Палм-Бич, раннее лето 1992 года

— Стив, ты не можешь досчитать до трех и потом снимать? Я не могу держать глаза открытыми так долго.

Криста набрала в легкие побольше воздуха, и ее груди приподнялись над водной гладью. С закрытыми глазами она подставила лицо солнечным лучам, ощущая их жар на своей коже. Под ногами у нее был плотный песок, океан, в котором она стояла, был теплый, как парное молоко. Криста пыталась подавить раздражение, сконцентрировавшись на успокаивающем воздействии водной стихии, которая обволакивала ее тело, подобно материнской утробе. Фотографы часто совершают эту ошибку: они так озабочены композицией кадра, что забывают о проблемах, с которыми сталкиваются модели. Вот как сейчас. Солнце било Кристе прямо в глаза и заставляло ее косить, а это означало испорченный кадр, не говоря уже о неудобстве для самой модели.

— Прости, дорогуша, я все забываю, что ты такое же человеческое существо, как и все мы.

Стив Питтс рассмеялся. Криста была единственной моделью в мире, которая могла говорить ему, что надо делать, и не получала за это по голове. И дело было не только в том, что она супермодель, а скорее в том, что она умна, чертовски хороша собой и обладает пробивной силой; кроме того, она талантлива сверх всякой меры и к тому же нисколько не боится Стива. Почти все в модельном бизнесе боялись Стива Питтса, и его устраивало такое положение.

— Так чего ты хотела? — продолжал Стив. — Пожалуйста — раз, два, три — сейчас птичка вылетит. Господи, вот смех-то! Можно подумать, будто все это так просто — посчитал до трех, и снимай! Интересно, где бы я был сегодня, если бы работал подобным образом!

В его тоне звучал сарказм. Конечно, Криста была его другом, и у Стива Питтса было мало друзей; но и друзьям следовало знать свое место.

— Ты всегда можешь считать по-китайски, дорогой, если хочешь быть менее банальным, — рассмеявшись, парировала Криста.

— К сожалению, на этом языке я не говорю, мой ангел. У меня никогда не было любовника-китайца. Вот разве что на суахили — тут мне есть что вспомнить. Кое-кто считает, что в роли подружки африканского короля я смотрелся сногсшибательно.

Самый знаменитый в мире фотограф уперся рукой в бедро и стал в позу. Все вокруг засмеялись: редакторша отдела мод журнала «Вог», не отличавшаяся чувством юмора; двое ассистентов, которые держали отражатели, фокусирующие утренний свет на потрясающем профиле Кенвуд; а также кучка парикмахеров, гримеров и стилистов, собравшихся на узкой полоске пляжа, где проводились съемки.

Криста улыбнулась. Она сейчас получала удовольствие. Она уже забыла это чувство товарищества, тяжелый труд до ломоты в спине и чисто физическое удовлетворение от хорошего снимка. Ты выкладываешься целиком какое-то время, и радость этой работы заключается в том, что она имеет начало, середину и конец. И ты всегда можешь увидеть результаты своего труда в завершенном снимке. Это не то, что занятие бизнесом, где нет конца и края. С тех пор как Криста перестала работать моделью, вознамерившись создать собственное модельное агентство, она трудилась не покладая рук, и никакого спасения от этого однообразного труда не было. Одна из ее девушек заболела, а найти замену в столь короткое время было невозможно. Поэтому на этот раз, хотя и неохотно, Криста согласилась вернуться из своей добровольной отставки. И теперь была рада, что не отвергла мольбы Стива Питтса.

— Я не слишком глубоко в воде? — спросила она.

Передышка кончилась. Криста опять сосредоточилась на работе, как подобает профессионалу высокого класса, кем она и являлась. Простые модели остаются актрисами немого кино. Криста испрашивала указаний.

— Нет-нет, ты прекрасна именно так. Ты должна выглядеть гордой. Отрешенной. Как фигура на носу корабля. Чуточку подними голову, поймай свет. Вот так. Отлично. Раз. Два. Три.

Стив Питтс скрючился в волнах прибоя, отыскивая нужный ракурс. Солнечное сияние этого волшебного момента было необыкновенным, оно отражалось от лица Кристы. Ее мокрые белокурые волосы сверкали, свет падал на ее скулы, омывал четкую линию подбородка, задерживался на влажных блестящих губах. Женщины не были страстью Стива Питтса, но он близко общался с самыми прекрасными из них — больше, чем любой другой мужчина на земле, — и должен был признать, что Криста Кенвуд превосходила всех. На фоне сверкающей поверхности моря она выглядела как мечта. И дело было не только в ее сильных плечах пловчихи, удивительном контрасте между ее полными упругими грудями и твердокаменными маленькими ягодицами над совершенными по стройности ногами — все заключалось в ее обаянии. Вы понимали, что она обладает всем, что горячее сияние ее улыбки, танцевальная элегантность находящихся в постоянном движении бедер создают облик девушки, мимо фотографии которой нельзя пройти; не случайно журналы с ее изображением на обложке расхватывались в книжных лавках и супермаркетах всего мира. День, когда она прекратила сниматься, стал черным днем для всех любителей красоты, и Стив до сих пор мысленно хвалил себя за то, что сумел убедить ее вернуться к работе, дабы предотвратить крах, грозивший выставке купальных костюмов, устраиваемой журналом «Вог». Это было, все равно как если бы ты умер, а потом Господь Бог позволил тебе вернуться к жизни на один день. Все десять лет работы Кристы Кенвуд в качестве модели должны были сконцентрироваться в этой последней завораживающей серии фотографий.

— Ну, Стив, это уж слишком напоминает «Спортс иллюстрейтед», — раздался сзади тонкий раздраженный голос.

Голос принадлежал редакторше отдела мод самого престижного в мире журнала. Плоское, замученное диетами тело делало Олив Ойл похожей на доску. Произнесенное сквозь зубы замечание редакторши прозвучало как непристойная брань в церкви.

На лице Кристы, наподобие тучи среди ясного синего неба, возникло выражение недовольства. Криста не имела ничего против «Спортс иллюстрейтед»: она сделала для него целых четыре обложки, больше, чем кто-либо другой. Кристу не устраивал подтекст слов редакторши. Она прекрасно знала, что в фотографиях мод существуют разные направления. В своем ежегодном выпуске, посвященном купальным костюмам, «Спортс иллюстрейтед» стремился к откровенной сексуальности, рассчитанной на простых людей, которые составляют большую часть его подписчиков. «Вог», напротив, гордился своим авангардистским подходом к тому, что в этом журнале считали художественной фотографией. «Вог» охотно платил сотни тысяч долларов мастерам высочайшего класса, таким, как Стив, потому что их конечный результат будет на грани допустимого и в то же время весьма далек от демонстрации соблазнительного обнаженного женского тела. Оскорбительный намек сводился к тому, что Криста якобы забыла, на кого она работает. Или, того хуже, что за год, в течение которого она не занималась этим делом, Криста утратила мастерство и не способна теперь подняться до того уровня изысканности, которого «Вог» требует от своих моделей.

Стив Питтс вертелся в воде так, словно его закружило в водовороте. На его лице было написано возмущение. Он был оскорблен. И Криста была оскорблена. Должна была пролиться кровь. И не важно, что эта женщина из «Вог» представляла собой большую силу в рекламном бизнесе. Стив был слишком талантлив и знаменит, чтобы думать о таких вещах.

Но первой отреагировала Криста.

— Вас беспокоят мои груди? — осведомилась она с кротостью гадюки.

Олив Ойл действительно беспокоили груди Кристы, но вовсе не потому, что они выглядели бы неуместно в «Вог». Ее огорчало отсутствие бюста у нее самой. Продавцы в магазине порой принимали ее за мужчину, и это портило ей нервы. Модели сидели у нее в печенках, но в большинстве своем эти девицы были далеки от совершенства. Даже когда они выглядели безупречно — что бывало довольно редко, — они оказывались глупы, безжизненны или бедны, либо стояли на более низкой социальной ступени. Концентрируясь на их недостатках, можно было сдерживать свою зависть. А вот Криста выпускала на волю этого зеленоглазого дракона, и сейчас это чудовище буквально раздирало редакторшу отдела мод. Криста физически была совершенна с головы до ног, включая фирменный знак качества в виде родинки внизу живота. Она была богата. По контракту с фирмой «Ревлон» она имела три миллиона долларов в год, а аванс, полученный ею за ее книгу, составил миллион чистыми. Этого было более чем достаточно, чтобы раскрутить открываемое Кристой собственное агентство моделей, которое скоро будет конкурировать с такими агентствами, как «Форд», «Вильгельмина» и «Элли». Вдобавок Криста принадлежала к высшему свету. Ее родители были давними и влиятельными жителями Палм-Бич, а сейчас снимали дом, который можно было видеть за дюнами в миле от берега. И дело было не только в том, что у Кристы все есть, что она удачлива и красива. В ней столько живости и обаяния, что она воспламеняла все вокруг. Вот это-то и было тяжелее всего стерпеть некрасивой диктаторше мод с ее рыбьим темпераментом.

На пляже вдруг повеяло сибирским холодом. Редакторша отдела мод мгновенно поняла свою ошибку. Раздражение вырвалось наружу прежде, чем разум успел заставить ее сдержаться. Редакторша сделала попытку отступить.

— Нет, конечно, меня не беспокоят твои груди, Криста. Просто с этими купальниками вообще нужно быть предельно осторожными, а ты в такой форме… Я хочу сказать, все так бросается в глаза…

Криста рассмеялась над ее смущением.

— Не беспокойся. Я не обиделась. Я буду делать все как обычно, и мы предоставим доброму старине Стиву подняться над уровнем фотографов «Спортс иллюстрейтед». Как думаешь, Стив, ты сумеешь немножко разбавить мою сексуальность? Тебе это столько лет удавалось со всеми другими девушками.

