— Пшёл вон! — Антона грубо вытолкали в открытую дверь.

От сильного тычка пробежав несколько шагов по инерции, он споткнулся и упал, больно ударившись коленями о булыжную мостовую и угодив рукой во что-то рыхлое и влажное. Все вокруг виделось каким-то мутным и расплывчатым. Была ли в этом виновата пелена, которая застилала сознание Антона с того момента, как он очнулся, или настоящий туман окутывал все вокруг, он понять не мог. Да и не пытался, потому что, почувствовав резкий неприятный запах, оторопело уставился на свою руку.

«Дерьмо! Чертов навоз!» — несколько кусочков дерьма отвалились с рукава его куртки и шмякнулись обратно в кучу.

Послышался стремительно приближающийся стук и скрип. Антон продолжал смотреть на свою руку, словно это могло прояснить, что же с ним случилось.

— С дороги, сучье племя! — двуколка, запряженная парой вороных, неслась прямо на него.

Антон вскрикнул, зажмурился и вскинул руки. Он уже слышал дыхание скакунов. Почти чувствовал, как их копыта разбивают его голову, а колеса повозки перемалывают то, что осталось. И все это как в замедленном кино или как во сне. В кошмарном тягучем сне, из которого не вырваться…

— А ну! — вместо удара копыт его ожог удар бича.

Лошади били копытами над его головой и жутко храпели.

Не помня себя от ужаса, он отполз в сторону. Вороные продолжали бесноваться. Клыки, сверкающие в их пастях, заставили Антона пятиться все дальше и дальше.

Так и не поднявшись, словно каракатица, перебирал он руками и ногами. Уже не обращая внимания на навоз и на ссадины, пятился, пока не уперся спиной в водосточную трубу.

Никогда в жизни, ни в каком кошмаре не видел он такого. Саблезубые лошади? Со светящимися красными глазами? Бред! Но это еще не все. Возница. Его вид добил Антона окончательно. Существо с серо-зеленой кожей, большими раскосыми глазами и огромным, в пол головы, лягушачьим ртом, из которого несколько раз показался змеиный язык, даже с большой натяжкой нельзя было назвать человеком.

«Этого не может быть, потому что не бывает… — прислонившись спиной к водосточной трубе, какой-то необычной, узенькой, пролегающей в специальном желобе, похожей на старинную, странной трубе, Антон решил успокоиться и поразмышлять, — …наверное, белая горячка. Или коньяк у Владимира Анатольевича какой-то специфический. Черт! В который раз зарекаюсь: с клиентами — только деловые отношения! Да! Владимир Анатольевич! Были у него на квартире… на Фонтанке… Лена пришла… эскизы смотрели… потом — в камине ковырялись… ха-ха! Клад искали. И все. Дальше — как отрубило. Чертовщина какая-то!»

Первое, что осознал Антон, очнувшись утром — а утром ли? — это прискорбный факт, что он находится в камере. Об этом говорило все: малюсенькое зарешеченное окно под потолком, массивная железная дверь, сырость, затхлый воздух, холодный каменный пол, на котором он лежал… «Видимо, менты загребли. Здравствуй, обезьянник! А что вчера было-то?»

Но разобраться, что к чему, Антон не успел. Дверь с лязгом и скрипом раскрылась. На пороге стояли двое. И точно — не менты. В какой-то странной форме, как у царских жандармов, и в высоких черных сапогах.

Молча, схватили они Антона за шиворот, выволокли из камеры, протащили по темному коридору и со словами «Пшел вон!» вышвырнули на улицу, наподдав на прощание под зад этими самыми сапогами. И вот он здесь…

Он со стоном поднялся и огляделся. Место незнакомое. Кривая улица, по одну сторону — заросший парк, по другую — дома. Дом, из которого его вышвырнули — самый большой, четырехэтажный, серый, с каким-то зловещим орнаментом и большими глухими воротами, дубовыми, окованными железом. Маленькая дверца вмонтирована в ворота — из нее-то он и вылетел. И никаких вывесок, надписей, знаков… ничего. «Да. Это точно не милиция!»

От запаха навоза затошнило. Антон оглядел себя. Весь в саже, пыли, навозе, да еще и куртка порвана — как бомж!

Осторожно оглядываясь, он перешел улицу и по узенькой тропке углубился в заросли парка. Людей вокруг не было. Оно и хорошо, уж больно вид срамной…

За деревьями виднелся просвет. «Надеюсь — Нева или речка какая, умыться хоть. Что-то не припомню в Питере такого района, чертов коньяк!» — с такими мыслями, Антон действительно вышел к реке или какому-то каналу. Небольшая полянка на берегу была засыпана мусором и имела посередине кострище, обложенное булыжниками.

Вынырнув из тяжких размышлений, Антон пригляделся и вскрикнул. Вернее даже не вскрикнул, а простонал. Голос подвел его, не захотел слушаться. На том берегу речки возвышалась крепость. И вроде бы, ничего страшного, ну, крепость и крепость, но это была Петропавловка. Только стены не красные, а темные, осыпавшиеся и замшелые, а шпиль собора — черный.

Постояв немного как вкопанный, поморгав глазами, а потом и нащипав себе руку до синяков, он по-прежнему видел такой знакомый, и в тоже время — такой незнакомый силуэт Петропавловки. «Черт! Параллельный мир! Срочно надо врачу показаться, пусть в дурку запрут, пусть транквилизаторами обколят, только чтоб мозги вправили…»

Следующее потрясение этого безумного дня — который еще только начинался! — ожидало Антона внизу, под ногами. С трудом оторвав затравленный взгляд от зловещей Петропавловки и полностью разочаровавшись в своем рассудке, он понуро опустил голову и принялся разглядывать мусор под ногами. Но это оказался не тот мусор, который он ожидал увидеть. Не было ни пакетов, ни бутылок, ни окурков, ни даже, на худой конец, шприцов… Были лишь кости. Вся земля вокруг кострища усыпана костями. Обглоданными. Человеческими. А среди головешек — пара разломанных черепов.

— Э… э… А-а-а-а-а!!! — Антон бросился, как угорелый, обратно, на улицу, прямо через кусты, не разбирая тропы и не глядя под ноги. Расцарапал ветками лицо, несколько раз чуть не упал, но позволил себе перевести дух, лишь вновь оказавшись на улице, возле домов.

В голове царил хаос и страх. Глупая мысль билась в сознании: «Надо позвать на помощь!» Хоть он и начал осознавать, что помощь тут нужна лишь ему, и вряд ли кто ринется ему эту помощь оказывать.

