Джонни Росетти был слишком хладнокровен, чтобы бежать, но и слишком взволнован, чтобы идти нормально. Поэтому он трусил вприпрыжку, как волк на амфетамин. Аэропорт Майами оказался позади. У женщины, которая двигалась за ним следом, не было таких длинных ног, и, чтобы не потерять Джонни в толпе, где все разговаривали по-испански, ей приходилось прилагать максимум усилий.

— Не могу поверить, что они пожадничали и не прислали за нами лимузин. Просто не могу поверить, — бормотал про себя Джонни, поправляя солнечные очки и галстук, словно аккуратность могла стать защитой от тревоги.

— Я думаю, что ваш секретарь просто не понимает по-испански и что-то напутала, — согласилась с ним женщина, презрительно оглядываясь по сторонам: для многих ньюйоркцев Майами был Южной Америкой.

Он не ответил. Лимузин был не слишком большой проблемой. Зато Лайза Родригес была. Наконец Джонни и его спутница оказались на раскаленной площади и поймали такси.

— Адрес? — пролаял Росетти.

— Черт побери, он у меня где-то на дне сумки. Таксист не знает, где полицейский участок? Выглядит он так, словно должен был бы знать.

— Полицейский участок? Нет проблем, — отозвался таксист, обнажая черные зубы. По всей видимости, он хорошо знал дорогу туда.

Они втиснулись в машину. Слава Богу, она была с кондиционером.

— Ну, вот твои пальмы, — сказал Росетти.

Он имел в виду, что они в нужном городе. Джонни вздохнул. В бизнесе моды дни могут быть трудноватыми, но таких «американских горок» он припомнить не мог. День начался как прекрасный сон, как лучший день в его жизни, а потом совершенно неожиданно обернулся трагедией. В это утро Джонни сидел в своем почти пустом офисе, когда позвонил Бланкхарт. Это само по себе выглядело странно: была суббота.

— Что, Лайзу Родригес можно заполучить? — спросил Бланкхарт. Звонок шел по частному номеру, как и положено, когда два больших босса обсуждали свои дела.

— Что у тебя, Дон? — отозвался Росетти.

То, что Бланкхарт звонил лично, означало серьезное предложение. Пара недель для организации большой кампании. Контракт на какую-то большую рекламную обойму.

Бланкхарт сразу же приступил к делу:

— Слушай, Джонни, я вчера встречался с Мэри Уитни. Она приступает к созданию совершенно новой серии ароматов для духов, эссенций для ванн, мыла, всякого такого. Дело задумано с большим размахом, поверь мне, даже у Мэри такого еще не бывало.

— И ты хочешь, чтобы Лайза снялась в рекламе и в коммерческих роликах.

Джонни стремился перехватить инициативу у Бланкхарта. Он придал своему голосу скучающую интонацию, чтобы скрыть свое волнение. Волнение при заключении сделки всегда оборачивается убытками.

Однако у Бланкхарта было гораздо более выгодное предложение. Гораздо более крупное.

— Дело не такое рядовое, Джонии! — вскричал он. — Совсем нет! Мэри хочет, чтобы Лайза стала «девушкой Уитни», душой всей кампании. Хочет подписать с Лайзой контракт на двухлетний эксклюзив. Никаких других работ, вопросы этики — словом, контракт по всей форме. Так как, Родригес в форме и ее можно заполучить?

— Конечно, она в форме. А что ты имел в виду, говоря «можно ли ее заполучить»? Не знаю, Дон. Эксклюзивное право на Родригес будет невероятно дорогим. Ты представляешь себе, сколько она зарабатывает? Я хочу сказать, речь идет о целом бюджете какой-нибудь банановой республики. Кроме того, тут есть момент влияния такого контракта на карьеру модели. Работа моделью не приносит ежегодного дохода. Через год появятся новые девушки. У меня тут есть четырнадцатилетние девочки, от которых у тебя сгорят яйца. Я знаю, Уитни большая шишка, но, парень, у тебя есть такие средства?