Криста пожалела редакторшу. Стивом можно управлять, но для этого нужно иметь силу и смелость и надо уметь переключить его внимание, что Криста и делала сейчас.

— Дорогая, чтобы разбавить твою сексуальность, нужно больше влаги, чем во всем этом проклятом океане. Ты, радость моя, одна ответственна за то, что в Западном полушарии распространен грех Онана. Удивительно, как это парни студенческого возраста до сих пор не ослепли или по крайней мере не ослабели настолько, что их пришлось бы водить на поводке. А теперь, бесстыжая соблазнительница, за дело… головку выше… раз… два, три…

Криста хихикнула от удовольствия. Стив снова заработал в полную силу. В отличие от многих других фотографов он любил остроумие и находчивость. Его талант нужно подогревать. Вот сейчас он полон энергии, которая всегда присутствует в его лучших снимках. Он заряжается от нее, а Кристу, в свою очередь, подстегивают исходящие от него флюиды, пока он щелкает затвором фотоаппарата, дирижируя изгибами ее тела. Криста нежилась под солнечными лучами, двигаясь в теплой воде и почти не отдавая себе отчета в том, какую красоту она создает. Годами она отрабатывала выражения лица и различные позы. Теперь она с легкостью могла изобразить искренность и естественность, не очень задумываясь, как это сделать. Мало кто знает, сколько труда потребовалось, чтобы добиться этой легкости. Именно по этой причине вершина модельного Олимпа, где обитала сейчас Криста, оставалась столь малонаселенной.

По мере того как солнце поднималось выше, тени становились более резкими, исчезал таинственный рассеянный свет раннего утра. Стив Питтс не любил резкую реальность дня, предпочитая создавать изображения на рассвете и в сумерках, когда Господь Бог трудится над своим мольбертом и земля и небо мерцают потусторонним светом. Криста знала почти до секунды, когда Стив объявит перерыв.

— Мальчики и девочки, думаю, мы закончили, — сказал он наконец.

Плечи его опустились, тонкая рука упала, и фотоаппарат повис на уровне пояса поношенных синих джинсов, закатанных до колен. Провод не подавал больше энергию творчества, и Стив словно обмяк, улыбаясь Кристе поверх блестящей поверхности моря.

Она улыбнулась в ответ, понимая, что именно он сейчас ощущает, и сама переживая то же самое — эту маленькую смерть искусства после завершения съемки. Она знала, что все прошло хорошо, даже очень, но как получилось это на пленке? Теперь лишь это имело значение, а отпечатки можно будет посмотреть только завтра.

— Думаешь, получилось, Стиви?

— Но ведь делали же мы с тобой! Какие тут могут быть сомнения?

— Никаких.

Криста засмеялась, шагая по воде к нему. Остальные участники съемки оставались еще на своих местах, но для Кристы и Стива уже как бы отсутствовали. У двух старых друзей было что вспомнить. И нынешнее, последнее выступление Кристы в качестве модели тоже вскоре станет воспоминанием. Она поклялась, что больше не будет сниматься. Эта съемка — не «прощальный» бой матадора, не «последний» выход боксера на ринг или «финальное» выступление поп-группы перед будущей толпой поклонников. Это действительно конец пути. И Криста не могла представить себе лучшего финала. Она здесь, в Палм-Бич, где прошло ее детство. И рядом с ней блестящий фотограф, в свое время открывший перед ней огромный мир, который так и не научились понимать чопорные родственники Кристы.

Когда Криста приблизилась, Стив крепко обнял ее. В давние дни, в самом начале, она была его протеже, а он был ее ментором. Но в те дни он тоже копошился на нижних ступеньках своей карьеры. Они росли вместе, учились друг у друга, и теперь трудно было сказать, кто из них главный виновник успеха. Пожалуй, их отношения оказались взаимовыгодными, каждый давал другому нечто существенное, пока все в целом не стало более значительным, чем простая сумма вкладов каждого.

— Как в былые времена, а? — Стив выразил вслух мысли, обуревавшие их обоих.

— Причем ничуть не легче, чем прежде, — криво усмехнулась Криста.

Она была права. Уже в течение многих лет она и Стив сидели в этом деле по уши. Не было такой позы, которую она не испробовала, выражения лица, какого не принимала. А он экспериментировал со всеми возможными установками света и теней, с различными комбинациями линз, пленки, камер. Это была тяжелая работа. Все равно всегда оставались сомнения, удался ли снимок и вся ли красота схвачена и запечатлена на пленке. Это представлялось даже несправедливым. Казалось бы, опыт должен гарантировать, что не нужно слишком уж стараться. Но это была одна из жестких шуток жизни. Едва ты расслабляешься, это сказывается на результате, и, значит, ты достиг вершины, и путь, открывающийся перед тобой, не требует карабканья вверх. Он превращается в крутой обрыв вниз, в забвение на профессиональном поприще.

— Легче только разбазаривать заработанное, — заметил Стив. — Я вспоминаю об этом, когда на ум мне приходят хирурги, делающие пластические операции, педикюрши.

— Стив, ты этого не делаешь! Я имею в виду пластические операции.

— Конечно, делаю, дорогая. Я весь покрыт швами, перевязан крепче, чем почтовый мешок в сан-квентинской тюрьме. А ты как думала?

Стив откинул волосы с висков. Два тоненьких шрама подтверждали, что он не шутит. Криста вгляделась в них. — О Боже! Стив! Но ты ведь совершенно не меняешься!

— Вот ради этого я заложил мой дом, чтобы оплачивать этих проклятых хирургов. Лицо не должно меняться. Я не пытаюсь ускользнуть от смерти и дурачить зрителей «Неразрешенных тайн». Я просто пытаюсь честно бороться со старостью, чтобы не вызывать отвращения среди моих молодых друзей. Это последнее, на что способен старый «обманщик-франт».

— А что это такое?

— Я сам толком не знаю… Это английское выражение для определения парней, которые посылают цветы, от которых слишком хорошо пахнет и которые на ночь от света прикрывают глаза шелковыми масками.

Криста расхохоталась:

— Это больно?

— Не сама операция. А вот счет за нее вызывает ужасные муки.

Они шли по берегу рука об руку, разгоняя бегающих по песку крабов.

— Стив, ты сейчас занят? Как ты относишься к позднему завтраку или раннему ленчу у Грина? Католики должны в это время оттуда уже убраться. Я хотела бы кое о чем с тобой поговорить.

Кристу охватило чувство вины. Согласившись вернуться из своей добровольной отставки ради того, чтобы Питтс мог сделать снимок для «Вог», она действовала не без тайного умысла. Криста хотела смягчить сердце своего старого друга, потому что намеревалась подбросить ему деловое предложение. Беда заключалась в том, что он от этого предложения легко мог отказаться. Чтобы заставить Стива принять предложение, которое она имела в виду, Криста должна была коснуться самых сокровенных глубин их дружбы.

— Только не говори мне, что хочешь, чтобы я использовал этих вышедших из моды старых манекенщиц, которые нанялись в агентство, которое ты затеваешь.

— Стив, не смей так шутить насчет моих девушек!

Криста засмеялась при этих словах, но на самом деле ей было не до смеха. Она готова была вместе со Стивом посмеиваться над чем угодно. Но только не над своим агентством. Это ее самое драгоценное достояние. В течение нескольких лет она выстраивала свою карьеру супермодели, она даже выдержала на редкость успешную, хотя и глубоко разочаровавшую ее экскурсию в джунгли голливудской кинопромышленности, но вся ее жизнь была посвящена достижению победы, и деньги были средством одерживать победы. Работа моделью давала ей кучу денег, но это не может длиться вечно. Приходят новые девушки, более молодые, с более современными лицами и фигурами, которые могут делать то, на что она не способна. Криста поняла одно: чтобы добиться успеха, нужно использовать свои опыт и мастерство. Поэтому она решила уйти из агентства «Элли» и, к ярости ее владельца Джонни Росетти, затеяла собственное дело. Однако она не хотела создавать агентство, копирующее прочие. Годами она вынашивала свою совершенно оригинальную схему, и Стив Питтс был весьма существенной частью ее будущего успеха.

Стая пеликанов, выстроившись, как эскадрилья атакующих истребителей, врезалась в ярко-синее небо, пока Стив внимательно разглядывал Кристу. Для него эта девушка была вроде дочери или сестры, которых у него никогда не было. Она была замечательна во всех отношениях, но могла быть и жесткой, как старый ботинок. Об этом позаботились ее родители. Криста частенько говорила об их главном принципе: «Или ты поступаешь по-моему — или можешь убираться из этого дома». И надо сказать, что такое воспитание способствовало тому, что девочка ставила на первое место свои желания, а не чувства. Если вы перечили ее желаниям, Криста Кенвуд могла оторвать вам ноги, как обламывают засохшие ветки от дерева, и на глазах у нее не выступило бы ни слезинки. Красивая оболочка ее души — мягкая, нежная и чувственная — лгала насчет ее сущности, ибо в глубине сердца Криста была из породы победительниц, которые никому не позволяли встать у себя на дороге.

— Ладно, — сказал он наконец. — Давай позавтракаем. Мои артерии смогут вынести еще один выброс холестерина. У Грина все еще есть «Обеды счастливых дней»?

— Все еще есть, — рассмеялась Криста. — Они переоборудовали помещение в прошлом году. Закрылись на несколько месяцев, а в результате все осталось в точности как раньше. Это как с твоей пластической хирургией, предполагаю.

— Послушай, дорогая, сознавать, что ты не меняешься в то время, как твои враги стареют, это самая сладкая месть. Знаешь, что говорят? «Надо все делать вовремя».

