«Бильбоке» был одним из самых модных ресторанов в Нью-Йорке. Мало кто знал о нем, и постоянных посетителей это вполне устраивало. Для его малой известности было несколько причин. Снаружи, на улице, не имелось никакой рекламы. Заказать столик заранее вы не могли. Ресторанчик был меньше, но освещен гораздо лучше, чем гауптвахта в Калькутте. Заправлял рестораном Жак — прекрасный человек, но француз, эксцентричный, с которым трудно было иметь дело, если, конечно, он не знал вас и не любил. В течение длительного времени в «Бильбоке» подавали только холодные закуски, поскольку в нем практически отсутствовала кухня. Теперь она появилась, и отпала необходимость приносить горячие блюда из заведения через дорогу. Публика здесь была смешанная, но не мусор. Члены бывших балканских королевских семей, девушки, работающие на аукционе Сотби, студенты, топ-модели в буквальном смысле тесно общались со звездами кино из Нью-Йорка и Голливуда. Столики стояли почти вплотную друг к другу, поэтому в часы ленча все посетители как бы превращались в одну большую компанию. Если вы заходили туда без четверти час и выглядели членом этой компании, то вам подыскивали местечко. Если же нет, вам приходилось гулять по тротуару до тех пор, пока клиенты не разойдутся. Это труднопереносимо летом, а уж зимой на это способны только стоики и мазохисты.

Однако Джонни Росетти — исключение, подтверждающее правило, — в «Бильбоке» имел зарезервированный столик на четверых. И только в том случае, если он не появлялся до половины второго, столик разрешали занять другим гостям.

Сегодня Джонни восседал за ним, будучи раздражен больше обычного. Утром он прочитал в газетах сообщение о Кристе, о ее агентстве, о Лайзе Родригес, Стиве Питтсе и о рекламной кампании Мэри Уитни. Джонни злобно рассматривал публику, заполнившую «Бильбоке», и мечтал о мести.

Девушка, сидевшая напротив него, спиной к залу, заставила бы взбодриться любого посетителя ресторана. Ростом в сто восемьдесят пять сантиметров, эта чернокожая красавица обладала мечтательными глазами, роскошным бюстом и такими губами, которые по виду могли осчастливить всякого до конца жизни. Мона была девушкой агентства «Элли» во всех смыслах этого слова, но к тому же она была девушкой Джонни, занимающей особое место… счастливой и довольной своей ролью «главной жены», как это называют в исламском мире. Девушка, сидевшая сбоку от Джонни, была ее соперницей, белокожей, или, вернее, загорелой до медового цвета, после съемок на Сейшельских островах. Ее светлые волосы были острижены в стиле паж. Синие глаза, решительный подбородок и припухлый ротик — это все, что вы могли увидеть из ее прелестей, поскольку лучшая ее часть была скрыта. Уютно устроившаяся на банкетке мальчишеская задница представляла собой то, чем Джонни не мог пресытиться. Звали ее Сисси. Они с Моной были подругами-соперницами. Сейчас они обе старались вывести Джонни из его дурного расположения духа.

— Вот уж никогда не думала, что Лайза уйдет от тебя, — говорила Мона. — Я хочу сказать, ведь это ты ее создал.

Джонни склонился над салатом из сельдерея и проигнорировал эту демонстрацию солидарности. Он помахал через весь зал Говарду Штейну, волшебнику из ночного клуба. В его «О-баре» Джонни по вечерам надирался коньяком.

— Да, и Криста оказалась такой пройдохой, — заметила Сисси, откидываясь назад, чтобы встретиться взглядом с югославским принцем, сидевшим в другом конце ресторана. — Она никогда никому не говорила, что подумывает открыть собственное агентство.

— Угу, — буркнул Джонни, не проявляя никакого интереса к разговору.

Фотомодели никогда не располагали серьезной информацией. Они специализировались на сплетнях, к которым Джонни испытывал предрасположение в последние годы. Но не сегодня. Сегодня все было иначе.

Он посмотрел на своих девушек. Они для него представляли собой деньги, но не только деньги. Это были игры, разные штучки, развлечения для парней. Они играли роль прекрасных пешек на шахматной доске его жизни, дорогостоящих, полезных, которые порой в один прекрасный момент превращались в королев. Криста стала королевой. Лайза тоже. А теперь обе они предали его. Джонни допил свой бокал и жестом показал официанту, чтобы тот принес еще. Состояние похмелья отступало под натиском водки «Абсолют». Но настроение у Джонни не улучшалось.

— Что сейчас представляет собой Саут-Бич? — спросил он наконец.

Могут же эти девушки сообщить ему хоть что-нибудь. Саут-Бич был новым горячим местом в Майами, где суждено было процветать фотомоделям. Джонни упустил его три года назад, не сумев разглядеть его будущего. Теперь, по всей видимости, это будущее наступило. Компания «Форд» открыла там свое отделение, то же самое сделали «Клик» и многие другие модельные агентства. В буме принимали участие все журналы начиная с «Вог». Прошел слух, будто Южная Флорида оттесняет Лос-Анджелес на третье место по количеству агентств, занимающихся фотомоделями. Плохо, что «Элли» не в их числе. Еще хуже то, что начинающее агентство Кристы Кенвуд обосновалось именно там.

