Я знала, что Натан будет все отрицать. Знала, что он будет бороться с чувством, которое считает неправильным и унизительным, но оглядываясь назад, понимаю, что мой выход на работу стал для нашего брака раздражающим фактором. Я неправильно рассчитала время: чуть позже Натан был бы не против.

Думаю, ему казалось, что наши отношения утратили чистоту, и иллюзия была разрушена.

Через шесть месяцев после того как я начала работать ассистентом в книжной рубрике, заболел Сэм. Все началось с высокой температуры. «Обычный вирус», – заверила я Нэнси, девушку из Новой Зеландии, которая выручала меня после обеда. Пришлось доплатить ей, чтобы она осталась на весь день. Я схватила сумку с книгами и выбежала из офиса.

На третий день у Сэма началась рвота, температура по-прежнему была тревожно высокой. В восемь часов позвонила Нэнси, извинилась и сказала, что не может больше пропускать колледж. Я нашла Натана в кабинете и попросила взять выходной. Поскольку я была новичком на работе, мне не хотелось рисковать. Натан бросил пачку конвертов в корзину с пометкой «счета» и задумался.

– Нет, – ответил он, и мне показалось, будто он давно ждал этого момента. – Я не могу взять выходной без предупреждения.

Я изготовилась к бою:

– Пожалуйста. – Если он произнесет: «А я что тебе говорил», у меня случится истерика.

– А я что тебе говорил, – бросил Натан, но таким тоном, что мой гнев утих, не успев родиться. Это был серьезный спор.

Повисла ледяная тишина.

– Не могу поверить, что ты это сказал. Ему хватило такта изобразить неловкость.

– Прости. Но ты знаешь, как я отношусь к твоей работе. Именно такую ситуацию я и предсказывал. Я просил, чтобы ты подождала, пока дети подрастут. – Он повернулся ко мне спиной и принялся скреплять документы. – Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, Роуз, ведь тебе необязательно работать!

– Натан, это моральный шантаж. Что случилось с нашей договоренностью? «Я помогаю тебе, ты помогаешь мне». Куда она подевалась?

– Я не знаю, – ответил он. Меня обожгли его слова.

– Ты же сам помог мне найти работу.

– Для тебя это превратилось в навязчивую идею.

– Ради бога, – огрызнулась я. – Я тебе припомню в следующий раз, когда тебе понадобится поддержка.

Я позвонила Ианте и взмолилась о помощи. Она была только рада помочь и привезла с собой старую головоломку с изображением Марафонской битвы, в которую я играла в детстве, и «Маленький домик в прерии». Я сомневалась, что Сэму придется по вкусу описание жизни первопроходцев американского Запада с точки зрения девочки, но когда вечером я вернулась, Поппи сидела на его кровати и играла в медсестру, кормя брата с ложечки свежевыжатым соком, а он тоненьким голоском читал «Маленький домик» вслух. Я вошла в комнату, и сын поднял голову.

– Мам, какая классная книжка.

Какое утешительное зрелище – словно картинка из книги.

Ианта подшивала юбку.

– По-моему, ему уже немного лучше. – Она откусила зубами нитку, и я вздохнула с облегчением. Нитка ныряла и выныривала из цветастой ткани. – Ужин готов, – сказала Ианта, – и я все постирала. – Она потянулась за ножницами, и из корзинки выпала шпилька; белая хлопковая нить размоталась. – Все под контролем.

В тот вечер Сэму стало хуже – Ианта оказалась чересчур оптимистичной. Я стояла на страже в комнате, пахнущей рвотой и дезинфицирующим средством. Натан ходил туда-сюда на цыпочках и игнорировал меня.

– Бедняга, – сказал он Сэму, который пытался храбриться.

В час ночи Натан отправился спать, и пропасть между нами стала еще шире.

