Маркиз Астольф де Кюстин. Гравюра XIX в.
Что такое лакмусовая бумажка знают все, кто изучал химию в средней школе. Лакмусовой бумажкой для отечественной либеральной интеллигенции с середины XIX в. по наши дни была и остаётся книга маркиза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 г.». Вряд ли сам маркиз виноват в такой особенности его книги: он рассказал о том, что видел своими глазами и слышал своими ушами. Иное дело, что подобно тому, как рядовой в прифронтовой полосе и видит и слышит лишь то, что происходит на его участке фронта и не более, де Кюстин не получил ни малейшего представления о том, что в действительности происходило в стране и по каким причинам. У него была задача рассказать об увиденном, но не создавать общую панораму происходившего. Вот и оказались его попытки что-либо анализировать и доказывать наивными и поверхностными.
Однако для нашей либеральной интеллигенции именно такой зашоренный незнанием взгляд иностранца на николаевскую Россию всегда служил и продолжает служить правом страдать и слёзоточить за русский народ, с одной стороны, и клясть, попрекать и мазохистски затаптывать в грязь русский мир, с другой стороны. Одним словом, как только услышите восторги по поводу книги де Кюстина, сразу ищите отечественного либерала со всеми его потрохами, изъеденными желчью гадливость к отчему дому и завистливым пресмыкательством к европеоидной загранице. Как раз эти свойства нашей передовой интеллигенции более всего претили раздражённому маркизу.
В целом книга де Кюстина честная – она рассказывает о взглядах на Россию ничего не смыслившего в русской жизни француза. А вот современные интеллигенты, дерущие из её контекста эффектные цитаты, оказываются вопиющими лжецами и даже клеветниками, как на наш народ, так и на злосчастного де Кюстина. Но это всё вопросы духовные.
Что касается плотской жизни, то Астольф де Кюстин был и остаётся одним из самых известных в Европе открытых гомосексуалистов первой половины XIX в. О гомосексуалисте де Кюстине и пойдёт рассказ.
Астольф де Кюстин (Astolphe-Louis-Leonor, Marquis de Custine) родился 18 марта 1790 г. Предки его отца были людьми зажиточными, но относились к новой аристократии. Титул маркизов они получили только в начале XVIII в. Зато мать де Кюстина происходила из древнего аристократического рода графов де Сабранов, известного ещё с XI в. Астольф стал вторым ребёнком в семье, правда, его старший брат Гастон вскоре заразился оспой и умер (1792 г.).
Шёл первый год Великой французской революции. Дед мальчика Адам Филипп де Кюстин (Adam-Philippe de Custine), был знатным воякой. Начинал он ещё в Семилетней войне, затем отправился в Америку и воевал за свободу английских колоний от метрополии. Не удивительно, что старик приветствовал революцию и, когда началась прусская интервенция, в звании генерал-лейтенанта возглавил революционную армию на Рейне. Французы побеждали, но де Кюстин конфликтовал с главой клуба якобинцев Робеспьером. Едва якобинцы захватили власть в стране, нашёлся повод для ареста де Кюстина. Генерала судили и гильотинировали. Его сын и отец Астольфа по имени Арманд де Кюстин (Armand de Custine) энергично хлопотал, пытаясь вытащить своего папашу из тюрьмы, но сам был обвинён в измене и обезглавлен через полгода после Адама де Кюстина.
Затем пришла очередь матери мальчика. Дельфину де Сабран (Delphine de Sabran) арестовали и приговорили к казни. Правда, успели только конфисковать имущество. Якобинцев свергли, и Дельфина вышла на свободу. Всё время ареста матери о малютке Астольфе заботилась верная кухарка Нанетта.
Дельфина де Кюстин была выдающейся красавицей и воспользовалась своей красотой, чтобы поправить дела семьи. Она стала любовницей великого писателя, политика и дипломата Франсуа-Рене, виконта де Шатобриана (François-René, vicomte de Chateaubriand). Хотя жили они в доме виконта, и Астольф с младых ногтей считал его своим отцом, замуж Дельфина так и не вышла. Зато добилась от властей возвращения ей всего достояния де Кюстинов. Они с сыном вновь стали богачами.
В потрясениях раннего детства и в чрезмерной заботе красавицы-матери о сыне обычно ищут причины того, что де Кюстин стал поначалу бисексуалом, а потом законченным геем.
