— Я еще не была в твоей новой квартире, Джонни.

Лайза сознательно не употребила слово «дом». Это не был дом. Это была берлога плейбоя, холостяцкая берлога невероятных размеров, и людей, употреблявших слово «дом», сюда просто не приглашали. А сейчас Лайза Родригес хотела, чтобы встретили ее хорошо.

Джонни разглядывал ее через всю комнату, наливая шампанское в высокий бокал.

— Ты выглядишь лучше, чем когда-либо, Лайза, — сказал он. — Я не шучу. Я на самом деле так считаю.

— Я чувствую себя замечательно. — Лайза, смеясь, сделала пируэт.

Все шло хорошо. Когда она позвонила ему, он казался скользким, как змея, но одновременно в нем явно взыграло любопытство. Дьявольское любопытство.

— Я хочу вернуться, — просто сказала она. — Я не должна была уходить от тебя, и я очень сожалею. Я хочу, чтобы ты дал мне еще один шанс.

Джонни мало что сказал по телефону. Она чувствовала, как его подозрительность достает ее по телефонным проводам. В конце концов, он внедрил Мону в агентство Кристы. Может быть, и Криста отвечает ему тем же?

— Никогда не вредно обсудить кое-какие дела, — сказал он тогда.

Они условились о встрече. В семь часов вечера. Там, где он живет. Особняк на углу 63-й улицы и Мэдисон-авеню, напротив отеля «Лоуэлл».

— Итак, почему такая смена настроения? — осторожно спросил Джонни.

— Я могу быть совершенно честной?

— А разве есть другая возможность?

— Из соображений личной выгоды.

— А, — сказал Джонни, — вот теперь ты заговорила языком, который я понимаю.

— Мы оба разговариваем на этом языке.

— Может быть, может быть, — Джонни налил себе вина, настороженный, как никогда.

— Мэри Уитни отменила проект с духами «Майами». Она намерена утопить Кристу. Она хочет утопить ее с помощью своих денег, адвокатов и судебных исков. Лучшее, что может сделать Криста, — это выйти замуж за своего прирученного писателя и выпасть из настоящей жизни. Но это не то, чего хочу я. Я хочу большего.

— Я слышал, что у Кристы были осложнения в Майами.

— Она считает, что это ты все подстроил.

— Я ничего не подстраивал. Не имею к этому никакого отношения. У нее нет никаких доказательств. Стоит ей только намекнуть, будто я имею к этому какое-то касательство, она получит еще один иск. — Джонни говорил осторожно, словно подозревая, что у Лайзы с собой микрофончик и их разговор подслушивают.

— Мне все это безразлично, — заявила Лайза. — Мне небезразлична только я сама.

— И еще один парень, как я слышал.

— Он был классный парень. Но когда наступает критический момент, то оказывается, что единственное, что у меня есть, — это я сама. Так со мной бывало всегда, Джонни. Ты должен бы это знать.

Он подошел к ней с бокалом шампанского. Выражение лица у него смягчилось. Они действительно похожи. Всегда были похожи. С того времени, когда она была так молода, на все согласна и он получал от нее такое наслаждение.

— Но, Лайза, ты ушла от меня! Ты ушла от Джонни, который создал тебя. Ладно, скажем, у тебя на самом деле была красота. Ты и сейчас красива. Но ведь это не все, так ведь, девочка? Красоту надо упаковать, продать и заставить людей поверить в нее. Я все это сделал для тебя, а ты ушла от меня, ушла в конкурирующую фирму и поставила мой бизнес под угрозу. Ты знаешь, как много значит для меня мой бизнес. Это все, что я имею. Я сам — это все, что я имею, но ведь такова и твоя позиция, не так ли, радость моя?

— Я ценюсь высоко, Джонни. Ты знаешь, как дорого я стою.

— Я знаю, сколько ты стоила раньше, дорогая. Я написал книгу об этом, помнишь? Но с тех пор случилось много. Твои родители погибли, так ведь? А теперь Мэри Уитни вышла на тропу войны, объявила, что от тебя одни неприятности, и даже ликвидировала такую большую рекламную кампанию, как ее «Майами». Может быть, она права, и ты действительно приносишь неприятности. Людям, занимающимся рекламой, это не понравится, и фотографам тоже… и даже агентам. — Джонни… пожалуйста. — Лайза широко распахнула глаза. Она не знала, как дальше разыгрывать этот спектакль. Джонни не любил просителей. Он любил тех, кто сам выбирает.