— Замечательное место, — заявила Мона. — Мы всегда останавливаемся в «Парк-Сентрал», это шикарный отель. Там есть прекрасные рестораны «Одджи» и «Мезотинто», мы там обедаем.

— «Мезанотта», — поправила ее Сисси, раздраженная тем, что Мона опередила ее. — Оттуда мы отправляемся в «Семпер», бар с пианино, а позднее, когда мы уже набираемся, идем танцевать в «Варшаву».

— А музыка там играет так громко, что прямо сердце прыгает в груди. Я хочу сказать, что вот там и есть настоящее буйство, а все твои помощнички, сидя в Нью-Йорке, только придумывают такие сцены, считая, будто Флорида просто дыра. На самом деле как раз там все крутится.

Мона замолчала, чтобы проверить, как действуют ее подбадривающие слова. Росетти взглянул на нее, лицо его не выражало ничего.

— Хотите нюхнуть? — спросил он.

Глазки девиц заблестели. Конечно, хотят.

Джонни полез в карман и вытащил оттуда пакетик. Обе девушки встали. Все разговоры в «Бильбоке» смолкли. Когда встают две топ-модели, то есть на что посмотреть. Какими высокими они могут оказаться? До неба? Белая и черная, четыре потрясающих ноги, две туго обтянутые попки, едва прикрытые одинаковыми черными юбочками. Вперед, Джонни! Если бы только секс был так же хорош, как эти девки!

Болтовня за столиками возобновилась, когда девушки проследовали прямиком в туалет. Мужчины вернулись к своим стаканам, расправляя плечи, чувствуя, как взыграли в них гормоны.

Джонни откинулся на спинку стула. Криста обвела его вокруг пальца. Она украла его доход, утащила из-под носа самую выгодную рекламную кампанию за всю историю высокой моды, изъяла из употребления лучшего фотографа. Она открыла конкурирующее агентство в новой и самой горячей точке, а ее годовой доход уже превышает его прибыль. Это даже не конкуренция. Это война! Страны сражаются за нефть, за жизненное пространство, за выход к морю. Это проблема выживания. Но здесь фигурировало нечто большее. Личное!

Джонни оглядел ресторан. Вокруг царила легкая, веселая атмосфера, богатые и беззаботные люди обменивались шутками, флиртовали. Но в том углу, где сидел он, готовилось иное блюдо — месть, огромный, свинцовой тяжести пудинг, начиненный ненавистью и угрозой. Росетти уже представлял себе, как он наподобие бомбы обрушится на голову Кристы Кенвуд.

Девушки, возбужденные, вернулись за столик.

— Слышишь, Джонни, эта твоя подружка не давала мне нюхнуть, пока я не поцелую ее. Представляешь? Кого ты теперь нанимаешь, лесбиянок? Ну-ну, детка, где это ты научилась так целоваться?

Мона говорила и смеялась так громко, что ее могли слышать все вокруг, и Сисси тоже смеялась, поддерживая товарку в надежде поднять у Джонни настроение. Он любил такие шутливые разговоры, они его веселили, он размягчался и становился щедрее с наркотиками и мог переговорить с дельцами, чтобы девушки получили больше заказов, заработали бы больше денег и урвали бы немножко славы, которой им так хотелось.

— Не слушай ее, Джонни. Мона пристает ко мне с тех пор, как мы были в Перу. Она просто изматывает меня. Эй, Мона, ты видишь того вон чудика-туриста?

Джонни снисходительно улыбнулся. Он понимал, что они делают, и ему это нравилось. Они старались угодить ему. И после ленча, после еще нескольких стаканов он даст им возможность ублажить его как следует. М-м-м! Это будет приятно. Иногда он думал, что любовь слишком хорошая штука, чтобы люди занимались ею.

Джонни посмотрел на Мону. Посмотрел на Сисси. Которая из них станет орудием его мести? Которая более послушна, кому можно больше доверять, кого из них безболезненнее потерять? Мона была главной в течение шести месяцев. Ее время кончается, и она знает это. Поэтому боится и отчаянно старается удержаться. Она захочет поверить в ложь, которой будут его обещания. И вдобавок это оставит Сисси рядом с ним и освободит место для новой девушки, которой может оказаться англичанка или лучше — бразильянка, та, с необыкновенными ногами и титьками, смахивающими на торпеды.

— Мона, — сказал он.

Она обернулась, губы и глаза ее блестели, сердце стучало. Она улыбнулась ему. Она по-прежнему его девушка номер один. Он по-прежнему занимается ее карьерой, ее делами, он ее бог и хозяин. Ничто не изменилось. Ничто и не должно измениться.

— Мона, я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня.

— Для тебя, Джонни, все что угодно!

Ее слова прозвучали очень искренне.

— Я хочу, чтобы ты пошла работать в агентство Кристы Кенвуд, — сказал он.