В мире Джонни Росетти ночь не предназначалась для сна. Поэтому Джонни сидел за круглым столиком в «О-баре», откуда можно было видеть первые ступеньки лестницы. Он приложился к большому бокалу коньяка так, словно это был колодец с водой посреди пустыни безнадежности. Сисси, сидевшая рядом с ним, нервничала.

— Ты в порядке, Джонни? — попыталась она расшевелить его.

Джонни не ответил. Вместо этого протянул руку и принялся играть с ее ногой. Это вовсе не было приятно. Его движения граничили с жестокостью: его рука грубо мяла ее бедро, словно он пробовал на мягкость мясо в европейской мясной лавке. Сисси хотелось отбросить его руку, но она не смела. Щупая ее, Джонни даже не смотрел в ее сторону. Он демонстрировал любому, кто смотрит на них, что эта девушка принадлежит ему и что она ему совершенно безразлична. Он показывал, что она просто красивая игрушка, предназначенная для его развлечения.

— Джонни! — взмолилась Сисси.

Он не остановился, а еще сильнее стал тискать и щипать ее ногу. Девушке действительно было больно: он с силой вонзал свои ногти в мускулы ее ноги.

— Ой! — вырвалось у Сисси.

— Тебе на самом деле интересно, в порядке ли я? — прорычал Джонни, а пальцы его все глубже впивались в ее бедро.

— Пожалуйста, Джонни, не надо! Мне больно!

— Да, — согласился он, наконец отпуская ее.

Его мрачное настроение было всеобъемлющим. Джонни хотел бы покрыть слоем своего раздражения все вокруг, как поле навозом. Разве эти шлюхи не для этого существуют? Сисси великолепная девка, но она всего-навсего модель, которая работает на него и нуждается в материальных благах, которые он может ей предоставить.

Кроме того, она напоминала ему Кристу и Лайзу, когда они только начинали, во всяком случае Лайзу, и потому причинять боль Сисси доставляло ему удовольствие. Джонни обернулся и посмотрел на нее. Ее личико эльфа выглядело несчастным, в больших глазах стояли слезы. При виде ее слабости его лицо перекосилось от отвращения. Конечно, она ненавидит его. Все они ненавидят его. Но она лучше всякого клея приклеена к нему своими амбициями и тщеславием.

— Ты гребаная идиотка, — прорычал он.

— Я не идиотка.

Слезы выступили на глазах Сисси. Она говорила правду. Она не была идиоткой. Ее приняли в Калифорнийский университет, а ее отец был учителем. При мысли о нем слезы потекли по щекам Сисси. Почему она бросила свою семью, наплевала на все хорошее, чему ее учили родители, и сменила достойную жизнь на сделку с дьяволом в этом городе греха? Сисси сама не могла понять этого. Она знала, что деньги — это еще не все, что слава — просто злая шутка, и подонок всегда останется подонком, как бы он ни был богат и могуществен. Где-то на этом пути она пристрастилась к успеху, как к наркотику, и это пристрастие стоило ей ее души. Откуда в ней это? Не от отца, который учил в школе с любовью и любви и который никогда не жаждал богатства. Не от матери, которой никогда и ничего не надо было, кроме того, чтобы все в семье были здоровы и счастливы. Нет, ее тщеславие — порок, которым она обязана лишь себе самой. Так что теперь она красуется на обложках «Элли» и «Аллюр» и продала свое прекрасное тело этому куску дерьма, который протолкнул ее на эти обложки, и мир в своей так называемой «мудрости» завидует ее красоте, ее банковскому счету и «свободе», которую она завоевала.

— Чтобы быть со мной, ты должна быть идиоткой, — ухмыльнулся Джонни, слегка приободренный ее слезами и тем, что она посмела ответить ему, а не просто молча страдала.

— Ты так сильно ненавидишь себя?

Сисси сама не могла понять, откуда у нее взялось мужество задать ему этот вопрос. Из воспоминаний о своей семье, вот откуда!

— Ха! — воскликнул Джонни, пораженный таким бунтом. Его девкам не разрешалось говорить подобные вещи. Когда же они позволяли себе нечто подобное, он их наказывал. А если они не соглашались на наказание, он просто-напросто выгонял их, и на этом их карьера заканчивалась. Это было самое жестокое наказание для рвущихся наверх фотомоделей, которых он выбирал себе в качестве «своих» девушек.

— Я не имел в виду, что быть со мной — это идиотство, потому что я ненавижу себя, дорогая, — прошептал он. — Я хотел сказать, что с твоей стороны идиотство быть со мной, потому что я ненавижу тебя.