После «100 дней», вторичного падения Наполеона (1814 г.) и возвращения Бурбонов Дельфина постаралась определить сыночка в армию. Астольф пробыл среди вояк лишь несколько недель и был отправлен в отставку по причине неспособности к военному служению. Тогда мать упросила самого премьер-министра Франции принца Шарля-Мориса де Талейран-Перигора (Charles Maurice de Talleyrand-Périgord) взять Астольфа к себе на службу. Кюстин состоял при Талейране в дни Венского конгресса (осень 1814 – лето 1815 г.), на котором решалась судьба Западной Европы и определялись границы большинства современных государств. Это участие навсегда создало молодому человеку имидж талантливого дипломата. В действительности же Талейран остался весьма им не доволен и постарался избавиться от назойливого бездельника.
В дни Венского конгресса де Кюстин успел обрасти литературными связями, что для дипломата, вращавшегося среди переговорщиков, было не сложно. Маркизу удалось познакомиться и даже подружиться с поэтом Генрихом Гейне (Heinrich Heine), с писателем Карлом Августом Фарнгаген фон Энзе (Karl August Varnhagen von Ense) и его женой, одной из первых в истории писательниц-евреек Рахель Фарнгаген фон Энзе (Rahel Varnhagen von Ense). Это и впрямь примечательно – всю жизнь де Кюстин легче всего шёл на контакт с еврейской диаспорой стран, которые посещал.
Освободившись от какой-либо службы, маркиз увлёкся путешествиями и писанием рассказов о местах, где побывал. Он стал добротным литератором, даже претендовал на роль писателя, но до столь высокого уровня так и не дорос. В первые годы вольной жизни де Кюстин путешествовал по Швейцарии, Англии, Шотландии, Калабрии (юг Италии).
В 1821 г. мать настояла на том, чтобы Астольф женился на выбранной ею девице Леонтине де Сен-Симон де Куртоме (Léontine de Saint-Simon de Courtomer). Аристократка Леонтина была круглой сиротой, имела солидное состояние, да ещё и характером отличалась добрым и милым. Одна беда – болела чахоткой. Свадьба состоялась 15 мая 1821 г. Через год, в июне 1822 г. у молодой четы родился сын Ангерран (Enguerrand).
Тем же летом в дни непродолжительной поездки в Великобританию де Кюстин познакомился с молодым англичанином Эдуардом Сент-Барбом (Edward Saint-Barbe) из Гэмпшира. Парень был на четыре года младше маркиза и не имел достаточного состояния. Маркиз стал покровительствовать ему. Вряд ли они были любовниками. Скорее их можно назвать компаньонами. По жизни этот дуэт прошёл вместе, и разлучила их только кончина маркиза де Кюстина в 1857 г. Сент-Барб был с Астольфом во всех его злоключениях, дружил со всеми его любовниками, но не более. Правда, есть версия об их сексуальных отношениях. Её сторонники полагают, что богатенький де Кюстин законно выступал ведущей стороной в публичной жизни, но становился пассивом в сексуальных играх. В любом случае, домашними делами занимался Сент-Барб.
А потом, по словам самого маркиза, случилось нечто ужасное. В их доме на правах члена семьи жил старый аббат, некогда воспитавший дядю Кюстина – уже умершего брата матери. Аббат сошёл с ума и 6 января 1823 г., умирая, проклял всю семью де Кюстинов. Возможно потому, что оказался в курсе истинных отношений маркиза с его английским гостем. И почти сразу началась череда смертей. Через полгода умерла от чахотки Леонтина, следом сошла с ума и умерла кормилица Ангеррана, затем скончалась приживалка – подруга матери…
Астольф утверждал, что эти потрясения чувствительной души стали переломными – ему окончательно опротивели женщины, а сердце целиком обратилось к молодым мужчинам. Отношений с Сент-Барбом маркизу было мало. И Астольф ударился во все тяжкие – пошёл по солдатам.
В передрягу он попал почти сразу. Сказалась неопытность. В ночь на 28 октября 1824 г. де Кюстина нашли полураздетого, ограбленного и зверски избитого на дороге из Версаля в Сен-Дени. Маркиз был без сознания. Придя в себя, он заявил, что стал жертвой группы солдат. Преступников разыскали. Один из них сообщил, что избитый – педрила и получил поделом. Ведь он назначил солдату свидание, чтобы предаться любовным утехам с ним. А с педрилами иначе обращаться нельзя.