Сэм бредил и ворочался. Каждый час я измеряла ему температуру; спустилась на кухню, подогрела воду и отнесла ее наверх в темноте и тишине. Я осторожно вымыла Сэма, его тоненькие белые ножки, руки, пальцы, бледное, измученное лицо. «Пожалуйста, поправляйся, – молилась я про себя. – Пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет в порядке».

Под утро мне удалось напоить его двумя ложками кипяченой воды, и он задремал. Я погрузилась в сон.

Меня разбудили жалкие, отчаянные звуки рвоты и плач Сэма. Я запаниковала.

– Натан, – позвала я, – Натан. – Он сонно ввалился в комнату. – Надо отвезти его в больницу.

Не колеблясь ни секунды, он начал действовать. Вместе мы завернули Сэма в старый зеленый халат Натана, чтобы ему было теплее, посадили в машину и на максимальной скорости поехали в отделение скорой помощи больницы Святого Томаса. В приемном покое нам пришлось ждать целый час. Мы по очереди держали нашего падающего от изнеможения сына.

Натан что-то шептал ему в утешение и целовал спутанные волосы у него на макушке. Со мной он разговаривал лишь в случае необходимости.

Так мы и сидели среди крови, шума, затхлого воздуха и боролись со своими отчаянием. Сэм приник к моему плечу. Я так устала, что у меня горели глаза; я прижала его к себе.

– Натан, – прошептала я. – Прошу тебя. Он взглянул на меня – на ту развалину, что от меня осталась.

– Ох, Рози, – проговорил он. – Я принесу тебе кофе. – Он вернулся с кофе и вложил полистироловую чашку в мою свободную руку. – Давай же, выпей. – Он погладил меня по щеке: таким образом он извинялся. Я благодарно улыбнулась ему, и он улыбнулся мне. – Давай же, – настаивал он. – Пей.

Сэма положили в больницу на обследование, и он быстро пошел на поправку. Педиатр так и не смог сказать, что именно с ним произошло, но был уверен, что ничего серьезного. «Возможно, он испытал шок, или прошла аллергическая реакция, и его организм взбунтовался. Ему нужен отдых, тишина и никаких переживаний».

Я позвонила на работу и сказала, что дня два меня не будет. Я пообещала Сэму остаться с ним в больнице. Бледный, испуганный, он все еще храбрился и прошептал:

– Я рад, что ты со мной, мама.

Я обняла его за плечи. Я уже чуть не забыла, как это чудесно и страшно – быть матерью.

– Обычный вирус, – сказала я Хэлу, когда меня вырвало в аэропорту Бразилии, а потом и в жарком, шумном отеле вблизи аэропорта. Я лежала на кровати, приложив к глазам платок, смоченный в холодной воде.

Солнце пробивалось сквозь полузакрытые веки; его свет и жар еще никогда не казались такими навязчивыми. Мы были на континенте суровых джунглей, высокой влажности, изнуряющего зноя и великой реки.

Это и было путешествие-сюрприз, которое готовил Хэл, – его секретная экспедиция. Я надеялась, что мы отправимся в Марокко и в пустыню, но Хэла захватила страсть к экологии – новая наука, шаг вперед и так далее. Кто-то должен этим заниматься, говорил он; но мне казалось, что его притягивала романтичность этой темы. Добро против зла. Маленький человек сражается с большими людьми. Последние шесть месяцев он работал, чтобы обеспечить финансовую поддержку экспедиции, целью которой было доказать пагубность вырубки леса на территории племени яномами, простиравшейся от лесов Ориноко в Венесуэле до самой северной границы бассейна Амазонки в Бразилии.

Еще в Англии, когда он раскрыл свой секретный маршрут, я сказала:

– Неудивительно, что ты мне ничего не говорил. – Я собирала вещи, покидая Оксфорд навсегда. – Я не хочу туда ехать. Надо было меня спросить.

Он отнял у меня стопку одежды, которую я держала в руках, бросил ее на кровать и обнял меня.

