Тэсса шла впереди. Обернувшись, она посмотрела на Рейчел и ободряюще улыбнулась ей.

Они стояли перед дверью бок о бок. Ни глазка, ни щелочки, через которые владелец квартиры мог бы увидеть тех, кто пришел к нему в гости, не было. Охранник на первом этаже пропустил Тэссу. Ведь она – риэлтор. А вторая женщина, вероятно, потенциальный покупатель.

– Мне позвонить? – прошептала Тэсса, нервно улыбнувшись.

Рейчел кивнула.

До их слуха донесся звонок, зазвеневший внутри. Спустя примерно полминуты дверь открылась. Чарльз стоял перед ними в темном шерстяном свитере, голубых джинсах, босиком. Между ним и огромными окнами, из которых открывался красивый вид, простирался насколько хватал глаз лишь до блеска начищенный паркетный пол. Волна сомнения захлестнула Рейчел с такой силой, что у нее едва не остановилось сердце.

– Тэсса, – проговорил Чарльз, приветствуя ее улыбкой.

И тут, увидев Рейчел, он так поразился, что не смог сразу овладеть собой. Он выглядел совершенно огорошенным. Определить, приятная это неожиданность для него или нет, было невозможно. Он опять посмотрел на Тэссу, словно спрашивая ее: «Что, черт возьми, тут происходит?»

Тэсса затараторила:

– Послушай, Чарльз, я не могу остаться, мне нужно бежать. Я привела свою лучшую подругу Рейчел Ричардсон. Ей необходимо очень многое сказать тебе, а ты должен ее выслушать.

Сочтя свою миссию на этом выполненной, Тэсса повернулась на каблуках и заспешила вниз.

Рейчел сделала шаг вперед. Он не преградил ей дорогу. На его лице играла чуть заметная улыбка. Не означает ли она, что он просто не принимает ситуацию всерьез?

– Могу я войти? – спросила Рейчел и сделала еще один шаг вперед.

– По-моему, ты уже вошла.

Он закрыл за нею дверь.

Рейчел повернулась к нему.

– Ты должен выслушать меня, – сказала она.

– Звучит как приказ. – Он вновь улыбнулся.

Она тоже улыбнулась, но лишь мимолетно. Речь у нее готова. Хоть Рейчел и взяла инициативу в свои руки, но вот сейчас, в эту минуту, ей необходима его помощь. Он, вероятно, почувствовал это.

– Не возражаешь, если я сяду? – спросил Чарльз. – Если тебе это поможет, то тоже садись, – добавил он.

Он прошел в угол практически пустой гостиной, где два кожаных дивана фирмы «Мисс ван дер Роэ» стояли друг напротив друга, а между ними – барселонский столик. Поодаль, ближе к окну, располагался непривычно большой мольберт с натянутым холстом, а перед ним – закапанная краской стремянка. Здесь явно шла какая-то работа.

Рейчел быстро прошла к одному из диванов и опустилась на самый краешек. Он сел напротив, удобно откинувшись назад, расслабился.

– Спасибо, – сказала она.

– Пожалуйста, – ответил он с иронией.

Она почувствовала, что происходящее и впрямь доставляет ему удовольствие.

– Послушай, что я хочу сказать. Пожалуйста, не перебивай. – Она выдержала паузу.

Чарльз молчал.

– Мне кажется… – начала Рейчел. – Мне кажется, что ты именно тот мужчина, которого мне хотелось бы иметь рядом с собой всю свою жизнь. Не знаю почему, но я чувствовала это с того самого вечера, когда впервые встретилась с тобой в «Гасиенде-Инн».

Она глубоко вздохнула, не решаясь поднять на него глаз.

– По-моему, это называется любовь, или наваждение, или еще как-нибудь. Впрочем, это неважно. Суть же заключается в том, что я хочу тебя. Ты рано или поздно будешь относиться ко мне точно так же, как и я к тебе. И когда это случится, я думаю, мы поженимся.

Рейчел сделала короткую паузу. Она должна выговориться сразу, потому что ее решимости надолго не хватит.

– Теперь дальше. Я полностью отдаю себе отчет в том, что мои слова могут шокировать тебя. Подобная откровенная прямота может напугать. Похоже, так оно и есть, если уж называть вещи своими именами. Но я всегда была такой. Так что лучше оставаться самой собой.

Чарльз открыл было рот, желая что-то сказать, но она подняла руку.

– Не сейчас. О'кей, все у нас началось плохо, и это моя вина. По-моему, я тебе сразу понравилась, но сама все испортила и села в лужу. К тому же здорово испортила и села в большущую лужу, но причиной тому было только то, что я понравилась тебе и поняла это.

Я – ущербная личность. С детства росла без настоящей родительской заботы и ласки. Всю свою жизнь мне приходилось драться, преодолевая неимоверные трудности, – за любовь, за привязанность, за тепло, за пропитание, за уважение, за то внимание к себе, которое мы называем славой. Это стало моей второй натурой. Стоит только раздаться гонгу, и я выскочу из своего угла в центр ринга – драться! Мне приходится быть лучшей из лучших. Приходится побеждать. Все время! Всякий раз! Теперь ты знаешь, почему я назвала себя ущербной личностью. Мне нельзя расслабляться, потому что иначе меня раздавят. Это урок, который я вынесла из жизни, но я прекрасно понимаю, что не такие уроки выносят из нее богачи, выросшие в холе и неге.

