:

Знаете ли почему? Потому что: октябрь сразил Смертями каркающую птицу. Где ты Великая Российская Империя? <…> Из ветрового лука пущенная стрела Распростерла Прекрасную хищницу. Неужели не грустно вам? Я не знаю — кто вы, откуда, чьи?.. Это люди другие, новые, — Они не любили ее величья. <…> Смиренно на Запад побрело с сумой Русское столбовое дворянство. Многие лета, многие лета, многие лета Здравствовать тебе — Революция.

Илья Эренбург сделал последние годы крупное имя себе; сейчас он больше пишет прозой; но Илья Эренбург отличился всегда монастырской, по строгости, искренностью, поэтому вдвойне важны его реакции на Октябрь:

Революция, трудны твои уставы. Схиму новую познали мы: Нищих духом роковую правду, И косноязычные псалмы.

Про молот в следующей цитате не говорится, но насчет серпа сказано с достаточной четкостью:

Какая жалкая рассада В младенчестве уже опадена. И тщетно скудоумный виноградарь Чаны готовит для вина, Еще не раз, гремя победной медью, Пройдет по пустырям России смерть. Не этот заржавелый (?) серп (!) Сберет великое наследье.

Злобы против Октябри здесь нет, но поэта заедает пессимизм, когда его муза склоняет свои стальные глазки в сторону буйного красноволосого детища Великого народа русского.

 

Приемлют Октябрь, не колеблясь

К таким принадлежит поэт — Рюрик Ивнев:

Сквозь мутные стекла вагона На мутную Русь гляжу. И плещется тень Гапона В мозгу, как распластанный жук. Распутин, убитый князьями, В саване невского льда, Считает в замерзшей яме Свои золотые года Кому оценить эти муки? Он жмет мне под черной водой Живые, холодные руки Горячею, мертвой рукой. И третий, слепой, безымянный, Желавший над миром царить, Сквозь окна, зарею румяной, Меня начинает томить. И жжет меня Зимней Канавкой И гулким Дворцовым мостом. Последнею, страшною ставкой, Языческим, диким крестом. Сквозь мутные стекла вагона На мутную Русь гляжу И в сердце своем обнаженном Всю русскую муть нахожу.

Пусть поэт бичует себя… Трудно в великие годы не почуять на спине часть чьей-то вины. Конечно, если совестливое сердце…

Даже такой великан поэзии, мэтр, знаток ритмов, как Валерий Брюсов искренне писал (на ту же тему) об Октябре:

Лот любви, моряк озадаченный, Бросай в тревоге бессонных вахт,— Иль в Советской Москве назначена Classische Walpurgisnacht?

И дальше:

Город иль море? Троя иль Ресефесер?

И такой же звенящий, точеный математик вдохновений, как Бенедикт Лившиц бросил:

И кто же, русский, не поймет, Какое сердце в сером теле, Когда столпа державный взлет — Лишь ось кровавой карусели.

Поэт осуждает и отстраняет бывшее до Октября.

 

Утверждающие Октябрь

Чем дальше, тем их будет больше!

Очень важно здесь привести несколько примеров первых (по времени) утверждений, безусловных, высокопафосных, красного Октября.

Вот, например В. Я. Брюсов и его —

Третья осень

Вой, ветер осени третьей, Просторы России мети, Пустые обшаривай клети, Нищих вали по пути; Догоняй поезда на уклонах, Где в теплушках люди гурьбой Ругаются, корчатся, стонут, Дрожа на мешках с крупой; Насмехайся горестным плачем, Глядя, как голод, твой брат, То зерно в подземельях прячет, То душит грудных ребят; В городах, бесфонарных, беззаборных, Где пляшет Нужда в домах, Покрутись в безлюдии черном, Когда-то шумном, в огнях; А там, на погнутых фронтах, Куда толпы пришли на убой, Дым расстилай к горизонтам, Поднятый пьяной пальбой! Эй, ветер с горячих взморий, Где спит в олеандрах рай, — Развевай наше русское горе, Наши язвы огнем опаляй! Но вслушайся: в гуле орудий, Под проклятья, под вопли, под гром, Не дружно ли, общею грудью, Мы новые гимны поем? Ты, летящий с морей на равнины, С равнин к зазубринам гор, Иль не видишь: под стягом единым Вновь сомкнут древний простор! Над нашим нищенским пиром Свет небывалый зажжен, Торопя над встревоженным миром Золотую зарю времен. Эй, ветер, ветер! поведай, Что в распрях, в тоске, в нищете, Идет к заповедным победам Вся Россия, верна мечте; Что прежняя сила жива в ней, Что, уже торжествуя, она За собой все властней, все державней Земные ведет племена!