– У тебя же были выпускные экзамены. Послушай, жизнь этих людей находится под угрозой. Их численность упала уже до десяти-пятнадцати тысяч, и эта цифра быстро уменьшается. Вырубка лесов разрушает их дом, и крупным корпорациям на это наплевать. – Мы должны увидеть, что там происходит, и предупредить агентства, которые смогут что-то сделать.

Отъезд из Оксфорда был для меня мучительным; я сама себя не узнавала, стала плаксивой и раздражительной. Я оттолкнула Хэла и запихнула в чемодан пару носков.

– Нельзя же потребовать, чтобы я все бросила.

– Как хочешь, – беззаботно произнес Хэл тоном, который означал «хочешь соглашайся, хочешь нет». – Я найду кого-нибудь еще. – Я резко обернулась. Он безразлично пожал плечами. – Не переживай, Роуз. Я думал, тебе мой сюрприз понравится. Но могу взять на борт кого-нибудь другого. Нет ничего проще.

Это была угроза, и я запаниковала.

– Нет, Хэл! – закричала я. – Все в порядке. Конечно, я поеду, забудь, что я сказала.

Хэл умел побеждать; в отличие от меня, он никогда не злорадствовал.

– Думаю, ты ни о чем не пожалеешь. – Она наклонился и подарил мне поцелуй, от которого каждая клеточка затрепетала. – В следующий раз поедем в пустыню, договорились? – Я, как всегда, уступила.

Я позволила ему распоряжаться мной; Хэл был моей поэзией и страстью. Он был юношей-мечтателем, шепотом очарованных стран, волшебником, преобразившим мою жизнь.

– Что-то не так? – спросил он меня через пару дней.

– Нет-нет, ничего.

– Уверена?

– Вполне.

Исследование должно было занять четыре месяца, и мы договорились, что я пробуду с ним первые три недели, а затем вернусь в Англию, чтобы приступить к работе. Мы долетели до Бразилии и сели на местный рейс до маленького городка Кецель, где нас ждал проводник. Целую неделю мы мучились незнанием языка, обсуждали детали, расписание и поставки продовольствия, после чего загрузили самолет на шесть мест и отправились в тропические леса.

Миля за милей из окна самолета разворачивался мир невообразимых размеров. Растительность оказалась столь густой, что было невозможно разглядеть землю; время от времени внизу поблескивала река, илистая и мрачная. Кое-где над деревьями висел густой туман.

Самолет дрожал в тонком воздухе; пилот то и дело прикладывался к термосу. Хэл скорчил гримасу, и я попыталась отшутиться:

– У китайцев есть проклятие: пусть сбудутся все твои мечты.

Самолет накренился, и внезапно желудок свело от приступа тошноты. Слова застряли на языке; я наклонилась, чтобы завязать шнурок на ботинке, и поняла, что солгала Хэлу. Кое-что действительно было не так, и я так и не разобралась с этой проблемой.

Одному Богу известно, как нам удалось приземлиться на примитивной взлетной полосе, но мы все же сделали это. Лес взмыл вверх, чтобы поглотить нас, самолет отрикошетил от неровной поверхности, и мы сели.

На следующее утро мы отправились в базовый лагерь, расположенный в брошенном поселении племени яномама. Хэл и проводник шли впереди, прорубая заросли в джунглях и освещая препятствия на пути. Носильщики были так тяжело нагружены, что мне стало стыдно; но они привычно выполняли свою работу и не роптали.

Лес был похож на клетку, построенную из перекрещивающихся зеленых пластин, некоторые из которых не подходили по размеру.

Через несколько часов изнурительной ходьбы я соскучилась по небу, как по доброму другу. Земля была сырая; ноги вязли в жидкой грязи; я то и дело спотыкалась о корни, жара изнуряла, среди детрита цвели странные яркие бутоны в форме звезд – это была чуждая среда обитания.