Тут Антона осенило: «Надо позвонить! Ленке позвонить, может, она объяснит, что со мной приключилось… или еще кому-нибудь». Но телефона при нем не оказалось. В карманах вообще было пусто. Только жетончик на метро прощупывался за подкладкой. Он там болтался еще с прошлого года. «Все остальное, похоже, забрали менты… То есть не менты, а эти…»

В приступе праведного гнева, Антон принялся колошматить в ворота, из которых его вышвырнули. Сперва кулаками, а потом и ногами. Но никто не открыл.

Он снова плюхнулся на тротуар, прислонился спиной к дому и решил подождать. Чего именно ждать — он не знал. Возможно, появятся люди и помогут ему, или он очнется, наваждение спадет, и все вернется на свои места.

Но ни того, ни другого не произошло. Со временем, стало чуть светлее, и хоть день предстоял пасмурный, утренние туманные сумерки растворились, а может — притаились где-то в зарослях, там, у кострища с костями. Мимо прошло несколько прохожих, совершенно равнодушно, не обращая на Антона никакого внимания. Это даже порадовало, потому что они совсем не походили на людей. Один был серо-зеленый, как тот извозчик, другой, при ближайшем рассмотрении — оказался мертвецом. Настоящим, как из фильма ужасов. С лохмотьями полуразложившейся кожи и сильно смердящим. После него на мостовой остались извиваться несколько желтоватых червяков.

Антон уже не так пугался, начал потихоньку привыкать, но все равно, инстинктивно прикрывал лицо руками, надеясь, что все это ему мерещится.

Потом он заметил женщину. Еще издалека она показалось ему гораздо привлекательнее остальных прохожих. Шла она по другой стороне улицы, под деревьями, и казалась вполне обычной. Разве что белое кружевное платье в слякотную промозглую погоду было немного не к месту.

Антон подскочил и осторожно оглядываясь, перебежал на другую сторону. В голове крутилось множество вопросов, которые следовало задать, и он судорожно пытался придумать, как это сделать, чтоб не выглядеть сумасшедшим. Основные вопросы — это: Где я? Зачем, а так же почему я здесь? Ну, и, пожалуй, когда? В смысле — в каком времени?

Он живо представил, что бы сам подумал, если бы какой-нибудь грязный оборванец задал такие вопросы ему. «Пожалуй, все же следует зайти издалека…»

Пока Антон судорожно формулировал, что же он скажет женщине, та подошла совсем близко. Длинное платье, элегантная шляпка, тонкая талия, пышные белые волосы слегка развевались на ходу, глаза… Он не успел рассмотреть ее глаза. Не сбавляя шага, незнакомка прошла сквозь него, и даже не обернувшись, пошла дальше.

— Постойте! Простите! Э-э-э… — Антон так и стоял некоторое время с открытым ртом. Когда женщина подошла совсем близко, ему на мгновение показалась, что она слегка прозрачна. Наверное, правильнее было бы сказать «призрачна». Хотя теперь он в принципе сомневался в ее существовании.

Следующий встреченный им человек — вообще отбил охоту приставать к прохожим с вопросами. Это был мужчина, немолодой уже, хоть и шагал достаточно бодро. По всему, он представлял из себя вполне обычного человека, даже не прозрачного, хоть и одет был весьма странно. На нем был черный фрак и черный высокий цилиндр. В руках он держал трость, но не опирался на нее при ходьбе.

«Ну и что… может — под Пушкина косит?!» — подумалось Антону. Он уже был бы рад любому общению, даже с таким вот сумасшедшим, лишь бы с человеком.

— Здрасьте! Простите, пожалуйста, я вот тут… — дальше Антон замешкался, потому что так и не определился с вопросом, и на секунду, чтобы собраться с мыслями, отвел от человека глаза. И это едва не стоило ему жизни.

Трость в руках незнакомца разделилась на ножны и длинный стальной стилет. Без предупреждения, он сделал молниеносный выпад. Антон вскрикнул и отскочил. Стилет разорвал куртку и рубашку и даже царапнул живот.

— Изыди! — жутким голосом завопил незнакомец, потрясая стилетом и приближаясь.

Его глаза сверкали гневом и яростью.

— Да пошел ты в пень, идиот чокнутый! — Антон, на всякий случай, припустил бегом, и лишь метров через пятьдесят рискнул обернуться. Человека в цилиндре уже не было.

Антон не на шутку запаниковал, но надежда на то, что все происходящее — бред или кошмарный сон — не покидала его: «Что делать-то теперь? Ну, если сон — сам пройдет, рано или поздно… А если с головой непорядок?.. Надо добраться до дома. Отлежусь, выпью аспирина — и все пройдет. Рано или поздно…»

Антон приехал в Петербург два года назад. Собирался поступать в вуз, да пока решил денег подзаработать. Он снимал комнату в небольшой квартире на Садовой улице.

«Так. Надо рассуждать логически… — от этой мысли при данных обстоятельствах стало уже смешно, — если эта крепость — Петропавловка, то речка — Кронверкский пролив. Черт! Стало быть, эта кривая улица — Кронверкский проспект».

Он еще раз с сомнением оглядел дома. Странные. Многие — деревянные. По форме — улица действительно походила на Кронверкский, но больше — ничего общего не наблюдалось. Ни трамвайных путей, ни проводов, ни асфальта. Местами — булыжная мостовая, местами, ближе к парку — так просто грязь. Чертовщина какая-то!

«И, тем не менее, если это все же Кронверкский — то, пройдя по нему, я выйду к метро «Горьковская», а там — пара остановок, и я дома», — эта мысль, при всей своей логичности, настораживала. Антон бы уже не удивился, если бы метро предстало ему в этом мире вратами в преисподнюю, лестницей в ад или еще какой-нибудь жутью. «Если что — пешком дойду. В метро не полезу. Опасно. Черт! Черт! Черт! — он тряхнул головой, все еще надеясь придти в себя. — Что за бред в голову лезет?! В метро — опасно… Не надо об этом думать — и все будет в порядке! Это все — лишь игра воображения!»

Словно в насмешку над этими мыслями, послышался стук копыт, и из-за поворота показалась карета, запряженная четверкой лошадей. Антон шарахнулся в сторону и прижался к стене. Лошади, как и положено — черные. Извозчик, слава богу, в плащ закутан, не видно его. Карета — тоже черная, с позолотой и гербом на дверце. Ну, карета себе и карета… если бы не одна странность…

Двигаясь достаточно быстро, экипаж потихоньку уходил под землю. Когда он только показался из-за поворота — лошади бежали по мостовой, карета подпрыгивала на неровных булыжниках. Но когда экипаж поравнялся с Антоном, бросилось в глаза, что лошади уже по колено провалились в мостовую, а карета — по ось, и чем дальше — тем глубже, не снижая при этом скорости. Перед тем, как скрыться за поворотом, над мостовой виднелась лишь крыша экипажа, да голова извозчика.