Поэтесса Анна Радлова уже семь лет назад осознала великую роль России, после того как на плечи великой страны легла пурпурная мантия Октября:

Под знаком Стрельца, огненной медью Расцветал единый Октябрь. Вышел огромный корабль И тенью покрыл столетья. Стало игрушкой взятье Бастилии, Рим, твои державные камни — пылью. В жилах победителей волчья кровь. С молоком волчицы всосали волчью любовь. И в России моей, окровавленной, победной или пленной, Бьется трепетное сердце вселенной.

Василий Каменский — великий бард скалистого Урала по простому по честному поясняет, откуда потекла, где создалась Много-великого-значимость Октября:

Ну раз еще — сарынь на кичку— Я знаю час свой роковой — За атаманскую привычку На плаху лягу головой И пускай — я, Все равно жизнь — малина А струги — лебединая стая, Раздавайся Волга-судьбина Парусами густая, Прожито все — что назначено, Добыто все — головой, Дело навеки раскачено, Эй — заводи рулевой.

Утверждает весною Октябрь и Михаил Герасимов:

Октябрь постучал в околицу На крыльях принес весну А рига склоненная колется, Не видит — огонь блеснул. Схватил за нечесаны волосы, Мотнулась её голова. И крикнул он зычным голосом: Соломенная, вставай. Довольно к неновым подметкам Весна в октябре расцвела… И голос властный и четкий Звенит по соломе села. Довольно биться кликушей О барское крыльцо, Плеснуло солнце в души И слезное лицо Рыданья под сугробами Цветами проросли И зерна звезд мы торбами Рассеем в новь земли Мы огненными косами Надрежем снежный дым Чтоб проростали родами Мужицкие следы. За ясными полями И красно и свежо А липы новыми лаптями Поскрипывают о снежок.

На тему Октября много писал громадный Сергей Есенин. Вот из его поэмы — «36»

Ты помнишь, конечно, Тот Метельный семнадцатый Год, Когда они Разошлись? Каждый пошел в свой Дом С ивами над прудом. Видел луну И клен, Только не встретил Он Сердцу любимых В нем. Их было тридцать Шесть. В каждом кипела Месть. И каждый в октябрьский Звон Пошел на влюбленных В трон, Чтоб навсегда их Сместь.

Совсем изумительное стихотворение было написано тончайшим авто-вивисектором поэтом Борисом Пастернаком.

В то время, как другие реакционно похрюкивали из-под юбчонок голодающих муз своих, какие бодрые, бронзой гудящие строки оставил на память об Октябре поэт:

Матрос в Москве

Был юн матрос, а ветер — юрок: Напал и сгреб, И вырвал, и задул окурок, И ткнул в сугроб. Как ночь, сукно на нем сидело, Как вольный дух Шатавшихся, как он, без дела Ноябрьских мух. <…> Москва казалась сортом щебня, Который шел В размол, на слом, в пучину гребней, На новый мол. Был ветер пьян, — и обдал дрожью: С вина — буян. Взглянул матрос (матрос был тоже, Как ветер, пьян). Угольный дом напомнил чем-то Плавучий дом: За шапкой, вея, дыбил ленты Морской фантом. За ним шаталось, якорь с цепью Ища в дыре, Соленое великолепье Бортов и рей. Огромный бриг, громадой торса Задрав бока, Всползая и сползая, терся Об облака. Москва в огнях играла, мерзла, Роился шум, А бриг вздыхал, и штевень ерзал, И ахал трюм. Матрос взлетал и ник, колышим, Смешав в одно Морскую низость с самым высшим, С звездами — дно.

Здесь так просто дано разрешение многих и многих вопросов…

На обычно звучавшие мотивы: «Жаль все же жаль культуры, знаете… прошлой, такой полированной».

Я всегда жалею, что из романа Сергея Спасского читал лишь отрывок, но эта тема там узорно, резко разрешена!

Как древний Рим… И мы и мы сгорим…

Пришел десять лет назад первый Октябрь! А теперь в вот уже их декада! Позади. Необходимо подводить итоги! Надо будет это сделать литературно-художественным критикам и в области поэзии, равно во всех других областях науки.