Астольф, само собой, всё отрицал. Что в действительности произошло той ночью и как маркиз попал в столь поздний час на глухую провинциальную дорогу, так и осталось не выясненным. Преступников отпустили, дело попытались было замять, но оно попало на страницы газет… С тех пор и до самой смерти злосчастный де Кюстин оставался самым знаменитым гомосексуалистом Европы первой половины XIX в. Пикантность столь грязной славе придавал тот факт, что де Кюстин был участником Венского конгресса!
На этом беды де Кюстина не закончились. В первых числах января 1826 г. умер маленький Ангерран. Дельфина де Сабран не смогла перенести смерть внука и через несколько месяцев последовала за ним. С тех пор из близких у Астольфа остался только Сент-Барб. Всеобщее презрение и насмешки за спиной и в лицо окончательно стали его уделом. Высшее общество Парижа маркиза отвергло. И только литературное сообщество, публично сторонясь, сочувствовало и старалось поддерживать изгоя. Особенно поощрял Астольфа в его публицистических трудах Оноре де Бальзак.
О постоянном психологическом состоянии маркиза рассказал в своих «Мемуарах» его современник французский писатель Филарет Шаль, описавший де Кюстина как «довольно полного и грузного мужчину, одетого прилично, без претензий». Он поражал «своими туманными речами, робкими остротами, великолепным знанием светских приличий, выдающим истинного дворянина, умением довести всё, что нужно, до сведения собеседника, мягким лукавством, великосветскими любезностями, которые пристали скорее юноше, нежели зрелому мужу, странной робостью и некиим сознанием собственной приниженности, уязвимости, которое плохо сочеталось с меткими репликами, философическими наблюдениями и смелыми замечаниями, сверкавшими среди этой густой смеси болезненной скромности, меланхолии, мистицизма и низменной чувственности. Рассказчик и говорун он был бесподобный. Речи его не грешили ни излишней тяжеловесностью, ни излишним блеском. Час пролетел, как одна минута, и он удалился бесшумно, как человек XVIII столетия. Графиня посмотрела на свою ручку и легонько тряхнула ею: “Бедняга маркиз, – сказала она, – он очарователен, но я терпеть не могу его рукопожатий. Они мне отвратительны”.– “Отчего же?” – “Его рука не жмёт, а липнет”. – “Он говорит великолепно, его речь – истинный фейерверк”. – “Который тонет в воде, – продолжила графиня. – Тут такие печальные глубины, такие тёмные пропасти! Это Кюстин”. – “Ах вот оно что!” – произнёс я. Услышав моё восклицание, графиня улыбнулась».
О любовниках де Кюстина история умалчивает. Известно, что они были, что очень досаждали бедняге Сент-Барбу – со временем он всё более впадал в материальную зависимость от маркиза, но одновременно старел. В любой момент какой-нибудь юный красавчик мог выставить Сент-Барба нищим на улицу. По крайней мере, так рассуждал англичанин всякий раз, когда у де Кюстина появлялся новый фаворит. И старался понравиться этому фавориту. Не завидная судьба.
Игнаций Гуровский. Гравюра XIX в.
Самым знаменитым возлюбленным де Кюстина стал польский аристократ Игнаций Гуровский (Ignace Gurowski). В конце ноября 1830 г. в Царстве Польском вспыхнуло антирусское восстание. По мере его подавления многие обедневшие польские аристократы эмигрировали во Францию. Осели они преимущественно в Париже. В их числе был граф Адам Гуровский (Adam Gurowski) – до эмиграции ярый ненавистник России и всего русского. Адам обладал бойким литературным слогом, и весь свой талант он употреблял для поношения русского мира. Несколько десятилетий после разгрома Наполеона во Франции на писания такого рода был особый спрос. Но в эмиграции Гуровский пересмотрел свои взгляды и круто повернулся лицом к России, признав её центром панславизма. В конце 1830-х гг. Николай I простил бунтовщика и разрешил ему вернуться на родину. Правда, Гуровский там не прижился и эмигрировал в Америку.
У графа имелся младший брат – граф Игнаций Гуровский, такой же ярый ненавистник России и русских. До восстания он учился в Варшавском университете, а затем эмигрировал в Германию и продолжил обучение в Гейдельбергском университете.
По окончании обучения в 1834 г. Игнаций перебрался к старшему брату в Париж. На то время ему исполнилось двадцать два года, был он свеж, элегантен, красив красотой своего времени. Ведь у каждого времени есть свои стандарты красоты.
