Новосибирская аномальная Зона

16 июля 2016 года

Вертолет появился с востока, хотя Громов ожидал увидеть его с южной стороны. Машина шла опасно низко, опустив нос как ищейка. Это был не вертолет спасательной службы института, хищный профиль свидетельствовал о принадлежности к военным. На борту Руслан разглядел эмблемы миротворческого корпуса.

Может, Прокофьев попался патрулю и рассказал им о выживших? Тогда понятна задержка – пока ооновцы проверяли сведения, выходили на руководство МИВК, пока снаряжали команду.

Только вот куда они летят? Почему забирают так сильно вправо?

Громов поспешил по дороге назад, стараясь не выпускать из поля зрения вертолет. Сердце гулко застучало в груди, ноги сами собой перешли на бег.

Их пути должны были пересечься, но вертолет не снижал скорости, и Руслан понял, что не успевает. Более того, ооновцы не собирались садиться возле Маяка, это было видно по маневру. В таком случае пилот вообще не понимал, какого черта они здесь делают. Зона не входила в поле деятельности военных, их интересы ограничивались периметром.

Громов остановился, запрыгал на месте, замахал руками над головой. Зная, что не услышат, все равно не смог сдержаться:

– Эй! Я здесь! Эй!

Вертолет равнодушно пролетел мимо и скрылся за деревьями, в стороне заброшенного центра связи. Шум винтов изменился, стал ниже и реже.

Они шли на посадку!

Руслан не рассуждал, он просто бросился в сторону леса, пересекая заросший луг. Колени подгибались, в боку кололо, а воздух вырывался из груди с сиплым хрипом. И без того обессиленный, пилот сжигал себя на отчаянный рывок к спасению.

Нога налетела на кочку, в лицо прыгнула земля. Пилот со всего маху шлепнулся, но оттолкнулся, перебирая руками, поднялся и вновь побежал.

Наконец добежал до леса. В сердцах выругался – между деревьями виднелся участок выгоревшей земли с черными обугленными пеньками. Пришлось огибать, проламываясь сквозь орешник.

В лицо летели ветки, мелькали шершавые стволы. Громов ощущал себя летящим с горы слаломистом, вынужденным огибать назойливые препятствия. Он уже не вдыхал – всасывал в себя воздух, наполняя горящие огнем легкие. Ноги почти не слушались, словно чужие втыкались в землю, не держали и тряслись.

Последнее дерево чуть не выбило из пилота дух. Пилот налетел на него плечом и рухнул в траву, успев заметить уходящий в небо контур антенны и взлетающий вертолет.

– Нет, – хотел заорать он, но голос предательски сорвался, и Громов закашлялся. В ушах шумела кровь, перед глазами все плыло. Тем не менее Руслан нашел в себе силы, поднялся на колени и захрипел уменьшающейся в небе машине:

– Стой! Я здесь!

Вертолет набрал высоту, развернулся и стремительно ушел на восток.

– Твою мать!

Пилот со злостью ударил кулаком по земле.

Со стороны узла связи что-то пронзительно заскрипело, переходя в визг. Громов не сразу понял, что такой звук могут издавать ржавые петли тяжелой металлической двери, запирающей один из подземных бункеров.

Вертолет кого-то высадил!

Громов торопливо встал на ноги, упираясь в дрожащие колени. Не удержался от глотка теплой воды из бутылки, поедая глазами возвышающиеся над травой горбы подземных убежищ.

Когда-то этот секретный объект охраняли с особым тщанием. Все еще можно было увидеть сооруженную из поставленной вертикально бетонной трубы пулеметную вышку, торчащие тут и там металлические столбы с керамическими «чашками», ржавые клочки колючей проволоки. На небольшой, почти с хоккейную коробку, территории располагались три подземных бункера и собственно сама антенна – высоченная стальная решетка. Судя по всему, здесь дежурили вахтами, приезжая из ближайшей воинской части.

Должно быть, вертолет завис над небольшой площадкой перед бункерами. Вряд ли он приземлялся, скорее всего, люди просто попрыгали в высокую траву. А потом…

А что потом? Что тут забыли «голубые каски»? Куда могли пойти?

Как бы там ни было, это был шанс. Просто необходимо их найти!

Громов прошелестел травой, выходя к бункерам. Невысокие заросшие бугорки с массивными дверьми в серой плоти бетонной стены. Если не знать, можно запросто пройти мимо. Теперь нужно определить в какую именно вошли ооновцы, или кто бы там ни прилетел на их вертолете.