— Ты помнишь, как мы познакомились, Стив? — Кристе захотелось пошутить, вспомнить прошлое.

— Разве можно забыть, как на тебя наехал паровой каток?

— Ну уж и в самом деле паровой каток! Стив, я не была такой тяжелой!

— Поверь мне, дорогая, ты действительно была тяжелой. Ты представляла собой посыпанный сахаром фруктовый пудинг, вся в ямочках, этакий толстенький щеночек, в жизни своей не видел ничего более убийственного.

— Стив! — Криста стукнула его кулаком, смеясь над тем, какой была; она могла себе позволить смеяться, зная, какой стала.

— Ты налетела на меня, дорогая, как раз в ту минуту, когда я фотографировал, и заявила: «Я могу так». Бедная девушка из агентства Форда, ее чуть удар не хватил! Никогда не забуду ее лицо. Оно было вишневого цвета. Такого цвета я не видел ни раньше, ни потом.

— Не может быть! Я сказала что-то вроде: «Мне хотелось бы делать так».

Стив махнул рукой, отметая подробности.

— Беда в том, милая, что ты была так же похожа на фотомодель, как я на идеал добродетели.

— Ты сказал, что я слишком толста, слишком коротышка и слишком глупа, чтобы стать фотомоделью. — В голосе Кристы звучал шутливый упрек.

— Я еще был слишком добр к тебе, дорогая.

— Ладно, признай, что ты был не прав.

— Нет, я был прав. Когда мы познакомились, все обстояло именно так. Просто до встречи с тобой выражение «кто хочет, тот добьется» казалось мне ловушкой для легковерных глупцов. Если бы мы запатентовали диету, к которой ты тогда прибегала, мы с тобой стали бы богачами, а не потели бы на этом прожаренном пляже.

— Я не сидела на диете. Я просто перестала есть.

— Это я могу понять. Вот чего я никогда не пойму, так это как тебе удалось вырасти.

— Это оптический обман.

— Осуществленный благодаря целеустремленности, а не с помощью зеркал.

— Совершенно верно. — Криста сделала на песке пирует. Она чувствовала себя красоткой. Она и была красоткой. Нет, она не была просто красоткой, она была великолепна. И девять десятых этого было достигнуто благодаря силе воли. — Ты помнишь, как снимал меня только до колен, потому что так я казалась выше?

— И нам приходилось затягивать тебе титьки, когда большая грудь была не в моде.

— Но я все же не решилась выдрать себе коренные зубы, когда все прочие модели делали это.

— Пожалуй, это единственное, на что ты не решилась.

— Вроде того как я заявила, будто умею водить машину, вовсе не умея, и когда стали снимать, машина двинулась задним ходом, и пришлось перекручивать пленку наоборот.

— А когда во Франции снимали рекламу сигарет и ты отказалась закуривать, пришлось строить весь сюжет вокруг какого-то журчащего ручейка.

— Это самая удачная реклама сигарет «Житан», какая у них когда-либо была.

— Ты просто Чингис-хан и Аттила, вождь гуннов, в одном лице.

— Я была милой и пластичной.

— Ты была ракетой «Томагавк», окруженной сиянием и с ангельскими крылышками.

— А ты был Господом Богом с похмелья!

— Должен же был кто-то остановить тебя, чтобы ты не завоевала весь мир.

— Неужто я была настолько плоха?

— Настолько хороша, думаю, могла бы ты сказать. За всю свою жизнь я не знал никого, кто желал бы столь многого. Все это из-за твоих родителей, верно?

Стив перестал подшучивать. В былые дни они обсуждали проблемы вроде этих. Впоследствии пришел успех, и эта привычка постепенно исчезла. Но страдания детства никогда не стираются из памяти. Они таятся в темных уголках сознания, и ни один взрослый не может избавиться от этих страданий, и уж, конечно, не Криста и, разумеется, не Стив.

— Мои родители… Мэри… эта катастрофа… Я потеряла все!

Глаза Кристы вдруг наполнились слезами. Она боролась с собой, чтобы удержать их. В ее детстве слезы были признаком слабости, а слабости в семье не поощряли, они не приносили добра.

— Родители — это довольно странные создания, — задумчиво проговорил Стив. — Ты можешь не любить их, но, когда они умирают, ты испытываешь сожаление.

— Оскар Уайльд был прав. Ты начинаешь с того, что любишь их. Потом судишь их. И редко прощаешь. Да, мне их не хватает. Но больше всего мне не хватает Мэри.

— Какая она была?

— Такая, как и все младшие сестры. Очаровательная, живая, надоедливая, и все время крутилась около меня, но я очень любила ее. Она была необыкновенно живой. Я хочу сказать, что мои родители никогда по-настоящему не жили. Они существовали, не испытывая сильных чувств. А Мэри… О, я не знаю, как это выразить! У нее так много было впереди. Видит Бог, как бы я хотела, чтобы она была сейчас со мной! Просто чтобы рассказать ей, что к чему, и показать ей жизнь…

— И после автомобильной катастрофы катастрофа финансовая, — сказал Стив, не удержавшись от красного словца.

— Да, в нежном возрасте, шестнадцати лет, я осталась одна — и без денег. Мама и папа изо всех сих сохраняли видимость, но, как оказалось, доллары уплыли давным-давно.

Стив горько улыбнулся. Он знал, что она испытала. На первый взгляд ее и его детство были совершенно различными. Он рос в обстановке заброшенности, алкоголизма, драк, ругани. А в ее детстве были дорогие наряды, неусыпный надзор, летние лагеря. Однако Криста не меньше Стива страдала от недостатка тепла, и это сделало их похожими друг на друга. Теперь же их мягкие, ранимые сердца были упакованы в броню самоуверенности, которая позволяла им прокладывать безжалостный путь к осуществлению своей мечты, среди других, менее сильных смертных. В теории оба должны были оказаться неудачниками, однако каждый из них предпочел рассматривать свое несчастливое детство скорее как вызов, а не как препятствие. Возможно, поэтому они так любили друг друга.

— Во всяком случае, дорогая, ты довольно быстро пополнила семейную казну. Однако, полагаю, вряд ли твои родители одобрили бы, что ты отказалась от колледжа и проводишь жизнь, крутясь перед фотоаппаратом.

Криста жестко рассмеялась.

— Они были бы в ужасе. Они были так оторваны от реальности. У них даже не было дома в Новой Англии, который помогал бы им, как их друзьям, «окунуться в суету жизни». Ты можешь себе представить, что они вместе ходили в детский садик? Если бы они познакомились с тобой, для них это было бы настоящим шоком.

— Это ты оказалась бы для них потрясением. Бог ты мой, и это после всех тех денег, которые я истратил на твое обучение! Во всяком случае, дорогая, твои родители не могли быть такими уж плохими, если они произвели на свет столь яркое и прекрасное существо, как ты.

— О Стив! — рассмеялась Криста. — Держу пари, ты говоришь такие слова всем своим мальчикам.

— На самом деле, — Стив притворился обиженным, — только ты и могла бы спасти меня. Если бы попробовала на мне свои чары и подарила мне…

— Ты пришел бы в ужас, Стив Питтс, — закончила за Стива Криста, игриво шлепнув его по руке. — Твое отношение к моему телу всегда было чисто коммерческим.

— Порой мне кажется, что грань между коммерцией и похотью довольно тонка, — заметил Стив.

— Порой я готова с тобой согласиться, — рассмеялась Криста.

Некоторое время они шли молча. Криста оглядывалась вокруг. Ничто здесь не изменилось. Время не оказало никакого влияния на Палм-Бич, обычаи тоже остались теми же. Особняки стоимостью во многие миллионы долларов, как и раньше, стоят под морским ветром, облупленные, с оторванными ставнями, хлопающими под ветром, обломки детских игрушек валяются на лужайках. Каждый десятый дом был исключением, подтверждающим правило: новенький дворец, построенный каким-нибудь лишенным вкуса выскочкой, понятия не имеющим, что такое Палм-Бич, и чей бизнес скорее всего лопнет раньше, чем он что-то поймет. Криста улыбнулась, проходя мимо дома Молли Уилмот. Несколько лет назад Молли, проснувшись, обнаружила в своем плавательном бассейне пароходик, который забросило туда ураганом. «Положение обязывает», и ошеломленные кочегары из Южной Америки были приглашены на шикарный завтрак под картиной Пикассо. Это возможно только в Палм-Бич! Криста глянула на море. Какие-то лодки занимались рыбной ловлей, несколько аквалангистов плавали на мелководье вокруг красного флажка. В миле или двух отсюда виднелись небоскребы Сингер-Айленда, отделенные от Палм-Бич узким заливом Лейк-Уорт, с безопасного расстояния напоминающие о том, как выглядит подлинный мир.

Бетонный мол выдавался в море, и Криста вздрогнула от неожиданно нахлынувших воспоминаний. Мол принадлежал Розе Кеннеди, как и потрепанный милнеровский особняк, который они тогда называли «логово Кеннеди». В этом поместье вечно что-нибудь происходило. Твердыня республиканцев, город белых протестантов англосаксонского происхождения ужаснулся, когда католик и член демократической партии Джон Кеннеди получил разрешение построить площадку для вертолетов в имении, которое он использовал в качестве зимнего Белого дома. Гораздо меньший ужас у жителей Палм-Бич вызвало событие, случившееся за несколько месяцев до этого, — когда одна девица обвинила племянника Тедда Кеннеди в том, что он ее изнасиловал. В Палм-Бич господствовало мнение, что девица, которая в четыре часа утра купается нагишом с пьяным Кеннеди, должна быть готова ко всему. Сейчас дверь, выходящая на пляж, ставшая белой от соленого ветра, была заперта от всего мира. Но Криста помнила тот день, когда она была широко открыта…

— Поторапливайся, Мэри! Или не получишь хот-дог. Не получишь, даю слово!