— Послушай, Джонни, с тобой говорит Дон Бланкхарт. Я работаю в том же бизнесе, что и ты, припоминаешь? Если ты не готов играть в эту игру, скажи сразу. У меня такого крупного дела еще не было.

— Нет-нет, Дон, я просто хотел уточнить. Конечно, я переговорю с Лайзой. Наверное, я сумею ее убедить. Ты ведь знаешь, какие мы с ней близкие друзья. Лайза — мое открытие. Она мне как дочь.

— Ха-ха-ха, — засмеялся Бланкхарт, намекая, что он в курсе дела. Отцы, которые ведут себя со своими дочерьми так, как, по слухам, Росетти вел себя по отношению к Лайзе, тянут на пожизненное заключение.

Росетти проигнорировал намек. Он производил в голове математические подсчеты, и они оборачивались невиданным оргазмом. Если речь идет о двух годах, можно будет запросить пять миллионов. А может быть, и больше. Как всегда, фокус заключался в том, насколько заинтересован в Лайзе Бланкхарт. Мозги у Джонни Росетти работали как калькулятор. Наверное, пять миллионов — это самая низкая цена, а он берет с Лайзы пятнадцать процентов. Таким образом, он получит три четверти миллиона минимум, а возможно, и целый миллион, если сумеет их накрутить. Для агента это самые лучшие деньги. Как только контракт будет подписан, ему не придется делать ничего, кроме как считать деньги. В течение двух лет не нужно будет суетиться насчет контрактов и устраивать довольно сложную карьеру Родригес.

— Дон, я имел в виду, что Лайза прислушивается к моим советам. Так что, если ты сумеешь убедить меня, что деньги в наличии, фотограф кошерный и вся кампания будет идти как надо… а я знаю, как ты работаешь, так что нет проблем… я уверен, что мы с тобой сможем хорошо заработать на этом.

— Где сейчас Лайза?

— В Майами. У нее там семья. Ты ведь знаешь, я нашел ее именно там.

— Да, кто-то мне говорил, что она в Майами. Но она в порядке?

Именно в этот момент по спине Джонни поползли какие-то мурашки.

— О чем ты говоришь, Дон? Что, она вытворяет там что-то необычное? Отдыхает? Связалась с каким-нибудь неудачником? Нет, она в полном порядке. Просто отлучилась на день или на два. Она имеет на это право, ведь она самая большая профессионалка, согласно моим бухгалтерским книгам. Затею Уитни она может воплотить даже во сне. Она сейчас девушка номер один… мы все знаем это.

— Верно. С тех пор как Криста Кенвуд вылетела из гнезда.

Эта реплика несколько остудила быстро прогрессирующую эйфорию Джонни. Когда имеешь агентство, всегда есть опасность потерять девушку, которую тебе не хотелось бы терять. Джонни словно глотнул отравы, когда лишился такого источника доходов, как Криста Кенвуд. Он до сих пор не мог смириться с этой потерей.

— Уже знаешь? Ты должен был слышать. Наверное, она сказала тебе.

— О чем она должна была сказать, Дон?

— Ладно, забудь об этом, Джонни. Я понимаю, что Криста — большая потеря. Мне нравилось работать с ней. В ней, как в старушке Грейс Келли, сексапильность высшего класса.

— О чем она должна была сказать мне, Дон? О том, что продала свою книгу за большие деньги?

Наступила пауза.

— Что она открыла собственное модельное агентство.

— Она этого не сделала! Я хочу сказать… она не может сделать такое.

— Тем не менее она это сделала. Мы вчера получили ее рекламу. Агентство располагается в Майами. Не так много девушек, и не очень хорошо они выглядят, но все же «Агентство Кристы Кенвуд» в Арт-Деко, что в нескольких милях от Фонтенбло, где ты обычно проводил конкурсы фотомоделей. Помнишь?