Сисси почувствовала, как мурашки побежали у нее по спине, когда она услышала эти слова. Внутри у нее все опустилось. Никогда раньше Джонни не говорил таких слов. Он ненавидит ее? Этот мужчина, который сотни раз, сотни дней использовал ее тело. Она с холодной ясностью увидела себя такой, какая она есть. Она живет и спит с мужчиной, который испытывает к ней отвращение. Взамен он дает ей те вещи, какие она хочет иметь. Она потаскуха — более гнусная, более жалкая проститутка, чем уличные шлюхи, которые торгуют собой при свете фонарей в самых бедных кварталах города. Сисси почувствовала тошноту. Она уйдет. Уйдет отсюда немедленно. Завтра же улетит домой и сменит «блестящую» жизнь девушки, чье лицо смотрит с обложек журналов, на жизнь женщины, которая может с гордостью смотреть на себя в зеркало. Сисси была уверена: это самое правильное, что она может сделать. Но знала она и то, что не в силах это осуществить.

— Сегодня у меня в офисе был Бланкхарт, — сообщил Росетти обычным тоном. — Он начал сомневаться, стоит ли использовать тебя для рекламы джинсов Смайли. Его беспокоит, не слишком ли большая у тебя задница. Но я думаю, что сумею уговорить его взять тебя. Ах да, я не помню, говорил ли я, что новому журналу «Конде Наст» нужна блондинка для обложки? Наверное, можно будет протолкнуть туда тебя, если мне не удастся убедить их взять Гейл…

Он с мерзкой многозначительностью замолчал, помахивая приманкой у нее перед носом. Потом откинулся в кресле и стал посасывать коньяк в ожидании того, как она отреагирует.

Сисси сидела неподвижно. Теперь у нее была более существенная причина для беспокойства, чем стыд. Рекламная кампания Смайли занимала очень важное место в ее планах. Она еще ничего не подписала, но на словах согласилась. Сисси охватила паника. Джонни блефует. Бланкхарт хочет именно ее. И ее задница вовсе не слишком большая. Это лучшая часть ее тела. Но неуверенность уже завладевала Сисси. Может быть, она прибавила в весе во время съемок на Сейшелах? Может быть, она стала меньше работать на тренажере? О Боже, а вдруг задница действительно стала больше? У Сисси возникло желание тут же побежать в туалет и проверить. Дерьмо! И почему перед ней на столике стоит этот алкоголь? Она должна пить только минеральную воду! Сисси хотела сохранить спокойное выражение лица, но знала, что ей это не удается.

— Будет очень жаль, если из-за своей толстой задницы ты упустишь Смайли, — заметил Джонни.

Он улыбался, говоря эти слова. Среднего ранга модели чрезвычайно озабочены своим внешним видом. Только те, кто на самом верху, там, где обитают такие, как Криста и Лайза, — только они обладают уверенностью в себе, которая трансформируется в большие деньги и положение суперзвезды.

— Джонни, я хочу заполучить Смайли. Мне нужен Смайли! — воскликнула Сисси.

В голосе ее звучала тревога. Она наклонилась вперед и попыталась взять его руку, которая несколько минут назад терзала ее бедро. Джонни отмахнулся от нее и торжествующе улыбнулся.

— Ты ведь знаешь, дорогая, как это бывает. У нас с Бланкхартом старые связи с незапамятных времен. Он мне кое-что должен. Я могу использовать это, если захочу, но тогда он уже не будет мне ничего должен. Мне придется пожертвовать своим влиянием на Бланкхарта, чтобы ты смогла запихнуть свой толстый зад в джинсы бедного старого Смайли. Для меня это не такая уж выгодная сделка.

— Джонни, пожалуйста, не надо… Я хочу сказать, что у меня вовсе не большая задница…

Он рассмеялся, наблюдая, как она умоляет его. Работа на Смайли принесет ей триста тысяч долларов, и дело уже сварганено. Но она этого не знает. Ее совершенная задница, засунутая в синюю ткань Смайли, будет произведением искусства, но Сисси мучается от неуверенности, рожденной желанием иметь слишком много. Люди, которым что-то нужно, такие смешные. С ними можно обращаться очень дурно.

— Докажи это.

Сисси сглотнула слюну.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду — докажи мне, что твоя задница не слишком большая.

Сисси в отчаянии осмотрелась вокруг. Зал ресторана был набит битком. Она видела с полдюжины знакомых — пару парней, несколько фотомоделей. Внутри у нее все перевернулось. Сисси охватила паника. Джонни собирается заставить ее что-то сделать. Он хочет наказать ее за то, что она сказала ему дерзость. А если она не согласится, он намерен отнять у нее рекламную кампанию, в которой она так нуждается. Сисси собралась с силами. Что бы он ни потребовал, она сделает это. Она ощутила полное безразличие ко всему, и столь полная капитуляция доставила ей даже некоторое удовлетворение. В этот момент Сисси за себя не отвечала. За нее решал Джонни. Она больше не была свободной. Если бы роботы могли чувствовать, то они чувствовали бы себя именно так.