— Иду, но я занозила ногу, мне очень больно, Криста.

— Вы идете или нет?

Четверо двоюродных братьев Кеннеди стояли на волнорезе, глядя на двух сестер на берегу.

— Идем мы, идем, Бога ради! Вы что, не можете подождать? Мэри поранила ногу.

— У Тедди вообще отрезало ногу, — заявил Патрик с пренебрежением, на которое способен только восьмилетний мальчик.

— Прекрати, Патрик! — оборвал его Тедди: только ему позволено было шутить по поводу его утраченной ноги.

— Мы ведь ждали тебя, когда у тебя случился приступ астмы, — напомнила в отместку Мэри. Она сидела на песке, задрав к лицу свою маленькую ножку. Криста подошла к ней.

— Дай-ка я посмотрю.

— Видишь, там заноза!

— Точно. Обопрись на меня. У них в доме должна найтись иголка.

Они вместе доковыляли до деревянной двери, выходившей на пляж, и поднялись по ступенькам, ведущим на лужайку. По вечерам, во время вечеринок на пляже, там всегда прятался кто-нибудь из Кеннеди, Шрайверов или Смитов — и выскакивал прямо на тебя в лунном свете. Криста поежилась от этих неприятных воспоминаний.

Они поднялись по ступенькам. Наверху стоял Крис Кеннеди с озабоченным выражением на лице.

— Что-нибудь серьезное?

— Нет, заноза, но она засела глубоко. Мне нужна иголка, чтобы вытащить ее.

— В доме должна быть. Макс, принеси иголку и спички. Нужно стерилизовать иголку.

Мэри положили на лужайке, мальчики столпились вокруг.

— Может, лучше позвать маму? — спросил Тедди.

— Не надо, я сама справлюсь, — заявила Криста. — Ты будешь храброй девочкой, Мэри?

Мэри закусила губу.

— Постараюсь.

Появилась иголка — большая, поблескивающая. Стерилизация ее превратилась в настоящую церемонию, иголку двигали взад-вперед в огоньке спички, пока кончик не почернел.

— Она обожжет меня. — В глазах Мэри стояли слезы.

— Нет, не обожжет. Я подую на нее.

Криста так и поступила. Глаза всех четырех мальчиков были прикованы к ней. У нее образовалась аудитория, причем очень внимательная. Может быть, когда вырастет, ей стоит стать хирургом?

Это будет ее первая операция.

— Я не должна была дуть на нее. Могли попасть микробы.

Криста уже вошла в роль врача.

— Ну, давай, Криста. Папа готовит сосиски около бассейна. Они уже сто лет как готовы.

Патрик был голоден.

— Ладно-ладно.

Криста глубоко вздохнула и воткнула иголку в подошву своей маленькой сестры там, где виднелась заноза.

— Ой! — завопила Мэри.

Для семилетней девочки всего этого оказалось слишком много: возбуждение, боль, то, что она оказалась в центре внимания, мысль о том, что ей не достанется хот-дог. Она расплакалась.

— Прекрати! — резко сказала Криста. — Прекрати, Мэри!

— Кеннеди не плачут, — заявил Патрик.

Криста обернулась к нему. Только ей было позволено критиковать свою семью, но больше никому!

— Моя сестра не Кеннеди. Она — Кенвуд, а Кенвудам плакать можно! — отрезала она.

Кенвудам плакать можно… Кенвудам плакать можно… Прошло столько лет, а Криста помнит, как она злилась, говоря это. Потому что, конечно, Кенвуды, как и Кеннеди, не имели права плакать. Таков был закон, установленный родителями, и в нем сконцентрировалось все, что было неправильным в ее детстве. Мать и отец Кристы никогда не признавали истину, которую она с тех пор осознала, а именно — когда подавляешь эмоции, они вовсе не исчезают. Они живут внутри, булькают в глубине и проявляются рябью на поверхности. Эти эмоции болезненны, как заноза в ножке ее маленькой сестры, и они заставляли Кристу быть жестокой, когда она должна была быть доброй и ласковой. Бедная, бедная Мэри! Если бы только Криста могла сейчас обнять ее! Если бы каким-то чудом Мэри оказалась сейчас рядом с Кристой, задавая вопросы, требуя внимания от старшей сестры, которую обожала. Самая милая из маленьких сестер в мире прожила ровно столько, чтобы увидеть еще четыре лета.

Криста пыталась отогнать от себя воспоминания, из этого у нее ничего не получилось.

Полицейская машина завывала на дороге, огибая растущее посередине дерево и выбрасывая из-под колес гравий. Криста услышала ее приближение еще за милю и лениво прикинула, у кого из соседей случился сердечный приступ. Она остановилась в дверях, наблюдая за вспыхивающими синими огнями, приготовившись сказать, что они ошиблись домом. Полицейский выскочил из машины, оставив дверцу открытой, и, пока он шел по направлению к Кристе, она уже поняла, что он приехал по правильному адресу. Он был бледен, и хотя еще не заговорил, по его хмурому лицу было видно, что он нервничает, подыскивая нужные слова.

— Что случилось?

— Мисс Кенвуд?

Он явно тянул время. Полицейский прекрасно знал, кто она. Он всегда завтракал у Грина. Криста почувствовала себя так, словно холодные пальцы дотронулись до ее тела, внутри все оборвалось. Она шагнула навстречу полицейскому.

— Произошел несчастный случай. Ваши родные…

— Они не пострадали? Они живы? — закричала Криста.

Ее мама, отец… Мэри. Они поехали в гости, а Криста осталась дома, потому что у хозяев не было детей ее возраста.

— Случилась беда, — сказал полицейский. — Ваши родители оба погибли. Ваша сестра сидела на заднем сиденье. Она еще жива. И зовет вас. Я отвезу вас туда. Нам надо поторопиться.

— О Боже… О Боже!

Криста бросилась к машине, обхватив голову руками. Потрясение почему-то заглушило всякие чувства к родителям. Но Мэри, маленькая Мэри, которая жива и зовет ее!

Они мчались по бульвару Норт-Оушен, сирена громко завывала.

— Она в порядке? — Кристе казалось, будто ее голос доносился откуда-то издалека.

Полицейский с мрачным лицом смотрел на дорогу.

— «Скорая помощь» уже выехала туда, — только и сказал он.

Солнце спокойно отражалось в гладкой поверхности моря слева от них. Через минуту они будут там.

— Боюсь, что там много крови, — нарушил молчание полицейский.

Тормоза взвизгнули, когда он остановил машину рядом с полицейской машиной, перекрывавшей дорогу. Микроавтобус стоял боком, его перед и одна сторона смяты серебряным «Мерседесом», который вонзился в микроавтобус подобно копью. Две тряпичные куклы сидели на переднем сиденье, как два манекена в телевизионной рекламе ремней безопасности. Разница была только в том, что они были покрыты кровью. Криста прижала руку ко рту. Другой полицейский открыл перед Кристой дверь машины.

— Вылезайте, — сказал он, протягивая руку, чтобы помочь ей.

Криста, шатаясь, выбралась из машины. В голове у нее все помутилось, но она знала, что должна держаться мужественно. Потом она услышала:

— О-о-о! Мне больно!

Это рыдал ребенок. Это кричала Мэри, кричала откуда-то из глубины «Мерседеса», который превратился в гроб. И тогда Криста, оттолкнув протянутую ей руку, метнулась к дыре, которая раньше была окном, и встала на цыпочки.

— Мэри, о Мэри, девочка моя, дорогая, это я! — рыдала Криста, слезы застилали ей глаза, а страх сотрясал все ее существо.

— Криста? Криста! О Криста, мои ноги!

Испуганное личико Мэри виднелось в полутьме сплющенного салона машины. Глаза девочки расширились от боли и ужаса. В лице не было ни кровинки. Одна ее рука была свободна, а вторая погребена вместе с телом под грудой искореженного металла.

— Не волнуйся, дорогая, я здесь! Все будет в порядке. Доверься мне, Мэри. Будь мужественной, как всегда. Это я, дорогая!

— Меня раздавило, — сказала Мэри. — Меня раздавило! Я не могу двигаться!

— Мы вытащим тебя. Они уже едут. — Криста ощутила дикий ужас. Она обернулась и закричала во весь голос: — Помогите! Бога ради, помогите, кто-нибудь! Сделайте что-нибудь!

Она повернулась к сестре.

— О Криста, я люблю тебя! — проговорила Мэри с мудростью, которую обретают дети, чувствуя приближение смерти. — Я так люблю тебя!

— Девочка, дорогая моя, я тоже тебя люблю, так сильно люблю, так сильно!

Крупная слеза появилась в глазу Мэри и стекла, оставив след на ее бескровном лице.

— Я хотела вырасти такой, как ты, — прошептала она и той рукой, которой могла шевелить, дотянулась до Кристы и коснулась ее лица.

Криста позволила литься своим слезам, они как-то смягчали ее потрясение. Она держала ручку сестры в своих руках, прижимала эту влажную и холодную руку к щеке и понимала, что все уже почти кончено. Эти минуты останутся в ее памяти навсегда.

— Помнишь, тогда, у Кеннеди, — прошептала Мэри. — Ты сказала, что нам можно плакать.

— Дорогая моя, тебе не надо разговаривать. Врачи уже едут сюда. Все будет в порядке!

— Поцелуй меня, Криста.

Криста протиснулась сквозь разбитое стекло и припала щекой к щеке сестры. А потом со всей нежностью, на какую была способна, поцеловала Мэри.