Хэл время от времени оборачивался и ободряюще махал мне рукой. Один раз он подошел ко мне и перевязал бандану на шее, чтобы она впитывала пот.

– Молодчина, Роуз.

– Ты счастлив? – спросила я.

– Очень.

Обернутые в москитные сетки, мы провели первую ночь в натянутых между деревьями гамаках, слушая непонятные звуки ночного тропического леса. Время от времени один из носильщиков поднимался, чтобы проверить, горит ли костер, и патрулировал лагерь. Мой живот временно успокоился; на меня повлиял этот странный лес и его звуки.

– Тарзан любит Джейн, – тихо проговорил Хэл.

Я не ответила. В этом большом причудливом мире слова были неуместны.

На исходе второго дня изнурительной ходьбы мы прибыли в поселение яномами, покинутое туземцами после того, как компания-лесозаготовщик начала вырубку в миле отсюда. Хижины в форме пончиков, крытые пальмовыми листьями, остались на месте. В некоторых из них могло поселиться до двухсот человек; но у каждой семьи был свой очаг. Центральная зона была отведена под общие занятия, например танцы и пение.

Я выбрала очаг и бросила рюкзак на глинобитный пол его цвет был разным – от кроваво-алого до темно-бордового; кругом кишели насекомые. В любую минуту могла спуститься тропическая ночь – это происходило так быстро, что у меня захватывало дыхание.

Появился Хэл и принес остальные наши пожитки.

– Темнеет.

– Давай разберем вещи.

– Держи. – Он протянул мне хлопчатобумажный спальный мешок. Не обращая внимания, я зажала рукой рот, выбежала на улицу, и меня вырвало в подлесок.

Я почувствовала, что Хэл стоит позади меня. Выпрямилась и обхватила руками живот.

– Скажи мне правду, – проговорил он. – Есть ли вероятность, что ты беременна?

– Не уверена. Возможно, – прошептала я. – Я не знаю.

– Задержка есть?

– Больше трех недель.

Он грубо схватил меня за плечо.

– Что ты собираешься делать?

– То есть, что мы собираемся делать? – Я закрыла глаза. – Кстати, еще ничего не ясно.

Это может быть что угодно. Бывает, что организм выходит из строя, потом приспосабливается.

– Надеюсь, – ответил Хэл. – Боже, как я на это надеюсь.

Первая из двух запланированных экспедиций из базового лагеря проходила на лодке и вела в Цацтелал, где находилось представительство лесозаготовительной компании; говорили, что там видели яномами.

Я сидела на корме лодки, завороженная желто-зеленым зеркалом, воды которого мы рассекали. Хэл был на носу, делал заметки и фотографировал. После каждого снимка он записывал местоположение, сверяясь с картой. Он и меня тоже снял: точнее, шляпу, которая скрывала мое лицо от солнца.

Жадным от любви взглядом я впитывала каждую деталь его облика – волосы, уже выгоревшие на солнце; длинные напрягшиеся ноги, взволнованное лицо. С не меньшей жадностью я пожирала глазами колибри, чьи перья отливали столь радужным синим, что на них было больно смотреть; странные цветы, свисающие с деревьев, и очертания рыб в воде. Жара обволакивала нас, как вторая кожа. Время от времени лодка задевала пузыри метана, скопившиеся в воде, и вонь ударяла в ноздри, а лодка скользила дальше.

В Цацтелале жители деревни вышли нам навстречу. За совместным обедом они рассказывали нам истории о яномами, которые по их словам, отличались агрессивностью. Нам также поведали о богатствах лесозаготовительной компании, которые посыпались на туземцев, и о странной болезни, приведшей к смерти множества детей. И о потрясении, которое испытали жители, когда конкистадоры двинулись дальше, опустошив лес.

Хэл сделал пометку в записной книжке: «Корь?»