Джонни изо всех сил старался сохранить спокойствие. С одной стороны, пять миллионов Родригес. А с другой — агентство Кристы Кенвуд? У него скрутило желудок. В голове все перепуталось. Джонни посмотрел на свою синюю рубашку и обнаружил на ней мокрое пятнышко. Боже правый, он даже вспотел!

Джонни глубоко вздохнул. Он хотел обрести ясную голову, но воображение рисовало ему Кристу Кенвуд, истекающую кровью. Агентство. Конкурент. Она не просто ушла от Джонни. Она наезжает на него. Через какое-то время она начнет сманивать его девушек или, что еще хуже, клиентов. Криста, которую все любили. Криста, которая написала прекрасную книгу о красоте и получила за нее миллион долларов аванса. Криста, которая ближе к Стиву Питтсу, чем Господь Бог к святости. Питтс для рекламы Кристы сумеет снять ее хромых старых лошадок, даже если они не способны двигаться из-за артрита. Она сможет какое-то время просуществовать благодаря своим старым связям. Во всяком случае, достаточное время, чтобы свести его с ума. Джонни отстукивал пальцами по столу какой-то ритм. С этого момента Криста становится его врагом, более того, теперь она возглавляет список его врагов. С этой секунды она может ожидать к себе такого же отношения, как и другие в этом списке. В отличие от списка людей, ненавидимых Никсоном, присутствие в котором многие считали за честь, реестр Росетти был весьма неуютным местом. Он лично гарантировал это.

— Теперь, когда ты сказал об этом, я припоминаю, что она действительно говорила что-то о своих намерениях заняться нашим бизнесом. Я сказал ей, чтобы она начинала действовать, но не рисковала собственными деньгами. — Джонни, солгав, рассмеялся гаденьким смешком. — Я так полагаю, что ты не станешь иметь с ней дел, хотя бы из любезности по отношению ко мне. Особенно теперь, когда мы начинаем эту операцию с Лайзой, — добавил Росетти.

— Нет, Джонни, во всяком случае, до тех пор, пока она не захочет сниматься сама. Но тогда, я полагаю, она не будет брать сама у себя проценты. Однако вернемся к Родригес. Как ты догадываешься, я должен был знать все уже вчера. Уитни не кусается только на теннисном корте. Я хочу сообщить ей хорошие новости. Другие она не любит.

— Я перезвоню тебе, Дон, еще до полудня. Думаю, что мы провернем это дельце. Всегда приятно иметь с тобой дело.

Джонни вскочил и выбежал из офиса на открытую площадку, где сидела секретарша, работавшая по субботам. В его улыбке светились пятнадцать процентов от пяти миллионов долларов, но, когда он увидел лицо своей служащей, эта улыбка быстро увяла. Лицо секретарши можно было бы с легкой душой выдвигать на премию «Оскар» в номинации «Беспредельная мрачность».

— Я не хотела прерывать ваш разговор с мистером Бланкхартом, потому что я слышала, как он сделал вам предложение, но… — начала она.

— Что «но»?

— Лайза Родригес арестована в Майами. Она врезалась на скоростной моторке в дом своих родителей, расположенный на берегу. Произошел взрыв, и оба они мертвы. Наш автоответчик раскалился от звонков журналистов.

Джонни Росетти поерзал задом по потертому сиденью такси, которое везло его по улицам Майами. У него ушло полчаса на то, чтобы связаться с адвокатом, занимавшимся криминальными делами, и полчаса на то, чтобы добраться до аэропорта Кеннеди и нанять там частный самолет для полета на Юг. В промежутках он говорил по сотовому телефону.

— Я хочу повторить для себя все обстоятельства, — сказал он женщине-адвокату. — Версия Лайзы такова: она каталась на моторном катере с этим богатым мальчишкой-кубинцем и предложила ему: «Давай заедем к моим родителям, устроим им сюрприз», потом он упал за борт, а она, взяв управление на себя, перепутала рычаги и выпрыгнула за борт, потом взрыв — и прощайте, мама и папа.