Но новое поколение, взросшее силами уже в красных октябрях все яснее, все чутче постигает вознесенность радио-звоницы Октября. Вот уже цитированный нами, матрос В. Ричиотти, прозаик и поэт — говорит за всех:

Я пролил не вино, А кровь Из рюмки сердца В 17-м Торжественном Году И летопись тогда же Написала Что выше русской звонницы Нет колокольни в мире Так в решето годов часы Как сокол в облака. Я тоже нес Октябрь Как дева первое дитя…

 

Поэзия после Октября

Октябрь — как водораздел; в поэзии русской он лег огненным кряжем. До него и после него! Даже самые люди переродились. Если старички, не жизнеспособные, как желтые листья свалились с ветвей новой государственности. где серп и молот, где не шитые золотом мундиры, а кожаные куртки, фартуки рабочих, где красноармеец, сталелитейщик, хлебороб: — мужчины и женщины рабочих классов равно руководители и строители жизни: то другие — наоборот пошли в ногу с новым веком, им даже не нужно было ноги менять!

Таковы: Сергей Городецкий, чей приход в литературу и 1904 году сравнивали с появлением нового Гоголя!.

A вот Василий Каменский, написавший: «Пионерский Марш»

Давай сигнал Тра-та-та-та Тра-та-та-та Чтоб каждый пригнал Тра-та-та-та Тра-та-та-та   Эй скорей   С нами гореть   С нами —   Знамя   Мы у дверей.     Пустите     Слушайте Масса нас. Много Товарищи, в ногу Раз — два Раз — два Мы, пионеры — Живые примеры   Всем   Всем   Всем Сознанием горды Наши ряды Раз — два Раз — два Эй, молодежь Октябрь даешь Раз — два Раз — два Эй, молодежь С нами идешь Раз — два Раз — два Мы — юные разведчики Коммуны мировой Мы — красные советчики С прекрасной головой Каждый — кирпич.   Кирпич.   Кирпич. Мы все — кирпичи. Кирпичи, Великий Ильич   Ильич   Ильич Нас жить научи. Научи Будь готов Всегда готов Мы готовы сиять Солнцами Тра-та-та-та Нам трубят Зовут ребят Пойти на выставку Сердца горят Становитесь в ряд Бросая мысль таку: Эй дети мира С нами в дорогу Будущего строй Крепи Есть Массы нас. Много Товарищи, в ногу Шагай Пионерская честь.

Пионеры — юное поколение. Это те, кто идут на смену. Те, кому уже не только крепостное право на Руси, гул монастырских колоколов, но даже такие ужасы, коим мы были свидетелями, как «Девятое» Января кажутся далеким, легендарным прошлым. Трудно удержаться чтобы не привести такие жуткие, такие нужные строки (отрывок), которые о девятом январе принадлежат Сергею Городецкому:

9 января (отрывок)

Крича от ярости и гнева, Кровавя трупами снега Бежит от огненного зева Народ, увидевший врага. В упор расстреляна икона. Из плена вырвались рабы… Нет ряса черная Гапона Не будет знаменем борьбы! Из алой крови побежденных Борцов безвестных Января Растут победные знамена Встает рабочая заря Растет и зреет вместе с нами Посев кровавый Января

Сергей Городецкий понял, что все значительные события являются всегда истоком других…

Еще более ярких, могучих!

После 9-го января пришел Красный Октябрь, 10 лет назад, а он явился уже мощным фундаментом для новых идей.

В. Кириллов, Петр Орешин, И. Попов, М. Гастев, Василий Казин, А. Шаров и другие написали, бросили в свет, в читательские массы целые рати прекрасных, звучных стихов не только принимающих Октябрь всецело, без оговорок, но утверждающих, достраивающих его до размеров здания вселенской значимости!!

Десять октябрей оставила страна Рабочих и Крестьян, вождь всемирной революции, за своими плечами. Но все они сливаются в одни; великий Красный Октябрь!

Что такое красный октябрь — дата времени, месяц, грань, рубеж…

Много можно было бы поставить слов, но все же не давало бы представления о целом.

Ибо мы современники Октября, великого символа.

Освобожденного труда

не можем окинуть, учесть, взвесить, определить всю великую значимость его!

Ибо — удельный вес этот нарастает… Как лавина снеговая, катящаяся с горы…

И только идущим за нами будет но плечу эта работа…

Но все русские поэты уже поняли значимость Октября… Многие, лучшие откликнулись на октябрь во всю силу своего голоса…

Октябрь — центральное явление нашей эпохи, поэтому все, кому дана возможность выявить себя, определить себя, избирают Октябрь…

Ибо в наше время вне октября нет самоутверждения, да и определить себя можно только через октябрь и для октября.

* * *

В эти великие октябрьские дни каждый, кто пришел к принятию, а это — необходимо (!!!) — Октября, поймет и постигнет все слова, которые русская муза шепнула своим любимцам, по разному, по откровенному в моменты, когда на их сердцах чертились два великих слова: «Красный Октябрь».