— Не покидай меня, Криста, я так боюсь, — прошептала девочка, и Криста почувствовала, как сестра прижалась к ней плечом. — Как когда-то боялась спать в темноте, и ты позволяла мне лечь в свою постель, но не разрешала брать с собой моих кукол.

— Не говори, Мэри, не надо! Дорогая, я так люблю тебя! Ты все, что есть у меня в жизни!

— Если я смогу смотреть на тебя оттуда, сверху, я всегда буду заботиться о тебе, — сказала Мэри, такая маленькая — и в то же время такая великая перед лицом вечности. Это все, о чем она всегда мечтала… быть на равных с Кристой, жить одной с нею жизнью, быть любимой старшею сестрой, которую она обожала.

— Мне холодно, — сказала Мэри, — я себя не чувствую.

— Не сдавайся, Мэри, Бога ради, не сдавайся!

Криста держала ее руку, стараясь перелить свою решимость в разбитое тело сестры. Но глаза Мэри начали закрываться, как они закрывались обычно после третьей сказки, рассказанной на ночь, — чтобы открыться следующим утром. То были такие замечательные моменты, когда от усталости и раздражения не оставалось и следа и начинался новый сверкающий день. Но после этого сна пробуждения не будет.

— О Боже, милостивый Боже, спаси ее! — прошептала Криста. И почувствовала, как щека сестренки, мокрая от слез Кристы, отодвинулась, и жизнь покинула Мэри… и Христос принял ее в свои объятия. Криста выпрямилась, и чувство глубокого горя охватило ее. Вот там, на раскаленном шоссе, под палящим солнцем, она начала постигать, что такое одиночество.

Между тем Стив, не замечая грусти Кристы, был поглощен своими собственными мыслями.

— Должно быть, прекрасно здесь жить, — сказал он, принюхиваясь к солоноватому воздуху и вспоминая гнилостную вонь летнего Манхэттена. — Для детей здесь, наверное, просто рай. Все равно что иметь огромный ящик с песком у себя на заднем дворе.

Криста вздохнула.

— Да, место это замечательное. — Жизнь продолжалась, и Криста вернулась в сегодняшний день. — Мы любили проводить время на берегу, особенно Мэри. Мы постоянно устраивали пикники, были еще подводное плавание, яхты, виндсерфинг… Взрослые никогда не подходили к океану. У них считалось неприличным загорать. Мы околачивались там с грубыми и неотесанными ребятишками из Вест-Палма, которым там бывать не полагалось. Власти Палм-Бич старались не допускать их на остров, не разрешая им здесь парковаться к нам на берег.

Криста со Стивом как раз проходили мимо дома, у которого собралась маленькая группа людей. Они поставили полосатый навес, принесли небольшие белые холодильники и корзинки с едой, которую раскладывали сейчас на столах под навесом. Красивая девушка в крошечном бикини, загорелая до черноты, вдруг воскликнула:

— Криста! Криста! Неужели это ты?

Криста и Стив остановились. Криста хлопнула себя ладонью по лбу.

— Стив, я совершенно забыла, сегодня же День поминовения! Дина? — откликнулась она.

Дина Хаттон, смеясь, подбежала к ним и с разбегу заключила Кристу в объятия.

— Криста! Криста! Как здорово! Я и не знала, что ты в городе! Ну, ты и негодяйка! Почему не позвонила мне? А мы устраиваем пикник. Ты должна к нам присоединиться! Тебя-то нам и не хватает. Только не говори, что ты на работе!

Ее обгорелый на солнце носик сморщился, изображая отвращение.

Криста улыбнулась, как бы извиняясь. Ее макияж выдавал ее. Палм-Бич был единственным местом на земле, где работа считалась чем-то вроде подрывной деятельности.

— Дина, знакомься, это Стив Питтс, мой такой же старый друг, как и ты. Стив, это Дина, она занимается тем, что тратит оставленные ей предками деньги, заработанные в маленькой компании, которая именуется «Е.-Ф. Хаттон». Дина устраивает самые популярные в христианском мире вечеринки по случаю Дня поминовения.

— Великолепно. Незнакомец в нашем городе, новая кровь! Сейчас ты мне сообщишь, что он знаменит и занимается каким-то делом, вроде тебя. Я прямо с ума схожу от восторга! А у нас здесь отличный оркестр, который Дэвид вчера привез с островов на своей яхте. Ни у одного из них нет ни паспорта, ни разрешения работать, вообще ничего в этом роде. Завтра утром они исчезнут, не то мы будем иметь бледный вид, если верить старым алкоголикам, которые притворяются, будто они юристы. — Дина хихикнула при мысли, что законы могут иметь какое-то отношение к таким людям, как она. — А что, оказаться в тюрьме будет просто отдыхом после светского сезона. Мистер Терлицце пригласил Мими расписать единственную в Палм-Бич тюремную камеру. Так что теперь она вполне комфортабельна. Подумай, какой там покой, какое отдохновение!

— Как ты думаешь, Стив? Мы можем потратить на это час или два? — спросила Криста.

— Ром и музыка… Конечно, можем.

— Я уверена, что есть немного рома «Маунт-Гей» где-то там. Нам частенько не хватает еды, но сомнительно, чтобы у нас могло кончиться спиртное.

Дина даже рассмеялась от столь невероятного предположения, и Криста узнала жаргон высшего класса. Палм-Бич и его обитатели ничуть не изменились. «Маунт-Гей», в крайнем случае «Майерс», были единственно «приемлемыми» марками рома. Их пили с тоником или содовой и с ломтиком лимона, и только из бумажных стаканчиков, никогда не были в ходу пластиковые или стеклянные. Этот ром никогда-никогда не смешивался с чем-нибудь хоть отдаленно напоминавшим фруктовый сок или гранадин. Все эти напитки предназначались для плаваний на острова, но ни в коем случае не для дома. Но это было еще не все. В словах Дины «немного рома «Маунт-Гей» где-то там» содержался некий упрек, потому что на пляжных вечеринках в Палм-Бич, как правило, пили только пиво «Миллер-лайт», импортное пиво фирмы «Бек» и дешевое, но очень охлажденное итальянское белое вино. Качество пива не подлежало обсуждению. Вино могло быть любым, но только не калифорнийским, лишь бы оно было дешевым и сильно замороженным. Признанным алкоголикам позволялось приносить собой в задних карманах брюк серебряные фляжки с виски, которым они не должны были ни с кем делиться. Пришельцам трудновато было соблюдать эти правила. Выскочкам можно простить предположение, будто богачи пьют нечто особенное и будто на их вечеринках огромный выбор дорогих и экзотических напитков, которые разносят предупредительные слуги. Чепуха! Самым впечатляющим по части алкоголя на таких закрытых пикниках было его количество, а вовсе не качество. Воздержание рассматривалось как классовый враг; здоровое калифорнийское: «Я не пью слишком много, потому что я всегда занят бизнесом» — считалось враждебной пропагандой; убежденный трезвенник оказывался под сильным подозрением, если только у него не было карточки члена общества «Анонимные алкоголики».

Дымовые сигналы намеков Дины Хаттон не доходили до Стива, но Криста, которая с детства упражнялась в их приеме, прочитывала их без труда. Она громко рассмеялась, вспоминая бессердечный снобизм тех далеких дней. Выскочки, карабкающиеся вверх по социальной лестнице, никогда не могли пробиться через эти минные поля принятых манер. Они просто-напросто никогда не могли понять, что вашим именем должны быть фамилия вашей матери, что «Кримсон», «Старина Нассау» и «Добрый старый Эли» — это просто старейшие университеты, где вы постигали самую главную науку… как пить спиртное.

К ним прогулочным шагом направлялся толстый мужчина. На нем были помятая соломенная шляпа с красно-синей лентой, поношенные мокасины и белая тенниска с надписью: «Миллионеры — тоже исчезающий вид животных». Ниже левого нагрудного кармана инициалы «Дж. Б. Р. III». Шорты цвета хаки завершали картину.

— Атлантик прибыл со льдом, — сообщил толстяк Дине.

— Ага, — заметил Стив, — разносчик льда приехал.

— Что? — переспросил мужчина. Лицо Дины выразило недоумение.

— Юджин О'Нил, — пояснила Криста.

— А что с ним? — спросила Дина слегка раздраженным тоном.

— Он немного опоздает на вечеринку, — съязвил Стив. Он быстро сориентировался. Что касается литературных аллюзий, Палм-Бич оставался нетронутой целиной.

— Данфорт Райтсмен, — грубовато ответил толстяк-миллионер, пытаясь отыграться. Он ткнул рукой в сторону Стива так, словно хотел бы, чтобы она оканчивалась острым лезвием. Его воинственно выдвинутый подбородок говорил о том, что он намеревался вволю позабавиться над незнакомцем, когда тот назовет свое имя. Криста поспешила разрядить взрывоопасную обстановку.

— Привет, Данни, — вмешалась она. — Ты меня помнишь? Я Криста Кенвуд. Я играла ангела в рождественском спектакле, а ты был мудрым волхвом.

— Видимо, кто-то понимал толк в распределении ролей, — саркастически рассмеявшись, сказал Стив.

Было ясно, что он имел в виду скорее явное отсутствие у толстяка мудрости, нежели недостаток у Кристы ангельских черт. К счастью, двусмысленность реплики лишила ее открытой враждебности.

Данфорт Райтсмен хрюкнул в знак того, что он узнал Кристу.

— Конечно, помню, — сказал он. — На тебе были желтые трусики.

Неожиданно он как бы смешался. Посторонние могли убираться, но братья и сестры по классу были на равных. Криста наверняка помнила его во втором классе, когда он включил сигнал пожарной тревоги в школе. Все лицо его тогда было в прыщах.

Криста рассмеялась над его неотесанностью. В аристократических колледжах не учат, как надо обращаться с красивыми женщинами.