На следующее утро мы провели предварительную разведку на участке вырубки, диаметр которого составлял около десяти миль. Поврежденные стволы деревьев сочились слезами, подлесок превратился в порошок, почва была загрязнена бензином и химикатами – и хорошо было видно небо. Проводник пояснил, что лес самообновляется, но недостаточно быстро. Если бы яномами жили здесь, они бы выращивали местные культуры: подорожник и маниоку; в лесу бы водились обезьяны, олени и броненосцы.

Мы вернулись другим маршрутом, сделав петлю на север; по пути нам встретилось северное ответвление речной заводи. Судя по всему, здесь обитали выдры, и как завороженная, я задержалась у воды, пока Хэл вприпрыжку перебирался на другую сторону по веревочному мосту.

– Иди же! – крикнул он.

Миновав половину пути, я замерла: я всегда боялась высоты. Обливаясь потом, я вцепилась в веревку.

– Вернись, Хэл, – позвала я.

Он пошел мне навстречу, мост качнулся, и от качки меня вырвало. Я взглянула на воду – горячая, склизкая, грязная… чужая. Если бы из реки выпрыгнула рыба, я бы ее не узнала. Как только я подумала о рыбе, меня снова затошнило.

Хэл подождал, пока приступ не прошел, потом разгладил мои волосы, убрав их с мокрого лица.

– Роуз, Роуз, – вот и все, что он произнес; ему не терпелось двинуться дальше.

Я взяла его за руку, посмотрела вниз – и закричала.

Забитая мусором, образующая запруды у берега, вода в этом месте замедляла течение и кружилась водоворотом. На поверхности одной из таких запруд плавала человеческая рука с одеревеневшими, распухшими пальцами.

Я показала на нее. Хэл перевел меня через мост и вместе с проводником спустился к воде. Проводник взял палку и с силой ткнул ее в воду. Раздалось шипение, взрыв пузырьков и газа, и труп всплыл на поверхность.

Лицо разложилось, оно было полусъедено и выглядело ужасно.

Вместе они привязали веревку к ноге трупа и укрепили ее на каком-то корне.

– Мы вернемся в лагерь и позовем на помощь, – сказал Хэл и пометил наше местоположение на карте. «Труп обнаружен здесь, – написал он. – Время: 14.15».

На следующий день мы вернулись в базовый лагерь, и Хэл послал радиограмму в полицейский участок Кецеля.

Находка ни для кого не была загадкой. Шесть недель назад пропал один из смотрителей лесозаготовительной компании, европеец. Видимо, он не выплатил зарплату кое-кому из местных. Они отомстили привычным для них способом.

После того случая у меня начались кошмары – мне снилось лицо мертвеца, его озлобленные глаза; снилось, что на меня охотятся в странном, опасном лесу… Я снова и снова видела сон, в котором мы с Иантой наблюдаем за людьми, выносящими мебель из коттеджа «Медларз».

У меня слипались глаза, я впала в апатию и страшилась наступления ночи, а потом ворочалась и металась в гамаке, слушая шуршание насекомых на пальмовой крыше.

Пока Сэм выздоравливал, мы с ним собрали головоломку с Марафонской битвой (из тысячи кусочков) и обнаружили, что последних двух деталей не хватает.

– Мам, я не поправлюсь, пока мы их не отыщем. – Сэм слабо улыбнулся.

Я поверила ему и обыскала дом сверху донизу: Ианта клялась, что когда она принесла головоломку, та была полной.

И я нашла пропавшие детали. Если бы я сразу собралась с мыслями, то поняла бы, где прежде всего нужно было искать – нагрудные доспехи юноши, который собирался бежать с поля боя, чтобы войти в легенду, лежали под подушкой Сэма. Там же я нашла кусочек с оливковым деревом, которое росло на заднем плане.

Держа поднос на коленях, Сэм сел на кровати и торжественно положил две последние детали на место.

– Жаль, что ты не можешь остаться дома, – сказал он.