– Эй! – не очень громко крикнул Руслан. – Есть тут кто?

В ответ тишина. Если люди и были здесь, то уже спустились вниз.

За каждой из толстых, рассчитанных на бомбардировку дверей был темнота. Узкие лестницы с полукруглыми сводами уходили глубоко под землю, оттуда веяло холодом. И спускаться туда без фонаря совсем не хотелось.

– Эй! – вновь крикнул пилот в крайний слева бункер. Его голос вернулся назад глухим эхом, многократно отразившись от невидимых стен.

Руслан повторил это в каждом из коридоров, но ему вновь никто не ответил. Зато на ступенях одного убежища он заметил землю, вывалившуюся из глубокого протектора армейского ботинка. Держась за холодный поручень, прикрепленный к стене скобами, пилот осторожно пошел вниз, прислушиваясь.

Свод над головой опустился, на мертвых плафонах висели капли воды. Стены неприятно давили, вызывая приступ клаустрофобии.

Как тут, черт возьми, люди работали?

Спуск оказался не таким глубоким, как сначала показалось. Руслан посмотрел на узкий прямоугольник входа, из которого на ступени падал луч света. Да тут примерно два десятка ступеней, не больше.

А вот идти дальше пилоту не хотелось. Прямо перед ним чернел дверной проход, за которым была абсолютная тьма. Там мог быть и коридор, и поворот, и пропасть. Громов вытянул вперед руку и поводил ею, отмечая, что воздух в подземелье не движется.

– Эй, – рефлекторно понизив голос, позвал он. – Эй! Я один, и я неопасен! Мы потерпели аварию! Нам нужна помощь!

Слова улетали в серые кишки бункера, терялись там, разбиваясь и рассыпаясь. Назад возвращался неприятный гул, безликий и пугающий.

Руслан вздохнул и пошел наверх. Если тут кто и был, то с ним общаться не желал.

Тяжелая входная дверь рыкнула, сдвигаясь с места. Узкий прямоугольник света стремительно истощился, раздался оглушительный удар, и Громова поглотила тьма.

– Стой! – в ужасе закричал пилот, бросаясь через ступени наверх. Ударился о шершавую поверхность двери, замолотил кулаками по отдающейся гулом железной поверхности. Толкнул плечом что есть силы, скользя ногами по бетону.

Тщетно. Его заперли.

– Суки! – в бессильной злобе закричал Руслан, оглушая себя своим же голосом. – Я вас убью!

Он всем телом бросился на стальную преграду, но та даже не пошевелилась.

– Черт! Черт! Черт! – запричитал Громов, широко раскрывая глаза.

Словно это могло как-то помочь.

Темнота была абсолютной, как если бы пилот внезапно ослеп. Он протянул руку и схватился за единственное, что успел запомнить, – за поручень. Ухватился сильно, цепко, боясь упустить. Сполз по стенке вниз и сел на ступеньку.

Вот ведь попался! А главное, кто так мог поступить? Зачем? Наивно надеяться, что это – шутка и шутник сейчас откроет дверь. Отчего-то Руслан был уверен, что его бросили здесь умирать, подперев дверь снаружи. Неужели ооновцы? Или внезапно подкравшийся сталкер, испугавшийся его криков? Как же глупо, по-дурацки так вышло! Привык со своей колокольни думать, что все люди в Зоне обязаны помогать друг другу. Реальность несколько иная, природа человеческая от Посещения никаких изменений не претерпела. Как убивали сталкеры друг друга за ценную безделушку, так и убивают. Как бросали умирать ставших обузой раненых, так и бросают. Это у институтских за плечами спасатели на вертолетах, а у остального народца, ползущего за периметр с целью обогатиться, лишь своя голова на плечах. И голова эта, если не дурная, размышляет так, что встреченный соплеменник – по меньшей мере, конкурент. Либо простачок, которого можно использовать как «отмычку» – пнуть исподтишка в ловушку, чтобы самому пройти.

И это не законы Зоны. Это законы людские, неискоренимые.

«Интересно, – вдруг подумал Громов, – Илья бы меня бросил умирать ради Полинки?»

И тут же прогнал эту мысль, потому что ответ был слишком неприятно откровенным.