Маркиз де Кюстин не упускал случая, чтобы познакомиться с красивыми молодыми людьми. Завёл он знакомство и с Гуровским. Поляк пришёлся ему по сердцу, и Астольф решил взять на себя заботу о «несчастном» вынужденном беглеце от злобного русского царя.
Нищий Игнаций был не против такого меценатства. Уже в первой половине 1835 г. он переехал в дом де Кюстина и оставался на его содержании многие годы. Обычно говорят «дом де Кюстина и Сент-Барба», но что перенёс последний за время пребывания у него под боком молодого энергичного парня-соперника, можно только предположить. Как бы там ни было, склочный Париж прозвал их совместное житьё «menage a troisa» – «жизнь втроём», что означало «секс втроём». Агент правительства Николая I во Франции тайный советник Я. Н. Толстой доносил из Парижа шефу Третьего отделения, графу А. Х. Бенкендорфу: «Этот г-н Гуровский внушил г-ну де Кюстину гнусную страсть; он жил в его доме, распоряжался всем, как хозяин, и всецело подчинил покровителя своему влиянию: здесь его прозвали маркизой де Кюстин…».
В данном месте надо сделать маленькое отступление и разобраться в вопросе: кем был Игнаций для де Кюстина? Если судить по его последующей жизни, то ни гомосексуалистом, ни бисексуалом молодой человек не являлся. Видимо, в данном случае мы имеем дело с особой вариацией проституции гетеросексуала, который, зная о наклонностях партнера, позволяет заботиться о себе, подыгрывает в спектакле «шкодливое дитя и заботливый папик». Нечто подобное описал Фрейд в своём исследовании «Леонардо да Винчи» с единственной разницей – у Фрейда объект заботы действительно не знает о сублимации «папика», т. е. о проституции речи нет.
Похожие на де Кюстин – Гуровский дуэты известны в истории. К примеру, это английский король Яков I – герцог Бэкингем (знакомый всем по роману А. Дюма – О. Маке «Три мушкетёра») или Л. Геккерен – Ж. Дантес. Кстати, отношения Геккерена и Дантеса развивались почти в одно время и почти в одной общественной среде, что у де Кюстина и Гуровского. Разве что Гуровский никого не убивал на дуэли, но в светском обществе Европы оба любимчика достигли равных социальных высот.
Невозможно с точностью сказать, до какого уровня интимности дошли отношения де Кюстина и Гуровского. Либо маркиз удовлетворился заботой о своём фаворите, либо молодой человек предоставил ему своё тело для облизывания (включая минет). Всё это следует считать видами проституции гетеросексуала, поскольку сам объект никакого влечения и никаких положительных эмоций явно не испытывал, он лишь успешно подавлял в себе любые позывы к брезгливости или отвращению. Если же Гуровский тем или иным образом совокуплялся с партнёром – либо сам входил в него (минет не в счёт), либо позволял входить в себя – то здесь уже речь следует вести о гомосексуальных отношениях. Поскольку точной информации о таких делах история никогда не сохраняет, а, повторюсь, вся последующая жизнь Гуровского является образцовой жизнью семьянина, можно с великой долей уверенности утверждать, что молодой гетеросексуал помаленьку проституировал при размякшем душой богатом гомосексуале де Кюстине.
Как это довольно часто бывает, очень скоро «папик» – маркиз озаботился личной жизнью подопечного и постарался пристроить его на хорошее доходное место и подыскать ему достойную невесту. Сделать это оказалось не легко, поскольку характер у Игнация был вздорный и привередливый.
Ещё до знакомства с Гуровским де Кюстин вращался в кругах польских эмигрантов. Среди его знакомых было много знаменитостей, в их числе политический лидер Польши князь Адам Чарторыйский, поэт Адам Мицкевич, композитор Фредерик Шопен, жена Бальзака – Эвелина Ганская и др. Так что русофобии он наслушался сверх меры и заранее настроился против страны и народа, куда собрался в 1838 г. Игнацию пожелалось вернуть своё польское имение, арестованное в ходе антирусского восстания. Хлопотать за него взялся добрый «папик».
Выехали в мае 1839 г. втроём – маркиз де Кюстин, граф Игнаций Гуровский и итальянец-слуга маркиза Антонио. Игнаций проводил «папика» до границы с Германией и остался во Франции – в Россию дорога ему была закрыта. Правда, высказывается мнение, будто Игнаций должен был ехать в Россию вопреки всему, но закапризничал, закатил де Кюстину скандал и вернулся в Париж. Как бы там ни было, дальнейшее путешествие маркиз проделал в сопровождении Антонио.