— Может, на мне было нечто более романтичное, вроде желтой ленты? — насмешливо спросила Криста.

— Нет, это были именно трусики, — настаивал Райтсмэн с упорством, свойственным людям его породы. — Ты теперь модель или что-то в этом роде?..

Слово «модель» он произнес с оттенком осуждения. Модели — это девицы, с которыми твои друзья, те, что пошустрее, знакомят тебя на холостяцких вечеринках в Нью-Йорке. Девицы, которые способны заговорить с тобой в баре, когда твоя жена в роддоме.

— Данфорт, будь ангелом и принеси мне бокал вина, — пролепетала Дина и закатила глаза к небу, когда он отправился выполнять ее просьбу.

— Спасибо, — засмеялась Криста. — Я забыла, каким может быть Палм-Бич.

— В первый раз в жизни во мне проснулось желание убить представителя исчезающего вида, — заметил Стив.

— О, вы не должны верить надписи на его тенниске, — сказала Дина, занимая круговую оборону против чужака. — Миллионеров полным-полно… по крайней мере здесь! — Она засмеялась, чтобы снять напряженность момента. — Включая тебя, Криста. Это, наверное, так волнующе — быть женщиной, которая сама себя сделала. Понимаешь, все равно как заработав право на самоуважение, а не иметь его с рождения.

— Скорее, как обладать этим качеством, а не делать вид, будто его имеешь, — довольно резко возразил Стив.

— Ну, ладно, рада была увидеть тебя, Криста, и вас, Стив, но мне нужно убедиться, что этот человек знает, куда загружать лед. Иначе все взбунтуются или устроят еще что-нибудь неприятное.

Дина исчезла в толпе.

— Стив! — с шутливым осуждением сказала Криста. — Это уже называется «жестокое обращение с бессловесными тварями»!

— Эта тварь настолько толстокожа, что ничего и не почувствовала.

— Да, вижу, ты уже раскусил, что такое Палм-Бич. На самом деле они не так уж плохи. К ним надо просто привыкнуть… а на это требуется время, минимум лет двадцать.

— Я предпочел бы отсидеть этот срок в тюрьме.

Стив засмеялся, разглядывая собравшихся на вечеринку. Социальная антропология всегда была его сильной стороной. В любом обществе он принимался расшифровывать тайны того или иного класса. Здесь, например, каждый своим костюмом делал определенную заявку. Присутствующие на миллионы миль ушли от классического англицизма 1920-х годов или от синих строгих костюмов Западного побережья. Брюки драные и мешковатые, рубашки броские или, наоборот, блеклые, туфли поношены до того, что у некоторых гостей были заклеены белым лейкопластырем. Почти на всех красовались соломенные шляпы. В нескольких случаях туалеты были несколько иными: двое гостей были одеты для тенниса, трое — для гольфа и по крайней мере полдюжины — для бродяжничества по дорогам. Лишь немногие выглядели загорелыми, и никто не старался казаться сексуальным. Ни один из мужчин, похоже, ничего не знал о спорте, в особенности те, кто был одет для него. Большинство же девушек, наоборот, вроде бы явились на вечеринку в перерыве между занятиями в гимнастическом зале, где они, похоже, вообще обитали. Еда была отнюдь не изысканной и состояла в основном из цыплят и картофельного салата. Не было ни гамбургеров, ни жареных сосисок. Ничего, что требовало бы хоть какой-то затраты сил и времени и могло отвлечь от главного занятия, состоявшего из пьянства и насмешек над людьми, которых видишь каждый день на протяжении всей своей жизни. Никто из мужчин или женщин не собирался купаться в море. И что все это означало? Что эти люди любили фамильярность, любили выказывать презрение, напиваться, любили все старое, предпочитали ничего не делать, быть непочтительными, ничего не добиваться. Ненавидели они посторонних, чужаков, демонстрацию богатства, слабость, тщеславие, людей талантливых, ненавидели всякое возбуждение, всякий энтузиазм. Стив не подходил им ни по каким их меркам. Но и они не подходили ему. Но это касалось только людей. Кроме них, здесь были море, песок, выпивка, оркестр — и здесь была Криста.

— Пойдем, Криста, добудем выпивку и закуску, а потом сядем на песочек, и я послушаю, какое предложение ты собираешься мне сделать.

— Ладно, договорились, — Криста рассмеялась, но внутренне заволновалась. Стив не забыл, что она хочет о чем-то с ним поговорить. И она, конечно, тоже не забыла. От его ответа зависит ее будущее.

И вскоре с несколькими куриными крылышками, горой шинкованной капусты и двумя большими бокалами вина они расположились бок о бок на пляже.

— Выкладывай, дорогая. Давай!

Стив ощущал в Кристе нехарактерное для нее напряжение.

— Понимаешь, Стив, когда я организовывала свое агентство, я выработала план и вовсе не собиралась быть Эйлин Форд для бедных. Я думаю, что смогу улучшить обслуживание, которое предлагают традиционные агентства. И я уверена, что смогу предложить девушкам лучшие условия, нежели такие акулы, как Джонни…

— Наверное, ты имеешь в виду, что они не обязаны будут для начала ложиться с тобой в постель.

Криста скорбно улыбнулась. Ее непреклонная воля и социальное положение дали ей возможность избежать притязаний Джонни Росетти, владельца агентства «Элли». Но сколько девушек из глубинки, откуда-нибудь из Айовы, или красоток из пригородов Сент-Пола и Миннеаполиса попадались в лапы этому мерзавцу! Некоторые шли на это, сжав зубы, ради своих амбиций. Другие поддавались музыке змеиного обаяния и влюблялись в мужчину, который не знал, что значит слово «любовь». Они расплачивались за эту ошибку своими телами, сознанием, душами. Кристу передернуло, когда она подумала об этом.

— Ты прав, но дело далеко не только в этом.

Она осторожно глянула на Стива. Правильно ли она выбрала момент? Криста сделала глубокий вдох. Момент не хуже любого другого.

— Послушай, Стив. Ты знаешь, как в кинобизнесе крупные агентства подбирают большой «пакет» — кинозвезду, режиссера, сценариста — и продают всю эту компанию киностудии. Так вот, я хочу делать то же самое в коммерческой фотографии. Если я буду иметь моделей высшего класса, лучших гримеров, лучших модельеров-стилистов и фотографа номер один…

— Ты сможешь идти напрямик в крупнейшие фирмы, минуя рекламные агентства. Ты можешь устанавливать свою цену за весь этот «пакет» и будешь иметь свой процент в виде комиссионных. Покупателю нужно будет иметь дело только с одним лицом, и все твои клиенты будут задействованы…

Стив вслух закончил фразу Кристы. В его голосе звучало раздумье, словно он взвешивал эту идею. Он уже знал, что идея хороша. Очень хороша! Но ее успешное воплощение в жизнь зависит от нескольких факторов. Чтобы задействовать такой «пакет», Криста должна иметь возможность предложить модель высшего класса, а такой топ-моделью является Лайза Родригес. И что еще важнее, Криста должна предложить самого лучшего фотографа… а самый лучший фотограф — это он.

— Да, именно так, Стив. Я хочу сказать, что это будет революция в рекламном бизнесе. Мы сможем сами планировать рекламную кампанию, а потом поставлять персонал и конечный продукт. Это модернизирует весь процесс, и мы заработаем на этом целое состояние. Нам нужно проделать это только раз или два, а потом все будут обращаться только к нам.

— «Мы»? «К нам»? — лукаво заметил Стив.

— Да, мы, Стив. Ты мне нужен. Ты — ключевая фигура в этом деле.

— Значит, я должен порвать с бедным стариной Питером, который был моим агентом с незапамятных времен, и отплыть в неизвестность с Кристой Кенвуд и ее выводком девиц, полагаясь лишь на парус и молитву.

Этот ответ не означал «нет», не означал он также и «да».

Криста быстро заговорила:

— Ладно, я знаю, что у меня нет никакого опыта нанимать фотографа, тем более такого, как ты. Но ты уже на вершине, Стив. Питеру не нужно выскакивать утром из постели, чтобы достать для тебя работу. Ему достаточно взять телефонную трубку, записать условия контракта и получить деньги. Так что ты платишь пятнадцать процентов человеку, который, по существу, является просто бухгалтером. В начале твоей карьеры, когда ты был мало известен, он отрабатывал свои деньги. Сегодня уже не так: ты для него просто источник ежегодного дохода. Ты ему ничего больше не должен. А я хочу только десять процентов.

— Вот это да! — рассмеялся Стив. — Подманиваешь меня, как осла, морковкой в виде звонкой монеты? Твои друзья пришли бы в ужас!

Он повел рукой, как бы очерчивая огромный круг людей, которые притворяются, будто никогда и слыхом не слыхали о том, что такое деньги.

— Ты мой друг. Разве ты имеешь что-нибудь против денег?

— Ничего. Чем больше их прилипнет к пальцам, тем лучше.

— Подумай, сколько еще раз ты сможешь переделать себя «под щеночка», имея лишнюю сотню тысяч или что-нибудь в этом роде.

— И кого ты предложишь мне снимать? Шутки в сторону, ты заключила контракты с несколькими многообещающими девушками, но это еще не деньги в банке. Конечно, я могу раскрутить пару-другую, протолкнуть еще кое-кого, пользуясь своими связями, но все это потребует времени, а я между тем буду растрачивать свой престиж. Ты хочешь, чтобы я рисковал очень многим.

Криста глубоко вздохнула. Сделка вот-вот состоится, но придется за это раскошелиться.

— О'кей, я обойдусь тебе только в пять процентов. Ты будешь лидером по части моих расходов.

— Я начинаю чувствовать себя жутким хапугой! — запротестовал Стив.