— Мама и отчим. Отчим, судя по всему, был дилером, а причина взрыва в том, что катер Родригес врезался в моторку дилера, прежде чем врубился в дом. Оба бензобака взорвались. Счастье еще, что весь квартал не взлетел на воздух.

— Дерьмовая версия.

Росетти сорвал с шеи влажный воротничок. В любой другой день это было бы равносильно крупной неприятности. Но сегодня, когда предложение контракта с Уитни все еще звучало в его ушах, это была уже эпическая трагедия.

— На самом деле не такая уж плохая версия, поскольку кубинец ее подтверждает, а он богач, по словам его адвоката. Семья владеет сахарными плантациями и обладает большой властью в «Большом апельсине», как называют Флориду. Полицейские ходят перед ними на цырлах. Дилер не такая уж большая потеря. На него имеется пухлое досье в полиции. Так что полицейские хотят верить кубинцу, а воротилы туристического бизнеса хотят верить Лайзе Родригес. Она здесь является местной достопримечательностью. Все радиокомментаторы твердят, что она невиновна, а выборы на носу.

— А этот кубинский парень просто упал с лодки? Он что, перебрал?

— Да, отведал за ленчем. Полагаю, если ты избалованный богатый наследник двадцати одного года от роду, то уж, конечно, не пьешь холодный чай, имея дело с Лайзой Родригес.

— На каком расстоянии они были друг от друга, когда их выловили из воды?

— М-м, в этом-то и проблема. Две мили. Но Лайза утверждает, что, когда он упал с лодки, она попросту запаниковала. Она не знала, как управлять моторкой, испугалась, что может поранить его винтами, если будет пытаться подобрать его. Так что она отправилась за помощью к дому своих родителей. Потом приняла сцепление за регулятор скорости, или наоборот, и катер рванул вперед, как ракета, но она успела выпрыгнуть.

— Понятно. И если бы она хотела убить их, то, надо полагать, у нее должна была бы быть причина, а о таковой никому не известно, верно?

Росетти начал припоминать. Он вспомнил крепкое, как камень, тело Лайзы и как оно застыло, когда он в первый раз взобрался на нее. Позднее, расслабившись под влиянием наркотиков, Лайза рассказала ему историю о джакузи и дилере, который стал жить с ее матерью. Вот и причина, да еще какая. Но до сих пор, слава Богу, она оставалась тайной.

— В том-то и дело, — сказала адвокат. — Нет причины. Она виделась с родными редко, однако ничто не говорит о том, что между ними могла быть ссора. На парня из отдела убийств это обстоятельство произвело довольно сильное впечатление. Есть и еще одна сторона дела. Если это было предумышленное убийство, то следует предположить, что кубинский парень участвовал в заговоре, если же нет, то выходит, что она вышвырнула его из моторки, а потом расправилась со своими родителями. Весьма маловероятно, что он мог быть ее сообщником. По всей видимости, он ее не так уж хорошо знал. И если бы она спихнула его с лодки, то он был бы первым, кто заявил бы об этом. Я имею в виду, что лодка-то принадлежала ему, а она взорвала ее.

— Конечно, ни один парень не станет врать, чтобы спасти шкуру Лайзы. Это уж точно, — сказал Джонни и рассмеялся, потому что знал, что может сотворить с мужчиной Лайза Родригес — с любым мужчиной!

Видит Бог, если бы Джонни не был тогда уже закован в броню, Лайза и с ним сделала бы что угодно. После десяти минут общения с Лайзой Родригес этот богатенький кубинский щенок будет готов ползти пять миль по битому стеклу, чтобы только поцеловать накрашенный пальчик ее ноги. А уж про лжесвидетельство и говорить нечего. А этот парень по фамилии Арагон провел с ней немало времени в течение последних двадцати четырех часов. Единственная загадка заключается в том, почему он вообще не заявил, будто вел моторку сам.