Нет надобности пересказывать содержание книги де Кюстина о путешествии в империю. Достаточно отметить, что в России он общался преимущественно (если не сказать исключительно) с либеральным дворянством. Чтобы стало понятно, о чём речь, приведу единственный наглядный пример. Либеральный дворянин Пётр Яковлевич Чаадаев собрался попутешествовать по цивилизованному миру и пообщаться со светилами западноевропейской передовой философии. Наличности у него не хватало, и за здоровье своё Пётр Яковлевич шибко беспокоился. Потому приказал он собрать по его крепостным деревням всех здоровых крестьянских парней и продать. На полученные средства Чаадаев купил себе здоровенную, бешено дорогую карету-колымагу и путешествовал лёжа, аки падишах. Пообщался мыслитель в Германии – с великим философом Фридрихом Шеллингом, во Франции – с христианским социалистом Робером Ламенне, со множеством прогрессивных мыслителей западного мира помельче. На обратном пути изрядно надоевшая колымага была брошена на произвол местных жителей, а владелец её налегке вернулся домой и затребовал денег у управляющих его обезлюдевшими деревнями. Получив оброчные деньги, Чаадаев сел писать философические труды о том, как хорош зарубежный воздух свободы и как скверно жить в России. Такова суть и природа либеральной интеллигенции в нашем Отечестве.
Приходится признать, что даже либералы приняли француза весьма прохладно, что уж говорить о традиционалистах. Маркизу в Росси постоянно было не уютно и тягостно. Это заметно на каждой странице его «России в 1839 г.».
Портрет императора Николая I. 1843 г. Художник В. Голике
Всё время пребывания в самодержавной империи де Кюстен трепетал в ожидании, когда его арестуют. За что? Он и сам не знал. Это уже в нашей аристократической среде запустили слух, будто маркиз с первого взгляда влюбился в Николая I и кривлялся как мог, чтобы добиться от царя взаимности. Вот уж преступление – так преступление! Впрочем, это из серии анекдотов. А вот сам Астольф описал своё состояние во время экскурсионной поездки в Шлиссельбургскую крепость, в которую он напросился. Всю дорогу экскурсант размышлял: «А что если карета так и не остановится и будет ехать до какого-нибудь места ссылки в Сибири? Ведь в Петербурге легко могут сказать, что я свалился в реку и утонул. И никто ничего не узнает!»
26 сентября 1839 г. маркиз де Кюстин пересёк российско-прусскую границу и въехал в город Тильзит. Мучительная поездка в страшную страну закончилась безрезультатно. Путешественник несколько раз пытался обсудить с высшими сановниками и даже с императрицей Александрой Фёдоровной вопрос о возвращении имения графу Игнацию Гуровскому, но всякий раз собеседники ловко уводили разговор в сторону. Николай I явно не желал поощрять разврат и уж тем более увидеть при петербургском дворе скомпрометированного связью с геем поляка.
По возвращении маркиз озаботился своим здоровьем и задержался на курорте в Германии. И правильно сделал. Когда де Кюстин вернулся в Париж, его ожидали Сент-Барб и Игнаций. Поляк уже забыл о России – он желал жениться. Выбор молодого человека пал на блиставшую на сцене «Комеди Франсез» трагическую актрису Рашель, имя которой уже второй год гремело по всей Европе. Хлопотать за любимца взялся безотказный «папик».
Более месяца маркиз каждый вечер настойчиво приходил за кулисы и уговаривал, уговаривал, уговаривал… Пока Рашель не выгнала его прочь, заявив прямым текстом, что у неё достаточно поклонников – богатых, знатных, молодых, и что она не намерена связывать свою судьбу с подстилкой содомита.
Отказ актрисы более огорчил де Кюстина. К тому времени у Гуровского уже наметилась новая любовь – графа представили племяннице испанского короля Фердинанда VII инфанте Изабелле Фернанде де Бурбон (Isabel Fernanda de Borbón). Между молодыми людьми вспыхнула настоящая страсть.
Беспокоился о них маркиз. Летом 1840 г. он вновь отправился на воды в Германию, прихватив с собою Игнация. Там де Кюстин нашёл возможность представить своего протеже российской императрице Александре Фёдоровне, также поправлявшей здоровье на водах в Эмсе сразу после похорон её горячо любимого отца. Приветливая императрица доброжелательно отнеслась к молодому эмигранту и, возможно, могла бы похлопотать о возвращении ему имения, но дальнейшие события разрушили все планы де Кюстина.