Так, лирику в сторону. Что делать? Тут без вариантов – искать выход. Ждать у двери можно бесконечно, не так часто сюда народ лазает. У сталкеров вообще неприязнь к разного рода закрытым помещениям, а ученые здесь наверняка каждый угол уже облазили.

Можно предположить, что у бункера имеется второй выход. Даже не так – не то что можно предположить, а выход попросту обязан быть! И его нужно найти, во что бы то ни стало.

– Ну, суки, доберусь я до вас! – пообещал в темноту Громов, поднялся и пошел вниз, держась за поручень и аккуратно ставя ноги.

По логике, не должен быть этот бункер особенно большим. Ведь тут что должно было быть? Наверняка узел связи или жилые отсеки. Или же какие-нибудь технические аппаратные, отвечающие за работу антенны. То есть, в любом случае, для всего этого не требуется много места. Испуганное сознание рисовало целый подземный город, запутанный ходами-лабиринтами. Однако, если здраво рассуждать, то вряд ли это так. А рассуждать надо здраво, иначе можно тут остаться насовсем.

Нога запнулась об пол, ступени закончились. Где-то тут, прямо перед ним, должен быть дверной проем, за которым неизвестность. Черт, почему именно сегодня он не взял спички? Да потому, что не планировал влезать ни в какие неприятности, ожидал встретить спасателей и отвести их к лагерю. Легкомысленно и недальновидно, чего уж. Ладно, нужно идти.

Руслан вытянул руку вперед и сделал шаг в пустоту, второй по-прежнему держась за поручень. Ботинок шаркнул по порожку, твердо встал на бетон по ту сторону. Рука наткнулась на стену, холодную и шершавую.

В голове всплыло «правило левой руки», о котором Громов когда-то читал. Мол, если все время идти вдоль левой стены лабиринта, то рано или поздно можно найти выход. Либо вернуться назад. Правда, он также помнил, что это правило действовало не всегда. Но ничего лучше все равно в голову не приходило.

Что ж, так и поступим. Прижмемся локтем к стене и пойдем, выставив вперед руки.

Пилот подался вперед и вдруг отчетливо понял, что не может отпустить поручень. Страх сковал пальцы, намертво вцепившиеся в металлическую трубу.

Что-то слабое и перепуганное глубоко в голове панически не хотело уходить в темноту, подленько шептало: «Останься! Будем ждать здесь!» И, видит бог, Громов желал бы послушать голосок, сесть на ступни и закрыть глаза, от которых и так не было проку. Сидеть и не дергаться, страшась темноты и неизвестности.

– Давай топай, слабак, – прорычал сам себе Громов, через силу разжимая пальцы. Глубоко вдохнул, как перед погружением, и пошел вдоль стены, заменяя зрение пальцами вытянутой руки.

Двигался медленно, стараясь считать шаги. То и дело останавливался, легонько тюкал краем топора по стене, оставляя выщерблины на уровне груди. Надеялся, что таким способом сможет определить, не заблудился ли он.

Стена, казалось, никогда не кончится, хотя Руслан понимал, что на самом деле быстрым шагом прошел бы отмеченное расстояние за минуту. В какой-то момент ему показалось, что по лицу прошел легкий сквозняк, однако ощущение не повторилось, пилот двинулся дальше.

Стена под ладонью внезапно закончилась, пальцы стукнули по деревянной поверхности.

Дверь. Незапертая. Должно быть, комната или вход в другой отсек.

Громов толкнул створку, которая с хрустом повернулась на старых петлях. И сразу понял, что дальше не пойдет.

Кожу на руках и лице охватило еле ощутимое покалывание, до ушей донесся тихий сухой треск.

Треск, знакомый каждому, кто когда-то чинил неисправную проводку.

Руслан отступил, нащупал продолжение стены и побрел прочь от опасной комнаты.

Должно быть, ловушка. Вся территория Зоны давно обесточена, местные генераторы тоже не смогли бы работать без обслуживания пятьдесят лет. А значит, надо быть аккуратнее, не вляпаться бы сослепу.

Следующую комнату Руслан нащупал буквально через несколько метров. Некоторое время размышлял, стоит ли заходить внутрь, но потом решил, что назначение комнаты поможет понять примерную схему подземелья. Потому как уж чего-чего, а военных объектов на своем веку он насмотрелся предостаточно.

Ничто не указывало на опасность, и пилот с превеликой осторожностью вошел. Развел руки, определяя расстояние до стен.

Что-то мягкое и упругое, должно быть матрас. А тут что? Ага.