Поэтому, когда я захотела тебя, я решила добиться, чтобы ты оказался в моей телепрограмме. Но как только ты в ней оказался, ты стал ее неотъемлемой частью. Программа – это я. А я – это она. Если провалится она, провалюсь и я. Если погибнет она, погибну и я. Если никто не любит ее, никто не любит и меня! Так что, как видишь, ты просто стал жертвой моего параноидального состояния. Я забыла, что ты сильный, достойный и порядочный человек, не терпящий вмешательства в свою личную жизнь, оберегающий от посторонних святые для тебя воспоминания. Я обманула и предала тебя, потому что вот кто я есть… кем я была. Но сейчас мне нужен второй шанс. Это – мое извинение. Не очень-то удачным оно получилось, правда?

– Самым лучшим, поскольку совершенно очевидно, что оно правдиво и искренне, – ответил он.

Чувство, охватившее ее, было значительно сильнее, чем просто облегчение.

– Думаю, я смогу измениться. Знаю, что смогу.

– Я и понятия не имел… действительно, ни малейшего…

– Что ты мне понравился?

– Скажем, что ты относилась ко мне так, как, вероятно, и в самом деле относишься.

– Ну что ж, теперь ты знаешь это. И я рада, что знаешь.

На этот раз его улыбка была теплой.

– Никогда не встречал человека, даже отдаленно похожего на тебя. – Это прозвучало как комплимент.

– Именно это почувствовала и я, когда увидела тебя.

– Стало быть, мы с разных планет и встречаемся в космосе. – Чарльз рассмеялся. Видимо, ему понравилась эта мысль.

– У тебя в квартире, на верхнем этаже, – огромной, пустой, в которой теряешь реальное ощущение времени и пространства. А в тот вечер в «Гасиенде-Инн» ты возник из темноты, как пришелец из другой галактики.

– Загадочная личность! – расхохотался он и предложил вдруг: – Хочешь бокал шампанского?

Рейчел кивнула.

– Означает ли это, что я прощена?

– Да. – Чарльз встал. – С возрастом у человека отлично получается винить окружающих в своих собственных неудачах. Я же был здесь, в Нью-Йорке. Слышал о Рейчел Ричардсон, тележурналистке, специализирующейся на интервью. С чего я тогда взял, что со мной ты станешь обращаться иначе, чем с другими? Не твоя вина, что я так тщеславен, а ты так хорошо выполняешь свою работу. Это делает тебе честь.

Мягко ступая босыми ногами, он прошагал в ту часть огромной гостиной, где размещался бар. С колотящимся сердцем Рейчел наблюдала за ним. Она не ожидала, что все будет так просто. Сейчас она уже почти жалела, что выложила ему неприкрытую правду. После таких откровений большинство мужчин уже как ветром бы сдуло. Этот же спокойно доставал из холодильника запотевшую бутылку шампанского и два охлажденных фужера.

Чарльз поставил их на стол и разлил вино.

– Это твоя картина? – спросила Рейчел. Нужно было как-то снять напряжение, возникшее после состоявшейся беседы. Впрочем, возможно, живопись была не самой лучшей темой для этого.

– Да, – ответил он.

– Не возражаешь, если я взгляну на нее?

– Пожалуйста, смотри.

Рейчел встала и направилась через всю гостиную к мольберту. Она отдавала себе отчет в том, что решила провести своего рода эксперимент. Ей придется подобрать нужные слова о картине, какой бы та ни оказалась.

Чарльз расставил на столике фужеры и шампанское, двинулся за ней.

Картина была повернута к стене, скрывая то, что было изображено на ней. Зайдя с лицевой стороны, Рейчел увидела, что выполнена она была в лучшем случае на четверть, но зато это была подлинная неоконченная симфония в голубых тонах. Прямо из центра картины проступало лицо женщины. Оно было выписано настолько сильно, с такой мощью, что Рейчел невольно отступила назад и в этот момент ощутила на себе его сверлящий взгляд. Фон был передан в голубой цветовой гамме, как и само лицо, голубые тона и оттенки мягко и приглушенно переливались, переходя друг в друга, как на полотнах кисти Пикассо или в балладах Боба Дилана.

Никакой необходимости подыскивать слова не было.

– Закончить ее невозможно, правда? Тут ни прибавить, ни убавить.

Совершенно непостижимым, неведомым для нее самой образом она едва ли не осязаемо ощутила, какое облегчение он испытывает. А затем точно так же ей передалась и его восторженная радость.

– Ты тоже так думаешь? – спросил Чарльз.

Она повернулась к нему, и именно тут все началось – по-настоящему и всерьез.

– Так это и есть Роза? – спросила Рейчел, глядя ему прямо в глаза.

– Да, это она.

И внезапно Рейчел поняла: сейчас должно что-то произойти, что-то, чего она так долго ждала.

Чарльз шагнул к ней, и она почувствовала, как у нее перехватило дыхание.

Он привлек ее к себе, обнял, и она вся растворилась в его объятиях. Он наклонился и поцеловал ее.

Наконец Чарльз оторвался от нее, а она все стояла, словно в забытьи, с застывшей улыбкой на лице.

Они ничего не говорили друг другу, слова были не нужны, никаких слов не хватило бы, чтобы выразить охватившее их чувство. Медленно он взял ее руку в свою и повел ее вверх по лестнице, в спальню.