— Я думаю, все обойдется. И так же настроен адвокат Арагонов. Он очень самоуверен. Повторяет все время: «Это мой город, сеньора, это вам не «Большое яблоко». Когда приедете сюда, вам нужно только подать заявление и предоставить разговаривать мне. Здешняя полиция, береговая охрана — они все мои большие друзья.

— И, кроме того, если ей не предъявят обвинение, это будет расценено прессой как победа, — сказал Джонни Росетти.

Он чувствовал себя теперь гораздо лучше. Ему нравились женщины-адвокаты. Какого черта, он вообще любит женщин! А эта баба-адвокат с каждой минутой нравилась ему все больше. Какое-то время Джонни молчал. Один момент беспокоил его, потому что он не мог найти ему объяснения. Когда Бланкхарт звонил ему сегодня утром, он, конечно же, знал, что Лайза подозревается в убийстве. Какого же дьявола он предложил ей эксклюзивную работу для Мэри Уитни? Подписывать контракт с моделью, у которой дурная репутация, равносильно самоубийству. Бланкхарт даже упомянул пункт об этике поведения, который будет включен в контракт. Однако теперь Джонни начинал догадываться о причинах, двигавших Бланкхартом. Он, конечно, подключил своих людей в Майами к этому делу. Если они уверены в том, что Лайзу освободят и с нее будет снято подозрение в противоправных действиях, то она немедленно окажется в центре внимания средств массовой информации. Она станет трагической героиней, которая не по своей вине убила родителей, которых любила. Нищая девушка уехала в свое время отсюда в поисках славы и денег и вернулась, желая продемонстрировать родителям, чего она достигла, — и вдруг такая катастрофа. Отличная реклама для начала принесет им колоссальные барыши. Все тогда будут слишком заняты подсчетом денег, чтобы хохотать над этой историей по пути в банк.

— Вот мы и на месте, — сообщила его спутница.

На месте были не только они, но и вся пресса Майами. Они протолкались сквозь толпу вверх по лестнице и представились полицейскому, который вел безуспешную борьбу, стараясь не допустить журналистов в здание.

— Поднимитесь на пятый этаж. Увидите дверь с табличкой «Отдел убийств». Детективы и все остальные ожидают вас.

Джонни и адвокат поднялись в старинном лифте. Оптимизм, который они испытывали в такси, улетучился. Джонни разглядывал свои начищенные туфли. Дама-адвокат смотрела на него. Лифт остановился. Дверь с табличкой «Отдел убийств» захлопнулась за ними, и полицейский сержант показал им, как пройти в большой офис. Ему следовало бы быть побольше — такое количество народа набилось туда.

В центре этой толпы сидела Лайза Родригес. Она тихо плакала, но Джонни напомнил себе, что знает ее достаточно хорошо. По его мнению, она способна на любое преступление, включая убийство матери и отца. Слезы соответствовали роли сиротки, которую она играла. Рядом с ней стоял капитан из отдела убийств, явно довольный тем, что оказался в центре внимания. Он хмурился, желая показать, насколько это серьезное дело, но улыбка то и дело прорывалась сквозь его напускную серьезность. По правую руку от капитана располагалась вся команда семьи Арагон. Парень выглядел очень красивым в своем итальянском костюме. Он самодовольно ухмылялся, но только не тогда, когда отец смотрел на него. В такие моменты он рассматривал пол, и лицо у него принимало такое выражение, какое бывает у ханжей в церкви. Его отец, суровый и величественный, был единственным, кто выглядел расстроенным, но даже он, похоже, получал удовольствие… от ощущения своей власти, наверное. Ради таких вот моментов стоило потратить жизнь на то, чтобы заработать сотни миллионов долларов. Деньги существуют как раз для такой вот мощной демонстрации того, что труды его не пропали даром. Квартет адвокатов семейства Арагон, все словно только что из парикмахерской, вертелись вокруг своего хозяина, и самый коротенький и самый суетливый приветствовал прибывший из Нью-Йорка дуэт.