В голове возник привычный образ двухъярусной кровати. Спустя несколько секунд он дополнился низкой деревянной тумбочкой, узким откидным столом и шкафчиком для вещей. Внутри шкафчика висело что-то из плотной ткани, но расползающееся под пальцами. Судя по всему, солдатская шинель, приведенная сыростью в негодность.

Жилой кубрик оказался узким и маленьким, с глухими стенами. Громов вновь вышел в коридор и пошел дальше, методично стуча топором по стене.

По пути попался еще один кубрик, похожий на предыдущий. Потом еще один, с перевернутой кроватью и со стеклянными осколками на полу. Потом Громов долго плутал по длинному залу со столами и скамейками, сшибая мебель неуклюжими движениями. Когда влетел в какой-то алюминиевый чан с дребезжащей внутри поварешкой, догадался, что оказался на кухне. Пришлось возвращаться, хотя и подмывало пошарить в поисках еды.

За время плутаний коридор дважды сворачивал направо под прямым углом, воображение услужливо дорисовывало еще один поворот и еще один отрезок, тем самым закольцовывая его. С одной стороны, это было хорошо – бункер оказался не таким уж и большим, а с другой стороны – с завершением коридора пропадут и шансы найти выход.

Спустя несколько шагов и еще один кубрик коридор действительно свернул направо.

Руслан резко остановился, словно налетел на невидимую стену.

Ему не хотелось идти дальше! Просто конкретно, физически не хотелось. Назад – бога ради, но вот вперед…

– Да что такое, – попытался унять мандраж Руслан.

И понял что не так – здесь не было эха. Совсем. И стены на ощупь были какими-то липкими, маслянистыми, хотя и не пачкали пальцы.

Громов попятился, в очередной раз сказав «спасибо» пресловутому «шестому чувству», положил ладонь на правую стену и двинулся в обратном направлении. Некоторое время его преследовало чувство, словно кто-то крадется сзади, вперив взгляд в затылок. Он даже останавливался и замирал, слушая тишину.

Рука вновь ушла в пустоту. На сей раз эхо, возвращаясь к Громову с задержкой, помогло определить, что пилот попал в просторный зал.

Однако дальше пришлось повозиться. Помещение представляло собой некую аппаратную, с отделенными кабинками операторов, возвышениями для координаторов и длинными пультами связистов. Если когда-то тут и царил армейский порядок, то теперь все было разбито и развалено. Продвижение по залу в полной темноте превратилось в настоящее испытание на координацию. Приходилось переступать и подныривать, не зная куда ставить ногу или как низко наклонять голову. Несколько раз Руслан падал, застревал и оступался. Больно врезался голенью в металлический край стола, поцарапал щеку об ощетинившуюся гвоздями доску.

Что тут произошло? Почему так все перевернуто? Словно смерч пронесся, разрывая и круша. Неужели это все последствия Посещения?

Что-то громко щелкнуло, словно старик суставами. Руслан замер, затаив дыхание. Думал, что показалось, но щелчок повторился, а следом еще один. И еще. И еще. Щелчки раздавались с разных сторон, они учащались, сливались в странный хор. Громов сжался, как пружина, затравленно вертел головой, выставив топор.

Оглушительный скрежет сдвигаемой мебели заполнил зал. Что-то больно ударило пилота в спину. Руслан дернулся, резко обернулся.

Невидимые силы подхватили его, вздернули, словно марионетку, завертели на месте.

Кажется, Громов орал. Орал от страха, от бессилия, от боли. Его вертело словно лягушку в центрифуге, дергало в разные стороны, швыряло на стены. Мимо пролетали обломки мебели, осколки разбитых панелей связи, мусор и песок. Иногда что-то врезалось в Громова, выбивая искры из глаз. Иногда он врезался во что-то, выбивая воздух из легких.

Топор он потерял сразу. Еще успел ощутить досаду по этому поводу, но через миг было уже не до этого. Сил не хватало, чтобы совладать с невидимым спрутом, оплетшим тугими струями воздуха все его тело. Будто действительно незримый кукольник дергал за нити свою куклу.

В какой-то момент, когда кручение и удары превратились в единый неразличимый кошмар, пилота резко подбросило вверх, потом в сторону и швырнуло через весь зал. Живым снарядом он врезался в гнилую дверь, выбил ее и с хлестким шлепком вошел в вонючую воду.

