Когда Андрей вернулся домой из школы, отец был невменяем. Набычившись, он стоял возле холодильника и яростно сверлил взглядом пол. В руке его был зажат кусок ветчины.

— Володя, — укоризненно протянул отец, — Ты снова прогулял уроки.

Андрей нервно кашлянул. Более всего его испугало то, что хитроумный старик сумел выбраться из запертой кладовки. Обычно, отца приковывали к стальной решетке и стегали кнутами до полного изнеможения. Дверь в кладовку всегда оставалась закрытой-ни при каких обстоятельствах, отцу не позволяли выходить на прогулки по квартире без строгого ошейника.

Но не в этот раз. Видимо произошло непоправимое — отец умудрился вырваться из плена и вкусил ветчины. Теперь, всеми правдами и неправдами, старика нужно было уговорить вернуться в кладовку, до прихода мамы.

— Я не слышу ответа, Володенька. Отчего ты не в школе?

Андрей лихорадочно соображал. Вид лоснящейся ветчины в отцовской руке внушал ему самые страшные подозрения.

— Папочка, — прошептал он… — Не…

— А тебе не кажется… — визгливо прервал его отец, — Не кажется, что разговор с отцом должен быть выдержан в куда более уважительных тонах? Ты не находишь, что отец заслуживает большего внимания?

Он принялся нервно мерить шагами кухню.

— Твой отец, работает с утра до ночи, в поте лица, заметь, в то время как ты, ты-ы… — он удивленно воззрился на ветчину в руке, сладостно заурчал и впился в мясо зубами.

Воспользовавшись моментом, Андрей метнулся, было в комнату, но отец с животным проворством преградил ему путь. Лихорадочно жуя, он мычал что-то совсем уж несуразное, давясь лакомством.

«Черт! Вот попал то! Старик того и гляди бросится!»-пронеслось в голове мальчика. Отступив к стене, он миролюбиво улыбнулся и начал совершать руками успокаивающие, круговые движенья.

Отец как завороженный смотрел на сыновни руки. Изо рта его выпала непрожеванная ветчина, глаза помутнели. Не переставая делать пассы, Андрей тихонько запел:

Отец заулыбался, захихикал, и даже принялся топать ногами в такт.

— Ай-люли! Ай-люли! — поскрипывал он. Внезапно, тень легла на довольную отцовскую морду, он пригнулся, сжал кулаки и быстро-быстро засипел:

— Оглоед, так и жизнь пройдет, поначалу любовь да любовь, потом куда ни кинь-корытники да спиногрызы, пеленки грязные выноси-не выноси, машина стиральная в хлам, линолеум закручивается, рубашки новые, новые, опять новые, друзья-животы, пиво, простатит, запах….

— Запах! — его голос поднялся до фальцета, — Да ты хоть знаешь, чертов хряк, как от тебя пахло, когда ты родился? Как от обмылка, бля, в общественной душевой! Я еще тогда подумал — на черта нам сдался этот обмылок, гаденыш этот? Надо было удавить тебя как сестру твою, к псам! Все разрушил, все до чего дотянуться смог! Школу мне будешь прогуливать??? — рыкнув отец бросился на Андрея.

— Папа! Папа! Прекрати! — скорчившись под ударами отца, Андрей воспринимал свой же голос издалека, сквозь пелену боли. Будто комар пищал у него в голове.

— Папу вспомнил?! — ревел старик, — Да чтоб ты сдох!

Семенова пришла домой за полночь. Не снимая тяжелых резиновых сапог, прошла по гулкому коридору, заглянула в залитую лунным светом кухню и…. остановилась, пораженная ужасом.

Дверь в кладовку была распахнута настежь. Внутри было пусто.

— Вот и ты… — ласковый голос доносился окуда-то снизу.

Семенова обомлела. На подстилке у обеденного стола уютно примостился муж. Казалось, он весь лоснится от удовольствия.

— Юр…ра, — только и выдохнула Семенова.

— Ты только погляди! — звонко, по мальчишески засмеялся муж, — Только погляди! Теперь мы свободны! Больше не нужно прятаться! Как в былые времена, как в молодости! Не нужно бояться, любовь моя!

Он резво вскочил на четвереньки и забегал вокруг стола, то и дело, игриво кусая себя за зад.

— Никаких правил! Никаких ограничений! Никакой угробленной жизни! Все! Завтра же начнем все сначала! Я побреюсь, ты побреешься, черт возьми, да мы вместе побреемся и побежим, сначала вокруг дома, а потом дальше, и кто знает, — где мы в конце-концов окажемся, милая ты моя!

От этих слов Семеновой стало душно. «Господи, только не ветчина!»-подумалось ей и тотчас же она поняла, что это именно ветчина, а может и что похуже. Избегая смотреть на мужа, она подняла взгляд на стол и вперилась в стоящий по центру смолистый чан со сдвинутою крышкой. Из под крышки шел пар.

— Юрий, — ровным голосом произнесла она, — что ЭТО?

Муж разом перестал бегать по кругу, поднялся на ноги и с деланным изумлением уставился на чан.

— Ах, это… — смущенно произнес он, — это…. М-да, положительно несерьезный вопрос. Что ЭТО? В самом деле…это….некоторым образом…чан.

Семеновой показалось, что мир вокруг нее сужается до размеров пресловутого чана.

— Юра…. Где наш сын?

Где наш сын????

— Я приготовил суп, — улыбнулся муж. — Браво-супец из книги походных рецептов! Восемь ложек соли, луковица….укропчик…

Семенова осела прямо на пол. Перед глазами ее стоял чан, пышущий густым паром. И чан этот, до недавнего времени безраздельно, ментальной пуповиной связанный с нею, теперь означал не более, чем представлял из себя на самом деле.

Браво-супец из книги походных рецептов.

Мысль, проникнувшая в ее сознание за секунду до наступления тьмы, отразилась на сетчатке глаз мгновенной вспышкой, сургучной печатью выдавила последние двенадцать лет жизни, возвращая ее к счастливом моменту ЗАЧАТИЯ.

Она увидела, насколько голодна была все эти годы…