Сперва такое явление шокировало Антона, но потом он даже порадовался, решив, что это уж точно игра воображения. «Подумал про подземку — карета ушла под землю. Вот такой местный вариант метрополитена. Ха-ха-ха! Господи, бред-то какой!»

Не спеша, сторонясь, на всякий случай, редких прохожих, он пошел по направлению к «Горьковской». Но ничего не менялось. Местность по-прежнему оставалась незнакомой.

Впереди показалась небольшая площадь, на которую выходила еще одна улица. «Слава богу! Каменноостровский, — Антон прибавил ходу. — А справа — должна быть «Горьковская»!»

Но станции метро не было. Все тот же заросший парк. Идти вглубь парка не хотелось, вид обглоданных человеческих костей напрочь отбил такое желание. Антон решил пойти пешком, через Троицкий мост. «Надеюсь, хоть мост на месте!» Но тут увидел дорожку, уходящую в парк, в том месте, где по его прикидкам, должен находиться вход в метро.

Немного поколебавшись, Антон все же решил посмотреть, куда ведет дорожка. В памяти всплыла «Горьковская», подземный переход и множество киосков вокруг. Особенно захотелось встретить «шаверму» или «пирожки», несмотря на то, что не было денег, это вселило бы надежду. Побегав и понервничав, он уже изрядно проголодался.

Но дорожка, метров через сто, вывела к полуразрушенной часовне. Что-то зловещее чувствовалось в этом месте. Потемнело, и воздух стал заметно холоднее. Антон шел все медленнее и уже собирался повернуть назад, когда заметил статую ангела под самой крышей. Ему показалось, что каменный ангел смотрит на него. Недобро смотрит.

Антон остановился и никак не мог отвести взгляд от статуи. Внутри похолодело, и кожа покрылась мурашками. И тут каменный ангел присел и взмахнул крыльями. Огромными черными крыльями.

С криком бросился Антон назад. Бежал быстро и не оглядываясь. Остановился лишь на площади. «Да что за чертовщина такая повсюду?! Все! Никакого метро! Надеюсь, хоть мост никуда не делся…»

Троицкий мост никуда не делся, правда, не очень походил на тот Троицкий мост, что был раньше. С поломанными кое-где перилами, он перекинулся через Неву, причем не прямо, как было бы логично, а с каким-то невероятным изгибом. Хотя чугунное литье, с орлами, горгульями, золочеными щитами и копьями удивительно гармонировало с его необычной формой. Мостовая на нем местами оказалась поврежденной, а местами и вовсе отсутствовала. Мост, впрочем, как и многое другое здесь, казался порождением кошмарного сна.

Идти туда совсем не хотелось, но деваться, похоже, некуда. Немного приободрила промчавшаяся по мосту двуколка. Значит, он не закрыт и не аварийный. Хотя странно, как ей удавалось так лихо проскакивать участки с поврежденной мостовой. «Но это, наверно, не самое странное в этом странном мире…»

Антон шел осторожно и не спеша. Прохожих, на его счастье, на мосту не встретилось. Поднялся сильный ветер и принялся хлестать по лицу мелким дождем. Поверхность мостовой изогнулась в самых странных направлениях. Создавалось ощущение, что кто-то исполинских размеров скрутил этот мост, как отжимают тряпку, потом небрежно развернул и водрузил обратно на опоры. В некоторых местах наклон был такой, что приходилось карабкаться на четвереньках, цепляясь пальцами за квадратные булыжники.

Когда Антон миновал середину моста, непогода усилилась. От напряжения и страха ноги и руки тряслись. Он уже десять раз пожалел, что решился здесь пойти, но что еще было делать?.. «Это сон. Бесконечный кошмарный сон, из которого нет выхода! Или есть…» — он взглянул вниз, в очередную дыру в мостовой. Серые невские волны под ним с гулом бушевали, украшенные барашками пены. Внизу было темно и страшно. Внезапно возникшая мысль, покончить с кошмаром раз и навсегда, спрыгнув вниз, заменилась волной страха перед бушующей стихией.

«Нет. Только не так. Я пока не готов», — он поднял голову и вскрикнул от неожиданности. Напротив стояла старуха в плаще с капюшоном. Все было при ней, только косы не хватало. А еще — не хватало глаз в пустых черных глазницах.

Антон отскочил назад, поскользнулся и рухнул в зияющий провал.

В последний момент, где-то уже под мостом, он, сам не понимая как, ухватился руками за чугунную балку. Она была мокрой и замшелой. Пальцы соскальзывали, и еле удавалось держаться. А волны внизу бушевали все сильнее. Слышался уже не гул, а настоящий рев, как будто это не река, а океанский шторм. Брызги доставали Антона, а, может, это усилился дождь…

Он с трудом огляделся. Непогода принесла сумерки, а под мостом и так было темно, но все же удалось рассмотреть огромную гранитную опору неподалеку. Подтягиваясь на руках, Антон направился к ней. Силы уходили стремительно. Пальцы соскальзывали. Стиснув зубы, он продолжал карабкаться. И уже у самой опоры не удержался. В этом месте железная балка изгибалась и была особенно скользкой. Чувствуя, что на руках ему не удержаться, Антон попытался подтянуться и зацепиться ногами. На это ушли последние силы. Пальцы соскользнули, и он полетел вниз.

Внутренне сжавшись в комок, Антон попрощался с жизнью и приготовился встретиться с холодной стихией. Но рухнул спиной на железную решетку.

Это оказалась лестница, что шла вокруг опоры моста. В темноте, ее было совсем не видно. Немного полежав, Антон поднялся, постанывая от боли в ушибленной спине. Он промок насквозь, волны тут доставали своими гребнями. Его колотило от холода. Но он был жив.

Придерживаясь рукой за мокрые холодные камни и пройдя по лестнице один огромный виток, Антон уперся в дверь, ведущую внутрь опоры. Дальше лестницы не было. По-видимому, выбраться на мост можно теперь лишь через люк из помещения за дверью.

И тут, первый раз за этот кошмарный день, удача улыбнулась Антону. Дверь оказалась незапертой.

В помещении, естественно, стояла кромешная тьма. Оставив дверь открытой, Антон осторожно двинулся внутрь, ощупывая стены и пол, чтобы, не дай бог, снова никуда не провалиться.

Недалеко от входа, в стене обнаружилась небольшая ниша. В ней лежала коробочка и стояла какая-то склянка. Трясущимися руками, Антон с надеждой взял коробочку и встряхнул. «Здорово! Спички! Только бы не отсыревшие!» Он вытащил одну, крупную, похожую на специальные спички для каминов. Со второго раза удалось ее зажечь. Сразу же запахло воском, видимо, древесина пропитана им, чтоб не отсыревали. Склянка, что стояла в нише — оказалась старинной масляной лампой, с черным широким фитилем. «Может ее потереть, вызвать джина, и попросить лишь об одном — оказаться сейчас же дома, у теплой батареи и телевизора…»

Улыбнувшись подобной мысли, Антон зажег фитиль и огляделся.