Не успев нахлебаться вдоволь, с шумом вынырнул. Не устоял и опрокинулся на спину, ударился локтем о стену. Вновь вылетел на поверхность, поднялся на ноги.

И обнаружил, что воды чуть выше колена.

Где-то за спиной бесновалась ловушка, грохоча железом по бетону. Но звук был глухим, далеким.

Измотанный и напуганный, Громов привалился плечом к склизкой стене, безразлично ткнулся лбом в холодный камень. Некоторое время стоял, приходя в себя и пытаясь отдышаться.

Болело все тело. Потеряны топор, пила и рюкзак с водой. Потеряна карта. Шумело в голове, на затылке волосы были липкими от крови. К тому же, судя по всему, он растянул себе плечо и отбил локти, которыми прикрывался.

Но он выжил. Чудом, Провидением, удачей. Значит, надо продолжать искать выход.

Громов растопырил руки и с удивлением понял, что оказался в узком коридоре с невысоким потолком. Пальцы нащупали тянущиеся вдоль стены толстые кабели с полусферами плафонов. Очень похоже на аварийный туннель для персонала. Или на еще один коридор, проходящий под залом.

Руслан, перебирая руками по стенам, пошел прочь от шумящей ловушки, с трудом передвигая ноги в тяжелой воде. От воды пахло болотом и плесенью, даже не стоило и думать чтобы пить ее, хотя и очень хотелось. Но уже в который раз Громов сказал себе «нет», закусывая губу.

Вскоре шум воды поглотил скрежет и щелчки ловушки. Коридор все так же шел прямо. В нем не было ни комнат, ни ответвлений. Это вселяло надежду.

Что-то коснулось ноги. Коснулось и пропало. Руслан инстинктивно прижался спиной к стене, прислушиваясь.

Что-то вновь коснулось штанины, но ненастойчиво, безразлично. Что-то просто плавало рядом, тяжелое и большое.

Громов протянул руку и ткнулся пальцами во что-то мягкое, но упругое. Похоже на резину, обтянутую тканью… Это может быть…

Пилот отдернул руку и поспешно сделал два шага по стенке. Потом поспешил дальше, перебирая ногами.

Ему не хотелось оставаться рядом с человеческим трупом.

Через несколько шагов вода спала. Шмякая мокрыми ботинками, пилот вышел на сухой пол, а еще через пару метров наткнулся на ведущие вверх ступени. Ступени привели к двери, которую Руслан распахнул настежь, навалившись плечом.

И тут же скривился, закрывая ладонями глаза от кажущегося нестерпимым света. Когда отнял грязные пальцы от лица, то не смог сдержать радостного возгласа.

Перед ним был круглый зал, должно быть точная копия предыдущего. Сквозь проваленный купол на обломки кирпича и бетона с торчащими жалами ржавой арматуры падал дневной свет, проникая сквозь неплотные заросли молодых деревьев. Что-то давным-давно продавило толстенные стены бомбоубежища и ворвалось внутрь, оплавив края пролома.

Громов бросился мимо ржавых пультов и затянутых тонкими жгутиками вьюна шкафов, мимо истлевших скелетов на стульях и странных фиолетовых пятен на стенах. Наружу, скорее наружу!

Задел что-то ногой. По полу, шурша по песку, проехал штык-нож с расколотой ручкой, ржавый и тупой. Руслан, почти не думая, подхватил его, сжал в кулаке.

По обломкам пополз вверх, срываясь и съезжая. Цеплялся за тоненькие ветки, обламывая их. Подтягивался, впившись пальцами в крошащийся бетон, бился коленями о стену, стараясь найти опору. Кое-как выбрался, отполз в траву и перевернулся на спину, подвывая от усталости.

Он не знал, сколько пролежал вот так, впитывая разбитым телом земную прохладу. Возможно, несколько раз проваливался в короткий и тревожный сон, похожий на потерю сознания.

Потом внутренний голос сказал, что пора идти. Пилот открыл глаза.

Солнце припекало из недосягаемых высот. По щеке щекотно елозила сломанная травинка. А в нескольких сантиметрах, смущенно выглядывая из-под плоского бетонного обломка, торчала блестящая веретенообразная штука с глубоким черным цветом под кажущейся стеклянной поверхностью. Величиной с ладонь, не больше.

Руслан протянул руку и тронул пальцем находку. Потом еще раз. Взял в ладонь, ощущая приятную гладкую фактуру. Как только он сжал пальцы, руку охватило легкое онемение, приятное и расслабляющее.