— Ты всегда был только чувствующим человеком, Стив…

Криста понимала, что все висит на волоске. Пришла ли пора показывать свой главный козырь? Как только он скажет «нет», его будет трудно повернуть обратно. С другой стороны, если она сразу раскроет свои карты, в запасе у нее ничего не останется.

— Ты не будешь обязан снимать исключительно моих девушек, Стив. Ты можешь продолжать работать с твоими любимицами из других агентств. Только когда мы будем продавать наш «пакет», все должны быть из одной команды.

Стив некоторое время молчал. Глотнул вина, единственным достоинством которого было то, что оно холодное.

— Послушай, дорогая, мне нравится твоя идея. Я люблю тебя. Я восхищаюсь тобой. Если кто-то может осуществить эту идею, а я считаю ее замечательной, так это только ты. Меня заботит только, кто станет платить большие деньги за твой «пакет», если в нем не будет топ-моделей с именами. Ты не сможешь заполучить звезд, пока не сможешь гарантировать им работу, а работу ты не получишь, пока у тебя не будет звезд. Замкнутый круг.

— Лайза Родригес, — просто сказала Криста.

— При чем тут она?

— Я заполучила ее. Во всяком случае, почти. И знаю, что смогу заполучить.

Стив Питтс присвистнул. Это все меняло. Популярность Лайзы Родригес не укладывалась ни в какие, даже самые широкие, рамки. Стив снимал ее несколько раз и готов был снимать до бесконечности, если бы не то обстоятельство, что все фотографы в мире хотели того же. Лайза была светлой мечтой и предметом вожделения всех сексуально озабоченных мужчин Западного полушария. Чувственность сверкала даже в ее контактных линзах. Ее невозможно было снять плохо, она без всякого усилия заставляла одежду самого последнего бедняги-портного выглядеть произведением первоклассного модельера. Лайза Родригес смотрелась превосходно в любом одеянии, а еще лучше без всякого. Любой «пакет», в котором будет она вместе со Стивом Питтсом, тут же купят за бешеные деньги. Однако каким же это образом Криста договорилась с ней? Каким чудом она нашла подход к Лайзе? Родригес работает на «Элли», старое, зарекомендовавшее себя агентство, на которое работала и Криста. Лайза и Криста приносили Джонни Розетти восемьдесят пять процентов его доходов. Криста ушла от Джонни. Теперь она создает конкурирующее агентство. Увести Лайзу Родригес — это более чем оскорбление. Розетти, этот настоящий волк в человечьем обличье, зарежет телку. Прольется кровь, и будет она той же группы, что у Кристы.

— Ты увела Лайзу от Джонни? — наконец выдавил из себя Стив. Святый Боже! Криста всегда отличалась пробивной силой. Будет просто удивительно, если ей не дадут высшую награду за мужество.

— Я уверена, что смогу заполучить ее. Ты ведь знаешь все про Лайзу, правда? Джонни нашел ее на одном из конкурсов моделей, которые он постоянно устраивает. Она сбежала от родных, которые живут в Майами, и он привез ее в Нью-Йорк. Ей тогда было всего четырнадцать лет, и она не могла отличить акулу-людоеда от мелкой рыбешки. Джонни протащил ее по всем кругам ада — ты знаешь, как это бывает, — групповой секс, порноснимки, она доставляла ему наркотики из поездок в Южную Америку. Она не сломалась вопреки всему этому, потому что вынослива и тверда, как камень; но она всегда ненавидела Джонни за все, что он с ней сделал. Теперь, когда она суперзвезда, сияющая в стратосфере, она хочет использовать все свои возможности, чтобы раздавить его. Джонни находится у нее под прицелом, и, честно говоря, я была бы не прочь оказаться поблизости, когда прогремит выстрел. Я видела, что он делает с людьми. Одна девушка бросилась под поезд, когда он выгнал ее. Двух других схватили, когда они перевозили для него наркотики, и они все еще сидят за решеткой. Они были слишком напуганы, чтобы показать на него. Он — подонок, Стив. Со мной он был всегда обходителен, потому что я не принимала наркотики, потому что я видела его насквозь и я в нем не нуждалась. Это он нуждался во мне. Но я отнюдь не против того, чтобы украсть у него Лайзу, и не против того, чтобы развалить агентство «Элли». Это не просто удовольствие, это — моральный долг.

Стив рассмеялся. Криста Кенвуд не вполне освободилась от родимых пятен своего происхождения. Она жестока, как все представители высшего класса, и, подобно им, считает себя неприкосновенной. Она полагает, будто реальный мир не может причинить ей вреда, ибо в глубине души она знает, что стоит выше всех остальных. Гангстеры, бандиты, хулиганы и воры — просто колоритные фигуры и столь же опасны, как певцы и танцоры из какого-нибудь мюзикла. Они могут вести себя плохо и навлечь на себя наказание, если переступают невидимую черту. Но они не опасны, потому что на самом деле они обитают в призрачном мире, где живут низшие классы. Они не материальны, они живут в мире теней и привидений, и самое большее, на что они способны, — это позвенеть цепями ночью в крыле дома, предназначенном для гостей. Стив знал их лучше. Дикие звери вроде Джонни Росетти могут причинить вред, особенно если на них наступить. Когда их припирают к стенке, они пускают в ход клыки и когти. Их высокооктановое топливо — мщение. После того как Росетти узнает о намерениях Кристы, Стив не порекомендовал бы ни одной платежеспособной страховой компании соглашаться застраховать ее жизнь.

— Так ты говоришь, что Лайза перейдет к тебе, чтобы довести Джонни до белого каления?

— Да, и кроме того, она убеждена, что мы добьемся успеха. Лайза мне доверяет. Она в меня верит. И еще — я сказала ей, что ты согласился подписать контракт с моим агентством. Думаю, это сыграло решающую роль.

Криста хихикнула, признаваясь в своей лжи.

— Понятно, — сказал Стив, вовсе не возмущаясь хитростью Кристы. Для победителей самое важное — это победа. Стив уважал это. — А сейчас, моя сладкая Криста, ты делаешь вид, будто Лайза с тобой в одной лодке, чтобы подцепить и меня?

— Нет! — Криста положила карты на стол, не раскрывая их. — Она обещала подписать со мной контракт в тот же день, когда увидит твою подпись на соглашении. Ты можешь оговорить в своем контракте, что ставишь условием ее согласие. Мы можем все трое подписать контракт одновременно, как это делается при передаче недвижимости. Тогда каждый будет в курсе намерений других.

Стив снова помолчал. Идея была заманчивой. И оригинальной, в ней чувствовался аромат приключения и авантюры, а на другом конце радуги маячила определенная возможность заработать большие деньги. Когда доживаешь до его возраста, жизнь начинает становиться скучноватой. Процесс борьбы был гораздо интереснее, чем ее конечный результат. А оставаться в нынешнем положении совсем уж скучно. Ему предлагают рискнуть всем, что у него есть, вынырнуть из теплой безопасной утробы в беспокойную действительность джунглей конкуренции. Но там была Криста, девушка, которую он любил, как никого на свете. Они станут партнерами в этом смелом новом проекте. А это значит, что цвета снова станут яркими, звуки резкими, все приобретет волнующий вкус, когда они вместе примутся создавать воспоминания для будущего, а не полагаться на память о прошлом.

Криста больно прикусила язык. Бывает время, когда следует молчать, даже если тебе отчаянно хочется высказаться. Сейчас наступил именно такой момент. Любое ее слово будет свидетельствовать о ее нетерпении, а когда заключаешь сделку, нетерпение оборачивается потерей денег. Козыри у нее кончились. Ее мяч завис в горячем воздухе. Теперь все зависело от Стива и от их общего прошлого. Оркестр выбрал именно этот момент, чтобы заиграть «Нет женщины, не плачь», и призрак Боба Марли пролетел над пальмами пляжа. Этого оказалось достаточно. Мысленно Стив повалился на спину, подняв лапки кверху. Сопротивляться Кристе он не мог. Спорить с ней — все равно что спорить с ураганом, который однажды затопит этот остров и добавит недостающее количество адреналина к крови изысканной публики, окружающей Стива. Да, сопротивляться Кристе невозможно! Ей невозможно было сопротивляться даже в то далекое время, когда она прервала его съемку и объявила ему, что он должен сделать из нее звезду. Ей невозможно сопротивляться и сейчас, когда она лежит, прильнув к песку, словно это ее любовник, и смотрит на Стива глазами, исполненными надежды.

— Я согласен, — просто сказал Стив. — Это будет здорово.

— Замечательно, Стив!

Криста вскочила на ноги, и верхняя часть ее бикини натянулась под тяжестью своего великолепного груза. Вся в песке, как длинноногий жеребенок, взметнувшийся с земли сельского кораля, она бросилась к Стиву, сжала его в объятиях и стала целовать. Это был великий момент. Она не была мечтательницей. Она — реалистка. Когда она чем-то зажигалась, то превращала это в явь. Она обеспечила фундамент своего проекта, и построен он не на рыхлом песке, а на скале. Родригес и Питтс. Питтс и Родригес. Она загнала в угол рынок красоты. Она заблокировала сопротивление со стороны товара, без которого никто обойтись не может. Теперь остается определить цену тому, что цены не имеет. Гора денег, которую она выстроила из того, что заработала за свою карьеру модели, и из аванса за книгу, выглядела теперь жалкой. Впереди маячили серьезные деньги, которые сотрут воспоминания претенциозной псевдороскоши ее детства и которые заполнят пустоту ее жизни, дав Кристе то, что ей нужно было больше, чем воздух, — возможность идти своим собственным путем.

— Бога ради, Криста, прекрати! Не то все подумают, будто я нормальный.