Небольшая пыльная каморка. Посередине — квадратный столик из толстых грубых досок. За столиком сидел человек, положив голову на руки. Сидел он тут, судя по всему, давно, даже одежда местами истлела, а на черепушке осталось лишь несколько клочков волос. Под ногами прошмыгнула крыса.

Антон поднял лампу повыше. В потолке, действительно, имелся люк, и к нему вела деревянная лестница.

Но возвращаться на мост пока не хотелось. В этом маленьком помещении, при свете коптящей лампы, после всего, что сегодня произошло, было очень уютно, несмотря на компанию мертвеца. «Надеюсь, он сейчас не оживет!»

На столе стоял небольшой пузатый штоф с притертой стеклянной пробкой, изрядно затянутый паутиной и на треть наполненный светлой жидкостью.

Антон взял его, осторожно откупорил и принюхался. Водка! «А чего?.. хуже-то уже не будет!» Недоверчиво покосившись на стопку, что сжимал в истлевшей руке мертвец, он протер рукавом горлышко и отхлебнул. Водка оказалась хорошая, согревала мягко. Антон отпил глоток, потом — еще и еще. Он попытался залпом допить остатки, но не смог. Даже слегка поперхнулся и с удивлением уставился на штоф. Водки в нем не убавилось, как было на треть — так и осталось. Хмыкнув, он осторожно поставил сосуд обратно на стол. На душе потеплело, и не то чтоб хорошее настроение, но некоторая надежда все же посетила Антона.

— Спасибо, друг! — тихо сказал он мертвецу. — За твое здоровье! Тьфу ты, черт… За упокой!

— Это… оно… пожалуйста! — прошипел покойник, поднимая истлевшую голову. — Заходи ещё, коли мимо будешь. Хорошим людям завсегда рады…

Вот этого Антон никак не ожидал. «Это уже слишком!» В один прыжок одолел он лестницу и стрелой выскочил на мост, настежь распахнув тяжеленную чугунную крышку. Затем, на всякий случай поспешил захлопнуть за собой люк.

А на мосту по-прежнему свирепствовала непогода. Холодный ветер немилосердно хлестал дождем. Внизу бушевали волны.

Преодолев, наконец, проклятый мост, неуверенной походкой ступил Антон на берег. Он готов был расцеловать эту землю, и даже оглянуться в сторону моста было страшно. А что самое удивительное — стоило с него сойти, буйство непогоды тут же прекратилось. Как будто никакого шторма и вовсе не было. По-прежнему стоял тихий и унылый пасмурный день.

Отойдя от Невы подальше, он огляделся.

Опять все не так. Не так, как было раньше. На месте института Культуры возвышался странный дом, больше всего напоминавший готический собор. Хотя, приглядевшись, сходство с прежним зданием обнаруживалось, но создалось впечатление, что его капитально перестроили. Марсово поле основательно заросло, и за ним ничего не было видно. А вот Лебяжья канавка и Летний сад, похоже, были на месте.

Антон пошел в сторону Лебяжьей канавки. Появилась мысль навестить эту квартиру, напротив Летнего сада, с которой, похоже, все и началось. Он жутко устал и хотел домой, но если есть шанс хоть что-то выяснить — надо им воспользоваться. К тому же, была вероятность встретить там Лену или Владимира Анатольевича.

Проходя мимо «института готической культуры», как он его прозвал, Антон заметил, что все окна и двери в нем заколочены. Некоторые — даже заложены кирпичом. Он услышал странный писк и взглянул вверх.

Летучая мышь, причем такая крупная, каких и в природе-то быть не может, подлетела и приземлилась где-то на крыше. «Так… упыри… что будет следующим пунктом сегодняшней экскурсии?..»

На всякий случай Антон прибавил шагу.

С ужасом взглянул он на мостик, что перекинулся через Лебяжью канавку. С некоторых пор, мосты вызывали недоверие. Но перейти через него все-таки надо.

Ничего страшного. Все тот же маленький горбатый мостик. Разве что, может, чуть более «горбатый», чем помнился…

Когда Антон подошел к Лебяжьей канавке, ему послышалась песня. Останавливаться категорически не хотелось, к тому же, появилось ощущение, что из здания института Культуры за ним наблюдают. Но голос вдруг показался таким чарующим, а мелодия такой родной, теплой и приятной, что он невольно замедлил шаг и огляделся.

И тут он увидел ее. Прекрасное созданье. Нимфа. Она седела на гранитном берегу, полоскала ножки в Лебяжьей канавке и пела. Странно пела, Антон не мог разобрать ни одного слова, но он и не хотел их разбирать. В этой песне было все, в чем нуждалась его измученная душа именно сейчас. В ней было тепло и уютно, безопасно и комфортно. Мелодия окутывала любовью, такой трогательной и нежной, какой не бывает в обычной жизни.

Нимфа повернулась к нему и приветливо улыбнулась. Пышные светлые волосы, полные губы, большие добрые глаза, полупрозрачные одеяния, дающие возможность в подробностях рассмотреть ее безупречное тело. А вокруг — сияние, изгоняющее холод и непогоду. Как окошко в лето из холодной промозглой осени, на подоконнике которого сидит прекрасная незнакомка, беззаботно покачивает ножками и поет песню любви, ему, Антону.

Антон и сам не заметил, как пошел к ней. Медленно, словно загипнотизированный. Лишь на мгновение мелькнула мысль, что что-то тут не так, но потом он подумал: «Не могут же одни исчадья ада и порождения сатаны населять этот мир! Должно же в нем быть хоть что-то прекрасное, в противовес всему! И вот, я нашел это прекрасное! С ней я буду в безопасности! С ней я буду счастлив! Счастлив!.. Счастлив…»

Она тянула к нему руки, а он тянул руки к ней. Они оба улыбались. Оба были счастливы. Нимфа уже не пела, но песня продолжала звучать. Она лилась отовсюду, в нее вплетались голоса многих прекрасных нимф и слышался перезвон серебряных колокольцев.

Вдруг что-то изменилось. Что-то щелкнуло у Антона внутри, возникло ощущение, что он теряет контроль над собственным телом, что разум его заменяется чьим-то чужим, холодным, злым.

Последнее, что он отчетливо видел — это испуганный взгляд нимфы.

Дальнейшие события разворачивались стремительно.

Антон так и не понял, как такое могло произойти, и наблюдал за всем как будто со стороны.

Он отвел руку в сторону и резко, наотмашь, ударил нимфу по лицу. Удар был такой силы, что ее подбросило в воздух, она отлетела назад на несколько метров и ударилась головой о гранитный бордюр. Замерла. Похоже, потеряла сознание.