— Ах, мистер Росетти, как хорошо с вашей стороны, что вы приехали сюда, вдобавок так быстро, и мы приветствуем также сеньору Файнштейн, которая представляет фирму господ Фогделя, Сильверберга и еще сотни других, упомянутых в вашем факсе… — Он хохотнул, чтобы показать, насколько свободно он чувствует себя в столь сложной ситуации, — весь тщательно прилизанный, в дорогом костюме, седоватые усики аккуратно подбриты, зубы слегка пожелтели от гаванской сигары, которую он не выпускал изо рта.

— Да-да, такой грустный день для всех нас и, конечно, особенно для сеньориты Родригес… такая ужасная трагедия… — нараспев произнес адвокат.

При этих словах Лайза всхлипнула и спрятала лицо в ладони. Она выглядела совершенно несчастной. В глубине души Лайза пребывала в смятении. Она и сама не знала, притворяется ли, проливая слезы. Свое дело она сделала. Она вскрыла гнойную рану своей ненависти, однако сейчас обнаружила, что облегчение смешалось с непривычной болью. Она думала о своей матери. Как-то так произошло, что чудовищное предательство, которое мать совершила по отношению к отцу Лайзы и к своей дочери, оказалось смыто убийством, совершенным Лайзой. Осталось только ощущение родной крови, более сильное, чем слезы. Лайза была зачата в чреве своей матери. Она была ее частью, и, хотя Лайза ненавидела мать, бывали в те далекие времена и счастливые моменты — на пляже, на Рождество, в Диснейленде. Существовали и другие вещи, о которых Лайза не могла забыть теперь, когда матери нет. Половину своей красоты Лайза унаследовала от матери. Отец, которого Лайза обожала, любил свою жену, хотел, чтобы она чувствовала себя счастливой, жила в радости и достатке… и жила долго. Как он себя чувствует сейчас там, на райских холмах, глядя вниз и видя, что сотворила его дочь?

При этих мыслях слезы полились у нее из глаз с новой силой. Если быть точным, она не чувствовала вины. И даже сожаления. Лайзу мучило какое-то незнакомое ей прежде ощущение — смутное осознание того, что добро и зло перемешались в ее порушенной, но тем не менее победоносной жизни и что, возможно, существует нечто гораздо важнее, чем победа, борьба и достижение поставленной цели.

Лайза сморгнула слезы и оглянулась вокруг — по-прежнему расчетливая, даже в эти минуты душевного смятения. Она не должна позволить этим прекрасным чувствам повредить ей. Ей угрожает смертельная опасность. Пока все идет так, как она задумала, но всякая отсрочка со снятием с нее обвинения — передача дела в Большое жюри, решение полиции продолжить расследование — принесет огромный вред ее карьере. Ей нужно полное оправдание, все иное будет катастрофой. Поэтому Лайза использовала слезы и грусть, которые были не совсем поддельными, с максимальной выгодой для себя. Похоже, это самое разумное, что она могла сделать.

Говорил полицейский:

— Полагаю, я могу объявить, что мой отдел закончил расследование по этому делу; в том числе мы изучили возможность того, что это не был несчастный случай.

Он сделал паузу.

Рыдания Лайзы стали еще громче. Хосе смотрел на нее так, словно перед ним был лик Девы Марии. Даже папаша Арагон, который все-таки имел те же гены, что и его сын, явно был тронут ее горем.

— Однако мы не обнаружили никакого мотива. Кроме того, у нас есть показания единственного свидетеля, мистера Хосе де Арагона, человека, чья семья является столпом добропорядочности в нашем округе. Мы учитываем также личные качества самой мисс Родригес, которой Майами всегда гордится…

Он снова замолчал, оглядывая комнату, чтобы убедиться в том, какое впечатление производят его слова. Все согласно кивали. Выражение лица сахарного барона также говорило о том, что он не забудет оказанной ему маленькой услуги. Адвокат семейства Арагон сиял. Лайза выглядела подавленной масштабом своей личной трагедии.

