Лайза Родригес снова была у штурвала «Сигареты» — мускулистые ноги слегка раздвинуты, голова наклонена вперед, навстречу бризу. Хосе стоял рядом — щенок, обожающим взглядом взирающий на любовницу, ставшую его повелительницей.

— Куда мы идем? — крикнул он, пытаясь перекрыть рев моторов.

В его голосе звучала готовность плыть хоть в ад и обратно. Где ему было знать, что путешествие в Аид бывает только в одну сторону, и обратного пути нет.

Лайза не ответила, только засмеялась и потянулась, чтобы потрепать его по волосам. Этот жест выглядел сначала как ласка, но на полпути Лайза передумала и оттолкнула его голову, едва он ткнулся носом ей в плечо.

Лицо Хосе вспыхнуло от огорчения, но он держал в памяти все, что было.

— Я никогда не делал такого, — сказал он со смешком, испытывая желание поговорить о ресторане, возродить то ощущение близости.

— И никогда больше не будешь.

Хосе озадаченно посмотрел на нее. Что она имеет в виду? Что у нее вообще на уме? Но лицо Лайзы оставалось непреклонным, как стремительное движение яхты. Лодка летела по воде, как стрела, касаясь поверхности воды только ревущими моторами, взлетая на волнах залива Майами. В глазах Лайзы светилось нечто ужасное. В них горела ненависть. У Хосе что-то оборвалось внутри. Конечно, не он является ее мишенью. Он все еще ощущал вкус ее тела на своих губах. Он был ее любовником. Слишком мало времени прошло, чтобы он оказался ее врагом. Хосе подавил в себе желание спросить у нее, в чем дело. Куда они плывут? Лайза выглядела такой сосредоточенной, какой он никогда еще не видел ее. Вряд ли эта поездка была бесцельной. Сама поза Лайзы говорила об устремленности к какой-то цели. Лайза склонилась над штурвалом, ее яростные глаза осматривали берег, груди торчали, как орудия, направленные против кого-то или против чего-то.

Лайза обернулась, чтобы взглянуть на него, и глаза их встретились. Ее улыбка была жестокой, в ней смешались поощрение и угроза.

— Хосе! — обратилась она к нему.

— Да, Лайза.

— Иди сюда и сядь рядом.

Она похлопала рукой по сиденью рядом с собой, отодвинув свое почти обнаженное тело, чтобы пропустить его. Он сел, и ее бронзовое плечо коснулось его плеча.

Надежда вновь вспыхнула в Хосе, но в то же время он не мог освободиться от дурного предчувствия. Лайза Родригес способна была приносить как добро, так и зло. За добром всегда следовало зло, за злом — добро.

Однако сейчас, по всей видимости, ее настроение резко изменилось. Она свернулась клубочком на своем сиденье, одна загорелая рука держала руль, девушка вытянула ногу и коснулась ею цепочки с распятием, которое он носил, ее накрашенные пальчики зарылись в мягкие волосы на его груди, которыми он так гордился.

— Мне понравилось… как было в ресторане, — сказала она хриплым голосом.

— Правда? Мне тоже. Лайза, я хочу сказать…

Что он хотел сказать? Что он любит ее? Что хочет жениться на ней? Что он хочет всегда быть рядом с этой самой прекрасной девушкой в мире? Но Хосе так и не успел разобраться в том, чего же он хочет. Чего бы он ни хотел, его желания совершенно не совпадали с желаниями Лайзы Родригес.

Она согнула ногу в колене, словно прицеливаясь, потом резко выпрямила ногу, ударив ею в грудь Хосе. Тот опрокинулся на спину, и на лице у него отразилась полная растерянность. Хосе даже не успел удивиться, как ноги его взметнулись вверх, и он пулей вылетел из несущейся с бешеной скоростью «Сигареты». Всплеск от его падения поглотила волна, а Лайза даже не потрудилась обернуться, чтобы посмотреть, как он барахтается в воде в сотне ярдов позади моторки.

— Спасайся как можешь, Хосе, — пробормотала она, вычеркивая его из своей жизни.

У нее был свой собственный мир. Она складывала этот мир из осколков своего детства, а это было совсем нелегко. Впрочем, вероятно, так оно и должно быть. Однако осколки эти больно ранили, а горькие воспоминания не отпускали. Но сейчас она сотрет их из памяти начисто.

Лайза взяла бинокль и принялась осматривать береговую линию, пока не обнаружила то, что искала. Дом стоял у самой воды, но выглядел не очень уж большим: его нельзя было сравнить с дворцами богачей. Выстроен он был так, чтобы открывался вид на океан, и черная моторная лодка «Ароноу» качалась на волнах у причала. Лайза вздохнула с облегчением. Его моторка на месте. Эта моторка составляла его гордость, его радость, его мужское достоинство, и она была пришвартована у самого его дома. Даже с этого расстояния Лайза могла определить, что моторка совершенно новая. Она походила на катамаран, длина — шестьдесят футов, на корме четыре мощных мотора. Такая моторка стоила не меньше двухсот тысяч долларов, и Лайза ощутила дрожь и приступ ярости, когда осознала, что видит в бинокль все достояние своей матери и отчима. Катер и дом вместе стоили не меньше миллиона долларов. Ее покойный отец и представить себе не мог такие деньги, но именно мечта о них заставила ее мать лечь в постель с этим мерзавцем прежде, чем тело ее мужа остыло в морге.