Так же неожиданно пелена спала с сознания, и Антон вновь обрел контроль над собой.

Он бросился к ней в полном смятении, но тут же остановился и замер на месте.

Перед ним, на гранитном бордюре, обрамляющем Лебяжью канавку, лежала не нимфа. Перед ним лежала жуткая тварь. Химера, сбежавшая из картины Босха. Дряблое, морщинистое женское тело серо-синего цвета венчала рыбья голова с огромным ртом, оснащенным множеством иглообразных зубов и мерзкими жабрами. Круглые белесые рыбьи глаза медленно вращались. Вместо ног — хвост, как у русалки, только не золотистый, как в кино, а такой же, синевато-серый, перепачканный в тине. Запах тины и гнили ударил в нос.

Тварь заерзала и злобно зашипела:

— Чтоб тебе в аду гореть, фантом проклятущий!

Затем она покатилась и плюхнулась в воду, подняв столб брызг. Там, где она лежала, осталось сине-зеленое пятно: не то — кровь, не то — слизь какая-то.

Антон застыл в оцепенении и, скованный ужасом, смотрел на это отвратительное пятно. Потом перевел взгляд на воду. Там плавало еще несколько таких же тварей.

— Чертовы твари! — крикнул он и бросился наутек.

Остановился перевести дух, лишь добежав до главных ворот Летнего сада. Сердце бешено колотилось. Ноги подкашивались от усталости. Надо было немного передохнуть. Мало ли что еще ждет его в этой злополучной квартире — в том, что ничего хорошего, Антон уже не сомневался.

Летний сад, как и все прочее здесь, тоже выглядел несколько по-другому, не так, как раньше. На гранитных столбах ограды сидели зловещего вида бронзовые твари, с большим клювом и красными глазами. Казалось, что глаза их слегка мерцают, можно было предположить, что в темноте они светятся. Орнамент самой ограды тоже неуловимо изменился, став каким-то пугающим.

Ворота открыты, в саду никого не было видно, и, поколебавшись немного, Антон вошел.

Первое, что бросилось в глаза — это скульптуры. Они не были такими белоснежными, как раньше, а потемнели и местами покрылись мхом, но это были совсем не те скульптуры. Не было тут привычных «нимф», «Аполлонов» и «Афин». Все они изображали каких-то монстров. Вернее, сами статуи выглядели весьма художественно и привлекательно, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что у них непременно присутствуют рожки, копыта, перепончатые крылья, аккуратно сложенные за спиной, острые клыки или когтистые лапы. Позы их были агрессивны, почувствовав себя жутковато в окружении этих изваяний, Антон свернул с центральной аллеи, тем более что скамеек тут все равно не было.

Домик Петра не изменился, даже не показался мрачным и пугающим, что уже радовало. Антон заметил, что деревья тут совсем другие. Вместо лип — огромные раскидистые дубы, с корявыми и замшелыми стволами в несколько обхватов и толстыми узловатыми ветками, местами опускавшимися почти до земли.

Он вышел на Фонтанку и встал, облокотившись о гранитную тумбу ограды.

На том берегу ничего особенного не наблюдалось. Знакомый дом стоял на своем месте и, вроде, никак не изменился. Потихоньку успокаиваясь, Антон взглянул на воду. Маленькие волны отражали хмурое небо, дробя его на тысячи кусочков и, играя, лизали гранитные берега. На секунду показалось, что на некоторых из них красными всполохами отразились языки пламени. Откуда? Он глянул на дом. Окна той злополучной квартиры были охвачены огнем. Безумный крик какой-то женщины слышался оттуда все громче и громче. «Черт возьми! Ленка! Она тоже могла оказаться в этом проклятом мире!»

Не веря в происходящее, он закрыл глаза. Потом открыл. Снова посмотрел на дом. Ничего. Окна на месте, никакого пожара.

Медленно и осторожно, он снова пригляделся к воде. Волны гипнотизировали, лениво перекатываясь, не отпускали его взгляд. И вот опять появились багровые всполохи…

Чертовщина! Антон отвернулся. Надо идти, но он уже так устал. Но и это не главное. Идти туда было страшно. Антон сел на землю и прислонился спиной к гранитной тумбе. Голова немного кружилась, видимо уже от голода. Заметив вокруг себя желуди, он принялся их собирать, предположив, что магазина с продуктами может уже никогда не встретить. Вера в то, что он придет в свою комнату, а там все по-прежнему — телевизор, холодильник, теплая батарея — стремительно таяла.

Ползая на четвереньках и собирая желуди, он не переставал оглядываться и, как оказалось — не зря.

Сперва ему померещилось какое-то неуловимое движение под деревьями. Антон вскочил и стал напряженно всматриваться туда, где мелькали едва различимые тени. Так и есть — под некоторыми дубами, на небольшом расстоянии от земли медленно шевелились пятна. Чуть заметные, похожие на сгустки воздуха, более плотные и темные, как кусочки ночи среди дня. И что самое отвратительное — все они медленно ползли к нему.

Антон бросился к воротам. Пробегая мимо домика Петра, заметил, что из окна на него кто-то смотрит. Остановился и пригляделся.

«Боже! Это же Петр!» За окном стоял Петр, в мундире, с маленькой лысой головой, с усиками и страшными выпученными глазами. Похожий на скульптуру Шемякина, что стоит, а вернее — сидит в Петропавловке.

Но это не самое страшное. Самое страшное — что за каждым из множества окон на первом и втором этаже стоял такой же Петр. И все они смотрели на Антона.

Он припустил к воротам, которые, непонятным образом, оказались закрыты.

Даже не оглядываясь назад, Антон бросился к ограде и полез. Спустя мгновение, изодрав руки и одежду, он перевалился через решетку и неуклюже шмякнулся на булыжную мостовую набережной. «Так. Все понятно. Летний сад закрыт для посещения. Хоть бы табличку повесили!» Он со стоном поднялся и побрел к злополучному дому.

Он думал о Лене. «Что если она тоже оказалась тут? Возможно, она уже погибла. Это ужасный мир… А Владимир Анатольевич?.. Он-то сможет за себя постоять. Но если кто-то из них здесь, надо их отыскать. Лучше держаться вместе».

Еще издалека, с набережной, Антон заметил какое-то оживление перед домом. Там собралась, по меркам этого пустынного мира, целая толпа.

Человек шесть толклись у подъезда вокруг какого-то предмета, а рядом стояла лошадь, запряженная в небольшую телегу. На козлах сидел извозчик с длинными седыми волосами.

Подойдя ближе, Антон разглядел, что люди стоят вокруг гроба. Стояли они в непринужденных позах, негромко о чем-то переговариваясь. Не создавалось впечатления, что кто-то из них скорбит об утрате.