— Где? — спросила она.

— Здесь, — ответил он. — Сейчас!

— О нет, Джонни! Прошу тебя. Не перед всеми.

— На столе, — твердо сказал он.

Ее глаза вновь наполнились слезами.

— Я не могу…

Голос ее дрожал от предстоящего унижения.

— Проделай это — и ты получишь Смайли.

Она снова сглотнула.

— Как долго?

— Пока я не скажу.

У Сисси было лицо человека, который видит перед собой взвод солдат, готовых расстрелять ее. Сисси поднялась на ноги. Подождала у края стола, вся дрожа. Она не знала, как это делается, но ведь она же модель. Как-нибудь справится. Сисси смотрела на Джонни в надежде, что казнь будет отложена. Но в его глазах поблескивала только злоба — злоба, смешанная с похотью. Он коснулся рукой своей ширинки, и сердце у нее упало, охваченное паникой. Ее унижение возбуждало его. У Сисси пересохло в горле. Глаза расширились. Умоляю, Боже, пусть все это произойдет быстро! Пусть промелькнет, как любой сумасшедший момент безумного вечера в городе, где грех считается признаком изысканности. Она зажмурилась и стала молиться, чтобы обрести силы, потом открыла глаза и взобралась на столик. Она ощущала на себе множество любопытных взглядов. Все ожидали, что она станет танцевать. Поздно ночью, когда все пьяны, красивые девки иногда устраивают такие представления. Но она не танцевала. Она стояла в середине стола, как статуя. Потом, когда Джонни поднял на нее свой взгляд, она заставила себя подчиниться ему. Расстегнула пряжку на поясе. Стала нащупывать «молнию» на брюках.

— Вот это да! — раздался громкий голос с соседнего столика. — Девочка собирается показывать стриптиз.

Сисси повела задницей, про которую было сказано, будто она слишком большая, и джинсы сползли с ее талии. На фоне загорелого тела ее трусики казались ослепительно белыми. Они были крошечные, всего лишь узкая полоска материи, зажатая между ее крепенькими ягодицами. Джонни видел, как мягкая кожа Сисси покрылась пупырышками. Он видел пушистые волосики у основания ее позвоночника, вставшие дыбом от испуга. Сисси гордо стояла под взглядами, которые уже насиловали ее. Она вызывающе откинула голову и закрыла глаза от стыда, терпя это публичное унижение. Кое-кто из посетителей стал выкрикивать непристойности. Другие аплодировали. Но никто не посмел критиковать великолепный зад, которому предстояло рекламировать джинсы мистера Смайли.

Потом, неизвестно откуда, она почувствовала прилив сил. Сисси открыла глаза и посмотрела прямо на Джонни. Она снова полностью контролировала себя и, чтобы доказать это, решила пойти даже дальше, чем он от нее требовал. Сисси просунула палец под эластичную ткань своих трусиков. Потом вдруг сдернула их и показала Джонни все целиком. Ее зад поблескивал в полумраке ресторана. Одну ногу она выставила вперед, другую отставила назад. Линии ее ягодиц перетекали в плавной гармонии в длинную изящную спину, спускались вниз к мускулистым бедрам. Это были не персики или другие роскошные сочные плоды и не приспособленные для деторождения чресла матери-земли. Это была мускулатура атлетически сложенной женщины. Это была крепенькая, работящая задница, привыкшая ощущать жесткость пола в гимнастическом зале, запрограммированная на совершенство безупречными генами.

За всю свою убогую жизнь Джонни Росетти не мог припомнить, чтобы он видел что-нибудь столь прекрасное. Хриплым от похоти голосом он прошептал ей:

— Слезай!

Он весь дрожал от вожделения, наблюдая, как девушка, которую он унизил, натянула на себя трусики и синие джинсы и слезла со стола.

Сисси знала, что победила. Когда она села за стол, лицо ее пылало, но и его лицо было пунцовым. Джонни наклонился вперед, прерывистое дыхание со свистом вырывалось из его полуоткрытого рта, ширинку распирало от мощи его похоти. Все кончилось очень быстро, и ужас унижения отчасти смягчился благодаря безразличию, царившему среди большинства завсегдатаев нью-йоркских ночных клубов. А она добилась своего. Теперь она получит эту рекламу. Радость ключом била в душе Сисси.