— Так что позвольте мне сообщить вам, что, по согласованию с отделом медицинской экспертизы и прокурором округа, решено квалифицировать происшествие как несчастный случай, в котором никто не виноват, и мне остается только добавить, что я глубоко сожалею о том, что этот ужасный случай произошел.

Джонни Росетти подумал, что самое время бы откупорить шампанское. Все были счастливы и разве что не поздравляли друг друга. Одна только Лайза казалась отключенной от этих проявлений радости. Джонни восхищался ее искусным притворством — а в том, что это игра, он не сомневался. Он никогда не видел ее такой прекрасной. Перед его мысленным взором предстал контракт с Мэри Уитни, а внутренний голос явственно произнес: «Пять миллионов долларов».

Лайза встала, глубоко вздохнула, по ее телу пробежала дрожь. Сквозь слезы проглянула улыбка, как теплое солнышко сквозь тучи. Она обернулась к капитану из отдела убийств. Лайза знала, чего от нее ожидают. Теперь пришло ее время сыграть свою роль в не выраженной словами и нигде не записанной сделке, которая была только что заключена.

— Позвольте мне просто поблагодарить вас от всего сердца, поблагодарить замечательную полицию Майами и особенно капитана Эрнандеса, который так напряженно и вдумчиво работал, расследуя это дело, и тем не менее всегда был настоящим рыцарем, добрым и внимательным в эти ужасные для меня часы. Я вернулась в Майами потому, что всегда любила это место, а люблю я его потому, что здесь живут такие замечательные люди, как вы, капитан…

Капитан Эрнандес сиял. Позднее его показали по двум местным телевизионным программам новостей. Газета «Геральд» собиралась дать о нем очерк, репортеры кружили вокруг него, как голодные акулы, был уже телефонный звонок от программы «Ночные новости Эн-би-си». Капитан Эрнандес действительно вел себя с Лайзой Родригес как рыцарь, добрый и внимательный, потому что с самого начала этого расследования видел в нем возможность продвижения по службе. Хуан Эрнандес, человек, умеющий держаться, оказавшись в центре внимания, мужчина, знающий, как вести себя с дамой, которую обожает вся испаноязычная Америка. Избиратели не забудут этот случай. Конечно, в настоящем правовом государстве расследования не заканчиваются так быстро. Но дилер всего лишь дилер, а жена дилера всегда считалась его сообщницей. В служебном журнале Эрнандеса в графе «Несчастный случай» — а, вполне вероятно, это действительно был несчастный случай — он хотел бы видеть такие дела почаще.

— И еще я хотела бы сказать, — продолжала Лайза, — как я сожалею, что этот милый юноша по воле случая оказался замешан во все это, и… Хосе, спасибо.

Лайза улыбнулась ему. Хосе ответил ей взглядом рабского восхищения. Лайза почувствовала себя лучше. Раскаяние, если оно имело место, растаяло. К черту их всех! Это ее бенефис! Конечно, остальные участники спектакля подыгрывали ей, как всегда, но все прошло отлично. Это единственный способ увериться, что ты победитель, а победа оправдывает борьбу, тяжелый труд, боль. Толстяк полицейский заработает на ее славе повышение по службе. Балованный богатый мальчишка получил возможность рассказывать своим внукам, как он однажды имел в любовницах супермодель, и все это ценой паршивой моторки. И даже его отец, бросающий на нее исподтишка похотливые взгляды, попытается получить свое. Лайза готова держать пари на месячный доход, что не пройдет и недели, как этот слизняк-мультимиллионер позвонит ей и будет предлагать прогулку на яхте, на самолете, продолжительный уик-энд на курорте. Но Лайза еще не отыграла свой спектакль до конца. Она должна отомстить еще кое-кому.