Один — так и вовсе человеком не был, такой же, зеленокожий, Антон уже не раз встречал их. Да и остальные вызывали сомнения в своей «человечности».

Стараясь двигаться как можно тише и незаметнее, прижимаясь к стене, Антон подошел поближе и заглянул в гроб.

«Черт! Это же Владимир Анатольевич! Да как же это так?!» Пошатнувшись, он схватился руками за водосточную трубу. Она загремела, но никто не обратил на это внимания. Лишь парочка, что стояла рядом, обернулась и смерила его равнодушным взглядом.

Запах здесь стоял тошнотворно-отвратительный. Если даже Владимир Анатольевич умер вчера, он бы не успел еще так разложиться. Антону захотелось немедленно уйти отсюда. Фыркнула лошадь, и тут он понял, откуда этот запах. Разлагалась лошадь. Причем — давно. Местами, где кожа с нее слезла, виднелись кости и копошение червей внутри. Но, как ни странно, это не мешало ей периодически фыркать и ковырять копытом мостовую. «Да и с телегой она, без сомнения, справится…»

Антон решил постоять и послушать, о чем тут переговариваются, по возможности не привлекая к себе внимания.

— Ты не слышал, дорогой, из какого клана эта ведьма? — спросила своего спутника невысокая худенькая женщина в белом старинном платье и серой накидке с капюшоном, из-под которого Антону удалось разглядеть ее личико, когда она к нему обернулась. Худощавое, но вполне миловидное личико, разве что совершенно синюшного цвета. Как у мертвеца…

— Слухи ходят, что из клана Орталы! — ответил ее кавалер в плаще и высоком цилиндре. — При поимке, она уничтожила двух мор-глутов, и этого из окна выкинула, — он кивнул на Владимира Анатольевича.

— Не может быть! Клана Орталы не существует уже лет сто пятьдесят!

— Сейчас все может быть! — заговорил хриплым голосом отвратительного вида горбун, что стоял ближе к подъезду. — Я вчера, вот этим самым глазом, — он указал пальцем на свой единственный глаз — второй был скрыт грязной повязкой — видел тут хрёпла!

— Быть этого не может! — хором воскликнули старуха в чепце и какой-то скелетообразный господин, так же, по местной моде — в высоком цилиндре. — Я думала, глуты этих тварей давно уж извели, — продолжила старуха. — А жаль, жил у меня раньше один… такой хорошенький…

— Этого точно не извели! — прохрипел горбун. — И вчера извести не смогли. Гонялись тут за ним всей ордой, благо — гнездо ихнее под боком, да так и не изловили.

— Это весьма странно! — заметил кавалер, придерживающий под ручку свою даму, — Странно и необычно. Никогда не слышал, чтоб обычные хрёплы обладали такой силой и изворотливостью…

— Значит, этот был необычный, хотя с виду — самый что ни на есть обычный, — подытожил горбун.

Тем временем женщина, поддерживаемая своим кавалером, совсем извелась. Она и до этого стояла неспокойно, а тут принялась дрожать и чуть подпрыгивать, слегка подвывая.

— Успокойся, дорогая, уже недолго осталось! Подожди немного. Скоро уже…

— Почему я должна ждать?! — завизжала она нечеловеческим голосом. — Кто придумал эту глупость?! Почему мы должны прощаться с покойным. А потом тащиться за этой телегой на кладбище? Я проголодалась! Я хочу есть прямо сейчас!

Она отчаянно вырывалась, и кавалеру уже немалого труда составляло удерживать ее, и не дать наброситься на покойника.

— Молодые люди, соблюдайте традиции! Это единственное, что еще удерживает наше общество от полного хаоса! — зашепелявила старуха нравоучительным тоном.

Седовласый старик-извозчик обернулся, услышав склоку, достал из-за пазухи свисток на веревочке и сильно дунул в него.

Антон почти не услышал звука, так, какое-то свистящее шипение. Но сам старик показался ему ужасающе уродливым. Такого огромного, кривого, загнутого вниз носа, он еще никогда не видел, а глаза старика из-под кустистых бровей, казалось, светились мертвенным желтоватым светом.

Все притихли и обернулись к подъезду. Через мгновение из него вышел или, правильнее сказать — выплыл Петр. Точно такой, как были за окнами в домике Петра. Он так же стоял, вытянувшись во весь свой огромный рост, шевелились у него лишь неестественно выпученные глаза, но он двигался, плыл на небольшом расстоянии над мостовой, слегка наклонившись вперед всем телом. Что-то невидимое держало его, иначе бы он не смог находиться под таким наклоном.

— Простите, господин мор-глут! Это… это недоразумение. Она просто плохо себя чувствует… — залепетал кавалер, поддерживающий свою даму. А та, кажется, и вовсе, при виде Петра — мор-глута, потеряла сознание.

Но Петр уже смотрел не на нее. Он смотрел на Антона.

Антон стоял и не мог шевельнуться. Руки и ноги оцепенели. Он намертво вцепился в водосточную трубу и только благодаря этому не упал.

И в это мгновение, он вновь почувствовал, как и тогда, с русалкой, как его телом завладевает кто-то другой. Но не мор-глут, и не кто-либо извне, а кто-то, кто прячется самом Антоне. И это помогло. Антон встрепенулся, оцепенение спало, и он бросился бежать.

Обернувшись, он увидел, как Петр — мор-глут растворился в воздухе, распавшись на множество темных сгустков, которые тут же расползлись по всей улице.

Бежал он на этот раз долго, пока силы совсем не покинули его, а затем еще долго плелся в направлении своего дома, хоть и понимал всю бесполезность этого.

Начало смеркаться. В темных углах шевелились пугающие тени. Повсюду мерещились глуты (если он правильно понял, темные сгустки — и есть глуты, и они же способны, собираясь вместе, образовывать Петра — мор-глута). Почему-то эти твари теперь пугали больше всего. Даже не столько Антон боялся их, сколько его вторая сущность. Но поскольку эта внутренняя сущность его уже пару раз спасала, Антон решил ей довериться.

«Что такое «фантом»? Почему тварь-нимфа из Лебяжьей канавки так меня назвала? — подумал Антон, но тут ему стало стыдно, что он думает только о себе. — Бедный Владимир Анатольевич! Жаль его… уж он-то точно помог бы выкрутиться из этой ситуации. Такой веселый был… Что за ведьма выкинула его из окна? Да еще вчера… Может, Лена? Да ну, бред какой-то… какая она, к черту, ведьма?.. Кто-то другой. Наверняка и я тут оказался по милости этой ведьмы. Найти бы ее… Вот только как? И где искать?..»