Гуровский самостоятельно посватался к инфанте. Начался скандал, в который вмешались родители и другие родственники Изабеллы, а также пэры Франции. Игнаций не нашёл ничего лучшего, как побить одного из пэров за попытку чинить препятствие их с Изабеллой браку. Был новый скандал, из которого шалопая выручил де Кюстин. Затем последовали ещё несколько скандалов. Дрязги продолжалось бы неизвестно какое время, если бы родители Изабеллы не отправили рыдающую девицу в монастырь. В ночь на 8 мая 1841 г. Игнаций выкрал возлюбленную, и они без гроша в кармане удрали в Брюссель, где и обвенчались. Поляк стал членом фамилии испанских Бурбонов, т. е. родичем большинства монархов Европы.
Родичи с ходу отказались поддержать новоиспечённую молодую семью. Комичность ситуации определялась тем, что во главе испанских Бурбонов стояла тогда королева Изабелла II (Isabel II de España) – развратная толстушка, выданная замуж за собственного двоюродного брата-импотента Франсиско де Асиса (Francisco de Asís de Borbón). Не взирая на неспособность мужа к деторождению, королева каждые два-три года рожала ребёнка, всякий раз от другого мужчины, а Франсиско неизменно признавал детей своими. О многочисленных беременностях королевы Изабеллы II немецкий писатель Георг Борн (George F. Born) рассказал в романе «Изабелла, или Тайны мадридского двора». Выражение «тайны мадридского двора» стало крылатым и означает скорое разоблачение какой-либо тайны, которую никто особо хранить и не намерен. И вот это знаменитое на весь мир своим распутством семейство взялось клеймить за разврат живших в законном браке инфанту Изабеллу и графа Игнация (с маркизом де Кюстином заодно).
В октябре 1841 г., когда новость о побеге инфанты и графа была убедительно подтверждена в Петербурге, Николай I приказал окончательно конфисковать имение Гуровского в пользу царской казны. Игнаций остался без каких-либо перспектив на безбедное существование.
Ссужать беглецов деньгами согласился лишь добрый «папик». Впрочем, продолжалось это не долго. Когда инфанта начала рожать (всего Изабелла родила восемь детей, из которых дожили до совершеннолетия только четверо), семья Гуровского была прощена Изабеллой II. Баловникам было положено достойное содержание, Игнация возвели в звание гранда 1-ой степени и назначили представителем испанских Бурбонов при французском императоре Наполеоне III.
Осенью того же 1841 г. маркиз де Кюстин в отместку за конфискацию имения Игнация Гуровского приступил к написанию главного труда своей жизни. За год работы было сочинено 1800 страниц текста. Четыре тома книги увидели свет в мае 1843 г. И к маркизу пришла скромная, но шумная слава. Западные интеллектуалы приветствовали «Россию в 1839 году», российский двор негодовал. И не удивительно. Книга эта определила основные направления клеветы на русский народ и российскую власть. Впервые в истории маркиз по непонятным ему же причинам объявил Россию «тюрьмой народов», точно указав направление главного удара по русскому миру. Вот уже скоро двести лет вся антирусская идеологическая война ведётся по канонам, выработанным маркизом де Кюстином в книге «Россия в 1839 г.». Долбили по целостности нашей страны согласно канонам де Кюстина и идеологи Гитлера – Геббельса, долбят по ней согласно установкам де Кюстина и современные организаторы перестройки и развала СССР.
После русофобской книги Кюстин написал роман, который успехом не пользовался и мало нам интересен. Далее маркиз совершил ряд путешествий по Европе, преимущественно в Италию, о чем написал соответствующие заметки.
С Гуровским они более не виделись. При этом оба радостно приветствовали Крымскую катастрофу Российской империи и смерть императора Николая I, расценив случившееся как Божью кару России и русскому народу за мучения поляков.
К середине 1850-х гг. имущественное положение де Кюстина расстроилось. Ему пришлось продать дом в Париже и переехать в своё загородное имение Сен-Гратьен. Через месяц после переезда маркиз Астольф де Кюстен скоропостижно умер. Случилось это 25 сентября 1857 г. Всю свою собственность он завещал дорогому Эдуарду Сент-Барбу, который в свою очередь умер через год после кончины его доброго друга, в октябре 1858 г. Он успел исполнить последнюю волю Астольфа – сжёг все его рукописи.
Часовня Сент-Обен-сюр-Окенвиль, в которой погребён прах маркиза Астольфа де Кюстина