Громов подтянул к себе артефакт, переложил в другую руку, вновь ощутил, как уходит боль. Покрутил так и эдак, разглядывая со всех сторон. Засунул в нагрудный карман, не имея сил удивляться или восхищаться.

Он поднялся, покачиваясь и скрипя зубами. Вытащил из-за голенища ботинка нож. Огляделся. Прижимая «веретено» к ноющим ребрам, побрел в сторону лагеря.

Ему нужно отдохнуть, набраться сил. Хотя бы немного попить. Иначе он попросту свалится и не сможет помочь ни себе, ни Илье. Тем более что нужно обсудить ситуацию с Ткачевым, быть может, подумать как перенести лагерь ближе к поселку.

Вытирая грязной рукой пот с лица, пытаясь устоять на отказывающихся идти ногах, Руслан взял курс на болото.

* * *

Громов никогда не мог себе представить, что когда-либо будет радоваться звуку сухого камыша и скрипу старой охотничьей вышки на ветру. Когда из-за деревьев показалась узкая тропинка к лагерю, а в воздухе уже улавливался запах дыма, пилот нашел в себе силы улыбнуться и прибавить шаг. Словно домой вернулся, ей-богу.

В лагере мало что изменилось за день. В яме кострища, в мягкой золе, тлели два уголька, над ними степенно поднимались тоненькие струйки сизого дымка. Листья и хвоя на стенках шалаша немного пожелтели и осунулись, примятая за ночь трава поднялась.

В глубине шалаша, прячась от солнца и жары, лицом ко входу лежал Илья. Его глаза были закрыты, руки сложены на груди. Не сразу понятно живой ли.

Однако, заслышав шум шагов, Ткачев приподнял веки.

– Я вернулся, – констатировал Руслан и повалился к костру, разбросав в стороны руки. – Боже, как же я устал.

Илья молча смотрел на него, поблескивая глазами из темноты шалаша.

– У тебя вода осталась? – повернул к нему голову Громов. – А то я не удержался, попил из ручья, теперь в горле першит.

Ученый вытянул худую руку, катнул в сторону пилота пластиковую бутылку. Она по дуге скатилась к стенке шалаша и уперлась в ветки. В ней было на самом донышке.

Руслан мученически замычал, подтягиваясь к бутылке, схватил ее и выпил в два глотка теплую воду. Прочистил горло и спросил, закручивая крышку:

– С тобой все в порядке, Ильюха?

Ткачев скосил глаза и указал взглядом на что-то, лежащее в стороне. Хриплым, бесцветным голосом спросил:

– Это как понимать, Руслан?

В траве, откинутый слабым, но отчаянным броском, валялся «лечебный браслет» Прокофьева. Должно быть, Ткачев нашел его, когда перекладывал ложе.

Громов смущенно пожал плечами, нехотя ответил:

– Артефакт.

– Я же просил… Я же сказал, что не буду ими… Что мне нельзя! – Ученый сорвался на крик, но голос сломался, и он закашлялся, мученически прижимая к груди кулаки.

– Послушай, Илья, – попытался успокоить друга Громов. – Просто послушай.

У него и без того болела голова и закрывались глаза, меньше всего сейчас хотелось ругаться.

– Это «браслет», их раньше в аптеках продавали, помнишь? Тысячи людей ими пользовались, и ничего…

– Да плевать мне на тысячи людей, – скривился Ткачев. – Я же тебя просил…

– Илья, – Громов нашел в себе силы и сел. – Обстоятельства изменились…

– Иди ты! – вновь перебил друга Илья.

– Хватит! – рявкнул Руслан, чувствуя, что начинает закипать. – Выслушай меня, а потом еще раз подумай.

Ткачев недовольно дернул щекой, но подчинился, хмуро выглядывая из-под бровей.

– Как ты уже понял, спасатели не прилетели, – начал Громов. – Я не знаю, что случилось, не хочу гадать. Быть может, прилетят завтра или послезавтра. В любом случае, нам здесь придется задержаться больше, чем хотелось бы. И иного выхода, как поддерживать твою жизнь этими инопланетными хреновинами, я не вижу.

– Мы даже не знаем их свойств…

– Да, это опасно. Но предложи альтернативу.

Было видно, что Илья хоть и зол, но немного растерялся. Голос звучал уже не так уверенно:

– Лекарства из старых домов. Можно же найти что-то.