Мысли крутились в голове Антона нескончаемым потоком, периодически срываясь в бред. Он шел, уже не разбирая дороги, шарахался от прохожих. Всюду мерещились глуты.

Пару раз он привлекал чье-то внимание, но уносил ноги, даже не пытаясь разузнать, с кем имеет дело, и что им от него нужно. Он уже уяснил, что тут лучше не привлекать ничье внимание, добром это не кончится.

Придерживаясь Фонтанки, чтоб не заблудиться в этом странном городе, он добрался до Невского проспекта.

Ближе к Невскому, на набережной появлялось все больше разных экипажей, а по самому проспекту они двигались, можно сказать, потоком.

Антон так много повидал за этот бесконечный день, что уже не думал, что сможет еще чему-то удивиться. Но, тем не менее, некоторые прохожие и экипажи ввергали его в оцепенение. Когда он увидел огромного черного волка с горящими глазами, запряженного в колесницу — с криком шарахнулся в сторону. Колесницей управляла женщина, вроде бы и обычная, но такая волна ужаса исходила от нее, что Антон едва не свалился в Фонтанку, благо пальцы намертво вцепились в ограду набережной, а колесница промчалась мимо достаточно быстро.

«Вот это, наверное, и есть ведьма! Может даже та, по вине которой я оказался здесь, и которая Владимира Анатольевича выкинула из окна. Ну, предположим, найду я ее… и что скажу?.. Да она и меня точно так же из окна выкинет, если сам от страха не выпрыгну. Что же теперь делать?! Найти бы тут хоть одного, одного-единственного нормального человека, чтоб он объяснил, как здесь выжить и, главное — можно ли отсюда выбраться!»

Аничков мост, на первый взгляд, никак не изменился. В сгустившемся сумраке, на фоне желто-серого неба, вырисовывались черные силуэты огромных чугунных изваяний коней и людей, держащих поводья. Уже отводя взгляд, краем глаза, Антон уловил какое-то движение. Пригляделся. «Поистине чертовщина!» Чугунный конь шевелился. «Или это только померещилось?»

Нет, не померещилось. Конь принялся яростно вырываться. Послышался металлический скрежет. А потом конь захрапел и красное свечение его глаз прорезало темноту. Он ударил по постаменту чугунными копытами, и в разные стороны полетели снопы искр.

Чугунному человеку все сложнее было удерживать коня. Он со всей силы натягивал поводья, упирался и скрежетал босыми ногами по граниту, так же высекая искры. Потом он обратил взор к небу, открыл рот и издал дьявольский, нечеловеческий вопль.

В этот момент Антон заметил рога на его голове. Потом ему очень живо представилось, как этот конь сейчас вырвется и помчится по мостовой, давя прохожих здоровенными чугунными копытами.

На всякий случай, он припустил бегом, чтоб скорее миновать мост и оказаться на другом берегу Фонтанки. Не разглядев ничего в темноте перед собой, Антон налетел на прохожего, но от испуга лишь прибавил скорость. Человек упал на спину и рассыпался на части. Некоторое время, голова прохожего резво катилась с моста под уклон, рядом с бегущим Антоном, подпрыгивая на булыжниках мостовой и извергая ругательства.

— А так тебе и надо! Будешь под ноги смотреть, урод чертов! — бросил Антон на бегу, поняв, что прохожий уже не представляет угрозы.

Совсем стемнело. Изредка небо озарялось неяркими всполохами. Они не были похожими на грозу, да и вообще ни на что не были похожи. Принялся накрапывать мелкий противный дождик.

Антон окончательно вымотался. Он уже еле плелся, постоянно вглядываясь в темноту. Фонарей нигде не было. Лишь редкие окна давали немного тусклого света. «Боже! Да тут нет электричества! Нет метро. Нет людей. Ничего нет, кроме дьявольских отродий… это место похоже на ад!»

На набережной, в неярком свете окон, показалась высокая фигура. Сильно наклонившись вперед, она медленно плыла над мостовой. «Мор-глут!» — Антон юркнул в какой-то переулок, немного пробежал и забился в темный закуток между домами.

Стало жутко. Повсюду, в каждом темном уголке мерещились сгустки глутов. Чтобы успокоится, Антон достал из кармана и разгрыз пару желудей, собранных в Летнем саду. Они даже не показались противными, настолько он проголодался. До дома было уже недалеко, только вот в существовании этого самого дома он сильно сомневался. Даже, можно сказать, не верил в него совсем. «Ну, приду я, увижу, что там совсем другие люди живут… вернее — нелюди. И что дальше? Что мне делать дальше?!» От обиды ком подкатил к горлу. Он подумал, не остаться ли ему здесь, в этом темном закутке, до утра.

И тут он услышал плач. Тихий и жалобный. Антон осторожно выглянул из своего укрытия. В переулке, неподалеку, стояла женщина и тихонько плакала, прижавшись к стене.

Первой мыслью Антона — было спрятаться и не лезть не в свое дело, ведь все контакты с местными жителями заканчивались плачевно. Но потом он подумал, а вдруг она — тоже человек?! Вдруг она, так же как и он сам, попала в этот проклятый мир и не знает, что теперь делать… Вдруг это — Лена?! Последняя мысль поразила его как молния, и, отбросив страх, он выскочил из своего закутка и бросился к ней.

Увы, это была не Лена. Темноволосая девушка в легком старомодном платьице. Тоненькая, как тростинка, она шарахнулась прочь, заслышав шаги Антона, но потом обернулась и остановилась. Он подошел ближе. Ее глаза, полные слез, смотрели на него с мольбою.

«Какие красивые, глубокие темные глаза!» — Антону почему-то стало жаль ее.

— Привет! Ты кто? — тихо спросил он, стараясь не напугать незнакомку.

— Маша, — так же тихо ответила она.

— И что ты здесь делаешь, Маша?

— Мне некуда пойти, — всхлипнула девушка.

— Тогда пошли вместе!

— К тебе?

— Честно говоря, боюсь, мне тоже некуда пойти…

— Ты — человек?

— Да, — Антон решил не пугать девушку и не говорить, что он еще и какой-то фантом, да и вообще, до выяснения всех обстоятельств, решил считать себя человеком.

Она прижалась к нему. Ее тело было холодным. Совсем холодным. Она всхлипывала и мелко дрожала. Антон накинул ей на плечи свою рваную куртку и прижал девушку к себе. Он так обрадовался, что, наконец, встретил человека, что готов был расхохотаться, если б момент был подходящим. А так — он лишь прижал ее к себе сильнее, так, что бедняжка даже застонала.

— Ой, прости, я просто очень рад встретить человека. Я тут комнату снимал, на Садовой, но кажется, это было в каком-то параллельном мире. Но все равно, хочу сходить, проверить…

— Забудь.

— Почему?.. Эх! Да я и сам все понимаю! — он обреченно махнул рукой. — Но куда же теперь идти?