Потому что здесь, в этой комнате, находился ее старый дорогой друг Джонни. Джонни никогда не насиловал ее в джакузи, но он приучил ее к кокаину, когда ей было четырнадцать, а когда она вошла во вкус, то стал подсовывать ей героин. Он держал ее за руку и показывал, как колоться, а когда она была на пределе, фотографировал ее в таких позах, что их нельзя было бы включить даже в пособие по сексуальным извращениям, которое она однажды прочитала. Она выкарабкалась из этой выгребной ямы вопреки его гипнотическому влиянию и, укладывая кирпич за кирпичом, выстроила свою карьеру, пока не оказалась недосягаемой ни для кого, в безопасности своей крепости из денег и славы.

Всю свою жизнь она извлекала уроки. Люди всегда пакостят тебе, даже те, кого любишь. И если ты позволишь, мир будет творить с тобой невообразимые гадости. Единственное спасение — стать сильной. Тогда тебя не только оставят в покое, но и будут кланяться и лизать твои ноги, а ты будешь ходить между ними, как богиня, и пить из чаши мести. Ее отчим заплатил за то, что изнасиловал ее. Ее мать отправилась в ад за то, что вышла за него замуж. Хосе стал сообщником убийцы и потерял свою лодку за то, что назвал ее крестьянкой. Теперь пришел черед Джонни. О да, так оно и есть, теперь его черед!

Лайза подошла к нему.

— Спасибо, что приехал, — сказала она.

Непохоже, чтобы она на самом деле была так уж благодарна, подумал Джонни. Росетти снова почувствовал, как какие-то насекомые ползут по его спине. Он с подозрением посмотрел на Лайзу.

— Я рад, что все кончилось благополучно. Видит Бог, девочка, ты заставила нас поволноваться. Ужасное событие, ужасное… — добавил он.

— Да, — отозвалась она. — Кое-кому крупно не повезло, верно?

Лайза знала, что он знает. Она знала также, что он знает, что она знает, что он знает.

И она знала, что он ничего не сможет доказать.

— Послушай, Лайза, мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз. Ты не поверишь, когда услышишь, что случилось.

— Хорошие новости?

— Самые лучшие.

— Нет, — сказала она, — лучшие уже позади.

Улыбка приоткрыла ее безукоризненные зубы. Росетти эти зубы показались могильными памятниками ее родителям.

Капитан полиции направлялся к ним. За ним следовал адвокат Арагонов. Росетти не мог далее терпеть.

— Мне позвонил Дон Бланкхарт и предложил тебе контракт на два года с «Уитни энтерпрайзис». Точно не знаю, но он может принести пять миллионов или даже больше. — Джонни отступил на шаг, чтобы посмотреть, как она воспримет такую бомбу.

Лайза склонила голову набок и улыбнулась.

— Пять миллионов долларов, — сказала она наконец, потом повернулась и сделала пируэт на каблуках, прищелкивая пальцами. — Ха! Пять миллионов долларов!

— Разве это не замечательно?

— Это замечательно, замечательно… для меня.

— Для нас, — поправил ее Росетти. Семьдесят пять процентов лучше, чем пятнадцать, но и пятнадцать процентов — это не какая-нибудь мелочь, особенно если учитывать, что работать-то будет Лайза.

— Нет-нет, Джонни, это замечательно для меня, но совсем не замечательно для тебя.

— О чем ты говоришь?

— Я ждала подходящего момента, чтобы сообщить тебе, Джонни, и, знаешь, я думаю, что сейчас именно такой момент.

— Что сообщить? Что за бред?

— Сообщить, что ты больше не мой агент. Я ухожу. Теперь я для тебя в прошлом. Я больше не работаю на «Элли».

Джонни раскрыл рот, но слова застряли у него в глотке.

— Ты нашла другого агента? — наконец выдавил он из себя, захлебываясь слюной.

— Да, — ответила Лайза Родригес. — Я буду работать с Кристой Кенвуд.