Хохоча, Стив опрокинулся на спину, Криста упала на него. Она хихикала, щекоча его. Много лет назад он изменил всю ее жизнь. Теперь обещает повторить это. Что там они говорили о коммерции и похоти? Что бы ни говорили, так оно и есть!

— Бог мой, секс на вечеринке в Палм-Бич? Чего только не придумают люди!

Аристократический голос, в котором звучало наигранное изумление, ворвался в мечты Кристы о замечательном будущем.

Над ними склонился балахон немыслимых цветов — зеленого, розового, желтого. Женщина, возвышавшаяся над ними, выглядела так, словно могла бы дать сто очков вперед любому боксеру-тяжеловесу. Ноги ее напоминали стволы дерева, такие же широкие в лодыжках, как в коленях, с широкими ляжками. Покрытая темным загаром, приобретенным на теннисных кортах, женщина сердито попыхивала небольшой сигарой.

— Интересно, кто это умудрился сохранить свои гормоны до конца сезона? Криста? Неужели это Криста Кенвуд? Боже, так и есть! Что бы ты ни поимела, поделись со мной.

Криста с трудом перевернулась и посмотрела против солнца на амазонку, которая почти заслонила дневное светило.

— Да ведь это Маффи. Как ты? Я думала, ты живешь в Висконсине или где-то еще на Среднем Западе.

— Я и жила там, с изумительным мужчиной, который колотил меня. К сожалению, он упал с лошади, и тогда я стала избивать его, но это оказалось не так интересно, как я предполагала, поэтому я все бросила и вернулась сюда. Палм-Бич — это рай для мазохистов, и я уверена, что джентльмен, которого ты мучаешь на песке, согласится со мной. Ты нас познакомишь?

— Конечно. Стив, это Марта Келлог. Марта, это Стив Питтс.

В Палм-Бич фамилия значила гораздо больше, чем имя.

— Питтс, — повторила вагнеровская Валькирия в юбке. — Питтс. По-моему, в штате Мэн у меня есть кузены Питтсы, — Марта бросила на него грозный взгляд.

Стиву было неясно, ждет его хорошая или дурная карма, если он откажется от родства с этой дамой.

— Я сменил свою фамилию Болл на Питтс, когда мне исполнилось двадцать один год, — обороняясь, сказал он. У Стива возникло ощущение, что в этой Марте Келлог даже он может обрести свое Ватерлоо.

— Как это уместно! — фыркнув, отозвалась она. — Особенно в этом городе!

— Ничего не изменилось в Палм-Бич, — рассмеялась Криста.

Она начала понимать, как сильно она любит это место с его непочтительностью, недоговоренностями, с тщательно скрываемой тайной его необыкновенной прелести. Здешние жители великолепно сумели замаскировать эту прелесть от внешнего мира, чтобы иметь возможность наслаждаться ею, как наслаждались их родители, деды и прадеды до них и как будут наслаждаться их дети и внуки.

— Напротив. Вернувшись сюда из прерий, я обнаружила, что изменились по крайней мере три вещи. К счастью, я забыла, что это за вещи.

Криста засмеялась.

— Послушай, Маффи, мне бы хотелось пообщаться с тобой, пока я здесь. Я позирую для журнала «Вог», но мы сегодня вечером кончим, и я думаю провести здесь еще несколько дней. Как насчет того, чтобы поужинать в воскресенье?

— Не могу, дорогая. Мэри Уитни устраивает большую вечеринку. Я предупредила, что воскресенье плохой день, а она заявила, что ей по воскресеньям скучно и хочется встряхнуться. Вообще-то, наверное, это не имеет значения, потому что жители Палм-Бич по утрам в понедельник тоже не работают. Послушай, почему бы тебе не прийти туда? Все будет на самом высоком уровне — мальчики с золотым загаром, аллигаторы, ламбада и оркестр из ночного клуба, именуемый «Ружья Лос-Анджелеса», который, по-видимому, признан последним писком моды среди гермафродитов. Ты ведь знаешь, как Мэри любит идти в ногу со временем. Она приведет в ужас местных жителей, но у нее полон дом умников из Лос-Анджелеса, которые считают, что это нормально для Палм-Бич. Во всяком случае, все, кого мы знаем, разъедутся к одиннадцати, так что мы сможем порезвиться от души, ничем не рискуя.

Криста задумалась. Мэри Макгрегор Уитни устраивает прием. Мэри Уитни, чье богатство столь древнего происхождения, что успело покрыться сетью глубоких морщин от старости, Мэри Уитни, подруга Кристы по давним временам в Палм-Бич, Мэри Уитни, которая превратила серебряную ложку, которую ей подарили при рождении, в огромное платиновое блюдо. Мэри Утини начала свою карьеру, моделируя одежду, теперь она моделирует жизнь. Она стала лицом американской индустрии моды. Она больше, чем все американские кутюрье, вместе взятые. И вот сейчас Криста получила приглашение на ее вечеринку. Криста сразу же сложила два и два и получила четыре. Кто станет покупать «пакет» Питтс — Родригес для международной рекламной кампании? У кого есть миллионы, чтобы нанять самых лучших? Кто захочет делать бизнес с подругой детства? Ответ на все эти вопросы был только один — Мэри Макгрегор Уитни.

— Та самая Мэри Уитни? — быстро спросил Стив, настроившись на волну Кристы. Он начинал понимать, что такое Палм-Бич.

— Ага, взаправдашняя Мэри Уитни, как говорят в глубинке, — съязвила Маффи. — Подумать только, в какую маленькую проворницу она превратилась. Она не удовлетворилась тем, что могла тратить полученные в наследство деньги. Она еще вдоволь поиздевалась над всеми, нажив сама огромное состояние. Представляешь, Криста, она стала придумывать одежду для простонародья, стремившегося выбиться в люди. Помнишь, как она на пари трахалась под джипом с полицейским на обочине дороги двсти шестьдесят четыре? Она поранила себе спину о выхлопную трубу, потому что настаивала на том, чтобы быть сверху. Даже в юности эта шлюшка любила распоряжаться другими.

— И она соблазнила младшего брата Гарретсона Дюпона, которому было всего четырнадцать; бедняге пришлось обратиться к психиатру, чтобы тот помог ему прийти в себя после этого.

— Могу ли я забыть это? — скрипуче рассмеялась Маффи Келлог. — Старик Трип Дюпон хотел привлечь ее к суду за изнасилование, но Эмерсон Уитни закупил все столики на благотворительном вечере его жены.

— Кажется, этот парень Дюпон стал иезуитом?

— Точно. И отец после этого больше никогда с ним не разговаривал, хотя Трип и Эмерсон расцеловались и помирились. До сих пор каждый день играют вместе в гольф.

— Наверное, есть вещи, которые невозможно простить, — рассмеялась Криста. — Во всяком случае, я была бы рада побывать на этой вечеринке. Мэри не будет возражать?

— Мэри будет в восторге. Она поручила мне приглашать всех жителей Палм-Бич, которые не умерли или не смертельно больны. Поскольку ты не подходишь ни под одну из этих категорий, я включаю тебя в список приглашенных. Ты приведешь с собой мистера Бита, или его зовут — мистер Полл?

— Вообще-то, моя фамилия Питтс, Стаффи, — фыркнул Стив.

— Стив, ты сможешь пойти? — Криста просигналила ему, что это было бы великолепно.

— Не могу, дорогая. Я должен вернуться. В этот уик-энд я делаю обложку для журнала «Космо». Такая жалость, мне бы так хотелось снова увидеться с Паффи.

Криста быстренько соображала. Если хорошенько подумать, то даже лучше, если вспыльчивый Стив побудет в безопасности в Нью-Йорке. Когда она будет стараться поймать самую большую рыбу, Кристу ничто не должно отвлекать. Великолепная репутация Стива будет продаваться лучше, чем его непредсказуемая личность. Конечно, может случиться так, что Мэри Уитни и Стив Питтс составят пару, которую, как говорят, соединяют на небесах. Но с такой же вероятностью это может случиться и в преисподней.

Марта Келлог смотрела на Стива, как разглядывала бы грязь на дороге. Ее умышленное коверкание его имени привело к тому, что она превратилась в Стаффи-Паффи. Это нехорошо. Совсем нехорошо. В этом беда Америки: никто не знает своего места. Низшие классы живут себе, забывая о своем предназначении. Они просто-напросто не знают, что рождены неполноценными. Хуже того — они совершенно не желают оказаться на вашем месте, и в результате ими нельзя манипулировать, нельзя им покровительствовать, опекать их, держать на расстоянии. Насколько иначе складывается жизнь у ее английских кузин Уорбартон-Стенли. Достаточно им открыть свои аристократические рты и процитировать телефонный справочник, как они выигрывают гейм, сет и весь матч — средние классы готовы раболепствовать, кланяться и расшаркиваться. Аристократы одерживают победу благодаря одному только произношению. Во Флориде, когда вы выдаете свое аристократическое бостонское произношение, люди находят, что вы разговариваете «странно», и отказываются принимать у вас чеки, потому что считают вас чужаками. Слава Богу, хоть здесь, в Палм-Бич, высшие классы держатся своей замкнутой территории, как средневековые рыцари жили в своих замках, окруженных рвами с водой. Так безопаснее. Маффи в уме проанализировала ситуацию. Питтс наверняка спит с Кристой. Он возвращается в Нью-Йорк. В отместку за грубость этого выскочки она найдет ему соперника, который будет ухаживать за Кристой на вечеринке.

Глаза Маффи сузились.

— Не огорчайся, Криста, — злорадно сказала она, — мы найдем кого-нибудь, кто присмотрит за тобой на вечеринке у Мэри. Собственно, у меня уже есть для тебя идеальный мужчина. О Боже, это будет замечательно! Мы хорошенько повеселимся!