— Надо дождаться рассвета. Ночью лучше никуда не ходить. Глуты кругом шныряют… Пойдем, тут есть сухое укромное место.

— Хорошо, идем.

Они прошли немного по переулку и свернули в какой-то дворик. Антону показалось, что он узнал это место. Это Апрашка, Апраксин двор. Только немного странно тут, впрочем, как и во всем этом мире…

Они вошли под козырек, прикрывающий вход в подвал, спустились по крутым ступенькам вниз. Дверь в подвал оказалась закрытой, но тут, под козырьком, было темно и сухо. Вполне можно переждать до утра.

— Я так ждала тебя! — Маша обняла Антона и посмотрела в его глаза.

— М-меня? — он был немного ошарашен этим, но, взглянув на нее — поверил.

Милое личико, правда, чересчур бледное, симпатичный носик и огромные темные глаза. Как омут, погрузившись в который однажды, назад уже дороги нет. Тонкие холодные пальчики принялись расстегивать воротник его рубашки и обнимать его шею. Прикосновения были холодными, слегка щекотными, но удивительно приятными. А сколько теплоты и страсти в этих узких вертикальных зрачках!..

«Так. Стоп! Бред какой-то! — Антон почувствовал, как что-то в нем шевельнулось. Снова ожил фантом. Не к добру это! Он еще раз взглянул в глаза Маше. — Глаза как глаза, такие милые…»

В странном, неописуемом блаженстве, Антон застыл, прислонившись к стене, а Маша принялась страстно целовать его в лицо, в подбородок, в шею…

Ужасающий грохот вырвал его из блаженного забытия.

Какая-то старуха со всей дури колошматила палкой по жестяной кровле подвального козырька и громко вопила:

— А ну пошла прочь, чертова мертвечина! Ишь, приноровилась клиентов жрать! Еще раз тут увижу — мало не покажется! Жандармов позову! Мор-глуту участковому сдам!

Бабка здорово напугала Антона, но еще сильнее его напугала Маша. Когда он повернулся к ней — увидел совсем не то бледноватое миленькое личико. Он увидел монстра, с жуткими желтыми глазами и огромными клыками, с которых капала кровь.

Отпихнув ее, он выскочил на улицу и спрятался за спину старушки, все еще продолжавшей колотить палкой по кровле.

Маша медленно поднималась по ступеням. Она то рычала, то пронзительно шипела, а потом — прыгнула. Антон присел и закрылся руками. Старушка же, к его удивлению, никак не прореагировала на этот прыжок. А куда делась Маша?..

Антон обернулся. «Этого не может быть!» В один прыжок, перескочив через них и перелетев дворик, Маша, продолжая яростно шипеть, карабкалась на четвереньках вверх по стене дома. Ползла, совсем не напрягаясь и не цепляясь за выступы. Она передвигалась по отвесной стене, как по ровной земле. Создавалось ощущение, что сила притяжения перестала на нее действовать. Взвыв жутким, неестественным голосом, видимо — на прощание, Маша скрылась на крыше довольно высокого трехэтажного дома.

Только теперь Антон заметил, как сильно болит у него шея. Дотронулся рукой и почувствовал, что из раны течет кровь. «Черт! Эта гадина меня укусила!»

Старуха внимательно разглядывала его, выбросив палку.

— Что, цапнула гадина?! Успела-таки! Ну, ничего, жив будешь — не помрешь… Сам-то ее кровушки не испил?

— Я? Кровушки? Да, вроде, нет… как-то нет такой привычки… у-у-у-у! — Антон подобрал с земли свою куртку, нашел в кармане мокрый носовой платок и приложил к ране.

— А куда путь держишь в столь поздний час, молодой человек?

— Живу я тут, на Садовой… неподалеку. Раньше жил…

Старушка подошла вплотную и дотронулась рукой до его лба. Антон не сопротивлялся. Вопреки ожиданиям, прикосновение оказалось теплым и даже приятным.

— Смотри, — прошептала она чуть слышно, одними губами.

Антон закрыл глаза и ярко и отчетливо начал видеть совершенно странные вещи. Вокруг по-прежнему было темно, но он видел все лучше и лучше, все отчетливее… Вот он мчится по переулку, слишком высоко и слишком быстро для человека, подобно, скорее, птице, или летучей мыши. Вот его дом на Садовой. Вот такой знакомый дворик с разрушенным фонтаном… У фонтана шевелятся какие-то тени, они пугаются и разбегаются в рассыпную. Но что-то, или, вернее, кто-то остается лежать на земле… Он приближается… ближе… ближе… И видит себя! Вернее — свой полуголый, изрядно обглоданный труп.

Антон закричал и в ужасе отпрянул от старухи.

— Что? Что это было?

— Это то, что с тобой станет довольно скоро. Через пару часов. Если, конечно, ты пойдешь туда…

— Но что же мне делать?

— А я почем знаю? Что хочешь — то и делай, — старушка повернулась и заковыляла прочь.

— Постойте! Помогите мне, пожалуйста… — Антон готов был разрыдаться, как ребенок, он не знал, что теперь делать, а эта старушка — единственная в этом мире, кто ему помог. — Я вас умоляю, помогите мне!

Бабка остановилась, обернулась и оценивающе взглянула на него.

— Помогу, пожалуй. Но с одним условием. Работник мне в дом нужен, да уборщик. Не хочу, конечно, фантома брать, от вас не знаешь, чего и ждать, но ведь сгинешь же иначе… Пойдем! Годок у меня поработаешь, а там посмотрим.

— Годок?! — Антон опять был ошарашен, правда, меньше, чем когда увидел свой труп. — Простите, а выбраться отсюда как-нибудь можно?

— Откуда?

— Да из этого мира, будь он неладен!.. Ой, простите… вы ведь здесь живете.

— За Предел? Пересечь грань миров? Так это можно! Это — завсегда-пожалуйста!

— Как?

— Да ничего проще нет, мил человек! Вперед ногами! — старушка рассмеялась, не злобно, но как-то беззаботно, как будто анекдот смешной рассказала.

«Очень смешно! Вперед ногами! Нет, пожалуй, я пока к этому не готов… — Антон поплелся за бабкой. — Делать нечего, надо соглашаться, а то, действительно, и до рассвета тут не дотяну…»

— Я согласен, бабушка, я ведь и умею много… И евроремонтик… тьфу ты, черт! И плотничать могу, и кровлю подлатать, и обойки поклеить… и пол это… подмести.

Старушка обернулась и гневно сверкнула глазами:

— Это все хорошо, голубчик, только запомни раз и навсегда: я тебе не «бабушка», меня зовут Екатерина Францевна Хесслер!

— Простите, пожалуйста, Екатерина Францевна… я понял…