Над их столом склонился метрдотель.

— Все в порядке, мистер Росетти? — вкрадчиво спросил он, нерешительно глянув в сторону Сисси.

Джонни махнул рукой, чтобы мэтр исчез. Представление окончено. Теперь он уже загадывал вперед, предвкушая его повторение, но уже только для себя.

— Тебе понравилась моя задница, Джонни? — промурлыкала Сисси. — Она не слишком большая для тебя?

— Она замечательная, — с трудом выдавил он из себя.

— Ты ведь хочешь поиграть с ней, не так ли?

Джонни кивнул. У него не было слов.

— Хочешь поиграть с моей задницей в туалете? — спросила она.

Сисси медленно встала. Джонни вытер капли пота со лба, глядя, как она выходит из зала. Когда девушка исчезла из виду, Джонни поднялся, стараясь, чтобы никто не заметил, как выпирает из брюк его напряженная плоть, и последовал за ней в туалет. Все изменилось. Они поменялись местами. Раньше он был хозяином, а она подчинялась. Теперь же он стал рабом своей похоти. Именно он желал ее, а Сисси могла манипулировать его желанием.

На одной двери было написано: «Для мужчин». На другой: «Для женщин». Где же она? Его нутро подсказало ему. Джонни незаметно оглянулся вокруг, потом проскользнул в женский туалет. Там никого не было, но Джонни знал, куда идти. Он толкнул дверь одной кабинки, она оказалась незапертой. У Росетти перехватило дыхание. Он открыл дверь — в кабинке никого не было. Следующая дверь оказалась запертой. Он тихо постучал, облизывая пересохшие губы. Задвижка на двери щелкнула, открывая вход. Джонни толкнул дверь, и та открылась. Что она ему приготовила? Что сейчас произойдет? Неизвестность терзала его внутренности.

Сисси была в том же виде, в каком стояла на столе. Задница ее была обращена к нему. Сисси стояла лицом к стене и, заговорив, даже не обернулась:

— Становись на колени и целуй ее.

И он, не колеблясь ни мгновения, подчинился.

Джонни опустился на колени. Ноги ее были расставлены по бокам унитаза, джинсы и трусики спущены до колен. Руками Сисси упиралась в стену, выставляя навстречу ему свой крестец. Он не мог видеть ее лица. Она не видела его лица.

Он коснулся рукой ее тела.

— Только языком! — Голос ее звучал резко, как команда.

Он приблизился к ней и прижался щекой к ее шелковистой коже. Джонни ощущал жар ее тела, этот жар, отдающий мускусом, теплый и чувственный, опалял его лицо. Она агрессивно завертела задницей, пока он не оказался погребенным во влажном углублении между ее ягодицами. Он с трудом сдерживал себя, наслаждаясь непривычной для него ролью подчиненного, с трудом дышал, зажатый ее плотью. Он весь напрягся, собираясь ублажить женщину, которая раньше существовала только для его собственного удовольствия.

— Давай! — приказала она.

Он повиновался и принялся вылизывать ее, сначала застенчиво, потом с силой, жадно. Он утонул в ее запретном месте, наслаждаясь этим и еще больше наслаждаясь подчиненностью, которая сконцентрировалась в его позе. Она прижала свой зад к его лицу, терлась о его глаза, его нос, его рот той частью своего тела, которую он осмелился критиковать. Его голова откинулась назад, и Сисси тоже отодвинулась назад в тесной кабинке, толкая его, стоявшего на коленях. Сначала о дверь оперлась его спина, потом голова. Джонни больше не мог шевелиться. Он был в ловушке. Его голова упиралась в жесткую поверхность двери. Ее твердый зад закрыл все его лицо. Он старался обрести дыхание в этих сладких, влажных джунглях. Когда уже казалось, что он задохнется, она чуточку освободила его. Она приподнялась, позволяя ему подлезть под себя, разрешая, чтобы он языком нашел другое отверстие. Теперь ее влага, обильная от вожделения, вытекала на его лицо. Теперь пришел его черед умолять ее о даровании ему наслаждения. Он хотел ее!

— Пожалуйста, — пробормотал Джонни из ее глубин.

Она четко сказала:

— Я хочу Смайли, хочу, чтобы мое фото было на обложке журнала, и хочу настоящий, без подвоха, контракт. О'кей? Ты меня слышишь?

— Да-да!

— Обещаешь? — Сисси сжала ногами его глотку и всей тяжестью тела навалилась на его лицо.

— Обещаю. — Сдавленный голос Джонни был едва слышен.

Сисси засмеялась победным смехом.

— Ладно, тупой трахальщик, — сказала она. — А теперь вперед. Угощайся.