Громов думал было рассказать про «легкость» походов в дома и поселки, но не стал. Не хотелось жаловаться на жизнь прикованному к постели другу. Потому он сказал другое:

– Медикаментов не найти, Илья. Ты же умный мужик, сам все понимаешь.

И, взглянув на потухший взгляд Ткачева, уже мягче произнес:

– Илья, сейчас не самое лучшее время для веры в мифические болезни.

– Не мифические они, Рус, – совсем уж севшим голосом сказал Ткачев, опустив глаза.

Несмотря на убивающую усталость, Руслан смог почувствовать настроение друга.

– Ты что-то конкретное имеешь в виду? – спросил он.

Ткачев заметно мялся, сомневаясь стоит ли озвучивать тему. Потом вздохнул и словно камень бросил:

– Семен – дифферент.

Руслан часто заморгал, беззвучно раскрывая рот. Отпрянул и все же переспросил:

– Твой Семен?

Илья кивнул нечесаным чубом. Чужим, серым голосом сказал:

– У него глаза, помнишь, темными были, как угли. Я еще подумал в кого он такой, мы-то с Полинкой светлоглазые. Поля предположила, что в прадеда, тот с Кубани был, темненький. А потом как-то… Поля сказала, что Семка ходит во сне. Я значения не придал, сам в детстве лунатизмом страдал. Но тут оказалось совсем другое – он к окну подходит и смотрит в сторону Зоны. И передними зубами, как белка, часто-часто так стучит. Или ладони на стекла кладет, открывает широко рот, глаза и так стоит, не шевелясь… Знаешь как страшно, Рус.

Громов представил себе эту картину, и ему стало неуютно.

– А потом у него глаза стали темнеть… Как объяснить-то? Ну вот белков не стало, весь глаз сплошная чернота. А год назад нас перестал узнавать. Вначале просто смотрел как на пустое место, а потом и вовсе убегать начал, как от чужих.

Ученый тяжело вздохнул.

– К врачам водили? – спросил Руслан.

– Сразу же, как странности заметили. Я-то про дифферентов наслышан, по институту вечно всякие слухи из медблока гуляют. Да и опасались мы с Полинкой этого – хоть и не сталкеры, а Зона вон она, рукой подать. Ну, в общем, врачи сначала руками разводили, лечить пытались. Помнишь, я тогда отпуск за свой счет брал, осенью?

– Помню. Сказал, что к родне в Тверь поедешь.

– Я Семку в Москву возил, в Склиф. Там-то мне и сказали.

Илья замолчал, теребя травинку.

– Да, дела, – потрясенно сказал Руслан. – А мне-то чего не сказал?

– А смысл? Да и не те это новости, чтобы ими хотелось делиться с кем-то, уж извини.

– Ну ваше право, конечно, – кивнул Громов. – Но я слышал, что их как-то лечат…

– Изучают, – поправил друга ученый. – Изучают – не лечат. Про интернат же знаешь, да?

– Это который при медблоке института?

– Он самый.

– Конечно, знаю. Мрачное место, – и спохватился: – Так Семка там?!

Ткачев не ответил.

– Черт, – ошарашенно протянул пилот, хватаясь за голову.

– У нас после этого с Полинкой как-то того… Хреново, в общем, стало. Она замкнулась, в этот отдел практических изысканий перевелась. Считает, что она виновата, что терять ей уже нечего. А я… Я решил, что дело в синдроме Хармонта. И в этих внеземных предметах… Деньги копил, чтобы уехать отсюда, увезти Полинку. Хотел, чтобы родился здоровый ребенок, не дифферент. А тут вот такая петрушка случилась…

Илья замолчал, потирая пересохшее горло. Руслан поднялся, подхватил бутылку и направился к выкопанной у болотца ямке.

Вот оно, значит, как. Семка – ребенок-мутант, дифферент. Их еще называют «детьми Зоны», но это больше для писателей и журналистов. А на деле – несчастные дети, превратившиеся в странных существ. Их истории похожи как на подбор – родились нормальными, почти без отклонений. Некоторые даже более здоровыми и сообразительными, чем сверстники. Но потом, с возрастом, начинал проявляться так называемый дифферент – некий фактор, запускающий непонятные процессы в растущих организмах. Дети покрывались шерстью, меняли пигментацию кожи, слепли. Утрачивали способность разговаривать, понимать речь, не узнавали родных и забывали все приобретенные навыки. И все как один испытывали непреодолимую тягу к Зоне.