Потом она заметила какое-то движение. Такого везения она не ожидала. Да, кто-то стоял у трапа. Лайза сфокусировала бинокль и напрягла зрение. Да, это был он. Растолстел. Волосы на затылке стали длиннее, а спереди облысели и были по-прежнему какие-то сальные. На шее висел медальон, тот же, который тогда, в джакузи, бился о ее груди, и красные пузырьки, которые булькали тогда в ванне, теперь булькали в сердце Лайзы. Она до предела выжала рычаги скорости моторной яхты Хосе, и лодка рванулась вперед. Глядя поверх острого, как лезвие бритвы, носа моторки, Лайза видела ненавистного ей человека, как в прицеле ружья.

Что он собирался делать на корме своей скоростной моторки? Пить пиво или звонить по сотовому телефону своему поверенному, или просто лежать на солнышке и наслаждаться жизнью этим летним днем? Лайза мрачно ухмыльнулась. Ее мать, должно быть, внутри дома, надраивает свое имущество, ради которого продала свою душу. Напевает, наверное, в своей кухне, уставленной всевозможными техническими приспособлениями, или вытирает пыль с многоканального телевизора, слишком большого для маленькой гостиной, не подозревая об опасности, грядущей с моря, вид на которое она купила. И уж конечно, мать не думает о своей дочери. Лайза для нее — ненужная часть прошлого, которую она выбросила из своей жизни навсегда. Лайза расхохоталась, ощущая ступнями дрожь моторов, ибо она вернулась. Она вернулась!

— Я вернулась, мама! — выкрикнула она навстречу ветру. — Твоя маленькая девочка вернулась!

Она уже была достаточно близко, чтобы невооруженным глазом видеть своего отчима. И он увидел «Сигарету». В его злобных глазках должен был вспыхнуть профессиональный интерес. Он должен сравнивать моторную лодку Хосе со своей, прикидывать, сколько она может стоить, удивляться, почему она на такой скорости мчится к берегу.

Лайза крутанула штурвал. В этот момент она ощутила всю сладость мести. Теперь, когда «Сигарета» сделала крутой поворот, он должен был видеть профиль Лайзы. Она могла поклясться, что разглядела, как он улыбнулся, могла представить себе, какие мысли проносятся в его мозгу. Привет, богатенькая красивая шлюха, в большой лодке и в крохотном бикини, дай мне только время, загляни на выпивку, приоткройся мне. Дотронься до моей обшивки, погладь хромированные части моей лодки, почувствуй силу моих моторов. Он помахал ей рукой. Он действительно помахал ей рукой, и, хотя адский огонь сжигал ее израненное сердце, Лайза помахала ему в ответ. Одного этот кусок дерьма не знает, но это будет стоить ему всего. Он не знает, кто она. Не знает этого и маленькая женщина, выглянувшая в окно гостиной, чтобы поглядеть на происходящее. У нее в руках была тряпка для вытирания пыли, а на лице — привычная покорная зависимость женщины, наблюдающей, как у нее на глазах ее муж пытается в очередной раз флиртовать с другой.

Моторка, как и жизнь Лайзы, совершила полный круг. Теперь лодка вновь была направлена в цель. Лайза находилась в ста пятидесяти ярдах от дома, который никогда не был ее домом, в ста пятидесяти ярдах от двух людей, которых ненавидела. Она глянула на указатель уровня топлива. Баки вмещали, наверное, триста галлонов горючего, и сейчас были полны на три четверти. Сколько галлонов может быть в баках «Ароноу»? Вероятно, столько же.

Лайза сбросила скорость, делая поворот, и едва не остановила яхту, чтобы продлить долгожданный момент, когда должна сгинуть ее былая жизнь и начаться новая. Нет, Лайза ничуть не колебалась. Она испытывала только жгучее желание совершить то, что она наметила. В сердце у нее не было ничего, кроме заледенелого куска ненависти.

Лайза нацелила нос моторки и нажала на рычаги, которые выстрелили ракетой, в которую превратилась яхта. Все происходило очень быстро. Цель мчалась навстречу, увеличиваясь в размере, пока Лайза не смогла рассмотреть все детали. Она встала на сиденье, чтобы показать им, кто она, и увидела на их лицах узнавание и ужас, когда они поняли, что означает ее появление. Его лицо перекорежило страхом, едва его мозг вычислил, каким курсом мчится моторка. Он смотрел ей в глаза, онемев от ужаса. «Сигарета» была бомбой, а лодка, на которой он стоял, бочонком с порохом. Он будет убит в одно мгновение, но куски его тела изжарятся раньше, чем долетят до воды. Вся его жизнь, как это и положено, промелькнула у него перед глазами, и главной в ней была музыкальная тема, которой являлась Лайза Родригес. Он успел заметить, какой она стала красивой, лучше, чем на обложках журналов, более обольстительной, чем в коммерческих телерекламах, намного крупнее, чем она была тогда, в джакузи, когда он определил свою судьбу. Он открыл рот, чтобы закричать, но, закричав, уже знал, что у него не будет времени закончить этот крик.

Лайза увидела его разинутый рот, нутром своим услышала его вопль. Это был бальзам для ее раны, отпущение грехов за то, что она столько лет позволяла ему оставаться ненаказанным. Однако пора было уходить. Чтобы насладиться их смертью, она должна жить. Лайза сильно оттолкнулась и прыгнула за борт. Когда топливный бак «Сигареты» столкнулся с полным бензина баком «Ароноу» и в небо взвился оранжевый вихрь пламени, Лайза Родригес спокойно плыла прочь на глубине десяти футов.