— Но, с другой стороны, я мог бы поговорить с Мэри Уитни. Вести переговоры — это ведь моя работа, не правда ли? Может, я сумел бы уговорить ее отозвать своих гончих псов, по крайней мере в отношении тебя. Кто знает, что вообще возможно? Но это будет очень трудно. Мне придется очень много трудиться, чтобы расчистить всю грязь, которую ты вокруг себя развела. Мне придется заново выстроить твою репутацию. Я должен буду врать на каждом шагу, уверяя всех, что ты не брыкливая шлюха, которую надо наказывать, а не поощрять.

В его глазах зажегся зловещий огонь. Лайза это видывала и раньше. Глаза Джонни вспыхивали так, когда он думал о сексе. И не просто о сексе. Он выглядел так, когда думал о своих особых приемах секса… секса, который причиняет боль. Лайза нервно сглотнула. Другого пути нет. Она всегда знала это в глубине души. Если она хочет получить то, что ей надо, ей придется заплатить эту цену.

И она ответила ему тихим голосом, почти шепотом:

— Если ты возьмешь меня обратно, Джонни, я позволю тебе наказать меня.

— Позволишь? — спросил он. — Наказать тебя как следует?

— Все, что захочешь, лишь бы ты взял меня обратно.

— Ты совершила ужасную вещь, бросив меня, — произнес он хрипло. — Ты поступила мерзко. Наверное, за всю свою жизнь ты не совершила ничего столь отвратительного. А когда делаешь ужасные вещи, то заслуживаешь и ужасного наказания, не так ли?

Лайза глубоко вздохнула.

— Я согласна, — прошептала она, уронив голову.

— Возможно, наказание очистит тебя от твоего греха, — сказал Джонни.

Она видела капли пота, выступавшие у него на верхней губе. Его кулаки сжимались и разжимались. Она довела его. Почти довела. Еще чуть-чуть — и он готов.

— Ты должен будешь причинить мне боль, — произнесла она пересохшими губами.

Он быстро подошел и оказался с ней рядом, взял мочку ее уха двумя пальцами и принялся выкручивать.

— Ой! — она вскрикнула от острой боли, но не сопротивлялась.

— Я буду мучить тебя, но не трону твоего лица, чтобы ты могла им зарабатывать для меня деньги. Но ты всегда можешь устроить себе перерыв, не так ли? Я могу испортить тебе лицо, совсем немного, Лайза, чтобы заставить тебя заплатить за то зло, которое ты сделала мне, а?

Лайза проглотила слюну. Сердце стучало у нее в груди. Стоит ли платить такую цену? Может ли что-то стоить такой боли? Она прикусила губу. Ее лицо, о Боже, ее лицо!

Его ноготь вонзился ей в ухо.

— Что ты сказала?

— Да, — пробормотала она.

Он сильно ударил ее тыльной стороной ладони, и она отлетела назад от силы этого удара. У нее была разбита губа. Лайза ощутила солоноватый вкус крови. Но губы заживают. И Лайза решила терпеть дальше.

— Тебе нравится, а? Получать то, что заслужила, всегда приятно.

Она не ответила, но кивнула. Вниз. Вверх. Она вся собралась, ожидая от него дальнейшего насилия. Бац! Он ударил ее раскрытой ладонью по щеке так, что кровь из разбитой губы брызнула по всей комнате.

— Нравится? — закричал он.

И она опять кивнула сквозь красный туман, стоящий перед глазами, сквозь звенящий шум в голове. Она почувствовала тошноту. Колени у нее подогнулись. Она сползла на пол к его ногам.

— Так скажи это. Поблагодари меня за это, шлюха! — взвыл Джонни.

— Спасибо. Спасибо, что ты наказываешь меня.

Ее губа раздулась, как футбольный мяч. Левый глаз заплыл. А впереди ожидало и кое-что похуже. Она пыталась сосредоточиться на своей цели. Чтобы достичь ее, стоило перенести все — любую боль, любое унижение, любые пытки, какие только может изобрести его извращенное воображение.

— Ты знаешь, что я сейчас буду делать? — спросил Джонни Росетти. Его голос дрожал от возбуждения. — Я изобью тебя, немножко прижгу, потом свяжу тебя, детка, а когда ты потеряешь сознание от боли, буду трахать тебя так, как тебя никогда раньше не трахали. И тогда, только тогда, ты сможешь вернуться и работать на меня, и это будет похоже на новое сияющее утро.

Крупная слеза скатилась по ее щеке. Лайза твердо знала, чего она хочет. Она должна все выдержать.

— Так ты разрешаешь наказать тебя? — прокричал Джонни.

Лайза проглотила слюну.

— Да, Джонни, — пробормотала она.

Она закрыла глаза. Она услышала, как он разрывает на ней платье. Потом услышала и другие звуки за темнотой под веками — это ее мучитель готовил себя к предстоящим Лайзе ужасам.