Иные романтичные натуры говорили, что их следует отпустить. Что, мол, они чувствуют связь с территорией Посещения, что им там будет лучше. Но на практике все оказывалось куда как отрезвляюще – дети-дифференты гибли в ловушках, как и самые обычные люди, заполняя своими трупами пейзаж вдоль периметра. Потому, учитывая навязчивость их желаний, дифферентов помещали в специнтернат, где контролировали, изучали, пробовали лечить.

И это все звучит разумно, если не принимать в расчет страшные слухи об этом интернате, ходящие по Искитиму. Правда, Громов не шибко доверял россказням и домыслам недалеких трепачей.

Когда он вернулся с полной бутылкой к костру, то понял, что больше уже никуда не пойдет. Голова почти не соображала, тело превратилось в закостеневшую колоду. Нужно отдохнуть, очень нужно отдохнуть!

Но прежде…

– Если хочешь жить и нарожать детей, то придется воспользоваться артефактами, – сказал он Илье, присаживаясь. – В ином случае тебе не протянуть и пары дней. Я видел твою спину, так что поверь на слово.

Ученый молча слушал, никак не выказывая свое отношение.

– На вот, – Руслан протянул ему «браслет», сверху положил «веретено». – Положи как удобнее. А «браслет» вообще лучше надень.

– Это что? – указал на «веретено» Илья, принимая вещи.

– Похоже на анестезию, – сказал Громов.

Ученый нехотя нацепил на руку серебристое кольцо, поводил черным камнем по ногам.

– Я ощущаю себя испытателем лекарства от чумы, – наконец произнес он. – Пробую все подряд, авось что поможет.

Руслан лишь хмыкнул. Что тут еще скажешь?

Ученый положил «веретено» рядом, откинулся назад и прикрыл глаза.

– Как ты? – спросил Руслан.

– Хреново, – отозвался друг. – Как нам дальше быть? Спасатели не прилетели.

На это Громов уже знал что ответить.

– Я постараюсь периодически ходить к Маяку, авось наткнусь на наших или на того же Прокофьева. Когда ты окрепнешь, попробуем добраться ближе к поселку, чтобы не тратить столько времени на дорогу. А там нас обязательно найдут, это факт.

– Факт, – эхом отозвался Ткачев. – Помнишь, когда команда Селиванова пропала? Как долго вы ее искали?

– Неделю, – вспомнил Руслан. – А что?

– А как искали?

– Ну тут особенно не развернешься. Со спутников пытались, летали над Зоной на вертолетах.

– И это действительно могло сработать? – В тихом голосе ученого слышалось сомнение.

– Ну а почему нет?

– Так почему тогда их не нашли? Не их, ни бригаду проходчиков, ставящих вешки?

– Вот не надо! Бригаду нашли!

– Скольких?

– Одного.

– Из семи?

– Илья, к чему ты клонишь?

– Когда ты уходишь, я долго стараюсь вслушиваться в твои шаги. Я представляю как ты идешь, как удаляешься. В какой-то момент я перестаю различать шаги, и мной овладевает паника. Я понимаю, что остался совсем один, – Илья открыл глаза, покосился на повесившего голову Руслана. – Мне очень страшно оставаться одному, Рус.

Громов невесело усмехнулся, сказал:

– Но я же не могу…

– Конечно не можешь. Просто вот захотелось сказать каково мне, лежать и гадать вернешься ты за мной или нет. Не иметь возможности даже самостоятельно добыть себе воды. Вздрагивать при каждом шорохе.

Руслан устало потер глаза, он не знал, что нужно говорить в подобных случаях.

– Рус, – Ткачев посмотрел на Громова. – Я могу тебя попросить об одолжении?

– Конечно, о чем хочешь.

– Ты мог бы попробовать добраться до упавшей «калоши» Полины? Мне важно знать, жива она или погибла. Если мне не суждено выбраться отсюда, то я хочу умереть зная судьбу жены.

– Не смей сдаваться, – язык во рту Руслана еле ворочался, веки сами собой сходились, а земля под головой казалась мягче пуховой перины. – Я не дам тебе умереть.

– Обещай, что попытаешься!

– Я постараюсь добраться до Полины. Обещаю.

Последние слова пилот почти прошептал, уносясь в воронку тягучего сна.